Херберт Мэри. Дочь молнии

   — Ты вернешься домой через три месяца, как раз к празднику Перворожденных. Я буду ждать твоего возвращения.
   Праздник Перворожденных был церемонией подношений Амаре за содействие в появлении на свет потомства. Эта церемония была частью большого приношения Всеобщей Матери. Габрия подумала: «А будут ли остальные, хоть кто-нибудь в Хулинин Трелд, ожидать ее в это время?»
   Жрица шагнула к выходу.
   — Если хуннули понадобится помощь при родах, дай мне знать.
   — Спасибо, — сказала Габрия признательно.
   Она подошла к порогу и долго смотрела вслед трем женщинам, пока их силуэты не скрылись за деревьями.
   Долгое время после встречи со жрицей Габрия перебирала в уме ее слова. После стольких месяцев ненависти и подозрений она наконец обрела душевный покой, думая, что несколько женщин клана уже не отвергают ее, приняв ее доброту и верность богу. Все они полагали, что колдунья являет собой зло ереси и отрицание власти бога. Габрия и сама раньше так думала, пока не почувствовала свою силу. Может быть, и в клане сейчас ставят под сомнения прежние убеждения? Эта мысль давала ей поддержку.
   Но было среди новостей и то, что очень тревожило Габрию: слух о Бранте. Она беспокойно думала, на самом ли деле он в Пра-Деш и правда ли, что Книга Матры у него. При этой мысли ее бросало в дрожь. О том, что верховный правитель Гелдрина захватил книгу заклинаний, догадывался каждый, так что вполне возможно, что он попытался использовать заклинания, скрытые под ее древней обложкой. Всей своей душой Габрия хотела, чтобы это было не так. Брант был так же тщеславен и жесток, как и лорд Медб. Только боги могли знать, какую пакость придумает правитель Гелдрина, облеченный властью магии.
   Габрия думала и о том, что же предпримет Этлон, когда узнает, где скрывается Брант. Законы клана давали Этлону право любым способом захватить Бранта как убийцу отца. Но Этлон всегда был слишком ответствен за свои поступки, чтобы быть неблагоразумным. И более того, если Брант успел овладеть искусством магии, у Этлона нет ни малейшего шанса на победу.
   Габрия встряхнулась и заставила себя отвлечься от тревожных мыслей. У нее еще несколько месяцев изгнания, и тратить время на раздумья о слухах, которым даже нет подтверждения, показалось ей бессмысленным. Она вновь взяла сосновую шишку и вернулась к своим упражнениям.
   С течением времени Габрия становилась все более и более умелой. Ее первые попытки превратить шишку в сливу, как она помнила, не увенчались успехом. Слива была тяжелой, кислой, и вкус ее был каким-то странным. Но наконец, однажды вечером, она совершенно точно представила себе, чего она, собственно, хочет, произнесла заклинание и вместо колючей коричневой шишки получила великолепную сливу. Колдунья удовлетворенно рассмеялась, когда попробовала спелый плод и сладкий сок потек по ее подбородку.
   Она повторяла упражнение снова и снова, пока с легкостью не сотворила корзину с фруктами всевозможных сортов. Тогда она поняла, что пора переходить к следующему этапу. Теперь ей предстояло научиться превращать органическое вещество в неорганическое. К этому времени чувства ее стали более гибкими. Всего несколько дней понадобилось ей, чтобы превратить шишку в камень.
   Габрия была так занята, что не сразу заметила, как зима уступает дорогу весне. Погода оставалась сухой, и весна наступала мягко и незаметно. Прошел уже пятый лунный месяц ее ссылки, когда она внезапно почувствовала, что воздух уже не так холоден и дни стали длиннее. Значит, до ее возвращения в Хулинин Трелд осталось меньше месяца.
   К своему удивлению, Габрия заметила, что ей не так уж хотелось возвращаться. Она привыкла к свободе, привыкла к занятиям магией. Расстаться со всем этим будет трудно, даже если совет вождей отменит закон, запрещающий колдовать, когда летом кланы соберутся в Тир Самод.
   Была и еще одна причина, по которой Габрию не тянуло назад. Как сильно ни любила она Хулинин Трелд, там она не чувствовала себя дома. Ее единственным домом был широкий луг далеко на севере, там, где люди из Корина однажды разбили свой зимний лагерь. Она не была там почти год после тех страшных дней.
   Ночью, когда половина луны освещала равнину, Габрия долго лежала без сна с открытыми глазами и перебирала в памяти прошедшее. Наконец она задремала, но сон ее был неглубок. Воспоминания толпились у изголовья; мечты об отце и братьях не уходили; видения становились еще ярче и живее, и память о пережитом ужасе окутала ее мозг, как черное облако. Картины перед глазами становились все более четкими, настолько, будто она снова видела это впервые.
   Подобные видения уже посещали ее: прошлым летом, как раз перед первой встречей с Медбом.
   …Она стояла на вершине холма и смотрела вниз, на лагерь, когда-то оживленный и шумный, а теперь лежащий в руинах. Солнце стояло высоко; и было жарко; и трава на опустевших пастбищах была такой густой и сочной. Сквозь пепел, покрывающий развалины, уже пробивалась трава; ее стебли колыхались, как зеленое покрывало. Гигантское кладбище с одной стороны было ограничено лежащими копьями, между ними уже пробивались зеленые растения.
   Габрия очнулась. Видение исчезло, но вызванный им образ города, погребенного под обломками, оставался предельно четким. Она ничего не знала о том, были ли захоронены убитые. Когда она пришла в Корин Трелд после того, как ее клан был истреблен, она была единственной, кто остался, и не могла ничего сделать. Она ушла, оставив убитых лежать там, где они упали. Она могла только уйти, чтобы спасти себя.
   Габрия находилась под впечатлением вновь увиденного несколько дней, и постоянное желание увидеть дом стало невыносимо сильным. Чем больше она думала об этом, тем более важным ей казалось убедиться, что все из ее племени погребены. Она так и не смогла проститься ни с братьями, ни с отцом в тот ужасный день.
   Сейчас, когда до конца ее ссылки осталось еще восемь дней, почему бы не сделать ей этого сейчас? Верхом на Нэре ей потребуется три или четыре дня, чтобы преодолеть разделяющее их расстояние, она еще успеет вернуться до того, как ее начнут ждать. Никто и не узнает, что она уезжала из храма.
   Когда Габрия поведала Нэре о своих намерениях, та согласилась с ней:
   «Ты увидишь свой дом, это даст тебе силы».
   — Мы отправляемся.
   Они выехали следующим утром, в холодный и туманный час зари. Нэра галопом обогнула с востока подножие холма и затем поскакала к северу, чтобы избежать встречи с разведчиками Хулинина. Когда взошло солнце, они были уже далеко к северу от Хулинин Трелд и достигли Сладкой реки. Нэра перешла на легкий галоп и несколько часов неслась меж зеленых травянистых лугов. Габрия отдыхала, сидя на широкой спине Нэры. Так чудесно вновь очутиться на открытом пространстве равнины, вдали от лагеря, от храма, вдали от людей. Здесь, меж зеленых безлесных равнин, ее взгляд охватывал пространство от горизонта до горизонта; она чувствовала, как ветер играет ее волосами, она радовалась этому вечному голубому небу, раскинувшемуся над ее головой, как купол. Девушка вскинула вверх руки и засмеялась, счастливая своей свободой.
   Нэра вторила ей ржанием. Черная лошадь скакала галопом, ее мускулы свободно и легко двигались, она неслась наравне с ветром, окрыленная простой радостью бега. Ее черная грива хлестала Габрию по лицу. Ее копыта едва касались земли.
   Габрия снова улыбнулась. Ей передалось ощущение полета, ощущение силы лошади. Нэра двигалась со стремительностью и жаром, как луч света, что падал на ее черное правое плечо. Габрию переполняло чувство любви, удивления и благодарности. Пока у нее есть Нэра, она не одинока. Рядом с ней всегда будет ее друг, которому все равно, как относятся к ней окружающие. Она обвила руками шею Нэры и нежно потерлась щекой о ее мягкую гриву.
   Лошадь замедлила шаг.
   «У тебя все в порядке, Габрия?»
   Девушка выпрямилась и погладила плечо лошади:
   — Пока ты будешь со мной, Нэра, я буду жить.
   «Я всегда буду с тобой», — ответила хуннули.
   Они продолжали свой путь молча. Им не нужно было говорить.
   Три дня они ехали на север через широкую долину Хорнгард. На востоке снежные вершины хребта Дархорн уходили в небо; их белые пики были увенчаны облаками, а серые склоны прятались под покрывалом из снега и ветра. На западе горная цепь Химачал окаймляла долину, как старая разрушенная крепостная стена. Зеленая от травы земля долины была плодородной, здесь паслись антилопы и лошади, мелкая дичь во множестве водилась на ней.
   Здесь любили охотиться и Гелдрин, и Дангари, а так как у Габрии не было ни малейшего желания с ними встречаться, они с Нэрой держались ближе к востоку, у подножия гор Дархорн.
   Путь этот был знаком Габрии. Странно было ехать по дороге, по которой они совершали этот же путь почти год назад. Горы и холмы почти не изменились: холодные, серо-коричневые, местами запорошенные снегом. Но сама Габрия стала другой. Она чувствовала себя старше и мудрее, она больше не была неопытной девочкой. Война и занятия магией изменили ее.
   Опыт, приобретенный ею, не смог стереть страшных воспоминаний. Чем ближе были они к Корин Трелд, тем беспокойнее становилась Габрия. Тот ужасный день, когда она нашла семью убитой, а дом разрушенным, врезался в ее память раз и навсегда. Раньше она думала, что когда-нибудь потом сможет спокойно вспоминать все это, но пережитое горе и ужас переполняли ее мозг, как кипящий поток.
   Габрия пыталась бороться с охватившим ее смятением, забывая о том, что Нэре нужен отдых. Однако хуннули не была утомлена непрерывным движением, она все больше беспокоилась о своем седоке. Было очевидно, что Габрия слишком глубоко ушла в себя. Ей стало все равно, что будет с ними обоими.
   На третий день путешествия Нэра взобралась на холм и, спустившись вниз, остановилась у края мутной, наполовину замерзшей лужи.
   «Ты помнишь это место?»
   Габрия пристально посмотрела на темную воду.
   — Я очень хорошо это помню, шрамы на моих ладонях еще свежи. — Она провела ладонью по шее Нэры. — Такая небольшая плата за услугу, оказанную другу.
   Они одновременно подняли головы и посмотрели на вершину ближнего холма. Наверху все еще был виден небольшой холмик камней. Там Габрия похоронила первого жеребенка Нэры.
   Габрия натолкнулась на хуннули, попавшую, как в ловушку, в илистую лужу и пытавшуюся отбиться от целой стаи волков. Габрия разогнала хищников и потратила несколько дней, чтобы вытащить беременную кобылицу из цепко державшей ее лужи. У Габрии не было ничего, кроме собственных рук. Но она справилась. Потом она пыталась спасти и жеребенка, но он умер, не успев родиться. Габрия похоронила его меж камней.
   Вспомнив о жеребенке, Габрия подумала о нынешнем состоянии Нэры. Та была уже почти на девятом месяце беременности. Краска стыда залила ее лицо, рука погладила шелковистую шею лошади.
   — Прости меня, — сказала Габрия мягко.
   «Не нужно извиняться», — ответила Нэра.
   — Давай останемся на ночь здесь, — предложила девушка.
   Нэра наклонила голову и посмотрела на нее своими умными глазами:
   «Еще есть несколько часов до захода солнца. Мы можем поспеть в Корин Трелд к ночи».
   Габрия покачала головой:
   — Нам нужно хорошенько отдохнуть. И кроме того, я бы хотела въехать в Корин Трелд при свете дня.
   Они устроили нечто вроде шалаша в одной из неглубоких расщелин. Нэра щипала траву в то время, как Габрия развела небольшой костер, поужинала и растянулась на шкурах. Небо было свинцово-серым, тяжелый плотный воздух дышал снегом, поэтому стемнело быстро. Габрия закрыла глаза и попыталась уснуть.
   Она очень устала, а завтра опять будет тяжелый день. Но ее мысли не давали ей покоя. Память вновь возвращалась к реальности убийства, и Габрия снова представляла себе гигантское кладбище. Что найдет она завтра? Была ли ее семья погребена с надлежащими почестями, или их тела так и остались лежать, постепенно превращаясь в пыль? Она ворочалась и никак не могла успокоиться, пока воображение перебирало картины одну за другой, смешивая все в одно целое. Зрению ее представлялись образы со смутными лицами, которые она едва могла вспомнить, и с голосами, которые смерть заставила умолкнуть.
   Нэра расположилась у отвесной каменной стены. В глазах кобылицы отражалось пламя костра; они сверкали в темноте, как два бриллианта.
   Габрия вспоминала, как год назад она вот так же лежала в темноте без сна, всю ночь глядя в испуганные глаза дикой лошади и думала, что же будет с ними обоими. Она и не представляла тогда, какие невероятные события последуют за тем. А сейчас она и Нэра возвращались к тому месту, откуда началась цепь событий.
   Габрия приподнялась и села. Нет, это не совсем верно. Цепь началась с Медба и его жадности, и даже раньше, с того поколения людей, которое усердно искореняло магию. Она, эта цепь, вела ко времени Уничтожения Магии и далее ко времени расцвета колдовства в Мой Туре, к Матре, который составил свою великую книгу, к самым первым и робким опытам в магии, ко времени Валериана, воина-героя, первым использовавшего чары для уничтожения злой силы юга. Габрия была лишь крохотным звеном в этой цепи событий, которые начались столетия назад и будут продолжаться долгое время после ее смерти.
   Девушка улыбнулась. Ее тревоги и сомнения были просто одной из нитей, связывающей историю клана и события человеческой жизни. Ее воспаленное воображение ничем не могло помочь городу и ее вымершему клану. Что произошло, то произошло. Ей так или иначе придется подождать до утра, чтобы ее опасения подтвердились или не подтвердились. Она снова легла, натянула плащ до подбородка и дала мыслям улечься. Вскоре спокойный сон без сновидений овладел ею.
   Когда Габрия проснулась, шел снег. Это был не снегопад, а легкий, сыпучий дождь из снежинок, ложившихся узором на черную спину Нэры и припудривающих землю белой пылью. Габрия отряхнула свои вещи от снега, наскоро перекусила и вскочила в седло.
   Они покинули свое пристанище, не оглядываясь, и медленной рысью направились к северу сквозь падающий снег. Корин Трелд был уже недалеко, и Габрия не хотела пропустить его за стеной снега.
   К счастью, снежный дождь длился недолго. Перед наступлением полдня, когда Нэра была уже почти у цели, снег кончился и тучи стали рассеиваться.
   Сердце Габрии учащенно забилось…
   — Это совсем близко, — прошептала она. — Только обогнуть вон тот ручей и взобраться на вершину холма.
   Нэра перешла на галоп. Она спустилась с горы, одним махом перепрыгнула поток, и не делая ни шагу в сторону, достигла пологого откоса холма.
   Солнце вдруг прорвалось сквозь тучи, и его лучи достигли земли. Хуннули остановилась на вершине холма.
   Затаив дыхание, Габрия подумала, а то ли это место? Все было подобно тому, что она помнила: широкий луг был окружен деревьями с двух сторон, позади простирались темные горы, маленький ручеек журчал меж камней, все те же деревья, где так любили играть дети.
   Внезапно боль пронзила Габрию: это был тот самый луг, она не узнала его, потому что странен он был пустым и безлюдным вместо прежнего, оживленного и цветущего.
   Габрия вскинула руки и издала крик радости. Ее предчувствие сбылось: на широком поле возвышался новый холмик, увенчанный копьями; покрывавший его снег сверкал на солнце. Она соскочила с лошади и побежала к холму.
   На полдороги она сорвала плащ Хулинина и сбросила его на землю, затем выхватила меч и издала победный клич Корина. Крик пронесся над пустынным лугом. Девушка добежала до холма и сквозь кольцо копий, окружавшее его, взобралась на самую вершину. Меч ее взметнулся вверх.
   — Да здравствует Корин! — крикнула она. — Отец, ты отмщен, я сделала это!
   Тишина была ей ответом. Она прислушалась к ветру, игравшему травами, к журчанию ручья. Ей все еще казалось, что вот-вот зазвучат любимые голоса, признательные за ее подвиг, но ответить ей было некому. Она еще раз огляделась, казалось, где-то рядом отец и братья.
   …Луг был пуст, и только ветер гулял по нему.
   Радость Габрии постепенно угасла. У ее ног, под землей, лежала сотня людей Корина; ее отец, лорд Датлар, три старших брата, ее брат-близнец Габрэн. Они ушли, ушли далеко, они не принадлежали более этому миру. Ее семья была среди теней, в царстве богов. Они знают о ее победе над убийцей Медбом и о цене, которую она за нее заплатила, но они никогда не смогут разделить ее славу. Они ушли навсегда.
   Глаза Габрии наполнялись слезами. Молодые весенние ростки уже покрывали холм; тела павших были скрыты под землей, как под покрывалом. Девушка заметила, что копья уже начали гнуться, и она обошла кругом кольцо, пока не выпрямила все, одно за другим. Закончив, она спустилась вниз.
   Почти целый день Габрия бродила по разрушенному трелду, вспоминая места, которые она так любила; здесь был шатер ее отца, здесь возвышался Шатер вождей, любовно построенный ими из дерева и кораллов, здесь стояли шатры ее братьев и друзей. Все было разрушено врагом во время боя, но Габрия находила следы, по которым узнавала, что здесь было раньше. Основание Шатра вождей поросло сорняками; несколько полусгнивших бревен — вот все, что осталось от его убранства.
   Теперь Габрия подошла к месту у края крепости. На земле было лишь небольшое выжженное пятно, как зарубка, но Габрия никогда бы не забыла этого места. Сюда она перенесла тело своего отца и положила рядом с ним своих братьев. Потом она соорудила навес из бревен и подожгла их, как подобалось героям. Это было все, что она могла сделать в одиночестве.
   Тот, кто пришел позже и похоронил павших воинов клана и пепел, оставшийся от лорда Датлара и его сыновей, не оставил после себя следов. Но все было сделано как подобает, и Габрия мысленно поблагодарила незнакомого благодетеля, который так много сделал, чтобы воздать погибшим причитавшиеся им почести. Габрия долго смотрела на землю, вспоминая лица родных. Но теперь эти воспоминания согревали и успокаивали ее. Ушли боль и мука. Все печали были успокоены.
   В последний раз обошла она город. Около развалин, оставшихся от Шатра вождей, она остановилась и посмотрела вокруг. Все, кроме траурного холма и руин, выглядело так, как много лет назад, когда клан Корина впервые решил остановиться здесь на зиму. Девушка горько усмехнулась. Земля не помнила того, как кровь струилась потоками, земля не изменилась. Видно, природа не меняется от человеческих болей и радостей.
   — Прощайте, братья! — крикнула она в глубину луга. — Спите спокойно.
   Она печально повернулась к Нэре, накинула на плечи плащ Хулинина и вскочила в седло.
   — Мы можем возвращаться. Мне здесь больше нечего делать.
   Лошадь повернулась лицом к траурному холму. Ее передние копыта взметнулись вверх — жест, которым хуннули выказывают почтение и уважение. Затем ее ноги вновь коснулись земли. Вместе с Габрией окинули они луг прощальным взором. Нэра повернулась к югу и поскакала прочь.

3

   Двумя днями позже Габрия и Нэра подъезжали к опаленной горячей весной равнине у подножия Дархорна. Они остановились неподалеку от Волчьей тропы, там же, где и год назад, когда они перевязывали раны после битвы с волками. Среди пузырящихся источников они нашли небольшое озерцо. Теплая вода манила, и девушка и лошадь вместе целый день с наслаждением плескались, смывая грязь путешествия. К вечеру Габрия была как никогда успокоившейся и отдохнувшей. Просушивая на солнце мокрые волосы, она вспомнила Этлона, вспоминала Хулинин Трелд и внезапно поняла, что ей не терпится увидеть их снова. Через два дня истечет срок ее изгнания, и она законно вернется в клан. Только сейчас в первый раз она почувствовала, что возвращается домой.
   Девушка улыбнулась своим мыслям и принялась одеваться. Она натянула штаны, щелкнула застежкой золотого плаща. Через два дня она будет дома — наконец-то!
   Они расположились на ночь около все тех же источников. Нэра паслась неподалеку, пощипывая густую и сладкую весеннюю траву. Но заснуть Габрии не удалось. Она едва устроилась поудобнее, когда кобылица вдруг тряхнула головой и втянула носом ночной воздух. Девушка приподнялась:
   — В чем дело, Нэра?
   «Не беспокойся, Габрия. Я скоро вернусь».
   Не сказав больше ни слова, Нэра галопом умчалась в темноту. Ничего не понимая, Габрия крикнула ей вдогонку:
   — Подожди!
   Она вскочила на ноги и побежала за лошадью, но та уже исчезла из виду.
   Габрия была совершенно сбита с толку. Что происходит с ее лошадью? Еще не было случая, чтобы Нэра уходила куда-то одна, ничего не объяснив. Родить она еще не должна — слишком рано, да и она сказала бы Габрии об этом. И уж наверняка не приближение опасности заставило Нэру уйти; она никогда не оставила бы девушку одну, без защиты. Габрия вновь закуталась в одеяло и попыталась уснуть. Нэра сказала, что все в порядке, но не волноваться было невозможно. Девушка так и не смогла уснуть — сон не шел к ней.
   На рассвете издалека до нее донесся стук копыт, эхом разносящийся по маленькой долине. Габрия резко вскочила и побежала на звук мерного топота. Она с трудом различила в предутреннем тумане очертания Нэры.
   Нэра тяжело дышала, ее бока блестели от пота.
   «Мы должны идти».
   — Идти?! — закричала Габрия. — Куда идти? Где ты была?
   «Я должна привести тебя на гору. К Колесу. Тебя хотят видеть».
   — Кто?!
   Копыта стучали по земле. Нэра, очевидно, была чрезвычайно взволнована.
   «Габрия, я прошу тебя. Ты все увидишь».
   Девушка удивленно смотрела на лошадь. Если бы кто-то другой, а не Нэра, требовал этого, Габрия настояла бы, чтобы ей объяснили, куда они идут, прежде чем отправиться. Но сейчас она лишь пожала плечами, собрала вещи и, не говоря ни слова, вскочила на хуннули. С Нэрой она всегда чувствовала себя в безопасности, куда бы они не направлялись.
   Долина горячих целебных ключей осталась позади, и Нэра направилась к горам. Было пока еще довольно темно, но хуннули уверенно бежала рысью по каменистой дороге, как будто она была освещена солнцем. Габрия собрала все свои силы, чтобы удержаться в седле, пока Нэра стремительно неслась вперед, к самому сердцу Дархорна, к одной, только ей известной, цели.
   — Нэра, помедленней, прошу тебя! — закричала Габрия.
   Нэра неслась еще быстрее, словно не слыша.
   «Мы должны быть на месте к рассвету».
   — Где быть?!
   «У Колеса», — было ей ответом.
   У Колеса. Габрия никогда не была в этом загадочном месте. Она только знала о нем из древних баллад, сложенных бардами.
   Колесо было построено в горах Валорианом, где-то неподалеку от Тропы, куда, с запада на плодородные луга, он привел своих первых людей. Но что такое Колесо и где оно находится, в точности не знал никто; баллады, со временем обрастая подробностями, становились все более похожими на сказку; Тропа была забыта, по мере того как люди осваивали равнины и переставали вспоминать прошлое.
   Габрия стиснула зубы и плотнее прижалась к Нэре. Напрягшись изо всех сил, она старалась не соскочить на землю из-за неистовых толчков, а лошадь все мчалась вперед безудержным галопом. Еще немного, и она, Габрия, поймет, что происходит, она увидит это место и того, кто прислал за ней.
   Нэра продолжала бежать, поднимаясь все выше, к каменистому плато, через лес сосен и темных, мрачных елей, сквозь плен густой поросли. Они ныряли в каменные овраги, проносились мимо горных лугов, где паслись олени, перепрыгивали гладкие и чистые участки, жизнь на которых прекратилась после пожара или обвала. Бесснежие прошедшей зимы здесь, высоко в горах, было особенно заметно. Там, где в другие годы Габрию занесло бы с головой, сейчас было не больше нескольких футов снега. Нэра без особых затруднений преодолевала даже низины.
   К восходу солнца они были недалеко от двойных зубцов Волчьей тропы. В верхней части склонов деревья росли редко и скучно. Нэра перешла на рысь, замедлив бег. Дыхание ее было тяжелым и прерывистым, черное тело вспотело от напряжения, от него исходил пар, заметный в холодном тонком воздухе.
   Габрия похлопала рукой по шее лошади. Она была очень обеспокоена; Нэре нельзя было так бегать в ее положении. Куда бы мы ни направлялись, подумала девушка, для Нэры важнее оберегать себя и своего неродившегося жеребенка.
   «Мы почти у цели», — сказала ей лошадь.
   Девушка вздохнула с облегчением. Она в первый раз видела, как утро, крадучись, приходит в горы, гася звезды и обрисовывая вершины мягким, слабым светом.
   Нэра поднялась на каменистую гряду, миновала поросль карликовых сосен и гряду валунов, подойдя к кромке широкого плато. Там она остановилась и удовлетворенно заржала.
   Габрия, заинтригованная, огляделась вокруг. Плато, примыкавшее к северной стороне двузубчатой скалы, было плоским, как гигантская тарелка. Его голая каменистая поверхность была дочиста выметена ветром. Плато казалось абсолютно безлюдным, и Габрия спросила удивленно:
   — Здесь?
   Нэра мотнула головой в сторону вершины. Габрия последовала туда же взглядом и различила едва видимую тропу, разделявшую зубцы горы.
   «Колесо здесь. Смотри внимательно. Они уже на подходе».
   — Кто такие «они»? — недоумевала Габрия.
   Нэра не отвечала. Она все еще пристально вглядывалась в очертания вершин, будто ожидая появления кого-то. Лошадь пошевелила ушами, ее ноздри напряженно втянули холодный воздух.
   Габрия покачала головой и соскользнула на землю. Ее ступни и ладони затекли от долгой езды верхом; было так приятно вновь ощутить под ногами твердую почву. Она полной грудью вдохнула горный воздух, восхитительно пахнущий морозом и древесной корой. Девушка подошла к краю площадки и глянула вниз, туда, где горы стремительно сбегали к холмам Дархорна. Ее взгляд рассеянно скользил по склонам, а солнце постепенно поднималось, заливая своим светом далекие равнины. Вечные цвета долины Рамсарина — цвета кланов: синий, пурпурный, алый, желтый — медленно выходили из тьмы в сиянии своих красок. С выступа, на котором стояла Габрия, можно было легко охватить взглядом восток, где пастбища ее клана простирались до горизонта.