Херберт Фрэнк. Еретики Дюны

   Орден никогда не позволял вступившем в него забывать, каков их долг, который они обязаны воздать сторицей. Любовью здесь не расплатишься. Любовь опасна — и Шиэну уже учат этому. Дар жизни? Дрожь пошла по Одраде, и она чуть откашлялась, чтобы ее унять.
   «Жива ли я? Может быть, когда меня увезли от Мамы Сибии, я умерла. Я была живой тогда, в том доме, но жила ли я после того, как Орден меня забрал?»
   Тараза сказала:
   — Теперь ты можешь нас покинуть, Шиэна.
   Шиэна повернулась на одной ноге и покинула комнату, но раньше, чем Одраде успела заметить тугую улыбку на юном личике. Шиэна поняла, что она выдержала экзаменацию Верховной Матери.
   Когда дверь позади Шиэны закрылась, Тараза сказала:
   — Ты упоминала ее естественное дарование владеть Голосом. Я это, конечно, слышала. Замечательно.
   — Она крепко держит это в узде, — сказала Одраде. — Она усвоила, что на нас этого пробовать нельзя.
   — И, что нам здесь светит. Дар?
   — Может быть, получить однажды Верховную Мать необыкновенных способностей.
   — Не слишком ли необыкновенных?
   — Будущее наверняка покажет.
   — Как по-твоему, она способна убить ради нас?
   Одраде и не скрыла своего потрясения.
   — Уже теперь?
   — Да, конечно.
   — Гхолу?
   — Тег ведь этого не выполнит, — сказала Тараза. — Даже насчет Лусиллы сомневаюсь. По их отчетам ясно видно, что гхола способен накладывать могущественные узы… внутреннего сродства.
   — Даже на таких, как я?
   — Даже сама Шванги оказалась не вполне крепкой для него.
   — Какая же благородная цель в подобном поступке? — спросила Одраде. — Разве не об этом предостережение Тирана…
   — Разве он сам не убивал множество раз?
   — И расплачивался за это.
   — Мы платим за все, что забираем, Дар.
   — Даже за жизнь?
   — Никогда, ни на секунду не забывай, Дар, что Верховная Мать способна принять любое необходимое решение ради выживания Ордена!
   — Значит, быть посему, — сказала Одраде. — Забирай то, что хочешь, и плати за это.
   Ответила Одраде как положено, но этот ответ усилил в ней ощущение ее новой силы — свободы поступать по-своему в новом мироздании. Откуда же взялась такая неподатливость? Было ли в этом что-то из жестокой подготовки Бене Джессерит? Было ли это от ее предков, Атридесов? Она не пыталась обманываться: нет, ее новое состояние — не от решения следовать в вопросах морали лишь собственному руководству. Ощущаемая ею сейчас внутренняя устойчивость — точка опоры ее нового места в мире — с моралью связана не напрямую. Не было и бравады. Одних лишь морали и бравады никогда недостаточно.
   — Ты очень похожа на своего отца, — сказала Тараза. — Обычно, наибольшая доблесть закладывается с женской стороны, но на сей раз, по-моему, она передалась от отца.
   — Доблесть Майлза Тега изумляет, но, по-моему, ты слишком упрощаешь, — сказала Одраде.
   — Может быть и упрощаю. Но я всегда бывала права насчет тебя, Дар, с тех еще пор, когда мы были начинающими ученицами.
   «Она знает!» — подумала Одраде.
   — Нам нет нужды объяснять это, — сказала Одраде. И подумала: «Это происходит от того, что я родилась такой, какая я есть, и натренирована и подготовлена так, какая я есть… так, как мы обе были: Дар и Тар».
   — Есть кое-что в линии Атридесов, что мы не окончательно проанализировали, — проговорила Тараза.
   — Не генетические случайности?
   — Я гадаю порой, бывала ли хоть одна случайность со времен Тирана действительно случайной, — сказала Тараза.
   — По-твоему, он в своей Твердыне вытянул шею аж настолько, что прозрел через все эти тысячелетия вплоть до сей секунды?
   — Насколько далеко назад ты можешь проследить свои корни? — спросила Тараза.
   Одраде проговорила:
   — Что на самом деле происходит, когда Верховная Мать приказывает Разрешающим Скрещивание: «Возьмите эту и скрестите ее вон с тем?»
   Тараза изобразила холодную улыбку.
   Одраде внезапно ощутила себя на гребне волны, осознание того, что на нее нахлынуло, вознесло ее в новое царство. «Тараза хочет моего бунта! Она хочет, чтобы я была ее оппонентом!»
   — Хочешь ты теперь увидеть Ваффа? — спросила Одраде.
   — Я, сперва, желала бы узнать, какую ты даешь ему оценку.
   — Он рассматривает нас, как бесподобный инструмент для сотворения «тлейлаксанского господства». Мы — дар божий для его народа.
   — Они очень долго ждали этого, — сказала Тараза. — Так усердно лицемерить, все эти долгие эпохи!
   — У них наш взгляд на время, — согласилась Одраде. — Это оказалось последней точкой для убеждения их, что мы тоже исповедуем Великую Веру.
   — Тогда откуда же несуразность? — спросила Тараза. — Они совсем не глупы.
   — Это отвлекало наше внимание от действительного процесса производства гхол, — сказала Одраде. — Кто бы мог поверить, что глупый народ способен на такое?
   — И, что они создали? — спросила Тараза. — Только образ греховной глупости?
   — Достаточно долго изображай глупца, и ты им и станешь, — сказала Одраде. — Усовершенствуй мимикрию своих Лицевых Танцоров — и…
   — Что бы ни происходило, мы должны их покарать, — сказала Тараза. — Я ясно это вижу. Приведи его сюда.
   Пока они ждали, после распоряжений Одраде, Тараза сказала:
   — Гхола стал сильно обгонять составленную для него программу образования еще до того, как они бежали из Оплота Гамму. Он с полунамека схватывал, усваивая все на несколько уроков вперед, не успевали его учителя рта раскрыть и делал это на возрастающей скорости. Кто знает, чем он стал к данному моменту?

~ ~ ~

   Историки обладают огромной властью, и некоторые из них ее понимают. Они заново творят прошлое, меняя его так, чтобы оно соответствовало нашим интерпретациям. Отсюда, они не меньше изменяют и будущее.

Лито II Его Голос из Дар-эс-Балата.

 
   Данкан следовал за своим проводником в свете зари на убийственной скорости. Проводник, может, и выглядел стариком, но был прыгуч, как газель, и казался не подвержен усталости.
   Всего лишь несколько минут назад они сняли очки ночного видения. Данкан был рад от них избавиться. Все, вне пределов досягаемости очков, представлялось полной чернотой в тусклом звездном свете, просачивавшемся сквозь тяжелые ветви.
   Вне пределов охвата очков не существовало мира перед ним.
   Вид с обеих сторон подергивался и тек мимо — то кучка желтых кустов, то два дерева с серебристой корой, то каменная стена с прорубленными в ней и охраняемыми помаргивающей голубизной сжигающего поля пластальными воротцами, то изогнутый мостик, вытесанный из цельной скалы, весь зеленый и черный под ногами. Потом арка из полированного белого камня. Все конструкции представлялись очень старыми и дорогими, и содержание их стоило, наверняка, недешево, поскольку требовало ручного труда.
   Данкан понятия не имел, где находится. Ничто из ландшафта не откликалось на его воспоминания о давно забытых днях Гиди Прайм.
   С зарей они увидели, что двигаются по укрытой деревьями звериной тропе вверх по холму. Склон стал крутым. Тут и там, сквозь просветы между деревьями с левой стороны виднелась долина. Нависший туман стоял, охраняя небо, скрадывая расстояния, охватывая их со всех сторон пока они карабкались.
   Мир становился все меньше и меньше, теряя свои связи с большим мирозданием.
   Во время короткой остановки, не для отдыха, но для того, чтобы прислушаться к лесу вокруг них, Данкан оглядел эти укрытые туманом места. Он чувствовал себя выдернутым из своего мира, из того мироздания, где были небо и яркие черты, привязывавшие один мир к другим планетам.
   Его маскировка была простой: тлейлаксанкие одеяния для холодной погоды и подкладки под щеки, чтобы его лицо выглядело покруглей. Его кучерявые черные волосы были выпрямлены с помощью горячей химической развивки. Затем волосы выбелили до пшенично-рыжеватых и скрыли под темной шапочкой. Все волосы на его гениталиях были сбриты. Он едва узпал себя в зеркале, когда ему это зеркало подали.
   «Грязный тлейлаксанец!»
   Искусницей, осуществившей это превращение, была старуха с поблескивавшими серо-зелеными глазами.
   — Теперь ты — тлейлаксанский Господин, — сказала она. — Тебя зовут Воолс. Проводник доставит тебя до следующего места. При встрече с незнакомыми обращайся с проводником, как с Лицевым Танцором. Во всех иных случаях — делай то, что он прикажет.
   Его вывели из катакомб по петляющему проходу, стены и потолок которого были густо покрыты мускусной зеленой алгаей. В освещенной звездами тьме, его вытолкнули из прохода в морозную ночь в руки невидимого мужчины — приземистой фигуры в стеганой одежде.
   Голос позади Данкана прошептал:
   — Вот он, Амбиторм. Доставь его.
   Проводник ответил с гортанным выговором:
   — Следуй за мной.
   Он пристегнул ведущий поводок к поясу Данкана, надел очки ночного видения и отвернулся. Данкан почувствовал натяжение поводка, когда они двинулись.
   Данкан понял зачем поводок. Не для того, чтобы держать его вблизи. Он вполне различал Амбиторма сквозь очки ночного видения. Нет, он предназначался для того, чтобы при опасности мигом швырнуть Данкана наземь. Нет нужды отдавать приказ.
   Долгое время они пробирались через небольшие замершие водные потоки, равнины. Свет ранних лун Гамму периодически проникал сквозь укрывавшие их леса. Они выбрались, наконец, на невысокий холм, откуда открывался вид на заброшенную, поросшую кустарником, землю, всю серебряную в лунном свете от снежного покрова. Они спустились в эту кустарниковую поросль. Кустарники, хоть и вдвое выше роста проводника, так грузно изгибались над звериными тропами, что образовывали проходы лишь чуть больше тоннеля, из которого они начали свое путешествие. Здесь было теплей, тепло исходило от груд компоста. Почти никакого света не достигало земли, губчато-вязкой из-за сгнившей растительности. Данкан вдыхал грибковые запахи разлагающейся растительной жизни. Очки ночного видения показывали ему казавшееся бесконечным повторение толстых густых зарослей по обеим сторонам. Проводок, присоединявший его к Амбиторму, был напряженной хваткой чуждого мира.
   Амбиторм отверг все попытки заговорить с ним. Он произнес «да», когда Данкан спросил, правильно ли он запомнил его имя, затем: «Не разговаривай».
   Вся эта ночь была для Данкана одним беспокойным путешествием.
   Ему не нравилось, что собственные мысли отбрасывает его вспять. Особенно навязчивы были воспоминания о Гиди Прайм. Это место не имело ничего общего с тем, что помнилось ему по его настоящей юности. Он гадал, откуда Амбиторм знает дорогу через эту местность, и как он ее помнит. Данкану одна звериная тропа представлялась ничем не отличающейся от другой. Они двигались мерным подпрыгивающим шагом, и у Данкана было достаточно времени на отвлеченные размышления.
   «Должен ли я разрешить Ордену использовать меня? Что я им должен?»
   Еще он подумал о Теге, о доблестном поступке башара, позволившем ему и Лусилле ускользнуть.
   «Для Пола и Джессики я сделал то же самое».
   — Это связывало его с Тегом, и в Данкане заговорила печаль. Тег был верен Ордену. «Купил ли он мою верность этим своим последним мужественным поступком? Черт побери Атридесов!»
   За эту ночь физической активности Данкан еще больше освоился со своей новой плотью. Как же молодо это его тело! Небольшой крен памяти — и ему ясно представился последний момент его первоначальной жизни: ощущение сардукарского клинка, обрушивавшегося ему на голову — ослепительный взрыв боли и света. Твердое знание, что он умер, а затем… ничего, вплоть до момента, когда он увидел перед собой Тега в не-глоубе Харконненов.
   Дар еще одной жизни. Больше это, чем дар, или нечто меньшее? Атридесы требуют от него еще одной платы.
   Перед самой зарей Амбиторм повел его прерывистым бегом через узкий поток, ледяной холод которого проникал сквозь водонепроницаемые наглухо закрытые ботинки тлейлаксанских облачений Данкана. В течении реки отражалось затененное кустарниками серебро света предутренней луны, стоявшей над ними.
   Дневной свет застал их на звериной тропе побольше, прикрытой деревьями и взбиравшейся по крутому холму. Этот проход привел их к узкому скальному выступу под гребнем заостренных валунов. Амбиторм вел его за укрытием мертвых коричневых кустарников, на верхушках которых лежал грязный снег. Он отстегнул поводок от пояса Данкана. Прямо перед ними была неглубокая расселинка в скалах, не совсем пещера, но, Данкан увидел, что в ней можно хоть как-то укрыться, если только из-за кустарников на них не обрушится совсем сильный ветер.
   В глубине этого подобия пещеры снега не было.
   Амбиторм отошел вглубь расселинки, осторожно удалил слой ледяной грязи и несколько камней, за которыми открылось небольшое углубление. Вытащив оттуда круглый черный предмет, он принялся с ним возиться.
   Данкан присел на корточки под нависающей скалой и стал разглядывать своего проводника. У Амбиторма было впалое лицо, с кожей такой темной и обветренной, что она казалась дубленой. Да, его черты вполне могли быть чертами Лицевого Танцора. Глубокие морщины, прорезанные в коже вокруг карих глаз. Морщинки расходились и от углов его тонкого рта, прорезали широкий лоб. Они разбегались по краям плоского носа и углублялись на расселинке узкого подбородка. Морщины времени по всему лицу.
   Дразнящие аппетит запахи стали доносится от черного предмета перед Амбитормом.
   — Мы здесь поедим и немного переждем, а после продолжим путь, — сказал Амбиторм.
   Он говорил на старом галахе, но стем гортанным выговором, которого Данкан никогда прежде не слышал, ставя странные ударения на дифтонгах. Был ли Амбиторм из Рассеяния, или он уроженец Гамму? Конечно, со времен Дюны Муад Диба не могло не произойти больших перемен. Теперь, когда Данкан мог сравнивать, он понимал, что все люди Оплота Гамму, включая Тега и Лусиллу, говорили на галахе, видоизменившемся по сравнению с языком ранних лет его первоначальной жизни.
   — Амбиторм, — проговорил Данкан. — Это гаммуанское имя?
   — Ты будешь называть меня Тормса, — ответил проводник.
   — Это кличка?
   — Это то, как ты будешь меня называть.
   — Почему же там мне представили тебя «Амбиторм»?
   — Потому что это имя, которое я им сообщил.
   — Но с чего бы тебе…
   — Разве прожив под властью Харконненов, ты не научился, как изменять свою личность?
   Данкан примолк. Что это? Еще одна маскировка.
   Амби… Тормса не изменил свою внешность. Тормса. Было ли это тлейлаксанское имя?
   Проводник протянул Данкану чашку с горячим питьем.
   — Питье восстановит твои силы, Воолс. Выпей быстро. Это тебя согреет.
   Данкан взял чашку обеими руками. «Воолс. Воолс и Тормса. Тлейлаксанский Господин и Лицевой Танцор, его сопровождающий».
   Данкан приподнял чашку перед Тормса в древнем приветствии боевых соратников Атридесов, затем поднес ее к губам. Горячо! Но питье согревало его, проникая в живот; оно чуть отдавало сладким ароматом и привкусом каких-то овощей. Он подул на него и выпил точно так, как это сделал Тормса.
   «Странно, что я не заподозрил, нет ли яда в этом напитке», — подумал Данкан. Но в этом Тормса и во всех других, которых он встретил в нынешнюю ночь, было что-то от башара. Жест здравицы боевым соратникам вырвался у него естественно.
   — Почему ты так рискуешь своей жизнью? — спросил Данкан.
   — Ты знаешь башара — и тебе еще нужно спрашивать?
   Данкан ошарашено умолк.
   Тормса наклонился вперед и забрал у Данкана чашку. Вскоре все свидетельства их завтрака были спрятаны под камнями и промерзшей землей.
   «Припасенная еда свидетельствует, что все продумано заранее», — подумал Данкан. Он повернулся и присел на корточках на холодной земле. Туман все еще держался за прикрывавшие их кусты. Безлиственные ветки вырывались из тумана странными кусочками и обрывками. Пока он смотрел, туман стал развеиваться, открывая размытые очертания города на дальнем краю долины.
   Тормса присел на корточки рядом с ним.
   — Очень старый город, — сказал он. — Место Харконненов, смотри, — он вручил Данкану маленький моноскоп. — Вот куда мы придем к вечеру.
   Данкан поднес моноскоп к левому глазу и постарался навести на фокус масляные линзы. Управление было незнакомым, совсем не то, которому он учился в юности своей исходной жизни, и не то, с которым его знакомили в Оплоте. Он убрал моноскоп от глаза и осмотрел его.
   — Икшианский? — спросил он.
   — Нет, его сделали мы, — Тормса наклонился и указал на две крохотные кнопочки, выдававшиеся на черной кромке. — Медленное, быстрое. Нажми левую, чтобы трубка раздвинулась, нажми правую — трубка сократится.
   Опять Данкан поднес моноскоп к глазу.
   Кто такие мы, сделавшие эту штуковину?
   Прикосновение к быстрой кнопке — и в мгновение ока он ясно увидел всю местность. Крохотные точки превратились в город. Люди! Он подбавил усиление. Люди стали небольшими куклами. Взяв их за масштаб, Данкан понял, что город на краю долины просто огромен… и намного дальше от них, чем он думал. Огромное, единственное прямоугольное здание возвышалось в центре города, его вершина терялась в облаках. Просто гигантское.
   Данкан узнал теперь это место. Окружение изменилось, но центральное сооружение было твердо зафиксировано в его памяти.
   «Сколь многие из нас исчезли в этой адской черной дыре и никогда не вернулись?»
   — Девятьсот пятьдесят этажей, — сказал Тормса, видя, куда направлен взгляд Данкана. — Сорок пять километров в длину, тридцать километров в ширину, все построено из пластали и бронированного плаза.
   — Я знаю. — Данкан опустил моноскоп и вернул его Тормсе. — Он назывался Барони.
   — Ясай, — сказал Тормса.
   — Так его называют теперь, — сказал Данкан. — Я знаю несколько названий этого города.
   Данкан глубоко вздохнул, подавляя старую ненависть. Все эти люди давно мертвы. Только здания сохранились. И его воспоминания. Он осмотрел город вокруг этого огромного сооружения. Место представляло собой переполненный народом лабиринт. Зеленые пространства были разбросаны там и тут, каждое из них за высокими стенами. Личные резиденции с частными парками, как сказал ему Тег. В моноскоп стали видны охранники, расхаживавшие по верхушкам стен.
   Тормса сплюнул на землю перед ним.
   — Место Харконненов.
   — Они построили это, чтобы люди ощущали себя маленькими, — сказал Данкан.
   Тормса кивнул.
   — Маленький, и нет в тебе силы.
   «Проводник стал почти болтливым», — подумал Данкан.
   Данкан всю ночь время от времени нарушал приказ молчать, пытаясь завязать разговор.
   — Какие животные натоптали эти тропы?
   Казалось вполне логичным задать этот вопрос, раз уж они рысцой передвигались по несомненно звериной тропе, где даже держался мускусный запах диких зверей.
   — Не разговаривай! — огрызнулся Тормса.
   Потом Данкан спросил, почему они не могли раздобыть какое-нибудь транспортное средство и ускользнуть на нем. Даже наземный транспорт был бы предпочтительней этого жестокого броска через местность, где один маршрут так похож на другой.
   Тормса остановился тогда в пятне лунного света и поглядел на Данкана, словно заподозрил, что его подопечный внезапно выжил из ума.
   — Транспорт можно выследить!
   — А что, никто не сможет нас выследить, когда мы идем пешком?
   — Тогда преследователям тоже придется двигаться пешком. А здесь они будут убиты, они это знают.
   До чего же диковинное место! До чего первозданное место.
   Под укрытием Оплота Бене Джессерит Данкан и не ведал, какова природа окружавшей его планеты. Позже в не-глоубе, он был отрезан от всех контактов с внешним миром. У него были воспоминания исходной жизни и воспоминания жизни гхолы, но насколько же они здесь оказались бесполезными! Думая сейчас об этом, он понимал, что ведь существовали подсказки, по которым он мог бы кое о чем догадаться.
   Было очевидно, что контроль погоды на Гамму лишь начал развиваться. А Тег говорил ему, что орбитальные телеспутники системы планетарной обороны являются самыми лучшими.
   Все для защиты, чертовски мало для комфорта! В этом отношении было что-то от Арракиса.
   «Ракис», — поправил он себя.
   Тег. Выжил ли старик? Попал ли он в плен? Что значит для него попасть в плен, в его возрасте? В старые дни Харконненов это означало бы зверское рабство. Бурзмали и Лусилла… Он взглянул на Тормсу.
   — Мы найдем в городе Бурзмали и Лусиллу?
   — Если они доберутся.
   Данкан оглядел свою одежду. Достаточно ли этого маскарада? Тлейлаксанский Господин и его сопровождающий? Люди, конечно будут принимать сопровождающего за Лицевого Танцора. Лицевые Танцоры опасны.
   Мешковатые штаны были из какого-то материала, которого Данкан никогда прежде не видел. На ощупь он был как шерсть, но чувствовалось, что этот материал искусственный. Когда он поплевал на него, плевок на нем не задержался, и запах был не шерстяной. Его пальцы определили однообразие текстуры, какой не могло быть ни в одном естественном материале. Высокие мягкие сапоги и шапка были из того же материала. Одежды были свободными и пухлыми, кроме как на лодыжках. Не стеганые, однако, без утепляющих прокладок. Они были как-то по-особому хитроумно пошиты, и воздух, наглухо задерживаемый между слоями материи, обеспечивал достаточное тепло. Материя была окрашена в зелено-серую крапинку — великолепный маскировочный цвет для этой планеты.
   Тормса был обряжен в сходные одежды.
   — Сколь нам здесь ждать? — спросил Данкан.
   Тормса покачал головой, призывая к молчанию. Проводник теперь присел, склонив голову к торчавшим коленям и обхватив их руками, глядя вперед на долину.
   За время ночного путешествия Данкан выяснил, что их одежда на удивление удобна. Кроме того единственного случая в воде, его ногам ни разу не становилось холодно, но не было и перегрева.
   Брюки были просторны, как рубашка и куртка, так что его телу было легко двигаться. Ничто нигде не терло.
   — Кто делает такие одежды? — спросил Данкан.
   — Мы их делаем, — проворчал Тормса. — Помолчи.
   «Никакой разницы с днями до пробуждения в Оплоте Ордена», — подумал Данкан. Тормса как бы говорил: «Тебе нет надобности знать».
   Вскоре Тормса поднялся на ноги и выпрямился. Он вроде бы расслабился. Он поглядел на Данкана.
   — Друзья в городе подали мне сигнал, что у нас над головой — охотники.
   — Топтеры?
   — Да.
   — Так что мы должны делать?
   — Ты должен делать то, что делаю я, и больше ничего.
   — Ты просто сидишь здесь.
   — Пока что. Скоро мы отправимся в долину.
   — Но как…
   — Когда ты пересекаешь местность, подобную этой, ты становишься одним их обитающих здесь животных. Выглядывай следы, смотри, куда они ведут, где они ложатся на отдых.
   — Но разве не могут охотники разглядеть разницу между…
   — Если животное обгладывает ветки, ты тоже обгладывай ветки. Если приблизятся охотники, продолжай делать то, что и делал, что продолжало бы делать любое животное. Охотники будут высоко в воздухе. Это удачно для нас. Они не смогут отличить человека от животного, если только не спустятся.
   — Но разве они…
   — Они доверяют своим машинам и тем движениям, которые видят. Они ленивы, летают высоко — так быстрей идет розыск. Они полностью верят, что их мозги, считывая показания приборов, безошибочно определят, где животное, а где человек.
   — Так, что просто минуют нас, если подумают, что мы дикие животные.
   — Если они усомнятся, они еще раз нас проверят. Мы не должны изменять образа движений после того, как нас проверят первый раз.
   Это была очень длинная речь для обычно молчаливого Тормса. Вот теперь он внимательно разглядывал Данкана.
   — Ты понимаешь?
   — Как я пойму, что они нас проверяют?
   — У тебя защиплет в желудке. В желудке у тебя появится такое ощущение, будто ты выпил газированный напиток, которого не стал бы пить ни один человек.
   Данкан кивнул.
   — Икшианские сканнеры.
   — Пусть это тебя не тревожит, — сказал Тормса. — Животные здесь привыкли к этому. Порой они прерываются на секунду, а затем продолжают заниматься своим делом, как будто ничего не происходит. Что до них — то полная правда. Ведь произойти что-то дурное может лишь с нами.
   Вскоре Тормса встал.
   — Скоро мы отправимся в долину. Следуй вплотную за мной. Делай в точности то, что делаю я, и ничего больше.
   Данкан двинулся шаг в шаг за своим проводником. Вскоре они были под укрывшими их деревьями. Где-то во время их ночного передвижения, понял Данкан, он начал воспринимать это место так, как его воспринимают здесь живущие.
   Новое терпение завладело его сознанием. И было еще возбуждение, подстрекаемое любопытством.
   Каков же тот мир, каким он стал после времен Атридесов?
   Гамму. Каким же странным местом стала Гиди Прайм.
   Медленно, но отчетливо новые грани начали открываться перед ним, и каждая новая открывала вид на большее, чем он мог бы постичь. Он ощущал, как проступают за происходящим четкие модели. «Однажды, — подумал он, — все модели составятся в единую, и тогда он узнает, почему его воскресили из мертвых».
   Да, это по принципу открывающихся дверей, подумалось ему. Стоит открыть одну дверь, и она выводит в помещение, где есть другие двери. В этом новом помещении выбираешь одну из дверей и исследуешь, что за ней есть. Затем могут наступить времена, когда придется опробовать все двери, но чем больше дверей открываешь, тем убежденней становишься, что за каждой дверью явится следующая. Наконец, одна из дверей выводит в знакомое место. И тогда можно сказать: «Ага, это все объясняет».