Страница:
Энвин сжала лапу, оставляя синяки на ее теле.
— Прекрасный вид, не так ли, миледи? — Хриплый голос драконихи вызывал отвращение. — Посмотри внимательно на свой народ — видишь, какой ужас ты навлекла на их головы, Дитя Неба! Ну как, нравится вид?
Энвин резко взмахнула крыльями, тугая волна воздуха ударила в лицо Рапсодии, и она едва не потеряла сознание. Дракониха была слишком сильна, однако Рапсодия продолжала безнадежные попытки вырваться. Ничего не получалось.
— Будь ты проклята, Энвин! — закричала она, пробуя высвободить свой меч.
— Слишком поздно. — Могучий дракон захихикал, звук был такой, будто кто-то скребет ножом по стеклу.
— Прекрати, — задыхаясь, проговорила Рапсодия, когда чудовище понеслось к земле, а потом замахало огромными крыльями и вновь взмыло в небеса. — Внизу твой народ, он тебе служил! Так не дай ему погибнуть.
— Они меня предали, — прошипела дракониха, паря над полем битвы, где люди и болги сражались с восставшими из могил трупами людей и болгов. — Все они так или иначе предавали меня. Как предала меня ты. И…
Трижды послышалось негромкое серебристое гудение. Ярко-алая кровь брызнула в лицо Рапсодии. Дракониха рванулась в сторону и испустила крик ярости и боли. Рапсодия ощутила, как слабеет хватка Энвин: один из когтей оторвался и полетел вниз вместе с надетым на него серебряным рогом, и рука Рапсодии с зажатым в ней мечом оказалась свободной.
Ей пришлось схватиться левой рукой за когтистую лапу, чтобы не упасть. Только тут Рапсодия заметила половину блестящего голубого диска квеллана, торчащего из раненой лапы. Рядом наверняка было еще два — оружие Акмеда всегда выпускало диски тройками.
Дракониха снова закричала и затрясла лапами. Теперь Энвин летела по спирали, изрыгая на землю огонь.
Ухватившись покрепче за лапу левой рукой, Рапсодия вонзила меч между сочленениями крыла дракона. Пылающий клинок вошел в плоть огромного змея с такой легкостью, словно резал полог палатки. Образовалась дыра с неровными почерневшими краями. Энвин взревела от боли и принялась бить раненым крылом, пытаясь сбросить мучительницу на землю.
Дракониха вновь резко развернулась, и мир перед глазами Рапсодии почернел. Она понимала, что неминуемо разобьется, если рухнет с небес на землю. Потом Рапсодия сообразила, что чем дальше от поля сражения они упадут, тем меньше людей пострадает. В ее затуманенном сознании вдруг возникла мысль: Рапсодия поняла, чего больше всего боится дракониха.
Набрав в легкие побольше воздуха, Рапсодия крикнула:
— Энвин ап Меритин туат Элинсинос, я даю тебе новое имя: Пустое Прошлое, Забытое Прошлое. Я вверяю память о тебе тем, кто уже умер, проклятая тварь!
— Нет! — вскричала дракониха.
Сидя на вершине скалы, Акмед перезарядил квеллан. У него вспотели пальцы, пока он оттягивал пружину, чтобы вставить на место острые прочные диски из райзина. Столетия назад Гвиллиам сделал их именно для этих целей. Акмед ждал, когда дракон окажется в нижней точке своего полета к земле. Затем подал знак Анборну, скакавшему вслед за драконом.
Анборн пришпорил коня.
Акмед прицелился в фасеточный глаз, голубой, точно огонь в сердце Земли, сделал поправку на скорость полета и произнес короткую молитву.
А потом выстрелил.
Квеллан ударил его в плечо, посылая волны боли по всему телу.
Даже на таком огромном расстоянии Акмед ощущал, как диски разрезают воздух, а потом рассекают глаз мерзкой твари.
Он увидел, как дракониха, взревев от боли, буквально встала на дыбы.
Зажатый в твердой руке Рапсодии сверкающий клинок, чье сияние терялось на фоне черного дыма, застилающего небо, исчез в теле чудовища. Рапсодия вонзила Звездный Горн под вытянутое крыло. Огромная лапа разжалась, Рапсодия прокатилась вдоль чешуйчатого живота, продолжая рубить клинком плоть дракона, а затем полетела вниз. Меч выпал из ее руки и, словно падающая звезда, прочертил огненную дугу в воздухе.
Анборн вновь безжалостно пришпорил коня. Человек и животное превратились в единое целое и мчались вперед, чтобы подхватить падающее с неба тело. В ушах Анборна звенели слова Мэнвин, Прорицательницы Будущего, произнесенные на Совете много веков назад; потом их повторил голос Ронвин, когда Будущее стало Настоящим.
«Если ты хочешь залечить разрыв в своей душе, генерал, береги Небо, чтобы оно не упало».
«Береги Небо, чтобы оно не упало».
«Чтобы оно не упало».
Он видел, как летит к земле тело Рапсодии, вот оно, совсем рядом, — король фирболгов прекрасно рассчитал время своего выстрела. Анборн последним усилием бросил коня вперед, и Рапсодия упала ему в руки. Он поймал ее, вырвал из невесомого воздуха, и они покатились по земле, Рапсодия, воин и лошадь, под жуткий звук ломающихся костей, сквозь волны боли, ослепившей Анборна, а потом он провалился в благословенную тишину.
Рапсодия слышала далекий голос Грунтора, выкрикивающего ее имя. Она попыталась пошевелиться, но обнаружила, что стоит на четвереньках, придавленная сверху чем-то ужасно тяжелым, не дающим свободно вдохнуть.
Голос Грунтора стал громче и приблизился. Рапсодия ощутила, как исчезает тяжесть, а потом она оказалась в кольце знакомых теплых рук. Она открыла глаза и увидела огромное зеленое лицо своего друга, в ужасе смотрящего на нее.
— Твоя светлость? Ты в порядке? Ты живая?
Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. В тот же миг ее тело пронзила острая боль.
— Благодарение богам, — прошептал Грунтор, прижимаясь лбом к ее лицу.
В землю за их спинами ударил сноп огня, и великан моментально нырнул за груду вывороченной земли. Раненая дракониха кругами летала над ними, поливая землю огнем.
Кровь Рапсодии вскипела.
— С меня хватит, — сказала она, сердито стряхивая комья грязи с разорванного платья. — Где Акмед?
— У тебя за спиной, — послышался скрипучий голос, — там, где я буду всегда.
Рапсодия обернулась и увидела короля фирболгов. Она быстро обняла его и показала на разбитый Помост на самом верху Чаши.
— Пошли. — Она притопнула ногой, грозно поглядывая на небо. — Пора воплотить в жизнь еще одно пророчество, будь они все прокляты.
— Хрекин, — мрачно ответил Акмед. — Надеюсь, оно будет последним.
86
— Прекрасный вид, не так ли, миледи? — Хриплый голос драконихи вызывал отвращение. — Посмотри внимательно на свой народ — видишь, какой ужас ты навлекла на их головы, Дитя Неба! Ну как, нравится вид?
Энвин резко взмахнула крыльями, тугая волна воздуха ударила в лицо Рапсодии, и она едва не потеряла сознание. Дракониха была слишком сильна, однако Рапсодия продолжала безнадежные попытки вырваться. Ничего не получалось.
— Будь ты проклята, Энвин! — закричала она, пробуя высвободить свой меч.
— Слишком поздно. — Могучий дракон захихикал, звук был такой, будто кто-то скребет ножом по стеклу.
— Прекрати, — задыхаясь, проговорила Рапсодия, когда чудовище понеслось к земле, а потом замахало огромными крыльями и вновь взмыло в небеса. — Внизу твой народ, он тебе служил! Так не дай ему погибнуть.
— Они меня предали, — прошипела дракониха, паря над полем битвы, где люди и болги сражались с восставшими из могил трупами людей и болгов. — Все они так или иначе предавали меня. Как предала меня ты. И…
Трижды послышалось негромкое серебристое гудение. Ярко-алая кровь брызнула в лицо Рапсодии. Дракониха рванулась в сторону и испустила крик ярости и боли. Рапсодия ощутила, как слабеет хватка Энвин: один из когтей оторвался и полетел вниз вместе с надетым на него серебряным рогом, и рука Рапсодии с зажатым в ней мечом оказалась свободной.
Ей пришлось схватиться левой рукой за когтистую лапу, чтобы не упасть. Только тут Рапсодия заметила половину блестящего голубого диска квеллана, торчащего из раненой лапы. Рядом наверняка было еще два — оружие Акмеда всегда выпускало диски тройками.
Дракониха снова закричала и затрясла лапами. Теперь Энвин летела по спирали, изрыгая на землю огонь.
Ухватившись покрепче за лапу левой рукой, Рапсодия вонзила меч между сочленениями крыла дракона. Пылающий клинок вошел в плоть огромного змея с такой легкостью, словно резал полог палатки. Образовалась дыра с неровными почерневшими краями. Энвин взревела от боли и принялась бить раненым крылом, пытаясь сбросить мучительницу на землю.
Дракониха вновь резко развернулась, и мир перед глазами Рапсодии почернел. Она понимала, что неминуемо разобьется, если рухнет с небес на землю. Потом Рапсодия сообразила, что чем дальше от поля сражения они упадут, тем меньше людей пострадает. В ее затуманенном сознании вдруг возникла мысль: Рапсодия поняла, чего больше всего боится дракониха.
Набрав в легкие побольше воздуха, Рапсодия крикнула:
— Энвин ап Меритин туат Элинсинос, я даю тебе новое имя: Пустое Прошлое, Забытое Прошлое. Я вверяю память о тебе тем, кто уже умер, проклятая тварь!
— Нет! — вскричала дракониха.
Сидя на вершине скалы, Акмед перезарядил квеллан. У него вспотели пальцы, пока он оттягивал пружину, чтобы вставить на место острые прочные диски из райзина. Столетия назад Гвиллиам сделал их именно для этих целей. Акмед ждал, когда дракон окажется в нижней точке своего полета к земле. Затем подал знак Анборну, скакавшему вслед за драконом.
Анборн пришпорил коня.
Акмед прицелился в фасеточный глаз, голубой, точно огонь в сердце Земли, сделал поправку на скорость полета и произнес короткую молитву.
А потом выстрелил.
Квеллан ударил его в плечо, посылая волны боли по всему телу.
Даже на таком огромном расстоянии Акмед ощущал, как диски разрезают воздух, а потом рассекают глаз мерзкой твари.
Он увидел, как дракониха, взревев от боли, буквально встала на дыбы.
Зажатый в твердой руке Рапсодии сверкающий клинок, чье сияние терялось на фоне черного дыма, застилающего небо, исчез в теле чудовища. Рапсодия вонзила Звездный Горн под вытянутое крыло. Огромная лапа разжалась, Рапсодия прокатилась вдоль чешуйчатого живота, продолжая рубить клинком плоть дракона, а затем полетела вниз. Меч выпал из ее руки и, словно падающая звезда, прочертил огненную дугу в воздухе.
Анборн вновь безжалостно пришпорил коня. Человек и животное превратились в единое целое и мчались вперед, чтобы подхватить падающее с неба тело. В ушах Анборна звенели слова Мэнвин, Прорицательницы Будущего, произнесенные на Совете много веков назад; потом их повторил голос Ронвин, когда Будущее стало Настоящим.
«Если ты хочешь залечить разрыв в своей душе, генерал, береги Небо, чтобы оно не упало».
«Береги Небо, чтобы оно не упало».
«Чтобы оно не упало».
Он видел, как летит к земле тело Рапсодии, вот оно, совсем рядом, — король фирболгов прекрасно рассчитал время своего выстрела. Анборн последним усилием бросил коня вперед, и Рапсодия упала ему в руки. Он поймал ее, вырвал из невесомого воздуха, и они покатились по земле, Рапсодия, воин и лошадь, под жуткий звук ломающихся костей, сквозь волны боли, ослепившей Анборна, а потом он провалился в благословенную тишину.
Рапсодия слышала далекий голос Грунтора, выкрикивающего ее имя. Она попыталась пошевелиться, но обнаружила, что стоит на четвереньках, придавленная сверху чем-то ужасно тяжелым, не дающим свободно вдохнуть.
Голос Грунтора стал громче и приблизился. Рапсодия ощутила, как исчезает тяжесть, а потом она оказалась в кольце знакомых теплых рук. Она открыла глаза и увидела огромное зеленое лицо своего друга, в ужасе смотрящего на нее.
— Твоя светлость? Ты в порядке? Ты живая?
Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. В тот же миг ее тело пронзила острая боль.
— Благодарение богам, — прошептал Грунтор, прижимаясь лбом к ее лицу.
В землю за их спинами ударил сноп огня, и великан моментально нырнул за груду вывороченной земли. Раненая дракониха кругами летала над ними, поливая землю огнем.
Кровь Рапсодии вскипела.
— С меня хватит, — сказала она, сердито стряхивая комья грязи с разорванного платья. — Где Акмед?
— У тебя за спиной, — послышался скрипучий голос, — там, где я буду всегда.
Рапсодия обернулась и увидела короля фирболгов. Она быстро обняла его и показала на разбитый Помост на самом верху Чаши.
— Пошли. — Она притопнула ногой, грозно поглядывая на небо. — Пора воплотить в жизнь еще одно пророчество, будь они все прокляты.
— Хрекин, — мрачно ответил Акмед. — Надеюсь, оно будет последним.
86
Шум сражения рвал воздух, а Трое, не обращая ни на что внимания, перебирались через трещины и расселины, возникшие на месте ровных зеленых полей Кревенсфилдской равнины. Повсюду лежали тела погибших, полуразложившихся зомби и намерьенов, еще утром радовавшихся помолвке своих суверенов. Солнце успело зайти, но никто этого не заметил — с полудня над полем боя царил мрак от клубов дыма и пыли.
Рапсодия нашла свой меч неподалеку от того места, где она упала. Он сиял в темноте, призывая свою хозяйку. Теперь он покоился в ножнах, и Трое пробирались по развалинам Чаши, разрушенному символу мира, созданному Гвиллиамом. Именно здесь много столетий назад собралась великая нация, намеревавшаяся построить империю. Империю, просуществовавшую несколько веков и оставившую яркий след в истории человечества. А потом империя рухнула из-за непомерной жажды личной власти.
Внутри Чаши продолжал сражаться с мертвецами Эши, спасая своих подданных от верной смерти. Он остался один, враг окружал его со всех сторон, как в тот день, на Кревенсфилдской равнине, когда он защищал Шрайка.
Акмед вскинул свой квеллан и навел его на зомби, атаковавших Короля намерьенов.
— Эши! — крикнул Акмед.
Эши повернулся и быстро взглянул на него.
— Ты не откажешься от моей помощи на сей раз?
Продолжая наносить удары, Король намерьенов благодарно кивнул.
Акмед выстрелил. Блестящие диски, подобно вылетающим из костра искрам, помчались вперед, рассекая шеи мертвецов, атаковавших Эши. Акмед снова и снова перезаряжал свое оружие, посылая в толпу зомби смертоносную сталь, — мертвецы падали на землю, как подкошенные.
Затем Трое были вынуждены спрятаться под каменным козырьком — над ними пронесся раненый дракон, ревущий от боли и ярости. Ночь расцвела оранжевым огнем — дракон продолжал изрыгать пламя. Рапсодии пришлось затаптывать пламя, когда вспыхнул плащ Грунтора.
— Эши! — прокричала она, поднимаясь к Помосту Созывающего. — Уходи из Чаши!
Вслед за болгами она перебиралась через завалы, один раз упала, расцарапала колени и разорвала в клочья подол платья, но в конце концов залезла на Помост.
Она в смятении смотрела на далекие поля, где все еще кипела битва. Армия фирболгов объединила силы с солдатами Роланда, и они вместе с оставшимися в живых намерьенами продолжали сражаться с кошмарами Прошлого.
Рапсодия оглядела развалины Чаши. Огромная трещина рассекала плоскую центральную часть, где еще утром намерьены праздновали рассвет новой эры. Она повернулась к Акмеду и Грунтору.
— Там? — спросила она.
Оба болга кивнули.
Она услышала шум и тяжелое дыхание у себя за спиной. Акмед развернул квеллан и направил его в темноту. Через мгновение появился залитый кровью Эши, в рассеченных доспехах, измазанный могильной землей. Глаза Рапсодии наполнились слезами — перед ней стоял настоящий Король намерьенов.
Он обнял ее, но она сразу же оттолкнула его, не спуская глаз с неба, где рыскал дракон. Рапсодия увидела Энвин, кружащую над полем битвы и сеявшую огненную смерть среди болгов и людей. Дракониха искала Королеву намерьенов.
Рапсодия вытащила из ножен Звездный Горн, и его чистое пламя озарило темноту ночи, наполнив воздух звоном справедливой ярости, заглушившим все остальные звуки.
— Энвин! — негромко позвала Рапсодия, но от ее голоса вздрогнула земля и эхо прокатилось над Зубами и Кревенсфилдской равниной. — Энвин, ты боишься! Я здесь, Энвин!
Дракониха развернулась и понеслась к Чаше.
Грунтор и Акмед помогли Рапсодии поднять клинок повыше. Она поискала в небе звезду, ее взгляд остановился на Карендрилл, бело-голубой звезде, под которой лирины пели свои мирные песни.
— Вы готовы? — спросила она, стараясь держать меч ровно. — Этого момента ждали все с конца Первого века. Наши слова будут наполнены силой — мы должны быть осторожны.
Оба болга посмотрели в небо на приближающегося дракона и кивнули.
Акмед ощутил, как под пылающим клинком меча устанавливается тишина и биение его сердца вызывает эхо, тяжело отдающееся в ушах. Кровь в его жилах вскипела, ожила, наливаясь энергией, почерпнутой из прежней жизни и переданная ему бежавшими с Серендаира и оставшимися в живых в сегодняшней битве дракианами. Они прятались в полях, спасаясь от гнева разъяренного дракона. Он чувствовал ужас своих сородичей, их объединяла общая история и надежда на будущее. И с его губ слетели слова, как никогда похожие на молитву:
— Пусть здесь не прольется больше ни одной капли крови.
Дитя Крови.
Янтарные глаза великана, молча стоявшего рядом, наполнились слезами скорби. Эти глаза видели множество трагедий, войн и смертей, они, не мигая, наблюдали за гибелью целых народов, за разрушительными последствиями деяний порочных правителей, но сейчас все было иначе. В самой глубине своей души, благодаря связи, полученной им после путешествия вдоль Оси Мира, Грунтор чувствовал боль и ужас Земли за тех, кто уже нашел покой в ее объятиях. А теперь их снова заставила страдать женщина, лишенная души. Слезы катились по его щекам, но Грунтор скорбел не о тех, кто сейчас спасался от смерти. Могучий фирболг жалел тех, кто нашел ее столетия назад, а сейчас, без всякой своей вины, был вынужден вернуться под солнце, чтобы вновь пережить ужас битвы после стольких лет безмятежного покоя в материнских объятиях Земли.
— Откройся, Земля, и забери обратно своих детей, — сказал он.
Дитя Земли.
Из всех Троих лишь Рапсодия продолжала бороться с гневом. Ее тело, еще несколько мгновений назад мучительно болевшее после падения с огромной высоты, исцелили могущество меча и звездный огонь, с которым клинок был связан.
«Достаточно, — с горечью подумала она, пытаясь совладать со своей ненавистью к дракону, подлетавшему все ближе. — Ты оскверняешь небо. Оно предназначено хранить мир и не должно служить источником смерти. Небо есть общая душа вселенной, а ты сама сказала, что у тебя нет души».
Рапсодия сделала глубокий вдох, а потом медленно выпустила воздух, не сводя глаз с приближающейся драконихи.
— И если с Неба прольется огонь, он больше не будет служить твоей ненавистной воле, Энвин. Пусть всякий огонь Небес положит конец ссорам и послужит началом новой эры.
Дитя Неба.
Под ними, в Чаше, огромная трещина стала шире и глубже. Тела Павших начали распадаться и покатились в огромную разверстую могилу, как лавина по крутому склону холма.
Свет огненного дыхания дракона озарил стоящих на Помосте людей. Рев жгучей ярости разорвал воздух в Чаше. Истекающее кровью одноглазое чудовище пронеслось над ними. Энвин набрала побольше воздуха, готовясь сжечь Помост Созывающего.
И в этот момент Рапсодия произнесла имя звезды.
Сильнейший порыв ветра сотряс Помост и Чашу. Огонь звезды, чистая неукротимая стихия эфира, предшествующая рождению всех остальных стихий, с оглушительным ревом обрушилась с неба на парящего дракона, уже изготовившегося нанести удар. Чудовище выгнулось, опаленное светом, более ярким, чем солнце, и начало по спирали падать в глубокую расселину посреди Чаши, откуда по его приказанию выходили ожившие мертвецы.
Когда Энвин исчезла в расселине, Грунтор закрыл глаза и приподнял плечи, одновременно крепко сжав ладони, словно лепил что-то из невидимой глины. Пол Чаши задрожал, и края расселины быстро сомкнулись, образов огромный курган.
Рапсодия вновь произнесла имя звезды, на сей раз вниз пролился чистый и прозрачный свет, омыл Чашу и навеки запечатал землю, где лежал дракон.
Рапсодия услышала, как стихли крики и шум сражения, наступила тишина. Когда звездный свет померк, она посмотрела в темное небо, а потом ее взгляд устремился вниз. Павшие вернулись обратно в Землю, к своему Прошлому, оставив после себя потревоженную землю и страшные разрушения. Сражение прекратилось.
Рапсодия повернулась к Гвидиону и обняла его, он прижал ее к себе, а потом повернулся и обнял двух спутников Рапсодии, разделивших ее прошлое, настоящее и будущее.
— Все кончено, — просто сказала она. — Теперь начинается работа.
Наступившее утро застало Акмеда, Грунтора, Рапсодию и Эши за попытками привести поля и горы, где вчера происходило сражение, в относительный порядок. Они покончили с останками некоторых мертвецов, не желавших возвращаться в свои могилы, подобрали раненых, вызвали целителей. К рассвету удалось собрать всех оставшихся в живых, хотя многие еще не до конца оправились от страшного потрясения.
Тысячи костров освещали следы огромного сражения. Возле одного из них Акмед нашел Тристана Стюарда. Лорд Роланд не получил ранений, но сидел, молча глядя в сторону Чаши, а его рыдающая жена крепко вцепилась ему в руку.
Король фирболгов посмотрел на регента, и в его глазах появилась жалость. Наконец Тристан Стюард повернулся к нему.
— Вам требуется помощь целителей? — спросил Акмед.
Лорд Роланд покачал головой. Король фирболгов кивнул и повернулся, собираясь уйти.
— Подождите, — окликнул его Тристан Стюард.
Тристан молча смотрел на хозяина Канрифа, и Акмед начал проявлять нетерпение.
— Ну?
— Армия… моя армия…
— Да?
Лорд Роланд вновь замолчал.
— Вас посетило вдохновение, когда вы решили привести сюда армию с целью поклясться в верности новым суверенам, — сказал Акмед, стараясь, чтобы его голос звучал искренне. — Теперь ваша армия, как и моя, подчиняется Рапсодии. Вы все рассчитали верно, и только к лучшему, что ваши солдаты присутствовали при ее коронации. Вы именно это хотели сказать?
Тристан Стюард молча кивнул.
— Да, — наконец выдавил он из себя.
— Я так и думал. Прошу меня извинить.
Акмед повернулся и быстро зашагал к другому костру в сопровождении Грунтора и своих адъютантов.
Рапсодия шла по спешно организованному лазарету вместе с Кринсель, повивальной бабкой и Искательницей, обрабатывая раны болгов и людей. Благодаря армиям Роланда и Илорка намерьены пострадали меньше, чем могли бы. Эши и пришедшие к нему на помощь воины помогли большинству выходцев с Серендаира благополучно выбраться из Чаши.
Рапсодия перевязывала сломанную руку смуглому намерьену, принадлежащему к расе кизов, когда к ней подошел хмурый Риал.
— Миледи?
Рапсодия посмотрела на своего вице-короля и улыбнулась, однако тут же помрачнела, увидев выражение его глаз.
— Что случилось?
Риал протянул ей руку.
— Пойдемте со мной, миледи.
Она взяла Риала за руку и последовала за ним. Они прошли через изрытое поле к распростертому на земле телу красивого черного скакуна. Над хозяином коня склонились Фейдрит, король каинов, и Элендра, невольно загораживая его от глаз Певицы. Рапсодия посмотрела на мертвую лошадь и задрожала.
— Нет, — прошептала она. — О боги, нет. Анборн.
Король наинов, из рассеченного лба которого струилась кровь, посмотрел на нее.
— Жизнь еще теплится в нем, — печально сказал Фейдрит. — У него сломана спина.
— Нет, — повторила она и склонилась над телом, встав между королем и Элендрой. — Анборн? Боги, что я с тобой сделала?
Голова намерьенского генерала лежала на коленях короля наинов, тело покрывал красный плащ Риала. Его лицо было мертвенно бледным, но он сумел слабо улыбнуться. Рапсодия взяла его руку в свои ладони.
— Ты помогла мне искупить вину, — тихо проговорил он. — Благодаря тебе исполнилось пророчество Мэнвин. Я нашел самых дальних своих родственников. И поймал небо, когда оно упало. Ты помогла мне… благодаря тебе я сумел залечить разрыв в своей душе… Я починил мост, который сам разрушил так много веков назад… через пропасть, разделявшую намерьенов. Ты видишь? За мной ухаживают лирины и наины, кто бы мог в это поверить?
Слезы покатились по лицу Рапсодии, она сжала его шершавую руку между ладонями и прижала к щеке. Анборн с трудом погладил ее волосы.
— Я бы с удовольствием отдал жизнь… или ноги… чтобы служить вам, миледи, — едва слышно проговорил он. — Это большая честь для меня… стать вашим вассалом.
— Рапсодия! Рапсодия!
Голос Эши заглушил потрескивание огня и вой ветра, в нем слышались отчаяние и страх. Анборн провел рукой по ее щеке.
— Иди… к нему, — приказал он.
— Я вернусь и постараюсь тебя вылечить, — пообещала она, вставая. — Не забывай, я ведь Певица, я исцелю тебя.
— Иди, — повторил Анборн.
Рапсодия оглядела поля, изрытые рваными трещинами и дырами, где лежали раненые и умирающие. Она последовала по ветру за голосом Эши и вскоре оказалась перед входом в Чашу, где еще вчера собирались намерьены, полные самых радужных надежд.
Здесь, возле ворот, скопилось особенно много тел. Эши стоял на коленях возле распростертого на земле лорда Стивена Наварна, своего лучшего друга. Рапсодия поспешила к ним.
— Помоги ему, Ариа, пожалуйста, не дай мне еще раз его потерять…
Голос Эши пресекся.
Он погладил лицо Стивена, пытаясь привести герцога в чувство, но его сине-зеленые глаза смотрели на другие миры.
Рапсодия опустилась на колени на залитую кровью землю и посмотрела на склон холма. Там стоял Гвидион Наварн, ее старший внук, который из последних сил старался сохранить мужество. Он обнимал сестру, Мелисанду, девочка рыдала так, будто ее сердце разбилось на мелкие осколки. Розелла стояла сзади, обнимая обоих за плечи, в ее глазах застыл ужас.
Рапсодия положила руку на грудь герцога, надеясь уловить биение сердца.
— Милорд?
Никакого ответа, кожа под ее пальцами оставалась холодной. Она положила руку ему на шею.
— Милорд?
Пульс был совсем слабым, а в его глазах Рапсодия увидела отражение Покрова Гоэн.
— Ариа, пожалуйста…
— Папа?
Голос Мелисанды вызвал поток воспоминаний. В последний раз Рапсодия разговаривала с лордом Стивеном возле Хагфорта; дул ледяной ветер, и она пришла рассказать о смерти Ллаурона. Он улыбнулся ей своей обычной улыбкой, а в его глазах она прочитала нежность.
«Вы же знаете, Рапсодия, мы с вами почти что одна семья. Неужели вы так и не начнете называть меня просто по имени?»
«Нет, милорд».
Рапсодия задумалась. Однажды ей удалось вернуть к жизни Грунтора, находившегося уже у самого порога смерти, хотя раны Стивена казались ей более серьезными.
— Стивен, — запела она, не убирая руку с его груди. — Стивен, оставайся с нами. — Она повернулась к Эши, его глаза лихорадочно блестели. — Как его зовут, Сэм? Назови его полное имя.
— Стивен ап Вайан ап Хааг туат Юдит.
Она повторила имя, напевая его в тон со слабым биением сердца герцога.
«Отведите свои руки, милорд Роуэн, — взмолилась она, используя силу Дающей Имя. — Оставьте его здесь, с нами, хотя бы ненадолго».
Рапсодия снова и снова повторяла имя Стивена Наварна, ее песня лилась до тех пор, пока не взошло солнце, а в горле не запершило. Когда тонкий луч восхода коснулся земли, она сосредоточилась на нем, пытаясь использовать его тепло, чтобы согреть Стивена, оставить его в этом мире. В ослепительном луче Рапсодия уловила силуэт лорда Роуэна. Он подождет ради нее, остановит свою руку, какими бы тяжелыми ни были раны лорда Стивена, заменит смертный приговор всем намерьенам, которым пришлось столкнуться с восставшими из могил мертвецами. Она сможет исцелить их, дать новые имена, спасти. Рапсодия с облегчением отвернулась, увидев, как уцелевшие солдаты собирают, словно дрова, тела тех, кого Энвин лишила вечного сна и вызвала из могил.
Она вернет их к жизни ради мира и служения высшей цели. Рапсодия представила их себе улыбающимися, перед ней возник образ Стивена, стоящего у двери музея.
И она заплакала. Она знала, что может вернуть его к жизни, но видела, что он уходит.
— Нет, — сказала она, всхлипывая. — Я не могу, Сэм. Не могу. Он должен сделать собственный выбор, сам пройти через Врата или остаться на нашей стороне. Я могу спеть, чтобы он вышел на тропу, но свой путь он выберет сам. Если Смерть решила его забрать, я имею на него прав не больше, чем Энвин.
— Ариа…
— Нет, — повторила она, и ее голос зазвучал тверже. — Я не могу заставить его пройти обратно сквозь Врата. У него есть любимые по обе стороны. Если он выберет другой путь, кто я такая, чтобы ему мешать? У него есть причины остаться и есть основания уйти. И мы должны уважать выбор, который сделают Стивен и Смерть.
Она взяла руку Эши, и он скорбно склонил голову. Они стояли и молча смотрели на Стивена, надеясь, что он вновь начнет дышать и на его щеках появится румянец. Но мгновения шли, его кожа все больше походила на алебастр, а руки холодели.
Когда солнце залило своим светом равнину, последние его отблески исчезли из глаз герцога. Рапсодия продолжала смотреть на него, и ей показалось, что она видит проблеск улыбки из тени Полога Гоэн.
— Будь добр к нему, милорд Роуэн, — прошептала она утреннему ветру.
Стоящий рядом Эши заплакал.
Рапсодия посмотрела на бледные лица Розеллы и детей и протянула к ним руки:
— Быстро! Идите сюда!
Она сжала холодную, как лед, руку Гвидиона Наварна, другой рукой обняла Мелисанду и кивнула на восходящее солнце.
В золотом свете над горизонтом они увидели очертания своего друга, лорда, отца, гордо расправившего плечи. Его тень тянулась к ним. В лучах солнца сияли золотом волосы.
Неожиданно рядом с ним возникла другая, хрупкая тень.
— Кто это? — спросила Мелисанда, прикрывая ладонью глаза.
Рапсодия прижала ее к себе еще крепче и улыбнулась сквозь слезы:
— Твоя мать.
И она тихо запела лиринскую Песнь Ухода, вплетая имя — Стивен — в древнюю погребальную песнь. На несколько мгновений восходящее солнце застыло над горизонтом.
Эши понял, что делает Рапсодия. Он протянул руку и коснулся лица Мелисанды, а потом положил ладонь на плечо Гвидиона Наварна.
— Попрощайтесь с ним, — сказал он детям.
Его голос вновь обрел силу, он отпускал своего друга. Гвидион Наварн поднял голову и посмотрел на далекий горизонт.
— Прощай, отец, — негромко сказал мальчик, а Мелисанда помахала рукой, не в силах вымолвить ни слова.
Позади тихо плакала Розелла.
Из глубин памяти Гвидиона вдруг всплыли слова отца, произнесенные на погребении Талтеи Прекрасной:
«Время держит нас в своих цепких руках, Гвидион. Целитель, как и все смертные, страдающие от капризов Времени, сражается за то, чтобы отсрочить конец, потому что не понимает — иногда она является благословением. Для нас с тобой Время продолжает идти вперед».
Гвидион протянул руку к встающему солнцу.
Оцепеневшая Рапсодия продолжала петь, свет слепил, голова у нее кружилась, сердце замерло, в душе сооружалась дамба, которая должна была остановить неизбежную боль. Наверное, мудрость Чаши дала ей силу сохранять спокойствие ради детей Стивена и всех намерьенов. Ради Эши.
И ради себя самой.
Она в последний раз смотрела на тех, кто стоял в далеком свете зеленой мирной долины за Покровом Гоэн.
Рапсодия допела погребальную песнь до конца.
— Прощай, Стивен, — прошептала она. — Я позабочусь о них за тебя.
Рапсодия нашла свой меч неподалеку от того места, где она упала. Он сиял в темноте, призывая свою хозяйку. Теперь он покоился в ножнах, и Трое пробирались по развалинам Чаши, разрушенному символу мира, созданному Гвиллиамом. Именно здесь много столетий назад собралась великая нация, намеревавшаяся построить империю. Империю, просуществовавшую несколько веков и оставившую яркий след в истории человечества. А потом империя рухнула из-за непомерной жажды личной власти.
Внутри Чаши продолжал сражаться с мертвецами Эши, спасая своих подданных от верной смерти. Он остался один, враг окружал его со всех сторон, как в тот день, на Кревенсфилдской равнине, когда он защищал Шрайка.
Акмед вскинул свой квеллан и навел его на зомби, атаковавших Короля намерьенов.
— Эши! — крикнул Акмед.
Эши повернулся и быстро взглянул на него.
— Ты не откажешься от моей помощи на сей раз?
Продолжая наносить удары, Король намерьенов благодарно кивнул.
Акмед выстрелил. Блестящие диски, подобно вылетающим из костра искрам, помчались вперед, рассекая шеи мертвецов, атаковавших Эши. Акмед снова и снова перезаряжал свое оружие, посылая в толпу зомби смертоносную сталь, — мертвецы падали на землю, как подкошенные.
Затем Трое были вынуждены спрятаться под каменным козырьком — над ними пронесся раненый дракон, ревущий от боли и ярости. Ночь расцвела оранжевым огнем — дракон продолжал изрыгать пламя. Рапсодии пришлось затаптывать пламя, когда вспыхнул плащ Грунтора.
— Эши! — прокричала она, поднимаясь к Помосту Созывающего. — Уходи из Чаши!
Вслед за болгами она перебиралась через завалы, один раз упала, расцарапала колени и разорвала в клочья подол платья, но в конце концов залезла на Помост.
Она в смятении смотрела на далекие поля, где все еще кипела битва. Армия фирболгов объединила силы с солдатами Роланда, и они вместе с оставшимися в живых намерьенами продолжали сражаться с кошмарами Прошлого.
Рапсодия оглядела развалины Чаши. Огромная трещина рассекала плоскую центральную часть, где еще утром намерьены праздновали рассвет новой эры. Она повернулась к Акмеду и Грунтору.
— Там? — спросила она.
Оба болга кивнули.
Она услышала шум и тяжелое дыхание у себя за спиной. Акмед развернул квеллан и направил его в темноту. Через мгновение появился залитый кровью Эши, в рассеченных доспехах, измазанный могильной землей. Глаза Рапсодии наполнились слезами — перед ней стоял настоящий Король намерьенов.
Он обнял ее, но она сразу же оттолкнула его, не спуская глаз с неба, где рыскал дракон. Рапсодия увидела Энвин, кружащую над полем битвы и сеявшую огненную смерть среди болгов и людей. Дракониха искала Королеву намерьенов.
Рапсодия вытащила из ножен Звездный Горн, и его чистое пламя озарило темноту ночи, наполнив воздух звоном справедливой ярости, заглушившим все остальные звуки.
— Энвин! — негромко позвала Рапсодия, но от ее голоса вздрогнула земля и эхо прокатилось над Зубами и Кревенсфилдской равниной. — Энвин, ты боишься! Я здесь, Энвин!
Дракониха развернулась и понеслась к Чаше.
Грунтор и Акмед помогли Рапсодии поднять клинок повыше. Она поискала в небе звезду, ее взгляд остановился на Карендрилл, бело-голубой звезде, под которой лирины пели свои мирные песни.
— Вы готовы? — спросила она, стараясь держать меч ровно. — Этого момента ждали все с конца Первого века. Наши слова будут наполнены силой — мы должны быть осторожны.
Оба болга посмотрели в небо на приближающегося дракона и кивнули.
Акмед ощутил, как под пылающим клинком меча устанавливается тишина и биение его сердца вызывает эхо, тяжело отдающееся в ушах. Кровь в его жилах вскипела, ожила, наливаясь энергией, почерпнутой из прежней жизни и переданная ему бежавшими с Серендаира и оставшимися в живых в сегодняшней битве дракианами. Они прятались в полях, спасаясь от гнева разъяренного дракона. Он чувствовал ужас своих сородичей, их объединяла общая история и надежда на будущее. И с его губ слетели слова, как никогда похожие на молитву:
— Пусть здесь не прольется больше ни одной капли крови.
Дитя Крови.
Янтарные глаза великана, молча стоявшего рядом, наполнились слезами скорби. Эти глаза видели множество трагедий, войн и смертей, они, не мигая, наблюдали за гибелью целых народов, за разрушительными последствиями деяний порочных правителей, но сейчас все было иначе. В самой глубине своей души, благодаря связи, полученной им после путешествия вдоль Оси Мира, Грунтор чувствовал боль и ужас Земли за тех, кто уже нашел покой в ее объятиях. А теперь их снова заставила страдать женщина, лишенная души. Слезы катились по его щекам, но Грунтор скорбел не о тех, кто сейчас спасался от смерти. Могучий фирболг жалел тех, кто нашел ее столетия назад, а сейчас, без всякой своей вины, был вынужден вернуться под солнце, чтобы вновь пережить ужас битвы после стольких лет безмятежного покоя в материнских объятиях Земли.
— Откройся, Земля, и забери обратно своих детей, — сказал он.
Дитя Земли.
Из всех Троих лишь Рапсодия продолжала бороться с гневом. Ее тело, еще несколько мгновений назад мучительно болевшее после падения с огромной высоты, исцелили могущество меча и звездный огонь, с которым клинок был связан.
«Достаточно, — с горечью подумала она, пытаясь совладать со своей ненавистью к дракону, подлетавшему все ближе. — Ты оскверняешь небо. Оно предназначено хранить мир и не должно служить источником смерти. Небо есть общая душа вселенной, а ты сама сказала, что у тебя нет души».
Рапсодия сделала глубокий вдох, а потом медленно выпустила воздух, не сводя глаз с приближающейся драконихи.
— И если с Неба прольется огонь, он больше не будет служить твоей ненавистной воле, Энвин. Пусть всякий огонь Небес положит конец ссорам и послужит началом новой эры.
Дитя Неба.
Под ними, в Чаше, огромная трещина стала шире и глубже. Тела Павших начали распадаться и покатились в огромную разверстую могилу, как лавина по крутому склону холма.
Свет огненного дыхания дракона озарил стоящих на Помосте людей. Рев жгучей ярости разорвал воздух в Чаше. Истекающее кровью одноглазое чудовище пронеслось над ними. Энвин набрала побольше воздуха, готовясь сжечь Помост Созывающего.
И в этот момент Рапсодия произнесла имя звезды.
Сильнейший порыв ветра сотряс Помост и Чашу. Огонь звезды, чистая неукротимая стихия эфира, предшествующая рождению всех остальных стихий, с оглушительным ревом обрушилась с неба на парящего дракона, уже изготовившегося нанести удар. Чудовище выгнулось, опаленное светом, более ярким, чем солнце, и начало по спирали падать в глубокую расселину посреди Чаши, откуда по его приказанию выходили ожившие мертвецы.
Когда Энвин исчезла в расселине, Грунтор закрыл глаза и приподнял плечи, одновременно крепко сжав ладони, словно лепил что-то из невидимой глины. Пол Чаши задрожал, и края расселины быстро сомкнулись, образов огромный курган.
Рапсодия вновь произнесла имя звезды, на сей раз вниз пролился чистый и прозрачный свет, омыл Чашу и навеки запечатал землю, где лежал дракон.
Рапсодия услышала, как стихли крики и шум сражения, наступила тишина. Когда звездный свет померк, она посмотрела в темное небо, а потом ее взгляд устремился вниз. Павшие вернулись обратно в Землю, к своему Прошлому, оставив после себя потревоженную землю и страшные разрушения. Сражение прекратилось.
Рапсодия повернулась к Гвидиону и обняла его, он прижал ее к себе, а потом повернулся и обнял двух спутников Рапсодии, разделивших ее прошлое, настоящее и будущее.
— Все кончено, — просто сказала она. — Теперь начинается работа.
Наступившее утро застало Акмеда, Грунтора, Рапсодию и Эши за попытками привести поля и горы, где вчера происходило сражение, в относительный порядок. Они покончили с останками некоторых мертвецов, не желавших возвращаться в свои могилы, подобрали раненых, вызвали целителей. К рассвету удалось собрать всех оставшихся в живых, хотя многие еще не до конца оправились от страшного потрясения.
Тысячи костров освещали следы огромного сражения. Возле одного из них Акмед нашел Тристана Стюарда. Лорд Роланд не получил ранений, но сидел, молча глядя в сторону Чаши, а его рыдающая жена крепко вцепилась ему в руку.
Король фирболгов посмотрел на регента, и в его глазах появилась жалость. Наконец Тристан Стюард повернулся к нему.
— Вам требуется помощь целителей? — спросил Акмед.
Лорд Роланд покачал головой. Король фирболгов кивнул и повернулся, собираясь уйти.
— Подождите, — окликнул его Тристан Стюард.
Тристан молча смотрел на хозяина Канрифа, и Акмед начал проявлять нетерпение.
— Ну?
— Армия… моя армия…
— Да?
Лорд Роланд вновь замолчал.
— Вас посетило вдохновение, когда вы решили привести сюда армию с целью поклясться в верности новым суверенам, — сказал Акмед, стараясь, чтобы его голос звучал искренне. — Теперь ваша армия, как и моя, подчиняется Рапсодии. Вы все рассчитали верно, и только к лучшему, что ваши солдаты присутствовали при ее коронации. Вы именно это хотели сказать?
Тристан Стюард молча кивнул.
— Да, — наконец выдавил он из себя.
— Я так и думал. Прошу меня извинить.
Акмед повернулся и быстро зашагал к другому костру в сопровождении Грунтора и своих адъютантов.
Рапсодия шла по спешно организованному лазарету вместе с Кринсель, повивальной бабкой и Искательницей, обрабатывая раны болгов и людей. Благодаря армиям Роланда и Илорка намерьены пострадали меньше, чем могли бы. Эши и пришедшие к нему на помощь воины помогли большинству выходцев с Серендаира благополучно выбраться из Чаши.
Рапсодия перевязывала сломанную руку смуглому намерьену, принадлежащему к расе кизов, когда к ней подошел хмурый Риал.
— Миледи?
Рапсодия посмотрела на своего вице-короля и улыбнулась, однако тут же помрачнела, увидев выражение его глаз.
— Что случилось?
Риал протянул ей руку.
— Пойдемте со мной, миледи.
Она взяла Риала за руку и последовала за ним. Они прошли через изрытое поле к распростертому на земле телу красивого черного скакуна. Над хозяином коня склонились Фейдрит, король каинов, и Элендра, невольно загораживая его от глаз Певицы. Рапсодия посмотрела на мертвую лошадь и задрожала.
— Нет, — прошептала она. — О боги, нет. Анборн.
Король наинов, из рассеченного лба которого струилась кровь, посмотрел на нее.
— Жизнь еще теплится в нем, — печально сказал Фейдрит. — У него сломана спина.
— Нет, — повторила она и склонилась над телом, встав между королем и Элендрой. — Анборн? Боги, что я с тобой сделала?
Голова намерьенского генерала лежала на коленях короля наинов, тело покрывал красный плащ Риала. Его лицо было мертвенно бледным, но он сумел слабо улыбнуться. Рапсодия взяла его руку в свои ладони.
— Ты помогла мне искупить вину, — тихо проговорил он. — Благодаря тебе исполнилось пророчество Мэнвин. Я нашел самых дальних своих родственников. И поймал небо, когда оно упало. Ты помогла мне… благодаря тебе я сумел залечить разрыв в своей душе… Я починил мост, который сам разрушил так много веков назад… через пропасть, разделявшую намерьенов. Ты видишь? За мной ухаживают лирины и наины, кто бы мог в это поверить?
Слезы покатились по лицу Рапсодии, она сжала его шершавую руку между ладонями и прижала к щеке. Анборн с трудом погладил ее волосы.
— Я бы с удовольствием отдал жизнь… или ноги… чтобы служить вам, миледи, — едва слышно проговорил он. — Это большая честь для меня… стать вашим вассалом.
— Рапсодия! Рапсодия!
Голос Эши заглушил потрескивание огня и вой ветра, в нем слышались отчаяние и страх. Анборн провел рукой по ее щеке.
— Иди… к нему, — приказал он.
— Я вернусь и постараюсь тебя вылечить, — пообещала она, вставая. — Не забывай, я ведь Певица, я исцелю тебя.
— Иди, — повторил Анборн.
Рапсодия оглядела поля, изрытые рваными трещинами и дырами, где лежали раненые и умирающие. Она последовала по ветру за голосом Эши и вскоре оказалась перед входом в Чашу, где еще вчера собирались намерьены, полные самых радужных надежд.
Здесь, возле ворот, скопилось особенно много тел. Эши стоял на коленях возле распростертого на земле лорда Стивена Наварна, своего лучшего друга. Рапсодия поспешила к ним.
— Помоги ему, Ариа, пожалуйста, не дай мне еще раз его потерять…
Голос Эши пресекся.
Он погладил лицо Стивена, пытаясь привести герцога в чувство, но его сине-зеленые глаза смотрели на другие миры.
Рапсодия опустилась на колени на залитую кровью землю и посмотрела на склон холма. Там стоял Гвидион Наварн, ее старший внук, который из последних сил старался сохранить мужество. Он обнимал сестру, Мелисанду, девочка рыдала так, будто ее сердце разбилось на мелкие осколки. Розелла стояла сзади, обнимая обоих за плечи, в ее глазах застыл ужас.
Рапсодия положила руку на грудь герцога, надеясь уловить биение сердца.
— Милорд?
Никакого ответа, кожа под ее пальцами оставалась холодной. Она положила руку ему на шею.
— Милорд?
Пульс был совсем слабым, а в его глазах Рапсодия увидела отражение Покрова Гоэн.
— Ариа, пожалуйста…
— Папа?
Голос Мелисанды вызвал поток воспоминаний. В последний раз Рапсодия разговаривала с лордом Стивеном возле Хагфорта; дул ледяной ветер, и она пришла рассказать о смерти Ллаурона. Он улыбнулся ей своей обычной улыбкой, а в его глазах она прочитала нежность.
«Вы же знаете, Рапсодия, мы с вами почти что одна семья. Неужели вы так и не начнете называть меня просто по имени?»
«Нет, милорд».
Рапсодия задумалась. Однажды ей удалось вернуть к жизни Грунтора, находившегося уже у самого порога смерти, хотя раны Стивена казались ей более серьезными.
— Стивен, — запела она, не убирая руку с его груди. — Стивен, оставайся с нами. — Она повернулась к Эши, его глаза лихорадочно блестели. — Как его зовут, Сэм? Назови его полное имя.
— Стивен ап Вайан ап Хааг туат Юдит.
Она повторила имя, напевая его в тон со слабым биением сердца герцога.
«Отведите свои руки, милорд Роуэн, — взмолилась она, используя силу Дающей Имя. — Оставьте его здесь, с нами, хотя бы ненадолго».
Рапсодия снова и снова повторяла имя Стивена Наварна, ее песня лилась до тех пор, пока не взошло солнце, а в горле не запершило. Когда тонкий луч восхода коснулся земли, она сосредоточилась на нем, пытаясь использовать его тепло, чтобы согреть Стивена, оставить его в этом мире. В ослепительном луче Рапсодия уловила силуэт лорда Роуэна. Он подождет ради нее, остановит свою руку, какими бы тяжелыми ни были раны лорда Стивена, заменит смертный приговор всем намерьенам, которым пришлось столкнуться с восставшими из могил мертвецами. Она сможет исцелить их, дать новые имена, спасти. Рапсодия с облегчением отвернулась, увидев, как уцелевшие солдаты собирают, словно дрова, тела тех, кого Энвин лишила вечного сна и вызвала из могил.
Она вернет их к жизни ради мира и служения высшей цели. Рапсодия представила их себе улыбающимися, перед ней возник образ Стивена, стоящего у двери музея.
И она заплакала. Она знала, что может вернуть его к жизни, но видела, что он уходит.
— Нет, — сказала она, всхлипывая. — Я не могу, Сэм. Не могу. Он должен сделать собственный выбор, сам пройти через Врата или остаться на нашей стороне. Я могу спеть, чтобы он вышел на тропу, но свой путь он выберет сам. Если Смерть решила его забрать, я имею на него прав не больше, чем Энвин.
— Ариа…
— Нет, — повторила она, и ее голос зазвучал тверже. — Я не могу заставить его пройти обратно сквозь Врата. У него есть любимые по обе стороны. Если он выберет другой путь, кто я такая, чтобы ему мешать? У него есть причины остаться и есть основания уйти. И мы должны уважать выбор, который сделают Стивен и Смерть.
Она взяла руку Эши, и он скорбно склонил голову. Они стояли и молча смотрели на Стивена, надеясь, что он вновь начнет дышать и на его щеках появится румянец. Но мгновения шли, его кожа все больше походила на алебастр, а руки холодели.
Когда солнце залило своим светом равнину, последние его отблески исчезли из глаз герцога. Рапсодия продолжала смотреть на него, и ей показалось, что она видит проблеск улыбки из тени Полога Гоэн.
— Будь добр к нему, милорд Роуэн, — прошептала она утреннему ветру.
Стоящий рядом Эши заплакал.
Рапсодия посмотрела на бледные лица Розеллы и детей и протянула к ним руки:
— Быстро! Идите сюда!
Она сжала холодную, как лед, руку Гвидиона Наварна, другой рукой обняла Мелисанду и кивнула на восходящее солнце.
В золотом свете над горизонтом они увидели очертания своего друга, лорда, отца, гордо расправившего плечи. Его тень тянулась к ним. В лучах солнца сияли золотом волосы.
Неожиданно рядом с ним возникла другая, хрупкая тень.
— Кто это? — спросила Мелисанда, прикрывая ладонью глаза.
Рапсодия прижала ее к себе еще крепче и улыбнулась сквозь слезы:
— Твоя мать.
И она тихо запела лиринскую Песнь Ухода, вплетая имя — Стивен — в древнюю погребальную песнь. На несколько мгновений восходящее солнце застыло над горизонтом.
Эши понял, что делает Рапсодия. Он протянул руку и коснулся лица Мелисанды, а потом положил ладонь на плечо Гвидиона Наварна.
— Попрощайтесь с ним, — сказал он детям.
Его голос вновь обрел силу, он отпускал своего друга. Гвидион Наварн поднял голову и посмотрел на далекий горизонт.
— Прощай, отец, — негромко сказал мальчик, а Мелисанда помахала рукой, не в силах вымолвить ни слова.
Позади тихо плакала Розелла.
Из глубин памяти Гвидиона вдруг всплыли слова отца, произнесенные на погребении Талтеи Прекрасной:
«Время держит нас в своих цепких руках, Гвидион. Целитель, как и все смертные, страдающие от капризов Времени, сражается за то, чтобы отсрочить конец, потому что не понимает — иногда она является благословением. Для нас с тобой Время продолжает идти вперед».
Гвидион протянул руку к встающему солнцу.
Оцепеневшая Рапсодия продолжала петь, свет слепил, голова у нее кружилась, сердце замерло, в душе сооружалась дамба, которая должна была остановить неизбежную боль. Наверное, мудрость Чаши дала ей силу сохранять спокойствие ради детей Стивена и всех намерьенов. Ради Эши.
И ради себя самой.
Она в последний раз смотрела на тех, кто стоял в далеком свете зеленой мирной долины за Покровом Гоэн.
Рапсодия допела погребальную песнь до конца.
— Прощай, Стивен, — прошептала она. — Я позабочусь о них за тебя.