Хенли Вирджиния. Страстная женщина

   Через несколько минут после ухода короля в зале появилась Елизавета. Бесс не сразу узнала остановившуюся перед ней полураздетую девушку в белокуром парике.
   — Не узнаешь? Я Цирцея — та самая, которая превращала мужчин в диких зверей.
   Бесс перевела взгляд с девушки, закутанной в полупрозрачный золотистый плащ, едва прикрывающий маленькие, высокие груди, на усмехающихся братьев Дадли.
   — Ваша светлость, вы рискуете вызвать скандал, — тихо заметила Бесс.
   — Не всем же быть монахинями! Да меня никто и не узнает.
   — Я сразу узнала тебя, — заявила, подойдя к ним. леди Мария. — Мне стыдно, что у меня такая сестра! Так наряжалась твоя мать, когда была наложницей моего отца!
   — Замолчи, дрянь! Моя мать была королевой! Злобный взгляд Марии Тюдор остановился на Бесс:
   — А как посмела ты высмеивать меня и католическую церковь? Это кощунство! Король непременно узнает о твоей возмутительной выходке.
   — В эту минуту мой бедный отец мечтает только об одном — отправить тебя в ад вслед за твоей матерью! — возбужденно проговорила Елизавета.
   Робин Дадли обнял ее за талию и решительно увел прочь.
   Бесс встревожилась. Елизавета вела себя слишком опрометчиво, а ей самой следовало бы хорошенько подумать, прежде чем наряжаться в костюм монахини. Ее щеки разгорелись, в зале было душно, апостольник натирал подбородок. Мечтая глотнуть свежего воздуха, Бесс бросилась к двери балкона.
   Увидев приближающегося к ней мужчину в черных бриджах и сапогах для верховой езды, она вздохнула с облегчением. Костюм этого человека дополняли шляпа с обвисшими полями и черная маска.
   — Где же ты был? Я задыхаюсь!
   Он взял Бесс за руку и повел ее на балкон.
   — В чем дело, моя маленькая монахиня?
   — Напрасно я выбрала этот костюм! Думала, это будет забавно, хотела показать тебе, что по-прежнему чиста, а вместо этого разозлила принцессу Марию!
   — Тс-с! — Приложив ладони к ее щекам, мужчина нагнулся и завладел губами Бесс.
   Радостно прильнув к нему, она почувствовала себя в безопасности.
   — Как жаль, что ты женат!
   — Мне тоже.
   Бесс задрожала. Ночь выдалась морозной, и после душных комнат девушку охватил озноб.
   — Холодно! — Она взяла спутника за руку и потянула к двери.
   Оглядев Длинную галерею, Бесс заметила вдалеке еще одного мужчину в черных кожаных сапогах. Ее глаза округлились от изумления, когда она узнала Уильяма
   Кавендиша. Бесс пристально оглядела своего спутника и лишь теперь заметила, что он выше Уильяма и шире его в плечах.
   — Кто вы такой? — гневно спросила Бесс. Незнакомец усмехнулся:
   — Не бойся, Плутовка, — даже я не насилую монахинь. — И он отошел.
   Заметив Бесс, Кавендиш пробрался к ней через толпу.
   — Кто это был рядом с тобой? Джордж Толбот?
   — Да! Я готова задушить его! — пылко воскликнула Бесс.
   — Смотри не проглоти свои четки, дорогая. Чем он так разозлил тебя?
   — Уильям, пожалуйста, отвези меня домой! Мне так плохо!
   — Тогда едем немедленно! Полночь еще не наступила, но я все-таки хочу преподнести тебе новогодний подарок.
   Обняв Бесс за плечи, Кавендиш быстро повел ее через двор к карете. Он помог Бесс забраться в экипаж, сел рядом и притянул ее к себе. Губы Бесс были холодны как лед, но Уильям быстро согрел их поцелуями.
   — Я знаю, как уберечь тебя от холода, — прошептал он.
   — Прошу тебя, не надо!
   — Я пошутил. Смотри, что я тебе приготовил.
   Бесс сняла крышку с большой коробки и радостно вскрикнула. Свет факелов, горящих во дворе, засеребрился на мягком лисьем меху. Расправив меховой плащ, Бесс увидела, что он подбит аметистовым бархатом. Она сразу же закуталась в плащ и подула на серебристый мех, наслаждаясь его шелковистым прикосновением.
   — Какая прелесть! У меня еще никогда не было меховой одежды!
   — Скоро у тебя будет много мехов. Бесс подставила Уильяму губы.
   — С Новым годом, Бесс!
   — С Новым годом, Уильям!.. — Прижавшись к нему, она рассказала о досадных событиях этого вечера.
   Кавендиш рассмеялся, и Бесс поняла, что ценит в нем умение превращать в шутку любую трудность. Ей вдруг расхотелось возвращаться в Суффолк-Хаус. Вот если бы провести всю ночь в теплой, уютной карете!
   Повеса вздохнул. Он надеялся, что роскошный подарок заставит Бесс уступить ему. Разочарованный, Уильям велел кучеру везти их на Ричмонд-Хилл, откуда открывался живописный вид. Здесь, на холме, они встретили рассвет над долиной Темзы — первый рассвет нового, 1547 года.
   В следующий раз Кавендиш увиделся с Бесс только в конце января. Ему пришлось отправиться в Хартфордшир и разобраться в запутанном деле об аренде земель, принадлежащих аббатству Сент-Олбанс. Кроме секретаря, Кавендиш взял с собой множество клерков, поскольку земли Сент-Олбанса были обширными и почти все сдавались в аренду — таким образом настоятель аббатства пополнял казну. Церковные земли простирались до самого Нортоу, где в прелестном особняке и разместился сэр Уильям с сопровождавшими его лицами.
   Даже во время поездок Кавендиша не покидали мысли о Бесс. Он знал, что у него есть немало соперников, готовых сделать ей предложение, но все-таки надеялся как-то привязать ее к себе. Осматривая поместье Нортоу, Уильям размышлял о своей ситуации. Роскошные подарки, меха и драгоценности не помогли ему приблизиться к заветной цели.
   Он вспомнил день, когда познакомился с Бесс и она призналась, что их выселили из родного дома. А еще она сказала, что с детства мечтает иметь собственный дом. Уильям в точности запомнил ее слова: «Не смейтесь надо мной, сэр. У меня непременно будет собственный дом!»
   Чем больше он думал об этом разговоре, тем сильнее убеждался в одном: Бесс ни за что не согласится отдаться ему — она хочет законного брака. Вероятно, этой девушке пришлось многое пережить, поэтому брак представляется ей тихой гаванью. Может, именно поэтому Бесс так влечет к нему: он уже немолод, знает, как устроен мир, у него есть состояние и связи.
   Кавендиш решил ничего не предпринимать, пока Бесс не увидит Нортоу своими глазами. Если ей понравится этот дом, он найдет способ приобрести его — для них обоих.
   Уильям прибыл в Суффолк-Хаус как раз к ужину. Томас Сеймур, явившийся с визитом к Генри Грею, сообщил собравшимся радостную весть: король только что назначил Кавендиша членом тайного совета. Ужин прошел весело и шумно, с множеством тостов и поздравлений.
   К концу ужина адмирал убедился, что Бесс не рассказала о его романе с Елизаветой ни чете Грей, ни Кавендишу, и вздохнул с облегчением. Благодарно поцеловав руку Бесс, Томас негромко проговорил:
   — Приятно иметь друзей, умеющих хранить секреты. — Он взглянул на Кавендиша и вложил руку Бесс в его ладонь. — Тебе повезло, Уильям. Миссис Барлоу осталась непоколебима, хотя я лез из кожи вон, чтобы обольстить ее.
   Уильям увел Бесс подальше от любопытных ушей, в гостиную.
   — В последнее время тебе часто случалось ездить верхом? Бесс надеялась, что Кавендиш не спросит, кто сопровождал ее.
   — В Челси мы каждый день совершали верховые прогулки, но не выезжали за пределы парка. Мне так недостает долгих прогулок по холмам и торфяникам Дербишира!
   — А ты не хотела бы прокатиться со мной, Бесс?
   — С удовольствием! — Темные миндалевидные глаза девушки возбужденно заблестели.
   — Я приглашаю тебя в Сент-Олбанс — дело в том, что мне поручено разобраться в запутанном деле об аренде земель аббатства. Но ехать придется долго: до аббатства восемнадцать миль!
   Бесс замялась.
   — Боишься замерзнуть?
   — Нет, Уильям, что ты! — Собравшись с духом, Бесс призналась:
   — Мне бы не хотелось видеть, как ты расправляешься с бедными монахами — пусть даже по приказу короля.
   — Бесс, милая, неужели ты меня до сих пор не знаешь? Мой конек — не кнут, а пряник!
   Она удивленно взглянула на него.
   — Глупышка, я имел в виду взятки! Только благодаря им мне сопутствует удача. Подкуп помогает устранить все разногласия и прийти к взаимовыгодному соглашению!
   — Ты хочешь сказать, что все священники и монахи продажны?
   — Конечно, нет! — В глазах Кавендиша мелькнула насмешка. — А вот аббаты и аббатисы, управляющие монастырями, сделаны совсем из другого теста. С ними следует держать ухо востро. Мне удается одерживать победы там, где все остальные лишь терпят поражения!
   Бесс рассмеялась:
   — Ах ты, мошенник!
   — Поедем со мной, и я покажу тебе, чем занимаюсь. Глаза Бесс выразили любопытство.
   — Я буду готова на рассвете.
   — К сожалению, завтрашний день мне придется провести в Лондоне. Давай отложим поездку на послезавтра. — Кавендиш обнял Бесс за талию и прижал к себе. — Хорошо, что ты не утратила любопытства.
   Она покраснела, поняв, что Уильям начинает следующую фигуру сложного танца любви.
   Через два дня маленькая кавалькада покинула город и направилась к Сент-Олбансу. Кавендиша и Бесс сопровождал секретарь Уильяма — Роберт Бестни. Путники выехали на северную дорогу, и вскоре предместья Лондона сменились заснеженными полями.
   Кавендиш радовался тому, что Бесс без труда поспевает за ним. Он давно привык подолгу сидеть в седле, утомительные путешествия лишь бодрили его. Вчера днем Уильям отправил в Сент-Олбанс повозку, нагруженную отборной снедью, дичью и французскими винами, — этот подарок должен был обеспечить путникам теплый прием. Кавендиш направлялся с Бесс прямиком в Нортоу, желая узнать ее мнение об особняке, прежде чем приступать к переговорам.
   В обнесенном стеной дворе он помог девушке спешиться и подвел к дверям особняка:
   — Интересно, понравится ли тебе этот дом?
   Снимая перчатки, Бесс вошла в просторный зал. В камине приветливо горел огонь. Согрев озябшие руки, она обвела комнату внимательным взглядом. Высокий потолок поддерживали резные дубовые балки. Скамьи и столы были тоже из темного дуба. По обе стороны от зала располагались две гостиные, одна из которых служила столовой. Стены были обтянуты плотным холстом, камины украшали резные полки. В глубине дома находилась огромная кухня, уставленная начищенной медной утварью.
   Изысканная лестница вилась вокруг резной колонны. На втором этаже было восемь спален с окнами в сад.
   Уильям подошел к Бесс. Она стояла у окна, обращенного на запад.
   — Вон там — Чилтерн-Хилл. — Взяв Бесс за руку, он повел ее в другую спальню. — А в четырех милях отсюда расположен Хэтфилд, поместье леди Елизаветы.
   — Неужели? Как же она решилась покинуть эти живописные места? — Вздохнув, Бесс прильнула к Кавендишу. — Этот дом великолепен, я искренне завидую его хозяевам. Почему же здесь никто не живет?
   — Аббатство Сент-Олбанс сдало его в аренду, но, поскольку деньга не были уплачены, в настоящее время вопрос об аренде является спорным.
   — Жаль! В таком доме следовало бы жить постоянно, холить его и лелеять.
   Уильям повернул Бесс к себе и провел пальцем по ее щеке.
   — А ты хотела бы жить здесь?
   Она глубоко вздохнула и вопросительно посмотрела на него. Но не успела Бесс ответить ему, Кавендиш закрыл ей рот поцелуем. Он вновь завладел ее рукой и засмеялся, заметив, каким жадным взглядом Бесс обводит комнату.
   — Пойдем со мной. Молча сиди и слушай, а я постараюсь сделать так, чтобы Нортоу стал нашим загородным домом.
   В аббатстве Бесс познакомилась с аббатом, а сэр Уильям поправил священника, который обратился к его спутнице «леди Кавендиш». Бесс вспыхнула. За обедом она сидела молча и потягивала мальвазию, пока Уильям и его секретарь Роберт Бестни заключали сделку.
   — Как вам известно, король поручил мне осмотреть собственность монастырей и конфисковать ее. Прибыв сюда на прошлой неделе, я был намерен поступить именно так. Я осмотрел земли аббатства и составил опись принадлежащего ему имущества — словом, теперь осталось только передать это имущество короне.
   Заметив отчаянный и умоляющий взгляд аббата, Уильям посочувствовал ему:
   — Дружище, в наши времена по поводу религии возникает немало споров. Поскольку наш монарх — протестант и его придворные — тоже, католикам придется пострадать.
   — Нельзя ли нам по крайней мере оставлять себе плату, которую мы получаем за свою собственность, сданную в аренду?
   — Боюсь, эти деньги также принадлежат короне. Сумма весьма внушительна. — Кавендиш подал знак Роберту, и тот показал аббату последний лист отчета с итоговой суммой.
   Отчаяние на лице аббата сменилось безнадежностью.
   — Всюду царит несправедливость, — мрачно продолжал Кавендиш. — Но поскольку мне предоставлены широкие полномочия, я готов дать вам целый год отсрочки, чтобы вы возместили хотя бы некоторые потери. — Уильям, сделав паузу, подождал, когда в душе аббата вспыхнет надежда, затем добавил:
   — Однако мне прекрасно известно, что подобные долги возвращают кредиторам крайне редко…
   Аббат снова приуныл.
   Уильям сделал вид, будто борется с собой:
   — Вот что я вам скажу: составьте договор аренды, по которому все земли и прочая собственность Сент-Олбанса будут сданы короне сроком на один год. Я позабочусь о том, чтобы арендную плату выплачивали лично вам. А когда срок аренды истечет, Сент-Олбанс станет собственностью государства.
   — Значит, за аренду будут платить лично мне? — переспросил аббат, не веря в свою удачу.
   — Вы получите гарантии от меня. — Уильям взглянул на секретаря:
   — Какой долг значится за поместьем Нортоу, Бестни?
   — Шестьдесят фунтов, сэр Уильям.
   — Если вы передадите мне купчую на поместье Нортоу с таким расчетом, чтобы я мог вступить во владение немедленно, то сегодня же получите эти шестьдесят фунтов.
   На лбу аббата выступили капли пота.
   — Сэр Уильям, как мне благодарить вас?
   — Это ни к чему, старина. Просто помните о том, что нашему монарху претит несправедливость.
   Когда они возвращались в Лондон, поднялся холодный ветер, и Бесс плотнее запахнулась в свой лисий плащ.
   — Уильям, объясни, что произошло. Разве ты не нарушил закон?
   — Ты совсем замерзла, милая. Садись ко мне в седло, я согрею тебя.
   Бесс отдала поводья своего коня Роберту Бестни, а Кавендиш пересадил ее к себе в седло. Он по-хозяйски обнял Бесс, а она прижалась к его горячей груди. Широкие плечи Уильяма заслоняли ее от ветра. Приблизив губы к уху Бесс, Кавендиш объяснил:
   — Средства, которыми я воспользовался, вряд ли навлекут неприятности на меня или на Генриха Тюдора.
   — Значит, купчая на Нортоу будет составлена не на твое имя? — прошептала Бесс, не веря, что Кавендиш решился на такой дерзкий шаг.
   — Поместье я получу в уплату за передачу собственности аббатства Сент-Олбанс короне. Аббат полностью согласен с моим решением.
   — Уильям, неужели Нортоу и вправду будет принадлежать тебе?
   Он просунул ладонь под ее плащ и коснулся груди.
   — Владельцем поместья буду считаться я, но на самом деле оно принадлежит тебе.
   Бесс охватил трепет восторга, ее сосок затвердел под плотной тканью амазонки.
   Кавендиш прихватил зубами ее ухо.
   — Когда мы поженимся, Нортоу станет нашим загородным домом.
   Он впервые произнес эти слова! Наконец-то Уильям пообещал жениться на ней! Бесс хотелось обнять и расцеловать его, но они были не одни. Поэтому она потерлась ягодицами о чресла Уильяма и почувствовала, как его достоинство набухает под черной кожей бриджей.
   — Ты нарочно мучаешь меня!
   Бесс лукаво засмеялась.
   В Суффолк-Хаус они прибыли уже затемно. Кавендиш соскочил с коня и помог спешиться Бесс. По мере приближения к дому его желание неудержимо нарастало.
   — Мне надо вымыться и переодеться, а потом я приеду к тебе. — Он не спрашивал разрешения — просто предупреждал о своих намерениях.
   Больше всего на свете Бесс хотелось остаться с Уильямом наедине. Весь день рядом с ними были чужие люди. Уайтхолл, где жил Кавендиш, располагался в двух шагах от Суффолк-Хауса. Бесс знала, что у нее в комнатах их никто не потревожит. Она откинула голову, мечтая о поцелуе, но понимая, что ее желание неосуществимо.
   — Возвращайся скорее! — шепнула она.
   К тому времени как Уильям вернулся, Бесс успела вымыться, надушиться и надеть простое утреннее бледно-зеленое платье. Она приказала лакею принести ужин к ней в комнату.
   Едва лакей удалился, Бесс бросилась в объятия Уильяма. Они целовались, шептались и вновь обменивались поцелуями, не веря в то, что наконец-то остались вдвоем. Оба никак не могли утолить жажду, снедавшую их целый день.
   Подхватив Бесс на руки, Кавендиш отнес ее на кушетку у камина.
   — Бесс, я безумно люблю тебя! Клянусь, прежде я никогда не испытывал подобных чувств.
   Давно ожидая этих слов, она обвила руками его шею, прижалась к нему и впервые после смерти отца почувствовала себя в полной безопасности.
   Поцелуи становились все продолжительнее и настойчивее, Бесс изнемогала от желания. Сильные пальцы Уильяма перебирали ее волосы. Он прокладывал по лицу Бесс горячие дорожки, ощущая бьющиеся жилки на висках, за ушами и на шее. Аромат Бесс заполнял его ноздри, которые трепетали от страсти, а настойчивые руки спускали платье с ее плеч, касались груди. Обоих охватил жар желания.
   Про ужин они забыли. Уильям подхватил Бесс и решительно понес ее в спальню, где посадил на кровать и уверенными движениями снял платье. Увидев, что Бесс без белья, он понял: она с нетерпением ждала его приезда.
   Когда обнаженная Бесс улеглась на кровать и замерла, у Кавендиша перехватило дыхание. Он застыл, не сводя с нее глаз. Природа создала Бесс для любви, и она наконец-то была готова отдаться ему. Немыслимое возбуждение причиняло ему физическую боль. Взглядом собственника Уильям скользил по ее телу, за взглядом следовали пальцы, ласкающие атласную кожу и упругие округлости и изгибы.
   Бесс уже перестала бороться с желанием и нетерпеливо ждала, когда Уильям наконец сбросит одежду. Дрожа от страсти, она приподнялась и подставила ему губы. Когда язык Уильяма проник в глубину ее рта, Бесс застонала. Ее губы касались напряженной шеи Уильяма, а пальцы расстегивали его сорочку, обнажая широкую грудь. Поглаживая редкую темную поросль, Бесс мечтала ощутить ее прикосновение к своей обнаженной груди. Она ласкала губами и языком его живот, касалась ладонью вздыбленного достоинства, торопясь высвободить его и познать неведомые тайны.
   — Разденься! Я хочу видеть тебя нагим, прикасаться к тебе! Ты тоже пылаешь от страсти? — шептала она. — Смотри, я вся в огне! — Взяв Кавендиша за руку, она провела ею по своей груди, животу и бедру.
   — Внутри ты еще горячее. Сейчас ты сама убедишься. — Уильям схватил ее руку и прижал ее к пылающим складкам. Бесс застонала:
   — Я изнемогаю от желания!
   От этих слов кровь еще стремительнее заструилась по его жилам, в ушах отдавался громкий стук сердца. Уильям не сразу понял, что в дверь спальни кто-то стучит.
   Бесс вскочила:
   — Что это?
   Уильям чертыхнулся.
   — Кто посмел потревожить нас?
   Бесс юркнула под одеяло, а Кавендиш раздраженно метнулся к двери и спросил, не открывая ее:
   — В чем дело?
   — Беда!
   Уильям нехотя отпер дверь и увидел Генри Грея.
   — Король мертв.
   — Что?! — Кавендишу показалось, что он ослышался.
   — Король Генрих только что умер в Хэмптон-Корте! Мы немедленно едем туда…

Глава 16

   Кавендиш отравился в Хэмптон один, а Бесс вызвалась сопровождать Генри и Фрэнсис. Прочное положение сэра Уильяма мгновенно стало ненадежным, как, впрочем, и у других влиятельных придворных. Фрэнсис и Грей чувствовали себя гораздо увереннее: они принадлежали к семейству Тюдоров, а их дочь леди Джейн была невестой Эдуарда, унаследовавшего корону Англии.
   К тому времени как они прибыли во дворец, там уже собралась вся знать Лондона, включая архиепископа Кранмера и ею свиту. В Хэмптон-Корте воцарились уныние и тревога. Придворные дамы и кавалеры были потрясены, застигнутые врасплох столь неожиданным событием. Фрэнсис и Генри сразу отправились на поиски дочери и девятилетнего мальчика, только что ставшего королем Англии, а Бесс прошла в покои леди Елизаветы.
   Девушке пришлось назвать свое имя и подождать несколько минут, прежде чем ее провели в спальню Елизаветы, которую фрейлины переодевали в черное. Бесс низко присела.
   — Ваша светлость, примите мои искренние соболезнования. Обе фрейлины плакали, а Елизавета стояла неподвижно и была так бледна, что Бесс перепугалась.
   — Вам дурно? — встревожилась она. Елизавета взглянула на фрейлин:
   — Оставьте нас!
   Те повиновались. Оставшись наедине с принцессой, Бесс взяла ее за руки.
   — Не могу поверить… Невероятно… — шепотом повторяла Елизавета.
   — Присядьте.
   Но Елизавета решительно покачала головой:
   — У меня кружится голова… от облегчения. Наконец-то я свободна! Не верю своему счастью! Меня так и подмывает расхохотаться, — я едва сдерживаюсь. Я любила отца и вместе с тем ненавидела его всем сердцем! Понимаешь? Этот тиран убил мою мать, и все-таки я горжусь тем, что в моих жилах течет его кровь — кровь Тюдоров!
   — Я прекрасно понимаю вас: любовь и ненависть — две стороны одной медали. Постарайтесь взять себя в руки: вам придется принимать соболезнования, носить траур по отцу и повиноваться своему брату Эдуарду.
   Принцесса высоко вскинула голову.
   — Я, Елизавета Тюдор, способна вынести все! Позови моих фрейлин.
   Мальчика-короля неотступно преследовали его дяди — Эдвард и Томас Сеймур. Казалось, с первых же минут братья Сеймур решили отгородить юного короля от всего мира.
   Стоя рядом с леди Фрэнсис, Бесс наблюдала, как Елизавета приближается к младшему брату. Сеймуры подали ей знак подойти поближе. Бесс вдруг стало страшно за Елизавету. Страной правил не маленький Эдуард, а влиятельные Сеймуры. Король Генрих назначил Томаса Сеймура членом тайного совета перед самой смертью, четыре дня назад. Бесс беспомощно стиснула кулаки. Кто помешает адмиралу воспользоваться неопытностью Елизаветы теперь, когда ее всесильный отец мертв?
   Через несколько дней, когда огласили завещание покойного короля, многие были поражены и обрадованы тем, что он вновь признал дочерей своими законными наследницами. Бесс пришла в восторг, узнав, что ее подруга уже не просто леди Елизавета: ей наконец-то возвращен титул принцессы!
   В последующие недели Бесс редко виделась с Кавендишем. Она прекрасно понимала, что ему не следует отдаляться от двора, иначе он потеряет свое положение при новом правительстве короля Эдуарда V. Фрэнсис и Генри Грей перевезли леди Джейн из Хэмптона в Челси. Они оплакивали покойного короля.
   Церемонию коронации Эдуарда упростили. Все ограничилось шествием до Вестминстерского аббатства, где и происходила коронация. За этим последовал не слишком шумный пир. Причину столь скромных торжеств объясняли нежным возрастом короля, но на самом деле придворные старались избежать лишних расходов.
   Генри Грей привозил Бесс письма от Кавендиша и сообщал ей обо всем, что происходит при дворе. Сразу после коронации Эдуарда лорд Эдвард Сеймур и его жена графиня Энн перебрались в Хэмптон, чтобы неотлучно находиться при малолетнем короле. К середине февраля король Эдуард пожаловал своему дяде герцогство Сомерсет и назначил его лордом-протектором. Это назначение вызвало бурю негодования в тайном совете, ибо его члены рассчитывали, что править Англией будет регентский совет.
   Ходили слухи, будто Томас Сеймур пытался помешать брату оказывать давление на малолетнего короля, поэтому по указу лорда-протектора получил повышение и стал верховным адмиралом, а также бароном Садли. Таким способом Эдвард надеялся заткнуть брату рот.
   Юный король Эдуард почти ежедневно объявлял о новых назначениях. С согласия лорда-протектора и тайного совета сведущий молодой придворный Уильям Сесил стал личным секретарем короля. Затем король Эдуард при поддержке Сесила и Эдварда Сеймура потребовал ревизии казны покойного отца. Полет, Кавендцш и прочие служащие казначейства принялись за утомительную и лихорадочную работу, проводя над книгами и бумагами дни и ночи. Все знали, что книги расходов должны содержаться в идеальном порядке, поскольку их подвергнут тщательному изучению.
   А в Челси леди Фрэнсис восприняла ревизию казны как личное оскорбление.
   — Ревизии потребовал не кто иной, как этот надменный ублюдок Эдвард Сеймур! Пусть только попробует придраться к моим счетам! Вдобавок он добился титула герцогини для этой стервы Энн! Генри, мы должны что-нибудь предпринять!
   — Но что мы можем поделать, дорогая?
   — Если ты думаешь, что я намерена сидеть сложа руки, пока Эдвард и Энн Сеймур развлекаются, играя в короля и королеву, то глубоко заблуждаешься! Я никому не позволю ущемлять мои законные права наследницы Тюдоров! Бесс, немедленно укладывай вещи! Леди Джейн сегодня же возвращается в Хэмптон, а я буду дневать и ночевать в спальне короля, пока не получу от него титул герцогини!
   Екатерина Парр, по-прежнему живущая в Хэмптон-Корте, была безутешна. Ей быстро дали понять, что она уже не королева Англии, а почти бесправная вдова короля. Эдвард Сеймур намекал на то, что ей пора покинуть Хэмптон-Корт, ныне принадлежащий юному королю Эдуарду. С принцессой Марией Сеймур обошелся еще менее деликатно. Поскольку принцесса была ревностной католичкой, он немилосердно притеснял ее, заявляя, что все обитатели Хэмптон-Корта должны придерживаться протестантского вероисповедания. Уязвленная до глубины души, принцесса Мария молча перебралась в свое загородное поместье Болье.