— Значит, сейчас она принадлежит мисс О'Шонесси?
   — Разве что как моему агенту...
   Спейд произнес ироничное «О!».
   Гутман, глядя задумчиво на пробку от бутылки виски, которую он держал в руках, спросил:
   — Вы совершенно уверены, что птица сейчас у нее?
   — Уверен.
   — Где?
   — Я точно не знаю.
   Толстяк с громким стуком поставил бутылку на стол.
   — Но вы же сказали, что знаете, — произнес он протестующе.
   Спейд беззаботно махнул рукой.
   — Я имел в виду, что знаю, где взять ее, когда придет время.
   — И возьмете? — спроеил Гутман.
   — Да.
   — Где?
   Спейд ухмыльнулся и сказал:
   — Оставьте это мне. Это моя забота.
   — Когда?
   — Когда буду готов.
   Толстяк сжал губы и спросил, улыбаясь, — лишь наметанный взгляд сумел бы заметить его обеспокоенность:
   — Мистер Спейд, где сейчас мисс О'Шонесси?
   — В моих руках, я нашел для нее очень надежное убежище.
   Гутман улыбнулся одобрительно.
   — Значит, все в порядке, сэр, — сказал он. — И прежде чем мы приступим к обсуждению финансовых проблем, ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос: как скоро вы сможете или, если угодно, соблаговолите получить сокола?
   — Через пару дней.
   Толстяк кивнул.
   — Это нормально. Мы... Но я совершенно забыл о своих хозяйских обязанностях. — Он повернулся к столу, налил виски, добавил в него воду из сифона, один стакан поставил около локтя Спейда, а другой поднял. — Итак, сэр, выпьем за хорошую сделку и приличную прибыль, которой бы хватило и на вас, и на меня.
   Они выпили. Толстяк сел. Спейд спросил:
   — Что вы считаете хорошей сделкой?
   Гутман подержал свой стакан против света, любовно его разглядывая, отпил еще один большой глоток и сказал:
   — У меня есть два предложения, сэр, и оба они хороши. Выбирать вам. Или я даю вам двадцать пять тысяч долларов сразу по получении от вас сокола и еще двадцать пять тысяч, как только добираюсь до Нью-Йорка; или вы получаете от меня четверть — двадцать пять процентов — того, что я выручу за сокола. Выбирайте: пятьдесят тысяч долларов почти немедленно или же сумма гораздо больше через, скажем, пару месяцев.
   Спейд выпил виски и спросил:
   — Насколько больше?
   — Гораздо больше, — повторил толстяк. — Кто знает насколько? Сто тысяч, четверть миллиона? Поверите ли вы, если я назову сумму, которую считаю минимальной?
   — А почему бы и нет?
   Толстяк облизал губы и снова перешел на мурлыкающий шепот:
   — Что вы скажете, сэр, если я назову полмиллиона?
   Спейд прищурился.
   — Значит, вы думаете, что эта штуковина стоит два миллиона?
   Гутман улыбался невозмутимо.
   — Пользуясь вашими словами, а почему бы и нет?
   Спейд осушил свой стакан и поставил его на стол. Взял сигару в рот, вынул, посмотрел на нее и снова сунул ее в рот. Его желто-серые глаза слегка помутнели. Он сказал:
   — Это дьявольская прорва денег.
   Толстяк согласился:
   — Это дьявольская прорва денег. — Он наклонился вперед и похлопал Спейда по коленке. — Учтите, что я назвал абсолютный минимум, или Харилаос Константинидис — законченный идиот, каковым, смею заверить, он не был.
   Спейд снова вынул сигару изо рта, посмотрел на нее с мрачным отвращением и положил в пепельницу. Закрыл еще более помутневшие глаза, с трудом открыл их снова. Сказал:
   — Хорош минимум, а? А... а максимум?
   — Максимум? — Гутман повернул свою руку ладонью вверх. — Я отказываюсь строить догадки. Рискую прослыть сумасшедшим. Не знаю. Невозможно даже представить, насколько высоко может подняться цена этой птицы, — это, пожалуй, единственное, что можно утверждать наверняка.
   Спейд с трудом закрыл рот, едва справившись с безвольно отвисшей нижней губой. Недоуменно потряс головой. В его глазах на миг появилось выражение страха, но его тут же смыло густеющей мутью, застилавшей взор. Опираясь на ручки кресла, он поднялся на ноги. Снова потряс головой и сделал неуверенный шаг вперед. Хрипло засмеялся и пробормотал:
   — Будь ты проклят.
   Гутман вскочил, отбросив кресло в сторону. Его округлости подрагивали. На маслянистом розовом лице маленькими дырочками темнели глаза.
   Спейд мотал головой из стороны в сторону, пока его безжизненные глаза не остановились на двери. Он сделал еще один неуверенный шаг.
   Толстяк резко выкрикнул: «Уилмер!»
   Дверь открылась, и появился мальчишка.
   Спейд сделал третий шаг. Лицо его посерело. Четвертый шаг он делал уже на согнутых ногах, мутные глаза его почти закрылись. Он шагнул в пятый раз.
   Мальчишка подошел к Спейду и остановился чуть сбоку. Правую руку он держал за пазухой. Уголки губ подергивались.
   Спейд сумел сделать шестой шаг.
   Мальчишка выставил свою ногу на пути Спейда. Спейд споткнулся и грохнулся навзничь. Мальчишка, не вынимая правой руки из-за пазухи, бросил взгляд на Спейда. Спейд силился встать. Мальчишка отвел правую ногу далеко назад и со всей силы ударил Спейда в висок. Удар перевернул Спейда на бок. Он еще раз попытался встать, не смог и провалился в сон.

Глава 14
«Ла Палома»

   Выйдя из лифта и свернув в коридор, Спейд увидел, что сквозь матовое стекло двери, ведущей в его контору, пробивается желтый свет. Было начало седьмого утра. Он резко остановился, сжал губы и, оглядевшись, бесшумно приблизился к двери широкими шагами.
   Положив руку на набалдашник дверной ручки, он осторожно повернул ее до упора: дверь была заперта. Не отпуская ручки, он сменил руку. Правой рукой он аккуратно и беззвучно вынул связку ключей из кармана. Отделив нужный ключ, он вставил его в замок. Бесшумно. Глубоко вздохнул, раскрыл дверь и вошел.
   Эффи Перин спала за своим столом, положив голову на руки. На ней было пальто, а сверху она набросила на себя еще и плащ Спейда.
   Спейд, ухмыльнувшись, выдохнул, закрыл дверь и направился к своему кабинету. Кабинет был пуст. Он подошел к девушке и положил руку на ее плечо.
   Она пошевелилась, с трудом подняла голову, веки ее дрогнули. Вдруг она села прямо и широко открыла глаза. Увидела Спейда, улыбнулась, протерла глаза:
   — Ты все-таки вернулся? Который час?
   — Шесть утра. Что ты здесь делаешь?
   Она поежилась, натянула поплотнее плащ и зевнула.
   —Ты сам сказал, чтобы я не уходила до твоего возвращения или телефонного звонка.
   — Ах, вот оно что, ты, оказывается, сестра того мальчишки, который не покидал горящий корабль, потому что дал «честное слово».
   — Я не собиралась... — Она замолчала и резко встала — плащ сполз с ее плеч на кресло. Встревоженно посмотрев на его висок, она воскликнула:
   — Что с твоей головой? Что случилось?
   Его правый висок вспух и почернел.
   — Я даже не знаю, то ли меня избили, то ли я ударился при падении. Ничего серьезного, но болит дьявольски. — Он притронулся к ране пальцами, скривился, мрачно ухмыльнулся сквозь гримасу и пояснил: — Я пошел в гости, там меня накачали наркотиками, и я пришел в себя через двенадцать часов на полу в мужском туалете.
   Она протянула руку и сняла с него шляпу.
   — Ужасно, — сказала она. — Такую рану на голове надо обязательно показать врачу.
   — Ерунда, она только на вид страшная такая; правда, башка раскалывается, но, скорее всего, от дряни, которой меня напоили. — Он подошел к умывальнику в углу комнаты, открыл кран и подержал носовой платок под струей холодной воды.
   — Какие новости?
   — Ты нашел мисс О'Шонесси, Сэм?
   — Еще нет. Какие новости?
   — Звонили из окружной прокуратуры. Тебя вызывают туда.
   — К самому прокурору?
   — Да, так я поняла. Кроме того, приходил мальчишка, он просил передать, что мистер Гутман будет рад поговорить с тобой еще до половины шестого.
   Спейд закрыл кран, отжал воду из платка и отошел к столу, прижимая платок к виску.
   — Знаю, — сказал он. — Я встретил мальчишку внизу, а разговор с Гутманом кончился для меня вот этим.
   — Это тот самый Г., что звонил тебе, Сэм?
   — Да.
   — И что?..
   Спейд смотрел на девушку невидящим взором и говорил словно бы сам с собой:
   — Ему надо то, что, как он считает, я могу добыть. Я сумел внушить ему, что помешаю завладеть этой вещью, если он не заключит со мной сделки до половины шестого. Затем... угу... точно... после того, как я сказал ему, что необходимо подождать еще пару дней, он и накормил меня этой гадостью. Едва ли он хотел убить меня. Он, конечно, понимал, что я приду в себя часов через десять -двенадцать. Значит, скорее всего, он собирался заполучить эту вещь за это время без моей помощи. — Спейд нахмурился. — Надеюсь, черт возьми, что он ошибся. — Он стряхнул с себя задумчивость. — Никаких вестей от О'Шонесси?
   Девушка покачала головой и спросила:
   — Все это как-то связано с ней?
   — Как-то связано.
   — Эта вещь, которую он ищет, принадлежит ей?
   — Ей или королю Испании. Радость моя, у тебя, кажется, есть дядя, который преподает в университете историю или что-то в этом роде?
   — Кузен. Ну и что?
   — Если мы доверим ему историческую тайну четырехвековой давности, как ты думаешь, сможет он какое-то время держать ее при себе?
   — Да, он очень приличный человек.
   — Прекрасно. Тогда бери карандаш и бумагу.
   Она взяла то и другое и села в свое кресло. Спейд снова намочил платок холодной водой и, прижимая его к виску, встал перед ней и продиктовал ей историю о соколе в том виде, в каком он услышал ее от Гутмана, начиная с дара Карла ордену госпитальеров до прибытия уже покрытой эмалью птицы в Париж вместе с карлистами. Он запинался на именах и иностранных названиях упоминавшихся Гутманом работ; но все-таки сумел произнести их достаточно похоже. Остальной текст он повторил с точностью, которая отличает только очень опытных репортеров.
   Когда он закончил, девушка подняла на него свое раскрасневшееся личико и улыбнулась.
   — Ужасно интересно, — сказала она. — Это...
   — Или ужасно странно. Прочитай рассказ своему кузену, и спроси, что он обо всем этом думает. Доводилось ли ему сталкиваться с чем-нибудь, имеющим отношение к этой истории? Похожа ли она на правду? И, наконец, возможна ли она? Или это чистейшая выдумка? Если ему требуется время — пусть думает, но его предварительную оценку мне необходимо знать немедленно. И, ради бога, пускай он держит язык за зубами.
   — Я еду сейчас же, — сказала она, — а ты отправляйся к врачу и покажи ему свою голову.
   — Сначала мы позавтракаем.
   — Нет, я поем в Беркли. Мне не терпится узнать, что Тед думает об этом.
   — Хорошо, — сказал Спейд, — только не рыдай, если он поднимет тебя на смех.
   Не спеша позавтракав в «Паласе» и прочитав обе утренние газеты, Спейд пошел домой, побрился, принял ванну, потер льдом синяк на виске и надел свежий костюм.
   Потом отправился на квартиру Бриджид О'Шонесси в пансионе «Коронет». Там он никого не нашел. Со времени его последнего визита ничего не изменилось.
   Оттуда Спейд пошел в «Александрию». Гутмана в отеле не было. Не было и его спутников. Спейд выяснил, что вместе с толстяком живут его секретарь Уилмер Кук и дочь Реа, невысокая, кареглазая, светловолосая девушка лет семнадцати, по мнению обслуживающего персонала — красавица. Спейду сказали, что Гутман и компания прибыли из Нью-Йорка десять дней назад и из отеля пока не выехали.
   Из «Александрии» Спейд отправился в «Бельведер» и застал местного детектива в кафе.
   — Доброе утро, Сэм. Садись, перекуси. — Детектив уставился на висок Спейда. — Боже, кто тебя так отделал?
   — Спасибо, я уже позавтракал, — сказал Спейд, садясь, а затем, имея в виду свой висок, добавил: — Он только выглядит так страшно. Как ведет себя мой Кэйро?
   — Он ушел вчера спустя полчаса после тебя, и с тех пор я его не видел. Сегодня он снова не ночевал в отеле.
   — Совсем от рук отбился.
   — Да, один в таком большом городе... Кто поставил тебе синяк, Сэм?
   — Не Кэйро. — Спейд внимательно разглядывал серебряную крышку, прикрывавшую тарелку с тостами. — Мы сможем осмотреть его комнату, пока он гуляет?
   — Попробуем. Ты же знаешь, для тебя я все сделаю. — Люк отодвинул от себя чашку кофе, поставил локти на стол и, прищурившись, посмотрел на Спейда. — Но сдается, что ты мне не всегда платишь той же монетой. Скажи честно, что числится за этим парнем, Сэм? Я тебя никогда не подводил.
   Спейд оторвал взгляд от серебряной крышки. Его ясные глаза буквально лучились искренностью.
   — Знаю, ты надежный парень, — сказал он. — Я от тебя ничего не скрываю. Сразу все выложу начистоту. Я делаю для него кое-какую работенку, но у него есть друзья, которые мне не нравятся, вот поэтому и приходится за ним приглядывать.
   — Мальчишка, которого мы выгнали вчера, — один из них?
   — Да, Люк, ты угадал.
   — И Майлза прикончил тоже один из них?
   Спейд покачал головой.
   — Майлза убил Терзби.
   — А кто убил Терзби? Спейд улыбнулся.
   — Это, кажется, секрет, но тебе я скажу по-приятельски: Терзби, если верить полиции, убил я.
   Люк крякнул и встал со словами:
   — Никогда не поймешь, что у тебя на уме, Сэм. Пойдем, заглянем в его номер.
   Перед тем как подняться наверх, они задержались около портье и Люк договорился, чтобы им позвонили, как только появится Кэйро. Кровать Кэйро была аккуратно застелена, но, судя по бумаге в корзине для мусора, неровно задернутым занавесям и паре мятых полотенец в ванной, горничная еще в номере не убирала.
   Багаж Кэйро состоял из квадратного чемодана, саквояжа и кожаной сумки. Ванная комната была набита косметикой: коробочки, жестяночки, баночки, пузырьки с пудрой, кремом, мазями, духами, лосьонами и помадами. В шкафу, над тремя парами тщательно вычищенных туфель, висели два костюма и плащ.
   Саквояж и сумка были не заперты. Пока Спейд осматривал остальные вещи, Люк отпер замки чемодана.
   — Пока пусто, — заметил Спейд, копаясь в саквояже. И в чемодане ничего интересного они не обнаружили.
   — А что мы ищем? — спросил Люк, запирая чемодан.
   — Ничего конкретно. Он говорит, что приехал сюда из Константинополя. Я хочу проверить, так ли это. Пока не нашел ничего, что бы противоречило этому утверждению.
   — Чем он занимается?
   Спейд покачал головой.
   — Меня интересует другое. — Он пересек комнату и наклонился над корзиной для мусора. — Это наш последний шанс. Спейд извлек из корзины газету. Глаза его просветлели, когда он увидел, что это вчерашний номер газеты «Колл». Газета была свернута рекламной полосой наружу. Ничего примечательного на этой полосе Спейд не нашел.
   Развернув газету, он принялся рассматривать страницу, на которой печатались экономические новости, расписание прибытия судов, прогнозы погоды, сведения о новорожденных, бракосочетаниях, разводах и некрологи. В нижнем левом углу было оторвано не менее двух дюймов второй колонки.
   Над линией обрыва была короткая заметка «Сегодня прибывают»:
   О час. 20 мин. — «Капак» из Астории.
   5 час. 05 мин. — «Хелен П. Дрю» из Гринвуда.
   5 час. 06 мин. — «Альбарадо» из Бандона.
   Линия обрыва проходила по следующей строчке, на которой можно было разобрать только слова «из Сиднея».
   Спейд положил газету на стол и снова заглянул в мусорную корзину. Он нашел там клочок оберточной бумаги, обрывок бечевки, два ярлыка от трикотажного белья, чек из галантерейного магазина за полдюжины пар носков и, на самом дне, обрывок газеты, свернутый в маленький шарик.
   Он осторожно расправил шарик, разровнял его на столе и подставил на место оторванной части газеты. Обрывок совершенно точно подошел, за исключением полудюймового клочочка сверху, сразу вслед за словами «из Сиднея», на котором вполне могли бы поместиться сведения о прибытии шести-семи судов. Спейд перевернул страницу и убедился, что тыльная сторона отсутствующего клочка содержала бессмысленные обрывки биржевой рекламы.
   Люк, заглядывая через его плечо, спросил:
   — Чего нашел?
   — Кажется, наш джентльмен интересуется пароходами.
   — Но законом это вроде не запрещается, — произнес Люк, глядя, как Спейд сворачивает газету и засовывает ее в карман пиджака. — Все посмотрел?
   — Да. Большое спасибо, Люк. Позвонишь мне, когда он вернется?
   — Конечно.
   В редакции газеты «Колл» Спейд купил вчерашний номер, открыл газету на странице с расписанием прибытия пароходов и сравнил его с вынутым из мусорной корзины Кэйро. Оторванная часть расписания содержала следующее:
   5 час. 17 мин. — «Таити» из Сиднея и Папэете.
   6 час. 05 мин. — «Адмирал Пиплз» из Астории.
   8 час. 05 мин. — «Ла Палома» из Гонконга.
   8 час. 07 мин. — «Кэддопик» из Сан-Педро.
   8 час. 17 мин. — «Сильверадо» из Сан-Педро.
   9 час. 03 мин. — «Дейзи Грей» из Сиэтла.
   Он медленно прочитал список, подчеркнул ногтем «Гонконг», вырезал расписание из газеты перочинным ножом, выбросил остатки новой газеты и страницу из газеты Кэйро в мусорную корзину и вернулся к себе в контору.
   Там он сел за свой стол, достал телефонный справочник и поднял трубку:
   — Кирни — один — четыре — ноль — один, пожалуйста... К какому причалу пришвартовалась «Палома», пришедшая вчера утром из Гонконга? — Он повторил вопрос. — Спасибо.
   Подержал большой палец на рычаге телефонного аппарата, отпустил рычаг и сказал в трубку:
   — Давенпорт — два — ноль — два — ноль, пожалуйста... Сыскной отдел, пожалуйста... Будьте добры, попросите сержанта Полхауса..... Спасибо... Привет, Том, это Сэм Спейд... Да, я пытался дозвониться тебе вчера... Конечно, давай пообедаем вместе... Хорошо.
   Не отрывая трубку от уха, он снова нажал пальцем на рычаг.
   — Давенпорт — ноль — один — семь — ноль... Здравствуйте, это Сэмюэл Спейд. Мой секретарь сообщил мне, что вчера от вас звонили — мистер Брайан хочет видеть меня. Узнайте, пожалуйста, какое время ему удобно. Да, Спейд. С-п-е-й-д. — Длинная пауза. — Да... Полчаса третьего? Хорошо. Спасибо.
   Он назвал еще один номер и сказал:
   — Здравствуй, дорогая, соедини меня с Сидом... Привет, Сид, это Сэм. Окружной прокурор назначил мне сегодня свидание на половину третьего. Позвони мне — сюда или домой — около четырех, просто, чтобы убедиться, что у меня все в порядке... Плевал я на твой субботний гольф, я плачу тебе деньги за то, чтоб меня не упекли в тюрягу... Хорошо, Сид. Пока.
   Он отодвинул от себя телефон, зевнул, потянулся, дотронулся до больного виска, посмотрел на часы, свернул сигарету и курил в полудреме, пока не пришла Эффи Перин.
   Эффи Перин вошла улыбающаяся, раскрасневшаяся, с сияющими глазами.
   — Тед говорит, что такое возможно, — начала она свой отчет, — и надеется, что твоя история подтвердится. Он говорит, что в этой области он не специалист, но что все имена и даты верны и что фамилии и работы названных тобой авторов, по меньшей мере, не придуманы. Он даже разволновался.
   — Это прекрасно, если, конечно, волнение не мешает ему выносить трезвые суждения.
   — На Теда это совсем не похоже. Он прекрасный специалист.
   — Угу, вся семья Перин, как я вижу, прекрасные специалисты, включая тебя. Только зачем ты вымазала нос сажей?
   — Он не Перин, а Кристи, — она вытащила свое карманное зеркальце. — Это пятно, должно быть, от пожара. — Она стерла его уголком носового платка.
   — Энтузиазм семьи Перин — Кристи испепелил Беркли? — спросил он.
   Она сделала ему гримаску, припудривая нос розовой пуховкой.
   — Когда я возвращалась, в порту горел пароход. Буксиры тащили его в открытый океан, наш паром накрыло дымом. Спейд положил руки на подлокотники кресла.
   — Ты, случайно, не разглядела название парохода? — спросил он.
   — Разглядела. «Ла Палома». А в чем дело?
   Спейд печально улыбнулся:
   — Если бы я только знал, в чем дело, радость моя!

Глава 15
Каждый идиот...

   Спейд и сержант Полхаус ели студень из свиных ножек в немецком ресторанчике.
   Полхаус сказал, с трудом удерживая желе на вилке, которая застыла на полпути между тарелкой и ртом:
   — Послушай, Сэм! Забудь о прошлой ночи. Он был не прав, но ведь любой может потерять голову, если его взять в такой оборот.
   Спейд задумчиво смотрел на полицейского детектива.
   — Ты за этим меня позвал? — спросил он.
   Полхаус кивнул, положил желе в рот и проглотил его:
   — В основном, за этим.
   — Тебя Данди прислал?
   Полхаус скривил рот.
   — Ты же знаешь, что нет. Он такой же упрямый, как и ты.
   Спейд улыбнулся и покачал головой.
   — Нет, Том, не такой, — сказал он. — Он только в голову себе вбил, что такой же.
   Том ухмыльнулся и вонзил нож в свиную ножку.
   — Ты когда-нибудь повзрослеешь? — проворчал он. — Ну что ты на стенку лезешь? Тебя ж не покалечили! И, в конце концов, твоя взяла. Какой смысл зуб на него точить? Ты просто ждешь неприятностей на свою голову.
   Спейд аккуратно положил нож и вилку на тарелку и опустил руки на стол. От его легкой улыбки повеяло холодом.
   — Мне неприятностей искать не надо — о том, чтобы они у меня были, похоже, печется каждый фараон в этом городе.
   Румянец Полхауса стал заметнее. Он сказал:
   — И ты это мне говоришь!
   Спейд взял нож и вилку и снова принялся за еду. Полхаус ел молча.
   Наконец Спейд спросил:
   — Видел горящий пароход в бухте?
   — Видел дым. Будь человеком, Сэм. Данди не прав, и он знает это. Почему ты не хочешь спустить это дело на тормозах?
   — Может, мне следует найти его и спросить, не очень ли он ушиб свой кулак о мой подбородок?
   Полхаус со злостью впился зубами в свиную ножку.
   Спейд спросил:
   — Фил Арчер больше не заявлялся с новыми обвинениями?
   — О черт! Данди никогда и не думал, что ты убил Майлза, но не мог же он не проверить заявление Фила?! Ты бы сделал то же самое на его месте, сам знаешь.
   — Вот как? — В глазах Спейда мелькнул зловещий огонек. — Почему он вдруг решил, что Майлза убил не я? Почему ты считаешь, что Майлза убил не я? Или, может, ты этого не считаешь?
   И без того красное лицо Полхауса побагровело. Он сказал:
   — Майлза застрелил Терзби.
   — Это точно?
   — Да. Тот револьвер «уэбли» был его, а пуля, убившая Майлза, вылетела именно из того револьвера.
   — Ты уверен? — спросил Спейд.
   — Вполне, — ответил полицейский детектив. — Мальчишкапосыльный из отеля, где жил Терзби, заметил этот револьвер в его номере в то самое утро. На него нельзя было не обратить внимания — уж очень он необычный. Я таких раньше не видел. Ты же говорил, что их больше не производят. Невозможно, чтобы тут появился второй такой револьвер... и даже если бы появился, то куда тогда делся револьвер Терзби? А именно из него убили Майлза. — Детектив поднес кусок хлеба ко рту, но затем опустил руку и спросил: — Ты сказал, что видел такие револьверы раньше — где? — Он положил кусок хлеба в рот.
   — В Англии, до войны.
   — Точно, а я и забыл, что ты был там.
   Кивнув, Спейд сказал:
   — Тогда на моей совести остается только один Терзби.
   Потный багровый Полхаус заерзал на стуле.
   — Господи, неужели ты не можешь забыть об этом? — взмолился он. — Это чепуха. Ведь сам знаешь не хуже меня. Ты стал таким обидчивым, что, можно подумать, ты не работаешь сыщиком. Неужели ты никогда не обвинял невиновных в том, в чем мы обвинили тебя?
   — Ты хочешь сказать, попытались обвинить меня, Том, только попытались.
   Полхаус выругался вполголоса и набросился на остатки свиной ножки.
   Спейд сказал:
   — Хорошо. Ты знаешь, что это не так, и я знаю, что это не так. А что знает Данди?
   — Он тоже знает, что это не так.
   — Что это его вдруг осенило?
   — Ты же знаешь, Сэм, он никогда серьезно не считал, что... — Улыбка Спейда остановила Полхауса. Не закончив предложения, он сказал: — Мы кое-что нарыли о Терзби.
   — Вот как? И кто же он?
   Маленькие хитрые глазки Полхауса внимательно следили за выражением лица Спейда. Спейд раздраженно воскликнул:
   — Видит бог, вы, умники, намного преувеличиваете мою осведомленность.
   — Как бы не так, — проворчал Полхаус. — Впервые полиция столкнулась с ним в Сент-Луисе. Его там несколько раз брали за мелкие делишки, но поскольку он был из банды Игана, никого из них по-серьезному не трогали. Не знаю, почему он отказался от такого мощьного прикрытия, но в следующий раз его арестовали в Нью-Йорке за ограбление нескольких карточных притонов — его выдала его же девчонка — и прежде чем Фаллон помог бежать ему, он проторчал год в тюрьме. Через пару лет он сел ненадолго в Джолиете за избиение другой своей девчонки, но потом он связался с Дикси Монаханом и проблем с полицией у него больше не возникало: как брали, так и отпускали. В то время Дикси в игорном бизнесе Чикаго был такая же шишка, как и Ник Грек. Терзби стал телохранителем Дикси, и, когда Дикси перессорился с другими игроками из-за долга, который не мог или не хотел платить, Терзби убежал из города вместе со своим патроном. Это было года два назад — приблизительно в это время и закрыли гребной клуб «Ньюпорт Бич». Не знаю, чья это работа — Дикси или кого другого. Во всяком случае, с тех пор ни о Терзби, ни о Дикси до этого случая никто ничего не слышал.
   — Дикси нигде не выплывал? — спросил Спейд.
   Полхаус покачал головой.
   — Нет. — Его маленькие глазки смотрели испытующе. — Может, ты его видел или же знаешь кого-нибудь, кто видел его?
   Спейд откинулся на стуле и начал сворачивать сигарету.
   — Я не видел, — сказал он спокойно. — Я сам все это слышу впервые.
   — Как же, — фыркнул Полхаус.