Страница:
Мы не экономили кокосовые орехи – ели, сколько могли, пили кокосовое молоко и доставили на корабль несколько сот штук. Некоторые из числа команды сходили на берег каждый день. А однажды, желая доставить себе удовольствие, они сошли на берег и срубили множество кокосовых пальм, собрали с них орехи и набрали около двадцати галлонов молока. Потом все сели и стали пить за здоровье короля, королевы и прочих. Выпили изрядное количество, но никто не захмелел. И все же жидкость эта до того охладила и притупила их чувства, что они не могли ни ходить, ни стоять. И не могли вернуться на корабль без помощи тех, кто не принимал участия в увеселении. Прошло четыре или пять дней, прежде чем они пришли в себя».
Присутствие столь обширных пальмовых рощ на острове Кокос в доевропейское время можно объяснить тем, что их посадили люди, которые могли прибыть либо из Америки, либо из Полинезии, или же тем, что морские течения прибили к острову орехи. Все эти три гипотезы рассмотрены исследователями. Выводы ботаников, играющие важную роль для этнографических реконструкций, в значительной мере основываются на господствующих представлениях о миграции человека. Вопрос о происхождении Cocos nucifera окончательно еще не выяснен учеными.
Задолго до открытия Америки европейцы познакомились с кокосовой пальмой в Индии и Индонезии. Аполлоний Тинийский видел эту пальму в Индостане в начале нашей эры; тогда ее считали типично индийским растением. На Азиатский континент она попала с Малайского архипелага, очевидно, незадолго до упомянутого сообщения. Самые ранние китайские описания относятся к IX веку; на Цейлон кокосовая пальма попала на заре истории.(4) Когда Колумб во время первого плавания в Америку открыл Кубу, в его судовом журнале появилась запись о том, что мореплаватели увидели берег с множеством очень высоких пальм «и крупным орехом того рода, который известен в Индии». А когда испанцы достигли Панамского перешейка, Овьедо записал в 1526 году: «…как на материке, так и на островах есть дерево, именуемое Кокус…». И он чрезвычайно подробно описывает кокосовый орех и его применение.(5) В XVII веке многие ботаники считали кокосовую пальму азиатским видом, однако в XIX веке Марциус (1823-1850 годы) и Гризебах (1872 год) по ботаническим признакам заключили, что это растение происходит из Нового Света.
Французский ботаник де Кандоль сперва разделял их взгляд, но потом, изменив свою точку зрения6, заявил, что происхождение кокосовой пальмы остается неясным. Ею аргументы определили дальнейший ход дискуссии. Он показал, что чисто ботанические признаки говорят в пользу американского происхождения, ведь одиннадцать представителей рода Cocos – американские и нет среди них ни одного азиатского. Аргументы де Кандоля в пользу азиатского происхождения всецело относятся к области этнографии и истории: раннее, доколумбово, распространение, многообразие способов местного применения, множество форм и названий.
Он признает, что в самом деле с пассатами предметы из тропической Америки попадают в тропическую Азию, но: «Обитатели азиатских островов были куда более отважными мореходами, чем американские индейцы. Очень может быть, что лодки с азиатских островов, на борту которых в качестве провианта были кокосовые орехи, по воле шторма или из-за неверного маневра попали на западное побережье Америки или острова на пути к Америке. Обратное в высшей степени невероятно». По его мнению, кокосовую пальму на остров Кокос доставили полинезийские мореплаватели.
Впоследствии аргументация до Кандоля ничем существенным не пополнилась. Мелкоплодный ископаемый вид Cocos zeylandica, открытый в позднечетвертичных отложениях на севере Новой Зеландии, не давал настоящих кокосовых орехов, в отличие от Cocos nucifera. Может быть, это открытие важно для каталога видов (в нем по-прежнему преобладают американские представители), но оно никак не влияет на вопрос о миграции человека(7).
Многие исследователи присоединились к теории де Кандоля о распространении кокосового ореха, опирающейся на этнографические доводы, другие не менее настойчиво вслед за Марциусом и Гризебахом указывают на отсутствие родственных видов в Индонезии и континентальной Азии.(8) Пожалуй, наиболее горячо отстаивал американское происхождение этого рода американский ботаник Кук, который первым упомянул в этой связи остров Кокос. Он писал: «Если бы кокосовый орех впервые попал в руки специалисту, знакомому со всеми остальными известными пальмами, он без колебаний отнес бы его к флоре Америки, ибо все близкие роды, включающие около трехсот видов, – американские. Не менее уверенно специалист приписал бы кокосовый орех к Южной Америке, потому что все остальные виды рода Cocos сосредоточены именно там, причем он указал бы на северо-западную часть Южной Америки, так как здешние дикие виды Cocos гораздо ближе к кокосовому ореху, чем виды из бассейна Амазонки и из Восточной Бразилии. Таким образом, с чисто биологической точки зрения правомерно предположить, что жизнеспособные и плодоносные кокосовые пальмы, отмеченные Гумбольдтом во внутренних областях Венесуэлы и Колумбии, росли поблизости от древней родины этих видов».
И еще: «Наиболее разнообразно применение кокосового ореха на островах Тихого океана, потому что скудный выбор растений делал островитян все более зависимыми от кокоса. Нужда породила многообразное применение пальмы, но сама она, несомненно, доставлена из Южной Америки – единственной части света, где дико произрастают ей подобные.
Большое количество кокосовых пальм на острове Кокос во времена Уэфера (1685 год) и исчезновение их следует считать доказательством того, что на острове ранее обитали или, во всяком случае, его посещали аборигенные мореплаватели с ближайшего материка… Пусть на острове не было постоянного населения, все равно обитатели материка могли посадить кокосовые пальмы и следить за ними, чтобы пользоваться их плодами во время рыболовных экспедиций, как это принято в некоторых районах Малайской области. Серьезные нарушения уклада в связи с приходом испанцев в область Панамы, естественно, должны были помешать таким посещениям.
Для этнологов эта ранее неизвестная доисторическая колонизация острова Кокос может стать еще одним свидетельством мореходного искусства индейцев тихоокеанского побережья тропической Америки, и они более положительно станут относиться к возможности доисторических связей между берегами Американского континента и островами Тихого океана».(9) Английский ботаник Хилл замечает по этому поводу: «Кук тоже придает значение присутствию кокосовой пальмы на острове Кокос… Однако предположения, сделанные Куком, вряд ли опровергают мнение де Кандоля о том, что кокосовую пальму могли привезти на остров ранние полинезийские мореплаватели. С этого острова или, что еще вероятнее, благодаря высадке кого-нибудь из упомянутых мореплавателей на тихоокеанском побережье Центральной Америки кокосовая пальма попала на материк и со временем широко распространилась».(10) Видный специалист по географии растений Зауэр говорит: «Вероятно, до прихода европейцев в Новом Свете по-настоящему возделывались только две пальмы: кокосовая и пехибайе. Остальные производят впечатление неизменившихся диких видов…».(11) Указав, что ученые располагают «компетентными и точными» рассказами очевидцев о том, что кокосовая пальма уже росла «в больших рощах в Панаме, Коста-Рике и на острове Кокос», когда туда пришли испанцы, он добавляет: «Возможно, такие рощи кокосовой пальмы достигали на севере побережья Ялиско (Мексика)». И еще: «Самые первые известные рощи в Новом Свете стояли отчасти вдоль побережья, отчасти вдали от моря, но тогда, как и теперь, это явно были именно рощи, а не отдельные пальмы среди девственного леса или кустарника».
Зауэр не определяет своего отношения к различным взглядам на исконную родину и доисторическое распространение кокосовой пальмы, однако говорит о предположениях Кука: «Это исследование по-прежнему остается наиболее значительным вкладом по данному вопросу, хотя его выводы не получили полного признания… Гипотеза Кука в целом натолкнулась на сопротивление, прежде всего потому, что она предполагает высокий уровень мореходства древних, и потому, что кокосовый орех играл менее значительную роль в хозяйстве индейцев, чем индонезийцев».
Самым ярым оппонентом Кука по вопросу распространения американских культурных растений в области Тихого океана много лет был его соотечественник Меррилл.(12) (О подоплеке этого спора рассказано выше.) Однако потом Меррилл сам назвал кокосовую пальму в числе растений, которые с помощью человека пересекли Тихий океан до прихода европейцев.
Он писал: «Приходится согласиться, что время от времени происходили случайные контакты между народами Полинезии и Америки, были даже отдельные контакты между американскими индейцами и жителями островов Восточной Полинезии, однако никаких «тихоокеанских гонок», конечно, не происходило ни в том, ни в другом направлении». И еще: »…вряд ли подлежит сомнению, что полинезийцы ввезли кокосовый орех на западное побережье Америки между Панамой и Эквадором незадолго до прихода испанцев.
Мы не знаем окончательно, откуда происходит вид, не знаем также, когда и как он столь широко распространился. Одно несомненно: кокосовая пальма прочно утвердилась на влажном тихоокеанском побережье Панамы и в сопредельной Колумбии до появления испанцев».
Хотя общего согласия по вопросу о первичном центре возделывания Cocos nucifera нет, это не имеет значения для рассматриваемой проблемы, так же как тот факт, что в последнее время ботаники все больше склонны считать Америку родиной вида. Несмотря на разные мнения о происхождении кокосовой пальмы и начале ее культивирования, никто не оспаривает, что она была широко распространена как на материке к востоку от острова Кокос, так и на островах к западу от него до прихода европейцев.
Никто не сомневался в том, что кокосовый орех способен перенести дальние плавания в океане. Всхожесть ореха всецело определяется сопротивляемостью его глазков морской воде и гнилостным бактериям; примется ли он на новом месте, зависит от рельефа, почвы и растительности. Предположение, что эта полезная пальма могла распространиться через широкие океанские просторы лишь с помощью человека, подтвердилось.
Эдмондсон, занимавшийся в 1941 году опытами на Гавайских островах, и я во время экспедиции «Кон-Тики» в 1947 году независимо друг от друга убедились, что через несколько месяцев пребывания плодов в море в результате действия микроорганизмов их всхожесть понижается или даже вовсе уничтожается, даже если на новом месте они попадут в идеальные условия, например: их высадят на расчищенном участке, в песке, смешанном с землей. Поэтому самостоятельное распространение кокосовой пальмы через обширные водные пространства крайне маловероятно. Если кокосовая пальма попала на остров Кокос прямо из Полинезии, то только с помощью человека.
Ближайшая полинезийская область, откуда кокосовый орех мог быть доставлен на остров Кокос, – это Маркизские острова. Логично спросить, не упоминается ли в полинезийских преданиях о существовании какого-нибудь острова к востоку от Маркизских островов. На поразительно точной карте, которую сделал для капитана Кука полинезиец Тупиа с острова Улитеа, восточнее Маркизского архипелага показан некий остров Уту.
Кроме того, маркизцы рассказали американскому капитану Портеру,(13) что к востоку от их архипелага есть остров под названием Утупу.
Портер пишет: «До сих пор ни один из наших мореплавателей не находил в этом месте острова с таким названием, но если обратиться к карте Тупиа… вблизи того места, куда жители Нуахивы (то есть Нуку-Хивы) помещают Утупу, есть остров Уту… Эта карта, хотя и не выполнена с такой точностью, какой мы требуем от наших специалистов, начерчена сэром Джозефом Бенксом по указаниям Тупиа и очень помогла Куку и другим мореплавателям открыть поименованные на ней острова…
Что Уту, или Утупу, существует, в этом нет никакого сомнения: Тупиа около пятидесяти лет назад получил от других мореплавателей эту информацию и на основе ее указал положение острова на своей карте, а положение, сообщенное теперь Гаттаневой (с острова Нуку-Хивы), мало отличается от сведений Тупиа».
Но что особенно примечательно, маркпзцы, по словам Портера, помнили об этом восточном острове лишь то, что оттуда их предки привезли кокосовый орех: «Рассказывают, что кокосовая пальма, как я уже говорил, доставлена с Утупу, острова, который здешние люди помещают где-то с подветренной стороны Ла Магдалены».(14) Таким образом, в устных преданиях мы не находим подтверждения гипотезы, по которой полинезийские мореплаватели заложили плантации кокосовой пальмы на острове Кокос. Напротив, сообщается, что первые орехи были привезены людьми, прибывшими с богатого кокосовыми пальмами острова на востоке, где лежит Америка.
Если морская вода и микроорганизмы загубят глазки плавающего кокосового ореха, прежде чем какое-либо морское течение успеет доставить его из Полинезии за 4000 миль в район острова Кокос или в Новый Свет, то 300 миль, отделяющие тот же остров от американского материка, – вполне преодолимое расстояние для переноса естественным путем. Тем более что ветры здесь благоприятные, не в пример экваториальной полосе на западе с ее штилями и переменчивыми течениями.
Остается выяснить, мог ли кокосовый орех, принесенный с американского материка, рассчитывать на благоприятные условия, способствующие его естественному распространению на берегах острова Кокос. Целью нашего короткого визита на остров было ознакомиться с местной топографией и растительностью. Таких сведений не найдешь ни в литературе, ни на весьма приблизительных картах.
Обойдя вокруг Кокоса, мы убедились, что крутые скалы и высокие отвесные берега, придающие острову сходство с крепостью, не оставляют ни одного клочка земли, где мог бы зацепиться дрейфующий орех, за исключением узкого устья рек в заливах Чатем и Уэфера в северной части. Экспедиционное судно отдало якорь у залива Чатем; мы высаживались на берег и здесь, и в бухте Уэфера.
После визита Уэфера в 1685 году растительность изменилась так разительно, что, не укажи он точные, исключающие всякую возможность ошибки, координаты, можно было бы подумать, что он говорит о другом острове. Если отряд Уэфера нашел остров «приятным» и без труда поднялся на плато вокруг возвышенности в центре острова, нам было совсем нелегко проникнуть в перегороженную густыми зарослями долину, откуда он начинал свою вылазку.
За один день, который был в нашем распоряжении, нам удалось дойти только до круто вздымающихся стен в глубине долины Уэфера и до ближайших скал. Вспомнились слова Чабба(15), сообщающего в своем геологическом очерке, что он не смог достаточно подробно изучить внутреннюю часть острова и проверить, существует ли в самом деле описанное Уэфером кратерное озеро. При желании сквозь заросло можно было проложить тропу в горы, но такой необходимости не было, так как внутренние плато и долина, где высаживались англичане, «густо поросли кокосовыми пальмами…».
Было очевидно, что за два с половиной столетия густой лес, наступая на кокосовые рощи, занял все прежние расчистки. Во время вылазки мы увидели, что в возвышенных лесных районах и на далеко отстоящих друг от друга гребнях выше леса растут одиночные кокосовые пальмы. Макушки отдельных пальм поднимались и над сплошным пологом дождевого леса, растущего в обеих долинах. Только на небольшой ровной площадке возле берега бухты Уэфера стояла группа кокосовых пальм, которую с натяжкой можно было назвать рощицей. Здесь мы заметили следы недавней расчистки, некоторые пальмы были срублены; возможно, это память о недолгом пребывании в этих местах костариканской колонии преступников.
Не будь у нас записанного черным по белому рассказа Уэфера про обширные рощи внутри острова, можно было бы подумать, что Cocos nucifera на острове Кокос – не культурное растение, а дикая пальма, растущая спонтанно, как составная часть дождевого леса. Но тогда перед нами оказалось бы единственное место с дикорастущей Cocos nucifora. и вопрос о ее происхождении из Нового Света решился бы положительно.
В таком случае появление группы пальм в заливе Уэфера вполне можно было бы объяснить тем, что морское течение принесло кокосовые орехи из Коста-Рики или Панамы. Затем кокосовая пальма могла естественным путем распространиться по дну долины при условии, что не было нынешнего леса, преграждающего путь этим чрезвычайно солнцелюбивым растениям.
С нами вместе на Кокос прибыл плантатор А. Кинандер с островов Общества, специалист по кокосовым пальмам. Он выразил полную уверенность, что молодые ростки зачахли бы в густом подлеске, не успев пробиться сквозь плотный свод. Действительно, нигде, кроме расчистки возле берега, мы не видели ни проросшего ореха, ни молодой пальмы. Все одиночные пальмы, замеченные нами, были уже взрослыми, их вершины вздымались высоко к небу, вырвавшись из мертвой хватки дождевого леса. Густые леса, покрывающие внутреннее нагорье и гребни, отделены от двух глубоких теснин нависшими скалами; они так плотно обступают заканчивающиеся тупиком долины, что ни один орех не мог бы без помощи человека из долины попасть на возвышенное плато, на котором Уэфер видел большие рощи, а мы издали разглядели макушки отдельных пальм.
Если не игнорировать сообщение Уэфера и не считать Cocos nucifera диким уроженцем острова Кокос, остается признать, что задолго до прихода европейцев люди расчистили обширные участки земли на дне долин, на плато и гребнях и разбили на этих участках большие плантации кокосовой пальмы.
Кроме кокосовых пальм, большинство которых мы могли видеть лишь издалека, нам за время короткого визита не попалось никаких признаков деятельности аборигенов, разве что на берегу залива Чатем. Мы не стали затевать раскопок. Подробное исследование в устьях двух рек и в зарослях нагорья, наверно, вознаградит археологов, которые захотят здесь поработать.
В заливе Чатем два узких пляжа разделены высоким мысом. Крутые склоны и искусственно сглаженный гребень мыса покрыты чрезвычайно густой травой, выше человеческого роста, переплетенной вьющимися растениями. Эта растительность резко отличается от окружающего дождевого леса. Здесь ярко выражены следы человеческой деятельности, но они могли появиться уже после того, как остров открыли европейцы. Лишь с помощью мачете удавалось нам пробиться сквозь густую, жесткую траву на склонах, где то и дело встречались небольшие выемно-насыпные площадки. Назначение их неясно. Может быть, на этих площадках стояли скромные жилища? Поросшая травой искусственная терраса на гребне, около шестидесяти метров в ширину и вдвое больше в длину, несомненно потребовала большого труда. Западной границей террасы служит вертикальная четырехметровая выемка в каменно-земляном грунте; весь снятый грунт пошел на расширение поля. С севера в террасу врезается глубокий и широкий овраг, похожий на искусственный ров.
Тут и там попадались совсем свежие расчистки; сараи из рифленого железа и другие следы обитания человека рассказывали о деятельности недавних посетителей острова, возможно кладоискателей.
Мы знали, что здесь некоторое время размещалась костариканская колония преступников. Может быть, она и находилась на большой террасе на мысу? Иначе невозможно объяснить существование этого искусственного сооружения, если исключить деятельность аборигенов. Однако впоследствии выяснилось, что колония с 1878 по 1881 год находилась в заливе Чатем, а не в бухте Уэфера.
Профессор Анастасио Альфаро, посетивший это место, писал в 1898 году: «В день нашей высадки в заливе Чатем, 14 марта, мы с братом Рафаэлем сопровождали сеньора Питье до бухты Уэфера, где стояли дома колонии… На тропе, по которой мы шли, часто попадались следы свиней, ранее содержавшихся в двух свинарниках в бухте Уэфера… Особенно много следов было на пастбищах, а также на плантациях кофе и кешью, возле того места, где некогда стояло главное здание колонии, а теперь осталось лишь несколько гнилых бревен да листы ржавого железа».(16) По имеющимся данным(17), никто не занимался ни земледелием, ни строительством в районе бухты Чатем, а так как колония преступников размещалась в заливе Уэфера, у нас, казалось бы, нет оснований относить большие работы по разбивке террасы на мысу к историческим временам. Если не принимать во внимание колонию и случайные короткие визиты кладоискателей, остров Кокос был необитаем – об этом пишут все, кто там побывал в исторические времена.
На берегах бухт Чатем и Уэфера, а также на расчистках в устье обеих рек было множество старых и свежих разведочных шурфов – работа кладоискателей. Уплатив правительству Коста-Рики пошлину, эти авантюристы получали разрешение искать предполагаемые сокровища. Они были единственными регулярными посетителями острова, который из-за непроходимых зарослей и неприступных берегов не привлекает ни дельцов, ни туристов. На немногочисленных ровных участках в районе причалов вся земля перекопана, кое-где применялась взрывчатка. Одичавшие свиньи усугубили хаос, роясь в мягкой земле и переворачивая камни. Поэтому о первоначальном виде этих мест судить невозможно.
В бухте Уэфера, метрах в пятидесяти от песчаного пляжа, параллельно подножию скал есть два коротких ряда врытых в землю каменных глыб. Вся почва вокруг них так перепахана, что определить, для чего они предназначались, нельзя.
Чтобы надежно вычислить возраст искусственных сооружений в бухтах Чатем и Уэфера, требовалось больше времени, чем мы располагали. Поэтому наши догадки о том, что человек жил на острове в доисторические времена, основаны только на следах расчисток для посадки кокосовых пальм.
В заключение скажем, что древние земледельцы, очевидно, считали положение острова Кокос достаточно важным, если ценой неимоверных усилий расчистили в девственном лесу участки для пальм. Трудно себе представить, что могло побудить полинезийцев проделать такую огромную работу на острове, лежащем более чем в четырех тысячах миль от их области, разве что они вели интенсивную торговлю с Панамской областью, но на это пока нет никаких указаний. Столь же трудно понять, для чего американским индейцам понадобилось сводить большие площади леса на уединенном острове далеко от побережья: ведь кокосовый орех играл незначительную роль в их питании, да и в лесах на материке хватало земли для расчисток.
Мне кажется, что разведение кокосовых пальм на острове Кокос имело смысл лишь в случае, если остров был либо густо населен, либо занимал удобное положение для мореплавателей, которые проходили через этот район и нуждались в пополнении провианта. По собственному опыту могу заверить, что для первобытного мореплавателя нет лучшего провианта, чем свежие, чуть недозревшие кокосовые орехи. Они не боятся соленых брызг, нетребовательны к хранению и в течение многих недель могут служить моряку жидкой и твердой пищей.
Наш коллега, американский археолог Фердон наблюдал, как приморские жители, которые из северной части провинции Эсмеральдас в Эквадоре еще в 1943 году ходили на долбленках типа «имбавура» до Тумако и Буэнавентуры в Колумбии, использовали неочищенные зеленые кокосовые орехи в качестве источника «воды».(18) Зеленые орехи полностью удовлетворяли потребность в питье также тех эквадорских плотогонов, которые в 1947 году доставили нас с Ватсингером и наши бальсовые бревна для плота «Кон-Тики» вниз по реке в Гуаякиль.
В последние годы археологи все более склоняются к мысли, что быстро накапливающиеся свидетельства культурных контактов между Гватемалой, с одной стороны, Эквадором и Северным Перу – с другой, возможно, следует объяснять древними торговыми связями через море.(19) Такое предположение подтверждается и тем, что на побережье, разделяющем эти области, нигде не найдено сходного археологического материала.
Достаточно одного взгляда на карту, чтобы убедиться, что остров Кокос лежит на пути из Эквадора в Гватемалу. Археологические материалы,(20) найденные на Галапагосе, и свидетельство о том, что жители Северо-Запада Южной Америки издавна ходили на парусных плотах, управляемых гуарами, тоже дают серьезное основание рассматривать остров Кокос как идеальную промежуточную гавань в открытом море между областями высокоразвитых культур, сложившихся по обе стороны непроходимых панамских лесов.(21) На нем доиспанские мореплаватели могли отдохнуть и запастись водой и кокосовыми орехами.
Влажный климат, густой дождевой лес и быстрое накопление гумуса типичны для острова Кокос и резко отличают его от засушливых, со скудными почвами островов Галапагос. Будущие археологические работы на Кокосе, очевидно, потребуют немалых затрат. Наиболее вероятными местами археологических находок нам кажутся устья рек и возвышенные плато, некогда занятые рощами кокосовых пальм.
ОСТРОВ ПАСХИ
Присутствие столь обширных пальмовых рощ на острове Кокос в доевропейское время можно объяснить тем, что их посадили люди, которые могли прибыть либо из Америки, либо из Полинезии, или же тем, что морские течения прибили к острову орехи. Все эти три гипотезы рассмотрены исследователями. Выводы ботаников, играющие важную роль для этнографических реконструкций, в значительной мере основываются на господствующих представлениях о миграции человека. Вопрос о происхождении Cocos nucifera окончательно еще не выяснен учеными.
Задолго до открытия Америки европейцы познакомились с кокосовой пальмой в Индии и Индонезии. Аполлоний Тинийский видел эту пальму в Индостане в начале нашей эры; тогда ее считали типично индийским растением. На Азиатский континент она попала с Малайского архипелага, очевидно, незадолго до упомянутого сообщения. Самые ранние китайские описания относятся к IX веку; на Цейлон кокосовая пальма попала на заре истории.(4) Когда Колумб во время первого плавания в Америку открыл Кубу, в его судовом журнале появилась запись о том, что мореплаватели увидели берег с множеством очень высоких пальм «и крупным орехом того рода, который известен в Индии». А когда испанцы достигли Панамского перешейка, Овьедо записал в 1526 году: «…как на материке, так и на островах есть дерево, именуемое Кокус…». И он чрезвычайно подробно описывает кокосовый орех и его применение.(5) В XVII веке многие ботаники считали кокосовую пальму азиатским видом, однако в XIX веке Марциус (1823-1850 годы) и Гризебах (1872 год) по ботаническим признакам заключили, что это растение происходит из Нового Света.
Французский ботаник де Кандоль сперва разделял их взгляд, но потом, изменив свою точку зрения6, заявил, что происхождение кокосовой пальмы остается неясным. Ею аргументы определили дальнейший ход дискуссии. Он показал, что чисто ботанические признаки говорят в пользу американского происхождения, ведь одиннадцать представителей рода Cocos – американские и нет среди них ни одного азиатского. Аргументы де Кандоля в пользу азиатского происхождения всецело относятся к области этнографии и истории: раннее, доколумбово, распространение, многообразие способов местного применения, множество форм и названий.
Он признает, что в самом деле с пассатами предметы из тропической Америки попадают в тропическую Азию, но: «Обитатели азиатских островов были куда более отважными мореходами, чем американские индейцы. Очень может быть, что лодки с азиатских островов, на борту которых в качестве провианта были кокосовые орехи, по воле шторма или из-за неверного маневра попали на западное побережье Америки или острова на пути к Америке. Обратное в высшей степени невероятно». По его мнению, кокосовую пальму на остров Кокос доставили полинезийские мореплаватели.
Впоследствии аргументация до Кандоля ничем существенным не пополнилась. Мелкоплодный ископаемый вид Cocos zeylandica, открытый в позднечетвертичных отложениях на севере Новой Зеландии, не давал настоящих кокосовых орехов, в отличие от Cocos nucifera. Может быть, это открытие важно для каталога видов (в нем по-прежнему преобладают американские представители), но оно никак не влияет на вопрос о миграции человека(7).
Многие исследователи присоединились к теории де Кандоля о распространении кокосового ореха, опирающейся на этнографические доводы, другие не менее настойчиво вслед за Марциусом и Гризебахом указывают на отсутствие родственных видов в Индонезии и континентальной Азии.(8) Пожалуй, наиболее горячо отстаивал американское происхождение этого рода американский ботаник Кук, который первым упомянул в этой связи остров Кокос. Он писал: «Если бы кокосовый орех впервые попал в руки специалисту, знакомому со всеми остальными известными пальмами, он без колебаний отнес бы его к флоре Америки, ибо все близкие роды, включающие около трехсот видов, – американские. Не менее уверенно специалист приписал бы кокосовый орех к Южной Америке, потому что все остальные виды рода Cocos сосредоточены именно там, причем он указал бы на северо-западную часть Южной Америки, так как здешние дикие виды Cocos гораздо ближе к кокосовому ореху, чем виды из бассейна Амазонки и из Восточной Бразилии. Таким образом, с чисто биологической точки зрения правомерно предположить, что жизнеспособные и плодоносные кокосовые пальмы, отмеченные Гумбольдтом во внутренних областях Венесуэлы и Колумбии, росли поблизости от древней родины этих видов».
И еще: «Наиболее разнообразно применение кокосового ореха на островах Тихого океана, потому что скудный выбор растений делал островитян все более зависимыми от кокоса. Нужда породила многообразное применение пальмы, но сама она, несомненно, доставлена из Южной Америки – единственной части света, где дико произрастают ей подобные.
Большое количество кокосовых пальм на острове Кокос во времена Уэфера (1685 год) и исчезновение их следует считать доказательством того, что на острове ранее обитали или, во всяком случае, его посещали аборигенные мореплаватели с ближайшего материка… Пусть на острове не было постоянного населения, все равно обитатели материка могли посадить кокосовые пальмы и следить за ними, чтобы пользоваться их плодами во время рыболовных экспедиций, как это принято в некоторых районах Малайской области. Серьезные нарушения уклада в связи с приходом испанцев в область Панамы, естественно, должны были помешать таким посещениям.
Для этнологов эта ранее неизвестная доисторическая колонизация острова Кокос может стать еще одним свидетельством мореходного искусства индейцев тихоокеанского побережья тропической Америки, и они более положительно станут относиться к возможности доисторических связей между берегами Американского континента и островами Тихого океана».(9) Английский ботаник Хилл замечает по этому поводу: «Кук тоже придает значение присутствию кокосовой пальмы на острове Кокос… Однако предположения, сделанные Куком, вряд ли опровергают мнение де Кандоля о том, что кокосовую пальму могли привезти на остров ранние полинезийские мореплаватели. С этого острова или, что еще вероятнее, благодаря высадке кого-нибудь из упомянутых мореплавателей на тихоокеанском побережье Центральной Америки кокосовая пальма попала на материк и со временем широко распространилась».(10) Видный специалист по географии растений Зауэр говорит: «Вероятно, до прихода европейцев в Новом Свете по-настоящему возделывались только две пальмы: кокосовая и пехибайе. Остальные производят впечатление неизменившихся диких видов…».(11) Указав, что ученые располагают «компетентными и точными» рассказами очевидцев о том, что кокосовая пальма уже росла «в больших рощах в Панаме, Коста-Рике и на острове Кокос», когда туда пришли испанцы, он добавляет: «Возможно, такие рощи кокосовой пальмы достигали на севере побережья Ялиско (Мексика)». И еще: «Самые первые известные рощи в Новом Свете стояли отчасти вдоль побережья, отчасти вдали от моря, но тогда, как и теперь, это явно были именно рощи, а не отдельные пальмы среди девственного леса или кустарника».
Зауэр не определяет своего отношения к различным взглядам на исконную родину и доисторическое распространение кокосовой пальмы, однако говорит о предположениях Кука: «Это исследование по-прежнему остается наиболее значительным вкладом по данному вопросу, хотя его выводы не получили полного признания… Гипотеза Кука в целом натолкнулась на сопротивление, прежде всего потому, что она предполагает высокий уровень мореходства древних, и потому, что кокосовый орех играл менее значительную роль в хозяйстве индейцев, чем индонезийцев».
Самым ярым оппонентом Кука по вопросу распространения американских культурных растений в области Тихого океана много лет был его соотечественник Меррилл.(12) (О подоплеке этого спора рассказано выше.) Однако потом Меррилл сам назвал кокосовую пальму в числе растений, которые с помощью человека пересекли Тихий океан до прихода европейцев.
Он писал: «Приходится согласиться, что время от времени происходили случайные контакты между народами Полинезии и Америки, были даже отдельные контакты между американскими индейцами и жителями островов Восточной Полинезии, однако никаких «тихоокеанских гонок», конечно, не происходило ни в том, ни в другом направлении». И еще: »…вряд ли подлежит сомнению, что полинезийцы ввезли кокосовый орех на западное побережье Америки между Панамой и Эквадором незадолго до прихода испанцев.
Мы не знаем окончательно, откуда происходит вид, не знаем также, когда и как он столь широко распространился. Одно несомненно: кокосовая пальма прочно утвердилась на влажном тихоокеанском побережье Панамы и в сопредельной Колумбии до появления испанцев».
Хотя общего согласия по вопросу о первичном центре возделывания Cocos nucifera нет, это не имеет значения для рассматриваемой проблемы, так же как тот факт, что в последнее время ботаники все больше склонны считать Америку родиной вида. Несмотря на разные мнения о происхождении кокосовой пальмы и начале ее культивирования, никто не оспаривает, что она была широко распространена как на материке к востоку от острова Кокос, так и на островах к западу от него до прихода европейцев.
Никто не сомневался в том, что кокосовый орех способен перенести дальние плавания в океане. Всхожесть ореха всецело определяется сопротивляемостью его глазков морской воде и гнилостным бактериям; примется ли он на новом месте, зависит от рельефа, почвы и растительности. Предположение, что эта полезная пальма могла распространиться через широкие океанские просторы лишь с помощью человека, подтвердилось.
Эдмондсон, занимавшийся в 1941 году опытами на Гавайских островах, и я во время экспедиции «Кон-Тики» в 1947 году независимо друг от друга убедились, что через несколько месяцев пребывания плодов в море в результате действия микроорганизмов их всхожесть понижается или даже вовсе уничтожается, даже если на новом месте они попадут в идеальные условия, например: их высадят на расчищенном участке, в песке, смешанном с землей. Поэтому самостоятельное распространение кокосовой пальмы через обширные водные пространства крайне маловероятно. Если кокосовая пальма попала на остров Кокос прямо из Полинезии, то только с помощью человека.
Ближайшая полинезийская область, откуда кокосовый орех мог быть доставлен на остров Кокос, – это Маркизские острова. Логично спросить, не упоминается ли в полинезийских преданиях о существовании какого-нибудь острова к востоку от Маркизских островов. На поразительно точной карте, которую сделал для капитана Кука полинезиец Тупиа с острова Улитеа, восточнее Маркизского архипелага показан некий остров Уту.
Кроме того, маркизцы рассказали американскому капитану Портеру,(13) что к востоку от их архипелага есть остров под названием Утупу.
Портер пишет: «До сих пор ни один из наших мореплавателей не находил в этом месте острова с таким названием, но если обратиться к карте Тупиа… вблизи того места, куда жители Нуахивы (то есть Нуку-Хивы) помещают Утупу, есть остров Уту… Эта карта, хотя и не выполнена с такой точностью, какой мы требуем от наших специалистов, начерчена сэром Джозефом Бенксом по указаниям Тупиа и очень помогла Куку и другим мореплавателям открыть поименованные на ней острова…
Что Уту, или Утупу, существует, в этом нет никакого сомнения: Тупиа около пятидесяти лет назад получил от других мореплавателей эту информацию и на основе ее указал положение острова на своей карте, а положение, сообщенное теперь Гаттаневой (с острова Нуку-Хивы), мало отличается от сведений Тупиа».
Но что особенно примечательно, маркпзцы, по словам Портера, помнили об этом восточном острове лишь то, что оттуда их предки привезли кокосовый орех: «Рассказывают, что кокосовая пальма, как я уже говорил, доставлена с Утупу, острова, который здешние люди помещают где-то с подветренной стороны Ла Магдалены».(14) Таким образом, в устных преданиях мы не находим подтверждения гипотезы, по которой полинезийские мореплаватели заложили плантации кокосовой пальмы на острове Кокос. Напротив, сообщается, что первые орехи были привезены людьми, прибывшими с богатого кокосовыми пальмами острова на востоке, где лежит Америка.
Если морская вода и микроорганизмы загубят глазки плавающего кокосового ореха, прежде чем какое-либо морское течение успеет доставить его из Полинезии за 4000 миль в район острова Кокос или в Новый Свет, то 300 миль, отделяющие тот же остров от американского материка, – вполне преодолимое расстояние для переноса естественным путем. Тем более что ветры здесь благоприятные, не в пример экваториальной полосе на западе с ее штилями и переменчивыми течениями.
Остается выяснить, мог ли кокосовый орех, принесенный с американского материка, рассчитывать на благоприятные условия, способствующие его естественному распространению на берегах острова Кокос. Целью нашего короткого визита на остров было ознакомиться с местной топографией и растительностью. Таких сведений не найдешь ни в литературе, ни на весьма приблизительных картах.
Обойдя вокруг Кокоса, мы убедились, что крутые скалы и высокие отвесные берега, придающие острову сходство с крепостью, не оставляют ни одного клочка земли, где мог бы зацепиться дрейфующий орех, за исключением узкого устья рек в заливах Чатем и Уэфера в северной части. Экспедиционное судно отдало якорь у залива Чатем; мы высаживались на берег и здесь, и в бухте Уэфера.
После визита Уэфера в 1685 году растительность изменилась так разительно, что, не укажи он точные, исключающие всякую возможность ошибки, координаты, можно было бы подумать, что он говорит о другом острове. Если отряд Уэфера нашел остров «приятным» и без труда поднялся на плато вокруг возвышенности в центре острова, нам было совсем нелегко проникнуть в перегороженную густыми зарослями долину, откуда он начинал свою вылазку.
За один день, который был в нашем распоряжении, нам удалось дойти только до круто вздымающихся стен в глубине долины Уэфера и до ближайших скал. Вспомнились слова Чабба(15), сообщающего в своем геологическом очерке, что он не смог достаточно подробно изучить внутреннюю часть острова и проверить, существует ли в самом деле описанное Уэфером кратерное озеро. При желании сквозь заросло можно было проложить тропу в горы, но такой необходимости не было, так как внутренние плато и долина, где высаживались англичане, «густо поросли кокосовыми пальмами…».
Было очевидно, что за два с половиной столетия густой лес, наступая на кокосовые рощи, занял все прежние расчистки. Во время вылазки мы увидели, что в возвышенных лесных районах и на далеко отстоящих друг от друга гребнях выше леса растут одиночные кокосовые пальмы. Макушки отдельных пальм поднимались и над сплошным пологом дождевого леса, растущего в обеих долинах. Только на небольшой ровной площадке возле берега бухты Уэфера стояла группа кокосовых пальм, которую с натяжкой можно было назвать рощицей. Здесь мы заметили следы недавней расчистки, некоторые пальмы были срублены; возможно, это память о недолгом пребывании в этих местах костариканской колонии преступников.
Не будь у нас записанного черным по белому рассказа Уэфера про обширные рощи внутри острова, можно было бы подумать, что Cocos nucifera на острове Кокос – не культурное растение, а дикая пальма, растущая спонтанно, как составная часть дождевого леса. Но тогда перед нами оказалось бы единственное место с дикорастущей Cocos nucifora. и вопрос о ее происхождении из Нового Света решился бы положительно.
В таком случае появление группы пальм в заливе Уэфера вполне можно было бы объяснить тем, что морское течение принесло кокосовые орехи из Коста-Рики или Панамы. Затем кокосовая пальма могла естественным путем распространиться по дну долины при условии, что не было нынешнего леса, преграждающего путь этим чрезвычайно солнцелюбивым растениям.
С нами вместе на Кокос прибыл плантатор А. Кинандер с островов Общества, специалист по кокосовым пальмам. Он выразил полную уверенность, что молодые ростки зачахли бы в густом подлеске, не успев пробиться сквозь плотный свод. Действительно, нигде, кроме расчистки возле берега, мы не видели ни проросшего ореха, ни молодой пальмы. Все одиночные пальмы, замеченные нами, были уже взрослыми, их вершины вздымались высоко к небу, вырвавшись из мертвой хватки дождевого леса. Густые леса, покрывающие внутреннее нагорье и гребни, отделены от двух глубоких теснин нависшими скалами; они так плотно обступают заканчивающиеся тупиком долины, что ни один орех не мог бы без помощи человека из долины попасть на возвышенное плато, на котором Уэфер видел большие рощи, а мы издали разглядели макушки отдельных пальм.
Если не игнорировать сообщение Уэфера и не считать Cocos nucifera диким уроженцем острова Кокос, остается признать, что задолго до прихода европейцев люди расчистили обширные участки земли на дне долин, на плато и гребнях и разбили на этих участках большие плантации кокосовой пальмы.
Кроме кокосовых пальм, большинство которых мы могли видеть лишь издалека, нам за время короткого визита не попалось никаких признаков деятельности аборигенов, разве что на берегу залива Чатем. Мы не стали затевать раскопок. Подробное исследование в устьях двух рек и в зарослях нагорья, наверно, вознаградит археологов, которые захотят здесь поработать.
В заливе Чатем два узких пляжа разделены высоким мысом. Крутые склоны и искусственно сглаженный гребень мыса покрыты чрезвычайно густой травой, выше человеческого роста, переплетенной вьющимися растениями. Эта растительность резко отличается от окружающего дождевого леса. Здесь ярко выражены следы человеческой деятельности, но они могли появиться уже после того, как остров открыли европейцы. Лишь с помощью мачете удавалось нам пробиться сквозь густую, жесткую траву на склонах, где то и дело встречались небольшие выемно-насыпные площадки. Назначение их неясно. Может быть, на этих площадках стояли скромные жилища? Поросшая травой искусственная терраса на гребне, около шестидесяти метров в ширину и вдвое больше в длину, несомненно потребовала большого труда. Западной границей террасы служит вертикальная четырехметровая выемка в каменно-земляном грунте; весь снятый грунт пошел на расширение поля. С севера в террасу врезается глубокий и широкий овраг, похожий на искусственный ров.
Тут и там попадались совсем свежие расчистки; сараи из рифленого железа и другие следы обитания человека рассказывали о деятельности недавних посетителей острова, возможно кладоискателей.
Мы знали, что здесь некоторое время размещалась костариканская колония преступников. Может быть, она и находилась на большой террасе на мысу? Иначе невозможно объяснить существование этого искусственного сооружения, если исключить деятельность аборигенов. Однако впоследствии выяснилось, что колония с 1878 по 1881 год находилась в заливе Чатем, а не в бухте Уэфера.
Профессор Анастасио Альфаро, посетивший это место, писал в 1898 году: «В день нашей высадки в заливе Чатем, 14 марта, мы с братом Рафаэлем сопровождали сеньора Питье до бухты Уэфера, где стояли дома колонии… На тропе, по которой мы шли, часто попадались следы свиней, ранее содержавшихся в двух свинарниках в бухте Уэфера… Особенно много следов было на пастбищах, а также на плантациях кофе и кешью, возле того места, где некогда стояло главное здание колонии, а теперь осталось лишь несколько гнилых бревен да листы ржавого железа».(16) По имеющимся данным(17), никто не занимался ни земледелием, ни строительством в районе бухты Чатем, а так как колония преступников размещалась в заливе Уэфера, у нас, казалось бы, нет оснований относить большие работы по разбивке террасы на мысу к историческим временам. Если не принимать во внимание колонию и случайные короткие визиты кладоискателей, остров Кокос был необитаем – об этом пишут все, кто там побывал в исторические времена.
На берегах бухт Чатем и Уэфера, а также на расчистках в устье обеих рек было множество старых и свежих разведочных шурфов – работа кладоискателей. Уплатив правительству Коста-Рики пошлину, эти авантюристы получали разрешение искать предполагаемые сокровища. Они были единственными регулярными посетителями острова, который из-за непроходимых зарослей и неприступных берегов не привлекает ни дельцов, ни туристов. На немногочисленных ровных участках в районе причалов вся земля перекопана, кое-где применялась взрывчатка. Одичавшие свиньи усугубили хаос, роясь в мягкой земле и переворачивая камни. Поэтому о первоначальном виде этих мест судить невозможно.
В бухте Уэфера, метрах в пятидесяти от песчаного пляжа, параллельно подножию скал есть два коротких ряда врытых в землю каменных глыб. Вся почва вокруг них так перепахана, что определить, для чего они предназначались, нельзя.
Чтобы надежно вычислить возраст искусственных сооружений в бухтах Чатем и Уэфера, требовалось больше времени, чем мы располагали. Поэтому наши догадки о том, что человек жил на острове в доисторические времена, основаны только на следах расчисток для посадки кокосовых пальм.
В заключение скажем, что древние земледельцы, очевидно, считали положение острова Кокос достаточно важным, если ценой неимоверных усилий расчистили в девственном лесу участки для пальм. Трудно себе представить, что могло побудить полинезийцев проделать такую огромную работу на острове, лежащем более чем в четырех тысячах миль от их области, разве что они вели интенсивную торговлю с Панамской областью, но на это пока нет никаких указаний. Столь же трудно понять, для чего американским индейцам понадобилось сводить большие площади леса на уединенном острове далеко от побережья: ведь кокосовый орех играл незначительную роль в их питании, да и в лесах на материке хватало земли для расчисток.
Мне кажется, что разведение кокосовых пальм на острове Кокос имело смысл лишь в случае, если остров был либо густо населен, либо занимал удобное положение для мореплавателей, которые проходили через этот район и нуждались в пополнении провианта. По собственному опыту могу заверить, что для первобытного мореплавателя нет лучшего провианта, чем свежие, чуть недозревшие кокосовые орехи. Они не боятся соленых брызг, нетребовательны к хранению и в течение многих недель могут служить моряку жидкой и твердой пищей.
Наш коллега, американский археолог Фердон наблюдал, как приморские жители, которые из северной части провинции Эсмеральдас в Эквадоре еще в 1943 году ходили на долбленках типа «имбавура» до Тумако и Буэнавентуры в Колумбии, использовали неочищенные зеленые кокосовые орехи в качестве источника «воды».(18) Зеленые орехи полностью удовлетворяли потребность в питье также тех эквадорских плотогонов, которые в 1947 году доставили нас с Ватсингером и наши бальсовые бревна для плота «Кон-Тики» вниз по реке в Гуаякиль.
В последние годы археологи все более склоняются к мысли, что быстро накапливающиеся свидетельства культурных контактов между Гватемалой, с одной стороны, Эквадором и Северным Перу – с другой, возможно, следует объяснять древними торговыми связями через море.(19) Такое предположение подтверждается и тем, что на побережье, разделяющем эти области, нигде не найдено сходного археологического материала.
Достаточно одного взгляда на карту, чтобы убедиться, что остров Кокос лежит на пути из Эквадора в Гватемалу. Археологические материалы,(20) найденные на Галапагосе, и свидетельство о том, что жители Северо-Запада Южной Америки издавна ходили на парусных плотах, управляемых гуарами, тоже дают серьезное основание рассматривать остров Кокос как идеальную промежуточную гавань в открытом море между областями высокоразвитых культур, сложившихся по обе стороны непроходимых панамских лесов.(21) На нем доиспанские мореплаватели могли отдохнуть и запастись водой и кокосовыми орехами.
Влажный климат, густой дождевой лес и быстрое накопление гумуса типичны для острова Кокос и резко отличают его от засушливых, со скудными почвами островов Галапагос. Будущие археологические работы на Кокосе, очевидно, потребуют немалых затрат. Наиболее вероятными местами археологических находок нам кажутся устья рек и возвышенные плато, некогда занятые рощами кокосовых пальм.
ОСТРОВ ПАСХИ
Даже те читатели, которые помнят «Аку-Аку» – лучшее введение для неспециалиста в последующие главы, вряд ли откажутся расширить свое представление об острове Пасхи, главном объекте археологических исследований экспедиции 1955-1956 годов. Здесь за основу взят написанный Хейердалом географический и исторический обзор, вошедший под заголовком «Очерк острова Пасхи» в первый том отчетов Норвежской археологической экспедиции. Мы не воспроизводим здесь полностью этот очерк, так как он слишком пространен.