Я под столом лягнул Мидж, но та не обратила внимания.
   — О каком роде энергии вы говорите? — спросила она Кинселлу.
   — О самой разнообразной. О силе исцелять, о силе влиять, силе творить... Она может проявляться таким множеством способов!
   — Вы упомянули возрождение...
   — Возрождение — это слово, которое мы используем, чтобы обобщить все аспекты нашего учения. Оно означает возрождение нашего собственного духа, возрождение... — Здесь он прервался, и теперь его улыбка стала извиняющейся. — Вам, наверное, кажется, что все это звучит безумно, да?
   Мне пришлось согласиться, хоть я и промолчал.
   — Но посмотрите, приверженцы всех религий молятся своему божеству, будь это христиане, мусульмане, иудеи — список бесконечен. В большинстве случаев они молят о Божественном Вмешательстве, чтобы что-то случилось или, возможно, не случилось. Они могут молиться за себя, за своих любимых, или даже за весь мир целиком. Дело в том, что они пытаются направить естественный ход вещей, свое частное божество, посредника, или побудителя, или конкретно творца этих событий. Наше учение разительно отличается...
   Он откинулся на стуле, давая нам время осознать его откровение.
   — Значит, отличается, — подтолкнул я его к продолжению.
   — Лишь в том, что с помощью нашего основателя и проводника мы учимся складывать и направлять нашу энергию в более физическом смысле, и, конечно, мы действуем вместе с Божественным Духом.
   — Простите, — сказал я, — но я не совсем вас понял. Этот, хм, «Божественный Дух» — что это?
   — Вы, я, наши мысли. — Он экспансивно взмахнул руками. — Сам окружающий нас воздух. И сама земля, производимая ею энергия.
   Он понизил голос, и я обнаружил, что даже у меня захватило дух. Воодушевление Кинселлы словно зарядило атмосферу.
   Казалось, никто не хотел прерывать возникшую паузу, и я заметил, что в кухне стало совсем темно. И вместе с вечером пришел холод.
   Мидж подняла бутылку кока-колы, чтобы отпить, ее глаза не отрывались от Кинселлы.
   — И много... много вас живет в сером доме? — спросила она, поднеся бутылку к губам.
   — Наверное, человек от сорока до пятидесяти. Кстати, мы называем дом своим святилищем; это наше убежище, так же как и храм. И наше число постоянно растет. — Он подался вперед и облокотился на стол. — Знаете, вы обязательно должны прийти к нам. Мне действительно кажется, что этот опыт заинтересует вас.
   Не дав Мидж ответить, я заговорил сам:
   — Мы все еще довольно заняты по дому...
   Он рассмеялся и похлопал меня по руке.
   — Не волнуйтесь, Майк, мы не собираемся обращать вас в свою веру. Нет, мы действуем совсем не так.
   Я вспомнил слова Хоггса утром, утверждающие обратное.
   — Вы познакомитесь с очень интересными людьми, — горячо продолжал Кинселла, — и со всех концов света. Может быть, вам даже удастся повидаться с Майкрофтом.
   Я поднял стакан, и немного вина пролилось.
   — Майкрофтом?
   — Да Элдричем П. Майкрофтом, нашим основателем, это поистине уникальный человек. — До того Кинселла едва пригубил вино, но теперь сделал большой глоток. — Неплохое вино, а? Мы немного зарабатываем, продавая этот напиток. Видите ли, чтобы не просить пожертвований, мы продаем самодельные товары.
   — И этого хватает для потребностей вашей организации? — спросила Мидж.
   — Храма, Мидж, мы называем ее Храмом. Ответ на ваш вопрос — нет, не совсем. Впрочем, у нас есть частные фонды. Становится прохладно, вам не кажется? — На этот раз он обеими ладонями потер плечи. На лбу у него почему-то выступил пот. — Да, холодает. — Кинселла снова отхлебнул вина, его глаза обежали комнату.
   — Пожалуй, я закрою дверь, — предложила Мидж, уже готовая встать.
   — Нет-нет, все в порядке, — быстро проговорил американец, взглянув в дверной проем, и продолжил, каким-то странным, чересчур оживленным тоном: — Приятно, когда из сада доносится этот аромат. Цветы там просто радуют, Мидж. Да, Майк, девушки могли бы здорово помочь вам. В коттедже все в порядке? Пока нет больших трудностей? Кроме летучих мышей. Вас они еще беспокоят?
   Мы с Мидж переглянулись. Неужели этот парень опьянел от одного стакана вина?
   — Нет, пока не беспокоят, — ответил я.
   Я попробовал еще вина, оно вроде бы не забирало.
   — Вы всегда можете рассчитывать на любую нашу помощь, помните об этом. — Его пальцы снова обхватили стакан на столе. — Здесь, на этой просеке, рано темнеет, — сказал он и рассмеялся, и этот звук резко контрастировал с вечерним затишьем.
   — Как перед грозой, — заметил я.
   — Перед грозой? Да, правда, приближается гроза. — На лице у Кинселлы замерла бессмысленная улыбка, но казалось, что ему не по себе, словно его загнали в угол. Он начинал действовать мне на нервы.
   Я подумал, что Мидж пытается успокоить его, когда она спросила:
   — И все люди в Храме примерно вашего возраста, Хьюб?
   — О нет. У нас есть все возрастные группы. Среди наших питомцев есть один-два, кому за шестьдесят. Вы знаете, мы так зовем наших последователей: питомцы.
   Боже, подумал я, и спросил:
   — И вы питомец?
   — Нет, Майк. Я первый служитель.
   — Звучит как «большая шишка».
   — Ну, в Храме много народу, и они несут тяжелую ношу. Надеюсь, не будет большой грозы. Вы чувствуете в воздухе напряжение?
   Я чувствовал. Оно было почти осязаемо. Я чувствовал, что, если щелкну пальцами, полетят искры.
   Кинселла одним глотком допил вино, и я хотел налить еще, но он махнул рукой, отказываясь.
   — Мне действительно пора уходить, уже поздно.
   — На дорожку? — предложил я.
   — Спасибо, но нужно выехать, пока не началась гроза.
   Он встал, и его стул громко скрипнул по плиткам. Мы с Мидж тоже поднялись, но не успели толком встать на ноги, как Кинселла уже оказался в дверях.
   — Помните, что я вам сказал. — Левая сторона его улыбающегося лица судорожно дернулась. — Заходите в любое время, мы устроим вам грандиозный прием.
   Как только мы приблизились, он выскользнул за дверь и поспешно проговорил:
   — Не провожайте меня до калитки, вы можете промокнуть, если хлынет дождь.
   Хотя теперь уже совсем стемнело, я увидел, что Кинселла весь в поту, и тем не менее он передернулся, словно по спине его пробежал холод.
   Кинселла поспешил по дорожке, как будто опаздывал еще на какую-то встречу. Мы с Мидж удивленно переглянулись.
   — Как тебе кажется, с ним все в порядке? — проговорила Мидж, искренне встревоженная.
   — Я подумал то же самое. Может быть, мы что-то не то сказали?
   Она поежилась — несомненно, жертва того же сквозняка.
   — Странно, Майк. Странно. Ты бы сходил за ним, убедился, что он сможет ехать.
   — Эй, Хьюб! — позвал я, но он, наверное, не услышал. Машина, должно быть, оставила на обочине глубокие следы — так быстро он тронулся с места. Пока я шел к калитке, «эскорт» уже скрылся из вида.
   — Счастливо! — сказал я пустой дороге.
   Закрыв калитку, я повернулся к Грэмери и теперь заметил, что никаких грозовых туч нет. Я остановился и оглядел небо. На горизонте виднелась темная полоса облаков, застилающая последние лучи заходящего солнца, концы лучей приобрели красный оттенок, но небо наверху было относительно чистым. Растения на клумбах шевелил ветерок, и приглушенные в сумерках разноцветные пятна неторопливо колыхались. От крыши коттеджа отделился маленький темный силуэт — летучая мышь вылетела на вечернюю охоту, — а я стоял, картинно скребя затылок и удивляясь, с чего это все мы решили, что собирается гроза.
   И тут этот холодный сквозняк коснулся и меня.
   Я поежился и сгорбил плечи. Мой взгляд привлекло что-то за пределами сада. Ничто не шевелилось. Ничто не производило ни малейшего звука. Однако снова на краю леса стояла какая-то фигура, и лицо ее виделось как темное размытое пятно.
   Но я знал, что она смотрит на меня. И знал, что она ждет.
   Фигура двинулась вперед, всего на шаг. И я убежал в коттедж.

Сиксмит

   Вы уже могли догадаться, что я не вхожу в список величайших героев мира, и вы правы. Но и у меня бывают моменты. Такой момент случился и в тот вечер, когда нам нанес визит Кинселла.
   Я не рассказал Мидж о том, что увидел, мне не хотелось ее тревожить без надобности, и я испытывал легкий стыд, что не подошел и не рассмотрел, что это. Оказавшись в коттедже, я взбежал по лестнице и выглянул в окно круглой комнаты. Хотя за окном были сумерки, я увидел, что фигура исчезла. У нее определенно не было времени перейти поляну от опушки до коттеджа, так что она могла лишь вернуться в лес и скрыться за деревьями. Когда Мидж спросила, что я там высматриваю, я сказал, что вроде бы заметил знаменитого нью-форестского оленя, и это была моя ошибка, поскольку Мидж так разволновалась, что я еле отговорил ее от того, чтобы выйти и посмотреть. Слишком темно, сказал я ей, да и олень, наверное, уже ушел в глубь леса.
   Мидж неохотно согласилась и задумчиво наблюдала за поляной до самой ночи (а я наблюдал за ней, но озабоченно).
   Я очень нервничал, когда позже мы вернулись к своим делам, хотя весь вечер старался дать рациональное объяснение случившемуся — утренней драке, странной перемене в Кинселле, когда он пил вино, назревавшей грозе, которая так и не разразилась. Я решил, что все это слишком повлияло на меня и немного перевозбудило. Я не сомневался, что видел, как кто-то наблюдает за нами из леса, но предыдущие события взвинтили мне нервы, и, когда я снова увидел таинственного наблюдателя, моя нервозность возросла Вы бы в данных обстоятельствах ощутили то же.
   Я спал плохо, часто просыпался и прислушивался к ночным звукам, представляя, что кто-то прокрался через окно внизу и трогает дверь. Скрипы казались шагами по половицам, а постукивание — звуком барабанящих в стекло ногтей.
   И я испытал облегчение, когда наконец наступило утро.
* * *
   Я только что закончил подстригать траву позади дома и очищал косилку, когда прибыл преподобный Сиксмит. Мидж, в шортах и футболке, занималась в саду у калитки, и викарий поздоровался с ней через забор. Он застал ее врасплох (я забыл предупредить ее об этом визите), но естественно, с присущей ей грацией Мидж пригласила его войти. Она провела его вокруг коттеджа туда, где работал я, и незаметно для викария состроила мне рожу.
   — Доброе утро, мистер Стрингер, — весело сказал он, подходя, чтобы пожать мне руку.
   Сегодня на голове его была коричневая фетровая шляпа, отчего он напоминал мальчугана, надевшего папины вещи, потому что она была ему велика.
   — Рад видеть вас за прилежной работой. Я полагаю, вы косите дважды в неделю?
   — Трижды. Трава здесь растет очень буйно.
   Он одобрительно осмотрелся.
   — О да, в этом районе растительная и животная жизнь весьма изобильна. Полагаю, Флоре Калдиан было нелегко управляться со всем этим. Надеюсь, я не явился не вовремя? Мы вчера договорились.
   — Нет, я как раз собирался сделать перерыв, — ответил я.
   — И я тоже, — сказала Мидж. — Не хотите ли чаю, кофе? Или лимонаду?
   — Лимонад — это было бы превосходно, миссис. Ах, мисс...
   — Гаджен, — закончила за него она.
   — Гаджен, — повторил викарий. — Это имя вызывает в памяти...
   — Маргарет Гаджен, — подсказал я. — Детские книжки?
   — Ну конечно, конечно! — Он прямо-таки взвился от возбуждения. — Позвольте мне пригласить вас в наш приход, мисс Гаджен. Боже мой, я очень хорошо знаком с вашими работами, ведь у меня трое малышей. Моя старшая дочь только что вышла из этого возраста, но по-прежнему хранит ваши книжки. Как чудесно, что вы решили обосноваться здесь! И конечно, именно в этом коттедже! Я полагаю, вы знаете, что означает название Грэмери?
   — Да, — сказала она. — Это значит «Волшебство». Я удивленно посмотрел на нее. Она мне не говорила об этом.
   — Какое совпадение! — залепетал Сиксмит. — Надо же, какое совпадение! Ведь многие из ваших сказок о волшебстве?
   — Я только иллюстрирую книги.
   — Да, но картинки — это же и есть сказки, не так ли? На самом деле слова — это только комментарии к вашим рисункам, мисс Гаджен. Можно я буду звать вас Маргарет? А вы Майк, правильно? Фамилии так официальны, а мы все тут друзья.
   Я подумал, не должен ли называть его «Пит».
   — И тебе лимонаду, Майк? — Мидж улыбнулась мне, а заодно послала тайный взгляд, спрашивая: «Кто этот тип?».
   — Прекрасно, — улыбнулся я в ответ.
   Мы успели купить в деревне маленький садовый столик и пару дешевых стульев и устроили все это вокруг старой скамейки; я сделал жест в их сторону, и викарий сел на стул, сняв шляпу и положив на стол. Я сел на скамейку напротив. С этого места мне был виден лес у него за спиной, и уже не в первый раз за это утро я всматривался в опушку, выискивая сами знаете что.
   — Я должен извиниться за вчерашнее происшествие в деревне, — проговорил Сиксмит, вытирая лоб красным носовым платком. — Наверное, в любом обществе должны быть строптивые элементы, и, к сожалению, вы столкнулись с худшими из наших. На самом деле они не такие плохие парни, просто не в ладах с собой и не востребованы остальным миром.
   — Я уже почти забыл об этом, — солгал я (забавно как стараешься побольше врать людям церкви, изображающим ложное благочестие). — Все равно ведь ничего страшного не произошло.
   — Хорошо, что вы так к этому относитесь. Вообще-то, у нас мирное общество, Майк, и, возможно, иногда мы слишком добродушны к современной молодежи. Однако большинство здесь довольны нынешней жизнью, и я не могу себе представить, что в ближайшие десятилетия произойдут разительные перемены. То есть если кто-нибудь не решит проложить автостраду через эту часть леса, но мне это кажется маловероятным.
   Он всхохотнул, но у меня возникло неприятное чувство, что викарий рассматривает меня. Я всей душой надеялся, что с ним не случится такого же припадка, как с Кинселлой накануне.
   Мы обсудили погоду, сельскую жизнь, коротко коснулись состояния нации, и у меня осталось впечатление, что для перехода к более личным темам Сиксмит ждет возвращения Мидж.
   Она вернулась, неся поднос со стаканами и кувшином охлажденного лимонада, и не скажу, что она пришла раньше времени, поскольку я не мастер вести беседы ни о чем. Меня отвлекли ее стройные ноги, теперь слегка загоревшие и, как всегда, бархатно-гладкие сверху донизу. Я заметил, что и Сиксмит бросил на них вороватый взгляд; впрочем, викарий тоже состоял из плоти и крови, несмотря на свой промокший от пота белый воротничок.
   Мидж села рядом со мной на скамейку и разлила из кувшина лимонад. Опять стоял славный денек — то лето держало рекорд по ясным дням, — и сама окружающая обстановка успокоила во мне нервозность прошедшей ночи. Почти. В глубине моего сознания по-прежнему что-то копошилось, какое-то беспокойство, неясное для ума. Я пригубил лимонад и постарался сосредоточить внимание на священнике, а не на лесе у него за спиной.
   — Так вы, Маргарет, в данное время работаете над новой книжкой? — спросил Сиксмит, одним глотком осушив свой стакан наполовину.
   — О нет. Мы с Майком решили по крайней мере месяц не браться за работу, пока не устроимся как следует в Грэмери. Можете назвать это также периодом адаптации.
   — Вполне разумно. А вы чем занимаетесь, Майк? Вы тоже человек искусства? — искренне заинтересовался он, его мальчишеские глаза загорелись.
   — Я гитарист, и еще сочиняю песни, когда получается.
   Это как будто разочаровало его.
   — Понятно. Значит, вы не работаете регулярно? Мы с Мидж рассмеялись.
   — Он работает, — сказала она, все еще смеясь, но и с долей негодования. — Майк по большей части играет на сеансах звукозаписи, хотя иногда выезжает на гастроли.
   — На гастроли?
   — Я сопровождаю других исполнителей, — пояснил я. — Знаете, в составе группы.
   — А!
   — А когда не занят этим, он очень усердно сочиняет песни. По сути дела, Майк заложил основу для музыкальной...
   — Мидж... — предупредил я добродушно.
   — Извини. — Она сжала мое колено и улыбнулась Сиксмиту. — Мы договорились, что при других не будем говорить о своих идеях. Нам кажется, что это отнимает энергию собственно у работы.
   — Да, пожалуй, я могу это понять. Наверное, преждевременные объяснения в какой-то степени убивают творчество.
   — Вот именно, — сказал я. — Слишком часто хорошие идеи, особенно в моем деле, не успев реализоваться, забалтываются досмерти.
   — Честное слово, вы, должно быть, весьма увлекательно проводите время!
   Мы снова рассмеялись.
   — Когда издается новая книга или задуманное действительно получается — вот это действительно увлекательно, — сказала Мидж. — А в остальном это утомительная работа, требующая самодисциплины.
   — Тем не менее вы, наверное, встречаетесь с очень интересными людьми, — настаивал он. — Но надеюсь, вам не придется скучать с простыми обывателями вроде нас.
   — Поверьте, одна из главных причин, почему мы переехали сюда, — убраться подальше от некоторых так называемых «интересных» людей. Деревенская жизнь нам кажется очень занятной.
   — Да, я был несколько суров к себе и моим прихожанам. Вы увидите, что многие из нас не так скучны и унылы, как вам могло показаться сначала. — Он кивнул своим мыслям и задумчиво посмотрел на стены коттеджа. — Да, в самом деле, — пробормотал он, — в этих краях хватает интересных характеров. Например, Флора Калдиан — думаю, вам бы она показалась чарующей женщиной. Весьма необычная личность.
   Мидж положила локти на стол и сцепила руки.
   — Вы хорошо ее знали? — спросила она.
   — Флору? Нет, боюсь, никто не знал ее хорошо. Видите ли, она была большой затворницей, но местные жители приходили сюда к ней со своими бедами. — Он улыбнулся, почти что с завистью. — Да, многие, кому я не смог помочь, приходили к ней, и, возможно, она давала им утешение лучше, чем я. О, они никогда не говорили мне об этих визитах, держали их в большой тайне. Но я знал. Я знал их старые деревенские обычаи.
   Я заерзал на скамейке, и Мидж тоже вроде бы заинтриговали его слова.
   — И чем же помогала им Флора Калдиан? — спросил я. — Она была из тех, кому люди доверяют свои беды?
   — Больше того. Да, полагаю, много больше. — Он вдруг нахмурился. — Она была великой целительницей. По-видимому, целительницей и духа, и плоти. Печально, что в последнем я беспомощен и лишь иногда способен к первому. А Флора, похоже, имела многовековой дар.
   Хлопая крылышками, прилетели птицы и сели у наших ног. Не будь здесь Сиксмита, они устроились бы прямо на столе и начали бы чирикать, требуя пищи.
   — Ее душеприказчик упоминал, что она была вроде целительницы, — сказала Мидж. — А вы говорите, что она была знахаркой?
   — Не совсем. О, я уверен, что во многом эффективность лечения была вызвана верой людей в ее целительную силу, но не все можно этим объяснить. Она готовила снадобья, рецепты которых передавались из поколения в поколение, вы можете отыскать их в древних книгах, но она также обладала способностью исцелять без этих лекарств — заговорами, наложением рук. И она оказывала помощь не всякому! Нет! Были и такие, кого она даже не пускала за калитку! — Он покачал головой, улыбаясь, как кукла чревовещателя. — И еще, конечно, у нее были чудесные отношения с животными. Я слышал, она умела излечивать их от всяких хворей буквально за одну ночь.
   Мидж украдкой бросила на меня взгляд.
   — Часто здесь можно было увидеть больную корову или лошадь, привязанных к забору. Когда хозяева приходили за ними через день-два, то неизменно находили скотину здоровой. Собаки, кошки — бродячий зверинец, да и только! Ведь нельзя же сказать, что животные верили в ее силу, так что трудно объяснить, отчего они выздоравливали. Да-да, Флора обладала чудесным даром. Жаль, что я узнал ее лишь концу ее дней. Можно мне еще стаканчик лимонаду, Маргарет? Он хорошо охлаждает в такой денек.
   Мидж налила, очевидно поглощенная рассказом священника о прежней владелице Грэмери.
   — Удивительно тогда, что ее слава не разошлась по миру.
   — Господи, ничего удивительного! Знаете ли, в здешних краях все держат в тайне. Да, все между собой. Прежде чем начинать лечение, Флора брала с приходивших слово, что все останется в секрете. Однако, как обычно бывает с чудесами, слухи расходились — там шепнут, тут намекнут. Думаю, здешние жители чувствовали, что открытое признание может каким-то образом разрушить чары старой женщины.
   — Чары — странно слышать это слово от викария, — заметил я.
   Он явно смутился.
   — Да, должен признать, это слово имеет языческий оттенок, но я просто пересказываю, что приходило на ум местным жителям. Мне кажется, это именно чары, а вам?
   — М-м-м... да, пожалуй. Я просто удивился, услышав такое от викария.
   Он громко рассмеялся.
   — Именно! Я понимаю ваше удивление. Но чары, заклинания — и да, само Волшебство — имеют много общего с моей профессией, вы согласны? Когда священник молится всемогущей силе Божественной милости Господа, мы в конечном итоге говорим о Волшебстве.
   — Я... никогда не думал об этом таким образом, — признался я.
   — Конечно. Я вас немного дразню. Как ни замечательна была Флора Калдиан, боюсь, подобное колдовство вышло из моды сотни лет назад Новым Волшебством явилась электронная микросхема, не так ли? — Он жадно глотнул еще лимонаду, испытывая очевидную жажду. (После я узнал от Мидж, что Сиксмит прикатил из деревни на велосипеде в надежде, что физическая нагрузка в такой чудесный день принесет ему массу пользы. Великоватая фетровая шляпа хоть и сохраняла в порядке его аккуратно зачесанные волосы, но не снижала температуру тела.)
   — Майк, — сказал Сиксмит, поставив стакан на стол и глядя на меня глазами сыщика, — эти синерджисты — вы вчера говорили, что они много раз навещали вас здесь.
   Удивляясь про себя, я кивнул.
   — И они также приезжали к Флоре Калдиан.
   Мне было нечего ответить, это казалось вполне разумным.
   — Дело в том, что они здесь не встречали гостеприимства. Флора терпеть не могла эту псевдорелигиозную группу. По сути дела, до того, что даже жаловалась деревенскому констеблю. Но как он мог запретить им ездить сюда? — Викарий махнул рукой в сторону леса за спиной. — Лес общий, и тропинки вокруг коттеджа тоже: эти люди имеют полное право проходить мимо или останавливаться, когда им вздумается.
   — Минутку. Вы говорите, что они досаждали старой женщине?
   — Судя по всему, да, определенно досаждали.
   — Но почему? — вмешалась Мидж. — Судя по тем троим, с которыми мы познакомились, трудно представить более приветливых и безобидных людей. Ради Бога, зачем бы им пытаться досадить Флоре?
   Он приподнял руки и уронил их на стол.
   — Что тут можно сказать? Несмотря на свою тайную помощь тем, кто в ней нуждался, — а может быть, правильнее сказать: как раз из-за этой помощи — Флора была очень замкнутым человеком. Она определенно имела странности, если не сказать причуды, так что могла, в частности, не выносить соседей по каким-то своим причинам.
   — Вчера у меня сложилось впечатление, что многие из местных жителей их недолюбливают, так что в этом отношении она была не одинока, — сказал я. — Но я все же не могу понять, почему они так непопулярны. Что они такого сделали, что все готовы их... что все ими возмущаются?
   — Это странные люди, и они странно живут.
   Я вздохнул:
   — Вряд ли это основание...
   — Это подозрительная организация, Майк, не похожая на другие, которых нынче немало развелось вокруг. Эти люди появились здесь пять лет назад, их привел некто по имени Майкрофт. Сначала их было всего несколько человек, они поселились в Крафтон-холле и держались замкнуто. Но потом появились другие, люди приезжали с разных концов света, собирались в поместье Крафтона, словно здесь фокусировалась их религия. И вскоре после этого они начали привлекать новых последователей, и многих завербовали из здешних мест, в основном подростков. Их увлекали из семьи и промывали мозги, чтобы они приняли их образ жизни, учение Майкрофта, так что те уже сами не хотели уходить, как ни уговаривали их родные и близкие снова вернуться в реальный мир.
   — Но если все обстоит именно так, как вы говорите, несомненно, власти могли бы вмешаться. — От озабоченности глаза у Мидж: стали колкими.
   — Поскольку туда не вовлекались несовершеннолетние, никакие законы не нарушались, и власти сочли, что нет никакого повода для возбуждения дела. В конце концов, странные культы и религии не редкость в наши дни. Синерджисты даже не зарегистрированы как благотворительное общество, так что и их финансовое положение нельзя подвергнуть сомнению, пока они тщательно ведут и представляют для проверок свои записи.
   — А разве нет какого-нибудь закона, запрещающего тайные общества? — спросил я.
   — Синерджистскую организацию едва ли можно отнести к тайным обществам, хотя они и держатся особняком.
   — А вы когда-нибудь встречались с этим Майкрофтом? — Мидж отпила лимонаду и поверх стакана взглянула на викария.
   — Нет, хотя я не раз заходил к ним в дом. Наверное, это здание следовало бы называть храмом, но мне ужасно трудно считать его таковым. Нет, при моих визитах мистер Майкрофт всегда оказывается. Или не совсем здоров, или где-то в отъезде. Признаться, я не верю, что здесь кто-либо хоть раз видел его.