Страница:
— Как вас зовут, и где вы живете?
— Я — Рани Янос, а что до того, где я живу, то сейчас мы остановились в этих полях, но…
Стук лошадиных копыт прервал ее и мужские голоса выкрикивающие ее имя.
— Тебе лучше уйти! Это мои братья. Если они увидят тебя, то убьют прежде, чем я успею что-нибудь объяснить! — Она показала на свою порванную одежду и на раненого волка, одновременно подталкивая Бенджамина к лошади.
— Но я ведь не безоружен, — возразил он. — Вы уверены, что с вами все в порядке?
— Да, да, поторопись. — Она смотрела, как Бенджамин подбежал к лошади и легко вскочил в седло.
— До свидания, Рани Янос, — сказал он, приветственно подняв руку.
Она лукаво усмехнулась.
— Мы еще встретимся, золотой человек. — Она смотрела, как он скрылся за деревьями, прежде чем Джанго и Разван шумно въехали на поляну.
Глава 11
Глава 12
— Я — Рани Янос, а что до того, где я живу, то сейчас мы остановились в этих полях, но…
Стук лошадиных копыт прервал ее и мужские голоса выкрикивающие ее имя.
— Тебе лучше уйти! Это мои братья. Если они увидят тебя, то убьют прежде, чем я успею что-нибудь объяснить! — Она показала на свою порванную одежду и на раненого волка, одновременно подталкивая Бенджамина к лошади.
— Но я ведь не безоружен, — возразил он. — Вы уверены, что с вами все в порядке?
— Да, да, поторопись. — Она смотрела, как Бенджамин подбежал к лошади и легко вскочил в седло.
— До свидания, Рани Янос, — сказал он, приветственно подняв руку.
Она лукаво усмехнулась.
— Мы еще встретимся, золотой человек. — Она смотрела, как он скрылся за деревьями, прежде чем Джанго и Разван шумно въехали на поляну.
Глава 11
Марсель. Январь 1525 года
Мириам стояла, глядя в окно на серую пелену дождя, покрывшего рябью гладь пруда во дворе. Перед ее глазами все еще стояло притворно заботливое лицо Ришара Дюбэ, когда прошым вечером он и Иуда закончили составлять брачное соглашеие. Она дрожала от отвращения, моля Господа, чтобы ее приданое удовлетворило жадного купца и чтобы он не принуждал ее лечь с ним в постель. «Если он прикоснется ко мне, я умру!» Когда она представляла его на месте Риго, все внутри сжималось от отвращения. Она знала, что, несмотря на показную вежливость, он ненавидит ее и обижен на то, что ему придется признать своим ребенка испанского бастарда, но жадность победила обиду. Отец купил ей мужа, чтобы скрыть стыд дочери.
Иуда не слышал о том, что Бенджамин отправился на поиски Риго. О браке Мириам с этим «бесстыжим варваром» он не хотел и слышать.
— Если, конечно, Бенджамин сможет уговорить его вернуться ко мне, — с горечью проговорила она в холодной тишине. Невольно ее рука потянулась к увеличивающемуся животу. Она вспомнила свою клятву сохранить ребенка. Припоминая, как в бреду Риго говорил о своем детстве, она снова, словно уговаривая сама себя, пообещала: — Я выйду за Ришара Дюбэ. Никто и никогда не пристыдит и не обвинит меня!
Неясный шум у подножия лестницы прервал ее тревожные мысли: Массивная передняя дверь со стуком затворилась, и до нее донеслись протестующие возгласы слуг. Потом она услышала голос отца, он успокаивал всех, пытаясь заставить говорить кого-нибудь одного. Как лунатик она пересекла комнату и открыла дверь. Во рту у нее пересохло, зато ладонь, сжимавшая массивную латунную ручку, стала влажной от страха.
— Я хочу видеть леди Мириам, сейчас же. — Риго держал острие меча у шеи дородного привратника. Иуда как раз приказал ему выставить Риго на улицу.
— Даже такой варвар, как ты, не может убить всех моих слуг. Если ты сейчас же не покинешь мой дом, я прикажу вздернуть тебя на дыбе, чтобы затрещали твои испанские кости, — говорил Иуда. На его висках вздулись вены, в такой он был ярости.
— Я загнал превосходного коня, добираясь из Испании по льду и снегу. После такого ужасного путешествия я не потерплю отказа.
— Я ее отец — и я отказываю тебе. Это мое право.
— О каких правах вы говорите! Я хочу услышать ответ из уст вашей дочери. Или вы хотите, чтобы мы обсуждали эту проблему на виду у всех? — Меч Риго оставил шею привратника в покое, и тот снова показал на выход, к которому уже спешили другие слуги.
— Моя дочь выйдет замуж за Ришара Дюбэ! — Иуда побледнел при мысли, что ужасная тайна его дочери может быть раскрыта. — Все уже решено.
— Ничего не может быть решено, пока я не поговорю с ней, — возразил Риго.
— Позволь нам поговорить в библиотеке без посторонних глаз, отец. Я не хочу, чтобы мое имя стало предметом грязных сплетен, — с верхней ступени лестницы сказала Мириам. Спускаясь, она разглядывала Риго. Он действительно выглядел так, словно скакал без отдыха несколько недель. Его тяжелая накидка была совершенно мокрой от дождя, заросшее щетиной лицо осунулось, на нем пролегли глубокие темные тени. Он выглядел уставшим, даже изможденным, и от него буквально веяло опасностью.
Иуда отослал слуг и решительно встал между нею и Риго, словно боясь уже того, что они находятся в одной, комнате. Она опустила засов и заплопнула внутреннюю дубовую дверь, легко повернувшуюся на хорошо смазанных петлях.
«Я должна посмотреть ему в глаза. Мириам едва дышала, стоя в центре большой приемной.
Холодный серый свет струился через окно, делая и без того злое выражение лица Риго еще ужаснее. Глаза его были темными от гнева, когда он без всякого стеснения пронзительно посмотрел на ее живот. Мириам, не дрогнув, вынесла его внимательный взгляд, хоть с каждой секундой ее душу все сильнее терзало нечто, более всего напоминающее агонию.
Иуда первым нарушил молчание.
— Тебе нет места в этом доме, испанец. Тебе не о чем говорить с моей дочерью.
Риго все еще держал в руке обнаженый клинок. Опершись острием о полированный пол, он, словно не замечая Иуду, без всяких предисловий спросил Мириам:
— Ты носишь ребенка?
— Не лучше тебе было бы спросить, твой ли это ребенок? — ответила она спокойно.
Он невольно заскрипел зубами от злости:
Мы оба знаем правду. Это мой ребенок! — Риго провел рукой по своим длинным спутанным ветром волосам.
Это не значит, что ты получишь ее и ребенка. Она будет женой Ришара Дюбэ, — прорычал Иуда.
— Никто не может претендовать на моего ребенка. — Голос Риго был холодным как лед. — Вы считаете меня варваром без совести и чести, но жизнь кое-чему научила меня. Я не хочу повторять грех Аарона Торреса. Я женюсь на Мириам. — Лицо Риго оставалось совершенно непроницаемым.
— Может быть, я не захочу выйти за тебя, — зло сказала Мириам, переводя взгляд со своего отца на Риго.
— Ты не можешь обречь моего ребенка на жизнь отверженного! Я знаю, как этот хитрый купец будет относиться к отпрыску незаконнорожденного.
— Не стоит судить по себе достойного человека, — сказал Иуда презрительно, успокоенный отказом Мириам.
— Достойного человека, — повторил Риго. — Разве это так, леди? Неужели вы купите спокойную жизнь в богатом доме в Марселе ценой… счастья своего ребенка?
«Почему ты говоришь только о ребенке, но не обо мне?» Ее сердце разрывалось и плакало. Однако она сдержалась.
— Почему ты считаешь, что с таким отцом, как ты ребенок будет счастливее? — уже вслух произнесла Мириам.
— У ребенка будет индейская кровь. Если он вырастет на ранчо Торресов, наверняка ему будет лучше, и тогда не будет иметь значения, достаточно ли почтенный я человек.
Иуда встал между спорящими, защищая свою разгневанную дочь.
— Ты не будешь отцом этого несчастного ребенка! И недостоин далее находиться в моем доме. Ты слышал, что сказала Мириам. А теперь уходи. Она выйдет за Дюбэ, человека нашей веры и нашего круга.
Мириам покоробили жестокие слова отца, но она ничего не сказала. «Этого несчастного ребенка». Он обрек ее на такой стыд, обесчестил их древнее имя. Он не заслужил лучшего обращения… Но разве может невинное дитя отвечать за их грехи?
Словно прочтя ее мысли, Риго отвернулся от Иуды и посмотрел в бледное лицо Мириам своими пронзительными синими глазами.
— Значит, ты отказываешь мне? Но я прискакал сюда для того, чтобы потребовать то, что принадлежит мне по праву. Если ты не хочешь иметь ничего общего со мной, то хотя бы можешь носить доброе имя Торресов. Семья моего отца богата и уважаема в Новом Свете, — по курайней мере, так говорил Бенджамин. Они с честью примут тебя и будут любить ребенка. — Он чувствовал, что она колеблется.
Иуда Талон же в гневе продолжал:
— Аарон Торрес предал нашу веру. Он женат на христианке. В этой ужасной варварской стране ты станешь отверженной, Мириам. Я запрещаю тебе!
Сердце Мириам разрывалось от сомнений и тоски. С одной стороны, сможет ли она полностью порвать со всем, что так дорого ей здесь, в Марселе? С другой — она прежде всего должна думать о ребенке, здесь Риго прав. Дюбэ женится на ней из-за денег, он будет досаждать ребенку, как только сможет. И не дай Бог, он будет таким же темнокожим, как его отец… Она снова вспомнила, как в бреду Риго говорил о своем детстве. Мириам взглянула на побагровевшее лицо отца, гневное и умоляющее одновременно. «Я никогда больше не увижу тебя, отец. Прости меня».
— Я выйду за тебя, Риго, — сказала она срывающимся голосом, но стоя по-прежнему прямо, с гордо поднятой головой.
Иуда посмотрел на нее немигающими глазами, в которых росла решимость и ненависть. Он понял, что дочь приняла решение, и что-то словно надломилось в нем. Он схватил длинную широкую полу своей одежды, методично разрывая на куски тяжелый бархат.
— У меня больше нет дочери, — сказал он, потом начал бормотать что-то по древнееврейски. Глаза его потухли, он словно не видел, как она обошла вокруг него и, дрожа, но не плача, встала перед Риго.
— Я готова идти с тобой. Теперь в этом доме нет ничего, принадлежащего мне. Тебе придется взять меня с тем, что на мне сейчас, потому что теперь за мной не дадут приданого.
Риго нахмурился.
— Ты думаешь, я хочу жениться на тебе, чтобы заполучить богатство? — Он взял ее за руку, безвольную и холодную как лед. Казалось, старик даже не заметил, как они покинули комнату.
— Он бормочет что-то непонятное! Неужели одна мысль о твоем замужестве лишает его рассудка? — спросил Риго, когда они шли длинным коридором к выходу.
— Он не бормочет. На древнееврейском он читает молитву по умершей. Если иудей вступает в брак с человеком другой веры, закон Моисеев предписывает родителям оплакивать дитя, считая его умершим навеки. — Она почувствовала, как Риго еще крепче сжал ее руку и пробормотал сквозь зубы какое-то проклятие.
Мириам не хотелось смотреть в его глаза. Даже когда они открыли дверь и ледяной январский ветер с дождем ударил в лицо, огонь его гнева словно накалял воздух вокруг нее.
— Накройся этим, пока я седлаю коня, — приказал он, протягивая свой тяжелый плащ. Мириам закрыла глаза и спрятала лицо в толстой шерстяной материи, пропитанной его запахом, запахом человека, непоправимо изменившего ее жизнь. Совсем недавно он был чужим, а сейчас… Мириам поймала себя на мысли, что в самых тонких нюансах запаха, голоса, движений, касаний было что-то родное, знакомое. С той ночи, когда она обтирала его обнаженное, горящее в лихорадке тело, сколько раз она внимательно разглядывала его? Мечтала о нем? «Он околдовал меня».
Риго оседлал жеребца и подсадил ее в седло впереди себя, пробормотав вороному скакуну:
— Полегче, Пелигро, полегче.
— Люди моего отца не станут преследовать меня. Ты можешь убрать меч в ножны, — сказала она.
— Если бы я никогда не обнажал свой меч, миледи, нас не постигла бы такая печальная участь, — ответил он, пуская коня мелкой рысью в направлении дворца Торресов.
Дождь смешался с ее слезами, растворяя их, но она ничего не ответила на его грубый намек.
— Я пошлю за своим старым другом, Франциском Моро, чтобы он освятил брак, — говорил Исаак, расхаживая взад и вперед по просторной спальне, которая была также и спальней Руфи.
— Ты уверен, что этот брак будет лучшим выходом из положения? Мириам в отчаянии. Боюсь, она никогда не оправится от разрыва с отцом.
— Она сама решила соединить свою жизнь с моим племянником, а не мы, и тем более не Иуда, — раздраженно возразил Исаак. — По крайней мере, этот мошенник вернулся, чтобы жениться на ней. Я предупреждал Бенджамина как только он привел своего брата сюда, о неприятностях сопряженных с его появлением.
При упоминании Бенджамина глаза Руфи наполнились слезами.
— Это Бенджамин должен был жениться на ней, а не Риго.
— Мириам всегда отличалась сильной волей и — до последнего времени — здравым смыслом. Она выбрала христианина. Значит, она тоже должна принять другую веру, и их брак освятит католический священник. Я послал управляющего, чтобы он подготовил в самое ближайшее время все для путешествия в Эспаньолу. Пока еще плавание безопасно для нее, хотя срок родов приближается.
— Кажется, это не случится ранее конца июня. Еще достаточно времени, Исаак, — мягко сказала Руфь.
— Если я спокойно смогу выносить этого грязного соблазнителя рядом с Мириам в качестве ее мужа, то времени вполне достаточно! — грустно ответил Исаак.
Он подошел к столу и налил в кубок неразбавленного вина.
— Ты винишь себя, — сказала Руфь, после стольких лет, прожитых вместе, догадываясь, о чем он думает. — Это не так, Исаак. Ты не смог бы выгнать сына Аарона. А, — она вздохнула, — Мириам могла бы понять, что этому миловидному молодому человеку нельзя доверять. Она уже не девчонка.
Он, усмехаясь, подошел ближе и положил руки ей на плечи.
— Она недостаточно знает свет, чтобы распознать коварство испанца. Давай больше не будем думать об этом. Теперь от нас ничего уже не зависит. Скоро они поженятся и отправятся в Новый Свет.
Последующие дни Риго провел вдалеке от дома Торресов, отчаянно пытаясь разобраться в своих чувствах. То, что высокомерные Торрес винят его в падении Мириам, было ясно как день. То, что они считают его неподходящей кандидатурой на роль мужа, было еще более очевидным. Но их мнение ничего для него не значило. Важно было то, что Мириам была холодна и держалась отчужденно, хотя и не шипела на него, как загнанная в угол кошка.
— Чего еще я ждал? Что она упадет в мои объятия и объявит всем о своей любви? — Участь изгоя закалила его душу.
Но Риго мучило осознание собственной вины. Он украл чужую невесту и предал единственного человека, к которому он относился с любовью в этой семье.
Его настроение было под стать холодному осеннему дождю.
Риго все подготовил для отплытия в Новый Свет, используя закладное письмо, которое прислал его отец, узнав, что его первенец собирается приехать вместе с Бенджамином и невестой.
«Мой отец. Интересно, какой он?»
Обойдя летнюю кухню, пересекая залитый дождем сад, через черный вход он вошел в дом. Сегодня день его свадьбы, а ночью они отплывают.
Входя в базилику Святого Виктора, Мириам думала о том, что никогда прежде не были в христианском храме. Каким печальным и запретным казался он ей. Священник, ожидавший их, чтобы провести скромную церемонию, был не менее пугающим; он словно заглядывал сквозь покров новообращенной христианки в больную иудейскую душу. Франциск Моро, член городского совета, согласившийся уладить это дело для Исаака Торреса, сопровождал ее в церковь со своей супругой. Оба они держались с ней очень дружелюбно.
Мириам прошла в боковой придел храма, слушая, как ее шаги эхом отдаются в темной глубине пустого здания.
Риго появился из маленькой ниши рядом с большим алтарем. Свет убранного свечами малого алтаря оттенял его праздничный наряд. Как обычно, он был во всем черном — бархатный камзол с серебряной нитью, украшавшей разрезы на рукавах, безукоризненно сидел на нем. Длинные стройные ноги обтягивали черные шерстяные панталоны. На его широких плечах покоилась только одна серебряная цепь.
Она не могла видеть выражения его лица, но знала, что оно строгое и сдержанное.
Мириам выглядела хрупкой, одинокой и чужой в этом большом темном храме, напуганная незнакомыми стутуями и богато украшенным алтарем. Глаза Риго скользнули с ее бледного лица на платье теплого янтарного оттенка. Исаак и Руфь не поскупились и подарили ей замечательный наряд, стараясь компенсировать то, что потеряла она, покинув дом Иуды Талона. Свет свечей играл на сложном узоре, украшавшем медового цвета парчу. Этот цвет очень шел ей, подчеркивая бронзовый отлив волос, покрытых невесомой шелковой вуалью, скрепленной небольшой нитью топазов.
Из глаза встретились, и волнение Мириам улеглось. Ее ясные серые глаза спокойно встретили взгляд его пронзительных синих глаз. Риго взял ее руку в свою, проклиная то, как она владеет собой. Она безропотно преклонила колени перед священником. Риго безумно хотелось знать, о чем она думает. «Неужели сейчас ты жалеешь о своей сделке? Неужели ты предпочла бы сейчас быть в синагоге с Дюбэ?»
Мириам отвечала на вопросы священника, а Моро беспокойно наблюдал за ней. Когда святой отец произнес последнее благословение и приказал им встать, она попаталась отыскать на лице Риго хоть отблеск каких-нибудь чувств… и не нашла ничего.
Поднявшись на палубу «Галианта», Риго и Мириам смотрели на Исаака, Руфь и их внуков, стоявших на каменном парапете.
Ребекка, их единственная внучка, при прощании крепко обняла Мириам, вложив в руку маленький золотой крестик:
— Теперь у тебя начнется новая жизнь. Прими ее и будь счастлива, как мой дед со своей женой-христианкой.
Все желали им доброго пути.
Дождь наконец прекратился, и вода стала гладкой как стекло, когда корабль достиг наконец узкого перешейка Лакедонии и мимо цепи островов вышел в Лионский залив.
— По крайней мере, наше путешествие начинается при хорошей погоде, — сказал Риго, взяв ее за руку и отвлекая от меланхолического созерцания Марселя, исчезающего вдали. — Смотри вперед, а не назад, жена. — Он показал на блестевшую на западе сине-зеленую гладь Средиземного моря.
Она послушно повернулась, но ничего не сказала.
— Что Ребекка дала тебе? — спросил он, когда она непроизвольно дотронулась до подарка.
— Просто прощальный сувенир нам на счастье, — ответила она без всякого выражения.
Он недоверчиво взглянул на ее безупречный профиль.
— Я вижу, как ты веришь в его возможность.
— А вы, конечно, сделали все, чтобы уверить меня в том, что нас ожидает блаженство! — Она наконец хоть немного дала волю чувствам.
— Ты не одна принесла жертву. Мириам. Я поплатился своей военной карьерой и так же, как и ты, потерял любовь Бенджамина. И я тоже покидаю единственное место, которое считаю своим домом.
— Ты встретишься там со своим отцом, а я потеряла своего навсегда, — тихо сказала она, из последних сил сдерживая слезы.
Мириам не могла думать ни о Бенджамине, ни об Иуде.
Риго вспыхнул:
— Я еду, чтобы встретиться с человеком, который бросил своего незаконного ребенка и оставил его варварам. Так что прости, я не слишком счастлив от мысли о предстоящем воссоединении. Что же касается меня… я несу ответственность за нашего ребенка, Мириам. Кроме того, ты — белая женщина, и с тобой нельзя поступить, как с варваром.
— Зато я замужем за одним из них! — Она, не владея собой, произнесла эти жестокие слова и тут же пожалела об этом. Боже правый, он выглядел так, словно она вонзила ему нож в сердце!
— Да, ты замужем за одним из них, — прошептал он. Его лицо было темным от гнева, когда он сгреб ее в охапку и понес к их каюте. — Я ведь твой муж и хочу взглянуть на то, что досталось мне такой дорогой ценой.
Их каюта была маленькой и тесной, только с одной узкой постелью, устроенной на высокой деревянной платформе. В ней не было окна; в углу стояли стол и маленький деревянный табурет. Больше всего она напоминала тюремную камеру, и пахло здесь заплесневелым деревом и потом. Риго, не особенно церемонясь, посадил ее на кровать и запалил сальную свечу.
Мириам разглядывала его. Риго закрыл дверь каюты, потом повернулся к ней — в каждом его движении сквозил гнев. Мерцающий свет свечи делал его лицо еще темнее.
«Я — сама тьма», — всплыли в ее памяти слова Риго.
Черная одежда только усиливала мрачное выражение его лица. Он снял с шеи тяжелую серебряную цепь и бросил на стол.
Она ощутила запах мужской страсти, когда он присел на край кровати. Ей вдруг очень захотелось прикоснуться к его груди, ласкать его, опускаясь все ниже, ниже… Лицо ее пылало, она судорожно сжимала край одежды, борясь с искушением дотронуться до него. «Я — сама тьма» — Эти слова, и его близость сводили Мириам с ума.
Что это? Желание… или отвращение? А может быть, и то, и другое одновременно?
— Ты сказала, что я дикарь, но я ведь еще и твой муж и хочу видеть твое тело — все целиком, — его голос ворвался в ее смятенные чувства.
— Наши предыдущие встречи были случайны и все происходило так быстро, что не было времени думать об одежде. — Она покраснела, но не отвела взгляд, ожидая, что он станет делать. — Не надейся, что я стану срывать с тебя одежду, — продолжал он тихим, издевающимся голосом, — я не зайду так далеко. Разденься сама.
— Но я жду ребенка, Риго. Мое тело уже становится бесформенным и уродливым, — наконец вымолвила Мириам.
— Я сам решу, уродлива ты или нет. — Еле заметная улыбка тронула его губы, но синие глаза оставались серьезными.
Негнущимися пальцами она сняла легкую шелковую вуаль и украшенный каменьями венок. Поток волос хлынул по его черной бархатной одежде, ласково окутав. Шнуровку платья было совсем легко распутать, но фижмы были очень тяжелы. Пытаясь снять их, она внезапно почувствовала, как его теплые сильные руки помогают ей. Через несколько мгновений Мириам, смущенная, осталась только в длинной и прозрачной нижней тунике, не в силах лишиться этого последнего укрытия.
Риго, еле сдерживая себя, разглядывал ее в свете свечи. Ткань была так тонка и прозрачна, что вовсе не скрывала изгибов ее тела. Волосы Мириам блестели, шелковым каскадом ниспадая с плеч. Он явно боролся с искушением броситься к ней и сжать в своих объятиях.
— Патрис позавидовала бы твоей груди, — сказал он.
— Сомневаюсь, что она позавидовала бы моему округлившемуся животу, — ответила она, отворачиваясь от его холодного взгляда.
— Потому что там ребенок человека низшей расы? Ведь это мой ребенок!
— Если бы Патрис Феррье была более пунктуальна той ночью, мы сейчас не были бы мужем и женой, — продолжала Мириам.
— Я постараюсь сделать все, чтобы ты не жалела об этом… по крайней мере до тех пор, пока останешься со мной. — Он говорил вкрадчиво, но под внешней мягкостью скрывалась сталь.
На мгновение Мириам решила отказать ему. Но только на мгновение. Чувства вновь одержали верх над разумом. Медленно она подняла одну ногу и поставила на постель, чтобы снять парчовую туфлю и стянуть шелковый чулок. Повторив то же самое с другой ногой, она выпрямилась и распустила тесемки нижней туники. Наконец, оголив руки, все еще не решаясь отпустить тунику, она выжидающе посмотрела на Риго.
Он стоял неподвижно.
— Позволь ей упасть. Я хочу видеть тебя всю.
Когда наконец туника упала на пол, осев, подобно волне вокруг ее тонких лодыжек, Риго заставил себя медленно неторопливо обойти вокруг нее, будто рассматривая со всех сторон.
Мириам стояла, выпрямившись и не глядя на него. «Я не стану бояться!»
Не в силах больше сдерживаться, Риго протянул руку и накрыл ладонью ее тугую грудь. Почувствовав, что сосок под его рукой сделался твердым, он легонько провел пальцами по округлости ее живота, мягко прижав ладонь к пупку.
— Мое дитя растет здесь, — прошептал он сам себе, одурманенный этим зрелищем.
Обида и боль от его слов были так сильны, что она едва не выкрикнула вслух: «Неужели ты думаешь только о ребенке? А как же я?» — Но вслух Мириам не сказала ничего, а он продолжал раздражать ее и без того накалившиеся нервы. Его огрубевшие пальцы блуждали вдоль округлостей ее бедер, медленно поднимаясь вверх к плечам и рукам, вызывая в ней своими преднамеренно неторопливыми ласками острое желание. Наконец он приподнял ее голову и заглянул в глаза.
— Твое тело все еще отвечает на мои прикосновения. Оно помнит. — Он прижал ее к себе одной рукой, и она ощутила его пульсирующую плоть возле своего живота. — Мое тело тоже помнит. — С этими словами он спрятал пальцы в ее волосах и поцеловал ее.
Когда его губы прильнули к ее губам, древняя как мир жажда заставила ее позабыть страх и гордость, вызывая к жизни вихрь забытой страсти. Несмотря на очень трудный день, слабость и обиду на его бесцеремонность в обращении, Мириам уступила. Уступила, как уступала каждый раз, чувствуя его неудержимую силу и власть. Риго несколько мгновений терзал ее рот, потом начал покрывать нежными легкими поцелуями щеки, подбородок и шею. Он чувствовал ее возбуждение по тому, как она прижалась к нему, издав низкий гортанный звук. Он бережно поднял ее на руки и уложил на постель. Потом поднялся, чтобы раздеться. Стоя перед ней совершенно обнаженным, он не отрываясь смотрел в ее ожидающие глаза.
Мириам стояла, глядя в окно на серую пелену дождя, покрывшего рябью гладь пруда во дворе. Перед ее глазами все еще стояло притворно заботливое лицо Ришара Дюбэ, когда прошым вечером он и Иуда закончили составлять брачное соглашеие. Она дрожала от отвращения, моля Господа, чтобы ее приданое удовлетворило жадного купца и чтобы он не принуждал ее лечь с ним в постель. «Если он прикоснется ко мне, я умру!» Когда она представляла его на месте Риго, все внутри сжималось от отвращения. Она знала, что, несмотря на показную вежливость, он ненавидит ее и обижен на то, что ему придется признать своим ребенка испанского бастарда, но жадность победила обиду. Отец купил ей мужа, чтобы скрыть стыд дочери.
Иуда не слышал о том, что Бенджамин отправился на поиски Риго. О браке Мириам с этим «бесстыжим варваром» он не хотел и слышать.
— Если, конечно, Бенджамин сможет уговорить его вернуться ко мне, — с горечью проговорила она в холодной тишине. Невольно ее рука потянулась к увеличивающемуся животу. Она вспомнила свою клятву сохранить ребенка. Припоминая, как в бреду Риго говорил о своем детстве, она снова, словно уговаривая сама себя, пообещала: — Я выйду за Ришара Дюбэ. Никто и никогда не пристыдит и не обвинит меня!
Неясный шум у подножия лестницы прервал ее тревожные мысли: Массивная передняя дверь со стуком затворилась, и до нее донеслись протестующие возгласы слуг. Потом она услышала голос отца, он успокаивал всех, пытаясь заставить говорить кого-нибудь одного. Как лунатик она пересекла комнату и открыла дверь. Во рту у нее пересохло, зато ладонь, сжимавшая массивную латунную ручку, стала влажной от страха.
— Я хочу видеть леди Мириам, сейчас же. — Риго держал острие меча у шеи дородного привратника. Иуда как раз приказал ему выставить Риго на улицу.
— Даже такой варвар, как ты, не может убить всех моих слуг. Если ты сейчас же не покинешь мой дом, я прикажу вздернуть тебя на дыбе, чтобы затрещали твои испанские кости, — говорил Иуда. На его висках вздулись вены, в такой он был ярости.
— Я загнал превосходного коня, добираясь из Испании по льду и снегу. После такого ужасного путешествия я не потерплю отказа.
— Я ее отец — и я отказываю тебе. Это мое право.
— О каких правах вы говорите! Я хочу услышать ответ из уст вашей дочери. Или вы хотите, чтобы мы обсуждали эту проблему на виду у всех? — Меч Риго оставил шею привратника в покое, и тот снова показал на выход, к которому уже спешили другие слуги.
— Моя дочь выйдет замуж за Ришара Дюбэ! — Иуда побледнел при мысли, что ужасная тайна его дочери может быть раскрыта. — Все уже решено.
— Ничего не может быть решено, пока я не поговорю с ней, — возразил Риго.
— Позволь нам поговорить в библиотеке без посторонних глаз, отец. Я не хочу, чтобы мое имя стало предметом грязных сплетен, — с верхней ступени лестницы сказала Мириам. Спускаясь, она разглядывала Риго. Он действительно выглядел так, словно скакал без отдыха несколько недель. Его тяжелая накидка была совершенно мокрой от дождя, заросшее щетиной лицо осунулось, на нем пролегли глубокие темные тени. Он выглядел уставшим, даже изможденным, и от него буквально веяло опасностью.
Иуда отослал слуг и решительно встал между нею и Риго, словно боясь уже того, что они находятся в одной, комнате. Она опустила засов и заплопнула внутреннюю дубовую дверь, легко повернувшуюся на хорошо смазанных петлях.
«Я должна посмотреть ему в глаза. Мириам едва дышала, стоя в центре большой приемной.
Холодный серый свет струился через окно, делая и без того злое выражение лица Риго еще ужаснее. Глаза его были темными от гнева, когда он без всякого стеснения пронзительно посмотрел на ее живот. Мириам, не дрогнув, вынесла его внимательный взгляд, хоть с каждой секундой ее душу все сильнее терзало нечто, более всего напоминающее агонию.
Иуда первым нарушил молчание.
— Тебе нет места в этом доме, испанец. Тебе не о чем говорить с моей дочерью.
Риго все еще держал в руке обнаженый клинок. Опершись острием о полированный пол, он, словно не замечая Иуду, без всяких предисловий спросил Мириам:
— Ты носишь ребенка?
— Не лучше тебе было бы спросить, твой ли это ребенок? — ответила она спокойно.
Он невольно заскрипел зубами от злости:
Мы оба знаем правду. Это мой ребенок! — Риго провел рукой по своим длинным спутанным ветром волосам.
Это не значит, что ты получишь ее и ребенка. Она будет женой Ришара Дюбэ, — прорычал Иуда.
— Никто не может претендовать на моего ребенка. — Голос Риго был холодным как лед. — Вы считаете меня варваром без совести и чести, но жизнь кое-чему научила меня. Я не хочу повторять грех Аарона Торреса. Я женюсь на Мириам. — Лицо Риго оставалось совершенно непроницаемым.
— Может быть, я не захочу выйти за тебя, — зло сказала Мириам, переводя взгляд со своего отца на Риго.
— Ты не можешь обречь моего ребенка на жизнь отверженного! Я знаю, как этот хитрый купец будет относиться к отпрыску незаконнорожденного.
— Не стоит судить по себе достойного человека, — сказал Иуда презрительно, успокоенный отказом Мириам.
— Достойного человека, — повторил Риго. — Разве это так, леди? Неужели вы купите спокойную жизнь в богатом доме в Марселе ценой… счастья своего ребенка?
«Почему ты говоришь только о ребенке, но не обо мне?» Ее сердце разрывалось и плакало. Однако она сдержалась.
— Почему ты считаешь, что с таким отцом, как ты ребенок будет счастливее? — уже вслух произнесла Мириам.
— У ребенка будет индейская кровь. Если он вырастет на ранчо Торресов, наверняка ему будет лучше, и тогда не будет иметь значения, достаточно ли почтенный я человек.
Иуда встал между спорящими, защищая свою разгневанную дочь.
— Ты не будешь отцом этого несчастного ребенка! И недостоин далее находиться в моем доме. Ты слышал, что сказала Мириам. А теперь уходи. Она выйдет за Дюбэ, человека нашей веры и нашего круга.
Мириам покоробили жестокие слова отца, но она ничего не сказала. «Этого несчастного ребенка». Он обрек ее на такой стыд, обесчестил их древнее имя. Он не заслужил лучшего обращения… Но разве может невинное дитя отвечать за их грехи?
Словно прочтя ее мысли, Риго отвернулся от Иуды и посмотрел в бледное лицо Мириам своими пронзительными синими глазами.
— Значит, ты отказываешь мне? Но я прискакал сюда для того, чтобы потребовать то, что принадлежит мне по праву. Если ты не хочешь иметь ничего общего со мной, то хотя бы можешь носить доброе имя Торресов. Семья моего отца богата и уважаема в Новом Свете, — по курайней мере, так говорил Бенджамин. Они с честью примут тебя и будут любить ребенка. — Он чувствовал, что она колеблется.
Иуда Талон же в гневе продолжал:
— Аарон Торрес предал нашу веру. Он женат на христианке. В этой ужасной варварской стране ты станешь отверженной, Мириам. Я запрещаю тебе!
Сердце Мириам разрывалось от сомнений и тоски. С одной стороны, сможет ли она полностью порвать со всем, что так дорого ей здесь, в Марселе? С другой — она прежде всего должна думать о ребенке, здесь Риго прав. Дюбэ женится на ней из-за денег, он будет досаждать ребенку, как только сможет. И не дай Бог, он будет таким же темнокожим, как его отец… Она снова вспомнила, как в бреду Риго говорил о своем детстве. Мириам взглянула на побагровевшее лицо отца, гневное и умоляющее одновременно. «Я никогда больше не увижу тебя, отец. Прости меня».
— Я выйду за тебя, Риго, — сказала она срывающимся голосом, но стоя по-прежнему прямо, с гордо поднятой головой.
Иуда посмотрел на нее немигающими глазами, в которых росла решимость и ненависть. Он понял, что дочь приняла решение, и что-то словно надломилось в нем. Он схватил длинную широкую полу своей одежды, методично разрывая на куски тяжелый бархат.
— У меня больше нет дочери, — сказал он, потом начал бормотать что-то по древнееврейски. Глаза его потухли, он словно не видел, как она обошла вокруг него и, дрожа, но не плача, встала перед Риго.
— Я готова идти с тобой. Теперь в этом доме нет ничего, принадлежащего мне. Тебе придется взять меня с тем, что на мне сейчас, потому что теперь за мной не дадут приданого.
Риго нахмурился.
— Ты думаешь, я хочу жениться на тебе, чтобы заполучить богатство? — Он взял ее за руку, безвольную и холодную как лед. Казалось, старик даже не заметил, как они покинули комнату.
— Он бормочет что-то непонятное! Неужели одна мысль о твоем замужестве лишает его рассудка? — спросил Риго, когда они шли длинным коридором к выходу.
— Он не бормочет. На древнееврейском он читает молитву по умершей. Если иудей вступает в брак с человеком другой веры, закон Моисеев предписывает родителям оплакивать дитя, считая его умершим навеки. — Она почувствовала, как Риго еще крепче сжал ее руку и пробормотал сквозь зубы какое-то проклятие.
Мириам не хотелось смотреть в его глаза. Даже когда они открыли дверь и ледяной январский ветер с дождем ударил в лицо, огонь его гнева словно накалял воздух вокруг нее.
— Накройся этим, пока я седлаю коня, — приказал он, протягивая свой тяжелый плащ. Мириам закрыла глаза и спрятала лицо в толстой шерстяной материи, пропитанной его запахом, запахом человека, непоправимо изменившего ее жизнь. Совсем недавно он был чужим, а сейчас… Мириам поймала себя на мысли, что в самых тонких нюансах запаха, голоса, движений, касаний было что-то родное, знакомое. С той ночи, когда она обтирала его обнаженное, горящее в лихорадке тело, сколько раз она внимательно разглядывала его? Мечтала о нем? «Он околдовал меня».
Риго оседлал жеребца и подсадил ее в седло впереди себя, пробормотав вороному скакуну:
— Полегче, Пелигро, полегче.
— Люди моего отца не станут преследовать меня. Ты можешь убрать меч в ножны, — сказала она.
— Если бы я никогда не обнажал свой меч, миледи, нас не постигла бы такая печальная участь, — ответил он, пуская коня мелкой рысью в направлении дворца Торресов.
Дождь смешался с ее слезами, растворяя их, но она ничего не ответила на его грубый намек.
— Я пошлю за своим старым другом, Франциском Моро, чтобы он освятил брак, — говорил Исаак, расхаживая взад и вперед по просторной спальне, которая была также и спальней Руфи.
— Ты уверен, что этот брак будет лучшим выходом из положения? Мириам в отчаянии. Боюсь, она никогда не оправится от разрыва с отцом.
— Она сама решила соединить свою жизнь с моим племянником, а не мы, и тем более не Иуда, — раздраженно возразил Исаак. — По крайней мере, этот мошенник вернулся, чтобы жениться на ней. Я предупреждал Бенджамина как только он привел своего брата сюда, о неприятностях сопряженных с его появлением.
При упоминании Бенджамина глаза Руфи наполнились слезами.
— Это Бенджамин должен был жениться на ней, а не Риго.
— Мириам всегда отличалась сильной волей и — до последнего времени — здравым смыслом. Она выбрала христианина. Значит, она тоже должна принять другую веру, и их брак освятит католический священник. Я послал управляющего, чтобы он подготовил в самое ближайшее время все для путешествия в Эспаньолу. Пока еще плавание безопасно для нее, хотя срок родов приближается.
— Кажется, это не случится ранее конца июня. Еще достаточно времени, Исаак, — мягко сказала Руфь.
— Если я спокойно смогу выносить этого грязного соблазнителя рядом с Мириам в качестве ее мужа, то времени вполне достаточно! — грустно ответил Исаак.
Он подошел к столу и налил в кубок неразбавленного вина.
— Ты винишь себя, — сказала Руфь, после стольких лет, прожитых вместе, догадываясь, о чем он думает. — Это не так, Исаак. Ты не смог бы выгнать сына Аарона. А, — она вздохнула, — Мириам могла бы понять, что этому миловидному молодому человеку нельзя доверять. Она уже не девчонка.
Он, усмехаясь, подошел ближе и положил руки ей на плечи.
— Она недостаточно знает свет, чтобы распознать коварство испанца. Давай больше не будем думать об этом. Теперь от нас ничего уже не зависит. Скоро они поженятся и отправятся в Новый Свет.
Последующие дни Риго провел вдалеке от дома Торресов, отчаянно пытаясь разобраться в своих чувствах. То, что высокомерные Торрес винят его в падении Мириам, было ясно как день. То, что они считают его неподходящей кандидатурой на роль мужа, было еще более очевидным. Но их мнение ничего для него не значило. Важно было то, что Мириам была холодна и держалась отчужденно, хотя и не шипела на него, как загнанная в угол кошка.
— Чего еще я ждал? Что она упадет в мои объятия и объявит всем о своей любви? — Участь изгоя закалила его душу.
Но Риго мучило осознание собственной вины. Он украл чужую невесту и предал единственного человека, к которому он относился с любовью в этой семье.
Его настроение было под стать холодному осеннему дождю.
Риго все подготовил для отплытия в Новый Свет, используя закладное письмо, которое прислал его отец, узнав, что его первенец собирается приехать вместе с Бенджамином и невестой.
«Мой отец. Интересно, какой он?»
Обойдя летнюю кухню, пересекая залитый дождем сад, через черный вход он вошел в дом. Сегодня день его свадьбы, а ночью они отплывают.
Входя в базилику Святого Виктора, Мириам думала о том, что никогда прежде не были в христианском храме. Каким печальным и запретным казался он ей. Священник, ожидавший их, чтобы провести скромную церемонию, был не менее пугающим; он словно заглядывал сквозь покров новообращенной христианки в больную иудейскую душу. Франциск Моро, член городского совета, согласившийся уладить это дело для Исаака Торреса, сопровождал ее в церковь со своей супругой. Оба они держались с ней очень дружелюбно.
Мириам прошла в боковой придел храма, слушая, как ее шаги эхом отдаются в темной глубине пустого здания.
Риго появился из маленькой ниши рядом с большим алтарем. Свет убранного свечами малого алтаря оттенял его праздничный наряд. Как обычно, он был во всем черном — бархатный камзол с серебряной нитью, украшавшей разрезы на рукавах, безукоризненно сидел на нем. Длинные стройные ноги обтягивали черные шерстяные панталоны. На его широких плечах покоилась только одна серебряная цепь.
Она не могла видеть выражения его лица, но знала, что оно строгое и сдержанное.
Мириам выглядела хрупкой, одинокой и чужой в этом большом темном храме, напуганная незнакомыми стутуями и богато украшенным алтарем. Глаза Риго скользнули с ее бледного лица на платье теплого янтарного оттенка. Исаак и Руфь не поскупились и подарили ей замечательный наряд, стараясь компенсировать то, что потеряла она, покинув дом Иуды Талона. Свет свечей играл на сложном узоре, украшавшем медового цвета парчу. Этот цвет очень шел ей, подчеркивая бронзовый отлив волос, покрытых невесомой шелковой вуалью, скрепленной небольшой нитью топазов.
Из глаза встретились, и волнение Мириам улеглось. Ее ясные серые глаза спокойно встретили взгляд его пронзительных синих глаз. Риго взял ее руку в свою, проклиная то, как она владеет собой. Она безропотно преклонила колени перед священником. Риго безумно хотелось знать, о чем она думает. «Неужели сейчас ты жалеешь о своей сделке? Неужели ты предпочла бы сейчас быть в синагоге с Дюбэ?»
Мириам отвечала на вопросы священника, а Моро беспокойно наблюдал за ней. Когда святой отец произнес последнее благословение и приказал им встать, она попаталась отыскать на лице Риго хоть отблеск каких-нибудь чувств… и не нашла ничего.
Поднявшись на палубу «Галианта», Риго и Мириам смотрели на Исаака, Руфь и их внуков, стоявших на каменном парапете.
Ребекка, их единственная внучка, при прощании крепко обняла Мириам, вложив в руку маленький золотой крестик:
— Теперь у тебя начнется новая жизнь. Прими ее и будь счастлива, как мой дед со своей женой-христианкой.
Все желали им доброго пути.
Дождь наконец прекратился, и вода стала гладкой как стекло, когда корабль достиг наконец узкого перешейка Лакедонии и мимо цепи островов вышел в Лионский залив.
— По крайней мере, наше путешествие начинается при хорошей погоде, — сказал Риго, взяв ее за руку и отвлекая от меланхолического созерцания Марселя, исчезающего вдали. — Смотри вперед, а не назад, жена. — Он показал на блестевшую на западе сине-зеленую гладь Средиземного моря.
Она послушно повернулась, но ничего не сказала.
— Что Ребекка дала тебе? — спросил он, когда она непроизвольно дотронулась до подарка.
— Просто прощальный сувенир нам на счастье, — ответила она без всякого выражения.
Он недоверчиво взглянул на ее безупречный профиль.
— Я вижу, как ты веришь в его возможность.
— А вы, конечно, сделали все, чтобы уверить меня в том, что нас ожидает блаженство! — Она наконец хоть немного дала волю чувствам.
— Ты не одна принесла жертву. Мириам. Я поплатился своей военной карьерой и так же, как и ты, потерял любовь Бенджамина. И я тоже покидаю единственное место, которое считаю своим домом.
— Ты встретишься там со своим отцом, а я потеряла своего навсегда, — тихо сказала она, из последних сил сдерживая слезы.
Мириам не могла думать ни о Бенджамине, ни об Иуде.
Риго вспыхнул:
— Я еду, чтобы встретиться с человеком, который бросил своего незаконного ребенка и оставил его варварам. Так что прости, я не слишком счастлив от мысли о предстоящем воссоединении. Что же касается меня… я несу ответственность за нашего ребенка, Мириам. Кроме того, ты — белая женщина, и с тобой нельзя поступить, как с варваром.
— Зато я замужем за одним из них! — Она, не владея собой, произнесла эти жестокие слова и тут же пожалела об этом. Боже правый, он выглядел так, словно она вонзила ему нож в сердце!
— Да, ты замужем за одним из них, — прошептал он. Его лицо было темным от гнева, когда он сгреб ее в охапку и понес к их каюте. — Я ведь твой муж и хочу взглянуть на то, что досталось мне такой дорогой ценой.
Их каюта была маленькой и тесной, только с одной узкой постелью, устроенной на высокой деревянной платформе. В ней не было окна; в углу стояли стол и маленький деревянный табурет. Больше всего она напоминала тюремную камеру, и пахло здесь заплесневелым деревом и потом. Риго, не особенно церемонясь, посадил ее на кровать и запалил сальную свечу.
Мириам разглядывала его. Риго закрыл дверь каюты, потом повернулся к ней — в каждом его движении сквозил гнев. Мерцающий свет свечи делал его лицо еще темнее.
«Я — сама тьма», — всплыли в ее памяти слова Риго.
Черная одежда только усиливала мрачное выражение его лица. Он снял с шеи тяжелую серебряную цепь и бросил на стол.
Она ощутила запах мужской страсти, когда он присел на край кровати. Ей вдруг очень захотелось прикоснуться к его груди, ласкать его, опускаясь все ниже, ниже… Лицо ее пылало, она судорожно сжимала край одежды, борясь с искушением дотронуться до него. «Я — сама тьма» — Эти слова, и его близость сводили Мириам с ума.
Что это? Желание… или отвращение? А может быть, и то, и другое одновременно?
— Ты сказала, что я дикарь, но я ведь еще и твой муж и хочу видеть твое тело — все целиком, — его голос ворвался в ее смятенные чувства.
— Наши предыдущие встречи были случайны и все происходило так быстро, что не было времени думать об одежде. — Она покраснела, но не отвела взгляд, ожидая, что он станет делать. — Не надейся, что я стану срывать с тебя одежду, — продолжал он тихим, издевающимся голосом, — я не зайду так далеко. Разденься сама.
— Но я жду ребенка, Риго. Мое тело уже становится бесформенным и уродливым, — наконец вымолвила Мириам.
— Я сам решу, уродлива ты или нет. — Еле заметная улыбка тронула его губы, но синие глаза оставались серьезными.
Негнущимися пальцами она сняла легкую шелковую вуаль и украшенный каменьями венок. Поток волос хлынул по его черной бархатной одежде, ласково окутав. Шнуровку платья было совсем легко распутать, но фижмы были очень тяжелы. Пытаясь снять их, она внезапно почувствовала, как его теплые сильные руки помогают ей. Через несколько мгновений Мириам, смущенная, осталась только в длинной и прозрачной нижней тунике, не в силах лишиться этого последнего укрытия.
Риго, еле сдерживая себя, разглядывал ее в свете свечи. Ткань была так тонка и прозрачна, что вовсе не скрывала изгибов ее тела. Волосы Мириам блестели, шелковым каскадом ниспадая с плеч. Он явно боролся с искушением броситься к ней и сжать в своих объятиях.
— Патрис позавидовала бы твоей груди, — сказал он.
— Сомневаюсь, что она позавидовала бы моему округлившемуся животу, — ответила она, отворачиваясь от его холодного взгляда.
— Потому что там ребенок человека низшей расы? Ведь это мой ребенок!
— Если бы Патрис Феррье была более пунктуальна той ночью, мы сейчас не были бы мужем и женой, — продолжала Мириам.
— Я постараюсь сделать все, чтобы ты не жалела об этом… по крайней мере до тех пор, пока останешься со мной. — Он говорил вкрадчиво, но под внешней мягкостью скрывалась сталь.
На мгновение Мириам решила отказать ему. Но только на мгновение. Чувства вновь одержали верх над разумом. Медленно она подняла одну ногу и поставила на постель, чтобы снять парчовую туфлю и стянуть шелковый чулок. Повторив то же самое с другой ногой, она выпрямилась и распустила тесемки нижней туники. Наконец, оголив руки, все еще не решаясь отпустить тунику, она выжидающе посмотрела на Риго.
Он стоял неподвижно.
— Позволь ей упасть. Я хочу видеть тебя всю.
Когда наконец туника упала на пол, осев, подобно волне вокруг ее тонких лодыжек, Риго заставил себя медленно неторопливо обойти вокруг нее, будто рассматривая со всех сторон.
Мириам стояла, выпрямившись и не глядя на него. «Я не стану бояться!»
Не в силах больше сдерживаться, Риго протянул руку и накрыл ладонью ее тугую грудь. Почувствовав, что сосок под его рукой сделался твердым, он легонько провел пальцами по округлости ее живота, мягко прижав ладонь к пупку.
— Мое дитя растет здесь, — прошептал он сам себе, одурманенный этим зрелищем.
Обида и боль от его слов были так сильны, что она едва не выкрикнула вслух: «Неужели ты думаешь только о ребенке? А как же я?» — Но вслух Мириам не сказала ничего, а он продолжал раздражать ее и без того накалившиеся нервы. Его огрубевшие пальцы блуждали вдоль округлостей ее бедер, медленно поднимаясь вверх к плечам и рукам, вызывая в ней своими преднамеренно неторопливыми ласками острое желание. Наконец он приподнял ее голову и заглянул в глаза.
— Твое тело все еще отвечает на мои прикосновения. Оно помнит. — Он прижал ее к себе одной рукой, и она ощутила его пульсирующую плоть возле своего живота. — Мое тело тоже помнит. — С этими словами он спрятал пальцы в ее волосах и поцеловал ее.
Когда его губы прильнули к ее губам, древняя как мир жажда заставила ее позабыть страх и гордость, вызывая к жизни вихрь забытой страсти. Несмотря на очень трудный день, слабость и обиду на его бесцеремонность в обращении, Мириам уступила. Уступила, как уступала каждый раз, чувствуя его неудержимую силу и власть. Риго несколько мгновений терзал ее рот, потом начал покрывать нежными легкими поцелуями щеки, подбородок и шею. Он чувствовал ее возбуждение по тому, как она прижалась к нему, издав низкий гортанный звук. Он бережно поднял ее на руки и уложил на постель. Потом поднялся, чтобы раздеться. Стоя перед ней совершенно обнаженным, он не отрываясь смотрел в ее ожидающие глаза.
Глава 12
Риго, освещенный золотистым светом свечи, напомнил ей языческого бога. Ее глаза невольно скользнули с его черных словно ночь блестящих волос на широкую грудь, потом на пульсирующую плоть. «Теперь я понимаю, почему древние поклонялись богу плодородия», — думала она, когда он опустился на нее.
Риго поднял ее руки над головой, сжав тонкие запястья, и начал ласкать языком грудь. Когда сосок отвердел под его пальцами, он потянулся к другой груди и стал целовать оба, слушая, как сердце ее бьется все сильнее и сильнее, в такт с его сердцем. Он поднялся и встал на колени меж ее раздвинутых бедер, потом опустился ниже и скользнул в нее. Мириам обхватила ногами его бедра, поднимаясь навстречу каждому его движению. Его восторг выплеснулся в каком-то гортанном испанском проклятии. Прежде, чем слепой алый туман начал застилать его взор, он остановился, прошептав ей:
— Тише, спокойнее, пока я не кончил раньше тебя. Глубоко, судорожно вздохнув, она уступила, позволив ему двигаться медленнее, томно разжигая в себе любовный голод, пока он не вспыхнул ярче солнца. В тот миг, когда она была уверена, что более ни мгновения не может переносить этого жгучего удовольствия, граничившего с болью, что-то взорвалось в ней вспышкой чистого света. Мириам вцепилась в Риго, невольно выкрикнув его имя. Она чувствовала, как его плоть увеличивается и пульсирует глубоко внутри нее, изливая семя, а тело дрожит от наслаждения.
Риго поднял ее руки над головой, сжав тонкие запястья, и начал ласкать языком грудь. Когда сосок отвердел под его пальцами, он потянулся к другой груди и стал целовать оба, слушая, как сердце ее бьется все сильнее и сильнее, в такт с его сердцем. Он поднялся и встал на колени меж ее раздвинутых бедер, потом опустился ниже и скользнул в нее. Мириам обхватила ногами его бедра, поднимаясь навстречу каждому его движению. Его восторг выплеснулся в каком-то гортанном испанском проклятии. Прежде, чем слепой алый туман начал застилать его взор, он остановился, прошептав ей:
— Тише, спокойнее, пока я не кончил раньше тебя. Глубоко, судорожно вздохнув, она уступила, позволив ему двигаться медленнее, томно разжигая в себе любовный голод, пока он не вспыхнул ярче солнца. В тот миг, когда она была уверена, что более ни мгновения не может переносить этого жгучего удовольствия, граничившего с болью, что-то взорвалось в ней вспышкой чистого света. Мириам вцепилась в Риго, невольно выкрикнув его имя. Она чувствовала, как его плоть увеличивается и пульсирует глубоко внутри нее, изливая семя, а тело дрожит от наслаждения.