Хейер Джорджетт. Черный мотылек

   По газону бежал мальчик лет четырех-пяти, размахивая запачканной ручонкой.
   – Отец!
   Ричард посмотрел вниз и улыбнулся:
   – Да, Джон?
   Мальчуган вскарабкался по ступеням террасы, на ходу выкладывая новости:
   – Там дядя Эндрю, сэр! Он приехал повидаться с вами и идет по саду, ищет вас.
   – Да? Он оставил лошадь в конюшне?
   – Да, сэр. Вот я и пришел вам сказать.
   – Правильно сделал. Пойдешь со мной к нему?
   Розовое личико засияло.
   – Ой, можно? – воскликнул мальчик и просунул свои пальчики в руку Ричарда.
   Они вместе спустились по лестнице и пошли по газону.
   – Я убежал от Бетти! – не без гордости объявил Джон. – Вот дядя Эндрю, сэр! – И он помчался навстречу подходящему к ним человеку.
   Лорд Эндрю Бельмануар был шурином Ричарда, братом герцога Эндоверского. Он подошел с Джоном на руках и спустил его на землю.
   – Добрый день, Дик! Ну, что за балованный ребенок!
   – Да. Он только что сбежал от няньки.
   – Великолепно! Ну, Джон, пойдем с нами, и обратим в бегство толстую Бетти! – С этими словами он взял Ричарда под руку. – Пойдем, Дик! Мне надо с тобой кое-что обсудить. – И он виновато поморщился.
   Мальчик побежал к лесу, а за ним – огромный бульмастиф.
   – Ну, что стряслось? – спросил Ричард, глядя в живое, не слишком свежее лицо.
   – Настоящая чертовщина, вот что, – ответил его милость, виновато качая головой.
   – Долги?
   – Господи, да! Я вчера вечером был у Делаби, и ставки были высокие. Я проиграл почти три тысячи, если считать то, что я должен Кэру. И будь я проклят, если знаю, как расплатиться! Трейси заделался вдруг святошей и клянется, что ни за что не даст мне ни пенни. И, похоже, не шутит.
   Речь шла о герцоге, и Ричард цинично улыбнулся: он недавно одалживал его милости тысячу гиней для уплаты каких-то «пустячных долгов».
   – Да, он не шутит. По-моему, ему просто негде взять денег.
   – Да что ты говоришь? Вот невозможный человек! Трейси был в Лондоне недели две тому назад, и ему чертовски везло. Я сам видел как он однажды встал из-за стола с выигрышем в пять тысяч! А теперь не дает мне какие-то жалкие три! Господи, ну что за брат! И еще делает ангельское лицо, будто сам никогда не проигрывался. И к тому же прочел мне нотацию. Можно подумать, я смошенничал, а не… Дик, прости, ради Бога! Я совершенно забыл про Джона… не соображаю, что говорю. Ну что за дурак!
   (Он заметил, что Ричарда слегка передернуло.)
   – Ты не виноват, – ответил тот с деланым смехом. – Оставь извинения и продолжай.
   Они были уже у мостика и перешли через него, направляясь к лесу.
   – Да рассказывать почти нечего. Просто надо что-то предпринять, потому что Кэр ждать не станет – да и будь я проклят, если попрошу о чем-нибудь это тощее чучело! Вот я и приехал к тебе, Дик!
   Он отпустил его руку и уселся на поваленное Дерево, нимало не заботясь о бархате и кружевах своего наряда.
   – Ты – славный парень и не читаешь лекций, не то что Трейси, чтоб его разорвало! И сам играешь по-крупному – или играл. Правда, я уже сто лет не видел, чтобы ты серьезно выигрывал или проигрывал, – так, смотреть не на что. И, в конце концов, ты же муж Лавви… А, проклятье, Дик, тебя так трудно просить!
   Прислонясь к дереву, Карстерз с улыбкой рассматривал юного повесу.
   – Да, ладно, Эндрю! – успокоил он его. – Проси, пожалуйста, но одному Богу известно, где мне эти деньги взять. Господи, ну что за жизнь! Лавиния все покупает шелка и не знаю что еще, а…
   – Она всегда была мотовкой, – проговорил Эндрю, сурово хмурясь.
   Ричард расхохотался.
   – Ну, а сам ты, конечно, воплощенная бережливость!
   Эндрю вознамерился было ответить, но не найдя что, погрузился в глубочайшее отчаяние.
   – Ты совершенно прав. Мы – никчемная семейка. Конечно, это все кровь нашего старика – да и ее милость тоже кое-что добавила. Ты с моей матерью не был знаком, Ричард. Лавви – вылитая она. А уж Трейси… Черт побери, но Трейси – сущий дьявол! Ты видал еще у кого-нибудь такое лицо? Нет, конечно, не видал. Этот насмешливый рот, и зеленые глаза… Клянусь душой, имея такого братца, невольно пустишься во все тяжкие! Да, хорошо смеяться, но скажу я тебе, это серьезно!
   – А, ну-ну!
   – Дальше идет Боб… А, черт! Вот Боба мне жаль! В армии ему платят гроши, а он никогда не умел экономить. Ну вот, я и говорю, еще и Боб – когда бы я его ни встретил, одно только и слышу: «Одолжи мне сотню, Энди!» или что-нибудь в этом роде. И только, чтобы купить любовнице какую-нибудь чушь. Вот от чего тошно-то! Да, у Боба вечно какая-нибудь история из-за юбки! А что до Трейси… Господи, как они могут! Потом идет Лавиния, но, надо думать, ты ее уже достаточно изучил, и, наконец, твой покорный слуга. И, скажу я тебе, Дик, что с этими скачками, картами и выпивкой я вот-вот разорюсь! И вся беда в том, что я никогда не изменюсь. Это у меня в крови, так зачем пытаться?
   Он скорчил печальную гримасу и встал.
   – Пошли, юный разбойник! Возвращаемся.
   Джон, охотившийся неподалеку на головастиков, кивнул и побежал вперед.
   – Боюсь, миледи нездорова, – нерешительно сказал Ричард. – Ты хотел ее видеть?
   Эндрю заговорщически подмигнул:
   – Сцены, а? О, знаю ее. Нет, мне не слишком хочется ее видеть. Ей до меня нет дела – а вот с Трейси они приятели. А – молчу!
   Они медленно направлялись к дому. Непривычно молчаливый Эндрю помахивал тростью с золотым набалдашником.
   – Конечно, ты получишь деньги. Когда они тебе нужны? – спустя какое-то время спросил Ричард.
   – Клянусь честью, ты чертовски добр, Дик! Но если это поставит тебя…
   – Чепуха. Когда они тебе нужны?
   – Мне бы поскорей заплатить Кэру. Маркем подождет, если…
   – Нет-нет! В среду?
   – Это вполне удобно. Дик, ты…
   – О, глупости! Пустяки. Я хочу, чтобы ты оценил гнедую: я купил ее на той неделе. Может, ноги чуть длинноваты, но лошадка прекрасная.
   Джон побежал в дом, а двое мужчин отправились в конюшню. Эндрю болтал всю дорогу, пересказывая шурину самые любопытные из занимавших Лондон сплетен.
   Его ничуть не смущало, что собеседник слушал его лишь вполуха: он не оставлял пауз для ответов, и к тому же был настолько добродушен, чтобы не обижаться их отсутствию.
   Когда они осмотрели кобылу и вернулись к дому, было уже около четырех, и (что не слишком удивило Карстерза) Лавиния ждала их на террасе: в новом наряде со свежезавитыми и уложенными волосами.
   – Похоже, Лавиния поправилась, – заметил Эндрю, поднимаясь с Ричардом по ступенькам. – Она всегда была такая: каждые две минуты – новое настроение. Ну, Лавви?
   – Ну, Эндрю! – Она небрежно протянула руку ему для поцелуя, а мужу нежно улыбнулась. – У меня голова почти совсем прошла, – сказала она ему, – а мне передали, что Эндрю приехал повидаться с тобой. Вот я и спустилась. – Она стремительно повернулась к брату: – Скажи, Эндрю, Трейси дома?
   – Господи, еще бы! Вчера приехал, чтоб его черти утащили! Он тебе нужен?
   – О, да, – кивнула она. – Я с ним хочу повидаться. Мы уже целый век не встречались. Я хочу, чтобы ты взял меня с собой.
   – Но, дорогая, сейчас уже слишком поздно для такой поездки, – запротестовал Ричард, пытаясь скрыть раздражение. – Разве ты не можешь подождать до завтра?
   – Придется подождать, Лавви: я тебя сегодня не возьму, это точно. Отсюда я поеду к Флетчерам. Трейси сам навестит тебя завтра, ежели захочет.
   – Навестит ли? – усомнилась она.
   Тут Эндрю хлопнул себя по жилетному карману.
   – А ведь я совсем забыл! – воскликнул он. – У меня для тебя есть письмо. Трейси намерен завтра же тебя навестить. Господи, ну и дырявая же голова у меня!
   Он вытащил из кармана кипу бумаг и выбрал одну, запечатанную и надписанную косым почерком.
   Лавиния радостно схватила письмо и вскрыла его. Эндрю вернул остальные бумаги в карман с еще одним виноватым смешком.
   – Кредиторы, Ричард! – Нетерпеливые кредиторы!
   – Давай их мне, – отозвался тот, протягивая руку.
   – О, нет! Но спасибо огромное, Дик. Эти совершенно не срочные.
   – Почему бы не заплатить им всем и не начать новую жизнь? – попытался уговорить его Карстерз.
   – Господи, нет! Да я приду в такой восторг, что в тот же день наделаю кучу новых!
   – Разреши мне одолжить тебе для начала тысячу! Разве ты не можешь не залезать в долги?
   – Я – и не залезать в долги? Невозможно! Не надо так мрачнеть, Дик: говорю тебе, это у меня навсегда в крови. У нас никогда нет ни пенса, но что с того? Мне должно скоро повезти – нельзя же все время проигрывать! Тогда я смогу с тобой расплатиться, но, конечно, не расплачусь. Проиграю все снова. Уж я-то знаю!
   Он говорил так добродушно, что Ричард не мог на него сердиться. В нем была подкупающая прямота. К нему, расточительному, небрежному и чудовищно эгоистичному, Ричард был искренне привязан. Он попытался еще раз уговорить его, но тут вмешалась Лавиния, дочитавшая письмо.
   – Трейси приедет завтра днем, – сказала она мужу. – Страшно приятно, правда?
   Он согласился, но так вяло, что она не могла этого не заметить.
   – И останется обедать! – вызывающе объявила она.
   – Конечно, любимая.
   – Порадуйся, Дикки, порадуйся! Почему ты не любишь Трейси? Он мой родной брат, – ты должен его любить!
   – Конечно, я его люблю, Лавиния. Пожалуйста, не фантазируй.
   – О, я не фантазирую. Не сердись, Дикки, милый!
   – Ну, если ты его любишь, то я удивлен, – вмешался Эндрю. – Я его терпеть не могу. И не сверкай на меня глазами, Лавви, – мне наплевать.
   Лавиния открыла рот, готовясь ему ответить, но Ричард поспешно вмешался. Их ссоры он бы не вынес. Никогда он не мог взять в толк, как это Лавиния опускается до перепалок с озорным юнцом, который откровенно ее дразнит.
   Он увлек обоих в дом, чувствуя себя нянькой при двух капризных ребятишках.

ГЛАВА 5
Его милость герцог Эндоверский

   На следующий день леди Лавиния уделила своему туалету внимания больше, чем обычно, и чуть не свела с ума горничную вспышками гнева и нетерпеливыми, противоречивыми приказами. Ее приготовления заняли столько времени, что она только-только вышла из будуара, когда доложили о его милости герцоге Эндоверском. Она не успела ответить лакею, что примет его, – тот едва закончил доклад, а герцог уже кланялся в дверях, не сомневаясь во встрече.
   Он был удивительно похож на сестру, и в то же время удивительно непохож. Те же скулы и тонкие аристократические ноздри, но его тонкогубый рот и зеленые глаза под тяжелыми веками были совсем другие. Брови его милости приподымались к вискам, а проницательные и яркие глаза были прикрыты полуопущенными темными ресницами. Он не пудрил черных волос и они, вместе с его обычными черно-серебряными нарядами, сильно подчеркивали естественную бледность лица. Так что на фоне закрывшейся белой двери сейчас стояла в высшей степени впечатляющая фигура.
   Лавиния радостно двинулась к нему, колыхая жемчужно-серой парчой.
   – Ах, Трейси, – проворковала она, протягивая ему обе руки.
   Его милость прошел в комнату и низко склонился к ее ручкам.
   – Я счастлив застать тебя дома, Лавиния, – сказал он, и в его мелодичном голосе прозвучали саркастические нотки. – Как видишь, я ехал верхом. – Он указал на свои сапоги с грозными шпорами. – Несомненно, Эндрю забыл передать тебе мое письмо?
   – Нет, – ответила она, кладя руку ему на рукав. – Все-таки вспомнил, и… ах, Трейси, я была так рада его получить!
   – Поистине, я польщен, – ответил он. – Я пришел по достаточно важному делу.
   – О! – она разочарованно отдернула свою руку. – Деньги!
   – Ты неподражаема, дорогая. Можно ли столь вульгарно?! Деньги! Не присядешь ли?
   Она в отчаянии опустилась на кушетку и смотрела, как он устраивается в кресле напротив.
   – Твой благороднейший господин и супруг недавно одолжил мне пустяковую сумму, – ну очень пустяковую. А мне, как всегда, нужны деньги. И тут еще этому юному повесе Эндрю понадобилось влезть в долги.
   Ее милость удивленно раскрыла глаза.
   – Уж не хочешь ли ты сказать мне, что деньги Ричарда тебе нужны, чтобы оплатить долги Эндрю? – с явным недоверием спросила она.
   – Нет. Разве такое возможно? Я это вспомнил просто к слову.
   – Ну, и вообще Эндрю только вчера взял у бедненького Дикки взаймы три тысячи. Я знаю, потому что слышала, как они об этом говорили.
   Его милость раздраженно поднял черные брови.
   – Как некстати! И как это в духе Эндрю! Так значит, «бедненького Дика» уже ободрали?
   – Не говори так, Трейси! – вскрикнула она. – Дикки ко мне добр! – И она бесстрашно встретила его пронзительный взгляд.
   – А вот это уже интересно, – протянул герцог. – С каких это пор ты пришла к такому выводу? И с чего вдруг такая преданность?
   – Я всегда была ему предана, Трейси! Ты же знаешь! Я ему досаждаю – и, право, он очень терпелив.
   – До чего ж мило с его стороны!
   – Нет, не ехидничай, Трейси! Он обещал отвезти меня в Лондон на всю зиму…
   Его милость снова откинулся в кресле.
   – Теперь понимаю, – флегматично проговорил он. – А то ведь я совсем потерялся.
   – Дело не в том, Трейси. Я понимаю, как он ко мне добр. А мы снова поссорились. Мы все время ссоримся, и я знаю, что сама виновата.
   – До чего же приятно это сознавать!
   – Нет-нет! Это совсем не приятно, Трейси! Но я не могу изменить свой характер, хоть и хочу быть терпеливой и милой. Трейси, я ненавижу Уинчем!
   – Ненавидишь Уинчем? А я еще помню время…
   – Знаю, знаю! Но я никогда не хотела здесь жить вот так! Я хочу в Лондон!
   – Ты, кажется, говорила, что вы едете?
   – Да, я еду! Но я хочу поехать с кем-то веселым, а не… не…
   – Короче, хочется развлечься – и не с милым Ричардом? Ну, могу понять, что жизнь с ним может не вдохновлять. Он надежен, моя милая, но неинтересен.
   – Я знала, что ты поймешь! Видишь ли, он не любит, чтобы я играла в карты, потому что я не могу остановиться! И он не понимает, что меня совершенно не интересует то, что он называет «домашней жизнью», когда есть рауты и азартные игры, и настоящая жизнь! Он… он такой степенный, Трейси, и осторожный!
   – Для мужа это хорошие качества, Лавиния, – цинично отозвался его светлость. – Я холост, поскольку лишен их.
   Тут ее губы презрительно изогнулись: она знала своего брата.
   – Нет, Трейси, не поэтому! Это потому, что ты – дьявол. Ни одна женщина за тебя не выйдет!
   – Это любопытно, милая, – промурлыкал ее брат. – Но, умоляю, попытайся быть пооригинальней. Продолжи свой анализ идеального характера Ричарда.
   – Просто мы такие разные, – вздохнула она. – Я всегда хочу все делать быстро. Если я что-то придумала, я хочу это сейчас же, прямо сейчас же! Ты поймешь, Трейси! А он любит подождать, и все обдумать, и… ах, это так скучно, и я злюсь и веду себя как истеричная буржуазка! – Она стремительно встала, сжимая свои нервные ручки. – Когда он говорит со мной мягким, рассудительным тоном, мне визжать хочется, Трейси! Как ты думаешь, я сумасшедшая? – И она резко рассмеялась.
   – Нет, – ответил он, – но ты – Бельмануар, а это почти то же самое. Может и жаль, что ты вышла за Ричарда. Но ведь остаются еще его деньги…
   – Не остаются! – резко крикнула она.
   – Нет? Что ты хочешь сказать?
   – Трейси, я хотела об этом поговорить! Ты думаешь, милорд оставил деньги Дику?
   – Конечно. И он должен быть сказочно богат.
   – Нет!
   – Но, милая моя девочка, доходы с поместий должны быть просто чудовищными. Он ведь получил землю?
   – Нет! Нет! Он не получил земли! Ох, я вне себя, когда думаю об этом! Он заставил милорда оставить все Джону. А сам получил только долю младшего сына!
   – Я по-прежнему не понимаю. Ты говорила, что граф все оставил Ричарду.
   – Он изменил завещание, Трейси!
   – Он. Изменил. Свое. Завещание! Значит, милочка, ты очень плохо распорядилась своими возможностями.
   – Я не виновата, Трейси – право, не виновата! Я ничего не знала, пока не прочли завещание. Ричард мне ни слова об этом не сказал! А теперь мы почти бедны!
   У нее возмущенно дрожал голос, но его милость только негромко присвистнул.
   – Конечно, я всегда знал, что Дик – глупец, но не догадывался, до какой степени! Она вспылила.
   – Он не глупец! Он честный человек! Это мы, мы, говорю тебе низкие, гадкие и продажные!
   – Несомненно, Лавиния, только нечего так волноваться. И что же, он все еще предан этому молодому горячке?
   – Да, да. Я только и слышу: «Джек, Джек, Джек!» – пока меня не начинает тошнить от этого имени, и…
   Она замолчала, кусая губы.
   – И что?
   – А, ничего! Но все это так неприятно, Трейси!
   – Да, это действительно немного тревожит. Похоже, тебе следовало все-таки выбрать Джона, несмотря ни на что.
   Она гневно топнула ножкой:
   – Ах, какой толк в пустой болтовне!
   – Милая моя Лавиния, какой толк во всем остальном? Ситуация представляется мне довольно забавной. Только подумать: достойный Ричард ловко нарушил все мои планы!
   – Если бы не ты, я никогда бы за него не вышла. Почему ты все время делал так, чтобы я встречалась с ними обоими? И зачем только я вообще с ними познакомилась?
   – Это должен был быть удачный брак, милая, и если не ошибаюсь, ты понимала это не хуже других. Она сердито надула губки и отвернулась.
   – И все же, – задумчиво продолжил он, – надо признать, что как мы ни умны, а тут несколько обмишурились.
   Лавиния гневно набросилась на него.
   – О, тебе только и дела? Как ты можешь относиться к этому так беспечно? Разве тебя это ничуть не касается?
   Он выразительно наморщил тонкий нос.
   – Рыдать я не стану, Лавиния, хоть это и чертовски досадно. Посмотрим, что можно будет сделать. И это возвращает меня к началу разговора. Несмотря на потрясающие новости, мне все равно нужны деньги.
   – О, Боже! Сколько тебе надо, Трейси?.
   – Пятисот могло бы хватить.
   – Трейси, неужели поместья ничего не приносят? – недовольно спросила она. – И Эндрю говорил нам, что две недели назад тебе удивительно крупно повезло.
   – С тех пор, милая, мне три раза удивительно крупно не везло. А что до поместий, то они заложены и перезаложены, и тебе это прекрасно известно. А то немногое, что есть, надо делить на троих. А Роберт очень расточителен.
   – Ненавижу Роберта!
   – Я и сам не слишком к нему привязан, но это дела не меняет.
   – Лучше б он умер! Ах, нет, нет! Вот опять я становлюсь гадкой – конечно, я этого не хочу… Только я так от всего устала! Я постараюсь поскорее достать тебе эти деньги, Трейси, но будь экономнее – пожалуйста, будь экономнее. У Дика получать деньги нелегко!
   – Да, могу себе представить. Однако до настоящего времени нам это неплохо удавалось, если брать в целом.
   – До настоящего времени у него было денег столько, сколько бы он ни пожелал. Милорд ему ни в чем не отказывал!
   – Да, некстати, некстати… Но придется с этим мириться. Где Дик?
   – Не знаю. Ты у нас отобедаешь, Трейси?
   – Спасибо. Буду счастлив.
   – Да-да… Ах, ну до чего же приятно снова тебя видеть! Я скоро приеду в Эндовер. Ты разрешишь мне погостить несколько дней?
   – Вопрос, разрешит ли тебе Ричард так долго оставаться в моем пагубном обществе?
   – Ричард никогда не остановит меня, Трейси! – гордо ответила она. – Он не смог бы. Ах, почему я не могу любить его сильнее? Почему я не привязана к нему хотя бы, как к тебе?
   – Милая Лавиния, как и все Бельмануары, ты любишь в первую очередь себя, а потом – человека, который сильнее тебя. А этого – увы! – у Ричарда пока нет.
   – Но я ведь люблю Ричарда. Люблю, люблю! И все же…
   – Вот именно: «и все же». Великая страсть пока не коснулась тебя, милочка, и ты полностью поглощена собой.
   – Поглощена собой! Как сурово.
   Да нет, не слишком. Ты занята исключительно собой, собственными удовольствиями, собственным характером, собственным чувствами. Если бы ты могла немного отодвинуть себя на задний план, ты была бы спокойнее и гораздо более довольна своей жизнью.
   – Как ты смеешь, Трейси! А как насчет тебя самого? Ты что, такой самоотверженный?
   – Ничуть. Я совершенно такой же. Я просто заметил, что ты была бы счастливее, если бы могла немного осадить свое «я».
   – Тебе бы следовало самому это сделать!
   – Милая Лавиния, когда я почувствую необходимость стать счастливее, я обязательно это сделаю. А сейчас я вполне доволен.
   – Противный! – пожаловалась она. – И ты надо мной насмехаешься.
   – Молю, прими мои глубочайшие извинения! Ты приедешь в Эндовер, если достойный Ричард позволит.
   Ее лицо просветлело, как по волшебству.
   – Ах, Трейси! Мне так хочется снова повеселиться! Я теперь не принимаю – из-за траура! Но когда я окажусь в Эндовере… О, мы ни о чем не будем думать, и я смогу закатывать сцены, не думая, что кому-то от этого плохо! Ах, идем к Дику – немедленно, немедленно!
   Он не спеша поднялся на ноги.
   – Могу представить, как ты испытываешь терпение Ричарда, – заметил он. – К счастью, твоя импульсивность меня нимало не тревожит. Идем искать Ричарда.
   На середине парадной лестницы она заметила мужа и бросилась ему навстречу.
   – Ричард, а я шла тебя искать! Трейси пригласил меня на неделю в Эндовер: он собирается позвать гостей, и будут вечера – и развлечения! Ты разрешишь мне поехать? Скажи «да», Дикки, скажи «да» – скорее!
   Карстерз поклонился его милости, который наблюдал за ними со ступенек. Тот ответил преувеличенно низким поклоном. Карстерз взглянул в личико жены.
   – Так рано, Лавиния? – запротестовал он, указывая на ее траурное платье. Она нетерпеливо оттолкнула его руку:
   – Ах, Дикки, ну какая разница? Какое это имеет значение? Я же не прошу, чтобы ты ехал…
   – Да, – отозвался он с полуулыбкой, – я это заметил, милая.
   – Нет-нет! Я не хотела тебя обидеть – ты не должен так думать! Ты ведь так не думаешь, правда, Дик?
   – Нет, – вздохнул он.
   – Хороший Дикки! – Она потрепала его по щеке, задабривая. – Так значит, ты позволишь мне ехать… Ах, да-да, ты должен меня послушать! Ты же знаешь, как я здесь скучаю и капризничаю – потому что мне нужна перемена и я хочу ехать в Эндовер. Я хочу ехать!
   – Да, дорогая, знаю. Но еще не прошло и шести недель со смерти моего отца, и, по-моему, пока не стоит…
   – Ну пожалуйста, Дик, пожалуйста! Пожалуйста, не надо мне запрещать! Я так огорчусь! Ах, ты ведь не будешь таким нехорошим? Ты не запретишь мне ехать?
   – Я прошу тебя не ехать, Лавиния. Если тебе нужна перемена, я отвезу тебя в Бат – или куда захочешь. Не надо причинять мне боль – не езди сейчас в Эндовер.
   – В Бат! В Бат! На что мне Бат, когда не сезон! Ах, очень мило, что ты предложил, но я хочу в Эндовер! Я хочу повидаться со всеми старыми друзьями. И я хочу уехать от всего, что здесь… Здесь все так мрачно после… после кончины милорда!
   – Дорогая моя, ну, конечно, ты уедешь… но если бы только ты помнила, что ты в трауре…
   – Но я именно об этом и хочу забыть! Ах, Дикки, ну не надо, не надо, не надо быть нехорошим!
   – Хорошо, милая. Если тебе необходимо ехать – поезжай.
   Она радостно захлопала в ладоши.
   – Ах, спасибо, Дикки! И ты на меня не сердишься?
   – Нет, милая, конечно, не сержусь.
   – Ах! Вот теперь я счастлива! Какой ты милый, Дикки… Но признайся: ты втайне рад избавиться от меня на неделю! Ведь правда? – В высшей степени довольная, она развернула веер и состроила из-за него глазки. Ричард невольно улыбнулся.
   – Боюсь, что буду очень по тебе скучать, милая.
   – Ах! – Она опустила веер. – Но подумай, как ты будешь ждать встречи со мной, а я– с тобой.. Да я буду так рада вернуться в конце недели, что потом много месяцев буду хорошей!
   Лицо у него просветлело, и он сжал ее руки.
   – Дорогая, если бы я знал, что ты будешь по мне скучать!..
   – Ну, конечно, я буду по тебе скучать, Дик… Ах, поосторожнее с моими платьями. Я буду по нему скучать – правда, Трейси?
   Ричард внезапно вспомнил о присутствии шурина. Он повернулся и подошел к нижней ступеньке.
   – Так вы намерены отнять у меня жену? – улыбнулся он.
   Трейси неспешно спустился, открывая табакерку.
   – Да, мне нужна хозяйка дома. И мне удалось…– он сделал небольшую паузу —…убедить ее почтить Эндовер своим присутствием. Мы будем иметь удовольствие в какой-то момент увидеть там и вас?
   – Спасибо, нет. Вы должны понять, что у меня нет тяги к развлечениям, которых так жаждет моя бедная Лавиния.
   Герцог чуть поклонился, и все трое вышли на террасу.
   Лавиния смеялась и болтала – такой Ричард не видел ее уже много дней. Она была душой их маленького общества за обедом: мило кокетничала с мужем и изо всех сил старалась ему во всем угодить. Она добилась своего, поэтому была довольна всем светом: даже вино, пролитое на новое шелковое платье, не вывело ее из себя.

ГЛАВА 6
Бит: Куин-сквер, 26

   Осень и зима прошли: спокойно, и в апреле Карстерзы оказались в Бате, куда леди Лавиния уговорила мужа поехать, несмотря на его желание вернуться в Уинчем к Джону. Самой ей не хотелось оставаться с ребенком и было достаточно того, что Ричард изредка ездил в Уинчем убедиться, что у мальчика все в порядке.
   В целом она приятно провела зиму: ей удалось убедить Ричарда открыть Уинчем-Хаус на Мейфэр. В этом лондонском особняке графа она устроила несколько весьма успешных раутов и карточных вечеров для избранных. У нее была масса поклонников, и ничто так не радовало ее тщеславное сердечко, как мужское восхищение. Каждый раз, приходя домой, Кар-стерз спотыкался о какого-нибудь нового ухажера, но поскольку все они относились к категории, которую он презрительно именовал комнатными собачонками, его не мучила ревность, и он терпеливо сносил их присутствие. Он видел, что Лавиния счастлива, и время от времени, когда чувствовал особое раздражение, напоминал себе, что это – самое главное.