— Да, понравился, — ответил я, — но в нем нужно еще немного прибраться.
   — Вы оба из Лондона? — спросил Кинселла, скорее с вежливым интересом, чем допытываясь.
   — Как вы узнали?
   Он обезоруживающе улыбнулся:
   — У вас такой вид.
   — Как у рыбы, вынутой из воды?
   — О нет, я не это имел в виду. Я просто ощутил, что здешняя жизнь для вас внове.
   — Для Мидж не совсем — она выросла в деревне. Ну а я — я новичок.
   — Вы скоро полюбите эту жизнь, — вставила девушка, Джилли. — Как я.
   Мидж продела руку в мою и прижалась ко мне.
   — Помнишь большой дом, на который мы набрели вчера на прогулке, Майк?
   — Такой мрач... серый?
   Она кивнула.
   — Это оттуда приехали Хьюб, Джилли и Нейл.
   — В самом деле? Вы там живете? Все трое?
   — Больше троих, Майк, — ответил Кинселла.
   — И что это? Отель, санаторий или что-то вроде?
   — Нет, не отель, не санаторий и не что-то вроде. Почему бы вам не заехать, когда обустроитесь? Мы покажем вам окрестности.
   — Да, пожалуйста, приезжайте, — сказала Джилли и, немало удивив, обхватила нас за плечи. — Дом внутри чудесный, и мы вам окажем радушный прием. Пожалуйста, скажите, что приедете!
   Я был слегка озадачен ее энтузиазмом, но Мидж вроде бы понравилась такая мысль.
   — Это было бы прелестно, — сказала она девушке. — Вчера нас действительно заинтриговало это место, правда, Майк?
   — Да, заинтриговало. — Я вдруг почувствовал, как Мидж предупреждающе сжала мой локоть. — Но пока у нас небольшая проблема, которой надо уделить время. Я подумал, может быть, у вас есть мысли на этот счет — вы ведь живете в этих местах.
   На их лицах выразилась неизмеримая готовность помочь, а Мидж заинтересовалась.
   — Через навес крыши пробрались летучие мыши, — объяснил я, большим пальцем показывая на коттедж за спиной, и, повернувшись к Мидж, сказал: — Вот откуда этот шум ночью. А теперь они на чердаке отсыпаются.
   — Летучие мыши? — переспросила Мидж.
   — Летучие мыши.
   — О, с ними не будет проблем, Майк, — заверил меня американец. — От них никакого вреда.
   — Может быть, оно и так, но мне от них как-то не по себе. Знаете, мне не нравится просыпаться ночью и смотреть, как они пьют нашу кровь за здоровье друг друга.
   Все рассмеялись, но мне показалось, что Джилли подташнивает.
   — В этом ничего страшного, — сказал Джоби, сложив на груди свои тонкие, как у насекомого, руки. — По большей части они охотятся в сумерках и на рассвете. Да и не представляю, чтобы в Гемпшире вы нашли много вампиров. Если вы оставите их в покое, и они вам не помешают.
   — Мне они уже мешают.
   — Ой, брось, Майк! — сказала Мидж. — Это же просто хомячки с крыльями.
   Ее реакция — или отсутствие реакции — застала меня врасплох. Я знал, что она обожает животных, но не всех же?
   — К сожалению, по закону вы не много можете с ними сделать, — продолжал Джоби. — Видите ли, это охраняемый вид. Большинство из них в стране истреблено, главным образом пестицидами и людским невежеством. Защитники природы вступились как раз вовремя, чтобы правительство что-то сделало.
   — Вы хотите сказать, что мы не вправе трогать этих тварей? — проговорил я, не веря.
   Он серьезно наклонил голову:
   — Млекопитающих не можете. Это либо нетопыри-карлики, либо ушаны, в зависимости от размеров — нетопыри меньше.
   — Я не так внимательно рассматривал.
   — Нетопыри любят лес, но очень привыкли к обжитым местам, а ушаны любят спать в пещерах, погребах или на чердаках.
   — Тогда это, похоже, наш случай.
   — Уверяю вас, от них никакой опасности. Они едят насекомых и моль, так что могут даже оказать вам услугу.
   Насчет этого я сильно сомневался, но он вроде бы знал, что говорит. И покачав головой, я сказал:
   — Значит, похоже, нам придется жить вместе с ними.
   Парень по имени Кинселла проговорил заговорщицким тоном:
   — Знаете, Майк, если это действительно станет проблемой, может быть, мы поможем выкурить их или еще что. Но никто не должен узнать об этом.
   — Да ладно, посмотрим.
   Он снова сверкнул своими зубами:
   — Вы знаете, где нас найти, если что-то понадобится, но мы вам рады в любое время.
   — Принести подарок, Хьюб? — Девушка посмотрела на него, как щенок на хозяина.
   — А, конечно, чуть не забыл!
   Джилли нырнула в открытое окно машины, вытащила красную квадратную жестяную коробку из-под печенья и протянула ее через калитку Мидж.
   — Одна из наших сестер фантастически готовит, и когда мы узнали, что вы поселились в Грэмери, то попросили ее приготовить поздравительный торт. Ничего особенного, но я думаю, вам понравится.
   — Наш маленький подарок новым соседям, — сказал Кинселла, разведя руки, словно хотел нас обнять.
   — Прекрасная мысль, — воскликнула Мидж, принимая подарок, ее хорошенькое личико сияло. — Возможно, мы пригласим вас, когда разберемся, — мы любим гостей, правда, Майк?
   Кинселла не дал мне ответить.
   — Можете быть уверены, мы будем заглядывать время от времени. Заведя друзей, мы не любим их терять.
   Он сказал это со всей сердечностью, и я не понял, почему мне стало неловко.
   — А пока, — продолжал он, — мы вас оставим: наверняка в коттедже еще многое нужно привести в порядок. Наверное, предыдущая хозяйка была старовата, чтобы держать дом в надлежащем состоянии.
   — Вы знали Флору Калдиан? — спросила Мидж.
   — О, ее почти все тут знали, — ответила Джилли.
   — Но никто так толком и не познакомился, — сказал Кинселла. — Мы пару раз разговаривали с ней, вот и все. А вы просто запомните, что я вам сказал: если нужна какая-либо помощь, стоит только нас позвать.
   — Мы запомним, м-м-м, Хьюб, — сказал я и спросил: — Это сокращенное имя?
   — Да, от Хьюбрис[2]. У моих родителей было чувство юмора.
   Не много, подумал я.
   — Ну, рады были познакомиться, и спасибо за сведения о летучих мышах. Пользы от этого не много, но теперь, по крайней мере, я знаю, как обстоят дела.
   Мы довольно церемонно обменялись рукопожатиями, и группа забралась в свою машину, Кинселла сел за руль. Они помахали нам, «ситроен» отъехал, и мы помахали в ответ, глядя вслед, пока машина не скрылась из вида.
   — Ну разве не милые люди? — воскликнула Мидж, показывая мне коробку с тортом.
   — Пожалуй. Может быть, немного чересчур приветливы.
   — Ой, Майк, ты иногда такой циник! Они зашли просто как соседи. Хорошо бы побольше людей были такими.
   — Да, конечно, Мидж, но кто они? Почему столь разношерстная компания живет вместе в таком особняке? А ты заметила, что Джилли назвала создательницу торта сестрой?
   — Какая разница? Вероятно, они принадлежат к какой-нибудь религиозной организации. Ну и что, если они такие милые люди?
   Я пожал плечами.
   — Да, конечно. Просто мне показалось, что уж очень они рвались познакомиться.
   — Сколько раз тебе говорить: в деревне все по-другому, люди здесь дружелюбнее. Не надо быть подозрительным.
   — Извини, Мидж, я не хотел. Просто эти летучие мыши вывели меня из себя.
   Ее тон смягчился.
   — Это я могу понять. Но знаешь, это правда: летучие мыши вполне безобидны.
   — Насколько известно им.
   Легчайший ветерок зашелестел в деревьях и пошевелил цветы. Мидж схватила коробку с тортом под мышку, а другую руку продела в мою, и мы пошли обратно в коттедж; наши лица пригревало солнце.
   — Давай взглянем на этих чудовищ, которые так тебя напугали, — сказала Мидж вкрадчиво.
   — Хочешь подняться туда?
   — А как же! — воскликнула Мидж. — Мне не терпится их увидеть.
   — Ты не перестаешь меня удивлять.
   — Я занимаюсь дикими животными, помнишь? Ярисуюзверей для сказок. Мне страшно нравится наблюдать за ними. Кроме того, эти маленькие дьяволята могут дать мне идею для следующей книги, я могу нарисовать такого. А еще лучше, если ты для меня напишешь сказку. Пора применить этот твой талант.
   — Страшную сказку для малышей? Ты можешь туда поместить такого уродца.
   — Нет, ничего подобного. И в летучих мышах нет ничего безобразного.
   — Погоди, пока их не увидишь.
   Мидж оставила торт на кухонном столе, и мы поднялись по лестнице. Я шел впереди и бормотал себе под нос про зловещие последствия от сожительства с родственниками Дракулы, а Мидж тыкала меня сзади в ягодицы и настоятельно советовала бросить это малодушное ворчание.
   В мансарде, моей будущей студии, я взял фонарик, все еще лежащий на стуле, и, сурово глядя на Мидж, постучал им по ладони.
   — Ты действительно хочешь испытать это, — мрачно спросил я, — хотя и знаешь, что случилось с Пандорой?
   — Отойди, — ответила она, тыча мне в грудь пальцами и поставив ногу на стул.
   — Ладно, ладно. А теперь серьезно, Мидж: мне действительно не хочется снова туда лезть.
   И не надо — только помоги мне. Я ничего не скажу нашим друзьям. — Она встала в позу, подбоченясь и по-прежнему держа ногу на стуле. Ее улыбка была неумолимой и, конечно, вызывающей.
   Жалобно застонав, я оттащил ее в сторону и сам взгромоздился на стул. Прошлый раз, когда слезал, я запер люк, наверное вообразив, что летучие мыши погонятся за мной, и теперь сказал:
   — Я открою, потом подниму туда тебя, если не хочешь принести стремянку.
   — Открывай.
   Она ждала, скрестив руки на груди.
   — Хорошо, мэм. — Я уперся в крышку люка, и она снова приоткрылась. — Не волнуйтесь, ребята, — тихо позвал я. — Просто хозяин квартиры пришел проверить состояние воздуха.
   Хоть я и не так нервничал, как в прошлый раз, поскольку уже кое-что знал о сонных гостях, но мои попытки беззаботно болтать звучали довольно принужденно.
   Крышка люка, как и раньше, стукнула о поднимающееся стропило, и я пригнулся от неожиданного хлопка. Я заметил, что Мидж рукой прикрывает улыбку.
   — Потом не говори, что я тебя не предупреждал, — сказал я сварливо, спускаясь и протягивая ей фонарик, а потом сложил руки как стремя. — Хватайся одной рукой за край люка и положи фонарь внутрь, а потом я подниму тебя.
   — Мой герой, — сказала Мидж, ставя ногу в мои руки.
   Я выпрямился, она легко поднялась и почти тут же включила фонарик и просунула его в люк. Мидж села на край, как я раньше, болтая ногами в воздухе.
   Я вскарабкался за ней, используя стул. Теперь, когда был не один, я старался воспринимать это спокойнее. Она быстро отодвинулась, чтобы дать мне место.
   Оказавшись внутри, я прошептал:
   — Видишь? Что я говорил!
   От знакомого запаха я снова сморщил нос.
   Мидж обшарила фонариком чердак, и я внутренне содрогнулся, увидев черные висящие силуэты.
   — Ой, Майк, их не так уж много, — пренебрежительно проговорила она.
   Я заморгал, следя за блуждающим лучом. Их в самом деле казалось не так много, как раньше.
   — Я, м-м-м... Я уверен, их было больше.
   — Наверное, ты так испугался, что тебе померещилось. И все равно здесь их по меньшей мере тридцать или сорок.
   — Но прошлый раз они все сбились в кучу. Наверное, многие улетели.
   — При дневном свете? Нет, наверное, были тени от фонаря, и мышей казалось больше. — Мидж похлопала меня по плечу. — У страха глаза велики. — Она направила луч фонарика себе под подбородок, так что он отбросил устрашающие тени на оскаленное лицо.
   — Как смешно, ах, как смешно! Ну-ка, дай мне фонарик.
   Я выхватил у нее фонарь и прополз по чердаку дальше, держась за стропила, — не хотелось, чтобы колени продавили потолок. Я посветил лучом в дальние углы, и хотя не смог заглянуть за водяной бак, вроде бы нигде никто не прятался. Ко мне присоединилась Мидж, она не ползла, а шла, и от этого я почувствовал себя еще глупее.
   Я встал, для равновесия схватившись за балку, стараясь не дотронуться до спящей летучей мышц. Я думал, что Мидж насмешливо улыбнется мне, но она была поглощена рассматриванием висящего рядом существа.
   Протянув руку, Мидж дотронулась до сложенного крыла.
   — Эй, — прошипел я, — что ты делаешь?
   — Посвети-ка сюда, Майк. Мне хочется рассмотреть этого малыша.
   — Это может быть опасно. Боже, вдруг у него бешенство!
   — Не будь таким занудой. В этой деревне нет бешенства Помнишь, что я говорила о хомячках с крыльями? Вот так и воспринимай их. Ну-ка, посвети поближе!
   «Безрассудный ребенок!» — подумал я сердито, но, осторожно держась за балку, подошел и сделал как сказано.
   — Если тебя укусят, пеняй на себя, — сварливо заметил я.
   Летучая мышь дернулась и попыталась вырвать вытянутое крыло, но Мидж держала крепко. Отвратительная пасть зверька раздраженно открылась, обнажив мелкие хищные зубки, хотя сам он, казалось, не проснулся. И тем не менее я держался подальше, и мне пришлось вытянуть руку, чтобы обеспечить Мидж светом, как она хотела.
   — Видишь пальцы? — Хорошо, что она хоть говорила приглушенно. — Видишь, какие длинные три крайних? Крыло — это просто кожа между ними. Смотри, оно идет до ног и хвоста.
   — Как интересно! А может быть, пусть она себе спит?
   — А посмотри на мохнатое тельце. Какой хорошенький малыш!
   — Хорошенький! Страшен, как смертный грех!
   Я тут же пожалел, что повысил голос, потому что тонкие перепонки над крошечными глазами мыши на секунду распахнулись.
   — Он обиделся, — заметила Мидж.
   — Ему придется с этим примириться. Посмотри на этот ужасный приплюснутый нос и остроконечные уши! — Я в отвращении фыркнул.
   — То, что вокруг носа, — это его радар.
   — Но косметически это его не оправдывает. Может быть, мы спустимся, Мидж? Возможно, нам придется соседствовать с этим висячим черносливом, но брататься с ним нет необходимости.
   Мидж дала крылу обратно сложиться и прижалась к моему бедру.
   — Не знала, что у тебя аллергия на них.
   — Честно сказать, я и сам не знал. Но у меня к ним странное чувство — ничего не могу поделать.
   — Но хотя бы теперь ты знаешь, что их не так много, как тебе сначала показалось.
   — Я мог бы поклясться... Ну да неважно, от потрясения их могло показаться вдвое больше.
   — Или втрое. Давай спустимся туда, где воздух посвежее.
   Мы ухватились за балку, и, встав на края люка, я помог Мидж спуститься на стул. Бросив последний взгляд вокруг, я передал ей фонарик и протиснулся сам, а потом, балансируя на стуле, закрыл за собой крышку, на этот раз без особого шума.
   Я соскочил на пол и стряхнул пыль с ладоней, радуясь, что выбрался из мрака. Мидж тем временем подошла к одному из окошек и попыталась его открыть.
   — Я подумала, что тут неплохо бы проветрить, — сказала она через плечо, — но это окно заколочено.
   Я подошел к ней.
   — Может быть, закрашено снаружи. Строители не должны были закрывать окна, пока краска не просохнет. Дай-ка мне.
   Но прежде, чем я успел хорошенько толкнуть створку окна, Мидж удержала меня.
   — А что, летучие мыши действительно тебя беспокоят, Майк? Знаешь, мы всегда можем последовать совету Хьюба и избавиться от них, так что никто не узнает.
   Я спокойно посмотрел на нее.
   — Тебе-то самой это не нравится, правда?
   — Мне не нравится, что для тебя они портят Грэмери. Для меня важнее всего, чтобы ты был счастлив здесь, так что, если выбирать между тобой и мышами, лучше останься ты.
   Мы прижались друг к другу лбами.
   — Наверное, ты права, — сказал я. — От них никакого вреда. — Я повернулся спиной к окну. — Но каждую ночь слышать их оргии и как они вылетают на улицу — хлопанье этих сморщенных крыльев сведет меня с ума.
   Я стукнул ладонью по оконной раме, потом еще раз и закусил губу, ушибив руку. С третьей попытки окно на дюйм приоткрылось, и после этого не составило труда открыть его пошире. Со второй половиной пришлось так же помучиться, но с третьей попытки открылась и она. Распахнув окно пошире и защелкнув, чтобы оно не закрылось, я взглянул на лес напротив и глубоко вдохнул нагретый солнцем воздух. Но прежде, чем выдохнуть, я задержал дыхание.
   Не человек ли стоит в тени за первым рядом деревьев? Опять кто-то следит за нами?
   — Мидж, — сказал я сдавленным голосом, потому что так и не выдохнул. — Мидж, там кто-то наблюдает за домом.
   Я не смотрел на нее, но знал, что и она вглядывается в лес.
   — Где, Майк? Я никого не вижу.
   На мгновение я оторвал глаза от неподвижной фигуры и, положив руку на плечи Мидж, придвинул ее к себе.
   — Вон там, — прошептал я, хотя в этом не было необходимости, и указал рукой. — Сразу за деревьями. Темная фигура, смотрит прямо на коттедж.
   Но когда я снова посмотрел туда, человек исчез.
   — Все равно ничего не вижу, Майк, — сказала Мидж, и я безмолвно повернулся к ней, а потом быстро оглянулся на деревья. Определенно там никого не было.
   Я начал задумываться: может быть, деревенский воздух здесь настолько свеж, что вызывает галлюцинации?

Жизнь продолжается

   Следующие две недели пронеслись в сплошных заботах, освободив меня от новых «галлюцинаций». Мы проводили дни (а часто и ночи), сдирая старые обои и заменяя их новыми, крася стены и балки, за что не захотели платить строителям. Один-два вечера выдались прохладными, и вскоре мы обнаружили змеящиеся отовсюду сквозняки, они прокрадывались в дом, вызывая у нас озноб. Я постарался выявить их источники и заткнуть щели. Мы мыли, скребли, натирали и начищали. Я починил колокольчик у входа, чтобы он звенел, а не гремел.
   Мы прочистили дымоходы, предвкушая, как уютно будет сидеть зимой у камина, и вычистили выгребную яму (когда ассенизаторы выкачивали ее содержимое, вонь стояла страшная, и нас предупредили, чтобы во время этой процедуры мы плотно закрыли окна и двери). Приходил водопроводчик, подключил посудомоечную машину и сделал так, чтобы вода текла горячая, а не чуть теплая (для этого потребовалась новая, более мощная, нагревательная спираль в стенном водогрее, что пробило значительную брешь в нашем бюджете). Благодаря баку, что О'Мэлли установил на чердаке, вода теперь текла чистая, и даже прием теле— и радиосигналов как-то самсобой через неделю наладился. Телевизионное изображение оставалось не блестящим, но ведь мы же все-таки находились в удалении от телевышки.
   Я обставил свою музыкальную студию, по-прежнему мечтая о дорогом оборудовании, которое смогу приобрести в будущем (и надеялся, что не в столь отдаленном), а Мидж устроила свою независимую художественную студию под одним из широких окон в круглой комнате. Мне казалось, что ей не терпится снова взяться за кисть — я имею в виду не малярную, конечно, — так же как мне не терпелось взяться за серьезную музыку. Как ни занят я был физическим трудом, в моей голове проплывали замыслы песен, баллад и мерцала полномасштабная рок-композиция. Все замыслы представлялись заманчивыми, но в голове они всегда потрясающие, и меня интересовало, будут ли они так хороши на бумаге и зазвучат ли так же сногсшибательно в записи. Несмотря на творческий зуд, мы не поддавались соблазну и продолжали заниматься первоочередными насущными делами по подготовке к комфортабельной и продуктивной жизни в Грэмери.
   Мы потрудились и в саду — правда, должен сказать, не столько я, сколько Мидж, особенно что касается цветочных клумб, — но странно: казалось, все расцветает само по себе. Даже кролики — а вокруг все было изрыто их норами — проявили чуткость и оставили наши цветы в покое. Мы пропололи клумбы, но с удивлением обнаружили, что многие сорняки исчезли по собственному желанию, очевидно устрашенные буйным ростом цветов и сдавшиеся без борьбы (я был достаточно наивен в садоводстве, чтобы поверить в это, а Мидж, больше понимавшая в этом деле, никак не прокомментировала). В деревенской лавке я купил газонокосилку, чтобы подстригать траву вдоль забора и позади коттеджа, и наслаждался работой на солнце, раздевшись до пояса и загорая. Я починил штакетник, заменил сломанные рейки, другие прибил должным образом и щедро закрасил подгнившие места толстым слоем белой краски.
   Мы совершили несколько набегов на Бэнбери, купили кое-что из подержанной мебели и пару причудливых безделушек.
   Румбо стал нашим постоянным гостем, и я часто спрашивал его, почему бы ему не поселиться у нас насовсем. Он был большой любитель поболтать, и, хотя порой мы чувствовали, что он нас понимает, нам его зубастое верещание мало что могло разъяснить. Однако мы догадались, что в лесу живет миссис Румбо, а может быть, и маленькие Румбо — семья, куда сам он с радостью возвращается после дневных похождений. Он любил играть, этот Румбо, гоняясь за теннисным шариком, вскакивая нам на плечи, когда мы меньше всего ожидали этого, неистово изгрызая в клочки книги и журналы, и мы гонялись за ним по всему дому, участвуя в каком-то странном для закрытых помещений виде спорта. В этой белке было что-то от собаки, что-то вроде примитивной сообразительности, смешанной с намеками на хитрость, которая нас одновременно забавляла и приводила в отчаяние. Румбо был хорошей компанией.
   Часто звонили друзья и наши деловые партнеры, последние — с заманчивыми предложениями работы но мы от всех отказывались, решив выдержать и провести целый месяц без профессиональных обязательств и поручений. Сначала на линии что-то трещало, словно провода заржавели от длительного неупотребления, но чем больше нам звонили, тем голоса слышались яснее.
   Вернулся наш друг дрозд-деряба с якобы сломанным крылом (перышек в той части по-прежнему не хватало, и мы не сомневались, что это тот самый), и он тоже без всякого стеснения залетал на кухню и усаживался на стол или спинку стула Вскоре и другие стали следовать его примеру, их настороженность превратилась не более чем в осторожность, а в конце концов перешла в доверие. Но белки и птицы были не единственными посетителями: нас навещали мыши, пчелы, приходила лиса, а однажды даже заглянул горностай. Пришлось привыкнуть к паукам и улиткам в коттедже, мы осторожно выносили их на газете и клали на клумбу.
   Трое наших друзей из серого дома сдержали обещание и время от времени заезжали, обычно с каким-нибудь маленьким подарком — лакомством, бутылкой домашнего вина, необычным украшением; ничего особенного, просто знаки расположения. Мы всегда были слишком заняты, чтобы долго с ними болтать, а они никогда не навязывались. Они держались мило и с радостью сообщали все известное им об окрестных местах, помогали в определенных мелочах деревенской жизни. Вполне приличные люди.
   Через несколько ночей шум с чердака перестал меня беспокоить, и, надо признаться, было приятно сидеть в сумерках на лавочке у дома и смотреть, как летучие мыши вылетают из-под крыши, направляясь к лесу, и чем больше мы смотрели, тем менее жуткой мне казалась их внешность. Как нас и предупреждали, они не наносили никакого вреда, эти необщительные (слава Богу!) существа держались особняком.
   Мы целиком погрузились в работу, решив не расслабляться, пока не сделаем достаточно, чтобы жизнь протекала легче. Было лишь несколько пасмурных дней, в остальные сияло солнце, а чистый воздух бодрил утром и томно расслаблял вечером.
   Жизнь продолжалась. И продолжалась неплохо.

Инцидент

   Я поехал в деревню купить в лавке гвозди, особую смазку для газонокосилки, вилки для электрических розеток и еще белой краски — в общем, всякой всячины — и закатил свой «пассат» на маленькую, но удобную стоянку за главной улицей. Некоторые лица были мне знакомы, поскольку в последние пару недель я часто наезжал в Кентрип, и двое местных жителей даже кивнули мне, когда я направился к магазину. Наверное, как это водится в небольших сообществах, слух о том, что мы с Мидж обосновались в Грэмери, быстро разошелся по деревне; я определенно привык к случайным странным взглядам, и было даже приятно, что тебя узнают.
   Стояло утро, и в магазине было не очень оживленно. Взяв из стопки у входа железную корзину, я прошел мимо стеллажей, по пути выбирая, что мне нужно, и, естественно, прихватывая то, что, мне казалось, может когда-нибудь пригодиться (удивительно, как редко это пригождается).
   Я рассматривал разные «суперклеи» в пластиковых тюбиках, что свисали с металлических зубьев, как куколки насекомых, и размышлял, не вылезет ли из куколки бабочка, чтобы тут же улететь, когда мои дневные грезы прервал чей-то грубый голос.
   За стеллажом, не видная мне, находилась касса, и я обернулся удивленный, но тем не менее готовый оплатить свои покупки. Грубый голос принадлежал хозяину лавки, дородному детине по имени Хоггс, которого я всегда считал очень добродушным (из-за своей не слишком амбициозной деятельности в духе «сделай сам» я стал постоянным посетителем), и потому меня удивило злобное выражение на его лице.
   По ту сторону кассы спиной ко мне стояла девушка, на ней была свободная блузка, заправленная в длинную узорчатую юбку, волосы заплетены в косы. Ремешки ее сандалий обвивали лодыжки и поднимались почти до подола юбки. Хозяин сердито рылся в железной корзине, поставленной девушкой перед ним, набирая цену каждой покупки на кассовом аппарате. Сама девушка держала в руках две упаковки — я не смог разобрать, что это было. Наверное, она спросила у хозяина, что лучше взять для какой-то работы, а тот ответил что-то вроде «Сама разберешься!», и меня это слегка потрясло, так как раньше я знал его неизменное добродушие.
   К чести девушки, она просто протянула ему одну из банок, а другую вернула на полку рядом.
   Хоггс поймал мой взгляд и быстро возвел глаза к небу, показывая свое раздражение. Когда девушка повернулась, я заметил, что она бледна, почти болезненно бледна, и отсутствие всякого выражения на ее лице то ли искусно скрывает печаль, то ли отражает истинное отсутствие эмоций. Она залезла в холщовую сумку и вынула оттуда кошелек, а хозяин тем временем вытащил из ее железной корзины оставшиеся покупки и с очевидным раздражением швырнул на прилавок.