Страница:
– А Джоан, – сказал Коркрэн, – стояла в дверях.
– Мне жаль ее, – сказал Эмберли.
– И мне тоже, – сказала Ширли. – Я знаю, что Джоан не имеет к этому никакого отношения. Мне бы не хотелось, чтобы она страдала из-за этого.
– Ну, если на то пошло, – сказал Энтони доверительно, – не думаю, что все как-то на нее повлияет, если не считать этой ужасной сцены. То есть я хочу сказать, ведь он не был ее кровным братом, а она никогда не скрывала тот факт, что они не ладили между собой. Она, конечно, в шоке и все такое, но все пройдет, как только я увезу ее из особняка, – спохватившись, он добавил: – Да, вот что. Полагаю, поместье принадлежит теперь вам?
Ширли, чувствуя себя не совсем удобно, сказала, что по-видимому принадлежит. Мистер Коркрэн повеселел.
– Что ж, это уже кое-что, – сказал он. – Правда, я его терпеть не могу. Но оно довольно красивое. Но вот что я понять никак не в силах. Зачем убили Даусона и Коллинза? Какое они имели к этому отношение? Ну же, сержант! Расскажите. Кажется, вы все знаете. Откройте секрет.
Сержант сказал, что это лучше услышать от мистера Эмберли. Мистер Эмберли, с непривычной вежливостью, попросил сержанта не быть таким скромником. Сержант кашлянул и бросил на него укоряющий взгляд.
– Плохой я рассказчик, сэр. К тому же я не удивлюсь, если есть детали, которых я не знаю.
– Фрэнк должен нам рассказать, – констатировала леди Мэтьюс. – Кто-нибудь, дайте мистеру Коркрэну выпить. И сержанту тоже. Или вы не можете?
Сержант поколебался, но сказал, что вполне может нарушить правило, учитывая, что он, честно говоря, не на службе и после шести часов волен делать все, что ему угодно.
Эмберли прислонился к каминной доске и посмотрел на Ширли, сидевшую на диване рядом с леди Мэтьюс.
– Не думаю, что могу рассказать всю историю, – сказал он. – Есть вещи, которые сержанту не следовало бы знать. Или моему дяде, если на то пошло.
– Дорогой Фрэнк, умоляю, не глупи! – сказал сэр Хамфри раздраженно. – Почему нам нельзя услышать всю историю? Все равно все выйдет наружу.
– Не выйдет, пока я не посчитаю необходимым, – ответил Эмберли. – Чтобы все стало ясно, мне придется признаться в некоторых противоправных поступках, которые наверняка вынудят сержанта произвести еще два ареста. Сержант улыбнулся:
– Вы все шутите, сэр. Не знаю, что вы сделали, но я всегда говорил и готов повторять, что вы нагнали страху на преступника.
– Хм! – сказал мистер Эмберли.
Сержант, который к этому времени скорее сам бы пошел на преступление, чем остаться в неведении, напомнил, что он не на службе.
– Что бы вы сейчас ни сказали, это останется между нами, сэр, – заверил он.
– Очень хорошо, – сказал Эмберли.
Он взял трубку и сделал несколько затяжек.
– Начну все с самого начала. – Он вынул из кармана склеенные половинки завещания и прочел дату. – Это было одиннадцатого января два с половиной года назад, когда Джаспер Фонтейн составил новое завещание. Вот оно. Оно написано от руки им самим на листе бумаги и подписано дворецким Даусоном и лакеем Коллинзом в качестве свидетелей. Завещание составлено в пользу его внука Марка, а в случае отсутствия оного в пользу его внучки Ширли. Из чего я сделал вывод, что он незадолго до этого узнал о их существовании. А может быть, передумал. Но это не существенно. Он оставил Марку большое состояние и десять тысяч фунтов своему племяннику Бэзилу, который в соответствии со старым завещанием наследовал все имущество. Я также узнал, что он умер спустя пять дней, следовательно, нотариус этот документ не подписывал.
Что дальше произошло с завещанием, я не знаю, но то, что два свидетеля завладели им после смерти Фонтейна, неоспоримо. Разорвали ли они его пополам тогда же или позже, я опять таки не знаю. Так или иначе, но это было сделано, и лакей получил одну половину, а дворецкий вторую. Бэзил Фонтейн вступил во владение наследством в соответствии со старым завещанием, а два мерзавца затеяли его шантажировать, постоянно держа его в страхе возможностью обнародовать более позднее завещание. – Он пометил и снова посмотрел на Ширли. – Может быть, ты расскажешь, почему Даусон решил обратиться к вам?
– Думаю, он боялся Коллинза, – ответила Ширли. – Коллинз хотел получить его половину завещания. Даусон производил впечатление трусливого человека, но не способного на шантаж. Не знаю, как он узнал о нас и отыскал, – она покраснела. – Понимаете, мой отец… не был уважаемым человеком. Когда он умер, мама уехала из Иоганнесбурга и взяла фамилию Браун. Марк и я после ее смерти сохранили эту фамилию и вернулись в Англию Браунами. Своей настоящей фамилией мне нечего было гордиться, а Марку было все равно. Несмотря на это, Даусон разыскал нас и написал Марку. Это было очень загадочное письмо, намекающее на существование завещания в пользу Марка и предостерегающее о разного рода опасностях. Сейчас оно находится в моем банке. Я подумала, что лучше будет сохранить его. Марк воспринял это письмо как розыгрыш. Я – нет. Я поехала в Аппер Неттлфоулд, чтобы снять квартиру. Тогда сдавали в наем Айви коттедж, и мы переехали туда. Коттедж мне больше подходил из-за… из-за привычек Марка. Я заставила Марка написать Даусону о том, что он хочет с ним встретиться. Это напугало Даусона. Он не хотел, чтобы мы оказались в Аппер Неттлфоулде, поскольку это очень опасно. Однажды он пришел в коттедж, но так боялся, что его увидят, что больше уже не приходил. Он рассказал нам все о завещании, о чем вы слышали от Фрэнка. Он хотел уехать и не связываться больше с этим делом. Не думаю, что он боялся полиции больше, чем Коллинза. Он преложил нам продать свою половину. – Она замолчала и посмотрела на сержанта. – Конечно, я понимаю, что нарушила закон, вступив с ним в переговоры, но я не могла передать это дело в руки полиции не только потому, что завещание было порвано пополам, но и потому, что, узнай Коллинз, что им интересуется полиция, он немедленно уничтожил бы свою половину.
– Очень щекотливый вопрос, – согласился сержант, который с изумлением вслушивался в каждое слово.
– Беда в том, – продолжила Ширли, – что Даусон хотел получить за нее непомерную сумму, которую мы, естественно, не могли ему дать, пока наследство не перешло к нам. Это был тупик, но в конце концов мы пришли к компромиссу, и Даусон, как я думаю, главным образом, потому, что боялся, что мы обратимся в полицию, если он не сдержит слово, согласился отдать свою половину как бы в кредит нам. Он должен был встретить Марка на Питтингли-роуд в свой выходной вечер и передать ему половину завещания – мне тогда казалось, что лучше иметь половину завещания, чем ничего – а Марк, в свою очередь, должен был дать ему чек на пять тысяч фунтов.
– Подождите минуту, мисс! Ваш брат присутствовал, когда Даусона убили? – спросил сержант.
– Вы не на службе, сержант, – вмешался Эмберли. – Теперь мы подошли к моему противоречащему закону поступку. Вы помните, что я как-то говорил вам, что я не на вашей стороне?
– Как же, помню, сэр, – сказал сержант, вытаращив глаза.
– Я сообщил вам, – продолжал Эмберли, – что обнаружил тело убитого человека в салоне «остина-семь» на Питтингли-роуд. Но я не сказал, что рядом с машиной на дороге стояла мисс Ширли Фонтейн. У сержанта отвисла челюсть.
– Сокрытие важного свидетельства, мистер Эмберли, сэр!
– Совершенно верно. Но Фрейзер, вероятно, отправил бы ее на виселицу, сообщи я об этом. Теперь вы понимаете, почему это темное убийство так заинтересовало меня. Даусон был жив, когда ты его нашла, не так ли, Ширли?
– Чуть жив. Но узнал меня. Он не взял с собой половину завещания. Не знаю почему. Возможно, потому, что хотел вытянуть из нас больше денег. Он только успел сказать, где спрятал эту половину. Затем появился ты.
– Вы хотите сказать, сэр, – сказал сержант, – что вы знали о завещании и всем остальном с самого начала и молчали?
– Нс совсем так. Я ничего не знал. Но заинтересовался. Единственное, что я знал наверняка, что убийство было совершено с целью ограбления. Когда я выяснил, кто такой Даусон, то пришел к выводу, что убийство совершено не из-за денег, которые у него были, и не из-за какой-то ценности, потому что из особняка ничего не пропало, а, возможно, из-за документа. Я познакомился с Бэзилом Фонтейном. Во время моего первого визита в особняк у меня сразу же возникли подозрения в отношении Коллинза. Уж очень ему хотелось узнать, о чем я буду говорить. Что между ним и Фонтейном существует связь, я тогда же убедился, но понятия не имел, в чем она заключается. Фонтейн знал, что Коллинз подслушивает за дверью, и не хотел, чтобы мы догадались об этом. Этот факт мне показался достойным внимания, и я запомнил его, как и то, что алиби Коллинза основано только на словах Фонтейна. Мне очень захотелось узнать о нем какие-либо необычные детали. До того, как я с ним столкнулся по делу об убийстве, ты, тетя Марион, призналась, что недолюбливаешь его. Я с большим уважением отношусь к твоей интуиции. Ты, Филисити, сказала, что он всегда ворчит из-за денег, что устроил скандал по поводу цены платья Джоан для маскарада. Когда же я встретился с ним, то увидел, что эти факты не вязались с его явно благородной, но довольно экстравагантной натурой. Он принадлежал к тому типу людей, что любят тратить деньги. Но все говорило о том, что он был в стесненных обстоятельствах. Почему? Его состояние было значительным, и ты, Энтони, сообщил мне, что он не любит излишеств. Ты описал его довольно точно как большого любителя спорта. Ты также рассказал, что хотя он и Джоан не очень ладили, но до получения наследства дяди они жили более или менее дружно.
– Сдается мне, что я наговорил тебе слишком много, – заметил Энтони.
– Это так. Именно от тебя я узнал о его пристрастии к морю. Ты описал мне его бунгало в Литтлхейвене и его суперсовременную моторную лодку, которая способна пересечь Ла-Манш. В то время это мало что значило для меня. Но позже пригодилось. Ты также рассказал, что он просил тебя пожить какое-то время в особняке, что объяснялось, как ты думал, его страхом. Он не хотел оставаться один в доме. Возможно, это исходило от его несомненно общительной натуры. Но с другой стороны, это выглядело так, словно присутствие гостей служило для него защитой. Так это и было. Пока ты и Джоан жили в особняке, Коллинз вынужден был соблюдать осторожность. Фонтейн начинал побаиваться его. Он знал, что Коллинз убил Даусона, но не осмеливался выдать его полиции из-за страха, что Коллинз ответит ударом на удар – сообщит о последнем завещании дяди, которым, как Фонтейн думал, владеет Коллинз. Я уверен, что в то время он не избавился от Коллинза потому, что испытывал искренний ужас перед смертью. Если ты помнишь, Энтони, мисс Фонтейн упоминала об этом во время нашей первой встречи. Он не переносил вида мертвого тела, даже вида мертвой собачки.
После допроса у следователя вы, сержант, рассказали о деньгах Даусона. Это меня озадачило. Вы не могли найти этому объяснения. Именно тогда мне пришло в голову, что Даусон, должно быть, шантажировал Фонтейна. Но что ты, Ширли, имеешь к ним обоим какое-то отношение, я не знал до бала-маскарада в особняке. Ты пришла на бал, хотя не имела приглашения, в костюме итальянской пастушки.
– Бог мой, так это была ты? – воскликнула Филисити. – Джоан и я очень хотели узнать, кто бы это мог быть, но тебя не было в зале, когда снимали маски. Для тебя это было настоящее приключение!
– Умерь свои восторги, любовь моя, – попросил ее мистер Эмберли. – Когда я узнал, кто скрывается под маской пастушки, то подумал, что стоит немного последить за ней. Мне было ясно, что она явилась в дом без приглашения вовсе не из-за простого желания попасть на такой замечательный прием. Поразмыслив, я пришел к выводу, что она воспользовалась балом, чтобы проникнуть в особняк с какой-то определенной целью. Затем в коридоре я увидел Рейнольдза.
– Прошу прощения, сэр?
– Портрет, сержант. Портрет дамы конца восемнадцатого столетия. Сходство поразительное, Ширли. Пока я рассматривал картину, ко мне подошел Фонтейн, и из его слов я понял, что он не знает, что ты поселилась поблизости. Он также не проявил никакого интереса к портрету, но заметил откровенно, что у дамы на портрете характерные для их семейства нависшие брови. Он не знал точно, была ли эта дама его прапрабабушкой, и посоветовал обратиться к домоправительнице.
В то время в моем распоряжении основными фактами были, если коротко, следующие: дворецкий Фонтейна убит, мотив – ограбление; таинственная незнакомка, имеющая удивительное сходство с фамильными чертами Фонтейнов, присутствует на бале без приглашения и скрывает свое присутствие; Джаспер Фонтейн имел сына, уже умершего, которого он лишил наследства на основании его пристрастия к выпивке и другим предосудительным вещам. Это ничего не доказывает, но совпадение очевидно – Марк Браун тоже пил, – Он замолчал и пальцем придавил табак в трубке. – Теперь перейдем к действиям мисс Ширли Фонтейн, которые в высшей степени достойны осуждения. Даусон успел ей сказать, что спрятал свою половину завещания в одном из комодов, и она отправилась на поиски. Но ее остановило появление Коллинза, который наблюдал за ней с большим интересом. Они ушли из прохода, который ведет в картинную галерею и где стоит комод, и спустились вниз. Неприятный был момент, не так ли, Ширли?
– Благодаря тебе! – отпарировала она.
Он засмеялся:
– Только по твоей вине, дорогая. Ну, так. Когда они ушли, я заглянул в ящик комода и обнаружил половину листа. Это была половина завещания. На ней осталась половина подписи Джаспера Фонтейна и подписи двух свидетелей. Фамилии наследников остались на другой половине, но несмотря на это, все стало ясно.
Тем временем Ширли вернулась к комоду. Обнаружив, что часть завещания исчезла, она пришла к выводу, что Коллинз опередил ее. Правильно?
– Конечно, – сказала она. – Что еще я могла подумать?
– Я скажу об этом позже, – продолжал Эмберли. – Коллинз, который пришел на несколько минут позже за завещанием, естественно, решил, что Ширли перехитрила его. Удивительное сходство мыслей.
Ширли прервала его:
– Да, в этом нет сомнения, но почему ты не мог мне сказать, что эта половина у тебя?
– Мое дорогое дитя, получив в свое распоряжение этот кусок бумаги, я понял, что ты мало что можешь добавить своим рассказом к тому, что я уже знаю. К тому же я посчитал, что гораздо лучше, чтобы ни ты, ни Коллинз не знали, у кого оно находится. Ваши совместные фортели были для меня намного полезнее, чем твое доверие. Но была и другая причина, касающаяся только тебя и меня. Но продолжу: на следующий день я стойко выдержал визит полковника Уотсона и согласился принять участие в расследовании дела. У меня в руках были почти все нити, ведущие к разгадке. Я знал, что было еще одно завещание, которое, по крайней мере, двое людей страстно желают заполучить. Твое стремление, Ширли, подсказало мне, что завещание составлено в твою пользу. Стремление Коллинза подтверждало мои прежние подозрения, что он с помощью завещания шантажирует Фонтейна. Казалось вполне вероятным, что вторая половина у него. Первым делом надо было доказать подлинность твоего происхождения, но главное – найти вторую половину завещания, которая наверняка существовала. К помощи полиции я не мог прибегнуть, поскольку они бы не стали вести поиски не имеющего никакой ценности обрывка листа. Я отправился в Лондон и попросил своего слугу Питерсона подать заявление о приеме на вакантную должность дворецкого в особняке и снабдил его фальшивым рекомендательным письмом. Это напомнило мне, что вы доставили несколько неприятных минут моему слуге, сержант.
– А! – сказал сержант.
– Вот именно. Я подумал, что, возможно, ему удастся узнать о тайнике, где спрятана вторая половина завещания, но главной причиной для его внедрения в штат прислуги особняка была необходимость иметь человека, наблюдающего за всеми передвижениями Фонтейна. Мне казалось, что со временем Фонтейн обнаружит, кто живет в Айви коттедже, а когда узнает, то всякое может случиться. В тот же день, будучи в городе, я наведался в редакцию «Таймса», чтобы просмотреть старые подшивки газеты и найти сообщение о смерти отца Ширли. И оказалось, что в первый раз на моей памяти ты, тетя Марией, подвела меня. Что касается дат, то твоя память достойна сожаления. Он умер не три, а пять лет назад.
– Утомительная была работа, мой мальчик, – согласилась леди Мэтьюс.
– Согласен. Однако я все же нашел сообщение и записал адрес Фонтейна в Йоганнесбурге. Затем я послал шифрованную телеграмму в сыскное агенство в Йоганнесбург, чтобы они выяснили, остались ли у Фонтейна дети, а если да, то что с ними стало. Надеясь ускорить события, я нанял в Лондоне частного детектива, чтобы он отыскал следы Марка и Ширли Браунов.
Когда я вернулся в Грейторн, то застал там тебя, Энтони. Ты, как всегда не сознавая этого, сообщил мне ценную информацию. Ты случайно узнал, что Фонтейн получил письмо из фирмы, занимающейся разыскной работой, и что это письмо очень расстроило его. Это могло означать одно: он тоже пытался разузнать, остались ли дети у его кузена, и где они могут быть. Тот факт, что он расстроился, говорил о том, что он узнал о существовании Марка и Ширли и о том, что они живут поблизости от особняка. На следующий день ты рассказал мне о ссоре Фонтейна с Коллинзом. Я подумал, что ему, вероятно, пришло в голову, что Коллинз обманывает его. События начали развиваться быстрее, но загвоздка заключалась в том, что пока Коллинз имел на руках основную по важности часть завещания, было почти невозможно предпринимать какие-либо действия.
Частично взяв на себя работу детектива, я отправился повидаться с тобой, Ширли. И тогда мне представился счастливый случай. Ты, уверенная, что Коллинз имеет на руках обе части завещания, решила попытаться выкупить его, для чего пригласила его к себе. Он пришел, потому что думал, что половина Даусона у тебя, а это могло расстроить всю его игру. Я видел, как он выходил из Айви коттеджа. Вы, должно быть, оба очень умно уходили от прямых ответов, поскольку к концу встречи ни ты, ни он не узнали, что второй, пропавшей половины завещания ни у кого из вас нет.
Ширли улыбнулась довольно грустно:
– Действительно, мы даже не упомянули слово «завещание».
– Хотелось бы мне послушать ваш разговор, – заметил Эмберли. – Как только Коллинз ушел, я вошел в коттедж. Ты, возможно, помнишь, как я тогда сказал, что пришел получить от тебя кое-какую информацию. Осмотрев коттедж, я убедился, что ты действительно жила в Южной Африке. Покрывало из шкур шакалов и простодушный разговор с твоим братом подтвердили мою догадку. Это было еще не доказательство, но достаточно важное свидетельство.
Следующий ход в игре сделал Фонтейн, который позвонил мне и попросил прийти к нему. При встречах он всегда держал со мной ухо востро. Он очень нервничал и, как все люди в подобном состоянии, не мог оставаться один. Он попытался навести меня на ложный след. Между собой он и Коллинз придумали совершенно неправдоподобную историю о кругленькой сумме непонятного происхождения на счетах Даусона. Я нашел ей хорошее применение: рассказал о ней инспектору и попросил его все проверить. Это ему очень понравилось, и на какое-то время это безобидное занятие отвлекло его.
Пока я был в особняке, случилось непредвиденное. Марк Фонтейн, разгоряченный выпитым, пришел в особняк с бредовой идеей заставить Коллинза отдать завещание, угрожая пристрелить его. Это поставило Коллинза в затруднительное положение.
– Бог мой, так вот почему он уговаривал Бэзила отпустить парня? – спросил Коркрэн.
– Да, именно поэтому. Поскольку Фонтейн представления не имел, кто такой Марк, то настаивал на вызове полиции, и Коллинзу пришлось открыть, кто он такой. Если ты помнишь, он сказал: «Молодой джентльмен из Айви коттеджда», что очень встревожило Фонтейна. Этот инцидент подтвердил правоту моей теории о письме из сыскного агенства, которое он получил. Во всяком случае, все сходилось. Но дурацкое поведение Марка серьезно все осложнило. Не могу точно сказать, на что надеялся Фонтейн, посягнув на его жизнь. У меня нет причин предполагать, что он из тех людей, которые готовы пойти на убийство. Но представившуюся возможность он не смог проигноривать. Я организовал за Марком слежку, но как оказалось, недостаточно пристальную. С сожалением должен признаться, что надеялся: если Фонтейн узнает о слежке, это отпугнет его. Конечно, это его не устраивало, но не послужило помехой, как я предполагал. Я нанес визит Фонтейну, чтобы намекнуть, что за Марком установлена слежка, а заодно убедиться, что Питерсон хорошо обосновался на своем новом месте.
В тот вечер я получил ответ на мою шифрованную телеграмму из Йоганнесбурга. Сомнений в том, кто ты есть, Ширли, больше не было, и я счел необходимым нанести визит сержанту Габбинсу, чтобы попросить его усилить слежку за Марком. К сожалению, я опоздал. Пока я был в отделении полиции, было получено сообщение о смерти Марка, – он помолчал и посмотрел на Ширли. – Извини, если это расстроило тебя. Но я должен кое-что добавить.
– Продолжай, – сказала она отрывисто. – Марк упал в реку не потому что был пьян. Он, конечно, был пьян, и даже очень, но его столкнули в реку. И утонул он потому, что был пьян. Убийство было так умно спланировано, что я сомневаюсь, что его могли хоть в какой-то степени связать с Фонтейном.
– Пагубное пристрастие Марка было притчей во языцех в Аппер Неттлфоулде. Многие открыто выражали удивление, как это он не свалился в реку раньше. Всем так же хорошо известно, что в это время года в Уилде бывают туманы, которые после темноты усиливаются, особенно в той низине, где дорога проходит вдоль берега реки Неттл. Фонтейну повезло – а может быть, он знал об этом – что Такер следовал за Марком, держась от него на приличном расстоянии. Косвенно ответственность за смерть Марка несет инспектор Фрейзер, потому что он дал понять Такеру, будто его заставили выполнять эту работу только ради моей прихоти.
Сержант кашлянул:
– Надеюсь, вы подадите на него зявление, сэр?
– Конечно, сержант, но не прерывайте. Фонтейн дал понять, что он собирается провести вторую половина дня в Лондоне. И он действительно туда ездил. Если бы ему в тот день не повезло, то нет сомнений, что он попытался бы повторить свой маневр на следующий день. Но ему повезло. Все случилось так, как он ожидал. Он, видимо, оставил машину на одной из боковых дорог, выходящих на шоссе, и лег на берегу, где туман был особенно густым, в ожидании Марка. Когда Марк появился, он просто столкнул его в реку. Не думаю, что это потребовало больших усилий, тем более, что Фонтейн сильный человек. Река в этом месте довольно глубокая. Марк, будучи пьян, не был в состоянии бороться за жизнь и утонул.
– Да, но предположим, что он не утонул бы? – возразил Энтони.
– Для Фонтейна это было бы досадно, но не опасно. Если бы Марк сказал, что его кто-то столкнул, кто бы поверил ему?
– Ты бы поверил, – сказал Энтони.
– Возможно, но хотя Фонтейн с подозрением относился ко мне, он до конца не знал, что и в какой мере мне известно. Нет, весь замысел его был довольно прост и сработал. Будь туман не таким густым, не потеряй Коллинз из виду Марка – план его не воплотился бы. Но Коллинз запоздал и не смог спасти жизнь Марку, хотя нет сомнений, что он приложил нечеловеческие усилия для его спасения. С того момента, когда Фонтейн узнал о том, что его двоюродные брат и сестра живут в Аппер Неттлфоулде, Коллинз был начеку. Он знал Фонтейна лучше, чем я. Его история о портсигаре – полная нелепица, сержант, но я уверен, что мисс Фонтейн подтвердила бы ее, не так ли, Ширли?
Она утвердительно кивнула головой:
– Я полностью была в его власти. Поскольку считала, что завещание находится у него, я бы не осмелилась выдать его. Отчасти поэтому я не могла довериться тебе. Он с самого начала догадывался, что ты знаешь больше, чем полиция.
– Следовательно, ты считала, что опасно довериться мне, пока я не выложу все, что знаю. Премного благодарен. Итак, на следующий день после убийства Марка Фонтейн приехал ко мне в Грейторн якобы для того, чтобы выяснить роль Коллинза в происшедшем, а на самом деле, узнать, если удастся, что я думаю, и не уехала ли ты, Ширли, из Айви коттеджа. Я дал ему понять, что подозреваю Коллинза, и между прочим заметил, что ты по-прежнему остаешься в коттедже. Раз он избавился от Марка, то я ожидал, что следующей жертвой можешь стать ты. В мои планы входило застать его на месте преступления и арестовать его и Коллинза, предъявив каждому из них обвинения в отдельно совершенных убийствах. Так бы и случилось, если бы Коркрэн не проявил благонамеренного, но злополучного рвения. Когда я привозил тебя, Ширли, в коттедж, чтобы ты собрала свои вещи, то открыл засовы на задней двери и прихватил с собой ключ. Оставив тебя в «Голове кабана», я поехал в Грейторн и позвонил Питерсону, приказав ему не спускать глаз с Фонтейна и дать мне знать, если он вечером уйдет из дома. Ты, Филисити, вошла в комнату во время этого разговора и упрекнула меня в невежливой манере телефонной беседы. Ты помнишь? Питерсон позвонил мне вскоре после полуночи и сообщил, что Фонтейн покинул дом и уехал на велосипеде. Затем я позвонил вам, сержант, и мы поехали в Айви-коттедж дожидаться его появления. Казалось, все идет прекрасно, но Коркрэн вспугнул его, и Фонтейн убежал через заднюю дверь. Ты тогда отчитал меня за то, что я дал ему уйти, не так ли? Поймать его тогда не стоило труда, но я не мог предъявить ему никакого серьезного обвинения, кроме как в проникновении в чужой дом. Но вы не знаете одной забавной детали. Преследованием в ту ночь занимался не только ты, Энтони, но и Питерсон, который, увидев тебя на велосипеде, бросился преследовать вас обоих. Проявил усердие не по разуму. Он не узнал тебя и, опасаясь, что я окажусь с глазу на глаз не с одним, а с двумя преступниками, поспешил мне на помощь Я заметил его, когда ходил закрывать заднюю дверь. Он только что приехал и хотел поговорить со мной, но увидев тебя, Энтони, тактично исчез.
– Мне жаль ее, – сказал Эмберли.
– И мне тоже, – сказала Ширли. – Я знаю, что Джоан не имеет к этому никакого отношения. Мне бы не хотелось, чтобы она страдала из-за этого.
– Ну, если на то пошло, – сказал Энтони доверительно, – не думаю, что все как-то на нее повлияет, если не считать этой ужасной сцены. То есть я хочу сказать, ведь он не был ее кровным братом, а она никогда не скрывала тот факт, что они не ладили между собой. Она, конечно, в шоке и все такое, но все пройдет, как только я увезу ее из особняка, – спохватившись, он добавил: – Да, вот что. Полагаю, поместье принадлежит теперь вам?
Ширли, чувствуя себя не совсем удобно, сказала, что по-видимому принадлежит. Мистер Коркрэн повеселел.
– Что ж, это уже кое-что, – сказал он. – Правда, я его терпеть не могу. Но оно довольно красивое. Но вот что я понять никак не в силах. Зачем убили Даусона и Коллинза? Какое они имели к этому отношение? Ну же, сержант! Расскажите. Кажется, вы все знаете. Откройте секрет.
Сержант сказал, что это лучше услышать от мистера Эмберли. Мистер Эмберли, с непривычной вежливостью, попросил сержанта не быть таким скромником. Сержант кашлянул и бросил на него укоряющий взгляд.
– Плохой я рассказчик, сэр. К тому же я не удивлюсь, если есть детали, которых я не знаю.
– Фрэнк должен нам рассказать, – констатировала леди Мэтьюс. – Кто-нибудь, дайте мистеру Коркрэну выпить. И сержанту тоже. Или вы не можете?
Сержант поколебался, но сказал, что вполне может нарушить правило, учитывая, что он, честно говоря, не на службе и после шести часов волен делать все, что ему угодно.
Эмберли прислонился к каминной доске и посмотрел на Ширли, сидевшую на диване рядом с леди Мэтьюс.
– Не думаю, что могу рассказать всю историю, – сказал он. – Есть вещи, которые сержанту не следовало бы знать. Или моему дяде, если на то пошло.
– Дорогой Фрэнк, умоляю, не глупи! – сказал сэр Хамфри раздраженно. – Почему нам нельзя услышать всю историю? Все равно все выйдет наружу.
– Не выйдет, пока я не посчитаю необходимым, – ответил Эмберли. – Чтобы все стало ясно, мне придется признаться в некоторых противоправных поступках, которые наверняка вынудят сержанта произвести еще два ареста. Сержант улыбнулся:
– Вы все шутите, сэр. Не знаю, что вы сделали, но я всегда говорил и готов повторять, что вы нагнали страху на преступника.
– Хм! – сказал мистер Эмберли.
Сержант, который к этому времени скорее сам бы пошел на преступление, чем остаться в неведении, напомнил, что он не на службе.
– Что бы вы сейчас ни сказали, это останется между нами, сэр, – заверил он.
– Очень хорошо, – сказал Эмберли.
Он взял трубку и сделал несколько затяжек.
– Начну все с самого начала. – Он вынул из кармана склеенные половинки завещания и прочел дату. – Это было одиннадцатого января два с половиной года назад, когда Джаспер Фонтейн составил новое завещание. Вот оно. Оно написано от руки им самим на листе бумаги и подписано дворецким Даусоном и лакеем Коллинзом в качестве свидетелей. Завещание составлено в пользу его внука Марка, а в случае отсутствия оного в пользу его внучки Ширли. Из чего я сделал вывод, что он незадолго до этого узнал о их существовании. А может быть, передумал. Но это не существенно. Он оставил Марку большое состояние и десять тысяч фунтов своему племяннику Бэзилу, который в соответствии со старым завещанием наследовал все имущество. Я также узнал, что он умер спустя пять дней, следовательно, нотариус этот документ не подписывал.
Что дальше произошло с завещанием, я не знаю, но то, что два свидетеля завладели им после смерти Фонтейна, неоспоримо. Разорвали ли они его пополам тогда же или позже, я опять таки не знаю. Так или иначе, но это было сделано, и лакей получил одну половину, а дворецкий вторую. Бэзил Фонтейн вступил во владение наследством в соответствии со старым завещанием, а два мерзавца затеяли его шантажировать, постоянно держа его в страхе возможностью обнародовать более позднее завещание. – Он пометил и снова посмотрел на Ширли. – Может быть, ты расскажешь, почему Даусон решил обратиться к вам?
– Думаю, он боялся Коллинза, – ответила Ширли. – Коллинз хотел получить его половину завещания. Даусон производил впечатление трусливого человека, но не способного на шантаж. Не знаю, как он узнал о нас и отыскал, – она покраснела. – Понимаете, мой отец… не был уважаемым человеком. Когда он умер, мама уехала из Иоганнесбурга и взяла фамилию Браун. Марк и я после ее смерти сохранили эту фамилию и вернулись в Англию Браунами. Своей настоящей фамилией мне нечего было гордиться, а Марку было все равно. Несмотря на это, Даусон разыскал нас и написал Марку. Это было очень загадочное письмо, намекающее на существование завещания в пользу Марка и предостерегающее о разного рода опасностях. Сейчас оно находится в моем банке. Я подумала, что лучше будет сохранить его. Марк воспринял это письмо как розыгрыш. Я – нет. Я поехала в Аппер Неттлфоулд, чтобы снять квартиру. Тогда сдавали в наем Айви коттедж, и мы переехали туда. Коттедж мне больше подходил из-за… из-за привычек Марка. Я заставила Марка написать Даусону о том, что он хочет с ним встретиться. Это напугало Даусона. Он не хотел, чтобы мы оказались в Аппер Неттлфоулде, поскольку это очень опасно. Однажды он пришел в коттедж, но так боялся, что его увидят, что больше уже не приходил. Он рассказал нам все о завещании, о чем вы слышали от Фрэнка. Он хотел уехать и не связываться больше с этим делом. Не думаю, что он боялся полиции больше, чем Коллинза. Он преложил нам продать свою половину. – Она замолчала и посмотрела на сержанта. – Конечно, я понимаю, что нарушила закон, вступив с ним в переговоры, но я не могла передать это дело в руки полиции не только потому, что завещание было порвано пополам, но и потому, что, узнай Коллинз, что им интересуется полиция, он немедленно уничтожил бы свою половину.
– Очень щекотливый вопрос, – согласился сержант, который с изумлением вслушивался в каждое слово.
– Беда в том, – продолжила Ширли, – что Даусон хотел получить за нее непомерную сумму, которую мы, естественно, не могли ему дать, пока наследство не перешло к нам. Это был тупик, но в конце концов мы пришли к компромиссу, и Даусон, как я думаю, главным образом, потому, что боялся, что мы обратимся в полицию, если он не сдержит слово, согласился отдать свою половину как бы в кредит нам. Он должен был встретить Марка на Питтингли-роуд в свой выходной вечер и передать ему половину завещания – мне тогда казалось, что лучше иметь половину завещания, чем ничего – а Марк, в свою очередь, должен был дать ему чек на пять тысяч фунтов.
– Подождите минуту, мисс! Ваш брат присутствовал, когда Даусона убили? – спросил сержант.
– Вы не на службе, сержант, – вмешался Эмберли. – Теперь мы подошли к моему противоречащему закону поступку. Вы помните, что я как-то говорил вам, что я не на вашей стороне?
– Как же, помню, сэр, – сказал сержант, вытаращив глаза.
– Я сообщил вам, – продолжал Эмберли, – что обнаружил тело убитого человека в салоне «остина-семь» на Питтингли-роуд. Но я не сказал, что рядом с машиной на дороге стояла мисс Ширли Фонтейн. У сержанта отвисла челюсть.
– Сокрытие важного свидетельства, мистер Эмберли, сэр!
– Совершенно верно. Но Фрейзер, вероятно, отправил бы ее на виселицу, сообщи я об этом. Теперь вы понимаете, почему это темное убийство так заинтересовало меня. Даусон был жив, когда ты его нашла, не так ли, Ширли?
– Чуть жив. Но узнал меня. Он не взял с собой половину завещания. Не знаю почему. Возможно, потому, что хотел вытянуть из нас больше денег. Он только успел сказать, где спрятал эту половину. Затем появился ты.
– Вы хотите сказать, сэр, – сказал сержант, – что вы знали о завещании и всем остальном с самого начала и молчали?
– Нс совсем так. Я ничего не знал. Но заинтересовался. Единственное, что я знал наверняка, что убийство было совершено с целью ограбления. Когда я выяснил, кто такой Даусон, то пришел к выводу, что убийство совершено не из-за денег, которые у него были, и не из-за какой-то ценности, потому что из особняка ничего не пропало, а, возможно, из-за документа. Я познакомился с Бэзилом Фонтейном. Во время моего первого визита в особняк у меня сразу же возникли подозрения в отношении Коллинза. Уж очень ему хотелось узнать, о чем я буду говорить. Что между ним и Фонтейном существует связь, я тогда же убедился, но понятия не имел, в чем она заключается. Фонтейн знал, что Коллинз подслушивает за дверью, и не хотел, чтобы мы догадались об этом. Этот факт мне показался достойным внимания, и я запомнил его, как и то, что алиби Коллинза основано только на словах Фонтейна. Мне очень захотелось узнать о нем какие-либо необычные детали. До того, как я с ним столкнулся по делу об убийстве, ты, тетя Марион, призналась, что недолюбливаешь его. Я с большим уважением отношусь к твоей интуиции. Ты, Филисити, сказала, что он всегда ворчит из-за денег, что устроил скандал по поводу цены платья Джоан для маскарада. Когда же я встретился с ним, то увидел, что эти факты не вязались с его явно благородной, но довольно экстравагантной натурой. Он принадлежал к тому типу людей, что любят тратить деньги. Но все говорило о том, что он был в стесненных обстоятельствах. Почему? Его состояние было значительным, и ты, Энтони, сообщил мне, что он не любит излишеств. Ты описал его довольно точно как большого любителя спорта. Ты также рассказал, что хотя он и Джоан не очень ладили, но до получения наследства дяди они жили более или менее дружно.
– Сдается мне, что я наговорил тебе слишком много, – заметил Энтони.
– Это так. Именно от тебя я узнал о его пристрастии к морю. Ты описал мне его бунгало в Литтлхейвене и его суперсовременную моторную лодку, которая способна пересечь Ла-Манш. В то время это мало что значило для меня. Но позже пригодилось. Ты также рассказал, что он просил тебя пожить какое-то время в особняке, что объяснялось, как ты думал, его страхом. Он не хотел оставаться один в доме. Возможно, это исходило от его несомненно общительной натуры. Но с другой стороны, это выглядело так, словно присутствие гостей служило для него защитой. Так это и было. Пока ты и Джоан жили в особняке, Коллинз вынужден был соблюдать осторожность. Фонтейн начинал побаиваться его. Он знал, что Коллинз убил Даусона, но не осмеливался выдать его полиции из-за страха, что Коллинз ответит ударом на удар – сообщит о последнем завещании дяди, которым, как Фонтейн думал, владеет Коллинз. Я уверен, что в то время он не избавился от Коллинза потому, что испытывал искренний ужас перед смертью. Если ты помнишь, Энтони, мисс Фонтейн упоминала об этом во время нашей первой встречи. Он не переносил вида мертвого тела, даже вида мертвой собачки.
После допроса у следователя вы, сержант, рассказали о деньгах Даусона. Это меня озадачило. Вы не могли найти этому объяснения. Именно тогда мне пришло в голову, что Даусон, должно быть, шантажировал Фонтейна. Но что ты, Ширли, имеешь к ним обоим какое-то отношение, я не знал до бала-маскарада в особняке. Ты пришла на бал, хотя не имела приглашения, в костюме итальянской пастушки.
– Бог мой, так это была ты? – воскликнула Филисити. – Джоан и я очень хотели узнать, кто бы это мог быть, но тебя не было в зале, когда снимали маски. Для тебя это было настоящее приключение!
– Умерь свои восторги, любовь моя, – попросил ее мистер Эмберли. – Когда я узнал, кто скрывается под маской пастушки, то подумал, что стоит немного последить за ней. Мне было ясно, что она явилась в дом без приглашения вовсе не из-за простого желания попасть на такой замечательный прием. Поразмыслив, я пришел к выводу, что она воспользовалась балом, чтобы проникнуть в особняк с какой-то определенной целью. Затем в коридоре я увидел Рейнольдза.
– Прошу прощения, сэр?
– Портрет, сержант. Портрет дамы конца восемнадцатого столетия. Сходство поразительное, Ширли. Пока я рассматривал картину, ко мне подошел Фонтейн, и из его слов я понял, что он не знает, что ты поселилась поблизости. Он также не проявил никакого интереса к портрету, но заметил откровенно, что у дамы на портрете характерные для их семейства нависшие брови. Он не знал точно, была ли эта дама его прапрабабушкой, и посоветовал обратиться к домоправительнице.
В то время в моем распоряжении основными фактами были, если коротко, следующие: дворецкий Фонтейна убит, мотив – ограбление; таинственная незнакомка, имеющая удивительное сходство с фамильными чертами Фонтейнов, присутствует на бале без приглашения и скрывает свое присутствие; Джаспер Фонтейн имел сына, уже умершего, которого он лишил наследства на основании его пристрастия к выпивке и другим предосудительным вещам. Это ничего не доказывает, но совпадение очевидно – Марк Браун тоже пил, – Он замолчал и пальцем придавил табак в трубке. – Теперь перейдем к действиям мисс Ширли Фонтейн, которые в высшей степени достойны осуждения. Даусон успел ей сказать, что спрятал свою половину завещания в одном из комодов, и она отправилась на поиски. Но ее остановило появление Коллинза, который наблюдал за ней с большим интересом. Они ушли из прохода, который ведет в картинную галерею и где стоит комод, и спустились вниз. Неприятный был момент, не так ли, Ширли?
– Благодаря тебе! – отпарировала она.
Он засмеялся:
– Только по твоей вине, дорогая. Ну, так. Когда они ушли, я заглянул в ящик комода и обнаружил половину листа. Это была половина завещания. На ней осталась половина подписи Джаспера Фонтейна и подписи двух свидетелей. Фамилии наследников остались на другой половине, но несмотря на это, все стало ясно.
Тем временем Ширли вернулась к комоду. Обнаружив, что часть завещания исчезла, она пришла к выводу, что Коллинз опередил ее. Правильно?
– Конечно, – сказала она. – Что еще я могла подумать?
– Я скажу об этом позже, – продолжал Эмберли. – Коллинз, который пришел на несколько минут позже за завещанием, естественно, решил, что Ширли перехитрила его. Удивительное сходство мыслей.
Ширли прервала его:
– Да, в этом нет сомнения, но почему ты не мог мне сказать, что эта половина у тебя?
– Мое дорогое дитя, получив в свое распоряжение этот кусок бумаги, я понял, что ты мало что можешь добавить своим рассказом к тому, что я уже знаю. К тому же я посчитал, что гораздо лучше, чтобы ни ты, ни Коллинз не знали, у кого оно находится. Ваши совместные фортели были для меня намного полезнее, чем твое доверие. Но была и другая причина, касающаяся только тебя и меня. Но продолжу: на следующий день я стойко выдержал визит полковника Уотсона и согласился принять участие в расследовании дела. У меня в руках были почти все нити, ведущие к разгадке. Я знал, что было еще одно завещание, которое, по крайней мере, двое людей страстно желают заполучить. Твое стремление, Ширли, подсказало мне, что завещание составлено в твою пользу. Стремление Коллинза подтверждало мои прежние подозрения, что он с помощью завещания шантажирует Фонтейна. Казалось вполне вероятным, что вторая половина у него. Первым делом надо было доказать подлинность твоего происхождения, но главное – найти вторую половину завещания, которая наверняка существовала. К помощи полиции я не мог прибегнуть, поскольку они бы не стали вести поиски не имеющего никакой ценности обрывка листа. Я отправился в Лондон и попросил своего слугу Питерсона подать заявление о приеме на вакантную должность дворецкого в особняке и снабдил его фальшивым рекомендательным письмом. Это напомнило мне, что вы доставили несколько неприятных минут моему слуге, сержант.
– А! – сказал сержант.
– Вот именно. Я подумал, что, возможно, ему удастся узнать о тайнике, где спрятана вторая половина завещания, но главной причиной для его внедрения в штат прислуги особняка была необходимость иметь человека, наблюдающего за всеми передвижениями Фонтейна. Мне казалось, что со временем Фонтейн обнаружит, кто живет в Айви коттедже, а когда узнает, то всякое может случиться. В тот же день, будучи в городе, я наведался в редакцию «Таймса», чтобы просмотреть старые подшивки газеты и найти сообщение о смерти отца Ширли. И оказалось, что в первый раз на моей памяти ты, тетя Марией, подвела меня. Что касается дат, то твоя память достойна сожаления. Он умер не три, а пять лет назад.
– Утомительная была работа, мой мальчик, – согласилась леди Мэтьюс.
– Согласен. Однако я все же нашел сообщение и записал адрес Фонтейна в Йоганнесбурге. Затем я послал шифрованную телеграмму в сыскное агенство в Йоганнесбург, чтобы они выяснили, остались ли у Фонтейна дети, а если да, то что с ними стало. Надеясь ускорить события, я нанял в Лондоне частного детектива, чтобы он отыскал следы Марка и Ширли Браунов.
Когда я вернулся в Грейторн, то застал там тебя, Энтони. Ты, как всегда не сознавая этого, сообщил мне ценную информацию. Ты случайно узнал, что Фонтейн получил письмо из фирмы, занимающейся разыскной работой, и что это письмо очень расстроило его. Это могло означать одно: он тоже пытался разузнать, остались ли дети у его кузена, и где они могут быть. Тот факт, что он расстроился, говорил о том, что он узнал о существовании Марка и Ширли и о том, что они живут поблизости от особняка. На следующий день ты рассказал мне о ссоре Фонтейна с Коллинзом. Я подумал, что ему, вероятно, пришло в голову, что Коллинз обманывает его. События начали развиваться быстрее, но загвоздка заключалась в том, что пока Коллинз имел на руках основную по важности часть завещания, было почти невозможно предпринимать какие-либо действия.
Частично взяв на себя работу детектива, я отправился повидаться с тобой, Ширли. И тогда мне представился счастливый случай. Ты, уверенная, что Коллинз имеет на руках обе части завещания, решила попытаться выкупить его, для чего пригласила его к себе. Он пришел, потому что думал, что половина Даусона у тебя, а это могло расстроить всю его игру. Я видел, как он выходил из Айви коттеджа. Вы, должно быть, оба очень умно уходили от прямых ответов, поскольку к концу встречи ни ты, ни он не узнали, что второй, пропавшей половины завещания ни у кого из вас нет.
Ширли улыбнулась довольно грустно:
– Действительно, мы даже не упомянули слово «завещание».
– Хотелось бы мне послушать ваш разговор, – заметил Эмберли. – Как только Коллинз ушел, я вошел в коттедж. Ты, возможно, помнишь, как я тогда сказал, что пришел получить от тебя кое-какую информацию. Осмотрев коттедж, я убедился, что ты действительно жила в Южной Африке. Покрывало из шкур шакалов и простодушный разговор с твоим братом подтвердили мою догадку. Это было еще не доказательство, но достаточно важное свидетельство.
Следующий ход в игре сделал Фонтейн, который позвонил мне и попросил прийти к нему. При встречах он всегда держал со мной ухо востро. Он очень нервничал и, как все люди в подобном состоянии, не мог оставаться один. Он попытался навести меня на ложный след. Между собой он и Коллинз придумали совершенно неправдоподобную историю о кругленькой сумме непонятного происхождения на счетах Даусона. Я нашел ей хорошее применение: рассказал о ней инспектору и попросил его все проверить. Это ему очень понравилось, и на какое-то время это безобидное занятие отвлекло его.
Пока я был в особняке, случилось непредвиденное. Марк Фонтейн, разгоряченный выпитым, пришел в особняк с бредовой идеей заставить Коллинза отдать завещание, угрожая пристрелить его. Это поставило Коллинза в затруднительное положение.
– Бог мой, так вот почему он уговаривал Бэзила отпустить парня? – спросил Коркрэн.
– Да, именно поэтому. Поскольку Фонтейн представления не имел, кто такой Марк, то настаивал на вызове полиции, и Коллинзу пришлось открыть, кто он такой. Если ты помнишь, он сказал: «Молодой джентльмен из Айви коттеджда», что очень встревожило Фонтейна. Этот инцидент подтвердил правоту моей теории о письме из сыскного агенства, которое он получил. Во всяком случае, все сходилось. Но дурацкое поведение Марка серьезно все осложнило. Не могу точно сказать, на что надеялся Фонтейн, посягнув на его жизнь. У меня нет причин предполагать, что он из тех людей, которые готовы пойти на убийство. Но представившуюся возможность он не смог проигноривать. Я организовал за Марком слежку, но как оказалось, недостаточно пристальную. С сожалением должен признаться, что надеялся: если Фонтейн узнает о слежке, это отпугнет его. Конечно, это его не устраивало, но не послужило помехой, как я предполагал. Я нанес визит Фонтейну, чтобы намекнуть, что за Марком установлена слежка, а заодно убедиться, что Питерсон хорошо обосновался на своем новом месте.
В тот вечер я получил ответ на мою шифрованную телеграмму из Йоганнесбурга. Сомнений в том, кто ты есть, Ширли, больше не было, и я счел необходимым нанести визит сержанту Габбинсу, чтобы попросить его усилить слежку за Марком. К сожалению, я опоздал. Пока я был в отделении полиции, было получено сообщение о смерти Марка, – он помолчал и посмотрел на Ширли. – Извини, если это расстроило тебя. Но я должен кое-что добавить.
– Продолжай, – сказала она отрывисто. – Марк упал в реку не потому что был пьян. Он, конечно, был пьян, и даже очень, но его столкнули в реку. И утонул он потому, что был пьян. Убийство было так умно спланировано, что я сомневаюсь, что его могли хоть в какой-то степени связать с Фонтейном.
– Пагубное пристрастие Марка было притчей во языцех в Аппер Неттлфоулде. Многие открыто выражали удивление, как это он не свалился в реку раньше. Всем так же хорошо известно, что в это время года в Уилде бывают туманы, которые после темноты усиливаются, особенно в той низине, где дорога проходит вдоль берега реки Неттл. Фонтейну повезло – а может быть, он знал об этом – что Такер следовал за Марком, держась от него на приличном расстоянии. Косвенно ответственность за смерть Марка несет инспектор Фрейзер, потому что он дал понять Такеру, будто его заставили выполнять эту работу только ради моей прихоти.
Сержант кашлянул:
– Надеюсь, вы подадите на него зявление, сэр?
– Конечно, сержант, но не прерывайте. Фонтейн дал понять, что он собирается провести вторую половина дня в Лондоне. И он действительно туда ездил. Если бы ему в тот день не повезло, то нет сомнений, что он попытался бы повторить свой маневр на следующий день. Но ему повезло. Все случилось так, как он ожидал. Он, видимо, оставил машину на одной из боковых дорог, выходящих на шоссе, и лег на берегу, где туман был особенно густым, в ожидании Марка. Когда Марк появился, он просто столкнул его в реку. Не думаю, что это потребовало больших усилий, тем более, что Фонтейн сильный человек. Река в этом месте довольно глубокая. Марк, будучи пьян, не был в состоянии бороться за жизнь и утонул.
– Да, но предположим, что он не утонул бы? – возразил Энтони.
– Для Фонтейна это было бы досадно, но не опасно. Если бы Марк сказал, что его кто-то столкнул, кто бы поверил ему?
– Ты бы поверил, – сказал Энтони.
– Возможно, но хотя Фонтейн с подозрением относился ко мне, он до конца не знал, что и в какой мере мне известно. Нет, весь замысел его был довольно прост и сработал. Будь туман не таким густым, не потеряй Коллинз из виду Марка – план его не воплотился бы. Но Коллинз запоздал и не смог спасти жизнь Марку, хотя нет сомнений, что он приложил нечеловеческие усилия для его спасения. С того момента, когда Фонтейн узнал о том, что его двоюродные брат и сестра живут в Аппер Неттлфоулде, Коллинз был начеку. Он знал Фонтейна лучше, чем я. Его история о портсигаре – полная нелепица, сержант, но я уверен, что мисс Фонтейн подтвердила бы ее, не так ли, Ширли?
Она утвердительно кивнула головой:
– Я полностью была в его власти. Поскольку считала, что завещание находится у него, я бы не осмелилась выдать его. Отчасти поэтому я не могла довериться тебе. Он с самого начала догадывался, что ты знаешь больше, чем полиция.
– Следовательно, ты считала, что опасно довериться мне, пока я не выложу все, что знаю. Премного благодарен. Итак, на следующий день после убийства Марка Фонтейн приехал ко мне в Грейторн якобы для того, чтобы выяснить роль Коллинза в происшедшем, а на самом деле, узнать, если удастся, что я думаю, и не уехала ли ты, Ширли, из Айви коттеджа. Я дал ему понять, что подозреваю Коллинза, и между прочим заметил, что ты по-прежнему остаешься в коттедже. Раз он избавился от Марка, то я ожидал, что следующей жертвой можешь стать ты. В мои планы входило застать его на месте преступления и арестовать его и Коллинза, предъявив каждому из них обвинения в отдельно совершенных убийствах. Так бы и случилось, если бы Коркрэн не проявил благонамеренного, но злополучного рвения. Когда я привозил тебя, Ширли, в коттедж, чтобы ты собрала свои вещи, то открыл засовы на задней двери и прихватил с собой ключ. Оставив тебя в «Голове кабана», я поехал в Грейторн и позвонил Питерсону, приказав ему не спускать глаз с Фонтейна и дать мне знать, если он вечером уйдет из дома. Ты, Филисити, вошла в комнату во время этого разговора и упрекнула меня в невежливой манере телефонной беседы. Ты помнишь? Питерсон позвонил мне вскоре после полуночи и сообщил, что Фонтейн покинул дом и уехал на велосипеде. Затем я позвонил вам, сержант, и мы поехали в Айви-коттедж дожидаться его появления. Казалось, все идет прекрасно, но Коркрэн вспугнул его, и Фонтейн убежал через заднюю дверь. Ты тогда отчитал меня за то, что я дал ему уйти, не так ли? Поймать его тогда не стоило труда, но я не мог предъявить ему никакого серьезного обвинения, кроме как в проникновении в чужой дом. Но вы не знаете одной забавной детали. Преследованием в ту ночь занимался не только ты, Энтони, но и Питерсон, который, увидев тебя на велосипеде, бросился преследовать вас обоих. Проявил усердие не по разуму. Он не узнал тебя и, опасаясь, что я окажусь с глазу на глаз не с одним, а с двумя преступниками, поспешил мне на помощь Я заметил его, когда ходил закрывать заднюю дверь. Он только что приехал и хотел поговорить со мной, но увидев тебя, Энтони, тактично исчез.