Вся полнота власти в школьной комнате Остерби принадлежала худой леди устрашающей наружности в неизменных платьях скучных цветов без единого волана или оборки и с высоким воротником. Ее песочного цвета волосы были аккуратно причесаны и уложены под чепчиком. Обветренное лицо, светло-синие глаза. Но самая выдающаяся часть на лице – угрожающе торчащий нос. Разговаривала она хрипловатым голосом и со стороны казалась настоящим драконом.
   Однако внешность нередко бывает обманчива. Под свирепой на вид оболочкой мисс Сибиллы Баттери скрывалось доброе и отзывчивое сердце. Юные воспитанницы, за исключением, пожалуй, Элизы, третьей и самой любимой дочери леди Марлоу, обожали свою гувернантку. Сьюзан, Феба, Мэри и даже маленькая Кэтти поверяли мисс Баттери свои надежды и печали и храбро защищали ее, если хозяйке дома казалось, что девочки недостаточно воспитаны. Девятнадцатилетняя мисс Феба Марлоу, дебютантка прошлого сезона, могла бы уже получить освобождение от посещения занятий, но так как она боялась и недолюбливала свою мачеху, леди Марлоу, которая отвечала ей тем же, то была рада оставаться на уроках итальянского языка мисс Баттери, чтобы проводить все свободное от конюшен время в школьной комнате. Такое положение дел вполне устраивало леди Марлоу, поскольку она хоть и старалась изо всех сил заставить падчерицу вести себя так, как подобает благородной девице ее круга, но ни строгие воспитательные беседы, ни долгие часы, проведенные Фебой в уединенном заточении, не могли заставить девушку отказаться от того, что ее светлость называла выкрутасами сорванца. Феба носилась по всей округе верхом на своей собственной лошади, или на одном из рослых гунтеров отца, без конца рвала и пачкала платья, водила дружбу с конюхами, отвратительно шила и позволяла себе (по мнению леди Марлоу) чересчур легкомысленные отношения с сыном эсквайра – мистером Томасом Орде, с которым дружила с самого детства. Если бы к мнению леди Марлоу прислушивались, то она давно бы положила конец всем этим безобразиям. Разве что позволила бы тихие, спокойные верховые прогулки да несколько несложных конных упражнений, но лорд Марлоу пропускал мимо ушей подобные замечания. Он был, бесспорно, самым уступчивым из мужей, но любое вмешательство во все, что касалось единственной его страсти – лошадей, оказывалось обречено на неудачу. Как большинство слабовольных людей, лорд Марлоу был склонен к упрямству. Он гордился умением Фебы сидеть в седле, любил брать ее с собой на охоту и старался сквозь пальцы смотреть на ее частые визиты в конюшни, которые, по его мнению, она наносила только во время отлучек отца из дома, а на самом деле – в любое время дня и ночи.
   Леди Ингхэм прислала в Остерби письмо, в котором приказывала лорду Марлоу немедленно приехать в Лондон. Ленивый Марлоу выехал из Остерби, недовольно ворча, однако два дня спустя вернулся в превосходном настроении и переполненный любовью к бывшей теще, что было ему несвойственно. Он никогда даже мечтать не мог о таком блестящем браке, какой она, похоже, почти устроила для Фебы. Ведь первый сезон в Лондоне прошел для Фебы не совсем удачно. Леди Марлоу день и ночь прививала падчерице благородные манеры и, по мнению лорда Марлоу, которое он, впрочем, никогда не высказывал, явно переусердствовала. На его взгляд, Фебе требовалось чуть больше жизнерадостности, которой, он ничуть не сомневался, дочь обладала в избытке, чтобы искупить такие недостатки, как худощавая гибкая фигура и смуглая кожа. Зато трудно было найти более красивые и ясные серые глаза, в которых порой вспыхивали озорные огоньки, но чаще отражались испуг и тревога.
   Леди Марлоу была очень набожна, и потому в ней не пробудилась зависть к Фебе, когда той внезапно подвалило фантастическое счастье, которого она, конечно, совсем не заслуживала.
   Ее светлость решила приложить все силы к тому, чтобы Феба ни в чем не разочаровала такого завидного кавалера во время его пребывания в Остерби.
   – Можешь мне поверить, – заявила она супругу, – что какой бы каприз Салфорд ни вбил себе в голову, как бы он ни желал сделать приятное матери и предложить руку дочери ее подруги, женится он только на той женщине, у которой окажутся безупречные манеры. Я убеждена, что Фебу ему сосватала леди Ингхэм, и Феба пока еще не произвела на него никакого впечатления. Не далее как весной он встречался с нею в Лондоне на балу у леди Сефтон, но я сильно сомневаюсь, что он запомнил ее.
   – Тебе не кажется, моя дорогая, – рискнул предложить его светлость, – что будет мудрее не говорить ей об истинной причине визита Салфорда? Если, конечно, он вообще приедет. Ведь ты знаешь, это еще не точно.
   Нет, ее светлости так совсем не казалось, если, конечно, его светлость не желает, чтобы его дочь с первых же минут знакомства вызвала презрение у герцога, войдя в комнату в платье, заляпанном грязью, сболтнув одно из своих неудачных замечаний или предоставив ему возможность составить мнение о ее странном характере, фамильярно обращаясь на глазах у герцога с молодым Орде.
   Нет, лорд Марлоу совсем не хотел, чтобы герцог Салфорд увидел что-нибудь из перечисленного его женой. И хотя он не считал чем-то предосудительным дружбу дочери с молодым Орде и знал, что они относятся друг к другу как брат и сестра, его легко удалось убедить в том, что эти отношения могут быть неправильно истолкованы молодым Салфордом, ярым сторонником безупречных манер. Марлоу согласился с предложением супруги, что посещения Томом Остерби и поездки Фебы в Манор нужно прекратить, но сохранил в душе сокровенную надежду, что запрет ее светлости не оскорбит чувств эсквайра и его жены. Лорд Марлоу не хотел портить отношения с соседями. К тому же эсквайр был главным охотником округи, и хотя его светлость чаще охотился в других графствах, ему очень не хотелось ссориться со столь уважаемым человеком. Услышав о его опасениях, леди Марлоу произнесла повелительным голосом:
   «Предоставьте это мне!» И в целом Марлоу остался доволен разговором с супругой.
   Было решено ничего не сообщать Фебе до тех пор, пока лорд не будет уверен в том, что Салфорд приедет в Остерби. Поэтому когда второй конюх его светлости приехал из Блэнфорд-парка с письмом к ее светлости, в котором Марлоу предупредил жену, что в конце недели вернется в Остерби с молодым Салфордом, она тут же послала за Фебой.
   Феба отправилась к мачехе, дрожа от страха, но когда она вошла в гостиную, ее светлость встретила падчерицу пусть и без особой нежности, но, слава Богу, не тем холодным взглядом, от которого леденела кровь, а сердце уходило в пятки. Леди Марлоу велела Фебе закрыть дверь и присесть. Заметив, что одна из оборок на платье девушки измята, она прочитала строгую нотацию о том, к каким пагубным последствиям может привести неряшливость, и выразила надежду, что ей не придется, по крайней мере, в ближайшем будущем, краснеть за Фебу.
   – Да, мама, – согласилась Феба, а про себя подумала, почему именно ближайшее будущее вдруг приобрело такую важность.
   – Я послала за тобой, – сразу же приступила к делу леди Марлоу, – чтобы сообщить приятную новость. Не буду кривить душой и сразу же откровенно скажу, что ты не заслуживаешь той удачи, которая тебе улыбнулась. Мне остается только надеяться, что ты окажешься ее достойна. – Леди Марлоу выдержала паузу, и Феба изумленно посмотрела на мачеху. – Полагаю, тебе интересно узнать, что заставило папу поехать в Лондон в такое время года.
   Феба не задавала себе этого вопроса, и слова леди Марлоу поразили девушку. Ведь обычно ее светлость не потворствовала любопытству девочек, и если бы Феба по собственной инициативе поинтересовалась причиной поездки отца в Лондон, ей наверняка бы сделали строгое внушение.
   – Тебя удивляет, что я заговорила с тобой об этой поездке, – произнесла леди, не сводя взгляда с лица Фебы. – Так вот: твой отец предпринял это утомительное путешествие в город именно из-за тебя. Уверена, ты будешь благодарна ему, я в этом не сомневаюсь. Ведь он собирается устроить для тебя очень выгодный брак.
   Феба отлично понимала, что после того, как ей не удалось получить ни одного более менее приличного предложения во время своего первого лондонского сезона, родители, печально вздохнув, поставили на ней крест. Поэтому слова мачехи вызвали у нее еще большее изумление.
   – О Господи! – слетело с ее губ. – Но я не думаю… Я хочу сказать, что никто вроде бы и не приударял за мной, кроме старого мистера Хардвика, да и тот сделал это только в знак памяти о моей матери.
   Холодный и презрительный взгляд леди Марлоу заставил девушку вздрогнуть и покраснеть до корней волос.
   – Приударять за тобой!.. – угрожающе повторила ее светлость. – Я не собираюсь выяснять, где ты узнала это вульгарное слово, но, надеюсь, ты скажешь, почему осмелилась произнести его в моем присутствии?
   – Прошу прощения, мадам! – запинаясь, пробормотала Феба.
   – Такие выражения, вероятно, в стиле молодого Орде, – язвительно заметила ее светлость, леди Марлоу, – но ни одна мало-мальски воспитанная женщина не воспользуется им. И если ты собираешься употреблять подобные слова в разговоре с герцогом Салфордом, мне остается только с ужасом представить, какими пагубными окажутся последствия.
   Феба растерянно замигала, глядя на мачеху.
   – С герцогом Салфордом, мадам? Но разве это возможно? Я хочу сказать, что вам не следует этого бояться, поскольку я едва знакома с герцогом Салфордом. Неужели он меня помнит? – задумчиво добавила девушка.
   – Ты ошибаешься, – покачала головой Констанция Марлоу. – На следующей неделе герцог Салфорд посетит Остерби, а о цели этого визита ты можешь догадаться без особого труда.
   – Как я могу догадаться? Я не имею ни малейшего представления, зачем к нам приезжает герцог Салфорд, – озадаченно произнесла Феба, приоткрыв рот.
   – Он приезжает с одной-единственной целью: сделать тебе предложение… И ты окажешь мне услугу, Феба, если сейчас же закроешь свой рот.
   – М-мне? – запинаясь, переспросила девушка. – Герцог Салфорд?
   Леди Марлоу наслаждалась растерянностью падчерицы. Слегка улыбнувшись, она произнесла:
   – Меня не удивляет твое изумление. Еще бы, я даже надеяться не могла, что тебе сделают такое выгодное предложение! Надеюсь, мне удастся услышать, как ты поблагодаришь папу за доброту и внимание. Это он подыскал тебе такого прекрасного жениха.
   – Не верю! – пылко вскрикнула Феба. – К тому же я не хочу выходить замуж за герцога Салфорда!
   Не успели слова слететь с ее губ, как Феба пожалела о своей смелости и опрометчивости. Несколько секунд она не осмеливалась поднять глаза и взглянуть в строгое лицо мачехи. Эти неосмотрительные слова были встречены угрожающим молчанием. Через минуту леди Марлоу наконец нарушила его и возмущенно осведомилась, не ослышалась ли она? Считая этот вопрос риторическим, Феба даже не попыталась на него ответить, а только виновато опустила голову.
   – Тебе хочет сделать предложение один из самых знатных молодых людей. Тебе будут завидовать десятки девушек, таких красивых, какой тебе никогда не стать. И у тебя еще хватает дерзости заявлять мне, будто ты не хочешь выходить замуж за герцога Салфорда! Клянусь, Феба!..
   – Но, мадам, я не сомневаюсь, что произошла какая-то ужасная ошибка. Ведь я разговаривала с герцогом Салфордом всего-то раз в жизни, на балу у Сефтонов. Мы протанцевали всего один танец. Было видно, что герцог ужасно скучал. А когда три дня спустя мы повстречались на балу у Альмака, он посмотрел на меня, как на пустое место!
   – Я тебя умоляю, забудь о таких вульгарных выражениях! – резко воскликнула ее светлость. – Твое происхождение дает тебе право на брак с самыми знатными молодыми людьми, хотя ты, по моему мнению, этого и не заслуживаешь. У меня нет ни малейших сомнений, что герцог Салфорд уверен, будто твое воспитание соответствует твоему высокому положению в обществе.
   – Но существуют и другие девушки, к-к-которые так же хорошо воспитаны и к-к-красивее меня! – заикаясь, проговорила Феба, стискивая пальцы.
   – Наверное, по мнению его светлости, у тебя есть перед ними одно преимущество, – с трудом сдерживаясь, ответила Констанция Марлоу. – Не мне судить: прав он или не прав, хотя лично я считаю… Нет, я предпочитаю промолчать об этом. Твоя мать была близкой подругой матери герцога. Вполне вероятно, именно по этой причине выбор герцога и пал на тебя. Я говорю это для того, чтобы ты не лопнула от самоуверенности, моя дорогая Феба. Нет ничего более отталкивающего и неприятного в молодой девушке, чем излишняя самоуверенность, можешь мне поверить.
   – Самоуверенность! Да у меня и в мыслях этого не было! – торопливо проговорила девушка. – Делать предложение только потому, что его мать знала мою маму? Я… я никогда не слышала ничего более… отвратительного и чудовищного! Ведь герцог Салфорд едва знаком со мной и даже ни разу не пытался сделать мне комплимент.
   – Вероятно, именно поэтому он и собирается посетить нас, – объяснила леди Марлоу с терпением человека, разговаривающего со слабоумным. – Он хочет поближе с тобой познакомиться. Я надеюсь, ты не так уж глупа, сознаешь свой долг и обязанности перед семьей и будешь вести себя, как положено, чтобы он не раздумал делать тебе предложение.
   Леди Марлоу замолчала, пристально посмотрела на Фебу, и то, что она увидела, заставило ее изменить тактику. Девушка, хотя обычно и была послушной, временами могла проявлять упрямство. Леди Марлоу не сомневалась в своей способности заставить падчерицу повиноваться, но понимала, что если Феба вобьет себе что-нибудь в голову, то сможет отказать герцогу Салфорду прежде, чем ее светлость поставит падчерицу на место. Поэтому она немедленно начала перечислять преимущества брака с герцогом Салфордом и дошла даже до того, что заявила, будто Фебе очень понравится быть хозяйкой своего собственного дома. Не получив другого ответа, кроме бессмысленного взгляда, она не стала понапрасну тратить время на описание светлых перспектив и принялась красочно описывать мрачные последствия, которые ожидают Фебу, в случае отказа стать герцогиней Салфорд. Они включали в себя нескончаемую одинокую жизнь в Остерби, полную скуки и позора (так как считалось маловероятным, что лорд Марлоу, имея еще четырех дочерей, будет и в дальнейшем тратить большие деньги на самую старшую и самую неблагодарную дочь), горькие упреки сестер, будущему которых она может сильно повредить своим отказом герцогу, различные другие наказания, не менее страшные, но о которых не стоит даже и говорить. Этих угроз оказалось бы вполне достаточно, чтобы привести в чувство девушку, значительно более непокорную, чем Феба. Феба побледнела, на ее лице застыл ужас. Поэтому леди Марлоу отпустила падчерицу и велела хорошенько подумать над ее словами.
   Феба бегом вернулась в классную комнату, где нашла не только Сьюзан, но и двух других сестер: тринадцатилетнюю Мэри и маленькую Элизу с ангельским личиком. Сьюзан, поняв по виду Фебы, что у старшей сестры масса новостей, немедленно решила отправить Элизу в детскую, а когда та отказалась выполнять приказ, насильно выдворила из комнаты обиженную сестру, посоветовав сбегать к маме, пожаловаться и потом – обязательно проверить кровать перед сном. Это зловещее предложение заставило Элизу покориться. Девочка не забыла, как недавно обнаружила среди простыней слизняка. Она вышла в коридор, но прежде, чем отправиться к самой младшей сестре в детскую, назвала Сьюзан через замочную скважину самой большой злюкой на свете! К несчастью Элизы, в этот самый момент по коридору шла мисс Баттери, которая строго отчитала ее за поведение, неподобающее юной воспитанной леди, и велела отправляться в спальню. Элиза расхныкалась и пожаловалась, что Феба и Саки поступили с ней жестоко и отказались открывать свои секреты, но эта жалоба навлекла на нее упрек в излишнем любопытстве, которое считалось большим грехом среди благородных девушек. Мисс Баттери безжалостно отвела Элизу в спальню и после этого направилась в классную комнату.
   Она вошла туда в тот самый момент, когда Мэри, застенчивая и скромная девочка, заканчивая собирать свои книги, спросила у сестры, следует ли и ей уйти?
   – Нет, можешь остаться, если Феба не возражает, – ответила Сьюзан. – Ты же не побежишь потом все рассказывать маме.
   – Не побежит! – покачала головой Феба. – Конечно, я не хочу, чтобы ты уходила, Мэри. К тому же, это уже не секрет. – Услышав скрип открываемой двери, она быстро оглянулась. – О Сибби, ты знаешь? Тебе мама рассказывала?
   – Нет, – ответила мисс Баттери. – Я случайно услышала их разговор с твоим отцом. Сначала мне показалось, что я должна предупредить тебя. Но когда ее светлость вызвала тебя в гостиную, я обо всем догадалась. Твой отец решил принять предложение герцога.
   – О нет! – громко вскрикнула Сьюзан. – Неужели это правда, Феба?
   – Да… Мне так кажется… О, я не знаю, но мама, похоже, думает, что герцог непременно сделает предложение, если только я буду вести себя надлежащим образом.
   – Какая прелесть! – в восторге воскликнула Сьюзан, хлопая в ладоши. – Кто он? Как ты могла все это время молчать и не обмолвиться о нем даже словечком? Ты познакомилась с ним в Лондоне? Он без ума от тебя?
   – Нет! – смело созналась Феба.
   Этот односложный ответ поубавил восторг Сьюзан. Мисс Баттери с немалой тревогой посмотрела на Фебу, а Мэри застенчиво заметила, что, по ее мнению, знатные люди не влюбляются.
   – Это только мама так говорит, но я знаю, что это неправда! – насмешливо откликнулась Сьюзан. – Правда, мадам?
   – Не могу сказать, – кратко ответила мисс Баттери. – Ты тоже не можешь знать таких вещей. По крайней мере, в твоем возрасте рано о них думать.
   – Фи, да мне уже почти шестнадцать. Хочу вам сообщить, что я собираюсь выйти замуж, как можно скорее. Феба, перестань жеманничать и немедленно отвечай, кто он.
   – Я не жеманничаю! – обиделась Феба. – Просто я в ужасном отчаянии. Это герцог Салфорд.
   – Ч-что? – раскрыв от изумления рот, пробормотала Сьюзан. – Феба, негодница ты этакая, ты что, смеешься над нами? Неужели вправду герцог? Представляю тебя герцогиней!
   Фебу нисколько не обидел добродушный смех Сьюзан, которая звонко рассмеялась собственной шутке. Мэри же убежденно произнесла:
   – А мне кажется, что из Фебы выйдет прекрасная герцогиня!
   После таких слов и Феба рассмеялась. Мисс Баттери кивнула и согласилась с Мэри:
   – Я тоже так думаю.
   – Откуда вы все знаете? – запротестовала Феба. – Ведь меня абсолютно не интересует мода, я никогда не знала, о чем говорить с незнакомыми людьми и…
   – Он следит за модой? – пылко прервала ее Сьюзан.
   – Еще как следит! Вернее, не знаю, но думаю, что должен следить. Он всегда очень хорошо одет, не пропускает ни одного светского бала и катается на паре великолепных серых в яблоках лошадях по Парку. Я не удивлюсь, если выяснится, что он тратит в год целых сто фунтов только на мыло для своих коней.
   – Ну что ж, тогда он должен тебе понравиться! – заметила Сьюзан. – Но как он выглядит? Молод? Красив?
   – Я не знаю, сколько ему лет. По-моему, он не стар. Что же касается красоты, то люди считают герцога Салфорда красавцем, хотя я так не думаю. Честно говоря…– Феба внезапно замолчала, когда заметила широко раскрытые наивные глаза Мэри, в которых горело любопытство. Она тотчас закончила свое описание Сильвестра, добавив только, что, по ее мнению, он весит около двенадцати стоунов[3].
   Мери решила успокоить старшую сестру:
   – Папа в молодости тоже весил двенадцать стоунов. Как-то он сказал об этом и добавил, что двенадцать стоунов – прекрасный вес для охотника. Герцог любит охотиться, Феба?
   Сьюзан вмешалась в разговор с вполне объяснимым нетерпением:
   – Кому интересно, любит он охотиться или не любит? Жаль, что ты так против него настроена, Феба! Почему ты не хочешь, чтобы он сделал тебе предложение? Он неприятный человек? Лично меня в мужчине не интересует ничего, кроме большого состояния и утонченного вкуса. Только представь себе! У тебя будет свой собственный дом и столько новых платьев, сколько душе захочется. Скорее всего, он надарит тебе сногшибательных драгоценностей. К тому же ты сможешь делать все, что захочешь.
   Мисс Баттери бросила на Сьюзан неодобрительный взгляд.
   – Если ты не можешь держать себя в руках и не употреблять слов, которые уместно назвать «вульгарными», Сьюзан, мне придется велеть тебе замолчать. Кстати, уже второй час, и ты должна заниматься сонатиной.
   Решительно избавившись от Сьюзан, мисс Баттери высказала пожелание, чтобы Мэри занялась на полчаса узором, который девочка вышивала ко дню рождения матери, а сама покинула классную комнату, позвав Фебу. Плотно закрыв за собой дверь, она тихо сказала:
   – Я считаю, что тебе не следует больше ничего рассказывать Сьюзан. Она хорошая девочка, но с ней нельзя забывать об осторожности. Ты вся дрожишь. Почему?
   – То, что я узнала, так отвратительно! – растерянно ответила Феба. – Если бы эту новость мне сообщил кто-нибудь другой, а не мама, я бы подумала, что надо мной подшутили! Но мама!.. О, Господи, она совсем сбила меня с толку! У меня такое ощущение, будто в голове густой туман, который не рассеется и через год.
   – Не так громко! – предупредила ее мисс Баттери. – Расскажешь мне обо всем в своей комнате. Попытайся взять себя в руки, моя дорогая.
   Слегка успокоенная этими словами, Феба покорно направилась за гувернанткой по коридору к себе в спальню. Леди Марлоу любила экономить на всем, а особенно на дровах и угле. Поэтому разрешала разжигать огонь только в своей спальне, спальне мужа и в комнатах для гостей, которых зимой в Остерби практически не бывало. Так что комнату Фебы только с большой натяжкой можно было считать подходящим местом для задушевной беседы. Впрочем, Феба уже привыкла к холоду. Мисс Баттери пошарила в гардеробе, достала огромную шаль, обмотала худенькие плечи своей воспитанницы, и лишь потом заметила:
   – Насколько я поняла, ты не хочешь выходить за него замуж. Не могу назвать это замужество невыгодным. К тому же я хотела бы, чтобы ты была счастлива. А сейчас скажи мне, дитя мое: ты собираешься отказать ему из-за своего глупого плана, в который посвятила и меня? Если так, то даже думать не смей об этом! Я ни за что не пойду на такую авантюру! Никогда не думала, что дело до этого дойдет… Я всегда отрицательно относилась к твоей затее, особенно сейчас, когда ты получила выгодное предложение.
   – Нет, дело не в плане! – покачала головой девушка. – Если бы я хотела выйти замуж, то кто, как не ты, смог бы воспитывать моих детей. Сибби, ты знаешь этого Салфорда?
   Мисс Баттери загадочно нахмурилась.
   – Знаю ли я Салфорда? – переспросила она. – Ты же сама сказала, что он герцог.
   Феба нервно рассмеялась и выпалила:
   – Он – граф Уголино!
   Можно было ожидать, что это в высшей степени непонятное сообщение еще сильнее изумит мисс Баттери, но хотя гувернантку, вне всяких сомнений, и напугали последние слова воспитанницы, для нее они не представили никакой загадки.
   – Господи, помилуй! – вскрикнула гувернантка, упав на стул и взволнованно глядя на Фебу.
   Мисс Баттери была хорошо знакома с графом Уголино. Можно смело утверждать, что она присутствовала при его рождении. В некоторой степени мисс Баттери даже несла ответственность за появление графа на свет, поскольку уже несколько лет в часы отдыха они с Фебой увлеченно читали тайком романы. Мисс Баттери совершила единственный сумасбродный поступок – когда записалась в городскую библиотеку Бата. Она каждый раз просила у Господа Бога отпустить ей грехи, скрывая от леди Марлоу, что в посылке, которую еженедельно доставлял курьер из Бата, содержатся отнюдь не труды ученых мужей или сочинения возвышенного содержания. Ее сиятельство настолько отрицательно относилась к беллетристике, что даже запрещала дочерям читать нравоучительные романы мисс Эджуорт[4]. Ее правление в Остерби было абсолютным, и ей никогда даже в голову не приходило усомниться, что кто-то может не повиноваться ее приказам. А так как она была настолько ненаблюдательной, насколько деспотичной, то даже мысли не допускала, что мисс Баттери на самом деле не такая уж и сторонница строгой дисциплины, какой казалась.
   Ни у одной из своих воспитанниц мисс Баттери не обнаружила пылкого воображения, которое особенно не нравилось ее светлости Констанции Марлоу. Только у Фебы была богатая фантазия. Мисс Баттери искренне полюбила девушку и жалела ее, поэтому старалась беречь, а не подавлять в ней эту черту характера. Она на собственном опыте знала, как скрашивают безрадостную жизнь путешествия в воображаемый мир книг. Постепенно из неопытной юной особы, сочиняющей сказки для Сьюзан и Мэри, которые слушали их, разинув рты, Феба превратилась в настоящую писательницу, создавшую большой роман, который заинтересовал издателей.
   Феба написала свой роман после окончания лондонского сезона. Создала она его очень быстро, и мисс Баттери сразу заметила, что он удался девушке намного лучше ранних незрелых произведений с претензией на нечто серьезное. Сюжет был не менее сумасбродный, чем книги, выходящие в знаменитом издательстве «Минерва Пресс». Герои по большей части вели себя далеко не так, как ведут обыкновенные люди. Действие происходило в неизвестной стране, и все повествование изобиловало фантастическими и нереальными событиями. Но перо Фебы обладало удивительной силой убеждения, и ей удалось сделать приключения своей героини настолько увлекательными, что, даже такой придирчивый читатель как мистер Том Орде, лишь добравшись до конца романа осознал, что отдельные события никак не могли происходить в реальной жизни. Мисс Баттери, более проницательный критик, обратила внимание не только на расхожий модный сюжет, но также и на то, что в романе пышным цветом распустился дремлющий талант ее воспитанницы. Феба открыла в себе дар юмориста. Девушка не зря провела в Лондоне несколько месяцев. Пусть Том Орде и высказывал критические замечания, будто множество второстепенных героев не имеют отношения к сюжету, но мисс Баттери ясно видела, что именно эти быстрые и точные зарисовки вознесли «Пропавшего наследника» над другими подобными ему книгами. Она не позволила Фебе избавиться ни от одного из действующих лиц, заставила сохранить забавные и острые диалоги до последней строчки, но убедила девушку переписать роман красивым каллиграфическим почерком. Феба со вздохом взялась за этот скучный и утомительный труд. Даже если бы она или мисс Баттери знали о существовании профессиональных переписчиков, им было бы трудно оплатить их услуги. После того, как роман был переписан начисто, мисс Баттери аккуратно сложила рукопись и послала по почте своему кузену, мистеру Джилберту Отли, младшему партнеру маленького, но прогрессивного издательства «Ньюсхэм и Отли».