Страница:
Она улыбнулась ему — понимающее выражение с чем-то ледяным, скрытым под пониманием.
— Будешь ли он хорошо нам служить, Муззафар?
— Я полагаю, да, Преподобная Черница.
Тег задумчиво нахмурился. Было что-то глубоко греховное в этой парочке. Они шли против всей морали, которой определялось все его поведение. Неплохо помнить, что никто из них не знает о странной перемене в нем, ускоряющей его реакции.
Они как будто наслаждались его озадаченным смятением.
Тег немного успокоился от мысли, что никто из них двоих по-настоящему не радуется жизни. Ему это было видно глазами, получившими образование Ордена. Преподобная Черница и Муззафар позабыли или, вероятнее всего, отвергли все, на что опирается способность к выживанию веселых людей. Он подумал, что, вероятно, они больше не способны находить настоящие источники радости в своем собственном теле. А их источники радости должны находится больше всего в подглядывании, в роли вечных наблюдателей все помнящих, как это было до того, как они обратились в то, чем стали. Даже когда они купаются в видимости чего-то, что некогда означало вознаграждение, они должны будут достигать новых крайностей каждый раз, чтобы коснуться краешков собственных воспоминаний.
Улыбка Преподобной Черницы расширилась, обнажив ряд белых поблескивающих зубов.
— Погляди на него Муззафар. Он не имеет ни малейшего понятия о том, что мы можем сделать.
Тег слышал это, но он еще и наблюдал глазами, натренированными Бене Джессерит. Ни миллиграмма наивности не осталось в этих двух. Ничто, по всей видимости, не удивляет их. Никто не может оказаться для них действительно новым. И все равно, они строят заговоры, что-то замышляют, надеясь, что эта крайность воспроизведет в них памятный им трепет. Они конечно, знают, что этого не будет, и рассчитывают извлечь из нового переживания только еще больше полыхающей ярости, с которой они сделают еще одну попытку достичь недостижимое. Вот как строится их мышление.
Тег улыбнулся тонко рассчитанной улыбкой, используя все мастерство, которому научился у Бене Джессерит. Это была улыбка, полная сочувствия, понимания действительной радости своего собственного существования. Он полагал, что это будет самым смертельным оскорбление, которое он может им нанести — и увидел, что попал в самую точку. Муззафар воззрился на него полыхающим взглядом. Преподобная Черница прешла от оранжевоглазой ярости к резкому изумлению, и затем очень медленно к замерцавшей радости. Она этого не ожидала. Это было что-то новое!
— Муззафар, — сказала она, оранжевые крапинки ушли из ее глаз. — Приведи ту Преподобную Черницу, которая выбрана, чтобы пометить нашего башара.
Тег, двойное зрение которого показало непосредственную опасность, наконец понял. Он увидел свое собственное будущее, бегущее вперед подобно волнам, в то время, как в нем нарастала сила. Дикая перемена в нем продолжалась! Он ощутил расширение энергии. Вместе с этим пришло понимание выбора. Он увидел себя в виде всесметающего вихря, несущегося через это здание — вокруг него рассеяны тела (Муззафар и Преподобная Черница среди них), и все здание напоминает бойню, когда он его покидает.
«Должен ли я это сделать?» — подивился он.
За каждого, кого он убьет, нужно будет убивать все новых. Он видел, однако, необходимость этого, увидел, наконец, весь замысел Тирана. Боль, которую он ощутил за себя, чуть не заставила его закричать, но он ее подавил.
— Да, приведи мне эту Преподобную Черницу, — сказал он, понимая, что тогда на одну меньше ему придется искать и убивать где-то еще в этом здании. Прежде всего, надо будет разгромить комнату сканирования, управляющую лазерами.
Тараза смотрела на порхающий снегопад осыпающихся лепестков на фоне серебристого неба ракианского утра. Прозрачное сияние неба, несмотря на все ее подготовительные изучения материалов по планете, оказалось для нее неожиданным. У Ракиса было много сюрпризов. Запах лжеоранжа здесь, на краю сада на крыше. Дар-эс-Балата, перебивал все другие запахи.
«Никогда не верь, что ты постигла глубины любого места… или любого человека», — напомнила она себе.
Беседа здесь закончена, но не смолкало в ней эхо высказанных мыслей, которыми они обменялись всего лишь несколько минут назад. Все, однако, согласились, что сейчас время действовать. Вскоре Шиэна будет «танцевать Червя» для них, еще раз демонстрируя свое искусство.
Вафф и новый представитель жрецов тоже будут лицезреть это «святое событие», но Тараза должна быть уверена, что никто из них не поймет истинной природы того, чему им предстоит быть свидетелями. Вафф конечно, наблюдение за ними уже в печенках сидит. В нем до сих пор ощущалось раздраженное недоверие ко всему, что он видит и слышит. Это странно смешивается с подспудным благоговением от того, что находится на Ракисе. Катализатор всего, несомненно, его ярость на то, что здесь правят очевидные дураки.
Одраде вернулась из комнаты встреч и остановилась возле Таразы.
— Я крайне обеспокоена докладами о Гамму, — сказала Тараза. — Есть у тебя что-нибудь новенькое?
— Нет. По всей видимости, там до сих пор царит хаос.
— Скажи мне, Дар, что, по-твоему, нам следует делать?
— Я все время вспоминаю слова Тирана, сказанные Ченоэ: «Бене Джессерит так близок тому, чем ему следует быть, и все же так от этого далек».
Тараза показала на открытую пустыню за кванатом городамузея.
— Он все еще там. Дар. Я в этом уверена, — Тараза повернулась лицом к Одраде. — И Шиэна разговаривает с Ним.
— Он так часто лгал, — сказала Одраде.
— Но он не лгал насчет своего перевоплощения. Вспомни, что он сказал: «Всякая произошедшая от меня часть унесет частицу моего самосознания, запертую внутри нее, затерянную и беспомощную, жемчужинку моего „я“, слепо движущуюся по песку, пойманную в бесконечный сон».
— Ты возлагаешь огромную часть своей веры на силу этого сна, — сказала Одраде.
— Мы должны разоблачить замысел Тирана. До конца!
Одраде вздохнула, но не заговорила.
— Никогда не недооценивай силу идеи, — сказала Тараза. — Атридесы всегда были правителями-философами. Философия всегда опасна, потому что способствует рождению новых идей.
И опять-таки Одраде не ответила.
— Червь несет все это внутри себя. Дар! Все силы, которые он запустил в действие, до сих пор в нем.
— Ты стараешься убедить меня или себя. Тар?
— Я наказываю тебя, Дар. Точно так, как Тиран карает до сих пор нас всех.
— Зато, что мы не есть то, чем нам следует быть? Ага, вон идут Шиэна и другие.
— Язык Червя, Дар. Это очень важно.
— Если ты так говоришь, Верховная Мать.
Тараза метнула сердитый взгляд на Одраде, которая направилась вперед — приветствовать вновь прибывших. В Таразе была тревожащая мрачность.
Присутствие Шиэны, однако, возродило целеустремленность Таразы. «Сообразительная малышка Шиэна. Очень хороший материал». Шиэна демонстрировала свой танец прошлой ночью, исполняя его в большом музейном зале, на фоне гобеленов — экзотический танец на фоне экзотических произведений из спайсового волокна, на которых изображены пустыни и черви. Она представлялась почти частью гобелена — словно сошла к присутствующим со стилизованных дюн и их тщательно детализированных изображений проходящий червей. Тараза припомнила, как каштановые волосы Шиэны развевались, когда она кружилась в танце, взметаясь пушистым ореолом. Свет, падавший сбоку, подчеркивал рыжеватые проблески в ее волосах. Ее глаза были закрыты, но это не было лицо человека, грезящего наяву. Возбуждение в ней проявлялось в страстном выражении ее широкого рта, трепетаньи ноздрей, вздернутом подбородке. Внутренняя изощренность движений вступала в противоречие с ее таким юным возрастом.
«Танец — это ее язык, — подумала Тараза. — Одраде права. Мы выучим его, глядя на нее».
Вафф был сегодня, вроде, как в воду опущенный, было трудно определить, смотрят ли его глаза во внешний мир или обращены внутрь.
С Ваффом был Тулуз-хан, смуглокожий приятный ракианец, выбранный представитель жречества на сегодняшнее «святое событие». Тараза, встретившая его во время демонстрационного танца обнаружила в Тулуз-хане необыкновенное свойство: он никогда не говорит «но», и все же это слово ощущалось во всем, что он произносил. Законченный бюрократ. Он вправе рассчитывать, что пойдет далеко, но эти ожидания скоро столкнуться с потрясающей неожиданностью. Она не испытывала к нему жалости, зная то, что знала. Тулуз-хан был мягколицым юношей, слишком немногих стандартных лет для того, чтобы занимать положение, требующее такого доверия. В нем было больше, однако, чем было видно на глаз. И одновременно меньше.
Вафф отошел в сторонку сада, оставив Одраде и Шиэну с Тулуз-ханом.
Естественно, молодой жрец не такая важная птица, им можно пожертвовать, если что. Это довольно-таки объясняло, почему именно его выбрали для этого мероприятия. Это дало ей понять, что она достигла необходимого уровня потенциальной жестокости. Тараза, однако, не думала, что какая-либо из фракций жрецов может осмелится покусится на Шиэну.
«Мы будем стоять вплотную в Шиэне».
Всю неделю после демонстрации сексуальных способностей шлюх они провели по горло в делах. Очень тревожная неделя, уж если так к этому подходить. Одраде была занята с Шиэной. Тараза предпочла бы Лусиллу для преподавания этих уроков, но надо опираться на то, что под рукой, и Одраде была явно лучшей из достижимых на Ракисе для такого обучения.
Тараза опять поглядела на пустыню, они ждали топтеров из Кина и Очень Важных Наблюдателей. Эти ОВН еще не запаздывали, но запоздают, как с ними не раз бывало. Шиэна как будто хорошо прошла сексуальное обучение, хотя Тараза не очень высоко оценила спарринг-мужчин, имевшихся у Ордена на Ракисе. В свою первую ночь здесь Тараза призвала одного из них. Потом она решила, та маленькая радость забвения, которую это доставляет, не стоит таких хлопот. Кроме того, что ей следует забывать? Забывать — значит допустить в себя слабость.
НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙ!
Это, однако, именно то, что делают шлюхи. Они торгуют забвением. И они не имеют ни малейшего понятия о том, как тираны держат хваткой человеческую судьбу, как необходимо разорвать эту хватку.
Тараза тайное слушала разговор между Шиэной и Одраде, состоявшийся накануне.
«Для чего же я прислушивалась?»
Девушка и учительница были здесь, в саду на крыше, сидели друг напротив друга на двух скамейках, и переносной икшианский глушитель прятал их слова от любого, у кого не было кодированного переводчика. Парящий на суспензорах глушитель висел над ними, как странный зонтик: черный диск, создающий искажения, которые прячут истинные движения губ и звуки голосов.
Для Таразы, стоявшей в длинном зале собраний с крохотным переводчиком в левом ухе, это урок представлялся, как равноискаженная память.
«Когда меня учили этому, мы не знали, что могут делать шлюхи из Рассеяния».
— Почему мы говорим о существующей в сексе сложности? — спросила Шиэна. — Мужчина, которого ты прислала сегодня ночью, все время это повторял.
— Многие полагают, будто понимают это, Шиэна. Может быть, никто никогда этого не понимал, потому что такие слова больше исходят от ума, чем имеют дело в плотью.
— Почему я не должна пользоваться ничем из того, что мы видели на представлении Лицевых Танцоров?
— Шиэна, сложность прячется внутри сложности. По принуждению сексуальных сил творилось и творились и великие дела, и грязные. Мы говорим о сексуальной силе, сексуальной энергии и о таких вещах, как «всеодолевающий позыв страсти».
Я не отрицаю, что такое бывало. Но то, чего мы здесь ищем — это сила настолько могущественная, что она может разрушить и тебя и все ценное, чем обладаешь.
— Так вот почему я и стараюсь понять. Означает ли это, что шлюхи поступают неправильно?
— Они игнорируют заложенное в человеческом роде, Шиэна. По-моему, ты можешь уже это ощутить. Тиран, наверняка, это знал. Что была его Золотая Тропа, как непредвидение сексуальных сил за работой беспрестанного возрождения человечества?
— А шлюхи не творят?
— Они, в основном, стараются контролировать миры своей силой.
— Да, кажется они так и делают.
— Вот как. Теперь задумайся о противодействии, которое они этим на себя навлекают?
— Я не понимаю.
— Ты ведь знаешь о Голосе, и как им можно контролировать некоторых людей?
— Но не всех.
— Именно. Цивилизация, на которую очень долго воздействует Голос, приспосабливается к этой силе, уменьшая силу воздействия Голоса.
— Значит, есть люди, знающие, как сопротивляться шлюхам?
— Мы видим безошибочные признаки этого. И это одна из причин того, почему мы на Ракисе.
— Пожалуют ли сюда шлюхи?
— Боюсь, да. Они хотят контролировать самую сердцевину Старой Империи, потому что мы кажемся им легкой добычей.
— Ты не боишься, что они победят?
— Они не победят, Шиэна. Полагайся на это. Но ведь для нас они пойдут на пользу.
— Как это?
Голос Шиэны вывел Таразу из шока, вызванного словами Одраде. Сколько же подозревает Одраде? В следующее мгновение Тараза это поняла и задумалась: понятен ли весь урок этой юной девушке.
— Сердцевина статична, Шиэна. Мы провели застылыми тысячи лет. Жизнь и движение были «вне нас», с теми людьми из Рассеяния, кто противостоят шлюхам. Любым нашим действием мы должны как можно больше усиливать это сопротивление.
Звук приближавшихся топтеров вывел Таразу из ее задумчивости. Очень Важные Наблюдатели едут из Кина. Все еще на расстоянии, но звук ясно слышен в чистом воздухе.
Преподавательский метод Одраде хорош, должна была признать Тараза, обшаривая взглядом небо, выглядывая первые признаки топтеров. Они явно летели низко и с другой стороны здания. Не с той стороны, откуда должны были бы — но, может, быть, они возили Очень Важных Наблюдателей на короткую экскурсию вдоль остатков Стены Тирана. Многие люди интересовались тем местом, где Одраде нашла хранилище спайса.
Шиэна, Одраде, Вафф, Тулуз-хан спускались в длинный зал собраний. Они тоже услышали топтеры. «Шиэна так и рвется показать свою власть над червями», — поняла Тараза.
Послышался натруженный звук приближавшихся топтеров. Не перегружены ли они? Скольких наблюдателей они везут?
Первый топтер скользнул над крышей верхнего помещения и Тараза увидела бронированную кабину пилота. Она распознала предательство еще до того, как из топтера ударила первая дуга лазерного луча, отсекая ей ноги по самые колени. Тараза повалилась всем весом на растущее в кадке дерево. По ней рубанул еще один луч, под углом перерезав бедро. Топтер промчался над ней, резко взревев реактивными двигателями, и сделал вираж влево.
Тараза цеплялась за дерево, включив технику подавления физических мук. Она сумела приостановить кровотечения из своих ран, но боль оставалась страшной. Не так велика, однако же, как боль Спайсовой Агонии, напомнила она себе. Это ей помогло, но она понимала, что обречена. Она услышала крики и звуки многочисленных схваток по всему музею.
«Я победила!» — подумала Тараза.
Одраде выскочила из верхнего помещения и склонилась над Таразой. Они ничего не сказали, но Тараза показала, что она все понимает, приложив свой лоб к виску Одраде. Это был уже многовековой код Бене Джессерит. Тараза начала перекачивать свою жизнь в Одраде — Иные Памяти, надежды, страхи… все.
Одна из них может еще спастись.
Шиэна наблюдала из верхнего помещения, стоя там, где ей было приказано ждать. Она понимала, что происходило в саду на крыше — Величайшая Тайна Бене Джессерит.
Вафф и Тулуз-хан, уже вышедшие из помещения когда началось нападение, не возвращались.
Шиэна содрогнулась от дурных предчувствий.
Одраде резко встала и бегом кинулась на зад. Глаза ее были неистовыми, но двигалась она целеустремленно. Подпрыгнув, она собрала за черенки в охапку несколько глоуглобов Она пихнула несколько охапок глоуглобов в руки Шиэны, и та почувствовала, как ее тело становится легче, поднимаемое суспензорными полями глоуглобов. Захватывая все новые пучки глоуглобов, Одраде заспешила к узкому концу помещения, где отверстие в стене указывало на то, что она искала. С помощью Шиэны она отомкнула створки, открывшие глубокую воздушную шахту. Свет собранных пучками глоуглобов показал грубые стены внутри шахты.
— Держи глоуглобы как можно кучнее, чтобы эффект их поля был максимальным, — сказала Одраде. — Выкидывай их по одному, чтобы снижаться. Мы спускаемся вовнутрь.
Шиэна ухватила черенки глоуглобов потной рукой и спрыгнула с приступки. Она почувствовала, как падает, затем испуганно уцепилась за глоуглобы, подтягивая их ближе. Свет над ней говорил о том, что Одраде следует за ней.
На дне шахты они попали в насосную, где работало множество вентиляторов, и через них доносились отдаленные звуки сражения снаружи.
— Мы должны добраться до не-комнаты и затем в пустыню, — сказала Одраде. — Все системы машинерии взаимосвязаны. Здесь будет проход.
— Она мертва? — прошептала Шиэна.
— Да.
— Бедная Верховная Мать.
— Теперь я — Верховная Мать, Шиэна. По крайней мере, временно, — Одраде указала наверх. — Это на нас напали шлюхи. Мы должны поспешить.
Тегу почти не понадобилось сознательных усилий, чтобы превратиться в вихрь. Он понял, наконец, природу той угрозы, что исходила от Преподобных Черниц. Само это осознание вылилось в сверхскоростное движение — продукт нового мышления ментатов, соразвившегося вместе с многократно увеличивающейся скоростью.
Чудовищная угроза требовала чудовищного противодействия. Кровь хлестала позади него, когда он прокладывал путь сквозь здание штаб-квартиры, убивая всякого на своем пути.
Как он узнал от своих преподавательниц Бене Джессерит, величайшая проблема человеческого мироздания в том, как именно ты подходишь к продолжению рода. Ему слышался голос его первой учительницы, пока он производил опустошения по всему зданию.
— Ты можешь думать об этом, как о сексуальности, но мы предпочитаем более объемлющий термин — продолжение рода. У него много граней и разновидностей, и он обладает явно неограниченной энергией. Чувство, называемое любовью, это только небольшой его аспект.
Тег сокрушил глотку человека, словно замершего на его пути, и, наконец, добрался до комнаты управления системами защиты здания. Там сидел только один человек, его правая рука почти прикоснулась к красному ключу на пульте управления перед ним.
Своей разящей левой рукой Тег почти разрубил мужчину на двое. Тело нырнуло вперед в медленном движении, из отверстия в шее хлестнула кровь.
«Орден прав, назвав их шлюхами!»
Можно потащить человечество почти куда угодно, манипулируя огромными энергиями продолжения рода. Можно подстрекнуть человечество к действиям, которые оно никогда бы не сочло возможными. Одна из его учительниц сказала ему об этом прямо:
— Энергия должна иметь свой выход, закупорь ее и она станет чудовищно опасной. Перенаправь ее, и она сметет все на своем пути. В этом наивысший секрет всех религий.
Тег прикинул, что, покидая здание, он оставил позади себя более пятидесяти трупов. Последней его жертвой стал солдат в маскировочном костюме, стоявший в открытом дверном проеме, собираясь войти.
Пробегая мимо неподвижных на вид людей и транспортных средств, Тег своим переключенным на высшую скорость умом, успел подумать над тем, что оставалось позади него. Утешит ли его, что выражение неподдельного удивления было последним на лице Преподобной Черницы? Стоило ли ему поздравлять себя, что Муззафар никогда снова не увидит свой дом из каркасного кустарника?
Как и любому, подготовленному Бене Джессерит, ему совершенно ясна была необходимость совершенного им несколько секуунд назад. Тег знал свою историю. Было множество райских планет было в старой Империи, а в Рассеянии, наверняка, еще больше. Люди всегда оказывались способными попробовать какой-нибудь дурацкий эксперимент. А на планетах с благословенным климатом, в основном, лентяйничали. Тег считал это дуростью. Вот почему, сексуальная энергия всегда легко высвобождалась на таких планетах. Появление миссионеров Разделенного Бога или подобных религий в одном из таких райских уголков всегда вызывало всепоглощающую ярость, захлестывавшую все вокруг.
— Мы в Ордене об этом знаем, — объясняла одна из учительниц Тега. — Наша Защитная Миссионерия не раз зажигала или гасила пожар подобной ярости.
Тег продолжал бежать, пока не оказался в аллее, километрах в пяти от бойни, устроенной им в штаб-квартире старой Преподобной Черницы. Он знал, что времени прошло еще очень мало, но оставалось еще кое-что, требовавшее его внимания. Он убил не всех обитателей того здания. Остались глаза наблюдателей, узнавших теперь, на что он способен. Они видели, как он убивал Преподобных Черниц, как рухнул убитый им Муззафар. У них остались свидетельства: горы трупов и записи его действий.
Тег прислонился к стене. На левой ладони кожа была ободрана. Он позволил себе вернуться в нормальное время, наблюдая как кровь сочится из раны. Кровь была почти черной. «В моей крови очень много кислорода?»
У него была одышка, но не такая сильная, как можно было бы ожидать после подобной физической нагрузки.
«Что со мной произошло?»
Да, здесь наверняка сработало его происхождение Атридеса. Кризис выкинул его в другое измерение человеческих возможностей. Каким бы ни было его изменение, но он изменился полностью, обретя способности заглядывать вперед и видеть сущность вещей и событий. Люди, мимо которых он пробегал в этой аллее, казались ему статуями.
«Буду ли я когда-нибудь думать о них, как об отребье?»
Он подумал, что такое сможет произойти, если только он сам это позволит. Но искушение было при нем, и он с сочувствием подумал о Преподобных Черницах, повергших себя в грязь, не вынеся Великого искушения.
«Что же теперь делать?»
Он ясно видел главную линию своих действий. Здесь, в Ясае, есть тот единственный человек, наверняка знавший всех нужных Тегу людей. Тег поглядел вдоль аллеи. Да, этот человек поблизости.
Сквозь тяжелый аромат цветов и трав другой запах волнами доходил до Тега откуда-то из глубины аллеи. Он направился на эти запахи, понимая, что они приведут его туда, куда нужно, и что там он не подвергнется никакому нападению, там должна быть тихая гавань.
Он быстро достиг источника запахов. Это была встроенная дверь, на которой была голубая вывеска из двух слов на современном галахе: «Персональное обслуживание».
Тег вошел и сразу увидел то, что искал. Их можно было увидеть во многих местах старой Империи: закусочные, уходившие корнями в древнейшие времена, автоматизированные, от кухни до стола. Большинство из них были заведениями «для своих». Можно было рассказать друзьям о своем последнем «открытии», предупредив о том, чтобы они широко не распространялись о нем.
— Не хочу, чтобы оно испортилось из-за наплыва народа.
Эта мысль всегда забавляла Тега. Смешно рассказывать о таких местечках, притворяясь при этом, будто сообщаешь строго по секрету.
Запахи пищи, от которых текли слюнки, доносились из кухни в задней части закусочной. Прошел официант, неся окутанный паром — словно обещание чего-то очень хорошего — поднос.
Молодая женщина в коротком черном платье и белом фартуке подошла к Тегу.
— Вот сюда, сэр, пожалуйста. У нас есть свободный столик в углу.
Она подала ему стул так, чтобы он мог сидеть спиной к стене.
— К вам подойдут через секунду, сэр, — она подала ему жесткий лист дешевой бумаги двойной толщины, — Наше меню отпечатано. Я надеюсь, что Вы не возражаете.
Он посмотрел, как она уходит. Официант прошел другим путем по направлению к кухне. Теперь поднос был пуст.
Ноги Теги привели его сюда, как будто он бежал по зада иной колее. Здесь — тот человек, который ему нужен, он обедает рядом с Тегом.
Официант остановился поговорить с человеком, о котором Тег знал, что у того есть ответы на все последующие ходы, которые необходимо здесь сделать. Официант и этот человек вместе чему-то смеялись. Тег обшарил взглядом остальное помещение: только еще три столика занято. Пожилая женщина сидела за столом в дальнем углу, отщипывая от глазурованного конфекта. Она была одета в облегающее короткое черное платье с глубоким вырезом на шее. Тег подумал, что это, должно быть является последним воплем современной моды. Ее туфли были такого же цвета. Молодая пара сидела через столик справа от него. Они не видели никого, кроме самих себя. Пожилой мужчина в хорошо подобранной старомодной коричневой тунике тщательно ел блюдо из зеленых овощей рядом с дверью. Взгляд его был целиком сосредоточен на еде.
— Будешь ли он хорошо нам служить, Муззафар?
— Я полагаю, да, Преподобная Черница.
Тег задумчиво нахмурился. Было что-то глубоко греховное в этой парочке. Они шли против всей морали, которой определялось все его поведение. Неплохо помнить, что никто из них не знает о странной перемене в нем, ускоряющей его реакции.
Они как будто наслаждались его озадаченным смятением.
Тег немного успокоился от мысли, что никто из них двоих по-настоящему не радуется жизни. Ему это было видно глазами, получившими образование Ордена. Преподобная Черница и Муззафар позабыли или, вероятнее всего, отвергли все, на что опирается способность к выживанию веселых людей. Он подумал, что, вероятно, они больше не способны находить настоящие источники радости в своем собственном теле. А их источники радости должны находится больше всего в подглядывании, в роли вечных наблюдателей все помнящих, как это было до того, как они обратились в то, чем стали. Даже когда они купаются в видимости чего-то, что некогда означало вознаграждение, они должны будут достигать новых крайностей каждый раз, чтобы коснуться краешков собственных воспоминаний.
Улыбка Преподобной Черницы расширилась, обнажив ряд белых поблескивающих зубов.
— Погляди на него Муззафар. Он не имеет ни малейшего понятия о том, что мы можем сделать.
Тег слышал это, но он еще и наблюдал глазами, натренированными Бене Джессерит. Ни миллиграмма наивности не осталось в этих двух. Ничто, по всей видимости, не удивляет их. Никто не может оказаться для них действительно новым. И все равно, они строят заговоры, что-то замышляют, надеясь, что эта крайность воспроизведет в них памятный им трепет. Они конечно, знают, что этого не будет, и рассчитывают извлечь из нового переживания только еще больше полыхающей ярости, с которой они сделают еще одну попытку достичь недостижимое. Вот как строится их мышление.
Тег улыбнулся тонко рассчитанной улыбкой, используя все мастерство, которому научился у Бене Джессерит. Это была улыбка, полная сочувствия, понимания действительной радости своего собственного существования. Он полагал, что это будет самым смертельным оскорбление, которое он может им нанести — и увидел, что попал в самую точку. Муззафар воззрился на него полыхающим взглядом. Преподобная Черница прешла от оранжевоглазой ярости к резкому изумлению, и затем очень медленно к замерцавшей радости. Она этого не ожидала. Это было что-то новое!
— Муззафар, — сказала она, оранжевые крапинки ушли из ее глаз. — Приведи ту Преподобную Черницу, которая выбрана, чтобы пометить нашего башара.
Тег, двойное зрение которого показало непосредственную опасность, наконец понял. Он увидел свое собственное будущее, бегущее вперед подобно волнам, в то время, как в нем нарастала сила. Дикая перемена в нем продолжалась! Он ощутил расширение энергии. Вместе с этим пришло понимание выбора. Он увидел себя в виде всесметающего вихря, несущегося через это здание — вокруг него рассеяны тела (Муззафар и Преподобная Черница среди них), и все здание напоминает бойню, когда он его покидает.
«Должен ли я это сделать?» — подивился он.
За каждого, кого он убьет, нужно будет убивать все новых. Он видел, однако, необходимость этого, увидел, наконец, весь замысел Тирана. Боль, которую он ощутил за себя, чуть не заставила его закричать, но он ее подавил.
— Да, приведи мне эту Преподобную Черницу, — сказал он, понимая, что тогда на одну меньше ему придется искать и убивать где-то еще в этом здании. Прежде всего, надо будет разгромить комнату сканирования, управляющую лазерами.
~ ~ ~
О, ты, знающий каковы наши страдания здесь, не забывай нас в своих молитвах.
Вздох над Посадочным Полем Арракина (Исторические Записи: Дар-эс-Балат)
Тараза смотрела на порхающий снегопад осыпающихся лепестков на фоне серебристого неба ракианского утра. Прозрачное сияние неба, несмотря на все ее подготовительные изучения материалов по планете, оказалось для нее неожиданным. У Ракиса было много сюрпризов. Запах лжеоранжа здесь, на краю сада на крыше. Дар-эс-Балата, перебивал все другие запахи.
«Никогда не верь, что ты постигла глубины любого места… или любого человека», — напомнила она себе.
Беседа здесь закончена, но не смолкало в ней эхо высказанных мыслей, которыми они обменялись всего лишь несколько минут назад. Все, однако, согласились, что сейчас время действовать. Вскоре Шиэна будет «танцевать Червя» для них, еще раз демонстрируя свое искусство.
Вафф и новый представитель жрецов тоже будут лицезреть это «святое событие», но Тараза должна быть уверена, что никто из них не поймет истинной природы того, чему им предстоит быть свидетелями. Вафф конечно, наблюдение за ними уже в печенках сидит. В нем до сих пор ощущалось раздраженное недоверие ко всему, что он видит и слышит. Это странно смешивается с подспудным благоговением от того, что находится на Ракисе. Катализатор всего, несомненно, его ярость на то, что здесь правят очевидные дураки.
Одраде вернулась из комнаты встреч и остановилась возле Таразы.
— Я крайне обеспокоена докладами о Гамму, — сказала Тараза. — Есть у тебя что-нибудь новенькое?
— Нет. По всей видимости, там до сих пор царит хаос.
— Скажи мне, Дар, что, по-твоему, нам следует делать?
— Я все время вспоминаю слова Тирана, сказанные Ченоэ: «Бене Джессерит так близок тому, чем ему следует быть, и все же так от этого далек».
Тараза показала на открытую пустыню за кванатом городамузея.
— Он все еще там. Дар. Я в этом уверена, — Тараза повернулась лицом к Одраде. — И Шиэна разговаривает с Ним.
— Он так часто лгал, — сказала Одраде.
— Но он не лгал насчет своего перевоплощения. Вспомни, что он сказал: «Всякая произошедшая от меня часть унесет частицу моего самосознания, запертую внутри нее, затерянную и беспомощную, жемчужинку моего „я“, слепо движущуюся по песку, пойманную в бесконечный сон».
— Ты возлагаешь огромную часть своей веры на силу этого сна, — сказала Одраде.
— Мы должны разоблачить замысел Тирана. До конца!
Одраде вздохнула, но не заговорила.
— Никогда не недооценивай силу идеи, — сказала Тараза. — Атридесы всегда были правителями-философами. Философия всегда опасна, потому что способствует рождению новых идей.
И опять-таки Одраде не ответила.
— Червь несет все это внутри себя. Дар! Все силы, которые он запустил в действие, до сих пор в нем.
— Ты стараешься убедить меня или себя. Тар?
— Я наказываю тебя, Дар. Точно так, как Тиран карает до сих пор нас всех.
— Зато, что мы не есть то, чем нам следует быть? Ага, вон идут Шиэна и другие.
— Язык Червя, Дар. Это очень важно.
— Если ты так говоришь, Верховная Мать.
Тараза метнула сердитый взгляд на Одраде, которая направилась вперед — приветствовать вновь прибывших. В Таразе была тревожащая мрачность.
Присутствие Шиэны, однако, возродило целеустремленность Таразы. «Сообразительная малышка Шиэна. Очень хороший материал». Шиэна демонстрировала свой танец прошлой ночью, исполняя его в большом музейном зале, на фоне гобеленов — экзотический танец на фоне экзотических произведений из спайсового волокна, на которых изображены пустыни и черви. Она представлялась почти частью гобелена — словно сошла к присутствующим со стилизованных дюн и их тщательно детализированных изображений проходящий червей. Тараза припомнила, как каштановые волосы Шиэны развевались, когда она кружилась в танце, взметаясь пушистым ореолом. Свет, падавший сбоку, подчеркивал рыжеватые проблески в ее волосах. Ее глаза были закрыты, но это не было лицо человека, грезящего наяву. Возбуждение в ней проявлялось в страстном выражении ее широкого рта, трепетаньи ноздрей, вздернутом подбородке. Внутренняя изощренность движений вступала в противоречие с ее таким юным возрастом.
«Танец — это ее язык, — подумала Тараза. — Одраде права. Мы выучим его, глядя на нее».
Вафф был сегодня, вроде, как в воду опущенный, было трудно определить, смотрят ли его глаза во внешний мир или обращены внутрь.
С Ваффом был Тулуз-хан, смуглокожий приятный ракианец, выбранный представитель жречества на сегодняшнее «святое событие». Тараза, встретившая его во время демонстрационного танца обнаружила в Тулуз-хане необыкновенное свойство: он никогда не говорит «но», и все же это слово ощущалось во всем, что он произносил. Законченный бюрократ. Он вправе рассчитывать, что пойдет далеко, но эти ожидания скоро столкнуться с потрясающей неожиданностью. Она не испытывала к нему жалости, зная то, что знала. Тулуз-хан был мягколицым юношей, слишком немногих стандартных лет для того, чтобы занимать положение, требующее такого доверия. В нем было больше, однако, чем было видно на глаз. И одновременно меньше.
Вафф отошел в сторонку сада, оставив Одраде и Шиэну с Тулуз-ханом.
Естественно, молодой жрец не такая важная птица, им можно пожертвовать, если что. Это довольно-таки объясняло, почему именно его выбрали для этого мероприятия. Это дало ей понять, что она достигла необходимого уровня потенциальной жестокости. Тараза, однако, не думала, что какая-либо из фракций жрецов может осмелится покусится на Шиэну.
«Мы будем стоять вплотную в Шиэне».
Всю неделю после демонстрации сексуальных способностей шлюх они провели по горло в делах. Очень тревожная неделя, уж если так к этому подходить. Одраде была занята с Шиэной. Тараза предпочла бы Лусиллу для преподавания этих уроков, но надо опираться на то, что под рукой, и Одраде была явно лучшей из достижимых на Ракисе для такого обучения.
Тараза опять поглядела на пустыню, они ждали топтеров из Кина и Очень Важных Наблюдателей. Эти ОВН еще не запаздывали, но запоздают, как с ними не раз бывало. Шиэна как будто хорошо прошла сексуальное обучение, хотя Тараза не очень высоко оценила спарринг-мужчин, имевшихся у Ордена на Ракисе. В свою первую ночь здесь Тараза призвала одного из них. Потом она решила, та маленькая радость забвения, которую это доставляет, не стоит таких хлопот. Кроме того, что ей следует забывать? Забывать — значит допустить в себя слабость.
НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙ!
Это, однако, именно то, что делают шлюхи. Они торгуют забвением. И они не имеют ни малейшего понятия о том, как тираны держат хваткой человеческую судьбу, как необходимо разорвать эту хватку.
Тараза тайное слушала разговор между Шиэной и Одраде, состоявшийся накануне.
«Для чего же я прислушивалась?»
Девушка и учительница были здесь, в саду на крыше, сидели друг напротив друга на двух скамейках, и переносной икшианский глушитель прятал их слова от любого, у кого не было кодированного переводчика. Парящий на суспензорах глушитель висел над ними, как странный зонтик: черный диск, создающий искажения, которые прячут истинные движения губ и звуки голосов.
Для Таразы, стоявшей в длинном зале собраний с крохотным переводчиком в левом ухе, это урок представлялся, как равноискаженная память.
«Когда меня учили этому, мы не знали, что могут делать шлюхи из Рассеяния».
— Почему мы говорим о существующей в сексе сложности? — спросила Шиэна. — Мужчина, которого ты прислала сегодня ночью, все время это повторял.
— Многие полагают, будто понимают это, Шиэна. Может быть, никто никогда этого не понимал, потому что такие слова больше исходят от ума, чем имеют дело в плотью.
— Почему я не должна пользоваться ничем из того, что мы видели на представлении Лицевых Танцоров?
— Шиэна, сложность прячется внутри сложности. По принуждению сексуальных сил творилось и творились и великие дела, и грязные. Мы говорим о сексуальной силе, сексуальной энергии и о таких вещах, как «всеодолевающий позыв страсти».
Я не отрицаю, что такое бывало. Но то, чего мы здесь ищем — это сила настолько могущественная, что она может разрушить и тебя и все ценное, чем обладаешь.
— Так вот почему я и стараюсь понять. Означает ли это, что шлюхи поступают неправильно?
— Они игнорируют заложенное в человеческом роде, Шиэна. По-моему, ты можешь уже это ощутить. Тиран, наверняка, это знал. Что была его Золотая Тропа, как непредвидение сексуальных сил за работой беспрестанного возрождения человечества?
— А шлюхи не творят?
— Они, в основном, стараются контролировать миры своей силой.
— Да, кажется они так и делают.
— Вот как. Теперь задумайся о противодействии, которое они этим на себя навлекают?
— Я не понимаю.
— Ты ведь знаешь о Голосе, и как им можно контролировать некоторых людей?
— Но не всех.
— Именно. Цивилизация, на которую очень долго воздействует Голос, приспосабливается к этой силе, уменьшая силу воздействия Голоса.
— Значит, есть люди, знающие, как сопротивляться шлюхам?
— Мы видим безошибочные признаки этого. И это одна из причин того, почему мы на Ракисе.
— Пожалуют ли сюда шлюхи?
— Боюсь, да. Они хотят контролировать самую сердцевину Старой Империи, потому что мы кажемся им легкой добычей.
— Ты не боишься, что они победят?
— Они не победят, Шиэна. Полагайся на это. Но ведь для нас они пойдут на пользу.
— Как это?
Голос Шиэны вывел Таразу из шока, вызванного словами Одраде. Сколько же подозревает Одраде? В следующее мгновение Тараза это поняла и задумалась: понятен ли весь урок этой юной девушке.
— Сердцевина статична, Шиэна. Мы провели застылыми тысячи лет. Жизнь и движение были «вне нас», с теми людьми из Рассеяния, кто противостоят шлюхам. Любым нашим действием мы должны как можно больше усиливать это сопротивление.
Звук приближавшихся топтеров вывел Таразу из ее задумчивости. Очень Важные Наблюдатели едут из Кина. Все еще на расстоянии, но звук ясно слышен в чистом воздухе.
Преподавательский метод Одраде хорош, должна была признать Тараза, обшаривая взглядом небо, выглядывая первые признаки топтеров. Они явно летели низко и с другой стороны здания. Не с той стороны, откуда должны были бы — но, может, быть, они возили Очень Важных Наблюдателей на короткую экскурсию вдоль остатков Стены Тирана. Многие люди интересовались тем местом, где Одраде нашла хранилище спайса.
Шиэна, Одраде, Вафф, Тулуз-хан спускались в длинный зал собраний. Они тоже услышали топтеры. «Шиэна так и рвется показать свою власть над червями», — поняла Тараза.
Послышался натруженный звук приближавшихся топтеров. Не перегружены ли они? Скольких наблюдателей они везут?
Первый топтер скользнул над крышей верхнего помещения и Тараза увидела бронированную кабину пилота. Она распознала предательство еще до того, как из топтера ударила первая дуга лазерного луча, отсекая ей ноги по самые колени. Тараза повалилась всем весом на растущее в кадке дерево. По ней рубанул еще один луч, под углом перерезав бедро. Топтер промчался над ней, резко взревев реактивными двигателями, и сделал вираж влево.
Тараза цеплялась за дерево, включив технику подавления физических мук. Она сумела приостановить кровотечения из своих ран, но боль оставалась страшной. Не так велика, однако же, как боль Спайсовой Агонии, напомнила она себе. Это ей помогло, но она понимала, что обречена. Она услышала крики и звуки многочисленных схваток по всему музею.
«Я победила!» — подумала Тараза.
Одраде выскочила из верхнего помещения и склонилась над Таразой. Они ничего не сказали, но Тараза показала, что она все понимает, приложив свой лоб к виску Одраде. Это был уже многовековой код Бене Джессерит. Тараза начала перекачивать свою жизнь в Одраде — Иные Памяти, надежды, страхи… все.
Одна из них может еще спастись.
Шиэна наблюдала из верхнего помещения, стоя там, где ей было приказано ждать. Она понимала, что происходило в саду на крыше — Величайшая Тайна Бене Джессерит.
Вафф и Тулуз-хан, уже вышедшие из помещения когда началось нападение, не возвращались.
Шиэна содрогнулась от дурных предчувствий.
Одраде резко встала и бегом кинулась на зад. Глаза ее были неистовыми, но двигалась она целеустремленно. Подпрыгнув, она собрала за черенки в охапку несколько глоуглобов Она пихнула несколько охапок глоуглобов в руки Шиэны, и та почувствовала, как ее тело становится легче, поднимаемое суспензорными полями глоуглобов. Захватывая все новые пучки глоуглобов, Одраде заспешила к узкому концу помещения, где отверстие в стене указывало на то, что она искала. С помощью Шиэны она отомкнула створки, открывшие глубокую воздушную шахту. Свет собранных пучками глоуглобов показал грубые стены внутри шахты.
— Держи глоуглобы как можно кучнее, чтобы эффект их поля был максимальным, — сказала Одраде. — Выкидывай их по одному, чтобы снижаться. Мы спускаемся вовнутрь.
Шиэна ухватила черенки глоуглобов потной рукой и спрыгнула с приступки. Она почувствовала, как падает, затем испуганно уцепилась за глоуглобы, подтягивая их ближе. Свет над ней говорил о том, что Одраде следует за ней.
На дне шахты они попали в насосную, где работало множество вентиляторов, и через них доносились отдаленные звуки сражения снаружи.
— Мы должны добраться до не-комнаты и затем в пустыню, — сказала Одраде. — Все системы машинерии взаимосвязаны. Здесь будет проход.
— Она мертва? — прошептала Шиэна.
— Да.
— Бедная Верховная Мать.
— Теперь я — Верховная Мать, Шиэна. По крайней мере, временно, — Одраде указала наверх. — Это на нас напали шлюхи. Мы должны поспешить.
~ ~ ~
Наш мир — для живущих, и кто же они?
Ради свети во тьму мы рискнули, насквозь.
Она ветром была моим, дунь он в те дни,
В ее облике мне умереть довелось,
Падение ведомо тем, кто из плоти до духа воспрял.
Свет есть все, и свет слева границы земного прорвал.
Теодор Ретке (Исторические цитаты: Дар-эс-Балат)
Тегу почти не понадобилось сознательных усилий, чтобы превратиться в вихрь. Он понял, наконец, природу той угрозы, что исходила от Преподобных Черниц. Само это осознание вылилось в сверхскоростное движение — продукт нового мышления ментатов, соразвившегося вместе с многократно увеличивающейся скоростью.
Чудовищная угроза требовала чудовищного противодействия. Кровь хлестала позади него, когда он прокладывал путь сквозь здание штаб-квартиры, убивая всякого на своем пути.
Как он узнал от своих преподавательниц Бене Джессерит, величайшая проблема человеческого мироздания в том, как именно ты подходишь к продолжению рода. Ему слышался голос его первой учительницы, пока он производил опустошения по всему зданию.
— Ты можешь думать об этом, как о сексуальности, но мы предпочитаем более объемлющий термин — продолжение рода. У него много граней и разновидностей, и он обладает явно неограниченной энергией. Чувство, называемое любовью, это только небольшой его аспект.
Тег сокрушил глотку человека, словно замершего на его пути, и, наконец, добрался до комнаты управления системами защиты здания. Там сидел только один человек, его правая рука почти прикоснулась к красному ключу на пульте управления перед ним.
Своей разящей левой рукой Тег почти разрубил мужчину на двое. Тело нырнуло вперед в медленном движении, из отверстия в шее хлестнула кровь.
«Орден прав, назвав их шлюхами!»
Можно потащить человечество почти куда угодно, манипулируя огромными энергиями продолжения рода. Можно подстрекнуть человечество к действиям, которые оно никогда бы не сочло возможными. Одна из его учительниц сказала ему об этом прямо:
— Энергия должна иметь свой выход, закупорь ее и она станет чудовищно опасной. Перенаправь ее, и она сметет все на своем пути. В этом наивысший секрет всех религий.
Тег прикинул, что, покидая здание, он оставил позади себя более пятидесяти трупов. Последней его жертвой стал солдат в маскировочном костюме, стоявший в открытом дверном проеме, собираясь войти.
Пробегая мимо неподвижных на вид людей и транспортных средств, Тег своим переключенным на высшую скорость умом, успел подумать над тем, что оставалось позади него. Утешит ли его, что выражение неподдельного удивления было последним на лице Преподобной Черницы? Стоило ли ему поздравлять себя, что Муззафар никогда снова не увидит свой дом из каркасного кустарника?
Как и любому, подготовленному Бене Джессерит, ему совершенно ясна была необходимость совершенного им несколько секуунд назад. Тег знал свою историю. Было множество райских планет было в старой Империи, а в Рассеянии, наверняка, еще больше. Люди всегда оказывались способными попробовать какой-нибудь дурацкий эксперимент. А на планетах с благословенным климатом, в основном, лентяйничали. Тег считал это дуростью. Вот почему, сексуальная энергия всегда легко высвобождалась на таких планетах. Появление миссионеров Разделенного Бога или подобных религий в одном из таких райских уголков всегда вызывало всепоглощающую ярость, захлестывавшую все вокруг.
— Мы в Ордене об этом знаем, — объясняла одна из учительниц Тега. — Наша Защитная Миссионерия не раз зажигала или гасила пожар подобной ярости.
Тег продолжал бежать, пока не оказался в аллее, километрах в пяти от бойни, устроенной им в штаб-квартире старой Преподобной Черницы. Он знал, что времени прошло еще очень мало, но оставалось еще кое-что, требовавшее его внимания. Он убил не всех обитателей того здания. Остались глаза наблюдателей, узнавших теперь, на что он способен. Они видели, как он убивал Преподобных Черниц, как рухнул убитый им Муззафар. У них остались свидетельства: горы трупов и записи его действий.
Тег прислонился к стене. На левой ладони кожа была ободрана. Он позволил себе вернуться в нормальное время, наблюдая как кровь сочится из раны. Кровь была почти черной. «В моей крови очень много кислорода?»
У него была одышка, но не такая сильная, как можно было бы ожидать после подобной физической нагрузки.
«Что со мной произошло?»
Да, здесь наверняка сработало его происхождение Атридеса. Кризис выкинул его в другое измерение человеческих возможностей. Каким бы ни было его изменение, но он изменился полностью, обретя способности заглядывать вперед и видеть сущность вещей и событий. Люди, мимо которых он пробегал в этой аллее, казались ему статуями.
«Буду ли я когда-нибудь думать о них, как об отребье?»
Он подумал, что такое сможет произойти, если только он сам это позволит. Но искушение было при нем, и он с сочувствием подумал о Преподобных Черницах, повергших себя в грязь, не вынеся Великого искушения.
«Что же теперь делать?»
Он ясно видел главную линию своих действий. Здесь, в Ясае, есть тот единственный человек, наверняка знавший всех нужных Тегу людей. Тег поглядел вдоль аллеи. Да, этот человек поблизости.
Сквозь тяжелый аромат цветов и трав другой запах волнами доходил до Тега откуда-то из глубины аллеи. Он направился на эти запахи, понимая, что они приведут его туда, куда нужно, и что там он не подвергнется никакому нападению, там должна быть тихая гавань.
Он быстро достиг источника запахов. Это была встроенная дверь, на которой была голубая вывеска из двух слов на современном галахе: «Персональное обслуживание».
Тег вошел и сразу увидел то, что искал. Их можно было увидеть во многих местах старой Империи: закусочные, уходившие корнями в древнейшие времена, автоматизированные, от кухни до стола. Большинство из них были заведениями «для своих». Можно было рассказать друзьям о своем последнем «открытии», предупредив о том, чтобы они широко не распространялись о нем.
— Не хочу, чтобы оно испортилось из-за наплыва народа.
Эта мысль всегда забавляла Тега. Смешно рассказывать о таких местечках, притворяясь при этом, будто сообщаешь строго по секрету.
Запахи пищи, от которых текли слюнки, доносились из кухни в задней части закусочной. Прошел официант, неся окутанный паром — словно обещание чего-то очень хорошего — поднос.
Молодая женщина в коротком черном платье и белом фартуке подошла к Тегу.
— Вот сюда, сэр, пожалуйста. У нас есть свободный столик в углу.
Она подала ему стул так, чтобы он мог сидеть спиной к стене.
— К вам подойдут через секунду, сэр, — она подала ему жесткий лист дешевой бумаги двойной толщины, — Наше меню отпечатано. Я надеюсь, что Вы не возражаете.
Он посмотрел, как она уходит. Официант прошел другим путем по направлению к кухне. Теперь поднос был пуст.
Ноги Теги привели его сюда, как будто он бежал по зада иной колее. Здесь — тот человек, который ему нужен, он обедает рядом с Тегом.
Официант остановился поговорить с человеком, о котором Тег знал, что у того есть ответы на все последующие ходы, которые необходимо здесь сделать. Официант и этот человек вместе чему-то смеялись. Тег обшарил взглядом остальное помещение: только еще три столика занято. Пожилая женщина сидела за столом в дальнем углу, отщипывая от глазурованного конфекта. Она была одета в облегающее короткое черное платье с глубоким вырезом на шее. Тег подумал, что это, должно быть является последним воплем современной моды. Ее туфли были такого же цвета. Молодая пара сидела через столик справа от него. Они не видели никого, кроме самих себя. Пожилой мужчина в хорошо подобранной старомодной коричневой тунике тщательно ел блюдо из зеленых овощей рядом с дверью. Взгляд его был целиком сосредоточен на еде.