Страница:
Но по крайней мере не шевелились и молчали, как будто мое вторжение остановило их прежнюю активность. Мне подумалось, какие чувства вызывает у них мое присутствие. Страх? Враждебность? Или они уже поняли, что Мидж и я не представляем для них опасности?
Одинокий тихий писк привлек мое внимание к балке слева от меня, и я посветил на особенно густое скопление летучих мышей. Одна из них, почти в центре, как-то странно подергивалась, ее голова выгнулась к брюшку. Луч выхватил острые зубки, когда летучая мышь открыла свой безобразный рот и издала еще один еле слышный писк.
Из более темных закоулков чердака в ответ раздались другие писки, одинокие и в некотором роде душераздирающие.
Втянув за собой ноги, я стал пробираться к картине, не желая ни на одно лишнее мгновение задерживаться в этой чернильно-черной пещере. Балки жестко ощущались под коленями, а запах мышиных экскрементов чувствовался сильнее и противнее, чем в прошлый раз. Я утешал себя мыслью, что их слой, по крайней мере, обеспечит естественную изоляцию чердака. По мере движения я старался уберечь чистой свободную руку, пользуясь для ориентации фонариком, но дерьмо было везде, и вскоре мне пришлось вытереть ее о джинсы. Решив, что, согнувшись, шагать через балки будет меньшим испытанием, я встал и, расставив ноги, неуклюже покачался секунду-две.
И тут же дотронулся до одной из тварей.
Она запищала и захлопала на меня тощими крылышками, и я съежился, качаясь на неверных ногах и хватая руками воздух. Согнувшись вдвое и по-прежнему покачиваясь, я успокоился и направил фонарь на потревоженного зверька, чтобы убедиться, что тот не собирается напасть.
От увиденного в груди у меня что-то сжалось, мягкий комок стал подниматься к горлу, угрожая забрызгать чердак. Я с усилием глотнул.
Всего в нескольких дюймах от моей головы судорожно дергалась летучая мышь, которую я задел, ее крылья завернулись внутрь, перепончатый хвост загнулся вниз. И между ее ног стало вырастать что-то раздутое и блестящее, что-то отвратительное.
Я смотрел, загипнотизированный, охваченный отвращением и в то же время страшно зачарованный.
Это розовое, сгорбленное нечто увеличивалось в размерах, неопределенная форма поблескивала в свете фонаря. Крохотное тельце просочилось наружу, гладкое и мокрое, приняло форму — неприглядную форму — высвободилось из матки, как овальная розовая капля, выдавленная из пузыря со льдом, чтобы плюхнуться на материнское брюшко и повиснуть там на пуповине. Мать тут же крыльями и хвостом обхватила новорожденного, ее голова потянулась вверх, и изо рта высунулся язык, чтобы облизать липкое новорожденное тельце.
Может быть, для любителя природы рождение нового существа — это чудо, но для меня, заключенного в темноте среди множества висячих горгулий, это было омерзительно.
Я отчаянно устремился прочь, стараясь не поскользнуться, но только потревожил соседних летучих мышей. Когда я повернулся и луч фонаря обежал чердак, я увидел, что рожают и другие твари, появлялись все новые и новые розовые капли, чтобы повиснуть на груди матери. Не одна, не две, а дюжины. Клянусь, я видел дюжины вылезающих капель. И повсюду, куда я ни светил фонарем, было одно и то же тошнотворное шевеление, луч утыкался в поблескивающую липкость крохотных тел. Они казались прозрачным гноем, выдавливаемым из открытых ран.
Я полез к квадратной заплате дневного света, скользя по доскам и царапая о них колени, но не останавливался, я собирал ладонями занозы, фонарь дико метался из стороны в сторону, возбуждая летучих мышей, которые пищали то ли в тревоге, то ли от возмущения — может быть, от того и другого.
Одна пролетела у самого моего лица, и я ощутил на щеке движение сырого воздуха. Что-то мягко ткнулось мне в спину и на мгновение задержалось там, прежде чем упасть.
Я чуть не закричал.
Но я был уже у люка Я перебросил в него ноги и вывалился вниз, только локти удержали меня от падения на пол. Ноги нащупали стул, и я ухватился за крышку люка, пригнув голову, когда маленькое тельце вылетело из темноты и коснулось моей руки.
Я потянул крышку, и едва успел убрать пальцы, как она захлопнулась.
Упавший фонарик покатился по полу. Упершись руками в колени, я стоял на стуле и, разинув рот, сделал глубокий вдох в надежде, что этим удержу внутри завтрак, который уже был на пути наружу.
Страница двадцать семь
Голоса
Одинокий тихий писк привлек мое внимание к балке слева от меня, и я посветил на особенно густое скопление летучих мышей. Одна из них, почти в центре, как-то странно подергивалась, ее голова выгнулась к брюшку. Луч выхватил острые зубки, когда летучая мышь открыла свой безобразный рот и издала еще один еле слышный писк.
Из более темных закоулков чердака в ответ раздались другие писки, одинокие и в некотором роде душераздирающие.
Втянув за собой ноги, я стал пробираться к картине, не желая ни на одно лишнее мгновение задерживаться в этой чернильно-черной пещере. Балки жестко ощущались под коленями, а запах мышиных экскрементов чувствовался сильнее и противнее, чем в прошлый раз. Я утешал себя мыслью, что их слой, по крайней мере, обеспечит естественную изоляцию чердака. По мере движения я старался уберечь чистой свободную руку, пользуясь для ориентации фонариком, но дерьмо было везде, и вскоре мне пришлось вытереть ее о джинсы. Решив, что, согнувшись, шагать через балки будет меньшим испытанием, я встал и, расставив ноги, неуклюже покачался секунду-две.
И тут же дотронулся до одной из тварей.
Она запищала и захлопала на меня тощими крылышками, и я съежился, качаясь на неверных ногах и хватая руками воздух. Согнувшись вдвое и по-прежнему покачиваясь, я успокоился и направил фонарь на потревоженного зверька, чтобы убедиться, что тот не собирается напасть.
От увиденного в груди у меня что-то сжалось, мягкий комок стал подниматься к горлу, угрожая забрызгать чердак. Я с усилием глотнул.
Всего в нескольких дюймах от моей головы судорожно дергалась летучая мышь, которую я задел, ее крылья завернулись внутрь, перепончатый хвост загнулся вниз. И между ее ног стало вырастать что-то раздутое и блестящее, что-то отвратительное.
Я смотрел, загипнотизированный, охваченный отвращением и в то же время страшно зачарованный.
Это розовое, сгорбленное нечто увеличивалось в размерах, неопределенная форма поблескивала в свете фонаря. Крохотное тельце просочилось наружу, гладкое и мокрое, приняло форму — неприглядную форму — высвободилось из матки, как овальная розовая капля, выдавленная из пузыря со льдом, чтобы плюхнуться на материнское брюшко и повиснуть там на пуповине. Мать тут же крыльями и хвостом обхватила новорожденного, ее голова потянулась вверх, и изо рта высунулся язык, чтобы облизать липкое новорожденное тельце.
Может быть, для любителя природы рождение нового существа — это чудо, но для меня, заключенного в темноте среди множества висячих горгулий, это было омерзительно.
Я отчаянно устремился прочь, стараясь не поскользнуться, но только потревожил соседних летучих мышей. Когда я повернулся и луч фонаря обежал чердак, я увидел, что рожают и другие твари, появлялись все новые и новые розовые капли, чтобы повиснуть на груди матери. Не одна, не две, а дюжины. Клянусь, я видел дюжины вылезающих капель. И повсюду, куда я ни светил фонарем, было одно и то же тошнотворное шевеление, луч утыкался в поблескивающую липкость крохотных тел. Они казались прозрачным гноем, выдавливаемым из открытых ран.
Я полез к квадратной заплате дневного света, скользя по доскам и царапая о них колени, но не останавливался, я собирал ладонями занозы, фонарь дико метался из стороны в сторону, возбуждая летучих мышей, которые пищали то ли в тревоге, то ли от возмущения — может быть, от того и другого.
Одна пролетела у самого моего лица, и я ощутил на щеке движение сырого воздуха. Что-то мягко ткнулось мне в спину и на мгновение задержалось там, прежде чем упасть.
Я чуть не закричал.
Но я был уже у люка Я перебросил в него ноги и вывалился вниз, только локти удержали меня от падения на пол. Ноги нащупали стул, и я ухватился за крышку люка, пригнув голову, когда маленькое тельце вылетело из темноты и коснулось моей руки.
Я потянул крышку, и едва успел убрать пальцы, как она захлопнулась.
Упавший фонарик покатился по полу. Упершись руками в колени, я стоял на стуле и, разинув рот, сделал глубокий вдох в надежде, что этим удержу внутри завтрак, который уже был на пути наружу.
Страница двадцать семь
Я уехал из Бэнбери злой, растерянный и не знаю, какой еще. Наверное, заинтригованный. О да, и в некотором роде свыкшийся.
Бывший душеприказчик Флоры Калдиан весьма неохотно согласился повидаться со мной, но у него не было большого выбора. Он нес определенную ответственность в отношении продажи Грэмери, а я настаивал на встрече. А может быть, он, кроме того, испытывал угрызения совести.
Я хотел увидеться с ним, потому что требовалось объяснить некоторые вещи, касающиеся престарелой леди и коттеджа, а Огборн, вероятно, являлся здесь самым важным (если не единственным) звеном. Я хотел побольше узнать о Флоре Калдиан. Я хотел побольше узнать о Грэмери. Я хотел выяснить, какое отношение ко всему этому имеют синерджисты.
Ну, и я получил ответы, однако не скажу, что они что-нибудь прояснили. Теперь я запутался по-новому.
Бикклшифт, агент по недвижимости, продавший нам коттедж, был первым, с кем я попытался связаться после моего тошнотворного (буквально) приключения с летучими мышами на чердаке, но он уехал в двухнедельный отпуск. Вы можете подумать, что я придал слишком большое значение этому инциденту — в конце концов, это были всего лишь маленькие крылатые млекопитающие с заостренными ушками, и у них рождались малыши, — но вам нужно было оказаться там, чтобы понять всю жуть происходящего. В этих крошечных, мягких детенышах не было ничего общего с Бемби, ничего милого, это возникновение новой жизни больше походило на испражнение, чем на порождение. Видите ли, я словно стал свидетелем размножения дисгармонии, передо мной распространялось тлетворное влияние, а не проявлялся естественный восторг природы. К тому времени мне стало совершенно ясно, что Грэмери имеет две стороны, два края или два измерения — в зависимости от того, как вы предпочтете описывать эти противоположные стихии. Может быть, это были разные зоны: Положительная и Отрицательная. Сначала, когда только что въехали, мы очутились в хорошей, Положительной. А теперь обнаружили совсем рядом с ней что-то другое. Выражаясь словами Дилана (Боба), «времена меняются». А если оглянуться назад, то можно заметить, что перемены начались с появлением синерджистов.
И эти новорожденные мышата каким-то образом олицетворяли собой эту отвратительную метаморфозу Грэмери, эту перемену, которая не могла быть внезапной, а вкрадчиво, медленно подползала, как морская гадина, которая вылезла из океана, оставляя на берегу слизистый след, научилась дышать и набралась сил подняться. И двинулась дальше, понуждаемая теми, кто мог воспользоваться ее мощью.
Абсурд? И это только половина.
Но я забегаю вперед. Я упомянул обо всем этом только потому, что вот так на меня нашло прозрение, словно случайные капли сведений упали сверху и рассыпались по моей голове крошечными уколами, прежде чем просочиться в мозг. В тот день по дороге обратно в коттедж я вспоминал в точности, что именно я говорил Мидж два дня назад, когда предположил, что она является чем-то вроде катализатора или посредника И мне подумалось, не были ли синерджисты, а особенно Майкрофт, другой формой катализатора.
Как бы то ни было, Бикклшифт отсутствовал, и я позвонил душеприказчику, который мычал и охал, но в конце концов согласился встретиться со мной во второй половине следующего дня.
Когда Мидж вернулась из деревни, я ничего ей не сказал и даже не упомянул, как покорежились мои гитары, как необъяснимо сжались их струны — даже стальные. Прежде чем изложить свои доводы, я хотел собрать факты. Мидж как будто одолевали собственные мысли, и она думала, что я еду в Бэнбери купить ноты.
Я провел бессонную ночь, и Мидж тоже ворочалась, но во сне. Она что-то бормотала и металась, ее руки сжимали одеяло, словно она боялась нырнуть в какую-то пучину.
На следующее утро мои нерешительные попытки пробиться сквозь ее отчуждение закончились ничем, и вина в этом так же на мне, как и на Мидж: мы напоминали двух отупевших боксеров, уже не способных даже видеть друг друга, не то что нанести удар. Только позже в тот же день, когда я отъезжал от коттеджа, мои мысли (и энергия) снова обрели форму. Да, было облегчением уехать из этого места.
Когда по пути обратно я проезжал Кентрип, он показался мне пустынным, и я посмотрел на часы. Было около шести — я и не заметил, что уже так поздно. Магазины закрылись, и жители, видимо, уже сидели за ужином. Солнце словно решило напороться на холмы.
Через деревню, в лесные просеки. Скоро буду дома. И возник вопрос что же это за дом? Ответ лучше всех мог знать Майкрофт.
Я держал ровную скорость, радуясь, что скоро снова буду с Мидж, и надеясь, что на этот раз она выслушает меня, узнает все, что рассказал мне Огборн. Нет, я заставлю ее выслушать. В каком бы настроении она ни была, ей придется подчиниться. И тогда мы вместе выясним темные намерения Майкрофта.
Меня странно нервировала мрачная глубина леса по сторонам от дороги.
Вот показался Грэмери, его стены манили белым в медленно остывающих лучах солнца Сад играл прекрасными цветами. Только подъехав ближе, я заметил, что цветы словно поблекли, а кирпичная кладка обнажила свои скрытые изъяны. Я загнал машину на место и перегнулся через забор.
Из коттеджа слышалось, как звонит телефон.
Дверь была закрыта, и меня это удивило. Мидж любила, чтобы свежий воздух гулял по комнатам поднимался по лестницам, она обожала открывающийся из кухонного окна вид сада.
Но телефон все звонил.
Быстро отперев дверь, я толкнул ее, но встретил какое-то сопротивление. Толкнув сильнее, я все же открыл ее и шагнул через порог; глаза не сразу привыкли к темноте внутри. Темнота как-то неестественно медленно уступала льющемуся у меня из-за спины свету.
Я позвал Мидж, хотя почти не сомневался, что ее нет: входная дверь заперта, телефон звонит... Было и кое-что еще: почти осязаемый холод ее отсутствия. Сырой воздух наполняли только непрерывные звонки телефона.
Я прошел к лестнице, подумав, что это могла звонить Мидж, чтобы сообщить мне, где она. Но куда она могла деться без машины?
Я взбежал по лестнице, уверенный, что не успею снять трубку, и схватил ее на середине трели.
В ухо мне захрипели помехи, так что я отдернул голову.
— Алло... алло?..
Голос за помехами еле слышался: как будто звонили с удаленного поля боя и вокруг гремела канонада. Я постучал трубкой по ладони, чтобы растрясти угольные крошки в телефоне, и на какое-то время отдаленные пушки замолкли.
— Ты меня слышишь? — донесся знакомый голос.
— Да. Это ты, Вэл?
Ее голос оставался где-то вдали.
— Майк! Майк, Мидж с тобой?
— М-м-м, нет. Я сам только что вошел, и ее что-то нигде не видно.
— Возможно, это даже лучше: я все равно хотела поговорить не с ней, а с тобой.
Шею мне сковал холодок дурного предчувствия.
— В чем дело? — спросил я с деланной небрежностью.
— Я сама не уверена. Это все в самом деле довольно странно.
Прекращение огня вдруг отменили, и Вэл почти потерялась в грохочущем шквале.
— Ты слышишь меня, Майк?
Я слышал, но еле-еле.
— Ужасная связь.
— Погоди, Вэл, — крикнул я в микрофон и снова постучал по трубке, на этот раз сильнее. Треск остался, но стал хотя бы не таким оглушительным. — Ладно, что ты хотела мне сообщить?
— Тебе может это показаться очень странным.
— Да ну? — Я кисло улыбнулся.
— Это касается картины Мидж — изображения Грэмери.
— Продолжай, — насторожившись, сказал я.
— Когда я впервые увидела ее, прежде... прежде чем она пропала, что-то словно ударило меня. Я почувствовала, как будто уже видела эту картину... — На секунду-две помехи заглушили ее слова. — Не помню где. Я убедила себя, что это своего рода самообман после утомительной поездки. Я уже видела ту же картину во плоти, так сказать, когда приехала в коттедж тем вечером. И заключила, будто бы то, что приняла за дежа вю, на самом деле было ассоциацией реальности с фантазией на картине...
— Вэл, эта линия сейчас нас совсем разъединит...
— Хорошо, перехожу к делу. Майк, найди копию книжки, что Мидж иллюстрировала несколько лет назад...
Вэл снова потерялась за оглушительным треском. Шум немного улегся, когда я еще раз постучал трубкой. Моя ладонь уже покраснела от ударов.
— Извини, я прослушал. О какой книжке ты говоришь?
— Она называется «Королевство колдуна», знаешь ее?
— Да, помню.
— Так вот, открой страницу двадцать семь.
— Что?
— Посмотри внимательно, и увидишь, что я имею в виду...
Я отдернул трубку от уха — так в ней взорвались помехи. Как будто на другом конце случилось прямое попадание.
— Майк... ты меня слышишь?
— Еле-еле.
— Ты слышишь?..
— Знаешь, Вэл, — крикнул я, — лучше я перезвоню тебе потом!
— ...На иллюстрации...
— Ладно, ладно!
Не знаю, услышала ли она мое торопливое прощание, но я с облегчением повесил трубку.
И ни на мгновение не задерживаясь в прихожей, чтобы обдумать сказанное Вэл, тут же направился в круглую комнату, где стоял книжный шкаф.
Я осмотрел корешки, но не нашел того, что искал. Впрочем, у нас было множество книг, и Мидж не выставляла особо те, что сама иллюстрировала Следующим местом, куда я заглянул, была гостевая комната, где мы хранили основную часть своей библиотеки. Я пробежал глазами по полкам и вскоре наткнулся на «Королевство колдуна».
Это было скромное издание, сказка о волшебниках и ведьмах, о колдунах и драконах, рассчитанная на детей от пяти довосьми лет, и, как мы узнали от издателя, книгу покупали многие взрослые ради ее иллюстраций. Эта детская сказка очень шла к кофейным столикам.
Я подцепил пальцем корешок и вытащил книгу. Хотя в комнате не было темно, я поднес находку к окну.
Лес снаружи казался неподвижным и густым.
Я пролистал страницы в поисках двадцать седьмой, сочные краски иллюстраций мелькали калейдоскопическим узором.
Двадцать седьмая.
Я разгладил страницу.
Главное место на картинке занимал белый замок с множеством башен. Я смутно припомнил сюжет сказки: это был зачарованный замок, где жил волшебник, самый главный в окрестных землях, но старый и больной, и этот волшебник спешил найти достойного наследника, пока темные силы, что рыскали по лесам и оврагам, не захватили всю территорию.
Я нахмурился, не в состоянии увидеть связь с последней картиной Мидж. То есть пока не пригляделся внимательнее.
На переднем плане иллюстрации была маленькая деревушка гномов с мухоморами вместо домов и выложенной яркими камушками улицей. Сами гномы были довольно веселой компанией. А за деревней начинался лес, буйный и гуашно-зеленый. Но очень похожий на настоящий за окном, неподвижный и очень густой.
За светлеющими очертаниями холмов из-за леса снова появлялась дорога, а возвышение на одном из холмов было самим замком, и на самой высокой башне виднелась крохотная, но отчетливая фигурка древнего колдуна.
В лесу была видна маленькая полянка, и на ней стоял крохотный, но детально прорисованный коттеджик. Часть его была закругленной.
Ошибка исключалась. Этот коттедж был Грэмери.
Бывший душеприказчик Флоры Калдиан весьма неохотно согласился повидаться со мной, но у него не было большого выбора. Он нес определенную ответственность в отношении продажи Грэмери, а я настаивал на встрече. А может быть, он, кроме того, испытывал угрызения совести.
Я хотел увидеться с ним, потому что требовалось объяснить некоторые вещи, касающиеся престарелой леди и коттеджа, а Огборн, вероятно, являлся здесь самым важным (если не единственным) звеном. Я хотел побольше узнать о Флоре Калдиан. Я хотел побольше узнать о Грэмери. Я хотел выяснить, какое отношение ко всему этому имеют синерджисты.
Ну, и я получил ответы, однако не скажу, что они что-нибудь прояснили. Теперь я запутался по-новому.
Бикклшифт, агент по недвижимости, продавший нам коттедж, был первым, с кем я попытался связаться после моего тошнотворного (буквально) приключения с летучими мышами на чердаке, но он уехал в двухнедельный отпуск. Вы можете подумать, что я придал слишком большое значение этому инциденту — в конце концов, это были всего лишь маленькие крылатые млекопитающие с заостренными ушками, и у них рождались малыши, — но вам нужно было оказаться там, чтобы понять всю жуть происходящего. В этих крошечных, мягких детенышах не было ничего общего с Бемби, ничего милого, это возникновение новой жизни больше походило на испражнение, чем на порождение. Видите ли, я словно стал свидетелем размножения дисгармонии, передо мной распространялось тлетворное влияние, а не проявлялся естественный восторг природы. К тому времени мне стало совершенно ясно, что Грэмери имеет две стороны, два края или два измерения — в зависимости от того, как вы предпочтете описывать эти противоположные стихии. Может быть, это были разные зоны: Положительная и Отрицательная. Сначала, когда только что въехали, мы очутились в хорошей, Положительной. А теперь обнаружили совсем рядом с ней что-то другое. Выражаясь словами Дилана (Боба), «времена меняются». А если оглянуться назад, то можно заметить, что перемены начались с появлением синерджистов.
И эти новорожденные мышата каким-то образом олицетворяли собой эту отвратительную метаморфозу Грэмери, эту перемену, которая не могла быть внезапной, а вкрадчиво, медленно подползала, как морская гадина, которая вылезла из океана, оставляя на берегу слизистый след, научилась дышать и набралась сил подняться. И двинулась дальше, понуждаемая теми, кто мог воспользоваться ее мощью.
Абсурд? И это только половина.
Но я забегаю вперед. Я упомянул обо всем этом только потому, что вот так на меня нашло прозрение, словно случайные капли сведений упали сверху и рассыпались по моей голове крошечными уколами, прежде чем просочиться в мозг. В тот день по дороге обратно в коттедж я вспоминал в точности, что именно я говорил Мидж два дня назад, когда предположил, что она является чем-то вроде катализатора или посредника И мне подумалось, не были ли синерджисты, а особенно Майкрофт, другой формой катализатора.
Как бы то ни было, Бикклшифт отсутствовал, и я позвонил душеприказчику, который мычал и охал, но в конце концов согласился встретиться со мной во второй половине следующего дня.
Когда Мидж вернулась из деревни, я ничего ей не сказал и даже не упомянул, как покорежились мои гитары, как необъяснимо сжались их струны — даже стальные. Прежде чем изложить свои доводы, я хотел собрать факты. Мидж как будто одолевали собственные мысли, и она думала, что я еду в Бэнбери купить ноты.
Я провел бессонную ночь, и Мидж тоже ворочалась, но во сне. Она что-то бормотала и металась, ее руки сжимали одеяло, словно она боялась нырнуть в какую-то пучину.
На следующее утро мои нерешительные попытки пробиться сквозь ее отчуждение закончились ничем, и вина в этом так же на мне, как и на Мидж: мы напоминали двух отупевших боксеров, уже не способных даже видеть друг друга, не то что нанести удар. Только позже в тот же день, когда я отъезжал от коттеджа, мои мысли (и энергия) снова обрели форму. Да, было облегчением уехать из этого места.
Когда по пути обратно я проезжал Кентрип, он показался мне пустынным, и я посмотрел на часы. Было около шести — я и не заметил, что уже так поздно. Магазины закрылись, и жители, видимо, уже сидели за ужином. Солнце словно решило напороться на холмы.
Через деревню, в лесные просеки. Скоро буду дома. И возник вопрос что же это за дом? Ответ лучше всех мог знать Майкрофт.
Я держал ровную скорость, радуясь, что скоро снова буду с Мидж, и надеясь, что на этот раз она выслушает меня, узнает все, что рассказал мне Огборн. Нет, я заставлю ее выслушать. В каком бы настроении она ни была, ей придется подчиниться. И тогда мы вместе выясним темные намерения Майкрофта.
Меня странно нервировала мрачная глубина леса по сторонам от дороги.
Вот показался Грэмери, его стены манили белым в медленно остывающих лучах солнца Сад играл прекрасными цветами. Только подъехав ближе, я заметил, что цветы словно поблекли, а кирпичная кладка обнажила свои скрытые изъяны. Я загнал машину на место и перегнулся через забор.
Из коттеджа слышалось, как звонит телефон.
Дверь была закрыта, и меня это удивило. Мидж любила, чтобы свежий воздух гулял по комнатам поднимался по лестницам, она обожала открывающийся из кухонного окна вид сада.
Но телефон все звонил.
Быстро отперев дверь, я толкнул ее, но встретил какое-то сопротивление. Толкнув сильнее, я все же открыл ее и шагнул через порог; глаза не сразу привыкли к темноте внутри. Темнота как-то неестественно медленно уступала льющемуся у меня из-за спины свету.
Я позвал Мидж, хотя почти не сомневался, что ее нет: входная дверь заперта, телефон звонит... Было и кое-что еще: почти осязаемый холод ее отсутствия. Сырой воздух наполняли только непрерывные звонки телефона.
Я прошел к лестнице, подумав, что это могла звонить Мидж, чтобы сообщить мне, где она. Но куда она могла деться без машины?
Я взбежал по лестнице, уверенный, что не успею снять трубку, и схватил ее на середине трели.
В ухо мне захрипели помехи, так что я отдернул голову.
— Алло... алло?..
Голос за помехами еле слышался: как будто звонили с удаленного поля боя и вокруг гремела канонада. Я постучал трубкой по ладони, чтобы растрясти угольные крошки в телефоне, и на какое-то время отдаленные пушки замолкли.
— Ты меня слышишь? — донесся знакомый голос.
— Да. Это ты, Вэл?
Ее голос оставался где-то вдали.
— Майк! Майк, Мидж с тобой?
— М-м-м, нет. Я сам только что вошел, и ее что-то нигде не видно.
— Возможно, это даже лучше: я все равно хотела поговорить не с ней, а с тобой.
Шею мне сковал холодок дурного предчувствия.
— В чем дело? — спросил я с деланной небрежностью.
— Я сама не уверена. Это все в самом деле довольно странно.
Прекращение огня вдруг отменили, и Вэл почти потерялась в грохочущем шквале.
— Ты слышишь меня, Майк?
Я слышал, но еле-еле.
— Ужасная связь.
— Погоди, Вэл, — крикнул я в микрофон и снова постучал по трубке, на этот раз сильнее. Треск остался, но стал хотя бы не таким оглушительным. — Ладно, что ты хотела мне сообщить?
— Тебе может это показаться очень странным.
— Да ну? — Я кисло улыбнулся.
— Это касается картины Мидж — изображения Грэмери.
— Продолжай, — насторожившись, сказал я.
— Когда я впервые увидела ее, прежде... прежде чем она пропала, что-то словно ударило меня. Я почувствовала, как будто уже видела эту картину... — На секунду-две помехи заглушили ее слова. — Не помню где. Я убедила себя, что это своего рода самообман после утомительной поездки. Я уже видела ту же картину во плоти, так сказать, когда приехала в коттедж тем вечером. И заключила, будто бы то, что приняла за дежа вю, на самом деле было ассоциацией реальности с фантазией на картине...
— Вэл, эта линия сейчас нас совсем разъединит...
— Хорошо, перехожу к делу. Майк, найди копию книжки, что Мидж иллюстрировала несколько лет назад...
Вэл снова потерялась за оглушительным треском. Шум немного улегся, когда я еще раз постучал трубкой. Моя ладонь уже покраснела от ударов.
— Извини, я прослушал. О какой книжке ты говоришь?
— Она называется «Королевство колдуна», знаешь ее?
— Да, помню.
— Так вот, открой страницу двадцать семь.
— Что?
— Посмотри внимательно, и увидишь, что я имею в виду...
Я отдернул трубку от уха — так в ней взорвались помехи. Как будто на другом конце случилось прямое попадание.
— Майк... ты меня слышишь?
— Еле-еле.
— Ты слышишь?..
— Знаешь, Вэл, — крикнул я, — лучше я перезвоню тебе потом!
— ...На иллюстрации...
— Ладно, ладно!
Не знаю, услышала ли она мое торопливое прощание, но я с облегчением повесил трубку.
И ни на мгновение не задерживаясь в прихожей, чтобы обдумать сказанное Вэл, тут же направился в круглую комнату, где стоял книжный шкаф.
Я осмотрел корешки, но не нашел того, что искал. Впрочем, у нас было множество книг, и Мидж не выставляла особо те, что сама иллюстрировала Следующим местом, куда я заглянул, была гостевая комната, где мы хранили основную часть своей библиотеки. Я пробежал глазами по полкам и вскоре наткнулся на «Королевство колдуна».
Это было скромное издание, сказка о волшебниках и ведьмах, о колдунах и драконах, рассчитанная на детей от пяти довосьми лет, и, как мы узнали от издателя, книгу покупали многие взрослые ради ее иллюстраций. Эта детская сказка очень шла к кофейным столикам.
Я подцепил пальцем корешок и вытащил книгу. Хотя в комнате не было темно, я поднес находку к окну.
Лес снаружи казался неподвижным и густым.
Я пролистал страницы в поисках двадцать седьмой, сочные краски иллюстраций мелькали калейдоскопическим узором.
Двадцать седьмая.
Я разгладил страницу.
Главное место на картинке занимал белый замок с множеством башен. Я смутно припомнил сюжет сказки: это был зачарованный замок, где жил волшебник, самый главный в окрестных землях, но старый и больной, и этот волшебник спешил найти достойного наследника, пока темные силы, что рыскали по лесам и оврагам, не захватили всю территорию.
Я нахмурился, не в состоянии увидеть связь с последней картиной Мидж. То есть пока не пригляделся внимательнее.
На переднем плане иллюстрации была маленькая деревушка гномов с мухоморами вместо домов и выложенной яркими камушками улицей. Сами гномы были довольно веселой компанией. А за деревней начинался лес, буйный и гуашно-зеленый. Но очень похожий на настоящий за окном, неподвижный и очень густой.
За светлеющими очертаниями холмов из-за леса снова появлялась дорога, а возвышение на одном из холмов было самим замком, и на самой высокой башне виднелась крохотная, но отчетливая фигурка древнего колдуна.
В лесу была видна маленькая полянка, и на ней стоял крохотный, но детально прорисованный коттеджик. Часть его была закругленной.
Ошибка исключалась. Этот коттедж был Грэмери.
Голоса
У леса не существует перерывов — жизнь в нем идет день и ночь. Но в любой час его деятельность не видна. Однако вечером или в ночное время кажется, что в лесу больше звуков, больше копошения, шороха листьев, и иногда слышится треск сучьев. Чем позднее час, тем неприветливее и таинственнее ощущается лес. То есть, конечно, для чужака.
Я старался идти по тропинке, где мы ходили вместе с Мидж, зная, куда примерно она меня приведет, и надеясь, что, пока я туда доберусь, солнце не сядет слишком низко. Выходя из коттеджа, я захватил с собой куртку, поскольку знал, как холодно может оказаться в тени деревьев в это время.
Под ногами у меня шуршала мягкая сухая листва, и мои шаги звучали как отрывистые вздохи, когда я шел по этому толстому ковру. Упругая ветка скорее дразнила меня, чем мешала пройти по тропинке, и, когда я прошел, она со свистом выпрямилась и врезалась в листву, словно выпуская злобу.
До того я позвонил в синерджистский Храм выяснить, не у них ли Мидж, но помехи на линии были так сильны, что я еле слышал голос на другом конце так что об осмысленном разговоре не могло быть и речи. Но инстинкт недвусмысленно говорил мне где найти Мидж, и я злился, что она дождалась моего отъезда, чтобы улизнуть туда. Я положил трубку, не поговорив.
Если они не подвезли ее на своей машине, Мидж чтобы добраться до Храма, пришлось идти через лес, вот почему я тоже пустился по этой тропинке — мне не хотелось разминуться с ней, если она уже отправилась обратно. Да и это было быстрее, чем петлять по извилистой дороге на машине.
Если бы только Мидж дождалась меня, если бы я смог рассказать ей то, что узнал! Разве тогда она доверилась бы так безоговорочно этим синерджистам? Я ускорил шаги.
Иллюстрация в книжке явилась еще одной составляющей в вареве, которое, я чувствовал, скоро закипит. Теперь я, по крайней мере, понимал, почему Грэмери показался мне смутно знакомым, когда я только вылез из машины во время первого посещения. И вот почему опять возникло чувство узнавания, когда через несколько недель я взглянул на картину Мидж. Вэл Харрадайн обнаружила связь, хотя и не сразу — для уверенности ей пришлось просмотреть прошлые работы Мидж. Деталь на иллюстрации в книжке была маленькой, но стиль художника отличался тщательностью и точностью, любовным вниманием к каждой части композиции. Перед коттеджем на картинке был даже сверкающий садик, идущий до самой двери.
И за приоткрытой дверью виднелась какая-то темная фигура, всего лишь тень.
Это безумие, повторял я себе. Это совершенное безумие! Книга была волшебной сказкой, не более того. Чтобы читать детям на ночь. И тем не менее я здесь, пробираюсь через лес, чтобы спасти мою попавшую в беду красавицу, стремлюсь спасти ее от чар старого злого колдуна, чародея, мага или черт знает кого еще — ну и напридумывали эти братья Гримм, — но его магия темная, если не сказать черная. Чего мне не хватало — это лишь белого коня.
Да, смешно.
Я ни на мгновение не замедлил шага.
Потому что научился отметать здравый смысл. Как когда-нибудь придется всем нам.
Иногда мне казалось, что я сбился с пути, но каждый раз я вскоре замечал что-нибудь знакомое — упавшее гнилое дерево, особенно причудливый дуб, лужу с дождевой водой — и понимал, что двигаюсь в правильном направлении. И довольно скоро я вышел из леса и увидел внизу пологого склона серое здание.
Вскоре я уже пересек луг и ступил на более твердую, хотя и неровную землю. На площадке стояли четыре машины, среди них знакомый «ситроен». Я прошел через стоянку, глядя на дом с таким чувством, будто он наблюдает за мной, и поднялся по лестнице к огромным двустворчатым дверям. Я намеревался прямо войти, но, конечно, двери оказались заперты.
Я надавил кулаком на большой медный звонок, установленный сбоку от двери, и не отпускал, а другим кулаком принялся колотить по обшивке самой двери, вкладывая в удары всю свою злость.
Через минуту за дверью послышались шаги, замок повернулся, и одна створка приоткрылась. Через щель на меня смотрел знакомый тощий мужчина, которого я мысленно прозвал Кощеем.
Он притворился, что не узнает меня, но мы оба понимали истинное положение вещей.
— Мидж здесь, — сказал, а не спросил я, так что ответа не требовалось.
— Мидж? — спросил он таким же постным голосом, как и он сам.
— Не прикидывайтесь идиотом, — сказал я и с силой толкнул дверь, так что он отлетел к стене.
Я быстро прошел внутрь.
— Одну минутку, сюда нельзя, — сообщил мне Кощей, ухватив костлявыми пальцами за одежду на груди.
Я отбросил его руки.
— Где она?
— Не понимаю, о ком вы говорите.
— Мидж Гаджен. Она где-то здесь.
— Думаю, вам лучше...
— Отведите меня к Майкрофту.
— Боюсь, его нельзя беспокоить.
Я вздохнул, выражая жалость к нему.
— Послушайте, вам все равно от меня не избавиться, пока я не увижу ее или самого Майкрофта.
— Я уже сказал вам...
Дверь в глубине вестибюля открылась, и оттуда появилась Джилли Слейд. Она с любопытством посмотрела на нас, без сомнения заинтересовавшись шумом.
Я решительно направился к ней, но впустивший меня следовал по пятам, его хилые протесты напоминали кружащихся в воздухе комаров.
— Джилли, скажи, где я могу найти Мидж? — спросил я еще издали.
— Майк, вам нельзя...
— Да, я все знаю. Она ведь здесь, правда?
Я посмотрел ей в глаза, и она потупилась.
— Правда? — повторил я.
— Да, Майк. Но она сейчас у Майкрофта, и им в самом деле нельзя мешать. — Она снова взглянула на меня своими искренними голубыми глазами.
— Мешать? Какого черта, чем они занимаются?
Открывались другие двери, высовывались другие головы.
— Ради Бога, ответь!
Джилли отвела глаза, и мне захотелось встряхнуть ее. Но вместо этого я протиснулся мимо и заглянул в комнату, откуда она только что вышла. На меня вылупились бессмысленные лица. Единственной мебелью в комнате были беспорядочно расставленные стулья с жесткими спинками, на них сидели синерджисты — без книг на коленях, с пустыми руками. Я заключил, что у них своеобразный Час Счастья, время для медитаций.
Мидж среди них не было.
Я повернулся и прошел обратно через вестибюль, двое в дверях на другом конце безмолвно расступились, позволив мне заглянуть внутрь. Там тоже сидели синерджисты на таких же неудобных с виду стульях; некоторые присели прямо на полу — казалось, что и они ничем не заняты.
И здесь Мидж тоже не было.
И в следующей комнате тоже.
И в следующей.
Теперь в библиотеку. Я предчувствовал удачу.
Но удачи не было. Зал, куда нас провели в первый (а для меня и единственный) раз, где мою ошпаренную руку окунули в зеленоватую жидкость, которой, судя по всему, мыли посуду или чистили металл, и где Майкрофт пытался произвести на нас впечатление своей особой силой, был пуст. Ни единой паршивой души.
Мое беспокойство возрастало. Я прошел мимо широкой лестницы и прямо-таки ворвался через двойные двери в комнату напротив. Хотя в ней тоже никого не было, сама она оказалась интереснее прежних. Кожаные кресла, маленькие изящные столики, величественная дубовая ограда вокруг камина, огибающая почти всю стену. Над выступающей каминной полкой висело длинное полотно с вышитой посередине геральдической розой, с оружием и стоящим прямо столбом, расписанным каким-то повторяющимся символом. На других стенах между высокими окнами я различил знаки зодиака, а в дальнем конце располагалась мозаичная мандала, символ единения с собой — квадрат в круге, а в квадрате еще одна мандала, поменьше. Рядом на столике лежала деревянная маска с высокими заостренными ушами и скошенными глазами-щелками над длинным выступающим рылом — вырезанная морда шакала. Хотя шторы были наполовину задернуты, так что в комнате царил соответствующий полумрак, ее убранство остро врезалось в мою память, словно я долго изучал здешнюю обстановку. На самом деле я стоял в дверях всего несколько секунд. Наверное, подобное воздействие объяснялось скорее своего рода ожиданием, чем неожиданностью.
Я отвернулся, увиденное произвело на меня гнетущее впечатление. Синерджисты покинули остальные комнаты и столпились в вестибюле, некоторые о чем-то шептались между собой, но большинство продолжали молча наблюдать с тупым негодованием на лицах. Я чувствовал себя гостем в богадельне, чьи обитатели принимали меня за ненормального.
Впереди стояла Джилли, и хотя бы ее лицо выражало что-то кроме холодной враждебности. Я подошел и легонько, нежно, коснулся ее локтя, не желая, чтобы она оттолкнула меня.
— Пожалуйста, Джилли, помоги мне, — проговорил я. — Я хочу только поговорить с Мидж.
Ответили ее глаза, хотя сама она ничего не сказала, Я не понял, преднамеренным или непроизвольным был ее взгляд, направленный куда-то вверх.
Я посмотрел туда же, оставил Джилли и бросился по лестнице наверх, перепрыгивая через две ступени. На полпути мне попался Кинселла, чуть позади него стоял Кощей. Последний указывал на меня, в чем не было необходимости, а в улыбке Кинселлы чувствовалась принужденность.
— Привет, Майк, какие-то трудности? — окликнул он меня.
Я не ответил, пока не добрался доверхней ступеньки.
— Я ищу Мидж. Я знаю, что она здесь.
— Конечно. Давай спустимся, я принесу кофе, и мы поговорим.
Он по-дружески положил руку мне на плечо, но я стряхнул ее.
— Я хочу видеть ее сейчас.
— Хм, прямо сейчас это невозможно, Майк. — Боже, как я ненавидел этот мягкий тон! — Дело в том, что она у Майкрофта и им никак нельзя мешать.
— Это почему же?
— Тебе же известно, чего она хотела.
Кажется, я зафиксировал в его голосе нотки тревоги.
Кинселла, по-прежнему улыбаясь, кивнул. Но во всей американской голубизне его глаз скрывалось злорадное удовольствие.
Я старался идти по тропинке, где мы ходили вместе с Мидж, зная, куда примерно она меня приведет, и надеясь, что, пока я туда доберусь, солнце не сядет слишком низко. Выходя из коттеджа, я захватил с собой куртку, поскольку знал, как холодно может оказаться в тени деревьев в это время.
Под ногами у меня шуршала мягкая сухая листва, и мои шаги звучали как отрывистые вздохи, когда я шел по этому толстому ковру. Упругая ветка скорее дразнила меня, чем мешала пройти по тропинке, и, когда я прошел, она со свистом выпрямилась и врезалась в листву, словно выпуская злобу.
До того я позвонил в синерджистский Храм выяснить, не у них ли Мидж, но помехи на линии были так сильны, что я еле слышал голос на другом конце так что об осмысленном разговоре не могло быть и речи. Но инстинкт недвусмысленно говорил мне где найти Мидж, и я злился, что она дождалась моего отъезда, чтобы улизнуть туда. Я положил трубку, не поговорив.
Если они не подвезли ее на своей машине, Мидж чтобы добраться до Храма, пришлось идти через лес, вот почему я тоже пустился по этой тропинке — мне не хотелось разминуться с ней, если она уже отправилась обратно. Да и это было быстрее, чем петлять по извилистой дороге на машине.
Если бы только Мидж дождалась меня, если бы я смог рассказать ей то, что узнал! Разве тогда она доверилась бы так безоговорочно этим синерджистам? Я ускорил шаги.
Иллюстрация в книжке явилась еще одной составляющей в вареве, которое, я чувствовал, скоро закипит. Теперь я, по крайней мере, понимал, почему Грэмери показался мне смутно знакомым, когда я только вылез из машины во время первого посещения. И вот почему опять возникло чувство узнавания, когда через несколько недель я взглянул на картину Мидж. Вэл Харрадайн обнаружила связь, хотя и не сразу — для уверенности ей пришлось просмотреть прошлые работы Мидж. Деталь на иллюстрации в книжке была маленькой, но стиль художника отличался тщательностью и точностью, любовным вниманием к каждой части композиции. Перед коттеджем на картинке был даже сверкающий садик, идущий до самой двери.
И за приоткрытой дверью виднелась какая-то темная фигура, всего лишь тень.
Это безумие, повторял я себе. Это совершенное безумие! Книга была волшебной сказкой, не более того. Чтобы читать детям на ночь. И тем не менее я здесь, пробираюсь через лес, чтобы спасти мою попавшую в беду красавицу, стремлюсь спасти ее от чар старого злого колдуна, чародея, мага или черт знает кого еще — ну и напридумывали эти братья Гримм, — но его магия темная, если не сказать черная. Чего мне не хватало — это лишь белого коня.
Да, смешно.
Я ни на мгновение не замедлил шага.
Потому что научился отметать здравый смысл. Как когда-нибудь придется всем нам.
Иногда мне казалось, что я сбился с пути, но каждый раз я вскоре замечал что-нибудь знакомое — упавшее гнилое дерево, особенно причудливый дуб, лужу с дождевой водой — и понимал, что двигаюсь в правильном направлении. И довольно скоро я вышел из леса и увидел внизу пологого склона серое здание.
Вскоре я уже пересек луг и ступил на более твердую, хотя и неровную землю. На площадке стояли четыре машины, среди них знакомый «ситроен». Я прошел через стоянку, глядя на дом с таким чувством, будто он наблюдает за мной, и поднялся по лестнице к огромным двустворчатым дверям. Я намеревался прямо войти, но, конечно, двери оказались заперты.
Я надавил кулаком на большой медный звонок, установленный сбоку от двери, и не отпускал, а другим кулаком принялся колотить по обшивке самой двери, вкладывая в удары всю свою злость.
Через минуту за дверью послышались шаги, замок повернулся, и одна створка приоткрылась. Через щель на меня смотрел знакомый тощий мужчина, которого я мысленно прозвал Кощеем.
Он притворился, что не узнает меня, но мы оба понимали истинное положение вещей.
— Мидж здесь, — сказал, а не спросил я, так что ответа не требовалось.
— Мидж? — спросил он таким же постным голосом, как и он сам.
— Не прикидывайтесь идиотом, — сказал я и с силой толкнул дверь, так что он отлетел к стене.
Я быстро прошел внутрь.
— Одну минутку, сюда нельзя, — сообщил мне Кощей, ухватив костлявыми пальцами за одежду на груди.
Я отбросил его руки.
— Где она?
— Не понимаю, о ком вы говорите.
— Мидж Гаджен. Она где-то здесь.
— Думаю, вам лучше...
— Отведите меня к Майкрофту.
— Боюсь, его нельзя беспокоить.
Я вздохнул, выражая жалость к нему.
— Послушайте, вам все равно от меня не избавиться, пока я не увижу ее или самого Майкрофта.
— Я уже сказал вам...
Дверь в глубине вестибюля открылась, и оттуда появилась Джилли Слейд. Она с любопытством посмотрела на нас, без сомнения заинтересовавшись шумом.
Я решительно направился к ней, но впустивший меня следовал по пятам, его хилые протесты напоминали кружащихся в воздухе комаров.
— Джилли, скажи, где я могу найти Мидж? — спросил я еще издали.
— Майк, вам нельзя...
— Да, я все знаю. Она ведь здесь, правда?
Я посмотрел ей в глаза, и она потупилась.
— Правда? — повторил я.
— Да, Майк. Но она сейчас у Майкрофта, и им в самом деле нельзя мешать. — Она снова взглянула на меня своими искренними голубыми глазами.
— Мешать? Какого черта, чем они занимаются?
Открывались другие двери, высовывались другие головы.
— Ради Бога, ответь!
Джилли отвела глаза, и мне захотелось встряхнуть ее. Но вместо этого я протиснулся мимо и заглянул в комнату, откуда она только что вышла. На меня вылупились бессмысленные лица. Единственной мебелью в комнате были беспорядочно расставленные стулья с жесткими спинками, на них сидели синерджисты — без книг на коленях, с пустыми руками. Я заключил, что у них своеобразный Час Счастья, время для медитаций.
Мидж среди них не было.
Я повернулся и прошел обратно через вестибюль, двое в дверях на другом конце безмолвно расступились, позволив мне заглянуть внутрь. Там тоже сидели синерджисты на таких же неудобных с виду стульях; некоторые присели прямо на полу — казалось, что и они ничем не заняты.
И здесь Мидж тоже не было.
И в следующей комнате тоже.
И в следующей.
Теперь в библиотеку. Я предчувствовал удачу.
Но удачи не было. Зал, куда нас провели в первый (а для меня и единственный) раз, где мою ошпаренную руку окунули в зеленоватую жидкость, которой, судя по всему, мыли посуду или чистили металл, и где Майкрофт пытался произвести на нас впечатление своей особой силой, был пуст. Ни единой паршивой души.
Мое беспокойство возрастало. Я прошел мимо широкой лестницы и прямо-таки ворвался через двойные двери в комнату напротив. Хотя в ней тоже никого не было, сама она оказалась интереснее прежних. Кожаные кресла, маленькие изящные столики, величественная дубовая ограда вокруг камина, огибающая почти всю стену. Над выступающей каминной полкой висело длинное полотно с вышитой посередине геральдической розой, с оружием и стоящим прямо столбом, расписанным каким-то повторяющимся символом. На других стенах между высокими окнами я различил знаки зодиака, а в дальнем конце располагалась мозаичная мандала, символ единения с собой — квадрат в круге, а в квадрате еще одна мандала, поменьше. Рядом на столике лежала деревянная маска с высокими заостренными ушами и скошенными глазами-щелками над длинным выступающим рылом — вырезанная морда шакала. Хотя шторы были наполовину задернуты, так что в комнате царил соответствующий полумрак, ее убранство остро врезалось в мою память, словно я долго изучал здешнюю обстановку. На самом деле я стоял в дверях всего несколько секунд. Наверное, подобное воздействие объяснялось скорее своего рода ожиданием, чем неожиданностью.
Я отвернулся, увиденное произвело на меня гнетущее впечатление. Синерджисты покинули остальные комнаты и столпились в вестибюле, некоторые о чем-то шептались между собой, но большинство продолжали молча наблюдать с тупым негодованием на лицах. Я чувствовал себя гостем в богадельне, чьи обитатели принимали меня за ненормального.
Впереди стояла Джилли, и хотя бы ее лицо выражало что-то кроме холодной враждебности. Я подошел и легонько, нежно, коснулся ее локтя, не желая, чтобы она оттолкнула меня.
— Пожалуйста, Джилли, помоги мне, — проговорил я. — Я хочу только поговорить с Мидж.
Ответили ее глаза, хотя сама она ничего не сказала, Я не понял, преднамеренным или непроизвольным был ее взгляд, направленный куда-то вверх.
Я посмотрел туда же, оставил Джилли и бросился по лестнице наверх, перепрыгивая через две ступени. На полпути мне попался Кинселла, чуть позади него стоял Кощей. Последний указывал на меня, в чем не было необходимости, а в улыбке Кинселлы чувствовалась принужденность.
— Привет, Майк, какие-то трудности? — окликнул он меня.
Я не ответил, пока не добрался доверхней ступеньки.
— Я ищу Мидж. Я знаю, что она здесь.
— Конечно. Давай спустимся, я принесу кофе, и мы поговорим.
Он по-дружески положил руку мне на плечо, но я стряхнул ее.
— Я хочу видеть ее сейчас.
— Хм, прямо сейчас это невозможно, Майк. — Боже, как я ненавидел этот мягкий тон! — Дело в том, что она у Майкрофта и им никак нельзя мешать.
— Это почему же?
— Тебе же известно, чего она хотела.
Кажется, я зафиксировал в его голосе нотки тревоги.
Кинселла, по-прежнему улыбаясь, кивнул. Но во всей американской голубизне его глаз скрывалось злорадное удовольствие.