Страница:
Повинуясь подсказке своего доброго ангела, Венеция ответила:
— В это никто не мог бы поверить, мэм, и я в том числе!
— Интересно, что тебе говорили обо мне Франсис, Мария и вся их чопорная компания?
— Ничего, мэм. Только няня говорила, что я никогда не буду такой красивой, как вы! До вчерашнего дня я считала вас умершей.
— Быть не может! Неужели так сказал тебе Франсис? Да, это на него похоже! Бедняга, я была для него тяжким испытанием! Ты любила его?
— Нет, — спокойно ответила Венеция.
Это заставило ее милость рассмеяться в третий раз. Она указала Венеции на стул и снова села за туалетный столик, окидывая дочь критическим взглядом. Теперь у Венеции было время рассмотреть, что прозрачная ткань с пеной кружев, в которую была облачена леди Стипл, в действительности являлась пеньюаром. Это была отнюдь не та одежда, в которой ожидаешь увидеть собственную мать. Венецию интересовало, был бы доволен Деймрел при виде своей супруги в подобном одеянии, и она склонялась к мнению, что оно пришлось бы ему по вкусу.
— Ну, расскажи о себе! — предложила леди Стипл, изучая в ручном зеркальце свой профиль. — Ты очень на меня похожа, только нос не такой прямой, да и лицо не безупречно овальное. К тому же, дорогая, ты кажешься мне слишком высокой. Тем не менее выглядишь ты на редкость привлекательно! Конуэй также очень красив, но настолько глуп и чопорен, что напомнил мне своего отца, поэтому я не могла не почувствовать к нему неприязнь. Какого же дурака он свалял в Париже! Ты бы была рада, если бы я расстроила планы вдовушки? Думаю, мне бы это удалось, так как она настолько респектабельна, что предпочитает притворяться, будто не знает о моем существовании! Мне очень хотелось нанести ей визит — познакомиться с будущей невесткой. Это было бы так забавно! Не помню, почему я передумала, — наверное, была занята, а может, Ягненок[42] возражал… В Париже было так жарко, что мы перебрались в chateau[43] — мой Трианон![44] Ягненок купил его и подарил мне на день рождения — чудесное место! Ну, если Конуэй так втрескался в никчемную маленькую nigaude[45], то ему поделом! А почему ты не замужем, Венеция? Сколько тебе лет? Глупо, но я никогда не помню даты!
— Уже за двадцать пять, мэм! — ответила Венеция с озорным блеском в глазах.
— Двадцать пять! — Леди Стипл подняла руку, словно отталкивая от себя нечто безобразное. — Двадцать пять! — повторила она, инстинктивно глядя в зеркало прищуренными глазами. Увиденное явно приободрило ее, ибо она беспечно произнесла: — Ну, конечно — я была совсем ребенком, когда ты родилась! Но что с тобой произошло, что ты до сих пор в девицах?
— Ничего особенно, мэм, — улыбнулась Венеция. — Просто до того, как я приехала в Лондон месяц назад, я никогда не видела большего города, чем Йорк, и не бывала дальше Хэрроугита.
— Господи, неужели ты говоришь серьезно? — воскликнула леди Стипл, уставясь на дочь. — В жизни не слышала ничего подобного! Расскажи, почему так вышло!
Венеция рассказала ей, и, хотя мысль о сэре Франсисе в роли затворника вызвала у леди Стипл смех, услышанное привело ее в ужас.
— Бедняжка! Наверное, ты ненавидишь меня?
— Конечно нет! — заверила ее Венеция.
— Понимаешь, я никогда не хотела детей, — объяснила ее милость. — Они портят фигуру. К тому же новорожденные выглядят просто ужасно — они такие красные и сморщенные! Хотя должна признать, что ты и Конуэй были хорошенькими малышами. А вот последний… забыла, как Франсис потребовал его назвать? Ах да, Обри! Ну, он выглядел чудовищно — как больная обезьяна! Конечно, Франсис считал, что я обязана сама его кормить, словно жена фермера! Не понимаю, как ему в голову пришла такая вульгарная идея, так как знаю, что старая леди Лэнион всегда нанимала кормилицу! Но я даже смотреть не могла без дрожи на это сморщенное создание. Кроме того, Обри был настолько капризным, что действовал мне на нервы. Никогда не думала, что он выживет, но он ведь все-таки выжил, не так ли?
Венеция так сильно стиснула кулаки под бархатной муфтой, что ногти впились в ладони, но она умудрилась спокойно ответить:
— Конечно выжил. Возможно, Обри капризничал из-за своего бедра. У него был больной сустав. Сейчас ему лучше, но в детстве он очень страдал и всю жизнь будет хромать.
— Бедный мальчик! — посочувствовала ее милость. — Он приехал с тобой в Лондон?
— Нет, он в Йоркшире. Не думаю, чтобы ему поправился Лондон. Обри много занимается — он будет блестящим ученым!
— Господи, какая скука! — с простодушной искренностью заметила леди Стипл. — Меня в дрожь бросает при мысли, что тебе приходилось довольствоваться обществом затворника и ученого! Бедное дитя! Ты была настоящей Спящей Красавицей! Какая трогательная история! Но ведь должен был появиться принц, чтобы разбудить тебя поцелуем!
— Он появился, — слегка покраснев, сказала Венеция. — Только почему-то вбил себе в голову, что он не принц, а узурпатор, переодетый принцем.
— Это портит всю историю! — запротестовала леди Стипл. — А почему он считает себя узурпатором? Это просто нелепо!
— Вы ведь знаете, что из себя представляет принц в волшебной сказке, мэм! Он молод, красив, добродетелен, хотя, возможно, ужасно скучен. Ну, мой узурпатор не слишком молод, не так уж красив и, безусловно, не добродетелен, зато скучным его не назовешь.
— Похоже, ты влюбилась в повесу! Как интересно! Расскажи мне о нем!
— Возможно, вы его знаете, мэм.
— Неужели? Кто это?
— Лорд Деймрел, — ответила Венеция. Леди Стипл подскочила на стуле.
— Что? Чепуха! Ты притворяешься! — Она сдвинула брови. — Хотя теперь припоминаю… У Деймрелов поместье недалеко от Андершо, только они почти никогда там не бывали… Значит, ты его встретила, и он обвел тебя вокруг пальца! Ну, дорогая, он разбил десятка два сердец, помимо твоего, так что осуши слезы и постарайся разбить несколько сердец сама! Уверяю тебя, это куда забавнее, чем плакать.
— Не думаю, что есть на свете что-то более забавное, чем выйти замуж за Деймрела, — сказала Венеция.
— Выйти за него замуж? Господи, да не будь такой дурочкой! Деймрел за всю свою скандальную карьеру ни разу не собирался жениться!
— Собирался, мэм! Он хотел жениться на леди Софии Вобстер, но она, к счастью, влюбилась в кого-то еще. А теперь он хочет жениться на мне.
— Не заблуждайся — он тебя дурачил!
— Да, он пытался меня одурачить, внушив, будто всего лишь флиртовал со мной, и это ему бы удалось, если бы моя тетя не проболталась. Вот почему я пришла к вам, мэм! Вы можете мне помочь — если захотите.
— Помочь тебе? — Леди Стипл рассмеялась, на сей раз не так музыкально. — Неужели ты не понимаешь, что для меня куда легче погубить тебя в глазах общества?
— Понимаю, — искренне отозвалась Венеция. — Я очень рада, что вы это сказали, потому что теперь мне будет не так неловко все вам объяснить. Деймрел уверен, что, женившись на мне, оп причинит мне страшный вред. Он и мой дядя Хендред решили между собой, что меня непременно ожидает блестящая партия, а если я выйду за него, то общество меня отвергнет и я стану такой же бродягой, как он. Поэтому мне нужно убедить его, что вместо выгодного брака меня, очень возможно, ожидает судьба изгоя. Я ломала голову над тем, как этого добиться, когда прошлой ночью тетя рассказала мне… Она думала, что я приду в ужас, но я только обрадовалась, так как поняла, что именно вы в состоянии мне помочь.
— Стать изгоем? Еще бы! — воскликнула ее милость. — И все ради того, чтобы выйти за этого повесу Деймрела! Нет, я не могу в это поверить!
Но, выслушав историю осенней идиллии, леди Стипл поверила Венеции. Задумчиво глядя на дочь, она стала перебирать флакончики на туалетном столике.
— Ты и Деймрел! — произнесла она после долгой паузы. — По-твоему, он будет тебе верен?
— Не знаю, — честно ответила Венеция. — Но думаю, он всегда будет любить меня. Понимаете, мы такие хорошие друзья…
Леди Стипл уставилась на Венецию.
— Ты странная девушка, — сказала она. — Ты не знаешь, что это значит — быть отверженной!
— Но благодаря вам и папе, мэм, — улыбнулась Венеция, — я была ею всю жизнь.
— Ты винишь в этом меня, но откуда мне было знать…
— Я не виню вас, мэм, но, говоря откровенно, вы не дали мне повода быть вам признательной.
Леди Стипл пожала плечами.
— Я уже говорила тебе, что никогда не хотела иметь детей, — не без раздражения сказала она.
— Но я не могу поверить, будто вы хотели, чтобы мы были несчастны.
— Конечно не хотела! Но…
— Тем не менее я несчастна! — заявила Венеция, не сводя глаз с красивого лица матери. — Вы могли бы оказать мне совсем маленькую услугу и я бы снова стала счастлива и была бы вам благодарна до глубины души!
— С твоей стороны это нехорошо! — недовольно сказала леди Стипл. — Мне следовало догадаться, что ты пришла нарушить мой покой… Чем, по-твоему, я могу тебе помочь?
Сэр Лэмберт, рискнувший спустя полчаса заглянуть в комнату, застал свою падчерицу готовой проститься, а жену пребывающей в неопределенном настроении — промежуточном между весельем и раздражением. Это его не удивило — он опасался, что супругу расстроит встреча с хорошенькой дочерью. К счастью, он принес известия, способные ее приободрить.
— Это ты Лэм, — осведомилась леди Стипл. — Входи и скажи, как тебе поправилась моя дочь. Ты наверняка уже флиртовал с ней — ведь она такая хорошенькая, не так ли?
Сэр Лэмберт хорошо знал этот повышенный топ, в котором слышались потки истеричного смеха.
— Она очаровательна, — ответил он. — Клянусь честью, вас чертовски трудно отличить друг от друга! — Сэр Лэмберт повернулся к Венеции: — Конечно, дорогая, ваша мама обладает некоторыми преимуществами — у нее совершенные черты, как говорил Лоренс[46], когда писал ее портрет!
Леди Стипл, сидевшая за маленьким письменным столом, при этих словах поднялась, быстро подошла к Венеции и повернула ее лицом к большому зеркалу. С минуту она смотрела на два отражающихся в нем лица, затем, к испугу Венеции, упала на обширную грудь сэра Лэмберта с криком:
— Ей двадцать пять лет, Лэм! Двадцать пять!
— Ну-ну, прелесть моя! — успокаивающе произнес он, похлопывая ее по спине. — У нее достаточно времени, чтобы стать такой же красавицей, как ее мама!
Она высвободилась с нервным смешком:
— Не говори глупости! Уведи ее! Я должна одеться! Ненавижу утренних посетителей! Я выгляжу как старая ведьма!
— Вовсе нет, — возразила Венеция, пряча в ридикюль запечатанное письмо. — Еще маленькой девочкой я привыкла считать вас феей, и вы действительно на нее похожи. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой неуклюжей! Хотела бы я узнать, как вам удается ходить, словно плавая!
— Льстивая девчонка! Ну, поцелуй меня и иди искать свое счастье! Желаю тебе найти его! Конечно, из этого ничего не выйдет, но не вини в этом меня!
— Искать счастье? — переспросил сэр Лэмберт. — Выходит, между вами есть какой-то секрет? Но твоей служанке, прелесть моя, не терпится приготовить тебя к приему целой компании от Робертса!
— А, мой новый костюм для верховой езды! — воскликнула леди Стипл, чье лицо тотчас же просветлело. — Сейчас же пришли ко мне Луизу, Лэм! Дитя мое, вынуждена просить тебя удалиться! Ни один француз не в состоянии изготовить костюм для верховой езды — Роберте делает их для меня с тех пор, как я начала бывать в обществе! Поэтому я приехала сюда с Ягненком! Ненавижу Лондон — особенно в ноябре!
Венеция снова поцеловала мягкую надушенную щеку.
— До свидания, мэм, — попрощалась она. — Благодарю вас! Вы были очень добры!
Леди Стипл сделала кислую мину, а Венеция присела в реверансе. Выйдя вместе с ней, сэр Лэмберт закрыл за ними дверь.
— Вы славная девочка, — сказал он. — Я рад, что вы ее утешили! Она боится, что стареет и ей пора на свалку. Вы не обижаетесь, что я сказал о ее преимуществах перед вами?
Венеция заверила его, что она нисколько не в обиде. Сэр Лэмберт предложил проводить падчерицу вниз к ее служанке, а узнав, что она пришла одна, заявил, что будет сопровождать ее на Кэвендиш-сквер. Венеция попросила его не беспокоиться, уверяя, что привыкла выходить одна и что ей нужно купить кое-что на Бонд-стрит, но он не согласился.
— Нет, так не пойдет! Честное слово, меня удивляет Мария Хендред! Отпускать хорошенькую девушку в одиночестве, чтобы все щеголи с Бонд-стрит строили ей глазки! Вы должны позволить мне проводить вас, и не беспокойтесь, что это не поправится вашей маме! Обещаю, что она не будет дуться, просто потому, что я не стану ей об этом рассказывать!
Поэтому, как только слуга сэра Лэмберта подал своему хозяину пальто и вручил ему шляпу, перчатки и трость, Венеция отправилась в путь в его компании, не опасаясь продемонстрировать знакомым ее тети, которых они могли повстречать, что пребывает в наилучших отношениях со своим отчимом, пользующимся дурной репутацией. Тучность сэра Лэмберта делала их продвижение весьма медленным. К тому времени, когда они свернули на Бонд-стрит, они успели подружиться, а сэр Лэмберт продемонстрировал галантное обращение со своей прекрасной спутницей и рассказал ей несколько анекдотов из своей молодости, которые настолько рассмешили Венецию, что побудили его перейти к анекдотам более сомнительного свойства. Сэр Лэмберт сопровождал падчерицу в лавку торговца льняными товарами и помог ей выбрать муслин для платья, а когда они вышли, хотел нести покупку, но Венеция спрятала ее в муфту, сказав, что ни разу не видела светского щеголя, несущего простой пакет, перетянутый веревкой.
На улице было много карет и модно одетых прохожих, но Венеция не видела ни одного знакомого лица вплоть до Гросвенор-стрит. Заметив явно ошеломленную зрелищем леди, с которой она встречалась на Кэвендиш-сквер, Венеция приветливо кивнула. Сэр Лэмберт, как всегда безукоризненно вежливый, приподнял с напомаженных локонов касторовую шляпу и тоже поклонился. Корсет, который он носил, протестующе заскрипел, однако Венецию поразило, с какой торжественной грацией может кланяться этот дородный мужчина.
Когда они подошли к ювелирной лавке, сэра Лэмберта осенила счастливая мысль.
— Если не возражаете, дорогая, — сказал он, — то заглянем сюда. Бедняжка Орелия подвержена приступам депрессии, а сейчас она, несомненно, была расстроена. Вы поможете мне выбрать какую-нибудь безделушку, чтобы ее отвлечь?
Венеция охотно согласилась, и ее здорово позабавило, что «безделушка» оказалась бриллиантовым кулоном. По словам отчима, Орелия была неравнодушна к бриллиантам. Венеции казалось, что отчим абсолютно не нуждается в ее помощи, но, поняв, что он хочет получить одобрение своего вкуса, она выразила восхищение каждым из поправившихся ему трех кулонов. Сделав выбор, сэр Лэмберт попросил показать несколько брошей, и здесь Венеции было разрешено действовать самостоятельно. Поэтому она предпочла роскошному изделию из сапфиров и бриллиантов более скромную брошь с аквамаринами. Сэр Лэмберт попытался убедить ее, что аквамарины — всего лишь дешевые побрякушки, но Венеция настаивала на своем.
— Хорошо, я их куплю, — со вздохом согласился он, — полагаясь на ваш отличный вкус, дорогая моя!
Выйдя из магазина, они увидели Эдуарда Ярдли, который стоял заложив руки за спину и разглядывая кольца в одной из витрин. При виде Венеции под руку с сэром Ламбертом он издал громкий возглас, заставивший прохожих обернуться на него:
— Венеция!!!
— Доброе утро, Эдуард, — как ни в чем не бывало поздоровалась она. — Я очень рада вас видеть, но, пожалуйста, не провозглашайте мое имя на всю улицу. Сэр, позвольте представить вам мистера Ярдли — моего старого друга из Йоркшира. Думаю, Эдуард, вы незнакомы с моим отчимом, сэром Ламбертом Стиплом?
— Здравствуйте, — сказал сэр Ламберт, протягивая Эдуарду два пальца. — Ага, вам хочется, чтобы я убрался к черту, верно? Не порицаю вас за это, но не доставлю вам такого удовольствия! Нет-нет, можете сколько угодно сердито пялить на меня глаза, но эта маленькая ручка останется на прежнем месте!
Говоря, сэр Лэмберт отечески поглаживал упомянутую ручку, но улыбался ее обладательнице настолько не по-отечески, что Эдуард не смог сдержаться и произнес, как всегда, серьезно и неторопливо:
— Я как раз иду на Кэвендиш-сквер, сэр, и провожу мисс Лэнион.
Это явно позабавило сэра Лэмберта. Его выпуклые голубые глаза окинули взглядом Эдуарда с головы до пят, не упустив ни единой детали, характеризующей его как сельского сквайра, достаточно состоятельного, но лишенного столичного лоска. Следовательно, это был неизбежный претендент, причем, судя по фамильярности, с которой обращалась к нему Венеция, пользующийся ее благосклонностью. Сэру Лэмберту казалось, что его падчерица могла бы найти себе кого-нибудь получше, но парень был недурен собой, а она, несомненно, знает, что ей нужно. Он посмотрел на нее с лукавым блеском в глазах:
— Попрощаемся с вашим другом, дорогая, или позволим ему идти вместе с нами?
Это уже было чересчур для Эдуарда. Его лицо покраснело самым неподобающим образом, ибо, помимо гнева при виде Венеции рука об руку с сэром Ламбертом, его самолюбие больно задевал веселый, но слегка презрительный взгляд опытного повесы. Сэр Лэмберт был почти вдвое старше Эдуарда, однако молодого человека возмущала ленивая уверенность, с которой держался отчим Венеции, и что тот смотрит на него, как на ревнивого юнца. Свирепо глядя на собеседника, он ответил с ледяной вежливостью:
— Мисс Лэнион признательна вам, сэр, но вам незачем беспокоиться, сопровождая ее далее.
— Понятно! — усмехнулся сэр Лэмберт. — Вам бы хотелось уладить наши разногласия с пистолетами на рассвете! Что ж, это мне нравится! Я тоже был отчаянным бретером, но еще до вашего рождения, мой мальчик! Так что вам не удастся меня спровоцировать! Признаюсь, что был не прав, поддразнивая вас! Пройдитесь с нами до конца улицы, а дальше, если моя очаровательная дочурка согласна, можете провожать ее сами.
Эдуард едва не задохнулся от гнева. Но прежде чем он успел произнести слова, готовые сорваться у него с языка, вмешалась Венеция.
— Да вы вылитый Освальд Денни! — с холодной насмешкой заметила она. — Умоляю, дорогой Эдуард, не делайте из себя дурака!
— А кто такой этот Освальд Денни? — осведомился заинтригованный сэр Лэмберт. — Ваша скромность не обманет меня, девочка моя! Держу пари, что вы заставили всех молодых петушков в Йоркшире наскакивать друг на друга!
Венеция рассмеялась, но переменила тему на менее болезненную для Эдуарда. Потерпев неудачу в попытке разлучить ее с сэром Лэмбертом, но решив не оставлять ее на попечение пожилого щеголя, он поплелся рядом с ней, односложно отвечая на время от времени обращаемые к нему замечания.
Дойдя до конца улицы, Венеция остановилась и, высвободив руку из руки сэра Лэмберта, обернулась к нему с приветливой улыбкой:
— Благодарю вас, сэр! Вы были очень любезны, проводив меня так далеко, и с моей стороны было бы бессовестным тянуть вас за собой еще дальше. Вы были абсолютно правы — индийский муслин куда лучше того, с узором из листиков.
Она протянула отчиму руку, которую тот горячо пожал, сняв шляпу с легкостью, которой позавидовали бы молодые щеголи. Внезапно Венеция почувствовала, что он вложил ей в руку меньшую из двух коробочек с покупками из ювелирного магазина.
— Но, сэр… — ошеломленно начала она. Но сэр Лэмберт прижал ее пальцы к коробочке.
— Пустячок, но вам он вроде бы пришелся по душе! Позвольте вашему отчиму преподнести вам эту безделушку!
— Нет-нет, сэр, вы не должны…
— Умоляю, дорогая, возьмите ее! Вы доставите мне большую радость! У меня никогда не было дочери, но если бы была, то я хотел бы, чтобы она походила на вас!
Растроганная Венеция, не обращая внимания на прохожих и молчаливый гнев Эдуарда, встала на цыпочки и поцеловала сэра Лэмберта в щеку, положив руку на его широкое плечо.
— А я бы очень хотела, чтобы вы были моим отцом, сэр! — сказала она. — Я бы любила вас куда больше, чем любила своего отца, потому что вы гораздо добрее его! Благодарю вас! Я возьму эту брошь и обещаю, что всегда буду вспоминать вас, надевая ее!
Сэр Лэмберт обнял ее:
— Вы славная девочка! — Ткнув Эдуарда в ребра головкой трости, он добавил, позабыв о роли доброго папаши: — Ну, молодой человек, можете ее забирать, но будь я на десять лет моложе, то черт меня побери, если бы я вам уступил!
Отвесив очередной грациозный поклон, сэр Лэмберт водрузил на голову касторовую шляпу и зашагал по улице, глядя в оба на каждую хорошенькую женщину, попадавшуюся навстречу.
— Может, он и повеса, но просто очаровательный! — сказала Венеция, забывая, что Эдуард едва ли придерживается того же мнения.
— Могу лишь предположить, что вы лишились рассудка! — заявил он.
Венеция все еще с улыбкой наблюдала за сэром Лэмбертом, но при этих словах обернулась и сердито сказала:
— Скорее я могу предположить подобное в отношении вас! Что на вас нашло, заставив позабыть о хороших манерах? Я еще никогда не была так унижена!
— Ах вот как? Не знаю, Венеция, как вы можете стоять здесь и говорить такое!
— Я не собираюсь ни стоять, ни говорить что бы то ни было! — отрезала Венеция, переходя улицу следом за мальчишкой, усердно подметавшим перед ней дорогу. — Перестаньте смотреть на меня, как рассерженный медведь, а дайте мальчику пенни!
Эдуард догнал Венецию на противоположной стороне Оксфорд-стрит.
— Каким образом вы очутились в компании этого старого хлыща? — резко осведомился он.
— Пожалуйста, помните, что вы говорите о моем отчиме! — холодно отозвалась она. — Я посетила мою мать, и сэр Лэмберт любезно предложил проводить меня домой!
— Посетили вашу мать? — переспросил Эдуард, словно не веря своим ушам.
— Разумеется. У вас есть возражения?
— У меня есть много возражений, и вы очень скоро их услышите! Но я не собираюсь устраивать перебранку на улице, так что помолчим, если вы не против.
Венеция молча двинулась дальше. Эдуард шагал рядом, нахмурив брови и плотно сжав губы. Венеция не делала попыток заговорить с ним, пока они не добрались до дома ее дяди.
— Если хотите, можете зайти, — сказала она, задумчиво глядя на него, — только, если можно, не показывайте привратнику ваше недовольное лицо. Вы уже продемонстрировали его каждому встречному.
В этот момент дверь открылась, и Венеция вошла в дом. Их впустил помощник дворецкого, и она спросила у него, дома ли хозяйка. Узнав, что миссис Хендред после беспокойной ночи еще не выходила из спальни, Венеция провела Эдуарда в гостиную и сказала, снимая перчатки:
— Теперь говорите, Эдуард, но, пожалуйста, не забывайте, что я сама себе хозяйка. Вы, кажется, считаете, будто имеете надо мной какую-то власть, хотя я неоднократно уверяла вас, что это не так!
Некоторое время Эдуард стоял, глядя на нее.
— Я ошибся в вашем характере, — наконец отозвался он. — Мне казалось, что ваше легкомыслие, на которое я часто имел основания жаловаться, всего лишь следствие природной живости. Но теперь мои глаза открылись!
— Весьма рада слышать, так как для этого давно настало время. Но не обвиняйте меня в том, что я вас обманывала! Вы сами обманывали себя, не веря, что я говорю именно то, что имею в виду. Все дело в том, Эдуард, что мы с вами полная противоположность. Я очень вас уважаю…
— Хотел бы я сказать то же самое о вас!
— Как невежливо с вашей стороны! Ладно, давайте пожмем друг другу руки и пожелаем счастья!
Но Эдуард не взял протянутую руку, а мрачно произнес:
— Моя мать была права!
Чувство юмора Венеции одержало верх над досадой.
— Разумеется! — искренне согласилась она.
— Она умоляла меня не позволять страсти подчинить себе рассудок. Жаль, что я ее не послушал. Тогда я мог бы избежать унижения, обнаружив, что женщина, на которой я собирался жениться, не имеет ни сердца, ни чуткости!
— Я тоже жалею, что вы не прислушались к вашей матери, но все хорошо, что хорошо кончается! В будущем вы станете относиться более внимательно к ее советам, и я уверена, что она подыщет для вас подходящую жену.
— Я должен был понять, чего мне следовало ожидать, когда вы, несмотря на мои предостережения, ежедневно посещали Прайори! Вы явно предпочитаете распутников!
Венеция не могла сдержать улыбку:
— Увы, Эдуард, это истинная правда! А теперь вам, пожалуй, лучше уйти. Я должна посмотреть, как себя чувствует тетя.
— Завтра утром я уеду из Лондона первым же экипажем! — заявил Эдуард и вышел из комнаты.
Едва смолкли его шаги, как дверь открылась снова, впустив удивленную миссис Хендред.
— Что произошло, дорогая? — воскликнула она. — Я спускалась вниз, когда мистер Ярдли выбежал отсюда как ошпаренный! Я спросила, в чем дело, но он сказал, что мне расскажешь ты, и ушел, прежде чем я успела перевести дыхание! О, Венеция, только не говори, что вы поссорились!
— Не буду, если вы этого не хотите, дорогая тетя, но это правда! — рассмеялась Венеция. — О господи, как же нелепо он выглядел! За это я почти готова его простить! Боюсь, вы будете так же шокированы, как он, мэм, но я ходила повидать маму, а Эдуард встретил меня на Нью-Бонд-стрит идущей домой под руку с сэром Лэмбертом!
— В это никто не мог бы поверить, мэм, и я в том числе!
— Интересно, что тебе говорили обо мне Франсис, Мария и вся их чопорная компания?
— Ничего, мэм. Только няня говорила, что я никогда не буду такой красивой, как вы! До вчерашнего дня я считала вас умершей.
— Быть не может! Неужели так сказал тебе Франсис? Да, это на него похоже! Бедняга, я была для него тяжким испытанием! Ты любила его?
— Нет, — спокойно ответила Венеция.
Это заставило ее милость рассмеяться в третий раз. Она указала Венеции на стул и снова села за туалетный столик, окидывая дочь критическим взглядом. Теперь у Венеции было время рассмотреть, что прозрачная ткань с пеной кружев, в которую была облачена леди Стипл, в действительности являлась пеньюаром. Это была отнюдь не та одежда, в которой ожидаешь увидеть собственную мать. Венецию интересовало, был бы доволен Деймрел при виде своей супруги в подобном одеянии, и она склонялась к мнению, что оно пришлось бы ему по вкусу.
— Ну, расскажи о себе! — предложила леди Стипл, изучая в ручном зеркальце свой профиль. — Ты очень на меня похожа, только нос не такой прямой, да и лицо не безупречно овальное. К тому же, дорогая, ты кажешься мне слишком высокой. Тем не менее выглядишь ты на редкость привлекательно! Конуэй также очень красив, но настолько глуп и чопорен, что напомнил мне своего отца, поэтому я не могла не почувствовать к нему неприязнь. Какого же дурака он свалял в Париже! Ты бы была рада, если бы я расстроила планы вдовушки? Думаю, мне бы это удалось, так как она настолько респектабельна, что предпочитает притворяться, будто не знает о моем существовании! Мне очень хотелось нанести ей визит — познакомиться с будущей невесткой. Это было бы так забавно! Не помню, почему я передумала, — наверное, была занята, а может, Ягненок[42] возражал… В Париже было так жарко, что мы перебрались в chateau[43] — мой Трианон![44] Ягненок купил его и подарил мне на день рождения — чудесное место! Ну, если Конуэй так втрескался в никчемную маленькую nigaude[45], то ему поделом! А почему ты не замужем, Венеция? Сколько тебе лет? Глупо, но я никогда не помню даты!
— Уже за двадцать пять, мэм! — ответила Венеция с озорным блеском в глазах.
— Двадцать пять! — Леди Стипл подняла руку, словно отталкивая от себя нечто безобразное. — Двадцать пять! — повторила она, инстинктивно глядя в зеркало прищуренными глазами. Увиденное явно приободрило ее, ибо она беспечно произнесла: — Ну, конечно — я была совсем ребенком, когда ты родилась! Но что с тобой произошло, что ты до сих пор в девицах?
— Ничего особенно, мэм, — улыбнулась Венеция. — Просто до того, как я приехала в Лондон месяц назад, я никогда не видела большего города, чем Йорк, и не бывала дальше Хэрроугита.
— Господи, неужели ты говоришь серьезно? — воскликнула леди Стипл, уставясь на дочь. — В жизни не слышала ничего подобного! Расскажи, почему так вышло!
Венеция рассказала ей, и, хотя мысль о сэре Франсисе в роли затворника вызвала у леди Стипл смех, услышанное привело ее в ужас.
— Бедняжка! Наверное, ты ненавидишь меня?
— Конечно нет! — заверила ее Венеция.
— Понимаешь, я никогда не хотела детей, — объяснила ее милость. — Они портят фигуру. К тому же новорожденные выглядят просто ужасно — они такие красные и сморщенные! Хотя должна признать, что ты и Конуэй были хорошенькими малышами. А вот последний… забыла, как Франсис потребовал его назвать? Ах да, Обри! Ну, он выглядел чудовищно — как больная обезьяна! Конечно, Франсис считал, что я обязана сама его кормить, словно жена фермера! Не понимаю, как ему в голову пришла такая вульгарная идея, так как знаю, что старая леди Лэнион всегда нанимала кормилицу! Но я даже смотреть не могла без дрожи на это сморщенное создание. Кроме того, Обри был настолько капризным, что действовал мне на нервы. Никогда не думала, что он выживет, но он ведь все-таки выжил, не так ли?
Венеция так сильно стиснула кулаки под бархатной муфтой, что ногти впились в ладони, но она умудрилась спокойно ответить:
— Конечно выжил. Возможно, Обри капризничал из-за своего бедра. У него был больной сустав. Сейчас ему лучше, но в детстве он очень страдал и всю жизнь будет хромать.
— Бедный мальчик! — посочувствовала ее милость. — Он приехал с тобой в Лондон?
— Нет, он в Йоркшире. Не думаю, чтобы ему поправился Лондон. Обри много занимается — он будет блестящим ученым!
— Господи, какая скука! — с простодушной искренностью заметила леди Стипл. — Меня в дрожь бросает при мысли, что тебе приходилось довольствоваться обществом затворника и ученого! Бедное дитя! Ты была настоящей Спящей Красавицей! Какая трогательная история! Но ведь должен был появиться принц, чтобы разбудить тебя поцелуем!
— Он появился, — слегка покраснев, сказала Венеция. — Только почему-то вбил себе в голову, что он не принц, а узурпатор, переодетый принцем.
— Это портит всю историю! — запротестовала леди Стипл. — А почему он считает себя узурпатором? Это просто нелепо!
— Вы ведь знаете, что из себя представляет принц в волшебной сказке, мэм! Он молод, красив, добродетелен, хотя, возможно, ужасно скучен. Ну, мой узурпатор не слишком молод, не так уж красив и, безусловно, не добродетелен, зато скучным его не назовешь.
— Похоже, ты влюбилась в повесу! Как интересно! Расскажи мне о нем!
— Возможно, вы его знаете, мэм.
— Неужели? Кто это?
— Лорд Деймрел, — ответила Венеция. Леди Стипл подскочила на стуле.
— Что? Чепуха! Ты притворяешься! — Она сдвинула брови. — Хотя теперь припоминаю… У Деймрелов поместье недалеко от Андершо, только они почти никогда там не бывали… Значит, ты его встретила, и он обвел тебя вокруг пальца! Ну, дорогая, он разбил десятка два сердец, помимо твоего, так что осуши слезы и постарайся разбить несколько сердец сама! Уверяю тебя, это куда забавнее, чем плакать.
— Не думаю, что есть на свете что-то более забавное, чем выйти замуж за Деймрела, — сказала Венеция.
— Выйти за него замуж? Господи, да не будь такой дурочкой! Деймрел за всю свою скандальную карьеру ни разу не собирался жениться!
— Собирался, мэм! Он хотел жениться на леди Софии Вобстер, но она, к счастью, влюбилась в кого-то еще. А теперь он хочет жениться на мне.
— Не заблуждайся — он тебя дурачил!
— Да, он пытался меня одурачить, внушив, будто всего лишь флиртовал со мной, и это ему бы удалось, если бы моя тетя не проболталась. Вот почему я пришла к вам, мэм! Вы можете мне помочь — если захотите.
— Помочь тебе? — Леди Стипл рассмеялась, на сей раз не так музыкально. — Неужели ты не понимаешь, что для меня куда легче погубить тебя в глазах общества?
— Понимаю, — искренне отозвалась Венеция. — Я очень рада, что вы это сказали, потому что теперь мне будет не так неловко все вам объяснить. Деймрел уверен, что, женившись на мне, оп причинит мне страшный вред. Он и мой дядя Хендред решили между собой, что меня непременно ожидает блестящая партия, а если я выйду за него, то общество меня отвергнет и я стану такой же бродягой, как он. Поэтому мне нужно убедить его, что вместо выгодного брака меня, очень возможно, ожидает судьба изгоя. Я ломала голову над тем, как этого добиться, когда прошлой ночью тетя рассказала мне… Она думала, что я приду в ужас, но я только обрадовалась, так как поняла, что именно вы в состоянии мне помочь.
— Стать изгоем? Еще бы! — воскликнула ее милость. — И все ради того, чтобы выйти за этого повесу Деймрела! Нет, я не могу в это поверить!
Но, выслушав историю осенней идиллии, леди Стипл поверила Венеции. Задумчиво глядя на дочь, она стала перебирать флакончики на туалетном столике.
— Ты и Деймрел! — произнесла она после долгой паузы. — По-твоему, он будет тебе верен?
— Не знаю, — честно ответила Венеция. — Но думаю, он всегда будет любить меня. Понимаете, мы такие хорошие друзья…
Леди Стипл уставилась на Венецию.
— Ты странная девушка, — сказала она. — Ты не знаешь, что это значит — быть отверженной!
— Но благодаря вам и папе, мэм, — улыбнулась Венеция, — я была ею всю жизнь.
— Ты винишь в этом меня, но откуда мне было знать…
— Я не виню вас, мэм, но, говоря откровенно, вы не дали мне повода быть вам признательной.
Леди Стипл пожала плечами.
— Я уже говорила тебе, что никогда не хотела иметь детей, — не без раздражения сказала она.
— Но я не могу поверить, будто вы хотели, чтобы мы были несчастны.
— Конечно не хотела! Но…
— Тем не менее я несчастна! — заявила Венеция, не сводя глаз с красивого лица матери. — Вы могли бы оказать мне совсем маленькую услугу и я бы снова стала счастлива и была бы вам благодарна до глубины души!
— С твоей стороны это нехорошо! — недовольно сказала леди Стипл. — Мне следовало догадаться, что ты пришла нарушить мой покой… Чем, по-твоему, я могу тебе помочь?
Сэр Лэмберт, рискнувший спустя полчаса заглянуть в комнату, застал свою падчерицу готовой проститься, а жену пребывающей в неопределенном настроении — промежуточном между весельем и раздражением. Это его не удивило — он опасался, что супругу расстроит встреча с хорошенькой дочерью. К счастью, он принес известия, способные ее приободрить.
— Это ты Лэм, — осведомилась леди Стипл. — Входи и скажи, как тебе поправилась моя дочь. Ты наверняка уже флиртовал с ней — ведь она такая хорошенькая, не так ли?
Сэр Лэмберт хорошо знал этот повышенный топ, в котором слышались потки истеричного смеха.
— Она очаровательна, — ответил он. — Клянусь честью, вас чертовски трудно отличить друг от друга! — Сэр Лэмберт повернулся к Венеции: — Конечно, дорогая, ваша мама обладает некоторыми преимуществами — у нее совершенные черты, как говорил Лоренс[46], когда писал ее портрет!
Леди Стипл, сидевшая за маленьким письменным столом, при этих словах поднялась, быстро подошла к Венеции и повернула ее лицом к большому зеркалу. С минуту она смотрела на два отражающихся в нем лица, затем, к испугу Венеции, упала на обширную грудь сэра Лэмберта с криком:
— Ей двадцать пять лет, Лэм! Двадцать пять!
— Ну-ну, прелесть моя! — успокаивающе произнес он, похлопывая ее по спине. — У нее достаточно времени, чтобы стать такой же красавицей, как ее мама!
Она высвободилась с нервным смешком:
— Не говори глупости! Уведи ее! Я должна одеться! Ненавижу утренних посетителей! Я выгляжу как старая ведьма!
— Вовсе нет, — возразила Венеция, пряча в ридикюль запечатанное письмо. — Еще маленькой девочкой я привыкла считать вас феей, и вы действительно на нее похожи. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой неуклюжей! Хотела бы я узнать, как вам удается ходить, словно плавая!
— Льстивая девчонка! Ну, поцелуй меня и иди искать свое счастье! Желаю тебе найти его! Конечно, из этого ничего не выйдет, но не вини в этом меня!
— Искать счастье? — переспросил сэр Лэмберт. — Выходит, между вами есть какой-то секрет? Но твоей служанке, прелесть моя, не терпится приготовить тебя к приему целой компании от Робертса!
— А, мой новый костюм для верховой езды! — воскликнула леди Стипл, чье лицо тотчас же просветлело. — Сейчас же пришли ко мне Луизу, Лэм! Дитя мое, вынуждена просить тебя удалиться! Ни один француз не в состоянии изготовить костюм для верховой езды — Роберте делает их для меня с тех пор, как я начала бывать в обществе! Поэтому я приехала сюда с Ягненком! Ненавижу Лондон — особенно в ноябре!
Венеция снова поцеловала мягкую надушенную щеку.
— До свидания, мэм, — попрощалась она. — Благодарю вас! Вы были очень добры!
Леди Стипл сделала кислую мину, а Венеция присела в реверансе. Выйдя вместе с ней, сэр Лэмберт закрыл за ними дверь.
— Вы славная девочка, — сказал он. — Я рад, что вы ее утешили! Она боится, что стареет и ей пора на свалку. Вы не обижаетесь, что я сказал о ее преимуществах перед вами?
Венеция заверила его, что она нисколько не в обиде. Сэр Лэмберт предложил проводить падчерицу вниз к ее служанке, а узнав, что она пришла одна, заявил, что будет сопровождать ее на Кэвендиш-сквер. Венеция попросила его не беспокоиться, уверяя, что привыкла выходить одна и что ей нужно купить кое-что на Бонд-стрит, но он не согласился.
— Нет, так не пойдет! Честное слово, меня удивляет Мария Хендред! Отпускать хорошенькую девушку в одиночестве, чтобы все щеголи с Бонд-стрит строили ей глазки! Вы должны позволить мне проводить вас, и не беспокойтесь, что это не поправится вашей маме! Обещаю, что она не будет дуться, просто потому, что я не стану ей об этом рассказывать!
Поэтому, как только слуга сэра Лэмберта подал своему хозяину пальто и вручил ему шляпу, перчатки и трость, Венеция отправилась в путь в его компании, не опасаясь продемонстрировать знакомым ее тети, которых они могли повстречать, что пребывает в наилучших отношениях со своим отчимом, пользующимся дурной репутацией. Тучность сэра Лэмберта делала их продвижение весьма медленным. К тому времени, когда они свернули на Бонд-стрит, они успели подружиться, а сэр Лэмберт продемонстрировал галантное обращение со своей прекрасной спутницей и рассказал ей несколько анекдотов из своей молодости, которые настолько рассмешили Венецию, что побудили его перейти к анекдотам более сомнительного свойства. Сэр Лэмберт сопровождал падчерицу в лавку торговца льняными товарами и помог ей выбрать муслин для платья, а когда они вышли, хотел нести покупку, но Венеция спрятала ее в муфту, сказав, что ни разу не видела светского щеголя, несущего простой пакет, перетянутый веревкой.
На улице было много карет и модно одетых прохожих, но Венеция не видела ни одного знакомого лица вплоть до Гросвенор-стрит. Заметив явно ошеломленную зрелищем леди, с которой она встречалась на Кэвендиш-сквер, Венеция приветливо кивнула. Сэр Лэмберт, как всегда безукоризненно вежливый, приподнял с напомаженных локонов касторовую шляпу и тоже поклонился. Корсет, который он носил, протестующе заскрипел, однако Венецию поразило, с какой торжественной грацией может кланяться этот дородный мужчина.
Когда они подошли к ювелирной лавке, сэра Лэмберта осенила счастливая мысль.
— Если не возражаете, дорогая, — сказал он, — то заглянем сюда. Бедняжка Орелия подвержена приступам депрессии, а сейчас она, несомненно, была расстроена. Вы поможете мне выбрать какую-нибудь безделушку, чтобы ее отвлечь?
Венеция охотно согласилась, и ее здорово позабавило, что «безделушка» оказалась бриллиантовым кулоном. По словам отчима, Орелия была неравнодушна к бриллиантам. Венеции казалось, что отчим абсолютно не нуждается в ее помощи, но, поняв, что он хочет получить одобрение своего вкуса, она выразила восхищение каждым из поправившихся ему трех кулонов. Сделав выбор, сэр Лэмберт попросил показать несколько брошей, и здесь Венеции было разрешено действовать самостоятельно. Поэтому она предпочла роскошному изделию из сапфиров и бриллиантов более скромную брошь с аквамаринами. Сэр Лэмберт попытался убедить ее, что аквамарины — всего лишь дешевые побрякушки, но Венеция настаивала на своем.
— Хорошо, я их куплю, — со вздохом согласился он, — полагаясь на ваш отличный вкус, дорогая моя!
Выйдя из магазина, они увидели Эдуарда Ярдли, который стоял заложив руки за спину и разглядывая кольца в одной из витрин. При виде Венеции под руку с сэром Ламбертом он издал громкий возглас, заставивший прохожих обернуться на него:
— Венеция!!!
— Доброе утро, Эдуард, — как ни в чем не бывало поздоровалась она. — Я очень рада вас видеть, но, пожалуйста, не провозглашайте мое имя на всю улицу. Сэр, позвольте представить вам мистера Ярдли — моего старого друга из Йоркшира. Думаю, Эдуард, вы незнакомы с моим отчимом, сэром Ламбертом Стиплом?
— Здравствуйте, — сказал сэр Ламберт, протягивая Эдуарду два пальца. — Ага, вам хочется, чтобы я убрался к черту, верно? Не порицаю вас за это, но не доставлю вам такого удовольствия! Нет-нет, можете сколько угодно сердито пялить на меня глаза, но эта маленькая ручка останется на прежнем месте!
Говоря, сэр Лэмберт отечески поглаживал упомянутую ручку, но улыбался ее обладательнице настолько не по-отечески, что Эдуард не смог сдержаться и произнес, как всегда, серьезно и неторопливо:
— Я как раз иду на Кэвендиш-сквер, сэр, и провожу мисс Лэнион.
Это явно позабавило сэра Лэмберта. Его выпуклые голубые глаза окинули взглядом Эдуарда с головы до пят, не упустив ни единой детали, характеризующей его как сельского сквайра, достаточно состоятельного, но лишенного столичного лоска. Следовательно, это был неизбежный претендент, причем, судя по фамильярности, с которой обращалась к нему Венеция, пользующийся ее благосклонностью. Сэру Лэмберту казалось, что его падчерица могла бы найти себе кого-нибудь получше, но парень был недурен собой, а она, несомненно, знает, что ей нужно. Он посмотрел на нее с лукавым блеском в глазах:
— Попрощаемся с вашим другом, дорогая, или позволим ему идти вместе с нами?
Это уже было чересчур для Эдуарда. Его лицо покраснело самым неподобающим образом, ибо, помимо гнева при виде Венеции рука об руку с сэром Ламбертом, его самолюбие больно задевал веселый, но слегка презрительный взгляд опытного повесы. Сэр Лэмберт был почти вдвое старше Эдуарда, однако молодого человека возмущала ленивая уверенность, с которой держался отчим Венеции, и что тот смотрит на него, как на ревнивого юнца. Свирепо глядя на собеседника, он ответил с ледяной вежливостью:
— Мисс Лэнион признательна вам, сэр, но вам незачем беспокоиться, сопровождая ее далее.
— Понятно! — усмехнулся сэр Лэмберт. — Вам бы хотелось уладить наши разногласия с пистолетами на рассвете! Что ж, это мне нравится! Я тоже был отчаянным бретером, но еще до вашего рождения, мой мальчик! Так что вам не удастся меня спровоцировать! Признаюсь, что был не прав, поддразнивая вас! Пройдитесь с нами до конца улицы, а дальше, если моя очаровательная дочурка согласна, можете провожать ее сами.
Эдуард едва не задохнулся от гнева. Но прежде чем он успел произнести слова, готовые сорваться у него с языка, вмешалась Венеция.
— Да вы вылитый Освальд Денни! — с холодной насмешкой заметила она. — Умоляю, дорогой Эдуард, не делайте из себя дурака!
— А кто такой этот Освальд Денни? — осведомился заинтригованный сэр Лэмберт. — Ваша скромность не обманет меня, девочка моя! Держу пари, что вы заставили всех молодых петушков в Йоркшире наскакивать друг на друга!
Венеция рассмеялась, но переменила тему на менее болезненную для Эдуарда. Потерпев неудачу в попытке разлучить ее с сэром Лэмбертом, но решив не оставлять ее на попечение пожилого щеголя, он поплелся рядом с ней, односложно отвечая на время от времени обращаемые к нему замечания.
Дойдя до конца улицы, Венеция остановилась и, высвободив руку из руки сэра Лэмберта, обернулась к нему с приветливой улыбкой:
— Благодарю вас, сэр! Вы были очень любезны, проводив меня так далеко, и с моей стороны было бы бессовестным тянуть вас за собой еще дальше. Вы были абсолютно правы — индийский муслин куда лучше того, с узором из листиков.
Она протянула отчиму руку, которую тот горячо пожал, сняв шляпу с легкостью, которой позавидовали бы молодые щеголи. Внезапно Венеция почувствовала, что он вложил ей в руку меньшую из двух коробочек с покупками из ювелирного магазина.
— Но, сэр… — ошеломленно начала она. Но сэр Лэмберт прижал ее пальцы к коробочке.
— Пустячок, но вам он вроде бы пришелся по душе! Позвольте вашему отчиму преподнести вам эту безделушку!
— Нет-нет, сэр, вы не должны…
— Умоляю, дорогая, возьмите ее! Вы доставите мне большую радость! У меня никогда не было дочери, но если бы была, то я хотел бы, чтобы она походила на вас!
Растроганная Венеция, не обращая внимания на прохожих и молчаливый гнев Эдуарда, встала на цыпочки и поцеловала сэра Лэмберта в щеку, положив руку на его широкое плечо.
— А я бы очень хотела, чтобы вы были моим отцом, сэр! — сказала она. — Я бы любила вас куда больше, чем любила своего отца, потому что вы гораздо добрее его! Благодарю вас! Я возьму эту брошь и обещаю, что всегда буду вспоминать вас, надевая ее!
Сэр Лэмберт обнял ее:
— Вы славная девочка! — Ткнув Эдуарда в ребра головкой трости, он добавил, позабыв о роли доброго папаши: — Ну, молодой человек, можете ее забирать, но будь я на десять лет моложе, то черт меня побери, если бы я вам уступил!
Отвесив очередной грациозный поклон, сэр Лэмберт водрузил на голову касторовую шляпу и зашагал по улице, глядя в оба на каждую хорошенькую женщину, попадавшуюся навстречу.
— Может, он и повеса, но просто очаровательный! — сказала Венеция, забывая, что Эдуард едва ли придерживается того же мнения.
— Могу лишь предположить, что вы лишились рассудка! — заявил он.
Венеция все еще с улыбкой наблюдала за сэром Лэмбертом, но при этих словах обернулась и сердито сказала:
— Скорее я могу предположить подобное в отношении вас! Что на вас нашло, заставив позабыть о хороших манерах? Я еще никогда не была так унижена!
— Ах вот как? Не знаю, Венеция, как вы можете стоять здесь и говорить такое!
— Я не собираюсь ни стоять, ни говорить что бы то ни было! — отрезала Венеция, переходя улицу следом за мальчишкой, усердно подметавшим перед ней дорогу. — Перестаньте смотреть на меня, как рассерженный медведь, а дайте мальчику пенни!
Эдуард догнал Венецию на противоположной стороне Оксфорд-стрит.
— Каким образом вы очутились в компании этого старого хлыща? — резко осведомился он.
— Пожалуйста, помните, что вы говорите о моем отчиме! — холодно отозвалась она. — Я посетила мою мать, и сэр Лэмберт любезно предложил проводить меня домой!
— Посетили вашу мать? — переспросил Эдуард, словно не веря своим ушам.
— Разумеется. У вас есть возражения?
— У меня есть много возражений, и вы очень скоро их услышите! Но я не собираюсь устраивать перебранку на улице, так что помолчим, если вы не против.
Венеция молча двинулась дальше. Эдуард шагал рядом, нахмурив брови и плотно сжав губы. Венеция не делала попыток заговорить с ним, пока они не добрались до дома ее дяди.
— Если хотите, можете зайти, — сказала она, задумчиво глядя на него, — только, если можно, не показывайте привратнику ваше недовольное лицо. Вы уже продемонстрировали его каждому встречному.
В этот момент дверь открылась, и Венеция вошла в дом. Их впустил помощник дворецкого, и она спросила у него, дома ли хозяйка. Узнав, что миссис Хендред после беспокойной ночи еще не выходила из спальни, Венеция провела Эдуарда в гостиную и сказала, снимая перчатки:
— Теперь говорите, Эдуард, но, пожалуйста, не забывайте, что я сама себе хозяйка. Вы, кажется, считаете, будто имеете надо мной какую-то власть, хотя я неоднократно уверяла вас, что это не так!
Некоторое время Эдуард стоял, глядя на нее.
— Я ошибся в вашем характере, — наконец отозвался он. — Мне казалось, что ваше легкомыслие, на которое я часто имел основания жаловаться, всего лишь следствие природной живости. Но теперь мои глаза открылись!
— Весьма рада слышать, так как для этого давно настало время. Но не обвиняйте меня в том, что я вас обманывала! Вы сами обманывали себя, не веря, что я говорю именно то, что имею в виду. Все дело в том, Эдуард, что мы с вами полная противоположность. Я очень вас уважаю…
— Хотел бы я сказать то же самое о вас!
— Как невежливо с вашей стороны! Ладно, давайте пожмем друг другу руки и пожелаем счастья!
Но Эдуард не взял протянутую руку, а мрачно произнес:
— Моя мать была права!
Чувство юмора Венеции одержало верх над досадой.
— Разумеется! — искренне согласилась она.
— Она умоляла меня не позволять страсти подчинить себе рассудок. Жаль, что я ее не послушал. Тогда я мог бы избежать унижения, обнаружив, что женщина, на которой я собирался жениться, не имеет ни сердца, ни чуткости!
— Я тоже жалею, что вы не прислушались к вашей матери, но все хорошо, что хорошо кончается! В будущем вы станете относиться более внимательно к ее советам, и я уверена, что она подыщет для вас подходящую жену.
— Я должен был понять, чего мне следовало ожидать, когда вы, несмотря на мои предостережения, ежедневно посещали Прайори! Вы явно предпочитаете распутников!
Венеция не могла сдержать улыбку:
— Увы, Эдуард, это истинная правда! А теперь вам, пожалуй, лучше уйти. Я должна посмотреть, как себя чувствует тетя.
— Завтра утром я уеду из Лондона первым же экипажем! — заявил Эдуард и вышел из комнаты.
Едва смолкли его шаги, как дверь открылась снова, впустив удивленную миссис Хендред.
— Что произошло, дорогая? — воскликнула она. — Я спускалась вниз, когда мистер Ярдли выбежал отсюда как ошпаренный! Я спросила, в чем дело, но он сказал, что мне расскажешь ты, и ушел, прежде чем я успела перевести дыхание! О, Венеция, только не говори, что вы поссорились!
— Не буду, если вы этого не хотите, дорогая тетя, но это правда! — рассмеялась Венеция. — О господи, как же нелепо он выглядел! За это я почти готова его простить! Боюсь, вы будете так же шокированы, как он, мэм, но я ходила повидать маму, а Эдуард встретил меня на Нью-Бонд-стрит идущей домой под руку с сэром Лэмбертом!