Страница:
Венеция не могла удержаться от смеха, но с тревогой промолвила:
— Я поняла, что Освальд имел в виду, сказав, что вы услышите о нем, но надеюсь, он не совершит подобную глупость. Когда Освальд как следует обо всем подумает… Нет, что-что, а это он не сделает! Кстати, если он пришлет вам вызов, вы должны будете принять его?
— Принять вызов щенка, у которого еще не выпали молочные зубы? Безусловно не должен, глупая вы девушка!
— Слава богу! — облегченно вздохнула Венеция. — Хотя Освальд заслуживает хорошей взбучки! Я едва не уронила котят, когда он стиснул меня в объятиях! Терпеть не могу подобного обращения!
— Я согласен, что он нуждается в уроке. Очевидно, это была его первая попытка. Ему следовало сначала избавиться от котят, — сказал Деймрел, забирая у Венеции корзину и ставя ее на пол, — ибо пока вы были озабочены их безопасностью, чего еще он мог от вас ожидать, кроме отпора? К тому же он должен был заключить вас в объятия вот так, а не как медведь, который хочет задушить свою жертву. И совершенно незачем покрывать поцелуями все лицо девушки. Если вы не можете убедить ее хитростью приподнять голову, значит, нужно взять ее рукой за подбородок — вот так, радость моя!
Венеция не только не оказывала сопротивления, но и без его помощи приподняла голову. Она слегка покраснела, но смотрела ему прямо в глаза с робкой улыбкой.
Деймрел тоже улыбался, но вскоре Венеция заметила, как улыбку сменило напряженное выражение. Деймрел все еще держал ее. В следующую секунду послышался голос Обри, звавший его по имени. Деймрел отпустил Венецию и повернулся, чтобы ответить. Она с сомнением смотрела на него — ей казалось, что он воздержался от поцелуя не из-за Обри, а по причине какой-то внезапной перемены настроения.
Обри, хромая, вышел из-за деревьев и направился к ним.
— Что вы тут делаете? — осведомился он. — Риббл сказал, что вы меня спрашивали.
— Верно, но он думал, что вы в библиотеке, а я знал, что вас там нет, и прекратил поиски. Я просто принес вам «Силу разума» Рида[29] и оставил на вашем столе.
— Прекрасно! Благодарю вас. Я был в оружейной, о чем Риббл мог бы догадаться, если бы потрудился подумать. Кстати, я нашел этот фрагмент — это Вергилий, но из «Георгик», а не из четвертой эклоги. Пройдемте в дом, и я покажу вам.
— Верю вам на слово. Я не могу задерживаться, так как у меня дурное предчувствие, что мне поручат топить котят, а я предпочитаю оставить эту работу вам.
— Так вот что тебя привело сюда? — обратился Обри к сестре. — Да, припоминаю, ты говорила об этом за завтраком. — Бегло взглянув на несчастных сирот, он добавил: — Отдай котят Финглу, и он их утопит.
— Стыдитесь! Неужели вы настолько бесчувственны? — упрекнул его Деймрел и протянул руку Венеции. — Я должен идти. Обри прав: вы не сможете их выходить. — Задержав ее руку в своей, он, словно повинуясь импульсу, поднес ее к губам и поцеловал. Их глаза на миг встретились, но она успела прочесть в них ответ на вопрос, таящийся в ее сердце, и все сомнения сразу исчезли.
Однако Финглу, который исподтишка наблюдал за Деймрелом, седлая для него лошадь, показалось, будто его лордство необычайно мрачен. Обычно у него находились любезные слова и улыбка для каждого, кто его обслуживал, но сейчас он отделался лишь кратким «спасибо», беря поводья и садясь в седло. Фингл подумал, что его хозяин занят своими мыслями, причем мысли эти, судя по его нахмуренному лицу, были не из приятных.
Деймрел ехал назад в Прайори медленно, опустив поводья и позволяя серому плестись шагом. Только когда Крестоносец, испуганный внезапно вспорхнувшим фазаном, застыл как вкопанный, вскинул голову и фыркнул, всадник отвлекся от размышлений и потрепал копя по шее, зная, что виноват сам.
— Старый ты дурень! — сказал он Крестоносцу. — Совсем как твой хозяин — впрочем, он куда хуже, чем просто дурень. «Сделает ли она из меня святого или я из нее — грешницу?» Кто это написал? Ты не знаешь, а я забыл, но это не важно. Для первого варианта уже слишком поздно, старина. Что до второго, то именно таковы были мои намерения, но я обнаружил, что не в состоянии их осуществить. Ну, пошел!
Крестоносец пустился вперед рысью и не сбавлял скорости, пока Деймрел, свернув на аллею, ведущую к главным воротам Прайори, не увидел там одинокого всадника.
— Черт бы побрал этого мальчишку! — воскликнул он, придерживая лошадь.
Юный мистер Денни, бросив взгляд через плечо, повернул лошадь и занял позицию в центре аллеи с явным намерением преградить путь своей добыче, если та попытается от него ускользнуть. Несмотря на агрессивно выпяченную челюсть, он выглядел смущенным.
Собственная пылкость поставила беднягу в ложное положение, из которого он не видел достойного выхода. Покинув Андершо в приступе бешеного гнева, Освальд некоторое время утешал себя воображаемыми сценами, которые Деймрел описывал Венеции, но постепенно злоба стала стихать. Благодаря неспешному возвращению Деймрела он добрые полчаса пытался решить, как ему поступить. Постепенно Освальд осознал, что испытываемое им унижение было прямым результатом его же недостойного поведения. Внезапно он понял, что Деймрел сыграл роль, предназначаемую им для себя, — в итоге злодей спас даму от героя. Эта мысль была настолько мучительной, что несколько минут Освальд не видел иного выхода, как бегство из Йоркшира и одинокое существование где-нибудь на краю света. Следующим, вполне разумным намерением было отказаться от вызова Деймрела на дуэль, и Освальд уже направился в сторону дома, когда ему в голову пришла более страшная мысль. Он уже обратился к Деймрелу с роковым предупреждением и если не осуществит свои намерения, то Деймрел сочтет его трусом. Поэтому Освальд снова повернул лошадь, решив, что ни при каких обстоятельствах не даст Деймрелу повода утверждать, будто у него смелости не больше, чем у петуха на навозной куче. Вызов должен состояться, но Освальд, как ни старался, не мог вновь обрести былую решимость. Ему не давала покоя мысль, что люди, знакомые с кодексом чести лучше, чем он, сочтут его поведение недостойным, и, преграждая путь Деймрелу, больше всего хотел оказаться на расстоянии сотни миль отсюда.
Деймрел натянул поводья и окинул ироничным взглядом своего юного врага.
— Для полноты картины не хватает только маски и нары седельных пистолетов, — заметил он.
— Я ждал вас, милорд, — сквозь зубы процедил Освальд.
— Вижу, что ждали.
— Думаю, ваше лордство понимает, с какой целью. Я говорил… я предупреждал, что вы еще услышите обо мне.
— Предупреждали, но у вас было достаточно времени передумать. Будьте благоразумны и отправляйтесь домой.
— Вы полагаете, что я вас боюсь? — свирепо осведомился Освальд. — В таком случае вы ошибаетесь, милорд!
— Не вижу причины вам меня бояться, — отозвался Деймрел. — Ни при каких обстоятельствах я не принял бы ваш вызов.
Освальд покраснел:
— Если вы хотите сказать, что я не достоин вашей шпаги, то могу сообщить вам, сэр, что мое происхождение ничем не хуже вашего!
— Не будьте так напыщенны. Сколько вам лет?
Освальд сердито уставился на него. Насмешливые искорки в глазах Деймрела пробуждали в нем примитивное желание заехать между ними кулаком.
— Мой возраст не имеет значения! — огрызнулся он.
— Напротив, он имеет первостепенное значение.
— Здесь — возможно, но я немного постранствовал по свету и побывал в тех местах, где… — Освальд умолк, внезапно вспомнив, что говорит с человеком, который странствовал куда больше его.
— Если вы побывали в местах, где люди моего возраста принимают вызовы от мальчишек, годящихся им в сыновья, то, должно быть, находились в весьма странной компании, — заметил Деймрел.
— В любом случае я считался там метким стрелком! — парировал Освальд.
— Вы меня пугаете. А на каком основании собираетесь меня вызвать?
Юноша отвел сердитый взгляд.
— Впрочем, я не настаиваю на ответе, — промолвил Деймрел.
— Подождите! — воскликнул Освальд, когда Крестоносец тронулся с места. — Вам не отделаться от меня подобным образом! Я знаю, что не должен был… Я не хотел… Не понимаю, как… Но вам было незачем…
— Продолжайте! — подбодрил его Деймрел. — Мне было незачем спасать мисс Лэнион из положения, которое явно не доставляло ей удовольствия? Вы это имеете в виду?
— Нет, черт возьми! — Освальд никак не мог найти слова, способные выразить его сумбурные мысли. — Вы не понимаете!
— Можете приписать мою сдержанность именно тому, что я все понимаю, — последовал довольно неожиданный ответ. — Однако терпение никогда не входило в число немногих моих добродетелей, поэтому чем скорее мы расстанемся, тем лучше. Мне очень жаль вас, но я не в силах облегчить ваши муки, к тому же ваша неспособность открыть рот без очередной хвастливой тирады сильно уменьшает мое сочувствие.
— Не нужно мне ваше проклятое сочувствие! — рявкнул уязвленный Освальд. — Вы можете сделать только одно, милорд! Перестать обхаживать Венецию! — Заметив блеск в глазах Деймрела, он быстро продолжил: — Перестать входить в ее дом, как в свой собственный, дурачить ее вашими светскими манерами, пользоваться тем, что она слишком невинна, чтобы раскусить ваши уловки! Перестать обращаться со мной как с чокнутым! Возможно, я в самом деле потерял голову, но у меня честные намерения! Не думайте, будто я не знаю, что веду себя невежливо! Я знаю, и мне на это плевать! Меня не заботит, даже если вы сообщите моему отцу о моем поведении!
На лице Деймрела было написано угрожающее выражение, но последнее замечание развеяло его гнев, заставив рассмеяться.
— Я не собираюсь прибегать к столь крайним мерам, — сказал он. — Будь рядом пруд… Но его нет, а вы, по крайней мере, на сей раз обошлись без высокопарных фраз. Однако если вы не хотите провести следующие несколько дней в постели, избавьте меня от подобных речей.
— Только слезьте с лошади, — яростно крикнул Освальд, — и мы посмотрим…
— Мой бедный юноша, в этом было бы больше «детской доблести, чем мудрости мужской». Не сомневаюсь, что вы полны отваги, но также уверен, что покончил бы с вами быстрее чем за две минуты. Я ведь не новичок в подобных делах. А теперь моя очередь произносить речь. Она будет короткой и, надеюсь, ясной. Я был терпелив с вами, так как не забыл муки первой любви и то, какого дурака я свалял в вашем возрасте, а также потому, что хорошо понимаю ваше желание убить меня. Однако потребовав, чтобы я перестал соблазнять мисс Лэнион, вы зашли слишком далеко. Только ее брат имеет право подвергать сомнению мои намерения. Если он сделает это, я ему отвечу, но единственный ответ для вас находится в носке моего сапога!
— Ее брата здесь нет! — быстро заявил Освальд. — Будь он дома, тогда все было бы по-другому!
— Какого дьявола… А, вы говорите о ее старшем брате, а я имел в виду младшего.
— Обри? — недоверчиво воскликнул Освальд. — Эту маленькую колченогую обезьяну? Что он может сделать, даже если попытается? И что он вообще знает, кроме пыльных древних авторов? Ему и в голову не придет, какую игру вы затеяли!
— Не относитесь к нему с презрением, — сухо заметил Деймрел, подбирая поводья. — Вам это тоже в голову не приходит.
— Я знаю, что вы не намерены жениться на Венеции! — крикнул Освальд.
Деймрел посмотрел на него со странной усмешкой в глазах.
— Знаете? — переспросил он.
— Да, знаю! — Когда Крестоносец двинулся дальше, Освальд повернул свою лошадь, испуганно глядя вслед Деймрелу. — Вы и Венеция? — пробормотал он. — Она бы просто не смогла выйти за вас!
В его голосе звучало нескрываемое отвращение, но Деймрел только рассмеялся, направил Крестоносца в ворота Прайори и поскакал по длинной, заросшей сорняками дорожке.
Освальд едва ли был бы более шокирован, даже если бы Деймрел открыто заявил о своих бесчестных намерениях. Его терзали сомнения и недоверие, но ему не оставалось ничего иного, как возвращаться в Эбберсли. Поездка была долгой и скучной, а Освальд чувствовал себя настолько униженным, что его не утешала даже мысль о Деймреле, задетом за живое его последними словами.
Марстон, забирая куртку и бриджи Деймрела, задумчиво посмотрел на него, но не стал делать никаких комментариев ни тогда, ни позже, когда обнаружил Имбера со страдальческим выражением лица переливающим бренди из бутылки в графин.
— Бренди кончается! — заявил Имбер. — Я так и думал, что его хватит не надолго, когда он делал заказ. Более того, он выпил все «Дьяболино», и если ему не нравится то, что было достаточно хорошо для его покойного лордства, то нечего ругать меня. Я уже педелю назад предупреждал его, как обстоят дела.
— Я отнесу ему бренди, — предложил Марстон.
Имбер фыркнул, но не стал возражать. Он был стар, и у него болели ноги. Имбер всегда пользовался услугами Марстона, но порицал его за то, что он берется за дела, не относящиеся к его компетенции. Марстон не брезговал таскать дрова для камина и даже пилить их, а когда Нидд отсутствовал, расседлывал лошадь хозяина и чистил ее. «Лакей покойного лорда никогда не стал бы так себя унижать, — думал Имбер. — Каков господин, таков и слуга». Покойный лорд знал себе цену и всегда соблюдал должную дистанцию. Никто не осмеливался ни на какие вольности в его присутствии, а он сам никогда не говорил со слугами так фамильярно, как его сын. И уж во всяком случае, покойный лорд не стал бы приезжать в Прайори без предупреждения, в сопровождении только слуги и конюха, и оставаться здесь на длительное время, когда более половины комнат заперты, а в доме нет ни одного лакея, чтобы придать ему хоть какую-то респектабельность. Все это — результат жизни в чужих краях, среди людей, которые немногим лучше дикарей. Когда Имбер рискнул намекнуть теперешнему лорду, что не подобает джентльмену его положения так по-приятельски держаться с Марстоном, он ответил: «Мы с Марстоном старые друзья и побывали вместе в стольких переделках, что можем обходиться без церемоний». Неудивительно, что Марстон брезговал компанией Имбера и слишком задирал нос, чтобы посплетничать с ним о его лордстве. Держался он достаточно вежливо, но когда не хотел отвечать, делал вид, будто не слышал вопроса. «Если он так обожает его лордство, то почему не говорит о нем, вместо того чтобы молчать, как деревянный идол?» — с негодованием думал Имбер, глядя, как Марстон берет поднос и песет его по коридору в передний холл.
Деймрел не придерживался в Прайори городского распорядка: он позволял Имберу подавать обед в шесть, а после прибытия Обри отказался от утомительной привычки задерживаться в столовой с портвейном, а отправлялся с ним в комнату гостя, позднее сменив ее на библиотеку. Однако этим вечером он не проявлял желания вставать из-за стола, а сидел на своем большом резном стуле, как будто намеревался оставаться здесь всю ночь.
Марстон внимательно посмотрел на него, прежде чем шагнуть из тени дверного проема в свет, отбрасываемый свечами на столе. Казалось, лорд Деймрел не заметил появления слуги, но один взгляд дал понять Марстону, что Имбер здорово преувеличил. Конечно, милорд выпил немало, но вовсе не отключился. Да и вообще, он напивался по-настоящему в редких случаях, потому что, как говорится, знал свою норму.
Марстон поставил графин, потом склонился над большим камином и подбросил бревно в очаг. Погода по-прежнему стояла отличная, но после захода солнца холод заставлял закрывать шторы на окнах и разводить в камине огонь.
Помешав золу, Марстон поднялся с колен. Одна из свечей начала оплывать, и он задул ее. Деймрел поднял взгляд:
— А, это ты. Что случилось с Имбером? Упал с лестницы в погребе?
На бесстрастном лице Марстона мелькнула улыбка.
— Нет, милорд.
— Наверное, он сказал тебе, что я напился? — осведомился Деймрел, вынимая пробку из графина и наливая бренди в стакан. — Сегодня у него особенно кислая физиономия.
— Имбер очень стар, милорд, — ответил Марстон, обрезая еще один сгоревший фитиль. — Если вы намерены оставаться здесь и далее, придется нанять нескольких слуг.
Он говорил обычным невыразительным голосом, но Деймрел оторвал взгляд от стакана, который держал обеими руками.
— Но осмелюсь предположить, что мы не вернемся сюда после второго осеннего собрания, — продолжил Марстон, все еще занимаясь свечами. — Это напомнило мне, милорд, о необходимости написать Хэпбери, сообщив ему дату вашего прибытия в охотничий домик, а также о том, привезете ли вы с собой компанию.
— Я не думал об этом.
— Естественно, милорд. Когда погода такая теплая, забываешь, что скоро ноябрь, — согласился Марстон. — А что касается осеннего собрания…
— Я не собираюсь в Ньюмаркет. — Деймрел отпил немного бренди, затем коротко усмехнулся: — Не морочь мне голову. Ты ведь считаешь, что я должен туда ехать, верно?
— По-моему, да, сэр, раз ваши лошади участвуют в бегах.
— Две лошади, и я возлагаю надежды на каждую. — Деймрел опустошил стакан. Его рот вновь скривился в усмешке. — Какие еще для меня планы? Ньюмаркет, Лестершир — а что потом? — Марстон молча смотрел на него. — Поедем на Брук-стрит или отправимся в путешествие туда, где мы еще не бывали? И то и другое запросто может нам наскучить.
— Нет, если я знаю ваше лордство, — с улыбкой ответил Марстон. — Куда бы я с вами ни отправлялся, вы обязательно попадали в переделки, так что лично у меня не было времени скучать. Когда нам не грозило кораблекрушение, я молился, чтобы вы смогли убедить язычников-людоедов в нашем дружелюбии, или думал, сколько времени пройдет, прежде чем меня зашьют в мешок и бросят в Босфор.
— Думаю, в тот раз я был ближе всего к печальному концу, — промолвил Деймрел, улыбаясь при воспоминании. — Да, я втянул тебя во многие приключения… Но люди стареют, Mapстон.
— Да, милорд, но вы постарели не настолько, чтобы не втянуть меня в еще пару-другую увлекательных историй.
— И самого себя? Ты ведь думаешь, что я уже попал в одну из них, не так ли? Что ж, может, ты и прав. Будь я проклят, если я это знаю! — Протянув руку за графином, он наклонил его над стаканом, расплескав бренди на стол. — О господи! Вытри это, иначе Имбер и впрямь подумает, что я мертвецки пьян! Хотя это всего лишь неосторожность. — Деймрел откинулся на спинку стула и погрузился в молчание, а Марстон, в качестве предлога для задержки в столовой, начал переставлять посуду на буфете. Краем глаза он наблюдал за хозяином — выражение лица Деймрела ему не нравилось и озадачивало его. Милорд тяжело переживал теперешнюю историю — это было ему несвойственно. Обычно он беспечно предвидел в начале каждой из его многочисленных связей скорый ее конец. Лорд Деймрел был щедр и выполнял все требования своих возлюбленных, но видя, как легко он расстается с ними и цинично терпит их ложь, все были уверены, что он презирает женщин. Поэтому теперешняя угрюмая меланхолия хозяина беспокоила Марстона.
Деймрел снова задумчиво глотнул из бокала.
— Это был вавилонский или эфиопский царь? — спросил он.
— Не могу сказать, сэр, не будучи знакомым ни с тем ни с другим.
— Он стоял на развилке дорог, но какую из них выбрал и что с ним случилось, не имею ни малейшего понятия. Нам нужна миссис Придди, чтобы наставить нас на путь истинный. Не то чтобы я думал, будто она обнадеживающе посмотрит на мое положение и скажет, что есть шанс вернуть годы, растраченные впустую. Скорее всего, пустится в рассуждения о ямах и водоворотах или напомнит мне, что человек жнет то, что посеял. Хотел бы ты пожать посеянное мною, Марстон? Лично я не хочу! — Он допил бренди и отодвинул стакан. — К черту это, а то я действительно напьюсь! Могу привести тебе лучшую цитату, чем любая, которую ты услышишь от миссис Придди! «Запомни, важен лишь текущий час!» И не спрашивай меня, когда я собираюсь покинуть Йоркшир! Я намерен задержаться до возвращения сэра Конуэя Лэниона, но кто знает? Ведь я могу так же легко разлюбить, как влюбиться. Это бы тебя не удивило, верно?
— Не знаю, сэр, — ответил Марстон.
— Лучше помолись, чтобы я мог разлюбить, — сказал Деймрел. — Даже сумей я привести дом в порядок… Интересно, как глубоко я увяз в долгах? Тебе я ничего не должен, Марстон?
— Ничего достойного упоминания, милорд, — с тех пор, как Амарантус выиграл в Ноттингеме.
Деймрел расхохотался и встал:
— Ты глуп, что остаешься со мной! Что тебя заставляет это делать? Привычка?
— Не только, — ответил Марстон с одной из редких улыбок. — Служба вам, милорд, имеет свои недостатки, но и свои преимущества.
— Будь я проклят, если знаю хоть одно из этих преимуществ! — откровенно заявил Деймрел. — Если только ты не относишь к ним нерегулярное получение жалованья и многочисленные переделки.
— Нет, — сказал Марстон, подходя к двери и открывая ее. — Но рано или поздно вы мне платите, а если вы втягиваете меня в переделки, то не забываете и вытаскивать из них — причем порой с риском для собственной жизни. В библиотеке развели огонь, милорд, а Нидд полчаса назад привез из Йорка лондонские газеты.
Глава 10
— Я поняла, что Освальд имел в виду, сказав, что вы услышите о нем, но надеюсь, он не совершит подобную глупость. Когда Освальд как следует обо всем подумает… Нет, что-что, а это он не сделает! Кстати, если он пришлет вам вызов, вы должны будете принять его?
— Принять вызов щенка, у которого еще не выпали молочные зубы? Безусловно не должен, глупая вы девушка!
— Слава богу! — облегченно вздохнула Венеция. — Хотя Освальд заслуживает хорошей взбучки! Я едва не уронила котят, когда он стиснул меня в объятиях! Терпеть не могу подобного обращения!
— Я согласен, что он нуждается в уроке. Очевидно, это была его первая попытка. Ему следовало сначала избавиться от котят, — сказал Деймрел, забирая у Венеции корзину и ставя ее на пол, — ибо пока вы были озабочены их безопасностью, чего еще он мог от вас ожидать, кроме отпора? К тому же он должен был заключить вас в объятия вот так, а не как медведь, который хочет задушить свою жертву. И совершенно незачем покрывать поцелуями все лицо девушки. Если вы не можете убедить ее хитростью приподнять голову, значит, нужно взять ее рукой за подбородок — вот так, радость моя!
Венеция не только не оказывала сопротивления, но и без его помощи приподняла голову. Она слегка покраснела, но смотрела ему прямо в глаза с робкой улыбкой.
Деймрел тоже улыбался, но вскоре Венеция заметила, как улыбку сменило напряженное выражение. Деймрел все еще держал ее. В следующую секунду послышался голос Обри, звавший его по имени. Деймрел отпустил Венецию и повернулся, чтобы ответить. Она с сомнением смотрела на него — ей казалось, что он воздержался от поцелуя не из-за Обри, а по причине какой-то внезапной перемены настроения.
Обри, хромая, вышел из-за деревьев и направился к ним.
— Что вы тут делаете? — осведомился он. — Риббл сказал, что вы меня спрашивали.
— Верно, но он думал, что вы в библиотеке, а я знал, что вас там нет, и прекратил поиски. Я просто принес вам «Силу разума» Рида[29] и оставил на вашем столе.
— Прекрасно! Благодарю вас. Я был в оружейной, о чем Риббл мог бы догадаться, если бы потрудился подумать. Кстати, я нашел этот фрагмент — это Вергилий, но из «Георгик», а не из четвертой эклоги. Пройдемте в дом, и я покажу вам.
— Верю вам на слово. Я не могу задерживаться, так как у меня дурное предчувствие, что мне поручат топить котят, а я предпочитаю оставить эту работу вам.
— Так вот что тебя привело сюда? — обратился Обри к сестре. — Да, припоминаю, ты говорила об этом за завтраком. — Бегло взглянув на несчастных сирот, он добавил: — Отдай котят Финглу, и он их утопит.
— Стыдитесь! Неужели вы настолько бесчувственны? — упрекнул его Деймрел и протянул руку Венеции. — Я должен идти. Обри прав: вы не сможете их выходить. — Задержав ее руку в своей, он, словно повинуясь импульсу, поднес ее к губам и поцеловал. Их глаза на миг встретились, но она успела прочесть в них ответ на вопрос, таящийся в ее сердце, и все сомнения сразу исчезли.
Однако Финглу, который исподтишка наблюдал за Деймрелом, седлая для него лошадь, показалось, будто его лордство необычайно мрачен. Обычно у него находились любезные слова и улыбка для каждого, кто его обслуживал, но сейчас он отделался лишь кратким «спасибо», беря поводья и садясь в седло. Фингл подумал, что его хозяин занят своими мыслями, причем мысли эти, судя по его нахмуренному лицу, были не из приятных.
Деймрел ехал назад в Прайори медленно, опустив поводья и позволяя серому плестись шагом. Только когда Крестоносец, испуганный внезапно вспорхнувшим фазаном, застыл как вкопанный, вскинул голову и фыркнул, всадник отвлекся от размышлений и потрепал копя по шее, зная, что виноват сам.
— Старый ты дурень! — сказал он Крестоносцу. — Совсем как твой хозяин — впрочем, он куда хуже, чем просто дурень. «Сделает ли она из меня святого или я из нее — грешницу?» Кто это написал? Ты не знаешь, а я забыл, но это не важно. Для первого варианта уже слишком поздно, старина. Что до второго, то именно таковы были мои намерения, но я обнаружил, что не в состоянии их осуществить. Ну, пошел!
Крестоносец пустился вперед рысью и не сбавлял скорости, пока Деймрел, свернув на аллею, ведущую к главным воротам Прайори, не увидел там одинокого всадника.
— Черт бы побрал этого мальчишку! — воскликнул он, придерживая лошадь.
Юный мистер Денни, бросив взгляд через плечо, повернул лошадь и занял позицию в центре аллеи с явным намерением преградить путь своей добыче, если та попытается от него ускользнуть. Несмотря на агрессивно выпяченную челюсть, он выглядел смущенным.
Собственная пылкость поставила беднягу в ложное положение, из которого он не видел достойного выхода. Покинув Андершо в приступе бешеного гнева, Освальд некоторое время утешал себя воображаемыми сценами, которые Деймрел описывал Венеции, но постепенно злоба стала стихать. Благодаря неспешному возвращению Деймрела он добрые полчаса пытался решить, как ему поступить. Постепенно Освальд осознал, что испытываемое им унижение было прямым результатом его же недостойного поведения. Внезапно он понял, что Деймрел сыграл роль, предназначаемую им для себя, — в итоге злодей спас даму от героя. Эта мысль была настолько мучительной, что несколько минут Освальд не видел иного выхода, как бегство из Йоркшира и одинокое существование где-нибудь на краю света. Следующим, вполне разумным намерением было отказаться от вызова Деймрела на дуэль, и Освальд уже направился в сторону дома, когда ему в голову пришла более страшная мысль. Он уже обратился к Деймрелу с роковым предупреждением и если не осуществит свои намерения, то Деймрел сочтет его трусом. Поэтому Освальд снова повернул лошадь, решив, что ни при каких обстоятельствах не даст Деймрелу повода утверждать, будто у него смелости не больше, чем у петуха на навозной куче. Вызов должен состояться, но Освальд, как ни старался, не мог вновь обрести былую решимость. Ему не давала покоя мысль, что люди, знакомые с кодексом чести лучше, чем он, сочтут его поведение недостойным, и, преграждая путь Деймрелу, больше всего хотел оказаться на расстоянии сотни миль отсюда.
Деймрел натянул поводья и окинул ироничным взглядом своего юного врага.
— Для полноты картины не хватает только маски и нары седельных пистолетов, — заметил он.
— Я ждал вас, милорд, — сквозь зубы процедил Освальд.
— Вижу, что ждали.
— Думаю, ваше лордство понимает, с какой целью. Я говорил… я предупреждал, что вы еще услышите обо мне.
— Предупреждали, но у вас было достаточно времени передумать. Будьте благоразумны и отправляйтесь домой.
— Вы полагаете, что я вас боюсь? — свирепо осведомился Освальд. — В таком случае вы ошибаетесь, милорд!
— Не вижу причины вам меня бояться, — отозвался Деймрел. — Ни при каких обстоятельствах я не принял бы ваш вызов.
Освальд покраснел:
— Если вы хотите сказать, что я не достоин вашей шпаги, то могу сообщить вам, сэр, что мое происхождение ничем не хуже вашего!
— Не будьте так напыщенны. Сколько вам лет?
Освальд сердито уставился на него. Насмешливые искорки в глазах Деймрела пробуждали в нем примитивное желание заехать между ними кулаком.
— Мой возраст не имеет значения! — огрызнулся он.
— Напротив, он имеет первостепенное значение.
— Здесь — возможно, но я немного постранствовал по свету и побывал в тех местах, где… — Освальд умолк, внезапно вспомнив, что говорит с человеком, который странствовал куда больше его.
— Если вы побывали в местах, где люди моего возраста принимают вызовы от мальчишек, годящихся им в сыновья, то, должно быть, находились в весьма странной компании, — заметил Деймрел.
— В любом случае я считался там метким стрелком! — парировал Освальд.
— Вы меня пугаете. А на каком основании собираетесь меня вызвать?
Юноша отвел сердитый взгляд.
— Впрочем, я не настаиваю на ответе, — промолвил Деймрел.
— Подождите! — воскликнул Освальд, когда Крестоносец тронулся с места. — Вам не отделаться от меня подобным образом! Я знаю, что не должен был… Я не хотел… Не понимаю, как… Но вам было незачем…
— Продолжайте! — подбодрил его Деймрел. — Мне было незачем спасать мисс Лэнион из положения, которое явно не доставляло ей удовольствия? Вы это имеете в виду?
— Нет, черт возьми! — Освальд никак не мог найти слова, способные выразить его сумбурные мысли. — Вы не понимаете!
— Можете приписать мою сдержанность именно тому, что я все понимаю, — последовал довольно неожиданный ответ. — Однако терпение никогда не входило в число немногих моих добродетелей, поэтому чем скорее мы расстанемся, тем лучше. Мне очень жаль вас, но я не в силах облегчить ваши муки, к тому же ваша неспособность открыть рот без очередной хвастливой тирады сильно уменьшает мое сочувствие.
— Не нужно мне ваше проклятое сочувствие! — рявкнул уязвленный Освальд. — Вы можете сделать только одно, милорд! Перестать обхаживать Венецию! — Заметив блеск в глазах Деймрела, он быстро продолжил: — Перестать входить в ее дом, как в свой собственный, дурачить ее вашими светскими манерами, пользоваться тем, что она слишком невинна, чтобы раскусить ваши уловки! Перестать обращаться со мной как с чокнутым! Возможно, я в самом деле потерял голову, но у меня честные намерения! Не думайте, будто я не знаю, что веду себя невежливо! Я знаю, и мне на это плевать! Меня не заботит, даже если вы сообщите моему отцу о моем поведении!
На лице Деймрела было написано угрожающее выражение, но последнее замечание развеяло его гнев, заставив рассмеяться.
— Я не собираюсь прибегать к столь крайним мерам, — сказал он. — Будь рядом пруд… Но его нет, а вы, по крайней мере, на сей раз обошлись без высокопарных фраз. Однако если вы не хотите провести следующие несколько дней в постели, избавьте меня от подобных речей.
— Только слезьте с лошади, — яростно крикнул Освальд, — и мы посмотрим…
— Мой бедный юноша, в этом было бы больше «детской доблести, чем мудрости мужской». Не сомневаюсь, что вы полны отваги, но также уверен, что покончил бы с вами быстрее чем за две минуты. Я ведь не новичок в подобных делах. А теперь моя очередь произносить речь. Она будет короткой и, надеюсь, ясной. Я был терпелив с вами, так как не забыл муки первой любви и то, какого дурака я свалял в вашем возрасте, а также потому, что хорошо понимаю ваше желание убить меня. Однако потребовав, чтобы я перестал соблазнять мисс Лэнион, вы зашли слишком далеко. Только ее брат имеет право подвергать сомнению мои намерения. Если он сделает это, я ему отвечу, но единственный ответ для вас находится в носке моего сапога!
— Ее брата здесь нет! — быстро заявил Освальд. — Будь он дома, тогда все было бы по-другому!
— Какого дьявола… А, вы говорите о ее старшем брате, а я имел в виду младшего.
— Обри? — недоверчиво воскликнул Освальд. — Эту маленькую колченогую обезьяну? Что он может сделать, даже если попытается? И что он вообще знает, кроме пыльных древних авторов? Ему и в голову не придет, какую игру вы затеяли!
— Не относитесь к нему с презрением, — сухо заметил Деймрел, подбирая поводья. — Вам это тоже в голову не приходит.
— Я знаю, что вы не намерены жениться на Венеции! — крикнул Освальд.
Деймрел посмотрел на него со странной усмешкой в глазах.
— Знаете? — переспросил он.
— Да, знаю! — Когда Крестоносец двинулся дальше, Освальд повернул свою лошадь, испуганно глядя вслед Деймрелу. — Вы и Венеция? — пробормотал он. — Она бы просто не смогла выйти за вас!
В его голосе звучало нескрываемое отвращение, но Деймрел только рассмеялся, направил Крестоносца в ворота Прайори и поскакал по длинной, заросшей сорняками дорожке.
Освальд едва ли был бы более шокирован, даже если бы Деймрел открыто заявил о своих бесчестных намерениях. Его терзали сомнения и недоверие, но ему не оставалось ничего иного, как возвращаться в Эбберсли. Поездка была долгой и скучной, а Освальд чувствовал себя настолько униженным, что его не утешала даже мысль о Деймреле, задетом за живое его последними словами.
Марстон, забирая куртку и бриджи Деймрела, задумчиво посмотрел на него, но не стал делать никаких комментариев ни тогда, ни позже, когда обнаружил Имбера со страдальческим выражением лица переливающим бренди из бутылки в графин.
— Бренди кончается! — заявил Имбер. — Я так и думал, что его хватит не надолго, когда он делал заказ. Более того, он выпил все «Дьяболино», и если ему не нравится то, что было достаточно хорошо для его покойного лордства, то нечего ругать меня. Я уже педелю назад предупреждал его, как обстоят дела.
— Я отнесу ему бренди, — предложил Марстон.
Имбер фыркнул, но не стал возражать. Он был стар, и у него болели ноги. Имбер всегда пользовался услугами Марстона, но порицал его за то, что он берется за дела, не относящиеся к его компетенции. Марстон не брезговал таскать дрова для камина и даже пилить их, а когда Нидд отсутствовал, расседлывал лошадь хозяина и чистил ее. «Лакей покойного лорда никогда не стал бы так себя унижать, — думал Имбер. — Каков господин, таков и слуга». Покойный лорд знал себе цену и всегда соблюдал должную дистанцию. Никто не осмеливался ни на какие вольности в его присутствии, а он сам никогда не говорил со слугами так фамильярно, как его сын. И уж во всяком случае, покойный лорд не стал бы приезжать в Прайори без предупреждения, в сопровождении только слуги и конюха, и оставаться здесь на длительное время, когда более половины комнат заперты, а в доме нет ни одного лакея, чтобы придать ему хоть какую-то респектабельность. Все это — результат жизни в чужих краях, среди людей, которые немногим лучше дикарей. Когда Имбер рискнул намекнуть теперешнему лорду, что не подобает джентльмену его положения так по-приятельски держаться с Марстоном, он ответил: «Мы с Марстоном старые друзья и побывали вместе в стольких переделках, что можем обходиться без церемоний». Неудивительно, что Марстон брезговал компанией Имбера и слишком задирал нос, чтобы посплетничать с ним о его лордстве. Держался он достаточно вежливо, но когда не хотел отвечать, делал вид, будто не слышал вопроса. «Если он так обожает его лордство, то почему не говорит о нем, вместо того чтобы молчать, как деревянный идол?» — с негодованием думал Имбер, глядя, как Марстон берет поднос и песет его по коридору в передний холл.
Деймрел не придерживался в Прайори городского распорядка: он позволял Имберу подавать обед в шесть, а после прибытия Обри отказался от утомительной привычки задерживаться в столовой с портвейном, а отправлялся с ним в комнату гостя, позднее сменив ее на библиотеку. Однако этим вечером он не проявлял желания вставать из-за стола, а сидел на своем большом резном стуле, как будто намеревался оставаться здесь всю ночь.
Марстон внимательно посмотрел на него, прежде чем шагнуть из тени дверного проема в свет, отбрасываемый свечами на столе. Казалось, лорд Деймрел не заметил появления слуги, но один взгляд дал понять Марстону, что Имбер здорово преувеличил. Конечно, милорд выпил немало, но вовсе не отключился. Да и вообще, он напивался по-настоящему в редких случаях, потому что, как говорится, знал свою норму.
Марстон поставил графин, потом склонился над большим камином и подбросил бревно в очаг. Погода по-прежнему стояла отличная, но после захода солнца холод заставлял закрывать шторы на окнах и разводить в камине огонь.
Помешав золу, Марстон поднялся с колен. Одна из свечей начала оплывать, и он задул ее. Деймрел поднял взгляд:
— А, это ты. Что случилось с Имбером? Упал с лестницы в погребе?
На бесстрастном лице Марстона мелькнула улыбка.
— Нет, милорд.
— Наверное, он сказал тебе, что я напился? — осведомился Деймрел, вынимая пробку из графина и наливая бренди в стакан. — Сегодня у него особенно кислая физиономия.
— Имбер очень стар, милорд, — ответил Марстон, обрезая еще один сгоревший фитиль. — Если вы намерены оставаться здесь и далее, придется нанять нескольких слуг.
Он говорил обычным невыразительным голосом, но Деймрел оторвал взгляд от стакана, который держал обеими руками.
— Но осмелюсь предположить, что мы не вернемся сюда после второго осеннего собрания, — продолжил Марстон, все еще занимаясь свечами. — Это напомнило мне, милорд, о необходимости написать Хэпбери, сообщив ему дату вашего прибытия в охотничий домик, а также о том, привезете ли вы с собой компанию.
— Я не думал об этом.
— Естественно, милорд. Когда погода такая теплая, забываешь, что скоро ноябрь, — согласился Марстон. — А что касается осеннего собрания…
— Я не собираюсь в Ньюмаркет. — Деймрел отпил немного бренди, затем коротко усмехнулся: — Не морочь мне голову. Ты ведь считаешь, что я должен туда ехать, верно?
— По-моему, да, сэр, раз ваши лошади участвуют в бегах.
— Две лошади, и я возлагаю надежды на каждую. — Деймрел опустошил стакан. Его рот вновь скривился в усмешке. — Какие еще для меня планы? Ньюмаркет, Лестершир — а что потом? — Марстон молча смотрел на него. — Поедем на Брук-стрит или отправимся в путешествие туда, где мы еще не бывали? И то и другое запросто может нам наскучить.
— Нет, если я знаю ваше лордство, — с улыбкой ответил Марстон. — Куда бы я с вами ни отправлялся, вы обязательно попадали в переделки, так что лично у меня не было времени скучать. Когда нам не грозило кораблекрушение, я молился, чтобы вы смогли убедить язычников-людоедов в нашем дружелюбии, или думал, сколько времени пройдет, прежде чем меня зашьют в мешок и бросят в Босфор.
— Думаю, в тот раз я был ближе всего к печальному концу, — промолвил Деймрел, улыбаясь при воспоминании. — Да, я втянул тебя во многие приключения… Но люди стареют, Mapстон.
— Да, милорд, но вы постарели не настолько, чтобы не втянуть меня в еще пару-другую увлекательных историй.
— И самого себя? Ты ведь думаешь, что я уже попал в одну из них, не так ли? Что ж, может, ты и прав. Будь я проклят, если я это знаю! — Протянув руку за графином, он наклонил его над стаканом, расплескав бренди на стол. — О господи! Вытри это, иначе Имбер и впрямь подумает, что я мертвецки пьян! Хотя это всего лишь неосторожность. — Деймрел откинулся на спинку стула и погрузился в молчание, а Марстон, в качестве предлога для задержки в столовой, начал переставлять посуду на буфете. Краем глаза он наблюдал за хозяином — выражение лица Деймрела ему не нравилось и озадачивало его. Милорд тяжело переживал теперешнюю историю — это было ему несвойственно. Обычно он беспечно предвидел в начале каждой из его многочисленных связей скорый ее конец. Лорд Деймрел был щедр и выполнял все требования своих возлюбленных, но видя, как легко он расстается с ними и цинично терпит их ложь, все были уверены, что он презирает женщин. Поэтому теперешняя угрюмая меланхолия хозяина беспокоила Марстона.
Деймрел снова задумчиво глотнул из бокала.
— Это был вавилонский или эфиопский царь? — спросил он.
— Не могу сказать, сэр, не будучи знакомым ни с тем ни с другим.
— Он стоял на развилке дорог, но какую из них выбрал и что с ним случилось, не имею ни малейшего понятия. Нам нужна миссис Придди, чтобы наставить нас на путь истинный. Не то чтобы я думал, будто она обнадеживающе посмотрит на мое положение и скажет, что есть шанс вернуть годы, растраченные впустую. Скорее всего, пустится в рассуждения о ямах и водоворотах или напомнит мне, что человек жнет то, что посеял. Хотел бы ты пожать посеянное мною, Марстон? Лично я не хочу! — Он допил бренди и отодвинул стакан. — К черту это, а то я действительно напьюсь! Могу привести тебе лучшую цитату, чем любая, которую ты услышишь от миссис Придди! «Запомни, важен лишь текущий час!» И не спрашивай меня, когда я собираюсь покинуть Йоркшир! Я намерен задержаться до возвращения сэра Конуэя Лэниона, но кто знает? Ведь я могу так же легко разлюбить, как влюбиться. Это бы тебя не удивило, верно?
— Не знаю, сэр, — ответил Марстон.
— Лучше помолись, чтобы я мог разлюбить, — сказал Деймрел. — Даже сумей я привести дом в порядок… Интересно, как глубоко я увяз в долгах? Тебе я ничего не должен, Марстон?
— Ничего достойного упоминания, милорд, — с тех пор, как Амарантус выиграл в Ноттингеме.
Деймрел расхохотался и встал:
— Ты глуп, что остаешься со мной! Что тебя заставляет это делать? Привычка?
— Не только, — ответил Марстон с одной из редких улыбок. — Служба вам, милорд, имеет свои недостатки, но и свои преимущества.
— Будь я проклят, если знаю хоть одно из этих преимуществ! — откровенно заявил Деймрел. — Если только ты не относишь к ним нерегулярное получение жалованья и многочисленные переделки.
— Нет, — сказал Марстон, подходя к двери и открывая ее. — Но рано или поздно вы мне платите, а если вы втягиваете меня в переделки, то не забываете и вытаскивать из них — причем порой с риском для собственной жизни. В библиотеке развели огонь, милорд, а Нидд полчаса назад привез из Йорка лондонские газеты.
Глава 10
Известие о том, что ее сын на ножах с лордом Деймрелом, в которого по уши влюбилась Венеция Лэнион, пришло к леди Денни из уст ее старшей дочери. Клара была очень разумной девушкой, не более склонной к преувеличениям, чем ее отец, но даже ее весьма сдержанный отчет о том, что Освальд поведал Эмили, а Эмили повторила ей, обеспокоил ее мать в высшей степени.
Освальд намеревался хранить молчание о событиях, разрушивших его веру в женщин и одним махом превративших его из пылкого влюбленного в законченного женоненавистника, и, считая родителей и двух старших сестер достаточно сообразительными, чтобы заставить их понять, что беспечный юнец, уехавший из дому до полудня, вернулся к обеду угрюмым циником, не отвечать на их вопросы, изображая всем своим видом, что прошел через тяжкое испытание. К сожалению, разум всех четверых оказался настолько притупившимся, что они не усмотрели ничего необычного в его кислой мине и односложных ответах и весело болтали в течение всего обеда, вызвав у Освальда горькое сожаление, что ему довелось родиться в столь бесчувственной семье. Его отказ от второго побудил леди Денни сделать несколько комментариев, но так как она приписала потерю аппетита перееданию леденцов, он только пожалел, что мать обратила на это внимание.
Однако на следующий день случайное замечание Эмили победило решимость Освальда хранить молчание. С присущей пятнадцатилетнему возрасту бестактностью она удивилась, что брат не ездит в гости к Венеции. Это вызвало взрыв горького смеха и уверение, что больше он никогда не переступит порог Андершо, а после предупреждения не задавать вопросов Эмили сразу же начала умолять его рассказать, что случилось.
Освальд не намеревался ничего ей сообщать, но Эмили была куда ближе ему духовно, чем остальные члены семьи, и вскоре он доверил часть своих огорчении ее сочувственным ушам. Хотя эта серия замечаний не дала Эмили точного представления о событиях вчерашнего дня, она нашла отклик в ее романтическом сердце. С помощью богатого воображения Эмили заполнила все пробелы и рассказала обо всем Кларе, взяв с нее клятву молчать.
— Хотя, по-моему, все это чушь, мама, я решила, что должна рассказать тебе об этом.
— Господи! — в ужасе воскликнула леди Денни. — Вызвать лорда Деймрела на дуэль! Должно быть, твой брат помешался! Никогда не слышала ничего подобного и даже думать боюсь о том, что скажет твой отец! Нет, это не может быть правдой! Наверняка это очередная фантазия Эмили!
— Боюсь, что это не совсем выдумка, мама, — возразила Клара. — Не может быть сомнений, что Освальд поссорился с лордом Деймрелом, хотя едва ли вызвал его на дуэль. Ты ведь знаешь, как Освальд и Эмили любят преувеличивать. Я бы сочла всю историю невозможной, но если лорд Деймрел в самом деле преследует бедную Венецию своим вниманием, то все может быть. Я решила рассказать тебе об этом, потому что Освальд сейчас пребывает в очередном приступе меланхолии, а в такое время трудно рассчитывать, что он будет вести себя разумно. Если он действительно поссорился с лордом Деймрелом…
— Даже не говори об этом! — содрогнулась леди Денни. — О боже, и зачем только этот ужасный человек приехал сюда? Чтобы преследовать Венецию и всех здесь растревожить? Ты говоришь, он каждый день бывает в Андершо?
— Ну, мама, так Освальд сказал Эмили, но я не особенно этому верю, так как он говорил, будто Венеция очарована лордом Деймрелом и поощряет его к недостойному поведению, а это ведь наверняка чушь.
Однако ее слова ничуть не успокоили леди Денни, которая побледнела и воскликнула:
— Мне следовало знать, что такое может произойти! А Эдуард Ярдли не нашел ничего лучшего, как слечь с ветряной оспой в самое неподходящее время! Я вовсе не надеялась, будто от него было бы много пользы, но он, по крайней мере, помешал бы Деймрелу проводить столько времени с Венецией, вместо того чтобы позволить матери посылать за мистером Хантспиллом каждый раз, когда ей кажется, что у него частит пульс, и поднимать такую суету, словно у него настоящая оспа!
Освальд намеревался хранить молчание о событиях, разрушивших его веру в женщин и одним махом превративших его из пылкого влюбленного в законченного женоненавистника, и, считая родителей и двух старших сестер достаточно сообразительными, чтобы заставить их понять, что беспечный юнец, уехавший из дому до полудня, вернулся к обеду угрюмым циником, не отвечать на их вопросы, изображая всем своим видом, что прошел через тяжкое испытание. К сожалению, разум всех четверых оказался настолько притупившимся, что они не усмотрели ничего необычного в его кислой мине и односложных ответах и весело болтали в течение всего обеда, вызвав у Освальда горькое сожаление, что ему довелось родиться в столь бесчувственной семье. Его отказ от второго побудил леди Денни сделать несколько комментариев, но так как она приписала потерю аппетита перееданию леденцов, он только пожалел, что мать обратила на это внимание.
Однако на следующий день случайное замечание Эмили победило решимость Освальда хранить молчание. С присущей пятнадцатилетнему возрасту бестактностью она удивилась, что брат не ездит в гости к Венеции. Это вызвало взрыв горького смеха и уверение, что больше он никогда не переступит порог Андершо, а после предупреждения не задавать вопросов Эмили сразу же начала умолять его рассказать, что случилось.
Освальд не намеревался ничего ей сообщать, но Эмили была куда ближе ему духовно, чем остальные члены семьи, и вскоре он доверил часть своих огорчении ее сочувственным ушам. Хотя эта серия замечаний не дала Эмили точного представления о событиях вчерашнего дня, она нашла отклик в ее романтическом сердце. С помощью богатого воображения Эмили заполнила все пробелы и рассказала обо всем Кларе, взяв с нее клятву молчать.
— Хотя, по-моему, все это чушь, мама, я решила, что должна рассказать тебе об этом.
— Господи! — в ужасе воскликнула леди Денни. — Вызвать лорда Деймрела на дуэль! Должно быть, твой брат помешался! Никогда не слышала ничего подобного и даже думать боюсь о том, что скажет твой отец! Нет, это не может быть правдой! Наверняка это очередная фантазия Эмили!
— Боюсь, что это не совсем выдумка, мама, — возразила Клара. — Не может быть сомнений, что Освальд поссорился с лордом Деймрелом, хотя едва ли вызвал его на дуэль. Ты ведь знаешь, как Освальд и Эмили любят преувеличивать. Я бы сочла всю историю невозможной, но если лорд Деймрел в самом деле преследует бедную Венецию своим вниманием, то все может быть. Я решила рассказать тебе об этом, потому что Освальд сейчас пребывает в очередном приступе меланхолии, а в такое время трудно рассчитывать, что он будет вести себя разумно. Если он действительно поссорился с лордом Деймрелом…
— Даже не говори об этом! — содрогнулась леди Денни. — О боже, и зачем только этот ужасный человек приехал сюда? Чтобы преследовать Венецию и всех здесь растревожить? Ты говоришь, он каждый день бывает в Андершо?
— Ну, мама, так Освальд сказал Эмили, но я не особенно этому верю, так как он говорил, будто Венеция очарована лордом Деймрелом и поощряет его к недостойному поведению, а это ведь наверняка чушь.
Однако ее слова ничуть не успокоили леди Денни, которая побледнела и воскликнула:
— Мне следовало знать, что такое может произойти! А Эдуард Ярдли не нашел ничего лучшего, как слечь с ветряной оспой в самое неподходящее время! Я вовсе не надеялась, будто от него было бы много пользы, но он, по крайней мере, помешал бы Деймрелу проводить столько времени с Венецией, вместо того чтобы позволить матери посылать за мистером Хантспиллом каждый раз, когда ей кажется, что у него частит пульс, и поднимать такую суету, словно у него настоящая оспа!