Хенди Барб. Предатель крови

   Лисил подцепил один из гвоздиков ногтем. Гвоздик явственно зашатался. Магьер присела на корточки, а Лисил, вытряхнув из ременных ножен на запястье стилет, принялся острием клинка выдергивать бронзовые гвоздики. Ему пришлось вынуть только центральные ножки — и дно сундука открылось.
   Взору Лисила предстала стопка пергаментов. На верхнем был наскоро набросанный углем чертеж замка о четырех башнях. Ниже оказался план внутренних помещений того же замка. Часть линий немного смазалась, но чертеж хорошо читался, хотя был не закончен — кое-где в нем оставались очевидные пробелы.
   — Начерчено недавно, — сказал Лисил. — Во всяком случае, некоторые части.
   — Это замок Дармута? — спросила Магьер. — Зачем бы Брету понадобились чертежи замка?
   Лисил просмотрел остальные пергаменты. Их было восемь, и на каждом — чертеж той или иной части замка. Все чертежи были неполные, на последних трех и вовсе не оказалось почти ничего, кроме абриса внешних стен. Два чертежа изображали внутреннее устройство башен, и добавленные чернилами точки и черточки, судя по всему, отмечали обычные маршруты обхода часовых.
   — Есть вопрос и получше, — пробормотал Лисил едва слышно, будто говорил сам с собой. — Что общего между чертежами замка и встречей с анмаглахком?
   Ничего не ответив, Магьер коснулась ладонью его запястья.
   — Что ты намерен сделать?
   — Поговорить с Бретом. Посижу внизу, пока он не вернется.
   — Я подожду с тобой, — сказала она не терпящим возражений тоном.
   — При тебе он говорить не станет. Позови Винн и Мальца, и отправляйтесь спать. Я расскажу тебе все, что узнаю.
   Магьер стиснула его запястье, рывком развернула его к себе. Глаза ее бешено сверкали, но Лисил чувствовал, как дрожат ее пальцы. Сражаться с ее нравом у него сейчас не было ни сил, ни желания.
   — Сказано — выполняй! — рявкнул он. — Я знаю, что делаю, — в отличие от тебя.
   Магьер одарила его долгим взглядом... и, не проронив ни слова, развернулась и пошла к двери. Лисил свернул в трубку чертежи, сунул их за пазуху и вслед за Магьер спустился на первый этаж.
   Приказ прекратить поиски потряс Винн до глубины души. Она, само собой, принялась возражать, но Лисил без лишних подробностей объяснил, что предпочитает не раскатывать трактир по бревнышку, а поговорить с Бретом начистоту. Видно, было в его словах или в голосе нечто такое, что подействовало на упрямую Винн, — она молча кивнула и подчинилась. Чертежи Лисил ей показывать не стал, не то от нее точно не получилось бы избавиться. Магьер почти затолкала Мальца и Винн в их комнату и ушла сама, так ни разу и не оглянувшись на Лисила.
   Он прикрутил фитили масляных ламп и уселся в кресле недалеко от входа, чтобы наблюдать за дверью. И расстегнул ременные ножны на запястьях.
   Брету невдомек, сколь многому научили его отец и мать. В Веньеце нет и быть не может дружеских уз — есть только узы крови, да и то непрочные. Прочие люди делятся на тех, кто тебя еще не предал, и тех, кого еще не предал ты.
   Помидорка и Картошик сладко спали, устроившись на кровати, так что компанию Винн в этот поздний час составил только Малец. Девушка сидела, скрестив ноги, на плетеном коврике и терпеливо вычесывала пса, бережно разбирая колтуны и слипшиеся комья шерсти. Она не всегда могла по выражению морды Мальца понять, что он думает на самом деле, но сейчас, похоже, он был доволен ее заботой. Вновь и вновь погружая пальцы в густую серебристую шерсть пса, Винн припомнила тот странный слитный шорох листьев-крыльев, который услышала, наблюдая за Мальцом перед стычкой на Стравинской границе.
   В глубине души Винн было совестно за то, что она так долго избегала пса... стихийного духа... маджай-хи... не важно, как его мысленно называть. Он и был одновременно пес, стихийный дух и маджай-хи, хотя от этого, конечно, легче не становилось. А еще в этом путешествии Малец был ее верным и неотлучным спутником. Винн тянулась к нему, рядом с ним отдыхала душой, но в то же время ее пугали и отталкивали тайны, которые скрывал его земной четвероногий облик. Она не знала, какую цель он преследует, почему и ради чего отрекся от бестелесного существования среди духов.
   Не на этот ли вопрос отвечало то, что Винн услышала в своем сознании перед боем на границе, когда пес все сильней свирепел? И каким образом, кстати, вышло так, что она вообще все это услышала?
   Малец заскулил и ткнулся мордой в ее скрещенные ноги. Винн обхватила его руками.
   В такие минуты ей казалось, что он самый обыкновенный пес, ее четвероногий спутник. Он запрокинул голову и вновь заскулил, а затем насторожил уши, и на морде его появилось странное выражение.
   Смятение охватило Винн. Были и другие минуты, когда облик пса казался только маской, скрывавшей его истинную суть — стихийного духа, заключенного в плоть.
   И вдруг мир перед глазами Винн стал слепяще-белым и голубым.
   Она содрогнулась, к горлу подкатила тошнота. Комната стала тенью, едва проступавшей сквозь невыносимо белый, едва тронутый голубизной туман. Его сияние сочилось отовсюду, преобразуя будничные цвета и формы окружающей обстановки. Внутри стен сияние слабело, и кое-где в досках зияли темные пустоты. Там нестерпимо ярко мерцали крохотные силуэты Помидорки и Картошика, тесно обнявшихся на краю кровати.
   Винн отпрянула, отшатнулась от пса, и от этого резкого движения голова пошла кругом. Девушка в ужасе воззрилась на Мальца.
   Один только он во всем, что ее окружало, не был пронизан сиянием бело-голубого тумана. Малец сам был сиянием — Целостным, слитным силуэтом, который источал ослепительно яркий свет. Шерсть его блистала мириадами зыбких шелковистых паутинок, глаза переливались и сверкали, как кристаллы, преломившие свет солнца.
   Винн съежилась и заморгала.
   Когда вернулся привычный полумрак, перед ней снова был Малец — мохнатый серебристо-серый пес. Наклонив голову к плечу, он смотрел на Винн.
   Ей стало так страшно, что она задрожала всем телом. До сих пор такое случалось лишь однажды.
   В Древинке, в ночном лесу близ Пудурлатсата, Винн рискнула прибегнуть к тавматургии, чтобы на время обрести волшебное зрение. То был безрассудный поступок, и в конце концов лишь Малец сумел избавить Винн от вырвавшейся на волю магии. С ее помощью Винн увидела стихийный слой мира, слой Духа — и там отыскала след мертвеца-чародея Ворданы, чтобы Магьер и Лисил могли избавить Пудурлатсат от его нечистой власти.
   Отчего же это случилось снова? Отчего на Стравинской границе, глядя на Мальца, она услыхала мысленно шорох листьев-крыльев? И самое главное, что же на самом деле открылось ей тогда?
   Винн медленно, глубоко вдохнула и выдохнула, прямо глядя в любопытные глаза Мальца, снова вдохнула... и так до тех пор, пока не утихла сотрясавшая ее дрожь.
   Ей нужно было отрешиться от внешнего, собачьего облика, поговорить с тем, кто за этим обликом скрывался, — но она никак не могла решиться. Как могла она спрашивать о том, что означал пугающий шорох листьев-крыльев, или признаться в том, какое отвращение вызвала у нее окровавленная морда Мальца? Винн отложила гребень, придвинула ближе к себе «говорильную кожу» и развернула ее на полу, твердо решив ничего больше не скрывать.
   — Малец, — начала она — Помнишь, тогда, на границе, за минуту до того, как ты бросился на помощь беженцам, — что было с тобой у городских ворот? Там происходило нечто такое, чего мы не видели и не могли увидеть.
   Малец на мгновение сморщил нос. Затем быстро обнюхал Винн, словно искал на ней что-то, и гавкнул дважды — «нет». Гавкнул хрипло, почти беззвучно, можно сказать, шепотом и — чересчур поспешно.
   Может, дело было в том, что они знакомы уже давно, и Винн слишком хорошо изучила пса. Или же Малец, будучи припертым к стенке, не умел лгать.
   — Я тебя видела, — вслух продолжала девушка, — и услышала... нет, скорее, почувствовала нечто. Мне стало дурно, голова пошла кругом — как тогда, в Древинке, когда ты избавил меня от волшебного зрения. Я смотрела на тебя — и слышала какой-то шепот. Так что же с тобой было?
   Винн надеялась, что Малец поймет ее, что он доверяет ей достаточно, чтобы не оставить ее вопрос без ответа.
   Пес вскочил на все четыре лапы, опустил голову и, подавшись вперед, поднял морду к самым глазам Винн. Взгляды их встретились, и в горле Мальца прокатилось низкое рычание. Прозрачно-голубые глаза сузились, и верхняя губа приподнялась, обнажая зубы.
   Винн похолодела и, откинувшись назад, замерла.
   Малец тоже застыл, не издавая ни звука, и не двигался так долго, что у Винн заныла спина от неудобной позы. Она не верила, что пес может причинить ей вред, однако же ее вопросы явно взбудоражили его куда сильней, чем она предвидела.
   Наконец он резко опустил морду к «говорильной коже», лишь в последний момент оторвав свой взгляд от лица Винн. Пес начал тыкать лапой в письмена, и Винн мысленно переводила его жесты.
    Что ты слышала?
   Она медленно выпрямилась.
   — Не слова... и не слухом, потому что никто больше, кроме меня, этого не слышал. Как будто в моей голове звучал шорох листьев на ветру — и одновременно гудение крыльев насекомых.
   Малец не шелохнулся, ничем не выказал своих чувств.
   — Когда эти звуки стихли, — продолжала Винн, — им ответил одинокий шорох листа-крыла... Что это было?
   Малец сел на задние лапы. Он опять склонил голову набок и, оставшись в этой неудобной позе, суженными глазами оглядел Винн с головы до ног.
   Под этим пристальным взглядом она почувствовала себя неуютно. Неужели пес оценивает ее?
   Малец шумно, как-то переливчато выдохнул — как если бы зарычал, но без звука. Винн почудилось в этом звуке усталое: «А, будь, что будет!» Пес опять начал трогать лапой письмена, всякий раз подолгу задумываясь над выбором. Видимо, не все, что он хотел ей сказать, можно было выразить словами.
    Спиорд... ароэн... чеанг'а.
   — Стихия... все-как-один или общий... речь... нет, общение, — прошептала Винн.
   Помимо того, что они владели разными диалектами эльфийского языка, трудность была еще и в том, что Малец мыслил не так, как смертные. По крайней мере, к такому выводу пришла Винн. Порой он, пытаясь выразить свои мысли, начинал раздражаться, а иногда просто замыкался в себе.
   Основу эльфийского языка составляли корневые слова, из которых образовывались существительные, глаголы, прилагательные и прочие части речи. Малец использовал только эти корневые слова, и, быть может, преобразование их смогло бы передать смысл его речи более точно.
   — Стихия... одна из пяти стихий? — спросила Винн. Малец дважды отрывисто гавкнул — «нет».
   — Тогда — дух, то есть духовный... как противопоставление физическому или ментальному слою существования?
   Он гавкнул один раз, затем поспешно пролаял еще дважды — вместе это означало «может быть».
   — Дух... общий... общение... — Винн так и этак вертела в голове эти слова и вдруг резко выдохнула: — Общение! Ты общался со стихийными духами?
   Это были самые близкие по смыслу слова, какие ей удалось подобрать. Вместо того чтобы гавкнуть в знак согласия, Малец кивнул, но тут же ткнул лапой в слова, отдельно написанные на коже, — «да» и «нет».
   Итак, ее перевод был достаточно близок к оригиналу, но все же не в полной мере описывал то, что ей довелось «подслушать». И тут Винн осознала кое-что еще.
   Там, в ночном древинском лесу, Малец, чтоб избавить ее от волшебного зрения, коснулся ее сразу после того, как в его плоть влились сияющие потоки бело-голубого тумана. Он коснулся ее в тот самый миг, когда еще был соединен со своими сородичами, соединен даже более тесно и глубоко, чем в «общении» на Стравинской границе. И в этот миг произошло нечто такое, чего не предвидел, не мог предвидеть и сам Малец.
   Пес попятился с ничего не выражающим видом.
   — Знаешь, — прошептала Винн, — а ведь волшебное зрение осталось... осталось при мне. Всего лишь минуту-другую назад я видела тебя таким же, как той ночью в Древинке.
   Малец ничего не ответил, но во взгляде его прозрачных глаз, устремленном на Винн, промелькнула тень грусти. То, что с ней случилось, поняла Винн, случилось помимо воли, по ошибке, и это обстоятельство немало тревожило Мальца. И все же сегодня у нее с души свалился тяжеленный камень. Теперь она точно знала, что услышала тогда на границе... и, не раздумывая, протянула руки к Мальцу.
   — Я не хотела... правда, я же не знала! Если хочешь, я никому не скажу обо всем этом ни слова. Обещаю!
   Малец придвинулся ближе. Подавшись к Винн, обнюхал ее, как будто хотел удостовериться, что запах у нее остался все тот же.
   Потом ее щеку лизнул влажный теплый язык... и Винн крепко, очень крепко обняла пса.

ГЛАВА 6

   Магьер дошла до комнаты, в которой Брет поселил ее и Лисила, и с грохотом захлопнула за собой дверь. Винн и Малец благополучно скрылись у себя. Разочарованная и злая, Магьер стояла одна посреди темной спальни.
   — «Я знаю, что делаю»! — пробормотала она, передразнивая Лисила. — Да, конечно, и при этом не тонешь с головой в своем прошлом... упрямец ты безмозглый!
   Чем больше Магьер узнавала про Брета, тем больше возникало у нее вопросов, а ответов отнюдь не прибавлялось. Все эти вопросы неизменно касались одной темы: Лисил, его родители, замок Дармута. Все они сосредоточивались вокруг Брета. И вот теперь Лисил внизу, в общем зале, один дожидается человека, которого он практически не знает.
   Она подошла к ночному столику, чиркнула снизу по столешнице серной спичкой и зажгла стоявший там же, на столике, фонарь со свечой. Накрыв пламя свечи стеклянным колпаком, Магьер уселась на кровать.
   Она привыкла встречать любое решение Лисила в штыки — а это ошибка. И ей совсем не хочется сейчас стать еще одной помехой на его пути, толкать его своим упрямством к безрассудным поступкам.
   Магьер извлекла из ножен саблю, положила ее на колени. Перегнувшись через изножье кровати, она запустила руку в дорожный сундук и выудила оттуда лоскут мягкой промасленной кожи. В кожу был завернут гладкий кусок базальта, и Магьер принялась чистить и точить саблю.
   Она провела пальцами по клинку, от острия до гарды, и взгляд ее, скользнув по рукояти длиной в полторы ладони, упал на странный знак, выгравированный в навершии. Магьер до сих пор не знала, что этот символ обозначает, но этой саблей можно было ранить и даже убить вампира, — и одно это давало пишу для размышлений.
   Магьер прервала на время работу и, взявшись за рукоять, подняла перед собой саблю.
   Созданное Вельстилом Массингом, ее сводным братом, это оружие побывало в руках трех женщин одного рода. Вначале Магелия, мать Магьер, пыталась этим клинком защититься от ее отца, Бриена Массинга. Потом тетка Бея схватилась за саблю, защищая маленькую Магьер от деревенского старейшины, который рвался бросить «отродье тьмы» в чаще, на поживу диким зверям. И наконец, сама Магьер взяла в руки клинок, чтобы защищать свою жизнь... и жизни тех, кого она любила.
   Не такое уж славное наследство, запятнанное кровью и отягченное страданиями... но все же еенаследство. Магьер смотрела на саблю и думала, что сейчас клинок обрел для нее иную ценность. Он уже не просто колдовской артефакт, сотворенный ради цели, которой она не знала и не хотела знать.
   Этим оружием приемная мать Магьер, вспыльчивая тетка Бея, спасла ей жизнь.
   Магьер вновь положила саблю на колени.
   Лисил и его родители никак, никаким образом не могли бежать вместе. Магьер могла лишь гадать, подумали ли об этом Гавриел и Нейна. Лисила вырастили наследником ремесла его матери. С точки зрения Магьер, это было куда страшнее, чем все, что довелось испытать в детстве ей самой... и отсюда невольно напрашивался вопрос.
   Почему Нейна сотворила такое со своим родным сыном?
   Эльфийка, она жила среди людей и сочеталась браком с мужчиной. Одно это было случаем, из ряда вон выходящим. Нейна ничего не рассказывала Лисилу ни о своих соплеменниках, ни о касте, к которой она принадлежала, даже не обучила сына своему родному языку. Это было мало похоже на материнскую заботу. Магьер ни разу не заговаривала с Лисилом об этом.
   Глядя на клинок, побывавший в руках трех женщин, Магьер не могла себе представить мать, которая способна так обойтись со своим ребенком. Но сейчас, когда Лисилу и так приходится несладко, она ни за что не выскажет ему своих соображений на этот счет.
   И потом не выскажет. Будет молчать до тех пор, пока они не найдут Нейну. Если только Лисил доживет до этого дня.
   Магьер сидела молча, не шевелясь, смотрела на дверь и напряженно прислушивалась. Ни единого звука не уловила она в сонной тишине почти пустого трактира. Внизу, в тускло освещенном общем зале Лисил безрассудно ждал, когда вернется человек из его прошлого.
   Магьер сунула саблю в ножны, встала, подошла к окну, раздернула плотные занавески и распахнула ставни. Спрыгнуть из окна в проулок за трактиром было делом минутным. Ни на миг она не выпустит Лисила из виду, и не важно, узнает он об этом или нет.
 

* * *

 
   Хеди повернула за угол «Бронзового колокольца» и сразу заметила в проулке дородного мужчину, присевшего на пустую пивную бочку. Даже в темноте она разглядела, что голова его повязана ярко-желтым шарфом, и уже точно знала, что перед ней Брет. Между бровей его залегла глубокая складка, хотя на румяном дружелюбном лице играла усмешка. Впрочем, для Хеди в этом мире фальшивых улыбок деланная ухмылка Брета не значила ничего.
   — Леди моя, — проговорил он, как всегда иронически перевирая титул, — ночной проулок не самое подходящее место для тебя... да и для меня тоже, если вдруг кто увидит.
   Три года прошло с тех пор, как к Хеди впервые явился один из мелких осведомителей Брета, не обладавший, впрочем, и сотой долей его обаяния. Вскоре после того она начала шпионить для Вонкайши, будущих мятежников, поддерживая связь с ними через Брета. Хеди давно и страстно желала смерти Дармута и теперь обнаружила, что в этом желании она не одинока. На ее памяти было уже немало покушений на жизнь лорда, но до сих пор все они заканчивались провалом, а их организаторов казнили как предателей. Брету нельзя было доверять ни на грош: его не заботила ничья жизнь, кроме его собственной, и ничьих планов, кроме своих, он не признавал, — однако именно благодаря ему Хеди впервые поверила в то, что Дармута можно уничтожить.
   Чтобы помочь Брету, Хеди всякий раз, когда отправлялась с Эмелем в замок Дармута, старалась запомнить как можно больше подробностей или же, если находилось время, наспех делала наброски на клочках бумаги. Все эти сведения она собирала с терпением мелкого падальщика, а потом по капле, по крошке скармливала Брету. Хеди знала, что подвергает себя — и Эмеля — безмерной опасности, но, если Дармут сдохнет, этот риск будет стократ оправдан.
   — Тсс, — сказала она вслух, — молчи и слушай. Сегодня вечером Фарис явился на званый ужин Дармута со срочным сообщением. Дармут немедленно велел удвоить стражу на стенах замка и в городе... а еще приказал арестовать или убить на месте всякого человека со светлыми волосами и смуглой кожей.
   Брет подался вперед, и румяное лицо его стремительно отвердело, но когда он заговорил, голос его остался сдержанным и ровным:
   — Почему? Что еще тебе удалось расслышать из того, что сказал Фарис?
   — Совсем немного, — покачала головой Хеди. — На границе со Стравиной произошла стычка. Человек, о котором шла речь, переправился через пограничную реку и напал на солдат Дармута, которые гнались за дезертирами и их семьями. — В голосе женщины промелькнула откровенная паника. — Если солдатам приказано арестовывать всякого, кто похож на эльфа, — мы погибли! Каким дурным ветром твоего союзника занесло на Стравинскую границу?
   Тень смятения прошла по лицу Брета, но тут же исчезла, сменившись пониманием. Он покачал головой.
   — Где барон Милеа?
   — Спит, — коротко ответила Хеди.
   Ей не нравилось, когда Брет расспрашивал об Эмеле, и не для того она рискнула устроить эту встречу, чтоб оставить без ответа собственные вопросы. Она в упор смотрела на Брета — и ждала.
   Его ответный взгляд был таким же прямым и твердым.
   — Помнишь ту супружескую пару, которая служила Дармуту еще до того, как умер твой отец? Мужчина и женщина-эльф.
   Опять он пытается сменить тему! Это намеренно или он просто не понимает, что значат для их дела нынешние приказы Дармута? Конечно, Хеди помнила эту женщину, да и кто бы не запомнил эльфийку, живущую среди людей, тем более в этом проклятом городе?
   — Да, мне довелось их видеть пару раз.
   — У них был сын.
   Этого Хеди не помнила, но ее семья жила не в Венъеце и редко посещала придворные приемы, разве только во время праздника зимы.
   — Нет, его я не помню. А теперь будь любезен объяснить, к чему ты все это...
   Брет предостерегающе вскинул руку.
   — В стычке на Стравинской границе был не наш союзник, а сын этих двоих.
   — Значит, это по его вине погублены наши планы?
   — Отчасти да. Он сейчас в моем трактире. — Брет опустил глаза, и на лице его появилось задумчивое выражение. — Однако... я все ломал голову, кто смог бы незамеченным пробраться в замок. До сих пор единственной возможностью помочь нам в этом были наши союзники-эльфы...
   — Ничего не понимаю, — нетерпеливо бросила Хеди. — Что изменилось?
   — Много лет назад эта эльфийка и ее муж вынуждены были бежать, но вместо того, чтоб попытаться выскользнуть из города, они направились в замок. Почему они так поступили, я не знаю, и мне не удалось разрешить эту загадку. Теперь их сын желает отыскать ответ на этот же вопрос, и если найдет...
   — Так ты думаешь, что нам все-таки удастся...
   — Поживем — увидим. Наши планы, быть может, придется изменить, но я бы не сказал, что они погублены. Наберемся терпения. Тот или иной эльф как-нибудь да проберется в замок. До праздника зимы Дармут не доживет.
   Это было уже кое-что, но Хеди не торопилась радоваться. Брет вероломен и пожертвует кем угодно — в том числе и ею, — лишь бы добиться своего. Во что бы то ни стало Хеди хотела добиться твердых гарантий, и это желание придало ей смелости.
   — Почему эльфы помогают нам? — спросила она. — Им-то какая от этого выгода?
   — Я не знаю, а они не говорят. — Брет окинул настороженным взглядом проулок. — И как бы нас ни тревожило это обстоятельство, но других-то вариантов у нас нет. Больше не вызывай меня на встречу таким образом. Я сам свяжусь с тобой, когда разузнаю побольше.
   Хеди лишь кивнула в ответ и прошептала:
   — За наш народ!
   — За наш народ, — повторил Брет и исчез в конце проулка.
   Хеди запахнула плотнее плащ, спасаясь от ночного холода. До черного хода было рукой подать, но уж лучше вернуться в трактир через парадную дверь — это меньше привлечет внимание трактирных слуг. Хеди направилась к углу здания, за которым располагался вход в трактир.
   И тут рослый силуэт, выскользнув из тени, заступил ей дорогу.
 

* * *

 
   После того как Чейн ушел, Вельстил остался сидеть на полу в своей комнате, продолжая определять местонахождение Магьер. Когда-то он смастерил один из амулетов, которые она носила ныне, из косточки своего мизинца. Теперь Вельстил отложил нож, сосредоточил волю на том, чтобы залечить порез на обрубке мизинца, и при этом не сводил глаз с капли своей крови на донышке бронзового блюда. Капля задрожала и чуть заметно вытянулась на юг.
   Магьер была здесь, в городе.
   Вельстил протер блюдо, убрал его в дорожный мешок. Поднявшись, он окинул взглядом свое отражение в узком овальном зеркале, висевшем у двери комнаты. Еще недавно он сомневался в том, сумеет ли воздействовать на поступки Магьер, но теперь эти сомнения отступили.
   Приняв ванну, причесавшись и надев вычищенную одежду, Вельстил снова стал самим собой. Да, он вполне сможет влиять на ход событий, если только удержит Магьер и Лисила от того, чтоб отправиться в земли эльфов. Надо убедить их в том, что родители Лисила мертвы... или же помешать их намерению силой.
   Южная часть города состояла в основном из торговых кварталов и была относительно невелика. Теперь Вельстил сможет без труда найти там Магьер и не упускать ее из виду. Остается лишь надеяться, что Чейн во время охоты не натворит глупостей. После того как Вельстил сделал ему последнее предупреждение, он по крайней мере проявлял некоторую заботу о том, чтобы скрыть следы своего кормления.
   Прежде чем покинуть комнату, Вельстил открыл нефритовую коробочку и достал из нее тонкое бронзовое кольцо, по внутреннему ободку которого были выгравированы крохотные знаки. В последнее время он носил это кольцо постоянно, снимая только во время купания, — как сегодня вечером. Вельстил надел кольцо на большой палец правой руки.
   Тотчас комната перед его глазами на миг задрожала, заколебалась — так колеблется в жаркий полдень затянутый пустынным маревом горизонт. Затем дрожание исчезло и мир стал прежним.
   Теперь, хотя Вельстила можно увидеть и услышать, его истинная природа и суть останутся сокрыты от любого умеющего видетьнаблюдателя — как если бы там, где он стоит, было ничто, пустота. Ни Магьер, ни топазовый амулет, который сам же Вельстил и сотворил для нее, ни полуэльф, ни даже его пес не учуют вампирскую сторону его натуры.
   Прикрыв за собой дверь, он беззвучно ступил в коридор и спустился по лестнице в общий зал. В этот поздний час здесь не было ни души, и он незамеченным выскользнул из трактира.