Страница:
– Верно, тогда где же выход? Если мне придется поехать дальше Парижа… Нет, думаю, Салфорд нагонит нас, прежде чем мы дотуда доберемся, даже если он отправится в путь только после того, как получит мое письмо. Я знаю, что сэр Наджент собирается потратить на дорогу до Парижа четыре дня, но очень сомневаюсь, что ему удастся уложиться в этот срок, поскольку сейчас у него на шее сидит Эдмунд. Еще неизвестно, удастся ли ему вообще выехать из Кале!
– Они собрались выезжать завтра, не так ли?
– Да. Но я не удивлюсь, если им придется задержаться в Кале на несколько дней. Том, мне кажется, леди Ианта по-настоящему больна.
– По-моему, ее болезнь решила бы все наши проблемы, но что, если ты ошибаешься, и она здорова?
– Тогда я еду с ними, – ответила Феба. – Я не могу бросить Эдмунда. О Том, несмотря на все его капризы и причуды, он замечательный ребенок. Когда я пожелала ему спокойной ночи и поцеловала, Эдмунд обнял меня ручонками за шею и очень трогательно заставил пообещать, что я не уеду! Я чуть не расплакалась. Бедный мальчуган не может понять, что происходит вокруг, и боится, вдруг я исчезну, если он упустит меня из виду. Но, когда я пообещала Эдмунду остаться с ним до тех пор, пока к нему опять не приедет его любимая Пугговиц, он успокоился. Я не хочу обманывать малыша и нарушать свое слово!
– Ясно, – кивнул Том.
Феба посмотрела на него с благодарностью.
– Я знала, что ты поймешь. Знаешь, я все время думаю, не будет ли лучше, если ты займешь у сэра Наджента денег на билет до Дувра и поедешь за бабушкой?
– Даже не заикайся об этом! – прервал мистер Орде девушку. – Если ты думаешь, будто я брошу тебя с этой ненормальной парочкой, то я уверяю, ты в своей жизни никогда еще так сильно не ошибалась.
– Если честно, я и не думала, что ты согласишься уехать, – призналась Феба. – И, должна заметить, я тебе за это благодарна. Не хочу сказать, что сэр Наджент злой и жестокий мужчина…
– О, Фотерби достаточно благодушен, – кивнул Том, – однако он никчемный человек, если хочешь знать. Сэр Наджент болтал со мной все время, пока мы находились на «Бетси Энн», и мне теперь ясно, как день, что он водит дружбу с сомнительными личностями. Мой отец считает таких людей, как Фотерби, наполовину хвастунами, наполовину дураками. Если бы он обладал хоть какими-то моральными принципами, то никогда бы не стал похищать Эдмунда!
Феба Марлоу улыбнулась.
– Короче, он – Плохой Человек!
– Воистину, устами младенца глаголет истина! – усмехнулся Том.
На следующее утро Феба отвела Эдмунда на завтрак и обнаружила, что леди Ианта еще не покидала постели. Но ее надежды на то, что отъезд задерживается, улетучились, когда сэр Наджент с серьезным видом сообщил Фебе, что хотя ее светлость чувствует себя чертовски плохо, она полна решимости покинуть Кале этим утром. По ее словам, в гостинице так неспокойно, что ей за всю ночь не удалось сомкнуть глаз. В коридоре у нее под дверью все время кто-то ходил, громко топая, в комнате наверху что-то тяжелое роняли на пол, всю ночь хлопали двери, а грохот экипажей по мостовой вызвал у бедняжки нервный тик, правда, с другой стороны, если она сегодня же отправится в Абвиль, путешествие убьет ее.
Эдмунд с салфеткой на шее сидел за столом рядом с Фебой.
Услышав последние слова сэра Наджента, он поднял голову и решительно заявил:
– Значит, вы хотите убить маму!
– Что? – не на шутку перепугался сэр Наджент Фотерби. – Конечно, нет, черт побери! Ты не должен говорить такие вещи!
– Это не я говорю их, а мама, – спокойно возразил мальчик. – Она уже говорила их на корабле.
– Правда? Ну, но… я хочу сказать, что все это ерунда! Я очень люблю твою маму и искренне предан ей. Если не веришь, можешь спросить, кого хочешь.
– Вы лжете, и…
– Поменьше разговаривай за едой, – вмешался в разговор Том и негромко добавил, обращаясь к встревоженному руководителю экспедиции: – На вашем месте я бы не стал с ним спорить.
– Вам легко давать советы! – кисло ответил сэр Наджент. – Этот мальчишка не вас называет при всех бродягой и грабителем! Когда же он наконец остановится, хотелось бы мне знать?
– Когда дядя Вестр узнает, что вы со мной сделали, он вас накажет! – пригрозил Эдмунд.
– Ну видите? – надеясь на сочувствие, осведомился у Тома Наджент Фотерби. – А теперь он собирается представить дело таким образом, будто я плохо с ним обращаюсь.
– Дядя Вестр, – продолжал юный мучитель, – самый страшный человек на свете!
– Ты не должен говорить такие вещи о своем дяде, – с серьезным видом упрекнул мальчика сэр Наджент. – Я не хочу сказать, что герцог Салфорд мне по душе, но я не называю его ужасным человеком. Заносчивый, но…
– Дядя Вестр и не желает вам нравится! – покраснев, заявил Эдмунд.
– Возможно, и не желает, но если ты думаешь, будто он вызовет меня на дуэль, уверен, ты ошибаешься. Помяни мои слова, если он решит вызвать меня…
– О, Господи, Фотерби, не дразните парня! – раздраженно произнес Том.
– Дядя Вестр перемелет вам кости! – зловеще пообещал Эдмунд.
– Перемелет мне кости? – изумленно повторил сэр Наджент. – Да, у тебя в голове вращаются ветряные мельницы, мой мальчик. С какой стати герцогу перемалывать меня?
– Чтобы сделать себе хлеб, – быстро придумал племянник Сильвестра.
– Но из костей не делают хлеб.
– А дядя Вестр делает, – упрямо твердил Эдмунд.
– Ну все, довольно! – решительно проговорил Том Орде, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Ты, Эдмунд, уже начал сочинять небылицы. Ты прекрасно знаешь, что твой дядя никогда не перемелет кости сэру Надженту, так что, будь добр, прекрати нести чепуху.
Эдмунд, очевидно, уважительно отнесся к такому строгому внушению и решил, что с Томом Орде следует считаться. Он замолчал и снова принялся ковырять ложкой в тарелке. Но, закончив завтрак, мальчик бросил на Тома задумчивый взгляд из-под длинных, загибающихся ресниц и сказал:
– Может, дядя Вестр поймет меня.
Том громко расхохотался, а Феба подхватила мальчишку и унесла из гостиной. Эдмунд, довольный, что последнее слово осталось за ним, снисходительно подмигнул Тому через плечо и добавил, прежде чем за ним закрылась дверь:
– Мы, Рейны, не любим, когда нас носят на руках!
Через час после завтрака состоялся впечатляющий отъезд экспедиции в Абвиль. Сэр Наджент Фотерби высокомерно отклонил предложение отправить тяжелый багаж в Париж на roulier[15]. Так что от дверей «Серебряного льва» в путь тронулись целых четыре экипажа. Сам сэр Наджент со своей супругой восседали в обитой голубым бархатом карете, которая возглавляла кавалькаду. Том Орде, Феба Марлоу и Эдмунд следовали за ними во взятом на прокат фаэтоне. Замыкали же процессию два кабриолета. В одном сидел лакей Петт с молодой особой, которую наняли прислуживать миледи, а второй был битком набит чемоданами и коробками. Посмотреть на такую пышную кавалькаду собралась небольшая толпа зевак, доставив этим сэру Надженту немалое удовольствие. Однако его радостное настроение быстро омрачил Эдмунд, который отчаянно сопротивлялся всем попыткам уговорить его сесть в фаэтон. В конце концов Том взял мальчика на руки и, пока Эдмунд кричал и брыкался, бесцеремонно усадил на сиденье. Когда несносный мальчишка завопил во все горло, называя отчима Плохим Человеком, сэру Надженту стало очень неловко и стыдно. Смущение удалось развеять Тому, который справедливо заметил, что заинтересованные зрители едва ли поняли английскую речь Эдмунда.
Очутившись в фаэтоне, Эдмунд сразу замолк. Первые несколько перегонов он мужественно выносил все тяготы путешествия, увлекшись незатейливой карточной игрой под названием «Дорожный пикет», но постепенно карты утратили для него интерес, и он начал вертеться. Уже ближе к Булони Феба истощила свой запас сказок и интересных историй, а Эдмунд, который с каждой минутой все больше и больше замыкался в себе, наконец промямлил, что он прескверно себя чувствует. Мальчику позволили отдохнуть в Булони, где путешественники остановились на полчаса. Когда Том вновь сажал Эдмунда в фаэтон, на лице маленького мальчика появилось выражение такого отчаяния, что Тому стало его жалко, и он процедил сквозь зубы:
– Зачем было тащить с собой бедного малыша в это путешествие!
В Абвиле, куда процессия прибыла час спустя, их ждал мистер Синдерби, снявший номер в лучшей гостинице. Однако агенту не удалось уговорить ее владельца выселить постояльцев или продать все здание на корню сэру Надженту.
– Я предупреждал вас, сэр, этим все и закончится, – заметил Синдерби абсолютно бесстрастным голосом.
– Не продаст ее? – недоверчиво переспросил сэр Наджент. – Глупый вы человек, вы сказали, кто я такой?
– Это, судя по всему, ему не интересно, сэр.
– Вы сообщили, что у меня самое большое в Англии состояние? – сердито осведомился Наджент Фотерби.
– Конечно, сэр. Он посоветовал мне поздравить вас по этому поводу.
– Да он, наверное, спятил! – ошеломленно воскликнул сэр Наджент.
– Очень любопытно, что вам именно эти слова пришли в голову, сэр, – заметил мистер Синдерби. – То же самое сказал и владелец гостиницы… только, конечно, по-французски.
– Ну и ну! – только и заметил красный от злости сэр Наджент. – Говорить такое обо мне! Я заставлю понять этого чертова балбеса, что не привык, когда мне отказывают. Пойдите и передайте ему, что когда сэру Надженту Фотерби что-то нравится, он покупает эту вещь, сколько бы она ни стоила!
– Никогда в жизни не слышала такой чуши! – заявила Феба, не в силах больше хранить молчание. – Пожалуйста, перестаньте скандалить, сэр Наджент. Ответьте мне только на один вопрос: нас здесь поселят или нет? Бедный ребенок валится с ног от усталости, а вы так надуваетесь от важности, что того и гляди лопнете!
Эта неожиданная атака захватила врасплох сэра Наджента и он даже не нашел подходящего ответа. В холодных глазах мистера Синдерби промелькнуло легкое одобрение, и туристский агент напомнил:
– Сэр, в ваших инструкциях говорилось, что я должен обеспечить ее светлость самой спокойной и тихой комнатой в городе. Я нашел, по моему мнению, самое подходящее жилище для ее светлости в этом маленьком городке. Дом, который я рекомендую вниманию ее светлости, находится сравнительно далеко от центра Абвиля. Надеюсь, это обстоятельство вызовет у миледи только одобрение. Я счастлив сообщить, что мне удалось убедить мадам, владелицу этой гостиницы, сдать ее всю в ваше распоряжение, сэр, на неограниченный срок, но при условии, если три постояльца, которых она уже поселила у себя, захотят съехать.
– Неужели вы хотите нам сказать, что они собираются съехать? – не поверил Том Орде.
– Сначала упрямились, сэр, но когда поняли, что остаток своего пребывания в Абвиле, кстати, по-моему, довольно непродолжительного, они проведут в тех самых роскошных апартаментах лучшей гостиницы города, которые я заранее снял для сэра Наджента, да еще за его счет, эти люди выразили большую готовность выполнить просьбу сэра Наджента. Сейчас, сэр, если вы соизволите сесть с ее светлостью в дорожную карету, я отвезу вас в «Красную рыбу».
Сэр Наджент несколько секунд стоял нахмурившись, покусывая нижнюю губу. Его размышления прервал Эдмунд.
– Хочу домой! – раздраженно произнес мальчик. – Верните мне Пугговиц. Мне здесь не нравится!
Сэр Наджент испуганно вздрогнул и без дальнейших споров забрался обратно в карету.
Когда Фотерби увидел, что из себя представляет «Красная рыба», маленькое, видавшее виды старое здание, он пришел в такое негодование, что если бы не леди Ианта, заявившая, что у нее нет сил искать другую гостиницу и она согласна провести ночь хоть в коровнике, вспыхнула бы новая ссора. Из гостиницы поприветствовать своих эксцентричных гостей-англичан вышла владелица «Красной рыбы», мадам Боннет. Француженка так восторгалась белокурой красавицей миледи и ее очаровательным сынишкой, что мнение Ианты о гостинице стало меняться на глазах. Эдмунд исподлобья наблюдал за мадам, стараясь держаться поближе к Фебе, но когда на крыльцо выбежал щенок, мальчик мгновенно повеселел и заявил:
– Мне здесь нравится!
Всем, кроме сэра Наджента, гостиница «Красная рыба» пришлась по душе. Ее никак нельзя было отнести к разряду роскошных, но она радовала глаз чистотой и уютом. Правда, вся мебель общей столовой состояла только из деревянных скамей да нескольких стульев без мягкой обивки, зато окна спальни леди Ианты выходили в маленький сад. Ее светлость обратила внимание на тишину, царящую в гостинице, и, погорячившись, заявила, будто это единственное, что имеет значение. К тому же мадам, узнав о недомогании знатной гостьи, не только отдала ей свое пуховое одеяло, но и приготовила целебный отвар. Короче, владелица гостиницы отнеслась с таким сочувствием к Ианте что утомленная дорогой красавица забыла и о раскалывающейся голове, и об усталости. Настроение у нее быстро улучшилось. Ее светлость даже изъявила желание увидеть перед сном сына, чтобы пожелать Эдмунду доброй ночи и поцеловать его. Мадам Боннет призналась, что очень завидует миледи и что трогательное зрелище, которое представляют ее светлость с очаровательным сынишкой, напомнило ей Sainte Vierge[16].
Атмосферу всеобщего умиления и восторгов нарушила Феба Марлоу, заявившая, что решила оставить Эдмунда в его комнате, поскольку подозревает, будто его любящая мать заболела гриппом.
– И если Эдмунд заразится после всего того, что ему пришлось перенести, не кажется ли вам, что это может оказаться последней каплей? – осведомилась мисс Марлоу.
Ианта улыбнулась вымученной ангельской улыбкой и кивнула:
– Вы абсолютно правы, дорогая мисс Марлоу. Бедняжка Эдмунд! Поцелуйте его за меня и передайте, что мама ни на минуту не перестает думать о нем!
Феба, которая оставила Эдмунда увлеченно играющим с щенком, сказала:
– О, да! Обязательно передам, если он о вас спросит.
С этими словами мисс Марлоу вышла из комнаты, предоставив Ианте возможность наслаждаться восхищением своей новой почитательницы.
На следующий день в «Красную рыбу» приехал доктор, подтвердивший диагноз Фебы, и порекомендовал миледи быть крайне осторожной с таким хрупким здоровьем и остерегаться физических перенапряжений.
– Мне кажется, что едва ли мы покинем «Красную рыбу» раньше, чем через неделю, – предположила Феба, когда они с Томом Орде, захватив с собой Эдмунда, отправились покупать мальчику белье. – А тебе удалось оставить сообщение для Салфорда в «Серебряном льве», чтобы герцог знал, где нас можно найти?
– Оставить сообщение! – насмешливо повторил юноша. – Нет, конечно! Я и не собирался делать этого! Неужели ты думаешь, будто в этом городке быстро забудут Фотерби? По-моему, в Абвиле редко появляются простофили, которые пытаются купить гостиницу!
– Простофиля! – вслух повторил Эдмунд, чтобы лучше запомнить понравившееся слово.
– Господи, помилуй! – испуганно воскликнул Том. – Эдмунд, ни в коем случае не повторяй то, что я сейчас сказал! И еще! Ты должен повежливее разговаривать с сэром Наджентом! – и, дождавшись, когда мальчик немного отбежит вперед, строго отчитал Фебу: – А тебе не следует потакать его грубости с Фотерби.
– А я и не потакаю, – не согласилась Феба Марлоу, но на ее лице появилось слегка виноватое выражение. – Просто мне кажется лишним одергивать Эдмунда, когда он ругает сэра Наджента. Если мальчик перестанет грубить ему, Фотерби может решить оставить его у себя. И ты не можешь отрицать, Том, что, если сэр Наджент действительно невзлюбит Эдмунда, это только сыграет нам на руку… Тогда будет значительно легче убедить леди Ианту отдать сына.
– У тебя нет никаких моральных устоев! – пробормотал Том. – Смотри только, чтобы мальчишка не вывел Фотерби из себя слишком сильно, иначе тот убьет его. Сэр Наджент, по-моему, сейчас не в настроении терпеть насмешки этого постреленка. Это маленькое чудовище с издевкой интересуется у него, может ли он достать муху из лошадиного уха или еще чем-нибудь в том же духе, а потом высокомерно заявляет, что его дядя Вестр может это сделать. На мой взгляд, этого вполне достаточно, чтобы наш напыщенный простофиля окончательно сошел с ума.
Феба рассмеялась и сказала:
– Да откуда взяться чувству юмора у сэра Наджента? Человеку не до шуток, если его невеста болеет, а пасынок относится к нему с презрением! Согласись, у бедняги получился кошмарный медовый месяц!
Но оказалось, что совсем не эти печальные обстоятельства отняли у сэра Наджента спокойствие и душевное равновесие. После обеда Фотерби, застав мисс Марлоу в одиночестве в общей столовой, открыл ей истинную причину своего неудовольствия. Ему не нравилась «Красная рыба». Сначала это неожиданное признание вызвало у Фебы немалое удивление, поскольку мадам Боннет, мало того, что отлично готовила, но еще и обращалась к сэру Надженту с необычайным почтением, стараясь во всем ему угодить. Короче, по мнению Фебы, даже самый требовательный и взыскательный гость не мог бы пожелать большего. Все слуги, начиная от официанта и кончая сапожником, стремглав мчались, чтобы выполнить малейшее желание Наджента Фотерби. Лишь через несколько минут Феба начала понимать, в чем дело. Сэр Наджент раньше никогда еще не опускался так низко и не останавливался в подобной дешевой гостинице. Его самолюбию был нанесен страшный удар тем, что он оказался в «Красной рыбе». Это с его-то высоким происхождением и страстью выставлять напоказ собственную персону! Если для большинства людей оказаться в центре внимания – не очень приятная ситуация, то для сэра Наджента, самого богатого человека в Англии, это было необходимо, как воздух. Ему доставляло невероятное удовольствие удивление, вызываемое у всех дорожной каретой Ианты. Сэр Наджент Фотерби испытывал прямо-таки наслаждение, когда владельцы гостиниц, согнувшись вдвое от подобострастия, препровождали его в лучшие апартаменты, зная, что за ним с завистью следят десятки глаз. А в «Красной рыбе» ничего подобного не было. Правда, если бы Фотерби удалось приобрести «Английскую гостиницу» и выселить из нее всех гостей, он оказался бы почти в таком же положении, но зато каким шикарным жестом выглядела бы покупка целой гостиницы! Новости об эксцентричном поведении заезжего англичанина мигом бы разлетелась бы по Абвилю. С каким бы трепетом горожане показывали на него пальцами при его появлении на улице! Снять дешевую гостиницу на тихой окраине – это тоже может кому-то показаться эксцентричным поступком, но отсюда он никак не мог демонстрировать жителям Абвиля свое сказочное богатство. У него даже закрались серьезные сомнения, знал ли о его приезде сюда кто-нибудь, кроме гостиничной прислуги.
Естественно, Фотерби не стал откровенничать об этом с мисс Марлоу, но Феба, догадавшись о его печалях, решила, что такая гордыня еще более забавна и противна. В душе Феба посмеивалась над поведением Наджента Фотерби, но к ее веселью примешивался горький осадок, что этот богатейший кладезь нелепостей и глупостей, скрывающийся под щегольской внешностью, остался до конца нераскрытым ей, когда она писала «Пропавшего наследника». Такой яркий персонаж, сэр Наджент Фотерби, так и просился на страницы книги. Феба увлеклась разработкой сюжета нового романа, главным героем которого стал бы сэр Наджент, но она облегченно вздохнула (ведь ее предыдущее приключение в мире литературы закончилось такой катастрофой), когда в столовую вошел мастер Рейн в сопровождении своего нового четвероногого друга.
…Мадам Боннет звала щенка «Тото», но гостям он был известен как «Чин»[17]. Это несоответствие в кличках было вызвано небольшим недоразумением между владелицей «Красной рыбы» и мастером Рейном. Эдмунд, поборов свою неприязнь к иностранцам ради желания подружиться со щенком набрался смелости, отправился на кухню и поинтересовался его именем у мадам Боннет. Не совсем поняв вопрос, мадам ответила: «Чин», – и после того, как мальчик повторил, радостно кивнула и захлопала в ладоши. Так щенок стал Чином…
Сэр Наджент встретил приемного сына настороженно, но Эдмунд пришел не к нему, а к Фебе за цветными мелками, которые ему купил Том. Чин, по словам Эдмунда, был непрочь, чтобы его нарисовали. Когда мальчику дали мелки и бумагу, он сел на пол и с головой погрузился в свои фантазии. Чин сидел рядом, радостно постукивая хвостом по полу.
Увидев, что Эдмунд занят рисованием, сэр Наджент возобновил беседу, принявшись вновь мерить шагами комнату и перечислять свои печали.
Этим утром сэр Наджент оделся в свой самый элегантный костюм. Он состоял, кроме белых панталон и знаменитого галстука Фотерби, из высоких сапог, ботфортов, украшенных большими золотыми кисточками. Эти сапоги сэр Наджент надел в тот день впервые. Хоби специально сделал их для него, и даже известный денди, лорд Петершам, не мог похвастаться такими потрясающими сапогами. Пока сэр Наджент разгуливал по столовой, кисточки покачивались в такт шагам, как и было задумано. На такие украшения нельзя было не обратить внимания, и даже щенок сомнительного происхождения не мог остаться равнодушным к их достоинствам.
Золотые кисточки очаровали Чина. Он несколько минут не сводил с них завороженного взгляда, борясь с искушением, но оно оказалось слишком сильным, чтобы можно было устоять. Щенок встал, подошел поближе, чтобы с одного прыжка достигнуть цель, и ухватил зубами одну из кистей.
Сэр Наджент, воскликнув что-то нечленораздельное, попытался отогнать щенка, но тот сердито зарычал и потянул еще сильнее, виляя при этом хвостом. Эдмунд весело рассмеялся и захлопал в ладоши. Этот всплеск невинной радости вызвал у сэра Наджента поток таких яростных ругательств, что Феба поспешила на помощь щенку.
Войдя в столовую, Том оказался свидетелем бурной сцены. Чин возбужденно лаял, сидя на руках у Фебы. Эдмунд заливался смехом. Петт, прибежавший на гневные крики своего хозяина, стоял перед ним на коленях и приводил помятую кисточку в первозданный вид. И, наконец, сэр Наджент, красный от ярости, перечислял в несдержанных выражениях различные виды казни, которые заслужил Чин.
Том не растерялся и хладнокровно повелел Эдмунду унести Чина из столовой; тот без единого возражения повиновался. Потом юноша бросил хмурый взгляд на хихикающую Фебу и несколько успокоил сэра Наджента, пообещав, что отныне Чину будет запрещено появляться в столовой.
Узнав о запрете для своего любимца, Эдмунд пришел в негодование и попросил Тома побольнее щелкнуть сэра Наджента по носу, за что получил сильный нагоняй. Обиженный до глубины души, мальчик удалился с Чином на кухню, где его угостили изюмом, марципанами и засахаренными лимонными корками. Он просидел на кухне до вечера, забавляясь с куском теста. На следующий день сэр Наджент мудро решил не надевать свои роскошные новые сапоги, а Эдмунд немало удивил своих покровителей неожиданно примерным поведением. Мальчик вел себя так тихо и мирно, что Фотерби начал поглядывать на него с нежелательной для Фебы и Тома благосклонностью. После обеда пошел дождь. Эдмунд нарисовал несколько сомнительного сходства портретов, которые великодушно посвятил Фебе, после чего стал было впадать в уныние, но тут его внимание привлекли следы капель дождя на окне. Он взобрался на стул и проследил пальцем путь медленно катящейся капли. По улице проехал фаэтон, запряженный четверкой лошадей, и остановился около «Красной рыбы».
Эдмунда заинтересовало появление экипажа, так же как и Фебу, которая, заслышав шум, подбежала к окну. Она давно надеялась услышать эти звуки. Фаэтон остановился, и ее сердце учащенно забилось в ожидании.
Дверца экипажа открылась, и из кареты легко выпрыгнул мужчина в плаще с капюшоном, он что-то сказал форейторам и вошел в гостиницу.
С губ Фебы слетел тихий вздох. Мастер Рейн пронзительно взвизгнул и бросился через всю комнату к двери с криками:
– Дядя Вестр! Дядя Вестр!
Эдмунду немалых усилий стоило открыть дверь. Он продолжал изо всех сил кричать: «Дядя Вестр!», когда Сильвестр вошел в столовую. Герцогу Салфорду пришлось остановиться на пороге, потому что племянник крепко обхватил его колени. Герцог нагнулся, чтобы освободиться от крепких объятий Эдмунда, и спросил:
– Это ты опять так шумишь, несносный мальчишка?
– Дядя Вестр! Дядя Вестр! – не унимаясь, вопил Эдмунд. Сильвестр рассмеялся и подбросил мальчугана высоко в воздух.
– Эдмунд! Эдмунд! – насмешливо произнес он. – Ради Бога, смотри не задуши меня! Ах ты, грубиян! А еще племянник!
Феба Марлоу продолжала стоять у окна с таким видом, будто не верила своим глазам. Бурное приветствие, которое Эдмунд устроил своему злому и бессердечному дяде, вызвало у нее легкое изумление. Нельзя сказать, что Феба была так уж сильно удивлена, но все же девушка не ожидала увидеть такой необузданный восторг. Если ее что-то и поразило, так это сам герцог Салфорд, который так обрадовался племяннику. Герцог сейчас, по ее мнению, совсем не был похож на того надменного, высокомерного мужчину, который отчитывал ее на балу у Каслрегов. Образ, который сохранился в ее памяти, и вызывал такие болезненные воспоминания, быстро растаял, а вместе с ним исчезло и смущение, которое заставляло Фебу бояться его появления так же сильно, как и хотеть его.
– Они собрались выезжать завтра, не так ли?
– Да. Но я не удивлюсь, если им придется задержаться в Кале на несколько дней. Том, мне кажется, леди Ианта по-настоящему больна.
– По-моему, ее болезнь решила бы все наши проблемы, но что, если ты ошибаешься, и она здорова?
– Тогда я еду с ними, – ответила Феба. – Я не могу бросить Эдмунда. О Том, несмотря на все его капризы и причуды, он замечательный ребенок. Когда я пожелала ему спокойной ночи и поцеловала, Эдмунд обнял меня ручонками за шею и очень трогательно заставил пообещать, что я не уеду! Я чуть не расплакалась. Бедный мальчуган не может понять, что происходит вокруг, и боится, вдруг я исчезну, если он упустит меня из виду. Но, когда я пообещала Эдмунду остаться с ним до тех пор, пока к нему опять не приедет его любимая Пугговиц, он успокоился. Я не хочу обманывать малыша и нарушать свое слово!
– Ясно, – кивнул Том.
Феба посмотрела на него с благодарностью.
– Я знала, что ты поймешь. Знаешь, я все время думаю, не будет ли лучше, если ты займешь у сэра Наджента денег на билет до Дувра и поедешь за бабушкой?
– Даже не заикайся об этом! – прервал мистер Орде девушку. – Если ты думаешь, будто я брошу тебя с этой ненормальной парочкой, то я уверяю, ты в своей жизни никогда еще так сильно не ошибалась.
– Если честно, я и не думала, что ты согласишься уехать, – призналась Феба. – И, должна заметить, я тебе за это благодарна. Не хочу сказать, что сэр Наджент злой и жестокий мужчина…
– О, Фотерби достаточно благодушен, – кивнул Том, – однако он никчемный человек, если хочешь знать. Сэр Наджент болтал со мной все время, пока мы находились на «Бетси Энн», и мне теперь ясно, как день, что он водит дружбу с сомнительными личностями. Мой отец считает таких людей, как Фотерби, наполовину хвастунами, наполовину дураками. Если бы он обладал хоть какими-то моральными принципами, то никогда бы не стал похищать Эдмунда!
Феба Марлоу улыбнулась.
– Короче, он – Плохой Человек!
– Воистину, устами младенца глаголет истина! – усмехнулся Том.
На следующее утро Феба отвела Эдмунда на завтрак и обнаружила, что леди Ианта еще не покидала постели. Но ее надежды на то, что отъезд задерживается, улетучились, когда сэр Наджент с серьезным видом сообщил Фебе, что хотя ее светлость чувствует себя чертовски плохо, она полна решимости покинуть Кале этим утром. По ее словам, в гостинице так неспокойно, что ей за всю ночь не удалось сомкнуть глаз. В коридоре у нее под дверью все время кто-то ходил, громко топая, в комнате наверху что-то тяжелое роняли на пол, всю ночь хлопали двери, а грохот экипажей по мостовой вызвал у бедняжки нервный тик, правда, с другой стороны, если она сегодня же отправится в Абвиль, путешествие убьет ее.
Эдмунд с салфеткой на шее сидел за столом рядом с Фебой.
Услышав последние слова сэра Наджента, он поднял голову и решительно заявил:
– Значит, вы хотите убить маму!
– Что? – не на шутку перепугался сэр Наджент Фотерби. – Конечно, нет, черт побери! Ты не должен говорить такие вещи!
– Это не я говорю их, а мама, – спокойно возразил мальчик. – Она уже говорила их на корабле.
– Правда? Ну, но… я хочу сказать, что все это ерунда! Я очень люблю твою маму и искренне предан ей. Если не веришь, можешь спросить, кого хочешь.
– Вы лжете, и…
– Поменьше разговаривай за едой, – вмешался в разговор Том и негромко добавил, обращаясь к встревоженному руководителю экспедиции: – На вашем месте я бы не стал с ним спорить.
– Вам легко давать советы! – кисло ответил сэр Наджент. – Этот мальчишка не вас называет при всех бродягой и грабителем! Когда же он наконец остановится, хотелось бы мне знать?
– Когда дядя Вестр узнает, что вы со мной сделали, он вас накажет! – пригрозил Эдмунд.
– Ну видите? – надеясь на сочувствие, осведомился у Тома Наджент Фотерби. – А теперь он собирается представить дело таким образом, будто я плохо с ним обращаюсь.
– Дядя Вестр, – продолжал юный мучитель, – самый страшный человек на свете!
– Ты не должен говорить такие вещи о своем дяде, – с серьезным видом упрекнул мальчика сэр Наджент. – Я не хочу сказать, что герцог Салфорд мне по душе, но я не называю его ужасным человеком. Заносчивый, но…
– Дядя Вестр и не желает вам нравится! – покраснев, заявил Эдмунд.
– Возможно, и не желает, но если ты думаешь, будто он вызовет меня на дуэль, уверен, ты ошибаешься. Помяни мои слова, если он решит вызвать меня…
– О, Господи, Фотерби, не дразните парня! – раздраженно произнес Том.
– Дядя Вестр перемелет вам кости! – зловеще пообещал Эдмунд.
– Перемелет мне кости? – изумленно повторил сэр Наджент. – Да, у тебя в голове вращаются ветряные мельницы, мой мальчик. С какой стати герцогу перемалывать меня?
– Чтобы сделать себе хлеб, – быстро придумал племянник Сильвестра.
– Но из костей не делают хлеб.
– А дядя Вестр делает, – упрямо твердил Эдмунд.
– Ну все, довольно! – решительно проговорил Том Орде, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Ты, Эдмунд, уже начал сочинять небылицы. Ты прекрасно знаешь, что твой дядя никогда не перемелет кости сэру Надженту, так что, будь добр, прекрати нести чепуху.
Эдмунд, очевидно, уважительно отнесся к такому строгому внушению и решил, что с Томом Орде следует считаться. Он замолчал и снова принялся ковырять ложкой в тарелке. Но, закончив завтрак, мальчик бросил на Тома задумчивый взгляд из-под длинных, загибающихся ресниц и сказал:
– Может, дядя Вестр поймет меня.
Том громко расхохотался, а Феба подхватила мальчишку и унесла из гостиной. Эдмунд, довольный, что последнее слово осталось за ним, снисходительно подмигнул Тому через плечо и добавил, прежде чем за ним закрылась дверь:
– Мы, Рейны, не любим, когда нас носят на руках!
Через час после завтрака состоялся впечатляющий отъезд экспедиции в Абвиль. Сэр Наджент Фотерби высокомерно отклонил предложение отправить тяжелый багаж в Париж на roulier[15]. Так что от дверей «Серебряного льва» в путь тронулись целых четыре экипажа. Сам сэр Наджент со своей супругой восседали в обитой голубым бархатом карете, которая возглавляла кавалькаду. Том Орде, Феба Марлоу и Эдмунд следовали за ними во взятом на прокат фаэтоне. Замыкали же процессию два кабриолета. В одном сидел лакей Петт с молодой особой, которую наняли прислуживать миледи, а второй был битком набит чемоданами и коробками. Посмотреть на такую пышную кавалькаду собралась небольшая толпа зевак, доставив этим сэру Надженту немалое удовольствие. Однако его радостное настроение быстро омрачил Эдмунд, который отчаянно сопротивлялся всем попыткам уговорить его сесть в фаэтон. В конце концов Том взял мальчика на руки и, пока Эдмунд кричал и брыкался, бесцеремонно усадил на сиденье. Когда несносный мальчишка завопил во все горло, называя отчима Плохим Человеком, сэру Надженту стало очень неловко и стыдно. Смущение удалось развеять Тому, который справедливо заметил, что заинтересованные зрители едва ли поняли английскую речь Эдмунда.
Очутившись в фаэтоне, Эдмунд сразу замолк. Первые несколько перегонов он мужественно выносил все тяготы путешествия, увлекшись незатейливой карточной игрой под названием «Дорожный пикет», но постепенно карты утратили для него интерес, и он начал вертеться. Уже ближе к Булони Феба истощила свой запас сказок и интересных историй, а Эдмунд, который с каждой минутой все больше и больше замыкался в себе, наконец промямлил, что он прескверно себя чувствует. Мальчику позволили отдохнуть в Булони, где путешественники остановились на полчаса. Когда Том вновь сажал Эдмунда в фаэтон, на лице маленького мальчика появилось выражение такого отчаяния, что Тому стало его жалко, и он процедил сквозь зубы:
– Зачем было тащить с собой бедного малыша в это путешествие!
В Абвиле, куда процессия прибыла час спустя, их ждал мистер Синдерби, снявший номер в лучшей гостинице. Однако агенту не удалось уговорить ее владельца выселить постояльцев или продать все здание на корню сэру Надженту.
– Я предупреждал вас, сэр, этим все и закончится, – заметил Синдерби абсолютно бесстрастным голосом.
– Не продаст ее? – недоверчиво переспросил сэр Наджент. – Глупый вы человек, вы сказали, кто я такой?
– Это, судя по всему, ему не интересно, сэр.
– Вы сообщили, что у меня самое большое в Англии состояние? – сердито осведомился Наджент Фотерби.
– Конечно, сэр. Он посоветовал мне поздравить вас по этому поводу.
– Да он, наверное, спятил! – ошеломленно воскликнул сэр Наджент.
– Очень любопытно, что вам именно эти слова пришли в голову, сэр, – заметил мистер Синдерби. – То же самое сказал и владелец гостиницы… только, конечно, по-французски.
– Ну и ну! – только и заметил красный от злости сэр Наджент. – Говорить такое обо мне! Я заставлю понять этого чертова балбеса, что не привык, когда мне отказывают. Пойдите и передайте ему, что когда сэру Надженту Фотерби что-то нравится, он покупает эту вещь, сколько бы она ни стоила!
– Никогда в жизни не слышала такой чуши! – заявила Феба, не в силах больше хранить молчание. – Пожалуйста, перестаньте скандалить, сэр Наджент. Ответьте мне только на один вопрос: нас здесь поселят или нет? Бедный ребенок валится с ног от усталости, а вы так надуваетесь от важности, что того и гляди лопнете!
Эта неожиданная атака захватила врасплох сэра Наджента и он даже не нашел подходящего ответа. В холодных глазах мистера Синдерби промелькнуло легкое одобрение, и туристский агент напомнил:
– Сэр, в ваших инструкциях говорилось, что я должен обеспечить ее светлость самой спокойной и тихой комнатой в городе. Я нашел, по моему мнению, самое подходящее жилище для ее светлости в этом маленьком городке. Дом, который я рекомендую вниманию ее светлости, находится сравнительно далеко от центра Абвиля. Надеюсь, это обстоятельство вызовет у миледи только одобрение. Я счастлив сообщить, что мне удалось убедить мадам, владелицу этой гостиницы, сдать ее всю в ваше распоряжение, сэр, на неограниченный срок, но при условии, если три постояльца, которых она уже поселила у себя, захотят съехать.
– Неужели вы хотите нам сказать, что они собираются съехать? – не поверил Том Орде.
– Сначала упрямились, сэр, но когда поняли, что остаток своего пребывания в Абвиле, кстати, по-моему, довольно непродолжительного, они проведут в тех самых роскошных апартаментах лучшей гостиницы города, которые я заранее снял для сэра Наджента, да еще за его счет, эти люди выразили большую готовность выполнить просьбу сэра Наджента. Сейчас, сэр, если вы соизволите сесть с ее светлостью в дорожную карету, я отвезу вас в «Красную рыбу».
Сэр Наджент несколько секунд стоял нахмурившись, покусывая нижнюю губу. Его размышления прервал Эдмунд.
– Хочу домой! – раздраженно произнес мальчик. – Верните мне Пугговиц. Мне здесь не нравится!
Сэр Наджент испуганно вздрогнул и без дальнейших споров забрался обратно в карету.
Когда Фотерби увидел, что из себя представляет «Красная рыба», маленькое, видавшее виды старое здание, он пришел в такое негодование, что если бы не леди Ианта, заявившая, что у нее нет сил искать другую гостиницу и она согласна провести ночь хоть в коровнике, вспыхнула бы новая ссора. Из гостиницы поприветствовать своих эксцентричных гостей-англичан вышла владелица «Красной рыбы», мадам Боннет. Француженка так восторгалась белокурой красавицей миледи и ее очаровательным сынишкой, что мнение Ианты о гостинице стало меняться на глазах. Эдмунд исподлобья наблюдал за мадам, стараясь держаться поближе к Фебе, но когда на крыльцо выбежал щенок, мальчик мгновенно повеселел и заявил:
– Мне здесь нравится!
Всем, кроме сэра Наджента, гостиница «Красная рыба» пришлась по душе. Ее никак нельзя было отнести к разряду роскошных, но она радовала глаз чистотой и уютом. Правда, вся мебель общей столовой состояла только из деревянных скамей да нескольких стульев без мягкой обивки, зато окна спальни леди Ианты выходили в маленький сад. Ее светлость обратила внимание на тишину, царящую в гостинице, и, погорячившись, заявила, будто это единственное, что имеет значение. К тому же мадам, узнав о недомогании знатной гостьи, не только отдала ей свое пуховое одеяло, но и приготовила целебный отвар. Короче, владелица гостиницы отнеслась с таким сочувствием к Ианте что утомленная дорогой красавица забыла и о раскалывающейся голове, и об усталости. Настроение у нее быстро улучшилось. Ее светлость даже изъявила желание увидеть перед сном сына, чтобы пожелать Эдмунду доброй ночи и поцеловать его. Мадам Боннет призналась, что очень завидует миледи и что трогательное зрелище, которое представляют ее светлость с очаровательным сынишкой, напомнило ей Sainte Vierge[16].
Атмосферу всеобщего умиления и восторгов нарушила Феба Марлоу, заявившая, что решила оставить Эдмунда в его комнате, поскольку подозревает, будто его любящая мать заболела гриппом.
– И если Эдмунд заразится после всего того, что ему пришлось перенести, не кажется ли вам, что это может оказаться последней каплей? – осведомилась мисс Марлоу.
Ианта улыбнулась вымученной ангельской улыбкой и кивнула:
– Вы абсолютно правы, дорогая мисс Марлоу. Бедняжка Эдмунд! Поцелуйте его за меня и передайте, что мама ни на минуту не перестает думать о нем!
Феба, которая оставила Эдмунда увлеченно играющим с щенком, сказала:
– О, да! Обязательно передам, если он о вас спросит.
С этими словами мисс Марлоу вышла из комнаты, предоставив Ианте возможность наслаждаться восхищением своей новой почитательницы.
На следующий день в «Красную рыбу» приехал доктор, подтвердивший диагноз Фебы, и порекомендовал миледи быть крайне осторожной с таким хрупким здоровьем и остерегаться физических перенапряжений.
– Мне кажется, что едва ли мы покинем «Красную рыбу» раньше, чем через неделю, – предположила Феба, когда они с Томом Орде, захватив с собой Эдмунда, отправились покупать мальчику белье. – А тебе удалось оставить сообщение для Салфорда в «Серебряном льве», чтобы герцог знал, где нас можно найти?
– Оставить сообщение! – насмешливо повторил юноша. – Нет, конечно! Я и не собирался делать этого! Неужели ты думаешь, будто в этом городке быстро забудут Фотерби? По-моему, в Абвиле редко появляются простофили, которые пытаются купить гостиницу!
– Простофиля! – вслух повторил Эдмунд, чтобы лучше запомнить понравившееся слово.
– Господи, помилуй! – испуганно воскликнул Том. – Эдмунд, ни в коем случае не повторяй то, что я сейчас сказал! И еще! Ты должен повежливее разговаривать с сэром Наджентом! – и, дождавшись, когда мальчик немного отбежит вперед, строго отчитал Фебу: – А тебе не следует потакать его грубости с Фотерби.
– А я и не потакаю, – не согласилась Феба Марлоу, но на ее лице появилось слегка виноватое выражение. – Просто мне кажется лишним одергивать Эдмунда, когда он ругает сэра Наджента. Если мальчик перестанет грубить ему, Фотерби может решить оставить его у себя. И ты не можешь отрицать, Том, что, если сэр Наджент действительно невзлюбит Эдмунда, это только сыграет нам на руку… Тогда будет значительно легче убедить леди Ианту отдать сына.
– У тебя нет никаких моральных устоев! – пробормотал Том. – Смотри только, чтобы мальчишка не вывел Фотерби из себя слишком сильно, иначе тот убьет его. Сэр Наджент, по-моему, сейчас не в настроении терпеть насмешки этого постреленка. Это маленькое чудовище с издевкой интересуется у него, может ли он достать муху из лошадиного уха или еще чем-нибудь в том же духе, а потом высокомерно заявляет, что его дядя Вестр может это сделать. На мой взгляд, этого вполне достаточно, чтобы наш напыщенный простофиля окончательно сошел с ума.
Феба рассмеялась и сказала:
– Да откуда взяться чувству юмора у сэра Наджента? Человеку не до шуток, если его невеста болеет, а пасынок относится к нему с презрением! Согласись, у бедняги получился кошмарный медовый месяц!
Но оказалось, что совсем не эти печальные обстоятельства отняли у сэра Наджента спокойствие и душевное равновесие. После обеда Фотерби, застав мисс Марлоу в одиночестве в общей столовой, открыл ей истинную причину своего неудовольствия. Ему не нравилась «Красная рыба». Сначала это неожиданное признание вызвало у Фебы немалое удивление, поскольку мадам Боннет, мало того, что отлично готовила, но еще и обращалась к сэру Надженту с необычайным почтением, стараясь во всем ему угодить. Короче, по мнению Фебы, даже самый требовательный и взыскательный гость не мог бы пожелать большего. Все слуги, начиная от официанта и кончая сапожником, стремглав мчались, чтобы выполнить малейшее желание Наджента Фотерби. Лишь через несколько минут Феба начала понимать, в чем дело. Сэр Наджент раньше никогда еще не опускался так низко и не останавливался в подобной дешевой гостинице. Его самолюбию был нанесен страшный удар тем, что он оказался в «Красной рыбе». Это с его-то высоким происхождением и страстью выставлять напоказ собственную персону! Если для большинства людей оказаться в центре внимания – не очень приятная ситуация, то для сэра Наджента, самого богатого человека в Англии, это было необходимо, как воздух. Ему доставляло невероятное удовольствие удивление, вызываемое у всех дорожной каретой Ианты. Сэр Наджент Фотерби испытывал прямо-таки наслаждение, когда владельцы гостиниц, согнувшись вдвое от подобострастия, препровождали его в лучшие апартаменты, зная, что за ним с завистью следят десятки глаз. А в «Красной рыбе» ничего подобного не было. Правда, если бы Фотерби удалось приобрести «Английскую гостиницу» и выселить из нее всех гостей, он оказался бы почти в таком же положении, но зато каким шикарным жестом выглядела бы покупка целой гостиницы! Новости об эксцентричном поведении заезжего англичанина мигом бы разлетелась бы по Абвилю. С каким бы трепетом горожане показывали на него пальцами при его появлении на улице! Снять дешевую гостиницу на тихой окраине – это тоже может кому-то показаться эксцентричным поступком, но отсюда он никак не мог демонстрировать жителям Абвиля свое сказочное богатство. У него даже закрались серьезные сомнения, знал ли о его приезде сюда кто-нибудь, кроме гостиничной прислуги.
Естественно, Фотерби не стал откровенничать об этом с мисс Марлоу, но Феба, догадавшись о его печалях, решила, что такая гордыня еще более забавна и противна. В душе Феба посмеивалась над поведением Наджента Фотерби, но к ее веселью примешивался горький осадок, что этот богатейший кладезь нелепостей и глупостей, скрывающийся под щегольской внешностью, остался до конца нераскрытым ей, когда она писала «Пропавшего наследника». Такой яркий персонаж, сэр Наджент Фотерби, так и просился на страницы книги. Феба увлеклась разработкой сюжета нового романа, главным героем которого стал бы сэр Наджент, но она облегченно вздохнула (ведь ее предыдущее приключение в мире литературы закончилось такой катастрофой), когда в столовую вошел мастер Рейн в сопровождении своего нового четвероногого друга.
…Мадам Боннет звала щенка «Тото», но гостям он был известен как «Чин»[17]. Это несоответствие в кличках было вызвано небольшим недоразумением между владелицей «Красной рыбы» и мастером Рейном. Эдмунд, поборов свою неприязнь к иностранцам ради желания подружиться со щенком набрался смелости, отправился на кухню и поинтересовался его именем у мадам Боннет. Не совсем поняв вопрос, мадам ответила: «Чин», – и после того, как мальчик повторил, радостно кивнула и захлопала в ладоши. Так щенок стал Чином…
Сэр Наджент встретил приемного сына настороженно, но Эдмунд пришел не к нему, а к Фебе за цветными мелками, которые ему купил Том. Чин, по словам Эдмунда, был непрочь, чтобы его нарисовали. Когда мальчику дали мелки и бумагу, он сел на пол и с головой погрузился в свои фантазии. Чин сидел рядом, радостно постукивая хвостом по полу.
Увидев, что Эдмунд занят рисованием, сэр Наджент возобновил беседу, принявшись вновь мерить шагами комнату и перечислять свои печали.
Этим утром сэр Наджент оделся в свой самый элегантный костюм. Он состоял, кроме белых панталон и знаменитого галстука Фотерби, из высоких сапог, ботфортов, украшенных большими золотыми кисточками. Эти сапоги сэр Наджент надел в тот день впервые. Хоби специально сделал их для него, и даже известный денди, лорд Петершам, не мог похвастаться такими потрясающими сапогами. Пока сэр Наджент разгуливал по столовой, кисточки покачивались в такт шагам, как и было задумано. На такие украшения нельзя было не обратить внимания, и даже щенок сомнительного происхождения не мог остаться равнодушным к их достоинствам.
Золотые кисточки очаровали Чина. Он несколько минут не сводил с них завороженного взгляда, борясь с искушением, но оно оказалось слишком сильным, чтобы можно было устоять. Щенок встал, подошел поближе, чтобы с одного прыжка достигнуть цель, и ухватил зубами одну из кистей.
Сэр Наджент, воскликнув что-то нечленораздельное, попытался отогнать щенка, но тот сердито зарычал и потянул еще сильнее, виляя при этом хвостом. Эдмунд весело рассмеялся и захлопал в ладоши. Этот всплеск невинной радости вызвал у сэра Наджента поток таких яростных ругательств, что Феба поспешила на помощь щенку.
Войдя в столовую, Том оказался свидетелем бурной сцены. Чин возбужденно лаял, сидя на руках у Фебы. Эдмунд заливался смехом. Петт, прибежавший на гневные крики своего хозяина, стоял перед ним на коленях и приводил помятую кисточку в первозданный вид. И, наконец, сэр Наджент, красный от ярости, перечислял в несдержанных выражениях различные виды казни, которые заслужил Чин.
Том не растерялся и хладнокровно повелел Эдмунду унести Чина из столовой; тот без единого возражения повиновался. Потом юноша бросил хмурый взгляд на хихикающую Фебу и несколько успокоил сэра Наджента, пообещав, что отныне Чину будет запрещено появляться в столовой.
Узнав о запрете для своего любимца, Эдмунд пришел в негодование и попросил Тома побольнее щелкнуть сэра Наджента по носу, за что получил сильный нагоняй. Обиженный до глубины души, мальчик удалился с Чином на кухню, где его угостили изюмом, марципанами и засахаренными лимонными корками. Он просидел на кухне до вечера, забавляясь с куском теста. На следующий день сэр Наджент мудро решил не надевать свои роскошные новые сапоги, а Эдмунд немало удивил своих покровителей неожиданно примерным поведением. Мальчик вел себя так тихо и мирно, что Фотерби начал поглядывать на него с нежелательной для Фебы и Тома благосклонностью. После обеда пошел дождь. Эдмунд нарисовал несколько сомнительного сходства портретов, которые великодушно посвятил Фебе, после чего стал было впадать в уныние, но тут его внимание привлекли следы капель дождя на окне. Он взобрался на стул и проследил пальцем путь медленно катящейся капли. По улице проехал фаэтон, запряженный четверкой лошадей, и остановился около «Красной рыбы».
Эдмунда заинтересовало появление экипажа, так же как и Фебу, которая, заслышав шум, подбежала к окну. Она давно надеялась услышать эти звуки. Фаэтон остановился, и ее сердце учащенно забилось в ожидании.
Дверца экипажа открылась, и из кареты легко выпрыгнул мужчина в плаще с капюшоном, он что-то сказал форейторам и вошел в гостиницу.
С губ Фебы слетел тихий вздох. Мастер Рейн пронзительно взвизгнул и бросился через всю комнату к двери с криками:
– Дядя Вестр! Дядя Вестр!
Эдмунду немалых усилий стоило открыть дверь. Он продолжал изо всех сил кричать: «Дядя Вестр!», когда Сильвестр вошел в столовую. Герцогу Салфорду пришлось остановиться на пороге, потому что племянник крепко обхватил его колени. Герцог нагнулся, чтобы освободиться от крепких объятий Эдмунда, и спросил:
– Это ты опять так шумишь, несносный мальчишка?
– Дядя Вестр! Дядя Вестр! – не унимаясь, вопил Эдмунд. Сильвестр рассмеялся и подбросил мальчугана высоко в воздух.
– Эдмунд! Эдмунд! – насмешливо произнес он. – Ради Бога, смотри не задуши меня! Ах ты, грубиян! А еще племянник!
Феба Марлоу продолжала стоять у окна с таким видом, будто не верила своим глазам. Бурное приветствие, которое Эдмунд устроил своему злому и бессердечному дяде, вызвало у нее легкое изумление. Нельзя сказать, что Феба была так уж сильно удивлена, но все же девушка не ожидала увидеть такой необузданный восторг. Если ее что-то и поразило, так это сам герцог Салфорд, который так обрадовался племяннику. Герцог сейчас, по ее мнению, совсем не был похож на того надменного, высокомерного мужчину, который отчитывал ее на балу у Каслрегов. Образ, который сохранился в ее памяти, и вызывал такие болезненные воспоминания, быстро растаял, а вместе с ним исчезло и смущение, которое заставляло Фебу бояться его появления так же сильно, как и хотеть его.