Хенли Вирджиния. Сердце ворона

   Она решила также не расставаться с монашеским одеянием, которое не только избавляло ее — женщину, путешествующую в одиночестве, — от назойливого любопытства встречных, но и служило дополнительной защитой от холода. Розанна успела порядком утомиться и проголодаться, когда вдали наконец показались огни какого-то города. Через несколько минут она уже въезжала в ворота Йорка. Ей не составило особого труда разыскать гостиницу под вывеской «Бойцовый петух». Во дворе она сняла с себя рясу и, спрятав ее в дорожную сумку, направилась к конюшням. Она передала поводья молодому конюху и надменно произнесла:
   — Это очень дорогой конь редчайшей арабской породы! Позаботься, чтобы его как следует вычистили, накормили и напоили! Поставь его в теплое стойло и покрой попоной! — Выудив из кошеля золотую монету, она протянула ее юноше, который рассыпался в благодарностях и увел Мекку в глубину конюшни.
   Розанна решительно переступила порог общего зала. Здесь было так же душно, многолюдно и шумно, как и в прошлый раз. Она высокомерно взглянула на хозяина и проговорила:
   — Я — леди Розанна Монтфорд, баронесса Рэвенспер! Предоставьте мне вашу лучшую комнату и подайте туда горячий ужин! — Она опасалась, что он усомнится в правдивости ее слов и, приняв за искательницу приключений, станет оскорблять или высмеивать, ибо где это видано, чтобы замужняя дама, обладательница титула и состояния, путешествовала в одиночестве, но тревога ее оказалась напрасной. Хозяин запомнил молодую леди, останавливавшуюся в его заведении с бароном Рэвенспером. Ведь наверняка ни у одной другой женщины в Англии не было таких роскошных волос!
   Вскоре молоденькая служанка принесла ей ужин, состоявший из половины жирного каплуна и большого куска яблочного пирога. Не успела девушка выйти из комнаты, как снизу раздались пронзительные крики, шум и топот.
   — Что там случилось? — настороженно спросила Розанна.
   — Ой, леди, вы-то, небось, еще не слыхали, что Уорик, будь он неладен, захватил в плен нашего короля и хочет посадить на его место Джорджа! Вот там внизу и спорят, правда это или же только сплетни! Но ежели он и в самом деле пошел на этакое злодейство, то ничего у него не получится: Англия нипочем не согласится признать Джорджа своим королем! Народ взбунтуется, помяните мое слово, леди! — С этими словами девушка направилась к выходу.
   — Мне нужно выехать отсюда на рассвете, — сказала ей Розанна. — Разбудите меня в пять! Стучите в дверь до тех пор, пока я не открою, ладно?
   После долгого, утомительного пути Розанна чувствовала себя усталой и разбитой. У нее едва достало сил раздеться. Задув свечу, она улеглась в постель. Слова молоденькой служанки вселили в нее надежду на то, что народ Англии не потерпит самоуправства Уорика. Но королеве по-прежнему грозила опасность, и завтра поутру им с Меккой предстояло продолжить свое опасное путешествие.
 
   На следующий день, проезжая по улицам Донкастера и Ньюарка, Розанна видела, как собиравшиеся кучками горожане потрясали кулаками, слышала несшиеся со всех сторон возмущенные крики. Отсюда было совсем недалеко до Кастэлмейна, но она не могла позволить себе терять ни минуты драгоценного времени, чтобы навестить родителей. К тому же ей не хотелось огорчать мать известием о пленении Эдуарда. Да и намерение дочери добраться в одиночестве до Лондона, чтобы спасти ненавистную королеву — ее счастливую соперницу — вряд ли встретило бы благожелательный отклик в душе леди Кастэлмейн.
   К вечеру следующего дня она рассчитывала добраться до Кембриджа. Погода стояла солнечная, и Мекка несся вперед ровной, крупной рысью. Но после полудня он неожиданно начал хромать, и Розанне пришлось спешиться, чтобы выяснить, не повредил ли ее бесценный араб заднюю ногу. К своему крайнему удивлению, она обнаружила, что все подковы на копытах жеребца за время их пути истончились, — они были сделаны из серебра! Поистине щедрость короля не знала границ! И Розанна, добравшись до ближайшей кузницы, велела перековать своего араба. Она спрятала в поясную сумку все четыре серебряные подковы, чтобы в случае нужды обменять их на деньги. Короткий зимний день быстро сменился вечером, и Розанне пришлось заночевать на постоялом дворе ближайшего городка.
   Проснувшись и встав с постели, она вдруг почувствовала мучительную дурноту. Она едва успела добежать до помойной лохани, как ее вырвало. Розанна с ужасом подумала, что заразилась какой-то опасной болезнью и теперь не сможет продолжать свое изнурительное путешествие. Однако тошнота прошла так же быстро, как и появилась. Розанна наспех проглотила несколько бисквитов, запив их вином, и вскоре она уже покачивалась на спине выносливого араба, надеясь через несколько часов достичь Лондона.
   Погода, благоприятствовавшая ей на протяжении всей поездки, вдруг резко изменилась, когда усталая путница находилась всего лишь в двух-трех милях от столицы королевства. Небеса разверзлись, ледяной дождь в считанные минуты насквозь промочил всю одежду Розанны, и все окрест окутала непроглядная мгла, хотя до вечера было еще довольно далеко.
   Она на всем скаку подъехала к входу в конюшни королевского Вестминстерского дворца и щедро заплатила груму за то, чтобы тот вычистил и накормил ее коня. После этого она направилась во дворец и велела гвардейцу, дежурившему у входа, немедленно пропустить ее к королеве.
   У Розанны был вид жертвы кораблекрушения, чудом оставшейся в живых: вода потоками лилась с ее плаща и длинных волос, и у ног ее на роскошном бордовом ковре образовалась изрядная лужа. Поморщившись, гвардеец прикрикнул на нее:
   — Уходи отсюда, а не то я тебя арестую!
   — Да как вы не понимаете! Я должна сообщить ее величеству важное известие! Меня послал сам король! — с достоинством произнесла Розанна, однако ее настойчивость лишь еще пуще разозлила стража: тот направил острие своей алебарды ей в грудь, и Розанне пришлось попятиться, но, дойдя до дверей, она опустилась на пол и, категорически отказавшись покинуть дворец, принялась пронзительно кричать:
   — Я не уйду! Я должна увидеть королеву!
   Вскоре из внутренних покоев дворца появился канцлер в сопровождении целого отряда гвардейцев.
   — Что здесь происходит? — раздраженно спросил он.
   — Эта сумасшедшая попрошайка желает нанести визит ее величеству королеве! — с презрением ответил стражник.
   — Королева в Гринвиче. Выведите ее отсюда прочь! — распорядился канцлер, повернувшись к Розанне спиной.
   — Ах ты надутый индюк! — крикнула Розанна дежурному гвардейцу. — Что же ты сразу не сказал мне, где искать ее величество?! — Пошатываясь от усталости и отчаяния, она добрела до конюшен, разыскала стойло, отведенное Мекке и, никем не замеченная, зарылась в сено, которым был устлан деревянный пол. Она мгновенно провалилась в сон, успев подумать лишь о том, что завтра непременно должна разыскать королеву.
   Едва проснувшись, Розанна снова почувствовала тошноту. Она не успела даже встать на ноги, как ее вырвало. Отирая лицо пучком соломы, она с ужасом осознала, что эти повторяющиеся приступы утренней тошноты могли означать лишь одно…
   — О, Рэвенспер! Что ты со мной сделал?! — простонала она, с трудом поднимаясь с колен. — Только этого мне сейчас и не хватало!
   Но у нее не было времени размышлять о себе и своем будущем ребенке. Ей надо было как можно скорее встретиться с королевой, чтобы опередить врагов, вознамерившихся уничтожить Елизавету Вудвилл.
   На улицах Лондона царило шумное оживление. Прохожие торопились по своим делам, не обращая внимания на торговцев, которые пронзительными голосами зазывали покупателей к своим лоткам. По мостовым катились повозки с углем, рыбой, овощами, живой и битой птицей. По-видимому, все они направлялись на ближайший рынок. Мучимая голодом, Розанна купила у одной из торговок сдобную булку и съела ее на ходу, как поступали многие из увиденных ею лондонцев. Она не без труда отыскала ювелирную лавчонку, где обменяла серебряные подковы на несколько золотых монет.
   Одежда Розанны после дождя и ночи, проведенной в конюшне, приобрела ужасный вид, но ей некогда было приводить ее в порядок, и потому, памятуя о приеме, оказанном ей гвардейцем в Вестминстерском дворце, она зашла в ближайший магазин, где торговали поношенным платьем, и приобрела себе вполне приличный, хотя и скромный наряд. Там же она узнала, как быстрее всего добраться до Гринвича.
   Вскоре она поднялась на борт небольшой барки. Причаливая к берегу, гребец каждый раз выкрикивал зычным голосом название очередной остановки. Широкая, полноводная река невыносимо смердела. Над поверхностью воды поднимался запах протухшей рыбы, помоев и отхожего места. Розанна с ужасом представила себе, насколько усиливаются все эти ароматы в жаркие летние дни.
   Сойдя на берег, Розанна поднялась на невысокий холм, откуда был виден Гринвичский дворец. Теперь ей оставалось лишь добиться встречи с королевой!
   Ввиду отсутствия гофмейстера королевского двора лорда Гастингса, который отправился на север и, по-видимому, находился в Мидделхеме вместе с королем, его обязанности исполнял лорд Монтегю. Остаток дня ушел у Розанны на то, чтобы попасть к нему на прием. О том же, чтобы увидеться с ее величеством, нечего было и помышлять. Снедаемая нетерпением, Розанна попыталась было убедить этого толстого, коротконогого спесивого человечка, что ей необходимо видеть ее величество по срочному, не терпящему отлагательств делу. Но тот в ответ на все ее мольбы и уговоры высокомерно повторял:
   — Вы можете в числе прочих лицезреть, как ее величество обедает со своими приближенными.
   Розанне удалось путем настойчивых расспросов выяснить, что Елизавета Вудвилл ежевечерне устраивала подобные «публичные обеды», дозволяя любоваться собой всем желающим, которых мог вместить просторный зал дворца. Обеды эти таким образом превращались в своего рода театрализованные представления, которые охотно посещали любопытные иностранцы. Елизавета, по-видимому, считала себя достопримечательностью, достойной восхищения, и полагала, что подобные меры будут способствовать ее популярности в Англии и Европе.
   Розанна, как ни была она предубеждена против королевы, при первом же взгляде на нее поняла, что перед ней — женщина незаурядных качеств, как внутренних, так и внешних. Елизавета блистала хрупкой, изысканной красотой. Волосы ее имели перламутрово-серебристый оттенок, ей было к лицу платье из серебряной парчи, расшитое алмазами. Однако его просторный крой не мог скрыть огромного живота королевы, которая вот-вот должна была родить. Когда публичный обед уже подходил к концу, Розанна осмелилась приблизиться к леди Марджери, одной из фрейлин ее величества, и сообщила той, что непременно должна поговорить с королевой по не терпящему отлагательств делу. Леди Марджери, немолодая и некрасивая женщина — Елизавета держала подле себя только таких! — растерянно пожала плечами, не зная, что ответить настырной юной леди.
   — Это вопрос жизни и смерти! — взволнованно прошептала Розанна. — Я прибыла сюда по просьбе самого короля!
   Слова ее возымели должное действие. Леди Марджери без дальнейших околичностей взяла Розанну за руку и подвела ее к столу, за которым восседала Елизавета.
   Королева окинула молодую женщину колючим взором из-под полуопущенных век. Зная, насколько пылок и влюбчив ее венценосный супруг, она привыкла видеть соперницу в любой красивой девчонке, встречавшейся на его пути.
   Под этим пристальным, недружелюбным взором Розанна почувствовала себя неловко и неуютно. Она так торопилась, стольким рисковала ради этой надменной женщины, которая теперь рассматривает ее словно какую-то букашку и, судя по всему, вовсе не собирается говорить с ней. А ведь на счету каждая минута! И Розанна совершила неслыханную дерзость: сама обратилась к королеве!
   — Ваше величество, позвольте мне сообщить вам нечто важное! — сказала она, сделав глубокий реверанс.
   Шокированная такой неслыханной наглостью, королева ледяным тоном осведомилась:
   — Кто вы такая?
   — Я — леди Розанна Монтфорд, жена барона Рэвенспера.
   Взгляд королевы смягчился. Стало быть, девчонка не имела никаких видов на ее Неда. Ведь Рэвенспер не из тех, кто прощает измены — он заколол свою предыдущую жену за то, что та была ему неверна.
   — Следуйте за мной! — велела она, величественно покидая зал. Розанна вместе с придворными дамами миновала несколько роскошных покоев и оказалась в небольшой гостиной. Опустившись в просторное кресло, Елизавета отрывисто приказала:
   — Говорите!
   — Ваше величество, мне не хотелось бы пугать и огорчать вас, но я привезла дурные вести! Короля силой удерживают в замке Мидделхем. Я видела его и говорила с ним…
   — Уорик! Этот сукин сын Уорик — мой злейший враг!
   — Ваше величество, я скакала сюда от самого Мидделхема, останавливаясь лишь на ночлег, чтобы передать вам волю короля: он настоятельно требовал, чтобы вы отправились в надежное убежище, потому что жизнь ваша находится в опасности!
   — Господь покарает этого ублюдка Уорика, если тот осмелится поднять на меня руку!
   — Мадам, если все, что мне известно о графе Уорике, — правда, то он наверняка не остановится ни перед чем!
   Среди придворных дам началась паника, и Елизавета, подняв руку, призвала их к тишине.
   — Я приказываю вам подготовиться к переезду. Завтра мы отправляемся в Вестминстер, где с Божьей помощью переждем это тревожное время.
   Дверь в гостиную распахнулась, и на пороге появился встревоженный лорд Монтегю.
   — Ваше величество, — проговорил он, низко склонившись перед королевой, — мне доложили, что на улицах Лондона начались беспорядки. Народ возмущен тем, что короля против его воли удерживают в Мидделхеме!
   Лицо Елизаветы исказила гримаса страха и ненависти.
   — Что говорят на улицах? — спросила она.
   — На все лады повторяют, что Уорик намерен низложить его величество Эдуарда IV и посадить на трон Джорджа. Проклинают заговорщиков и грозят бунтами и поджогами, если королю немедленно не вернут свободу.
   — Боже, сколько раз я говорила Эдуарду, что его братьев следует бросить в Тауэр! Ведь они готовы на все, лишь бы устранить со своего пути и его, и меня!
   — Ваше величество, вам надо немедленно перебраться в надежное убежище! Завтра может быть уже поздно! — вмешалась Розанна.
   С лица королевы сбежали все краски.
   — Мои дочери! — воскликнула она. — Мне надо спасать своих дочерей!
   «Моих единокровных сестер», — подумала Розанна.
   — Монтегю! Известите о случившемся моих сыновей Томаса и Ричарда! — велела королева. — И мою мать! Пошлите за моей матерью! Я возьму ее с собой в Вестминстер! Торопитесь же! Возвращайтесь вместе с ней не позже чем через час!
   Придворные дамы отправились будить детей и с помощью служанок готовиться к бегству в Вестминстер. Пребывание в убежище могло оказаться длительным, поэтому следовало взять с собой достаточное количество одежды и белья.
   — Пусть кто-нибудь останется со мной! — сказала Елизавета.
   — Если вы позволите, я побуду с вами, — предложила Розанна.
   Она смотрела на королеву с невольным восхищением. Елизавета несомненно обладала твердым характером и железной волей. Несмотря на преклонные годы — ведь ей было уже далеко за тридцать! — ее величество сумела сохранить свежесть и очарование молодости и не теряла надежды подарить королю долгожданного наследника престола!
   Мысли Розанны обратились к ребенку, которого она носила под сердцем. Сумеет ли она защищать его от жизненных невзгод с такой же отвагой и решимостью, с какой готова была бороться за своих детей королева Елизавета? Да, сумеет! Она ни на секунду не усомнилась в этом!
   Вскоре в комнату были приведены маленькие принцессы, державшиеся за руки своих нянек. Их багаж был сложен у дверей. Слуги принесли и поместили здесь же вещи королевы, и вскоре гора тюков и роскошных сундуков выросла почти до потолка.
   Елизавете доложили, что королевская барка находится у пристани и готова к отплытию. Она распорядилась, чтобы слуги начали переносить туда багаж, а сама решила дождаться во дворце прибытия матери. Леди Марджери принесла белоснежную меховую накидку и окутала ею плечи Елизаветы. Розанна с восхищением разглядывала густой, блестящий, пушистый мех. В эту минуту перед королевой предстал бледный, до смерти перепуганный Монтегю.
   — Ваше величество, они арестовали вашу мать по обвинению в ведовстве! — выпалил он.
   Елизавета схватилась обеими руками за живот, словно для того, чтобы защитить еще не рожденное дитя, и пронзительно закричала:.
   — Боже мой! Боже мой! Если они посмеют казнить ее, я своими руками разорву Уорика на куски!
   Розанна наклонилась к уху леди Марджери и прошептала:
   — Мне кажется, следовало бы послать за врачом. Но мы не можем больше ждать. Сообщите ему, что королева отправляется в Вестминстер и что ей вскоре могут понадобиться его услуги.
   Сопровождаемая Резанной и леди Марджери, королева вышла из дворца. Слуги с факелами в руках освещали дорогу к каналу, в котором стояла на причале огромная, раскрашенная в бордовый и голубой цвета королевская барка. Ее борта украшала эмблема Йорка — белая роза, на фоне которой было изображено Сияющее Солнце. В тусклом свете факелов сверкала и переливалась позолота. Гребцы взялись за весла, и огромная лодка легко заскользила по воде.
   Миновав несколько мостов — в том числе знаменитый Лондонский мост, о котором рассказывал Розанне принц Ричард, они причалили у Вестминстерского дворца.
   Елизавете и ее дочерям лишь чудом удалось добраться до спасительного убежища в Вестминстере. Еще до наступления полуночи Вестминстерский дворец заполонили люди Уорика в алых камзолах с гербами в виде золотого медведя на рукавах. У каждого входа в покои королевы была выставлена стража. Никто не мог проникнуть туда или выйти оттуда.
   Но Розанна вскоре обнаружила, что от охранников можно было получить некоторую информацию о том, что происходило за стенами дворца. Те не отказывали себе в удовольствии преподнести неприятные новости ненавидимой всеми королеве и ее приближенным. Благодаря их болтливости узницам вскоре стало известно, что мать королевы, Жакетта, была брошена в Тауэр и что ее сыновей от первого брака, Томаса и Ричарда «вот-вот должны поймать», из чего следовало, что молодым людям удалось-таки скрыться.
   Дни шли за днями. Королева без устали меняла прически и туалеты, болтала с придворными дамами, играла с дочерьми, примеряла украшения. Розанна была потрясена обилием и роскошью ее нарядов и драгоценностей.
   Здесь было принято одеваться совсем иначе, чем у них на севере, и Розанна не только запоминала, но и зарисовывала фасоны некоторых из платьев, чтобы по возвращении домой сшить себе такие же. Но, конечно, она не стала бы копировать последнюю моду, согласно которой вырез у платьев делался настолько низкий, что груди обнажались почти до самых сосков.
   Ей ни в коем случае не захотелось перенимать и еще одно модное новшество: выщипывание паховых волос, которое отнимало у дам и их служанок целые часы, доставляло, им немалые мучения и в результате оставляло низ живота совершенно голым.
   Розанна не уставала дивиться тому, в какой пустой, мелочной суете проводили время своего заточения королева и ее фрейлины, но ей не оставалось ничего другого, кроме как принимать участие в их глупой болтовне и однообразных развлечениях. Ночами же, оставшись в одиночестве в своей комнате, она подолгу лежала без сна, тоскуя о муже. Лишь теперь она по достоинству оценила этого немногословного, решительного, мужественного и благородного человека! Она многое отдала бы за возможность хоть ненадолго увидеть его, признать свою вину перед ним, поведать ему о своей любви. Ибо она поняла, что любит его нежно, исступленно и страстно. Какой же она была неблагодарной идиоткой, когда, выкрав ключи, решила вызволить Брайана из темницы! Она поставила под удар свое будущее, она отвергла счастье разделенной любви и глубоко оскорбила Роджера, доверявшего ей, боготворившего ее. Разве можно было сравнить его возвышенное, трепетное чувство с пошлым заигрыванием золотоволосого рыцаря-шпиона?! Сможет ли Роджер когда-нибудь простить ее? И, горестно вздыхая, она погружалась в тяжелый, тревожный сон.
   На исходе первого месяца их заточения к королеве был допущен ее духовник. Елизавета холодно взглянула на святого отца и бросила:
   — Пусть бы они прислали мне врача вместо этого чертова попа!
   Розанна мягко попросила священника в следующий раз привести с собой монахиню, искусную в повивальном деле, на что тот с готовностью согласился.
   События следующего дня надолго врезались в память Розанны. Стражники, караулившие выход из покоев, со злорадством сообщили королеве, что Уорик захватил в плен ее отца и брата Джона и обезглавил обоих.
   Елизавета издала пронзительный крик и, упав на пол, забилась в судорогах. Истекая кровью, она стонала от боли и держалась обеими руками за живот. У королевы начались роды. Служанки и фрейлины перенесли ее величество на постель. Та продолжала кричать, осыпая проклятиями Уорика и весь его род. Кровотечение ее все усиливалось.
   Розанну не на шутку встревожило состояние роженицы. Елизавета могла умереть от потери крови. А ведь отец поручил несчастную королеву ее заботам! И она подошла к постели, на которой корчилась и извивалась ее величество, и, взяв ее руки в свои, властно произнесла:
   — Перестаньте кричать! Это убьет вас! Поговорите со мной! Говорите что угодно, но только спокойно и неторопливо. Не напрягайтесь!
   Елизавета с минуту боролась с подступавшими к ее горлу рыданиями, затем, благодарно кивнув, заговорила хриплым, резким голосом:
   — Нас в семье было двенадцать. Моя мать — безмозглая француженка, которая позволила своим чувствам взять верх над разумом. Она привела в ужас всю свою семью, выйдя замуж за нищего оруженосца. Мы жили в беспросветной бедности. У меня было пять сестер и шесть братьев. Меня еще ребенком выдали замуж за сэра Джона Грея. Я не успела опомниться, как уже стала матерью двух малюток-сыновей. А когда муж умер, его родня лишила меня всего имущества. Я осталась с двумя детьми на руках без всяких средств к существованию. Единственное, чем мы, Вудвиллы, обладали в избытке, так это честолюбием. Ну, и еще красотой.
   О, я прекрасно знаю, что все считают меня расчетливой интриганкой, блудницей Вавилонской, но им неведомо, какие мучения выпали на мою долю в ранней молодости и сколь многому научили меня те годы беспросветного горя и унижений. Я стала жесткой, как кремень. И горжусь этим! Я была самой красивой из всех сестер, и вот, собрав все сбережения, мои родные сшили мне роскошный наряд, и я отправилась к королю, чтобы просить его о помощи. Теперь по стране ходят слухи, будто я околдовала его, приворотила каким-то одной мне известным способом. В действительности же все было несколько иначе. Я понимала, что, став одной из его метресс, не добьюсь ничего для себя и своей семьи. И мне удалось внушить ему, что я не из тех, кто легко вступает в любовные связи, даже если этого домогается сам король. Он был настолько пленен моей внешностью, что решил жениться на мне.
   Уорик запретил этот брак, и мы с Эдуардом обвенчались тайно. К тому времени он был уже королем Англии, но все равно боялся этого ублюдка, этого отпетого негодяя, этого дьявола во плоти! — И королева снова начала метаться на постели. — О, мой несчастный брат Джон! Ведь ему было всего двадцать лет! Он был так честолюбив! Он согласился вступить в брак с этой восьмидесятилетней развалиной — герцогиней Норфолкской. Боже мой, Боже мой! Мы все надеялись, что в скором времени он овдовеет! Но вдовой стала она! О Боже, Боже!
   Розанна промокнула лоб Елизаветы, по которому катились крупные капли пота. Она как могла старалась облегчить ее страдания. Сейчас лицо королевы, искаженное болью, уже не было столь моложавым, как прежде. Ее величество выглядела даже старше своих лет. Сердце Розанны сжала ледяная рука страха. Ведь через несколько месяцев ей самой предстояло пройти через подобные страдания. В душе ее не осталось и следа былой неприязни к Елизавете. Да, королева была расчетливой, злобной, мстительной интриганкой, но теперь Розанна видела в ней лишь изнуренную невыносимыми мучениями немолодую женщину, которой требовались помощь и участие.
   Схватки продолжались и на второй, и на третий день. Розанна падала с ног от усталости. Она спала лишь урывками, проводя почти все время у постели Елизаветы. Кровотечение, в последние часы совсем было прекратившееся, вдруг усилилось до такой степени, что простыни и одеяло окрасились в темно-красный цвет. Издали могло показаться, что роженица лежит в окружении целой груды сырого мяса. Внезапно королеву вырвало — прямо на ее роскошные серебристые волосы.
   Возможно, именно рвотная судорога, сотрясшая тело Елизаветы, послужила толчком для появления на свет Божий наследника английского престола. Но вероятно и то, что этому способствовал приход монахини-повитухи. Розанна впервые за долгие трое суток могла вздохнуть с облегчением. Она не переставала удивляться выносливости хрупкой на вид королевы. Внезапно в голове ее пронеслась мысль, что врагам ее величества придется несладко, если Эдуарду удастся сохранить трон. Елизавета не пожалеет усилий для того, чтобы смести с лица земли всех, кто принес горе и страдания ей самой и ее клану.