Страница:
– Нет.
– Мужлан! – сказала Филисити равнодушно.
Эмберли приехал в Нортон около половины десятого. Был прекрасный, ясный вечер. От особняка, залитого лунным светом, на землю ложились резко очерченные тени. Дом казался неприветливым, так как шторы на всех окнах были плотно задернуты и сквозь них не пробивалось ни одного лучика света.
Эмберли встретил Коллинз и проводил его в библиотеку, помещавшуюся в дальней комнате. Хозяин дома сидел один, поджидая его.
Фонтейн извинился за то, что выманил его из дома в столь поздний час, и в качестве оправдания сообщил, что только днем узнал от главного констебля, что Эмберли взялся помочь в расследовании убийства. Поэтому он решил, что Эмберли стоит кое-что узнать об умершем дворецком.
Он сразу замолчал, как только Коллинз вошел в библиотеку, неся поднос с кофейным прибором, и ни слова не сказал, пока лакей наливал Эмберли кофе. Однако казалось, он не возражал против того, чтобы Коллинз был в курсе беседы, поскольку сказал, беря с подноса шарообразную рюмку ликера:
– Я говорил с Коллинзом о том, что собираюсь вам рассказать, но, к сожалению, он мало чем может помочь нам. Я все же надеюсь, что он знает о нем больше, чем я. Он сказал мне, что Даусон редко упоминал о своих делах в разговорах со слугами.
Эмберли взглянул на бесстрастное выражение лица лакея.
– У вас не создавалось впечатление, что он что-то скрывает?
Ровным, без выражения голосом Коллинз ответил:
– Нет, сэр. Но боюсь судить об этом, мы не были очень дружны.
– Говоря о том, что вы не были очень дружны, не имеете ли вы в виду, что оба недолюбливали друг друга?
– О, Бог мой, нет, сэр, ничего подобного, – ответил Коллинз. – Если бы я почувствовал неприязнь к себе, то не остался бы служить здесь.
Эмберли устремил взгляд на камин. Минуту спустя Коллинз вежливо добавил:
– Вам еще что-то понадобится, сэр?
– Нет, – сказал Фонтейн. Он дождался, когда лакей вышел, и заметил, что ему удалось найти человека на место Даусона.
– Неужели? Я слышал, что вы ездили в город повидаться с кем-то. Вы удовлетворены?
– Вполне, – сказал Фонтейн. – У него очень хорошие рекомендации, хотя я предпочел бы переговорить по телефону с его прежним хозяином. Но, к сожалению, он уехал в Америку. Он выдал Бейкеру – так зовут дворецкого – рекомендацию, но этим рекомендациям не всегда можно верить, если слуги представляют их сами. Тем не менее он выразил готовность приехать сюда сразу, поэтому я решил взять его с испытательным сроком. Он месяц или два не работал по причине нездоровья. Надеюсь, он не окажется проходимцем.
Он протянул Эмберли коробку с сигарами, но, вспомнив, что его гость их не курит, оглянулся в поисках сигарет.
Эмберли покачал головой, отказываясь, и, вынув трубку, начал набивать ее табаком.
– Что же вы собираетесь мне рассказать? – спросил он.
История оказалась довольно странная. Два года назад, когда только Фонтейн получил наследство от дяди, произошел один случай. Дом перешел в его владение вместе со всем штатом слуг, и он знал, что раз в месяц слуги получают полный выходной день в добавление к нескольким неполным рабочим дням. Этот распорядок его вполне устраивал, к тому же он вовсе не желал менять порядки в доме. В выходные только Даусон пользовался привилегией возвращаться в дом поздно, то есть ему было необязательно являться к десяти вечера, как другим слугам. Объяснялось это тем, что он, как полагали, всегда ездил навещать сестру, которая живет в Брикстоне, туда из Аппер Неттлфоулда сложно добираться. Фонтейн никогда не подвергал это сомнению, пока однажды, в один из выходных дней дворецкого, он случайно не остался обедать в городе и за третьим столиком от себя не увидел самого Даусона в компании с каким-то мужчиной.
Мистер Эмберли удивленно поднял брови, но промолчал.
Ресторан, где он обедал – «Магнифисент», – продолжал Фонтейн, – заведение, безвкусно отделанное позолотой, но не из дешевых. Возможно, Эмберли знает его?
Эмберли согласно кивнул и, зажав трубку в зубах, полез в карман за спичками.
Итак, Фонтейн был удивлен, но поскольку ему дела было мало до того, как Даусон проводит свое свободное время, он сделал вид, что не заметил его. Но на следующее утро Даусон сам завел разговор о происшедшем. Он сказал, что понимает удивление хозяина, увидевшего его в «Магнифисенте», а потому хочет объяснить, как это произошло. Объяснение показалось Фонтейну вполне убедительным, и он почти забыл об этом происшествии и вспомнил только тогда, когда, встревоженный убийством дворецкого, начал припоминать все, что знал о Даусоне.
Даусон тогда рассказал, что обедах с американцем, которого он знал по Нью-Йорку, где много лет назад был в услужении. Фонтейн было подумал, что Даусон служил лакеем в доме одного миллионера, но не был в этом уверен. Дело слишком давнее. Он знал только, что Джаспер Фонтейн встретился с Даусоном в Америке и привез его в Англию в качестве своего дворецкого. Как бы то ни было, американец, по словам Даусона, сколотил состояние и приехал погостить в Англию. Он нашел адрес своего старого друга и пригласил в город повидаться в один из вечеров. Из рассказа Даусона складывалось впечатление, что американец хотел поразить дворецкого, демонстрируя свое богатство. Как Фонтейн уже говорил, он не вспоминал больше об этом, пока не попытался припомнить все, что знал о Даусоне. Естественно, первое, что пришло ему в голову, касалось загадочных сбережений Даусона. Никто до сих пор не знает источника этих денег. Сам Фонтейн поначалу предположил, что Даусон понемногу играл на скачках, но домоправительница рассеяла эти подозрения, уверив, что дворецкий осуждал все виды азартных игр.
Затем он припомнил тот вечер в «Магнифисенте». В свое время его устроило объяснение, данное Даусоном, но учитывая недавно вскрывшиеся факты, он начал сомневаться в правдивости его слов. Ведь могло оказаться, что тот американец в действительности не старый его друг, а человек, которого Даусон держал в руках?
– Шантаж? Полагаю, это вполне возможно. Вам приходило в голову, что Даусон – человек, способный на это?
– Нет, никогда. Но откуда он получал эти деньги? Негоже обливать грязью мертвого человека, но чем больше я думаю об этом, тем больше склоняюсь к этой мысли. Понимаете, дело было два года назад – это почти совпадает со временем, когда Даусон открыл счет в Карчестере. Что вы думаете об этом?
– Несомненно, это очень интересно, – сказал Эмберли. – Не могли бы вы припомнить поточнее дату?
– Очень сожалею, но не могу, – сказал Фонтейн удрученно. – Помню, что это было, когда я только приехал сюда, значит, осенью. Во всяком случае, я подумал, что об этом стоит рассказать.
– Совершенно правильно. Это необходимо проверить. Инспектор Фрейзер, усердно разыскивающий след неизвестного американца, а может быть, и не американца вовсе, обедавшего в ресторане с Даусоном два года назад, о, это будет увлекательное зрелище.
Фонтейн засмеялся.
– Говоря откровенно, это звучит совершенно безнадежно. Эй, кто, черт возьми, это может быть? – воскликнул он, поскольку где-то в глубине дома раздался звон колокольчика. Звонивший явно хотел добиться, чтобы его услышали. Несколько минут колокольчик звенел, наполняя тишину дома глухим звуком ударов металла о металл.
– У главного входа, – сказал Фоптейн. – Остальные двери имеют электрические звонки. Молю Бога, чтобы это не был чертов инспектор. Он повадился приходить сюда и задавать глупые вопросы слугам. Им это очень не нравится, могу вас уверить.
Эмберли взглянул на часы.
– Не думаю, что инспектор может явиться в это время, если, конечно, у него нет чего-то очень срочного, – сказал он.
Вслед за последним настойчивым звонком наступила тишина. Затем они услышали, что дверь главного входа открыли, и началось препирательство; один из голосов звучал громче.
Фонтейн озадаченно и несколько удивленно поднял брови.
– Что, черт возьми… – начал он, но вдруг замолчал и прислушался.
Голос звучал все громче, но они не могли разобрать слов. Затем послышался шум драки и отчаянный крик:
– Помогите!
Фонтейн вскочил.
– Боже, это Коллинз! – воскликнул он и поспешил к главному входу.
Крик повторялся снова и снова:
– Помогите! Помогите!
Фонтейн рывком открыл дверь библиотеки и бросился в холл. Дверь главного входа была открыта, а на пороге два человека вели отчаянную борьбу. Один из них был лакей, другой – Марк Браун. В луче света, падавшего от фонаря над дверью, блеснул ствол пистолета в руке Марка. Коллинз пытался завладеть им. Прибежавший на помощь Эмберли поймал выражение его лица: злое, губы растянуты словно в рычании, глаза наполнены яростью и ненавистью.
Фонтейн и Эмберли не успели подбежать к двери, как Марк вырвался из рук лакея.
– Будь ты проклят! Что, не удалось? – закричал он. – Тогда получай вот это!
Раздался оглушительный выстрел, но Марк пошатнулся, стреляя, и пуля пролетела мимо цели. Послышаться треск и звон разбитого стекла, когда пуля попала в застекленный шкафчик, стоявший в другом конце холла, и вонзилась в стену.
Он не успел выстрелить еще раз, так как Эмберли бросился к нему, схатил руку, державшую пистолет, и заломил ее за спину. Марк вскрикнул от неожиданной боли и уронил пистолет на пол.
Фонтейн схватил его за другую руку и крепко держал.
Эмберли отпустил Марка, наклонился, поднял с пола пистолет и засунул себе в карман. В этот момент дверь бильярдной распахнулась, из нее вышел Энтони, за ним показалась Джоан.
– О-го-го! – сказал весело Энтони. – Кто тут буянит?
– Все в порядке, никто не пострадал, – ответил Эмберли.
Фонтейн разглядывал своего пленника.
– Кто вы, черт возьми? – гневно спросил он. – Что вы здесь делаете?
Боль в заломленной руке, казалось, несколько отрезвила Марка. Он бросил полный ненависти взгляд на Фонтейна.
– Отпустите меня, – глухим голосом проговорил он, – Я ничего вам не скажу. Отпустите!
Фонтейн продолжать держать его за руку.
– Вызовите полицейских, Коллинз, – приказал он.
Налитые кровью глаза Марка сверкнули.
– Лучше не делайте этого, —сказал он угрожающим тоном. – Вы… Вы очень пожалеете, если пошлете за ними. Чертовски пожалеете, говорю вам. Никто не помешает мне!
– Пьяный, – сказал Коркрэн. – Пьян как сапожник. Кто он?
На его вопрос ответил Коллинз:
– Я полагаю, молодой джентльмен из Айви коттеджа.
Он снова принял обычный вид; ни на лице, ни в голосе не осталось и следа только что выраженных эмоций.
– Что? – Фонтейн пристально посмотрел на Марка.
– Ваш приятель, Коллинз? – поинтересовался Коркрэн.
– Едва знакомы, сэр. Боюсь, молодой джентльмен не совсем трезв, как вы заметили.
– Вам стоило бы избавиться от привычки все приукрашивать, – сказал Коркрэн. – В кого это он стрелял?
– В меня, сэр, но я не думаю, что он отвечает за свои действия.
– Что заставляет вас так думать? – спросил Коркрэн простодушно.
Фонтейн продолжал смотреть на Марка.
– Это он-то джентльмен? Вы правы, Тони, он пьян. – Он подтолкнул Марка в глубину холла, свободной рукой захлопнув дверь. Затем отпустил руку парня и хмуро взглянул на него.
– Послушайте, молодой человек, зачем вы пришли в мой дом и стреляли в слугу? Вы знаете, что я могу засадить вас в тюрьму за это?
Марк стоял, потирая ушибленную руку.
– Хорошо, сажайте в тюрьму! – сказал он дерзко. – Я не боюсь! Я заставлю вас пожалеть, что вы посмели помешать мне. Вот что я сделаю!
Фонтейн раздраженно махнул рукой:
– Мне, конечно, надо бы сдать его в руки полиции, но он настолько пьян, что не понимает, что делает.
– Все это очень забавно, – вмешался Энтони. – Но что заставило его прийти сюда и пытаться убить Коллинза? Только приподнятое настроение?
– Я не хотел убивать его! – сказал Марк, вдруг испугавшись. – Я не собирался стрелять.
Мистер Эмберли, до сих пор молчаливо наблюдавший происходящее, наконец сказал:
– Лучше извинитесь перед мистером Фонтейном. Вы сваляли дурака.
Фонтейн бросил на него быстрый взгляд.
– Вы знаете его, Эмберли?
– Немного. Такое состояние для него более или менее привычно.
– Боже мой! Что ж, я не хочу быть несправедливо жестоким. Как вы думаете, что мне следует сделать? Сдать его в руки полиции или отпустить?
– Лично я отпустил бы его, – сказал Эмберли. – Но вы сами должны решить.
– Ну, не знаю. В конце концов, он мог убить Коллинза.
Лакей кашлянул:
– Уверен, я не желаю ставить молодого джентльмена в затруднительное положение, сэр. Когда он придет в себя, то поймет, что вел себя глупо.
Марк нерешительно переводил взгляд с Коллинза на Фонтейна.
– Я не собирался этого делать. Я совершил… ошибку. Извините, – сказал он.
– Пусть это будет вам уроком на будущее и отвратит от спиртного, – сказал сурово Фонтейн. Он повернулся и открыл дверь. – А теперь уходите!
Не говоря ни слова, Марк, пошатываясь, вышел.
– Ну и ну! – взорвался Коркрэн, когда Фонтейн закрыл дверь. – Какую глупость вы сделали! Откуда вы знаете, что не он застрелил Даусона?
– Застрелил Даусона? – безучастно повторил Фонтейн. – Какого дьявола это должен быть он?
– Если на то пошло, то какого дьявола он стрелял в Коллинза? – настаивал Коркрэн. Он заметил, что лакей исчез за дверью в конце холла. – Не скажу, что я обвиняю его, но…
– Тони, прекрати, ты говоришь ужасные вещи, – взмолилась Джоан. Ее все еще трясло от внезапных выстрелов. – Мистер Эмберли, вы ведь не думаете, что он убийца?
– Нет, я думаю, что это маловероятно, – ответил он.
– Хорошо, говорите, что не он, – Энтони упрямо настаивал на своем. – Тогда зачем он пришел сюда, вынюхивая что-то? Только не говорите, что он под мухой, потому что меня тошнит от этих разговоров. Если бы я ворвался в чужой дом и устроил пальбу, а затем в качестве извинения сказал, что малость перепил, то это удовлетворило бы вас? Черта с два! Начать с того, что этот парень хотел застрелить кого-то. Затем, пропустив четыре или пять порций спиртного, подумал: «Ей Богу, пойду прямо сейчас и убью». И не рассказывайте мне сказки, что для вдрызг пьяного человека вполне естественно раздобыть пистолет, проковылять несколько миль до дома, к которому ни разу близко не подходил, и превратить его в тир. С вашей стороны, думать так – ребячество.
– Совершенно верно, – сказал Эмберли. – Если бы я увидел, что вы врываетесь в чужой дом, то подумал бы о худшем. Но вы – уравновешенный человек, а молодой Браун – нет.
– Ого! – сказал Энтони, польщенный. – Черепок, полный серого вещества, так что ли?
– Я этого не говорил, – ответил Эмберли. – Но есть разница между неуравновешенностью и придурковатостью.
Энтони в раздумье посмотрел вокруг, как бы подыскивая подходящие слова для ответа. Но Джоан торопливо вмешалась.
– О, не ссорьтесь! – взмолилась она. – Мистер Эмберли, вы действительно так думаете?
В глазах Эмберли блеснул огонек.
– Видите ли, я учился с ним в школе, – сказал он серьезно.
– Еще одно слово, дорогой друг детства, и я не буду помогать тебе разгадывать великую загадку.
– Это будет ударом для неизвестного убийцы, – заметил Эмберли. – Серьезно, мисс Фонтейн, у меня сложилось впечатление, что молодой Браун имеет, или, во всяком случае, думает, что имеет, на кого-то зуб. Когда он напьется, то уже ясно не представляет, против чего или против кого конкретно он имеет зуб. Насколько мне известно, он проявляет обычную ненависть к капитализму, вот почему он совершил налет на этот дом. В любом случае я, честно признаться, не думаю, что вам надо бояться его. – Он взглянул на часы. – Я должен идти. Надеюсь, сегодня у вас больше не будет непрошенных гостей.
Мистер Коркрэн не упустил удобной минуты сказать последнее слово:
– Да, двое в один вечер – это уж слишком.
Покинув особняк, мистер Эмберли направил машину не на дорогу, ведущую к Грейторну, а повернул направо в направлении Аппер Неттлфоулда. Он проехал совсем немного, когда в свете фар увидел фигуру пешехода, нетвердой походкой бредущего по обочине дороги. Эмберли подъехал к нему и остановился. Открыв дверцу, он коротко скомандовал Марку Брауну сесть в машину.
Марк с раздражением отказался и продолжал идти, но когда команда была произнесена в более жесткой форме, он уступил и влез в машину.
Мистер Эмберли, казалось, не имел никакого желания вступать в разговор, только заметил, что Марк вел себя совершенно по-дурацки, и больше не произнес ни слова за все время пути до Айви коттеджа. Марк что-то бормотал в свое оправдание, но отрывочные слова, долетавшие до слуха Эмберли сквозь гул мотора, не имели смысла и не вызывали интереса. Вскоре Марк, видимо, понял, что на его объяснения не обращают внимания, и погрузился в угрюмое молчание.
Когда машина подъехала к коттеджу, Марк вышел и зашагал, покачиваясь, по садовой дорожке впереди Эмберли. Покачивающаяся походка сводила на нет его демонстративную беспечность. Подойдя к дому, он увидел, что дверь распахнута, и в холле горит свет. Голос Ширли прозвучал резко и тревожно:
– Это ты, Марк?
Заметив другую, более высокую фигуру, она торопливо спросила:
– Кто с тобой?
Эмберли ступил в луч света и сказал:
– Не пугайтесь, это я.
Она с тревогой взглянула на него, но ему показалось, что на ее лице мелькнуло облегчение.
– Мне стоило догадаться, – сказала она. – Что случилось?
Марк в состоянии нервного беспокойства ответил задиристо:
– Сейчас он все тебе быстренько расскажет. И не думай, что я хочу выслушивать твои замечания. Я иду спать.
Он попытался пройти мимо нее в дом, но она схватила его за руку.
– Где ты был? Я заходила в «Голубой дракон». Мне сказали, что ты ушел.
Он вырвал руку.
– Что ж, возможно, это научит тебя не бегать за мной, – сказал он и прошмыгнул в дом. Ширли повернулась к Эмберли.
– Не хотите ли войти? – спросила она вялым голосом.
Он прошел за ней в гостиную. При свете лампы ее лицо выглядело усталым и бледным. Она указала ему рукой на стул.
– Вижу, вы опять привели его домой, – сказала она. – Кажется, это становится вашей главной миссией. Что он натворил?
– Всего лишь пытался попасть под арест, – он вынул из кармана пистолет и положил его на стол. – Могу лишь посоветовать держать его подальше, чтобы Марк больше не нашел его.
Она стала еще бледнее:
– Я знаю. Я обыскалась его. Мне в голову не пришло, что он нашел его. Куда он ходил?
– Вы ведь знаете, не так ли? – спросил Эмберли мягко.
Она подняла на него глаза, но не ответила.
– Он ходил в поместье Нортон.
Она спокойно сказала:
– Когда он пьян, то ведет себя как безумный. Что он наделал?
– Ничего особенного, если не считать попытки застрелить лакея Фонтейна.
– О Боже! – сказала она с горечью в голосе.
– Это досадно, не так ли? – согласился Эмберли. – К тому же после всех ваших неприятностей.
– Что они сделали? Что сказали?
– Они решили, что он слишком пьян, чтобы отвечать за свои поступки, и выдворили его.
– Лакей пострадал?
– О, нет, никто не пострадал.
Она сидела молча, нахмурившись. Через минуту опять заговорила:
– Они позволили ему уйти. Затем… Она замолчала и начала барабанить пальцами по столу.
– Совершенно верно, – сказал Эмберли. – Все это выглядит так, словно он выдал секрет, не так ли?
Она испытующе посмотрела на него:
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
Голосом, полным доброты и сердечности, он спросил:
– Почему вы не решаетесь довериться мне?
Она пожала плечами:
– У меня для этого нет причины, мистер Эмберли. Я о вас ничего не знаю, если не считать того, что вы связаны с полицией. А поскольку полиция не может помочь мне…
– Но я могу помочь.
Ее взгляд был полон недоверия. Она откинула со лба прядь густых темных волос.
– Пожалуйста, перестаньте приставать ко мне с разговорами об этом, – сказала она утомленным голосом. – У меня нет желания спорить с вами, и я представления не имею, о чем вы говорите.
Его лицо стало суровым.
– Значит, вы предпочитаете играть в одиночку?
– До конца.
Эмберли взял в руки шляпу:
– Вы поступаете неразумно. События могут принять опасный для вас оборот, мисс Ширли Браун.
– Боже, это – угроза? – спросила она насмешливо.
– Зачем мне вам угрожать? Я предупреждаю. Доброй ночи.
Всю дорогу до Грейторна он сидел в машине, нахмурившись, а приехав, побыстрее избавился от Филисити, которая хотела узнать, где он пропадал столько времени. На следующее утро, сразу после завтрака, он поехал в Карчестер в отделение полиции. Его тотчас провели в кабинет инспектора Фрейзера. Инспектор приветствовал его с затаенной враждебностью и сказал, что давно ждет его визита.
Мистер Эмберли был настроен бескомпромиссно и ответил так бесцеремонно, что инспектор покраснел от гнева. Не дав Фрейзеру прийти в себя, он потребовал отчет о деятельности полиции по расследованию дела вплоть до последнего дня.
Инспектор, зная, на чьей стороне главный констебль, решил, что благоразумнее подчиниться. Первым делом он показал мистеру Эмберли длинный список не вызывающих сомнения алиби. Все, живущие в особняке, имели алиби, даже женщины. К тому времени, когда Эмберли выслушал отчет о том, что главный смотритель был в Аппер Неттлфоулде, что главный садовник навещал шофера, что лакей отглаживал костюм мистера Фонтейна, что помощник садовника был с молодой дамой, он откровенно зевал. Когда инспектор предложил продолжить список, в который еще входили и жители коттеджей, расположенных вблизи места преступления, он резко прервал его декламацию, сказавв что приехал в Карчестер не для того, чтобы ему рассказывали о тех, кто не совершил убийство.
Инспектор загадочно намекнул на детективов-любителей и перешел к отчету о поисках гильзы. Ее не нашли, так же как не обнаружили следов от колес велосипеда или мотоцикла на поле за придорожными кустами. Источник доходов Даусона был окутан тайной. Фактически полиция не обнаружила ничего, как без экивоков констатировал мистер Эмберли.
Пока инспектор переваривал его замечание, Эмберли кратко пересказал ему то, о чем ему сообщил Фонтейн накануне вечером.
Это заинтересовало инспектора. Когда Эмберли закончил, он потер руки и сказал:
– Теперь у нас есть что-то конкретное. Жаль, что мистер Фонтейн не вспомнил об этом раньше. Для профессионала, мистер Эмберли, то, что вы рассказали, имеет огромное значение.
– Огромное, – согласился Эмберли. – Надеюсь, вы довольны. Между прочим, я хотел бы, чтобы к Марку Брауну приставили человека наблюдать за ним.
Инспектор какое-то время пристально смотрел на Эмберли. Наконец напряженное выражение на его лице сменилось неподдельным удивлением.
– Марк Браун, сэр? Ну и ну, мистер Эмберли, боюсь, что вы начитались популярных детективных историй. Я знаю их стиль. Таинственный молодой человек, который приезжает без всякой причины. Но это к делу не относится, сами знаете. Полиция не дремлет.
– Да, но не все в полиции, – сказал мистер Эмберли сладким голосом. – Кстати, вы это еще не усвоили? Я хочу приставить человека к Марку Брауну, чтобы наблюдать за ним.
– Все это очень хорошо, мистер Эмберли, но мы наводили о нем справки. Ничего интересного. Вы на ложном пути. Он живет на Ерлз-корт с сестрой в небольшой квартире, которую они сдали на месяц. Она работает секретаршей у Энн Марч.
– Я хочу, чтобы за Марком Брауном наблюдали.
– Я получаю приказы от главного констебля, мистер Эмберли.
– Совершенно верно. Вы не будете возражать, если я воспользуюсь телефоном?
– Конечно, если у вас есть определенная причина следить за ним, то это все меняет, – сказал инспектор, начиная проявлять нерешительность. – Что вы узнали о нем?
– Собственно, ничего. Я смогу ответить на этот вопрос, скажем, через пару дней.
– Есть подозрения, сэр? Боюсь, полиции требуется нечто большее, чтобы продвинуться в расследовании дальше.
– Вот поэтому-то я и не собираюсь обременять вас только подозрениями.
Инспектор потер подбородок, краем глаза поглядывая на Эмберли.
– Может быть, вы лучше расскажете мне, что у вас на уме, мистер Эмберли? – сказал он наконец. – Я с удовольствием выслушаю. Вы подозреваете его в совершении убийства?
– Я считаю, что он абсолютно не причастен к этому.
Инспектор вспыхнул:
– Не знаю, чего вы добиваетесь, сэр, но если Браун не причастен к убийству, то он меня не интересует.
– Готов в это поверить. Вы никогда не видите дальше своего носа, не так ли? Убийство, как я уже говорил, представляет собой наименее интересную деталь всего дела.
– В самом деле, сэр? Забавно, не так ли? У меня же сложилось впечатление, что убийство и есть суть дела.
– Попытайтесь освободиться от этой ошибочной идеи. Не хочу преувеличивать, но мне представляется, что дело намного сложнее и фантастичнее, чем вы можете себе представить.
Инспектор ухватился за его слова.
– Пытаетесь водить меня за нос, мистер Эмберли? – спросил он. – Что все это значит?
Эмберли поднялся.
– Нет смысла говорить вам об этом, инспектор, – сказал он. – Это дело, с которым полиция едва ли справится.
– Хм! Может быть, полиция именно в этом деле проявит себя.
– Именно этого я и боюсь, – отпарировал Эмберли. – Не хочу, чтобы единственная существующая улика была уничтожена, понимаете?
– Мужлан! – сказала Филисити равнодушно.
Эмберли приехал в Нортон около половины десятого. Был прекрасный, ясный вечер. От особняка, залитого лунным светом, на землю ложились резко очерченные тени. Дом казался неприветливым, так как шторы на всех окнах были плотно задернуты и сквозь них не пробивалось ни одного лучика света.
Эмберли встретил Коллинз и проводил его в библиотеку, помещавшуюся в дальней комнате. Хозяин дома сидел один, поджидая его.
Фонтейн извинился за то, что выманил его из дома в столь поздний час, и в качестве оправдания сообщил, что только днем узнал от главного констебля, что Эмберли взялся помочь в расследовании убийства. Поэтому он решил, что Эмберли стоит кое-что узнать об умершем дворецком.
Он сразу замолчал, как только Коллинз вошел в библиотеку, неся поднос с кофейным прибором, и ни слова не сказал, пока лакей наливал Эмберли кофе. Однако казалось, он не возражал против того, чтобы Коллинз был в курсе беседы, поскольку сказал, беря с подноса шарообразную рюмку ликера:
– Я говорил с Коллинзом о том, что собираюсь вам рассказать, но, к сожалению, он мало чем может помочь нам. Я все же надеюсь, что он знает о нем больше, чем я. Он сказал мне, что Даусон редко упоминал о своих делах в разговорах со слугами.
Эмберли взглянул на бесстрастное выражение лица лакея.
– У вас не создавалось впечатление, что он что-то скрывает?
Ровным, без выражения голосом Коллинз ответил:
– Нет, сэр. Но боюсь судить об этом, мы не были очень дружны.
– Говоря о том, что вы не были очень дружны, не имеете ли вы в виду, что оба недолюбливали друг друга?
– О, Бог мой, нет, сэр, ничего подобного, – ответил Коллинз. – Если бы я почувствовал неприязнь к себе, то не остался бы служить здесь.
Эмберли устремил взгляд на камин. Минуту спустя Коллинз вежливо добавил:
– Вам еще что-то понадобится, сэр?
– Нет, – сказал Фонтейн. Он дождался, когда лакей вышел, и заметил, что ему удалось найти человека на место Даусона.
– Неужели? Я слышал, что вы ездили в город повидаться с кем-то. Вы удовлетворены?
– Вполне, – сказал Фонтейн. – У него очень хорошие рекомендации, хотя я предпочел бы переговорить по телефону с его прежним хозяином. Но, к сожалению, он уехал в Америку. Он выдал Бейкеру – так зовут дворецкого – рекомендацию, но этим рекомендациям не всегда можно верить, если слуги представляют их сами. Тем не менее он выразил готовность приехать сюда сразу, поэтому я решил взять его с испытательным сроком. Он месяц или два не работал по причине нездоровья. Надеюсь, он не окажется проходимцем.
Он протянул Эмберли коробку с сигарами, но, вспомнив, что его гость их не курит, оглянулся в поисках сигарет.
Эмберли покачал головой, отказываясь, и, вынув трубку, начал набивать ее табаком.
– Что же вы собираетесь мне рассказать? – спросил он.
История оказалась довольно странная. Два года назад, когда только Фонтейн получил наследство от дяди, произошел один случай. Дом перешел в его владение вместе со всем штатом слуг, и он знал, что раз в месяц слуги получают полный выходной день в добавление к нескольким неполным рабочим дням. Этот распорядок его вполне устраивал, к тому же он вовсе не желал менять порядки в доме. В выходные только Даусон пользовался привилегией возвращаться в дом поздно, то есть ему было необязательно являться к десяти вечера, как другим слугам. Объяснялось это тем, что он, как полагали, всегда ездил навещать сестру, которая живет в Брикстоне, туда из Аппер Неттлфоулда сложно добираться. Фонтейн никогда не подвергал это сомнению, пока однажды, в один из выходных дней дворецкого, он случайно не остался обедать в городе и за третьим столиком от себя не увидел самого Даусона в компании с каким-то мужчиной.
Мистер Эмберли удивленно поднял брови, но промолчал.
Ресторан, где он обедал – «Магнифисент», – продолжал Фонтейн, – заведение, безвкусно отделанное позолотой, но не из дешевых. Возможно, Эмберли знает его?
Эмберли согласно кивнул и, зажав трубку в зубах, полез в карман за спичками.
Итак, Фонтейн был удивлен, но поскольку ему дела было мало до того, как Даусон проводит свое свободное время, он сделал вид, что не заметил его. Но на следующее утро Даусон сам завел разговор о происшедшем. Он сказал, что понимает удивление хозяина, увидевшего его в «Магнифисенте», а потому хочет объяснить, как это произошло. Объяснение показалось Фонтейну вполне убедительным, и он почти забыл об этом происшествии и вспомнил только тогда, когда, встревоженный убийством дворецкого, начал припоминать все, что знал о Даусоне.
Даусон тогда рассказал, что обедах с американцем, которого он знал по Нью-Йорку, где много лет назад был в услужении. Фонтейн было подумал, что Даусон служил лакеем в доме одного миллионера, но не был в этом уверен. Дело слишком давнее. Он знал только, что Джаспер Фонтейн встретился с Даусоном в Америке и привез его в Англию в качестве своего дворецкого. Как бы то ни было, американец, по словам Даусона, сколотил состояние и приехал погостить в Англию. Он нашел адрес своего старого друга и пригласил в город повидаться в один из вечеров. Из рассказа Даусона складывалось впечатление, что американец хотел поразить дворецкого, демонстрируя свое богатство. Как Фонтейн уже говорил, он не вспоминал больше об этом, пока не попытался припомнить все, что знал о Даусоне. Естественно, первое, что пришло ему в голову, касалось загадочных сбережений Даусона. Никто до сих пор не знает источника этих денег. Сам Фонтейн поначалу предположил, что Даусон понемногу играл на скачках, но домоправительница рассеяла эти подозрения, уверив, что дворецкий осуждал все виды азартных игр.
Затем он припомнил тот вечер в «Магнифисенте». В свое время его устроило объяснение, данное Даусоном, но учитывая недавно вскрывшиеся факты, он начал сомневаться в правдивости его слов. Ведь могло оказаться, что тот американец в действительности не старый его друг, а человек, которого Даусон держал в руках?
– Шантаж? Полагаю, это вполне возможно. Вам приходило в голову, что Даусон – человек, способный на это?
– Нет, никогда. Но откуда он получал эти деньги? Негоже обливать грязью мертвого человека, но чем больше я думаю об этом, тем больше склоняюсь к этой мысли. Понимаете, дело было два года назад – это почти совпадает со временем, когда Даусон открыл счет в Карчестере. Что вы думаете об этом?
– Несомненно, это очень интересно, – сказал Эмберли. – Не могли бы вы припомнить поточнее дату?
– Очень сожалею, но не могу, – сказал Фонтейн удрученно. – Помню, что это было, когда я только приехал сюда, значит, осенью. Во всяком случае, я подумал, что об этом стоит рассказать.
– Совершенно правильно. Это необходимо проверить. Инспектор Фрейзер, усердно разыскивающий след неизвестного американца, а может быть, и не американца вовсе, обедавшего в ресторане с Даусоном два года назад, о, это будет увлекательное зрелище.
Фонтейн засмеялся.
– Говоря откровенно, это звучит совершенно безнадежно. Эй, кто, черт возьми, это может быть? – воскликнул он, поскольку где-то в глубине дома раздался звон колокольчика. Звонивший явно хотел добиться, чтобы его услышали. Несколько минут колокольчик звенел, наполняя тишину дома глухим звуком ударов металла о металл.
– У главного входа, – сказал Фоптейн. – Остальные двери имеют электрические звонки. Молю Бога, чтобы это не был чертов инспектор. Он повадился приходить сюда и задавать глупые вопросы слугам. Им это очень не нравится, могу вас уверить.
Эмберли взглянул на часы.
– Не думаю, что инспектор может явиться в это время, если, конечно, у него нет чего-то очень срочного, – сказал он.
Вслед за последним настойчивым звонком наступила тишина. Затем они услышали, что дверь главного входа открыли, и началось препирательство; один из голосов звучал громче.
Фонтейн озадаченно и несколько удивленно поднял брови.
– Что, черт возьми… – начал он, но вдруг замолчал и прислушался.
Голос звучал все громче, но они не могли разобрать слов. Затем послышался шум драки и отчаянный крик:
– Помогите!
Фонтейн вскочил.
– Боже, это Коллинз! – воскликнул он и поспешил к главному входу.
Крик повторялся снова и снова:
– Помогите! Помогите!
Фонтейн рывком открыл дверь библиотеки и бросился в холл. Дверь главного входа была открыта, а на пороге два человека вели отчаянную борьбу. Один из них был лакей, другой – Марк Браун. В луче света, падавшего от фонаря над дверью, блеснул ствол пистолета в руке Марка. Коллинз пытался завладеть им. Прибежавший на помощь Эмберли поймал выражение его лица: злое, губы растянуты словно в рычании, глаза наполнены яростью и ненавистью.
Фонтейн и Эмберли не успели подбежать к двери, как Марк вырвался из рук лакея.
– Будь ты проклят! Что, не удалось? – закричал он. – Тогда получай вот это!
Раздался оглушительный выстрел, но Марк пошатнулся, стреляя, и пуля пролетела мимо цели. Послышаться треск и звон разбитого стекла, когда пуля попала в застекленный шкафчик, стоявший в другом конце холла, и вонзилась в стену.
Он не успел выстрелить еще раз, так как Эмберли бросился к нему, схатил руку, державшую пистолет, и заломил ее за спину. Марк вскрикнул от неожиданной боли и уронил пистолет на пол.
Фонтейн схватил его за другую руку и крепко держал.
Эмберли отпустил Марка, наклонился, поднял с пола пистолет и засунул себе в карман. В этот момент дверь бильярдной распахнулась, из нее вышел Энтони, за ним показалась Джоан.
– О-го-го! – сказал весело Энтони. – Кто тут буянит?
– Все в порядке, никто не пострадал, – ответил Эмберли.
Фонтейн разглядывал своего пленника.
– Кто вы, черт возьми? – гневно спросил он. – Что вы здесь делаете?
Боль в заломленной руке, казалось, несколько отрезвила Марка. Он бросил полный ненависти взгляд на Фонтейна.
– Отпустите меня, – глухим голосом проговорил он, – Я ничего вам не скажу. Отпустите!
Фонтейн продолжать держать его за руку.
– Вызовите полицейских, Коллинз, – приказал он.
Налитые кровью глаза Марка сверкнули.
– Лучше не делайте этого, —сказал он угрожающим тоном. – Вы… Вы очень пожалеете, если пошлете за ними. Чертовски пожалеете, говорю вам. Никто не помешает мне!
– Пьяный, – сказал Коркрэн. – Пьян как сапожник. Кто он?
На его вопрос ответил Коллинз:
– Я полагаю, молодой джентльмен из Айви коттеджа.
Он снова принял обычный вид; ни на лице, ни в голосе не осталось и следа только что выраженных эмоций.
– Что? – Фонтейн пристально посмотрел на Марка.
– Ваш приятель, Коллинз? – поинтересовался Коркрэн.
– Едва знакомы, сэр. Боюсь, молодой джентльмен не совсем трезв, как вы заметили.
– Вам стоило бы избавиться от привычки все приукрашивать, – сказал Коркрэн. – В кого это он стрелял?
– В меня, сэр, но я не думаю, что он отвечает за свои действия.
– Что заставляет вас так думать? – спросил Коркрэн простодушно.
Фонтейн продолжал смотреть на Марка.
– Это он-то джентльмен? Вы правы, Тони, он пьян. – Он подтолкнул Марка в глубину холла, свободной рукой захлопнув дверь. Затем отпустил руку парня и хмуро взглянул на него.
– Послушайте, молодой человек, зачем вы пришли в мой дом и стреляли в слугу? Вы знаете, что я могу засадить вас в тюрьму за это?
Марк стоял, потирая ушибленную руку.
– Хорошо, сажайте в тюрьму! – сказал он дерзко. – Я не боюсь! Я заставлю вас пожалеть, что вы посмели помешать мне. Вот что я сделаю!
Фонтейн раздраженно махнул рукой:
– Мне, конечно, надо бы сдать его в руки полиции, но он настолько пьян, что не понимает, что делает.
– Все это очень забавно, – вмешался Энтони. – Но что заставило его прийти сюда и пытаться убить Коллинза? Только приподнятое настроение?
– Я не хотел убивать его! – сказал Марк, вдруг испугавшись. – Я не собирался стрелять.
Мистер Эмберли, до сих пор молчаливо наблюдавший происходящее, наконец сказал:
– Лучше извинитесь перед мистером Фонтейном. Вы сваляли дурака.
Фонтейн бросил на него быстрый взгляд.
– Вы знаете его, Эмберли?
– Немного. Такое состояние для него более или менее привычно.
– Боже мой! Что ж, я не хочу быть несправедливо жестоким. Как вы думаете, что мне следует сделать? Сдать его в руки полиции или отпустить?
– Лично я отпустил бы его, – сказал Эмберли. – Но вы сами должны решить.
– Ну, не знаю. В конце концов, он мог убить Коллинза.
Лакей кашлянул:
– Уверен, я не желаю ставить молодого джентльмена в затруднительное положение, сэр. Когда он придет в себя, то поймет, что вел себя глупо.
Марк нерешительно переводил взгляд с Коллинза на Фонтейна.
– Я не собирался этого делать. Я совершил… ошибку. Извините, – сказал он.
– Пусть это будет вам уроком на будущее и отвратит от спиртного, – сказал сурово Фонтейн. Он повернулся и открыл дверь. – А теперь уходите!
Не говоря ни слова, Марк, пошатываясь, вышел.
– Ну и ну! – взорвался Коркрэн, когда Фонтейн закрыл дверь. – Какую глупость вы сделали! Откуда вы знаете, что не он застрелил Даусона?
– Застрелил Даусона? – безучастно повторил Фонтейн. – Какого дьявола это должен быть он?
– Если на то пошло, то какого дьявола он стрелял в Коллинза? – настаивал Коркрэн. Он заметил, что лакей исчез за дверью в конце холла. – Не скажу, что я обвиняю его, но…
– Тони, прекрати, ты говоришь ужасные вещи, – взмолилась Джоан. Ее все еще трясло от внезапных выстрелов. – Мистер Эмберли, вы ведь не думаете, что он убийца?
– Нет, я думаю, что это маловероятно, – ответил он.
– Хорошо, говорите, что не он, – Энтони упрямо настаивал на своем. – Тогда зачем он пришел сюда, вынюхивая что-то? Только не говорите, что он под мухой, потому что меня тошнит от этих разговоров. Если бы я ворвался в чужой дом и устроил пальбу, а затем в качестве извинения сказал, что малость перепил, то это удовлетворило бы вас? Черта с два! Начать с того, что этот парень хотел застрелить кого-то. Затем, пропустив четыре или пять порций спиртного, подумал: «Ей Богу, пойду прямо сейчас и убью». И не рассказывайте мне сказки, что для вдрызг пьяного человека вполне естественно раздобыть пистолет, проковылять несколько миль до дома, к которому ни разу близко не подходил, и превратить его в тир. С вашей стороны, думать так – ребячество.
– Совершенно верно, – сказал Эмберли. – Если бы я увидел, что вы врываетесь в чужой дом, то подумал бы о худшем. Но вы – уравновешенный человек, а молодой Браун – нет.
– Ого! – сказал Энтони, польщенный. – Черепок, полный серого вещества, так что ли?
– Я этого не говорил, – ответил Эмберли. – Но есть разница между неуравновешенностью и придурковатостью.
Энтони в раздумье посмотрел вокруг, как бы подыскивая подходящие слова для ответа. Но Джоан торопливо вмешалась.
– О, не ссорьтесь! – взмолилась она. – Мистер Эмберли, вы действительно так думаете?
В глазах Эмберли блеснул огонек.
– Видите ли, я учился с ним в школе, – сказал он серьезно.
– Еще одно слово, дорогой друг детства, и я не буду помогать тебе разгадывать великую загадку.
– Это будет ударом для неизвестного убийцы, – заметил Эмберли. – Серьезно, мисс Фонтейн, у меня сложилось впечатление, что молодой Браун имеет, или, во всяком случае, думает, что имеет, на кого-то зуб. Когда он напьется, то уже ясно не представляет, против чего или против кого конкретно он имеет зуб. Насколько мне известно, он проявляет обычную ненависть к капитализму, вот почему он совершил налет на этот дом. В любом случае я, честно признаться, не думаю, что вам надо бояться его. – Он взглянул на часы. – Я должен идти. Надеюсь, сегодня у вас больше не будет непрошенных гостей.
Мистер Коркрэн не упустил удобной минуты сказать последнее слово:
– Да, двое в один вечер – это уж слишком.
Покинув особняк, мистер Эмберли направил машину не на дорогу, ведущую к Грейторну, а повернул направо в направлении Аппер Неттлфоулда. Он проехал совсем немного, когда в свете фар увидел фигуру пешехода, нетвердой походкой бредущего по обочине дороги. Эмберли подъехал к нему и остановился. Открыв дверцу, он коротко скомандовал Марку Брауну сесть в машину.
Марк с раздражением отказался и продолжал идти, но когда команда была произнесена в более жесткой форме, он уступил и влез в машину.
Мистер Эмберли, казалось, не имел никакого желания вступать в разговор, только заметил, что Марк вел себя совершенно по-дурацки, и больше не произнес ни слова за все время пути до Айви коттеджа. Марк что-то бормотал в свое оправдание, но отрывочные слова, долетавшие до слуха Эмберли сквозь гул мотора, не имели смысла и не вызывали интереса. Вскоре Марк, видимо, понял, что на его объяснения не обращают внимания, и погрузился в угрюмое молчание.
Когда машина подъехала к коттеджу, Марк вышел и зашагал, покачиваясь, по садовой дорожке впереди Эмберли. Покачивающаяся походка сводила на нет его демонстративную беспечность. Подойдя к дому, он увидел, что дверь распахнута, и в холле горит свет. Голос Ширли прозвучал резко и тревожно:
– Это ты, Марк?
Заметив другую, более высокую фигуру, она торопливо спросила:
– Кто с тобой?
Эмберли ступил в луч света и сказал:
– Не пугайтесь, это я.
Она с тревогой взглянула на него, но ему показалось, что на ее лице мелькнуло облегчение.
– Мне стоило догадаться, – сказала она. – Что случилось?
Марк в состоянии нервного беспокойства ответил задиристо:
– Сейчас он все тебе быстренько расскажет. И не думай, что я хочу выслушивать твои замечания. Я иду спать.
Он попытался пройти мимо нее в дом, но она схватила его за руку.
– Где ты был? Я заходила в «Голубой дракон». Мне сказали, что ты ушел.
Он вырвал руку.
– Что ж, возможно, это научит тебя не бегать за мной, – сказал он и прошмыгнул в дом. Ширли повернулась к Эмберли.
– Не хотите ли войти? – спросила она вялым голосом.
Он прошел за ней в гостиную. При свете лампы ее лицо выглядело усталым и бледным. Она указала ему рукой на стул.
– Вижу, вы опять привели его домой, – сказала она. – Кажется, это становится вашей главной миссией. Что он натворил?
– Всего лишь пытался попасть под арест, – он вынул из кармана пистолет и положил его на стол. – Могу лишь посоветовать держать его подальше, чтобы Марк больше не нашел его.
Она стала еще бледнее:
– Я знаю. Я обыскалась его. Мне в голову не пришло, что он нашел его. Куда он ходил?
– Вы ведь знаете, не так ли? – спросил Эмберли мягко.
Она подняла на него глаза, но не ответила.
– Он ходил в поместье Нортон.
Она спокойно сказала:
– Когда он пьян, то ведет себя как безумный. Что он наделал?
– Ничего особенного, если не считать попытки застрелить лакея Фонтейна.
– О Боже! – сказала она с горечью в голосе.
– Это досадно, не так ли? – согласился Эмберли. – К тому же после всех ваших неприятностей.
– Что они сделали? Что сказали?
– Они решили, что он слишком пьян, чтобы отвечать за свои поступки, и выдворили его.
– Лакей пострадал?
– О, нет, никто не пострадал.
Она сидела молча, нахмурившись. Через минуту опять заговорила:
– Они позволили ему уйти. Затем… Она замолчала и начала барабанить пальцами по столу.
– Совершенно верно, – сказал Эмберли. – Все это выглядит так, словно он выдал секрет, не так ли?
Она испытующе посмотрела на него:
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
Голосом, полным доброты и сердечности, он спросил:
– Почему вы не решаетесь довериться мне?
Она пожала плечами:
– У меня для этого нет причины, мистер Эмберли. Я о вас ничего не знаю, если не считать того, что вы связаны с полицией. А поскольку полиция не может помочь мне…
– Но я могу помочь.
Ее взгляд был полон недоверия. Она откинула со лба прядь густых темных волос.
– Пожалуйста, перестаньте приставать ко мне с разговорами об этом, – сказала она утомленным голосом. – У меня нет желания спорить с вами, и я представления не имею, о чем вы говорите.
Его лицо стало суровым.
– Значит, вы предпочитаете играть в одиночку?
– До конца.
Эмберли взял в руки шляпу:
– Вы поступаете неразумно. События могут принять опасный для вас оборот, мисс Ширли Браун.
– Боже, это – угроза? – спросила она насмешливо.
– Зачем мне вам угрожать? Я предупреждаю. Доброй ночи.
Всю дорогу до Грейторна он сидел в машине, нахмурившись, а приехав, побыстрее избавился от Филисити, которая хотела узнать, где он пропадал столько времени. На следующее утро, сразу после завтрака, он поехал в Карчестер в отделение полиции. Его тотчас провели в кабинет инспектора Фрейзера. Инспектор приветствовал его с затаенной враждебностью и сказал, что давно ждет его визита.
Мистер Эмберли был настроен бескомпромиссно и ответил так бесцеремонно, что инспектор покраснел от гнева. Не дав Фрейзеру прийти в себя, он потребовал отчет о деятельности полиции по расследованию дела вплоть до последнего дня.
Инспектор, зная, на чьей стороне главный констебль, решил, что благоразумнее подчиниться. Первым делом он показал мистеру Эмберли длинный список не вызывающих сомнения алиби. Все, живущие в особняке, имели алиби, даже женщины. К тому времени, когда Эмберли выслушал отчет о том, что главный смотритель был в Аппер Неттлфоулде, что главный садовник навещал шофера, что лакей отглаживал костюм мистера Фонтейна, что помощник садовника был с молодой дамой, он откровенно зевал. Когда инспектор предложил продолжить список, в который еще входили и жители коттеджей, расположенных вблизи места преступления, он резко прервал его декламацию, сказавв что приехал в Карчестер не для того, чтобы ему рассказывали о тех, кто не совершил убийство.
Инспектор загадочно намекнул на детективов-любителей и перешел к отчету о поисках гильзы. Ее не нашли, так же как не обнаружили следов от колес велосипеда или мотоцикла на поле за придорожными кустами. Источник доходов Даусона был окутан тайной. Фактически полиция не обнаружила ничего, как без экивоков констатировал мистер Эмберли.
Пока инспектор переваривал его замечание, Эмберли кратко пересказал ему то, о чем ему сообщил Фонтейн накануне вечером.
Это заинтересовало инспектора. Когда Эмберли закончил, он потер руки и сказал:
– Теперь у нас есть что-то конкретное. Жаль, что мистер Фонтейн не вспомнил об этом раньше. Для профессионала, мистер Эмберли, то, что вы рассказали, имеет огромное значение.
– Огромное, – согласился Эмберли. – Надеюсь, вы довольны. Между прочим, я хотел бы, чтобы к Марку Брауну приставили человека наблюдать за ним.
Инспектор какое-то время пристально смотрел на Эмберли. Наконец напряженное выражение на его лице сменилось неподдельным удивлением.
– Марк Браун, сэр? Ну и ну, мистер Эмберли, боюсь, что вы начитались популярных детективных историй. Я знаю их стиль. Таинственный молодой человек, который приезжает без всякой причины. Но это к делу не относится, сами знаете. Полиция не дремлет.
– Да, но не все в полиции, – сказал мистер Эмберли сладким голосом. – Кстати, вы это еще не усвоили? Я хочу приставить человека к Марку Брауну, чтобы наблюдать за ним.
– Все это очень хорошо, мистер Эмберли, но мы наводили о нем справки. Ничего интересного. Вы на ложном пути. Он живет на Ерлз-корт с сестрой в небольшой квартире, которую они сдали на месяц. Она работает секретаршей у Энн Марч.
– Я хочу, чтобы за Марком Брауном наблюдали.
– Я получаю приказы от главного констебля, мистер Эмберли.
– Совершенно верно. Вы не будете возражать, если я воспользуюсь телефоном?
– Конечно, если у вас есть определенная причина следить за ним, то это все меняет, – сказал инспектор, начиная проявлять нерешительность. – Что вы узнали о нем?
– Собственно, ничего. Я смогу ответить на этот вопрос, скажем, через пару дней.
– Есть подозрения, сэр? Боюсь, полиции требуется нечто большее, чтобы продвинуться в расследовании дальше.
– Вот поэтому-то я и не собираюсь обременять вас только подозрениями.
Инспектор потер подбородок, краем глаза поглядывая на Эмберли.
– Может быть, вы лучше расскажете мне, что у вас на уме, мистер Эмберли? – сказал он наконец. – Я с удовольствием выслушаю. Вы подозреваете его в совершении убийства?
– Я считаю, что он абсолютно не причастен к этому.
Инспектор вспыхнул:
– Не знаю, чего вы добиваетесь, сэр, но если Браун не причастен к убийству, то он меня не интересует.
– Готов в это поверить. Вы никогда не видите дальше своего носа, не так ли? Убийство, как я уже говорил, представляет собой наименее интересную деталь всего дела.
– В самом деле, сэр? Забавно, не так ли? У меня же сложилось впечатление, что убийство и есть суть дела.
– Попытайтесь освободиться от этой ошибочной идеи. Не хочу преувеличивать, но мне представляется, что дело намного сложнее и фантастичнее, чем вы можете себе представить.
Инспектор ухватился за его слова.
– Пытаетесь водить меня за нос, мистер Эмберли? – спросил он. – Что все это значит?
Эмберли поднялся.
– Нет смысла говорить вам об этом, инспектор, – сказал он. – Это дело, с которым полиция едва ли справится.
– Хм! Может быть, полиция именно в этом деле проявит себя.
– Именно этого я и боюсь, – отпарировал Эмберли. – Не хочу, чтобы единственная существующая улика была уничтожена, понимаете?