Джек Хиггинс
Ночной рейс
Посвящается дяде Бобу
Глава 1"
Щедрость изобилия"
Мэннинг внезапно пробудился от глубокого, без сновидений, сна, словно вернулся к жизни в ту же секунду, как открыл глаза. Обнаженный по пояс, в одних синих брюках, заметно выцветших от солнца и соленой воды, он лежал весь в поту, уставившись в потолок каюты. Взглянув на часы, свесил ноги с кровати и некоторое время сидел, рассматривая свои босые ступни. Правый висок мучительно ныл. Через минуту послышались шаги: кто-то спускался по трапу.
В каюту вошел негр неопределенного возраста в алой рубахе и ярко-голубых штанах. Туалет дополняла видавшая виды фуражка. В его ясных глазах светился ум. Долгие годы, проведенные в море, оставили на лице шрамы и морщины. Посмотрев на негра, Мэннинг торжественно спросил:
– Скажи мне, Сет: кто я такой, черт побери?
– Что, не слишком удачный денек? – усмехнулся моряк. – Может, тебе стоит на время завязать с ромом? Я только что заварил свежий чай.
– Отлично. А где наш клиент?
– Мистер Моррисон отправился на риф с острогой. Велел тебя не беспокоить. Надеюсь, с тунцом ему повезет больше, чем в тот раз. Но вообще-то рыбак он никудышный.
– А нам какое дело? Рыбак он или нет, главное, платит по сто пятьдесят баксов в день. Смотри, не забывай об этом, – отозвался Мэннинг, поднимаясь вслед за Сетом по трапу.
Выйдя на палубу, Гарри Мэннинг, капитан и владелец быстроходного прогулочного судна «Щедрость изобилия», высокий, широкоплечий сильный мужчина с выгоревшими на солнце каштановыми волосами, остановился у поручня и осмотрел пролив.
На его худом лице, обросшем двухдневной щетиной, застыло выражение спокойного безразличия.
В миле от них по проливу прошла двухмачтовая яхта. Очевидно, она совершала рейс на Нассау. На раздувшихся парусах читалась надпись: «Северо-западные круизы». Маленький гидроплан летел на север, его серебристо-голубой фюзеляж сверкал в лучах солнца. Сет принес чай.
– Джимми Уолкер повез туристов в Элевтеру, – заметил он. – В нынешнем сезоне дела у него идут хорошо.
– Денежки он проматывает тоже неплохо, – прокомментировал Мэннинг. – Каждый вечер торчит в «Каравелле» – выгодный клиент.
– Да, но, по-моему, Джимми привлекает вовсе не ром.
– Иногда, Сет, мне кажется, что ты просто напрашиваешься на неприятности. – Мэннинг выплеснул за борт остатки чая. – Надо поискать Моррисона. Нельзя упускать его. Это нанесет удар по моей репутации.
– Кто бы говорил, – мрачно отозвался Сет, помогая хозяину надеть акваланг и тщательно застегнуть ремни.
– Где ружье? – спросил Мэннинг.
– Одно сломалось на прошлой неделе – с ним вечно были какие-то неполадки. А второе взял мистер Моррисон.
– Может быть, именно сейчас он пытается зарядить его с помощью правой ноги.
Мэннинг натянул маску и, перекувыркнувшись через борт, погрузился в прозрачную воду. Он мгновение помедлил, регулируя ток кислорода, и стал плавно спускаться вниз. Ему всегда нравилось плыть одному в этом безмолвном мире. Лучи солнца, преломленные в морских волнах, искорками рассыпались в ярко-зеленых водорослях, которые ковром устилали дно, посверкивали на раковинах и красных морских звездах, хорошо видных на прогалинах белого песка.
Под водой риф напоминал сказочный лес, таящий угрозу. Кораллы переплетались, образуя фантастические безобразные формы. Черноголовые рыбы косяками поднимались вверх, напоминая разрушенные колонны. Несколько больших полосато-серебристых окуней гонялись друг за другом в коралловых кустарниках. Гарри приостановился на секунду, разглядывая их, а потом с силой оттолкнулся ластами и рванулся вперед. Рыбы бросились от него врассыпную.
Под рифом дна не было видно. Там, в темно-синей глубине, сверкающими облаками зависали стайки радужных рыбок, менявших цвет при каждом движении.
Несколько голубых макрелей, преследуемых акулой, врезались в серебристое облачко, и оно распалось. Акула, вильнув хвостом, промчалась мимо Мэннинга, и тот отпрянул в сторону, словно его отбросила чья-то невидимая рука. Невольно он уцепился за зазубренный край расщелины в скале, и тут из зеленоватого тумана появился Моррисон, который начал подниматься на поверхность.
В одной руке он держал гарпунное ружье, в другой – острогу с насаженным на нее серебристым окунем. Мэннинг поплыл к нему, а тот застыл на месте, размахивая своей добычей. С его правого плеча текла кровь, оставляя в зеленой воде длинные коричневые полосы. Приблизившись, Мэннинг увидел, что Моррисон довольно сильно поранился, очевидно задев коралл.
Американец усмехнулся, словно хотел сказать, что все это ерунда, как вдруг глаза его широко раскрылись от страха. Мэннинг начал было оборачиваться, но нечто с ошеломляющей силой толкнуло его прямо на скалу. Мелькнула серебристо-голубая тень: позади него в сумраке исчезла восьмифунтовая барракуда.
Перепуганный Моррисон выронил свое ружье, и оно, таща за собой гарпун, стало медленно опускаться в зеленоватую глубину. Согнувшись, как перочинный ножик, Гарри рванулся вслед, ухватился за леску и подтащил ружье к себе. Пока он наспех перезаряжал его, американец безуспешно пытался втиснуться в какую-то узкую расщелину.
В этот момент из тумана молнией вынырнула барракуда и зависла футах в двадцати от Моррисона. Через несколько мгновений к ней присоединилась другая. Коричневое пятно крови расплывалось, и Мэннинг понял, что не пройдет и минуты, как оно привлечет к себе всех рыб-убийц, блуждающих в округе. Устремившись вверх, он в упор выстрелил в белое брюхо ближайшей к нему барракуды. Она выгнулась в агонии, вырвав ружье из его рук, и перевернулась на спину. От ударов хвоста поднялось кипящее облако, вода окрасилась кровью.
Мэннинг подплыл к Моррисону и вытащил его из расщелины. Когда они обернулись, вторая барракуда метнулась к своей приятельнице, раскрыв пасть, в которой торчали смертоносные, находящие друг на друга зубы. По воде прошла вибрирующая волна, и барракуда тут же поплыла прочь. Из ее окровавленного рта свисали куски костей и кожи. Словно стрелы, из сумрака стали выскакивать все новые и новые тонкие серебристые тела, Гарри схватил Моррисона за руку и потащил вверх.
Они проплыли по мелководью над ярким красно-зеленым рифом, и вскоре у них над головами появился корпус «Щедрости изобилия». Мэннинг и Моррисон круто пошли на поверхность. Американец первым поднялся по лесенке, и Сет помог ему перелезть через поручень. Когда Гарри оказался на корабле, Моррисон, тяжело дыша, уже валялся на палубе.
Сет вопросительно взглянул на капитана, который снимал с себя маску и отстегивал акваланг:
– Нарвались на неприятность?
– Мистер Моррисон поцарапал плечо, и парочка барракуд им заинтересовалась.
Американец сел, и Сет, качая головой, принялся его осматривать.
– Говорил же я вам: будьте осторожны, мистер Моррисон. Нельзя охотиться с острогой, когда из тебя течет кровь. Так барракуды бы вас не тронули, но если уж они почуяли запах крови... тогда другое дело.
– Постараюсь запомнить, – выдавил охотник.
Мэннинг помог ему встать на ноги.
– Пойдемте вниз. Я перевяжу вам плечо, а Сет позаботится об аквалангах.
Накинув на плечи полотенце, Моррисон уселся на койку. Его трясло. Мэннинг вытащил из шкафчика бутылку рома, наполнил стакан и протянул его гостю. Тот выпил залпом и благодарно улыбнулся:
– Я думал, болтают ерунду, будто акулы и барракуды набрасываются на аквалангистов.
– Только если почуют кровь, – объяснил Мэннинг, осторожно смазывая глубокие порезы мертиолатом. – И еще: всегда перезаряжайте ружье после выстрела. Кто знает? А вдруг оно срочно вам понадобится.
– Вряд ли я теперь забуду об этом, – отозвался Моррисон.
В дверях показался Сет:
– "Бонавентура" на подходе, капитан.
– Оставайся тут за главного, – распорядился Мэннинг и обернулся к Моррисону: – Хочу перекинуться словечком с одним старым другом.
Открыв шкафчик, он вытащил оттуда плоский сверток и поднялся на палубу.
«Бонавентура» – старенькое рыболовецкое судно, футов пятьдесят длиной, с рубкой в добрых десять футов, предназначенное для дальних плаваний, было выкрашено зеленой и белой краской, которая кое-где длинными лохмотьями свисала с бортов. Развернувшись, посудина угрожающе покачивалась из стороны в сторону, ныряя носом, словно ее слишком перегрузили.
На палубе стояли двое: бронзовый от загара мальчишка в парусиновых брюках и худой лысоватый мужчина с бельмом на глазу. Они бросили бортовые крюки, кранцы звякнули, и Мэннинг прыгнул на палубу «Бонавентуры».
В кокпите сваленные в кучу валялись три тунца и две гавайские рыбы ваху; вокруг них с жужжанием роилась туча мух. Из рубки высунулся Санчес и улыбнулся Мэннингу:
– Поднимайся, амиго.
Капитану было не меньше шестидесяти, но его жилистое тело, выдубленное солнцем и морем, словно испанская кожа, оставалось по-прежнему крепким. Когда Мэннинг одолел лесенку, ведущую в рубку, Санчес уже наливал в грязные стаканы. Обернувшись, он протянул один из них гостю.
– Твое здоровье, – сказал он довольно мрачно по-испански.
– И твое. – Мэннинг свободно перешел на испанский. – Как дела в Гаване?
– В основном, как обычно. – Старик сплюнул в окошко. – Мы уже начали надеяться, но теперь, когда американцы отказались от своих планов насчет вторжения...
– Давай-ка заключим небольшое пари, – предложил Мэннинг, одним глотком опустошив стакан. – На сотню американских долларов. Ровно через год Кастро не будет править Кубой.
Старик рассмеялся и, поплевав на ладонь, крепко сжал руку Гарри:
– Разве я могу отказаться от такого пари? – Он поднял свой стакан. – За Кастро, пусть он сгниет в аду.
Вытащив из шкафчика коробку тонких сигар, Санчес предложил их гостю.
– А Мария... у нее все в порядке? По-прежнему живет в Испанском Рифе и поет в этом клубе... как его, «Каравелла»?
Мэннинг, кивнув, вынул из-за пояса сверток и бросил его на столик, где лежали карты.
– Вот письмо от Марии. Как дела у ее матери?
– Не очень хорошо, амиго, – со вздохом ответил Санчес. – Но не говори об этом. У Марии и так забот хватает. – Он извлек из кармана замызганный конверт и передал его Мэннингу. – Старуха нацарапала ей. Ясное дело – тут написано, что все прекрасно. Ей хочется убедить в этом Марию во что бы то ни стало.
– Неужели нет никакой возможности увезти ее?
– Нет. Да и здоровье не позволит. – Санчес похлопал Мэннинга по плечу. – Может, на следующий год дела пойдут лучше, а? Тогда ты сможешь вернуться. Опять займешься бизнесом, который у тебя украли. И Мария окажется дома. Все встанет на свои места.
Мэннинг покачал головой:
– Ничто не стоит на месте, Санчес. Все меняется.
– Может, ты и прав. – Старик вздохнул и снова пожал руку Мэннингу. – Иди с Богом, амиго, и скажи Марии, чтоб была осторожна. На прошлой неделе двоих наших ребят убили в Гондурасе: их застрелили прямо на улице. У Фиделя руки длинные.
– На Кубе его могут считать хоть Богом во плоти, а в Нассау Кастро наверняка засадили бы в дурдом, – усмехнулся Мэннинг и стал спускаться по лесенке. – Увидимся через месяц.
Когда он вновь ступил на палубу своего судна, появился Моррисон в сопровождении Сета. Американец приостановился, чтобы закурить сигарету. В это время «Бонавентура» развернулась и направилась в открытое море. На корме было написано ее название и порт, откуда вышло судно.
– Гавана? – изумился Моррисон. – Я и не знал, что кубинские суда заходят так далеко на север.
– Приходится – ради тунца и ваху, – объяснил Мэннинг. – После революции они могут рассчитывать только на свои лодки. На их островах особенно не разживешься. У кубинских властей есть омерзительная привычка: во имя революции они прибирают к рукам все, что им понравилось.
– Кажется, в вашем голосе звучит горечь?
– Еще бы нет! В Гаване у меня был свой бизнес: я занимался спасательными работами. Когда победили fidelistas, они тут же хапанули мою фирму. Точно так же поступили и с другими иностранцами. Я едва успел убраться оттуда на «Щедрости изобилия».
– Значит, нашего друга Кастро вы не слишком жалуете?
Мэннинг пожал плечами:
– В уме ему не откажешь. Кастро, со своими восьмьюдесятью сторонниками, сумел из небольшой заварушки устроить революцию. Но карточный домик, возведенный им, уже дает трещинки, долго он не протянет.
– Вы имеете в виду русских?
– Есть и кое-что посерьезнее. Гуагирос – грязные крестьяне. Им ведь обещали землю, а оказалось, что большая ее часть – это девственные джунгли или горы, заросшие кустарником. Местные жители пребывают, так сказать, в тревожном состоянии духа.
– Стало быть, у вас есть шанс в скором времени вернуть свою фирму? Не исключено, что это произойдет даже быстрее, чем вы думаете.
– Будем надеяться – хуже не станет. – Мэннинг взглянул на часы. – Если мы двинемся в путь сейчас, то придем в Джонстаун засветло и вы угостите меня выпивкой, как обещали. С тунцом вам сегодня не повезло, но зато сколько незабываемых впечатлений.
– С удовольствием угощу, – ответил Моррисон и спустился в каюту.
Сет уже поднимал якорь, а капитан пошел в рубку и завел мотор. Несколько минут спустя корабль уже несся к заливу на полной скорости.
В каюту вошел негр неопределенного возраста в алой рубахе и ярко-голубых штанах. Туалет дополняла видавшая виды фуражка. В его ясных глазах светился ум. Долгие годы, проведенные в море, оставили на лице шрамы и морщины. Посмотрев на негра, Мэннинг торжественно спросил:
– Скажи мне, Сет: кто я такой, черт побери?
– Что, не слишком удачный денек? – усмехнулся моряк. – Может, тебе стоит на время завязать с ромом? Я только что заварил свежий чай.
– Отлично. А где наш клиент?
– Мистер Моррисон отправился на риф с острогой. Велел тебя не беспокоить. Надеюсь, с тунцом ему повезет больше, чем в тот раз. Но вообще-то рыбак он никудышный.
– А нам какое дело? Рыбак он или нет, главное, платит по сто пятьдесят баксов в день. Смотри, не забывай об этом, – отозвался Мэннинг, поднимаясь вслед за Сетом по трапу.
Выйдя на палубу, Гарри Мэннинг, капитан и владелец быстроходного прогулочного судна «Щедрость изобилия», высокий, широкоплечий сильный мужчина с выгоревшими на солнце каштановыми волосами, остановился у поручня и осмотрел пролив.
На его худом лице, обросшем двухдневной щетиной, застыло выражение спокойного безразличия.
В миле от них по проливу прошла двухмачтовая яхта. Очевидно, она совершала рейс на Нассау. На раздувшихся парусах читалась надпись: «Северо-западные круизы». Маленький гидроплан летел на север, его серебристо-голубой фюзеляж сверкал в лучах солнца. Сет принес чай.
– Джимми Уолкер повез туристов в Элевтеру, – заметил он. – В нынешнем сезоне дела у него идут хорошо.
– Денежки он проматывает тоже неплохо, – прокомментировал Мэннинг. – Каждый вечер торчит в «Каравелле» – выгодный клиент.
– Да, но, по-моему, Джимми привлекает вовсе не ром.
– Иногда, Сет, мне кажется, что ты просто напрашиваешься на неприятности. – Мэннинг выплеснул за борт остатки чая. – Надо поискать Моррисона. Нельзя упускать его. Это нанесет удар по моей репутации.
– Кто бы говорил, – мрачно отозвался Сет, помогая хозяину надеть акваланг и тщательно застегнуть ремни.
– Где ружье? – спросил Мэннинг.
– Одно сломалось на прошлой неделе – с ним вечно были какие-то неполадки. А второе взял мистер Моррисон.
– Может быть, именно сейчас он пытается зарядить его с помощью правой ноги.
Мэннинг натянул маску и, перекувыркнувшись через борт, погрузился в прозрачную воду. Он мгновение помедлил, регулируя ток кислорода, и стал плавно спускаться вниз. Ему всегда нравилось плыть одному в этом безмолвном мире. Лучи солнца, преломленные в морских волнах, искорками рассыпались в ярко-зеленых водорослях, которые ковром устилали дно, посверкивали на раковинах и красных морских звездах, хорошо видных на прогалинах белого песка.
Под водой риф напоминал сказочный лес, таящий угрозу. Кораллы переплетались, образуя фантастические безобразные формы. Черноголовые рыбы косяками поднимались вверх, напоминая разрушенные колонны. Несколько больших полосато-серебристых окуней гонялись друг за другом в коралловых кустарниках. Гарри приостановился на секунду, разглядывая их, а потом с силой оттолкнулся ластами и рванулся вперед. Рыбы бросились от него врассыпную.
Под рифом дна не было видно. Там, в темно-синей глубине, сверкающими облаками зависали стайки радужных рыбок, менявших цвет при каждом движении.
Несколько голубых макрелей, преследуемых акулой, врезались в серебристое облачко, и оно распалось. Акула, вильнув хвостом, промчалась мимо Мэннинга, и тот отпрянул в сторону, словно его отбросила чья-то невидимая рука. Невольно он уцепился за зазубренный край расщелины в скале, и тут из зеленоватого тумана появился Моррисон, который начал подниматься на поверхность.
В одной руке он держал гарпунное ружье, в другой – острогу с насаженным на нее серебристым окунем. Мэннинг поплыл к нему, а тот застыл на месте, размахивая своей добычей. С его правого плеча текла кровь, оставляя в зеленой воде длинные коричневые полосы. Приблизившись, Мэннинг увидел, что Моррисон довольно сильно поранился, очевидно задев коралл.
Американец усмехнулся, словно хотел сказать, что все это ерунда, как вдруг глаза его широко раскрылись от страха. Мэннинг начал было оборачиваться, но нечто с ошеломляющей силой толкнуло его прямо на скалу. Мелькнула серебристо-голубая тень: позади него в сумраке исчезла восьмифунтовая барракуда.
Перепуганный Моррисон выронил свое ружье, и оно, таща за собой гарпун, стало медленно опускаться в зеленоватую глубину. Согнувшись, как перочинный ножик, Гарри рванулся вслед, ухватился за леску и подтащил ружье к себе. Пока он наспех перезаряжал его, американец безуспешно пытался втиснуться в какую-то узкую расщелину.
В этот момент из тумана молнией вынырнула барракуда и зависла футах в двадцати от Моррисона. Через несколько мгновений к ней присоединилась другая. Коричневое пятно крови расплывалось, и Мэннинг понял, что не пройдет и минуты, как оно привлечет к себе всех рыб-убийц, блуждающих в округе. Устремившись вверх, он в упор выстрелил в белое брюхо ближайшей к нему барракуды. Она выгнулась в агонии, вырвав ружье из его рук, и перевернулась на спину. От ударов хвоста поднялось кипящее облако, вода окрасилась кровью.
Мэннинг подплыл к Моррисону и вытащил его из расщелины. Когда они обернулись, вторая барракуда метнулась к своей приятельнице, раскрыв пасть, в которой торчали смертоносные, находящие друг на друга зубы. По воде прошла вибрирующая волна, и барракуда тут же поплыла прочь. Из ее окровавленного рта свисали куски костей и кожи. Словно стрелы, из сумрака стали выскакивать все новые и новые тонкие серебристые тела, Гарри схватил Моррисона за руку и потащил вверх.
Они проплыли по мелководью над ярким красно-зеленым рифом, и вскоре у них над головами появился корпус «Щедрости изобилия». Мэннинг и Моррисон круто пошли на поверхность. Американец первым поднялся по лесенке, и Сет помог ему перелезть через поручень. Когда Гарри оказался на корабле, Моррисон, тяжело дыша, уже валялся на палубе.
Сет вопросительно взглянул на капитана, который снимал с себя маску и отстегивал акваланг:
– Нарвались на неприятность?
– Мистер Моррисон поцарапал плечо, и парочка барракуд им заинтересовалась.
Американец сел, и Сет, качая головой, принялся его осматривать.
– Говорил же я вам: будьте осторожны, мистер Моррисон. Нельзя охотиться с острогой, когда из тебя течет кровь. Так барракуды бы вас не тронули, но если уж они почуяли запах крови... тогда другое дело.
– Постараюсь запомнить, – выдавил охотник.
Мэннинг помог ему встать на ноги.
– Пойдемте вниз. Я перевяжу вам плечо, а Сет позаботится об аквалангах.
Накинув на плечи полотенце, Моррисон уселся на койку. Его трясло. Мэннинг вытащил из шкафчика бутылку рома, наполнил стакан и протянул его гостю. Тот выпил залпом и благодарно улыбнулся:
– Я думал, болтают ерунду, будто акулы и барракуды набрасываются на аквалангистов.
– Только если почуют кровь, – объяснил Мэннинг, осторожно смазывая глубокие порезы мертиолатом. – И еще: всегда перезаряжайте ружье после выстрела. Кто знает? А вдруг оно срочно вам понадобится.
– Вряд ли я теперь забуду об этом, – отозвался Моррисон.
В дверях показался Сет:
– "Бонавентура" на подходе, капитан.
– Оставайся тут за главного, – распорядился Мэннинг и обернулся к Моррисону: – Хочу перекинуться словечком с одним старым другом.
Открыв шкафчик, он вытащил оттуда плоский сверток и поднялся на палубу.
«Бонавентура» – старенькое рыболовецкое судно, футов пятьдесят длиной, с рубкой в добрых десять футов, предназначенное для дальних плаваний, было выкрашено зеленой и белой краской, которая кое-где длинными лохмотьями свисала с бортов. Развернувшись, посудина угрожающе покачивалась из стороны в сторону, ныряя носом, словно ее слишком перегрузили.
На палубе стояли двое: бронзовый от загара мальчишка в парусиновых брюках и худой лысоватый мужчина с бельмом на глазу. Они бросили бортовые крюки, кранцы звякнули, и Мэннинг прыгнул на палубу «Бонавентуры».
В кокпите сваленные в кучу валялись три тунца и две гавайские рыбы ваху; вокруг них с жужжанием роилась туча мух. Из рубки высунулся Санчес и улыбнулся Мэннингу:
– Поднимайся, амиго.
Капитану было не меньше шестидесяти, но его жилистое тело, выдубленное солнцем и морем, словно испанская кожа, оставалось по-прежнему крепким. Когда Мэннинг одолел лесенку, ведущую в рубку, Санчес уже наливал в грязные стаканы. Обернувшись, он протянул один из них гостю.
– Твое здоровье, – сказал он довольно мрачно по-испански.
– И твое. – Мэннинг свободно перешел на испанский. – Как дела в Гаване?
– В основном, как обычно. – Старик сплюнул в окошко. – Мы уже начали надеяться, но теперь, когда американцы отказались от своих планов насчет вторжения...
– Давай-ка заключим небольшое пари, – предложил Мэннинг, одним глотком опустошив стакан. – На сотню американских долларов. Ровно через год Кастро не будет править Кубой.
Старик рассмеялся и, поплевав на ладонь, крепко сжал руку Гарри:
– Разве я могу отказаться от такого пари? – Он поднял свой стакан. – За Кастро, пусть он сгниет в аду.
Вытащив из шкафчика коробку тонких сигар, Санчес предложил их гостю.
– А Мария... у нее все в порядке? По-прежнему живет в Испанском Рифе и поет в этом клубе... как его, «Каравелла»?
Мэннинг, кивнув, вынул из-за пояса сверток и бросил его на столик, где лежали карты.
– Вот письмо от Марии. Как дела у ее матери?
– Не очень хорошо, амиго, – со вздохом ответил Санчес. – Но не говори об этом. У Марии и так забот хватает. – Он извлек из кармана замызганный конверт и передал его Мэннингу. – Старуха нацарапала ей. Ясное дело – тут написано, что все прекрасно. Ей хочется убедить в этом Марию во что бы то ни стало.
– Неужели нет никакой возможности увезти ее?
– Нет. Да и здоровье не позволит. – Санчес похлопал Мэннинга по плечу. – Может, на следующий год дела пойдут лучше, а? Тогда ты сможешь вернуться. Опять займешься бизнесом, который у тебя украли. И Мария окажется дома. Все встанет на свои места.
Мэннинг покачал головой:
– Ничто не стоит на месте, Санчес. Все меняется.
– Может, ты и прав. – Старик вздохнул и снова пожал руку Мэннингу. – Иди с Богом, амиго, и скажи Марии, чтоб была осторожна. На прошлой неделе двоих наших ребят убили в Гондурасе: их застрелили прямо на улице. У Фиделя руки длинные.
– На Кубе его могут считать хоть Богом во плоти, а в Нассау Кастро наверняка засадили бы в дурдом, – усмехнулся Мэннинг и стал спускаться по лесенке. – Увидимся через месяц.
Когда он вновь ступил на палубу своего судна, появился Моррисон в сопровождении Сета. Американец приостановился, чтобы закурить сигарету. В это время «Бонавентура» развернулась и направилась в открытое море. На корме было написано ее название и порт, откуда вышло судно.
– Гавана? – изумился Моррисон. – Я и не знал, что кубинские суда заходят так далеко на север.
– Приходится – ради тунца и ваху, – объяснил Мэннинг. – После революции они могут рассчитывать только на свои лодки. На их островах особенно не разживешься. У кубинских властей есть омерзительная привычка: во имя революции они прибирают к рукам все, что им понравилось.
– Кажется, в вашем голосе звучит горечь?
– Еще бы нет! В Гаване у меня был свой бизнес: я занимался спасательными работами. Когда победили fidelistas, они тут же хапанули мою фирму. Точно так же поступили и с другими иностранцами. Я едва успел убраться оттуда на «Щедрости изобилия».
– Значит, нашего друга Кастро вы не слишком жалуете?
Мэннинг пожал плечами:
– В уме ему не откажешь. Кастро, со своими восьмьюдесятью сторонниками, сумел из небольшой заварушки устроить революцию. Но карточный домик, возведенный им, уже дает трещинки, долго он не протянет.
– Вы имеете в виду русских?
– Есть и кое-что посерьезнее. Гуагирос – грязные крестьяне. Им ведь обещали землю, а оказалось, что большая ее часть – это девственные джунгли или горы, заросшие кустарником. Местные жители пребывают, так сказать, в тревожном состоянии духа.
– Стало быть, у вас есть шанс в скором времени вернуть свою фирму? Не исключено, что это произойдет даже быстрее, чем вы думаете.
– Будем надеяться – хуже не станет. – Мэннинг взглянул на часы. – Если мы двинемся в путь сейчас, то придем в Джонстаун засветло и вы угостите меня выпивкой, как обещали. С тунцом вам сегодня не повезло, но зато сколько незабываемых впечатлений.
– С удовольствием угощу, – ответил Моррисон и спустился в каюту.
Сет уже поднимал якорь, а капитан пошел в рубку и завел мотор. Несколько минут спустя корабль уже несся к заливу на полной скорости.
Глава 2
Испанский Риф
Поздним вечером они подходили к Испанскому Рифу. Над белой линией прибоя на фоне ярко-оранжевого неба четко вырисовывалась кайма пальм.
Когда «Щедрость изобилия» развернулась для швартовки у пристани Джонстауна, навстречу ей по каналу прошло судно для дальних круизов. Над водой пронесся беззаботный, заразительно веселый смех, его заглушил шум мотора, и корабль исчез в темноте.
Мэннинг сбросил скорость и повел свое судно к пирсу, выложенному битым камнем, который добывали на восточной стороне гавани. На ограждении сидел высокий красивый негр в форме колониальной полиции и курил сигарету. Вскочив на ноги, он подхватил трос, брошенный Сетом.
Мэннинг выключил мотор, накинул свой старенький бушлат и вышел на палубу, где его ждал Моррисон. Когда они поднялись на мол по ржавой железной лестнице, молодой полицейский уже восседал на прежнем месте. Он улыбался, показывая крепкие белые зубы.
– Удачно сплавали, мистер Мэннинг?
Тот отрицательно качнул головой:
– Ни черта не поймали, Джо, – и обернулся к Моррисону: – Вы еще не знакомы с сержантом Ховардом? Он представляет в этой части света Британскую империю, вернее, то, что от нее осталось. Всех нас держит в ежовых рукавицах.
Моррисон кивнул:
– Мы с сержантом встретились вчера, когда я прилетел в ваши края. Может, выпьете с нами, сержант?
Несколько секунд она стояла, словно ожидая чего-то, и нежно перебирала пальцами струны гитары. Потом начала петь.
В ее не очень сильном голосе, от которого почему-то сжималось сердце и перехватывало горло, звучала печаль умирающего закатного солнца и мягкого прикосновения ночи. Наверное, не больше шести-семи человек понимали, о чем поет Мария, но это не имело никакого значения.
Мэннинг вспомнил их первую встречу тем жарким июльским днем. Кубинское рыболовное судно, битком набитое беженцами, беспомощно дрейфовало в проливе. К Марии его привлекла ее невероятная способность, несмотря ни на что, сохранять внутреннее спокойствие, даже гармонию.
Ее нельзя было назвать красавицей. Кожа золотисто-оливкового цвета, иссиня-черные волосы перевязаны алой лентой. Но в своем театральном костюме она затмевала всех сидящих в зале женщин.
Звуки песни угасли, на мгновение наступила тишина, которая сменилась грохотом аплодисментов. Мария, словно «тореро» на площади в Мехико, стояла, плотно сдвинув ноги и вытянув правую руку, в которой держала шляпу. Мэннинг заказал еще одну порцию рома, а она начала танцевать фламенко, подпевая и притопывая ногами, обутыми в испанские туфельки на высоких каблуках. Песня закончилась на волнующей, пронзительно резкой ноте.
Теперь Марии аплодировали долго. Она исчезла за занавесом, потом вернулась и снова застыла на месте, поставив ноги вместе. Медленно повернув голову, обвела взглядом публику. Встретившись с ней глазами, Мэннинг поднял стакан. Мария слегка кивнула. Она спела еще одну песню и, танцуя, удалилась за занавес. Звуки ее голоса замерли.
Музыканты снова грянули goombay, а Гарри отправился в казино. Было еще рано, и игра шла вяло. Около рулетки стояли двое. Но крупье тянул время, терпеливо дожидаясь притока посетителей.
Курт Винер, хозяин «Каравеллы», худой, седеющий немец лет пятидесяти, в белом смокинге, который он носил с изяществом аристократа, сидел за письменным столом в дальнем углу зала и пересчитывал вчерашнюю выручку. Над его плечом навис управляющий. Увидев Мэннинга, Курт махнул ему рукой.
– Как дела, Гарри?
Тот вытащил двести пятьдесят долларов, полученные от Моррисона, и небрежно бросил их на стол.
– Грех жаловаться. Сегодня привез из Нассау полный самолет туристов.
– Никак не пойму, почему твоя развалюха «Вальрус» все еще летает, – подколол парня Мэннинг. – Может, еще по одной?
– Нет. – Уолкер опустошил свой стакан. – Мне нужно на причал – заправиться. Везу несколько человек в Нассау к двенадцатичасовому рейсу на Майами. Жаль, что пропущу номер Марии. Передай ей это.
– Передам, – мрачно пообещал Гарри.
– Держу пари, передашь! – нагловато хохотнул Джимми и скрылся в толпе.
Мэннинг предложил Моррисону сигарету.
– Не по душе мне этот парень, – заметил американец. – Слишком заносчив.
– Молод еще, вот в чем дело. Вообразил, что влюблен.
– Только вообразил?
– Кто знает? Но в таком возрасте влюбляются в первую встречную милашку.
– А я, к счастью, наверное, никогда не выйду из этой фазы. – Моррисон допил свой джин. – Извините, пойду приму ванну. Не хотите поужинать потом вместе?
– Нет, спасибо, – отказался Мэннинг.
– Ладно, в другой раз. – Моррисон открыл бумажник и положил на стойку бара несколько банкнотов. – А это небольшая добавка к вашему банковскому счету.
Мэннинг пересчитал деньги и нахмурился:
– Мы же договорились о ста пятидесяти в день. Здесь на сто баксов больше.
– Я, по крайней мере, должен оплатить вам новое ружье, – улыбнулся Моррисон. – Когда встречаемся завтра? Я еще не потерял надежду поймать тунца.
– Не стоит спешить. Увидимся на молу в восемь.
– До встречи.
Американец стал проталкиваться сквозь толпу, а Гарри сунул деньги в карман брюк, заказал большую порцию рома и закурил. В этот момент раздался грохот барабана, и танцплощадка сразу опустела. В зале воцарился полумрак, пятно света падало только на арку позади музыкантов.
Когда Мария Сэлас, в черных кожаных брюках для верховой езды, белой шелковой блузке, завязанной узлом на талии, и черной испанской шляпе, сдвинутой набок так, что лицо оставалось в тени, появилась из-за занавеса, по залу пронесся вздох, будто у всех разом перехватило дыхание.
– Так ведь и оплата высока.
– Ладно, рассказывай. Пять лет тюрьмы. Побережье кишмя кишит военными катерами, особенно после кубинского кризиса. А кстати, тебя-то почему это интересует? Ты же зарабатываешь деньги другими способами.
– Считай, что у меня особая симпатия к беженцам. После войны я несколько лет и сам находился в таком положении, – улыбнулся Винер. – Подумай, Гарри. Предложение пока остается в силе.
Мэннинг допил свой бокал и поднялся:
– Спасибо, конечно, но дела у меня еще не так плохи. Пока.
Выйдя из комнаты, он прошел через казино в бар. Здесь на секунду задержался, а потом пересек фойе и поднялся по лестнице на второй этаж.
Здесь властвовала тишина. Мэннинг шел по широкому, устланному ковром коридору. Где-то засмеялась женщина, но звук ее голоса казался удивительно далеким. Музыка, игравшая внизу, доносилась сюда словно из другого мира.
Он открыл дверь номера в конце коридора. Внутри царил полумрак. Свет шел только от лампы под абажуром, стоящей в центре комнаты на маленьком столике.
Она сидела в старом плетеном кресле, плотно завернувшись в халат, защищавший ее от ночной прохлады.
– Привет, Гарри! – тихо сказала Мария.
Мэннинг протянул ей сигарету. Она наклонилась к спичке, которую он прикрыл ладонью, пламя высветило черты ее лица и глаза, казавшиеся темными колодцами.
– Как прошел день?
– Не хуже, чем обычно. Жизнь прекрасна, главное – не сдаваться.
Мэннинг не сумел скрыть свою горечь. Мария покачала головой.
– Так не может больше продолжаться, Гарри. Нельзя все время оплакивать свое прошлое. Да, в Гаване ты имел процветающую фирму. Она потеряна. Лучше принять все как есть, чем изо дня в день надеяться, что каким-то чудом она к тебе вернется.
– Мне помощь не нужна. На жизнь я зарабатываю.
– Едва-едва. – В голосе Марии появились гневные нотки. – Разве это жизнь для такого человека, как ты? В Гаване ты начал с нуля. Почему бы не попробовать снова?
– Наверное, я устал, – ответил Мэннинг. – Не забывай: сейчас я на пятнадцать лет старше. Мы только что разговаривали с Винером. Он хочет, чтобы я перевозил беженцев во Флориду. Короткий ночной рейс, сделал дело – и никаких вопросов.
– Но ты же не согласился? – Мария тревожно подалась вперед.
– Не беспокойся. У меня хватило здравого смысла. – Он вытащил из кармана рубашки конверт и бросил его на колени Марии. – Письмо от твоей матери.
Охнув от неожиданности, Мария вскочила и побежала в спальню. Мэннинг наблюдал, как она лихорадочно вскрывала конверт, и, поднеся его к лампе, углубилась в чтение. Потом он отвернулся, вышел на балкон и оперся на поручень.
Через некоторое время к нему подошла Мария и встала рядом.
– Как там Санчес?
– По-моему, он в хорошей форме.
– Что он сказал?
Мэннинг старался уловить выражение ее глаз, но лицо Марии было в тени.
– Санчес сказал только, что двоих ваших людей убили в Гондурасе на прошлой неделе. И велел передать, чтобы ты была осторожной. И что у Кастро длинные руки.
– Значит, ему и надо быть осторожным, – просто рассудила Мария. – А то останется без рук.
– Ты впуталась в какую-то историю, Мария? – нахмурился Мэннинг. – Я должен знать, что происходит.
– Нет никаких причин для беспокойства, Гарри, – улыбнулась она. – Совершенно никаких.
Мария стояла так близко, что их плечи соприкасались, стоило ей слегка пошевелиться.
От ветра вода рябила, и над гаванью стелился легкий туман. На душе у Мэннинга стало легче, хотя тревога, таившаяся где-то в глубине сознания, не покидала его сейчас – рядом с Марией он был счастлив и неудовлетворен одновременно. День прошел паршиво, и прошлое без труда ожило в его памяти. Мэннинг вздохнул и выпрямился.
– О чем думаешь? – Мария смотрела на него, ее лицо в темноте казалось бледным пятном.
– О жизни! Ни в чем нельзя быть уверенным. Совершенно ни в чем.
Мария придвинулась еще ближе, Гарри взял ее руки в свои.
Позади них, далеко за мысом, на море стали появляться белые барашки.
– К утру будет шторм.
Мария посмотрела на море и вздрогнула:
– Пойдем в дом, Гарри. Мое следующее, выступление в одиннадцать. У нас есть еще три часа.
Она мягко высвободилась и ушла в комнату. Мэннинг на минуту задержался, вглядываясь в море. По крыше прошелестел ветерок, застонал, словно накликая беду. Смутное, неясное беспокойство поднялось в его душе. Он повернулся и быстро последовал за Марией.
~~
Проснувшись, он лежал в туманной полудреме и прислушивался к вою поднявшегося ветра. Где-то далеко над морем глухо пророкотал гром.
Вытянув руку, Мэннинг понял, что Марии рядом нет. Он откинул простыню и взглянул на часы. Начало двенадцатого. С минуту сидел нахмурившись, но вспомнил, что сегодня пятница и у Марии идет ночное выступление. Наверное, она решила не будить его.
Гарри встал, прошлепал в ванную и включил душ. Обжигающе холодные струи наполнили его энергией. Его тело ожило, в нем забурлила кровь. В половине двенадцатого он спустился вниз. Ставни на террасе стучали под порывами ветра. В казино no-прежнему было мало народу, бар тоже оказался на удивление пуст.
Моррисон, сидевший на высокой табуретке, пил джин-слинг и листал старый журнал для яхтсменов. Увидев Мэннинга, он улыбнулся.
– А, привет. Пить будете?
Нахмурившись, капитан оглядел пустующую танцплощадку.
– Что так тихо? Когда закончилось шоу?
– Сегодня ночное шоу не состоялось, – сообщил Моррисон, и в этот момент порыв ветра вдруг со всей силы ударил по зданию. – Похоже, нас атакуют.
Мэннинг уже повернулся было, чтобы уйти, и снова смутное ничем не объяснимое беспокойство шевельнулось в нем. В казино вошел Винер, держа в руках ящичек с кассой. Не успел он зайти за стойку бара, как Гарри схватил его за руку.
– Что, черт побери, здесь происходит? Мария сказала, что в одиннадцать у нее еще одно выступление. Где она?
Винер положил ящичек на стойку и тяжело вздохнул.
– Может, тебе лучше сначала выпить, приятель?
Мэннинг не успел ответить, на улице раздался крик, дверь распахнулась, и ветер тут же с грохотом ударил ее о стенку. Пошатываясь, в бар ввалился промокший насквозь мужчина: с его штормовки текли потоки воды. Тихо постанывая, он привалился к стойке бара, вцепившись в нее руками.
Только теперь все узнали старого рыбака Сондерса, который в сезон выходил далеко в море на зафрахтованном судне. Винер зашел за стойку, налил рома и протянул старику стакан.
Когда «Щедрость изобилия» развернулась для швартовки у пристани Джонстауна, навстречу ей по каналу прошло судно для дальних круизов. Над водой пронесся беззаботный, заразительно веселый смех, его заглушил шум мотора, и корабль исчез в темноте.
Мэннинг сбросил скорость и повел свое судно к пирсу, выложенному битым камнем, который добывали на восточной стороне гавани. На ограждении сидел высокий красивый негр в форме колониальной полиции и курил сигарету. Вскочив на ноги, он подхватил трос, брошенный Сетом.
Мэннинг выключил мотор, накинул свой старенький бушлат и вышел на палубу, где его ждал Моррисон. Когда они поднялись на мол по ржавой железной лестнице, молодой полицейский уже восседал на прежнем месте. Он улыбался, показывая крепкие белые зубы.
– Удачно сплавали, мистер Мэннинг?
Тот отрицательно качнул головой:
– Ни черта не поймали, Джо, – и обернулся к Моррисону: – Вы еще не знакомы с сержантом Ховардом? Он представляет в этой части света Британскую империю, вернее, то, что от нее осталось. Всех нас держит в ежовых рукавицах.
Моррисон кивнул:
– Мы с сержантом встретились вчера, когда я прилетел в ваши края. Может, выпьете с нами, сержант?
Несколько секунд она стояла, словно ожидая чего-то, и нежно перебирала пальцами струны гитары. Потом начала петь.
В ее не очень сильном голосе, от которого почему-то сжималось сердце и перехватывало горло, звучала печаль умирающего закатного солнца и мягкого прикосновения ночи. Наверное, не больше шести-семи человек понимали, о чем поет Мария, но это не имело никакого значения.
Мэннинг вспомнил их первую встречу тем жарким июльским днем. Кубинское рыболовное судно, битком набитое беженцами, беспомощно дрейфовало в проливе. К Марии его привлекла ее невероятная способность, несмотря ни на что, сохранять внутреннее спокойствие, даже гармонию.
Ее нельзя было назвать красавицей. Кожа золотисто-оливкового цвета, иссиня-черные волосы перевязаны алой лентой. Но в своем театральном костюме она затмевала всех сидящих в зале женщин.
Звуки песни угасли, на мгновение наступила тишина, которая сменилась грохотом аплодисментов. Мария, словно «тореро» на площади в Мехико, стояла, плотно сдвинув ноги и вытянув правую руку, в которой держала шляпу. Мэннинг заказал еще одну порцию рома, а она начала танцевать фламенко, подпевая и притопывая ногами, обутыми в испанские туфельки на высоких каблуках. Песня закончилась на волнующей, пронзительно резкой ноте.
Теперь Марии аплодировали долго. Она исчезла за занавесом, потом вернулась и снова застыла на месте, поставив ноги вместе. Медленно повернув голову, обвела взглядом публику. Встретившись с ней глазами, Мэннинг поднял стакан. Мария слегка кивнула. Она спела еще одну песню и, танцуя, удалилась за занавес. Звуки ее голоса замерли.
Музыканты снова грянули goombay, а Гарри отправился в казино. Было еще рано, и игра шла вяло. Около рулетки стояли двое. Но крупье тянул время, терпеливо дожидаясь притока посетителей.
Курт Винер, хозяин «Каравеллы», худой, седеющий немец лет пятидесяти, в белом смокинге, который он носил с изяществом аристократа, сидел за письменным столом в дальнем углу зала и пересчитывал вчерашнюю выручку. Над его плечом навис управляющий. Увидев Мэннинга, Курт махнул ему рукой.
– Как дела, Гарри?
Тот вытащил двести пятьдесят долларов, полученные от Моррисона, и небрежно бросил их на стол.
– Грех жаловаться. Сегодня привез из Нассау полный самолет туристов.
– Никак не пойму, почему твоя развалюха «Вальрус» все еще летает, – подколол парня Мэннинг. – Может, еще по одной?
– Нет. – Уолкер опустошил свой стакан. – Мне нужно на причал – заправиться. Везу несколько человек в Нассау к двенадцатичасовому рейсу на Майами. Жаль, что пропущу номер Марии. Передай ей это.
– Передам, – мрачно пообещал Гарри.
– Держу пари, передашь! – нагловато хохотнул Джимми и скрылся в толпе.
Мэннинг предложил Моррисону сигарету.
– Не по душе мне этот парень, – заметил американец. – Слишком заносчив.
– Молод еще, вот в чем дело. Вообразил, что влюблен.
– Только вообразил?
– Кто знает? Но в таком возрасте влюбляются в первую встречную милашку.
– А я, к счастью, наверное, никогда не выйду из этой фазы. – Моррисон допил свой джин. – Извините, пойду приму ванну. Не хотите поужинать потом вместе?
– Нет, спасибо, – отказался Мэннинг.
– Ладно, в другой раз. – Моррисон открыл бумажник и положил на стойку бара несколько банкнотов. – А это небольшая добавка к вашему банковскому счету.
Мэннинг пересчитал деньги и нахмурился:
– Мы же договорились о ста пятидесяти в день. Здесь на сто баксов больше.
– Я, по крайней мере, должен оплатить вам новое ружье, – улыбнулся Моррисон. – Когда встречаемся завтра? Я еще не потерял надежду поймать тунца.
– Не стоит спешить. Увидимся на молу в восемь.
– До встречи.
Американец стал проталкиваться сквозь толпу, а Гарри сунул деньги в карман брюк, заказал большую порцию рома и закурил. В этот момент раздался грохот барабана, и танцплощадка сразу опустела. В зале воцарился полумрак, пятно света падало только на арку позади музыкантов.
Когда Мария Сэлас, в черных кожаных брюках для верховой езды, белой шелковой блузке, завязанной узлом на талии, и черной испанской шляпе, сдвинутой набок так, что лицо оставалось в тени, появилась из-за занавеса, по залу пронесся вздох, будто у всех разом перехватило дыхание.
– Так ведь и оплата высока.
– Ладно, рассказывай. Пять лет тюрьмы. Побережье кишмя кишит военными катерами, особенно после кубинского кризиса. А кстати, тебя-то почему это интересует? Ты же зарабатываешь деньги другими способами.
– Считай, что у меня особая симпатия к беженцам. После войны я несколько лет и сам находился в таком положении, – улыбнулся Винер. – Подумай, Гарри. Предложение пока остается в силе.
Мэннинг допил свой бокал и поднялся:
– Спасибо, конечно, но дела у меня еще не так плохи. Пока.
Выйдя из комнаты, он прошел через казино в бар. Здесь на секунду задержался, а потом пересек фойе и поднялся по лестнице на второй этаж.
Здесь властвовала тишина. Мэннинг шел по широкому, устланному ковром коридору. Где-то засмеялась женщина, но звук ее голоса казался удивительно далеким. Музыка, игравшая внизу, доносилась сюда словно из другого мира.
Он открыл дверь номера в конце коридора. Внутри царил полумрак. Свет шел только от лампы под абажуром, стоящей в центре комнаты на маленьком столике.
Она сидела в старом плетеном кресле, плотно завернувшись в халат, защищавший ее от ночной прохлады.
– Привет, Гарри! – тихо сказала Мария.
Мэннинг протянул ей сигарету. Она наклонилась к спичке, которую он прикрыл ладонью, пламя высветило черты ее лица и глаза, казавшиеся темными колодцами.
– Как прошел день?
– Не хуже, чем обычно. Жизнь прекрасна, главное – не сдаваться.
Мэннинг не сумел скрыть свою горечь. Мария покачала головой.
– Так не может больше продолжаться, Гарри. Нельзя все время оплакивать свое прошлое. Да, в Гаване ты имел процветающую фирму. Она потеряна. Лучше принять все как есть, чем изо дня в день надеяться, что каким-то чудом она к тебе вернется.
– Мне помощь не нужна. На жизнь я зарабатываю.
– Едва-едва. – В голосе Марии появились гневные нотки. – Разве это жизнь для такого человека, как ты? В Гаване ты начал с нуля. Почему бы не попробовать снова?
– Наверное, я устал, – ответил Мэннинг. – Не забывай: сейчас я на пятнадцать лет старше. Мы только что разговаривали с Винером. Он хочет, чтобы я перевозил беженцев во Флориду. Короткий ночной рейс, сделал дело – и никаких вопросов.
– Но ты же не согласился? – Мария тревожно подалась вперед.
– Не беспокойся. У меня хватило здравого смысла. – Он вытащил из кармана рубашки конверт и бросил его на колени Марии. – Письмо от твоей матери.
Охнув от неожиданности, Мария вскочила и побежала в спальню. Мэннинг наблюдал, как она лихорадочно вскрывала конверт, и, поднеся его к лампе, углубилась в чтение. Потом он отвернулся, вышел на балкон и оперся на поручень.
Через некоторое время к нему подошла Мария и встала рядом.
– Как там Санчес?
– По-моему, он в хорошей форме.
– Что он сказал?
Мэннинг старался уловить выражение ее глаз, но лицо Марии было в тени.
– Санчес сказал только, что двоих ваших людей убили в Гондурасе на прошлой неделе. И велел передать, чтобы ты была осторожной. И что у Кастро длинные руки.
– Значит, ему и надо быть осторожным, – просто рассудила Мария. – А то останется без рук.
– Ты впуталась в какую-то историю, Мария? – нахмурился Мэннинг. – Я должен знать, что происходит.
– Нет никаких причин для беспокойства, Гарри, – улыбнулась она. – Совершенно никаких.
Мария стояла так близко, что их плечи соприкасались, стоило ей слегка пошевелиться.
От ветра вода рябила, и над гаванью стелился легкий туман. На душе у Мэннинга стало легче, хотя тревога, таившаяся где-то в глубине сознания, не покидала его сейчас – рядом с Марией он был счастлив и неудовлетворен одновременно. День прошел паршиво, и прошлое без труда ожило в его памяти. Мэннинг вздохнул и выпрямился.
– О чем думаешь? – Мария смотрела на него, ее лицо в темноте казалось бледным пятном.
– О жизни! Ни в чем нельзя быть уверенным. Совершенно ни в чем.
Мария придвинулась еще ближе, Гарри взял ее руки в свои.
Позади них, далеко за мысом, на море стали появляться белые барашки.
– К утру будет шторм.
Мария посмотрела на море и вздрогнула:
– Пойдем в дом, Гарри. Мое следующее, выступление в одиннадцать. У нас есть еще три часа.
Она мягко высвободилась и ушла в комнату. Мэннинг на минуту задержался, вглядываясь в море. По крыше прошелестел ветерок, застонал, словно накликая беду. Смутное, неясное беспокойство поднялось в его душе. Он повернулся и быстро последовал за Марией.
~~
* * *
~~Проснувшись, он лежал в туманной полудреме и прислушивался к вою поднявшегося ветра. Где-то далеко над морем глухо пророкотал гром.
Вытянув руку, Мэннинг понял, что Марии рядом нет. Он откинул простыню и взглянул на часы. Начало двенадцатого. С минуту сидел нахмурившись, но вспомнил, что сегодня пятница и у Марии идет ночное выступление. Наверное, она решила не будить его.
Гарри встал, прошлепал в ванную и включил душ. Обжигающе холодные струи наполнили его энергией. Его тело ожило, в нем забурлила кровь. В половине двенадцатого он спустился вниз. Ставни на террасе стучали под порывами ветра. В казино no-прежнему было мало народу, бар тоже оказался на удивление пуст.
Моррисон, сидевший на высокой табуретке, пил джин-слинг и листал старый журнал для яхтсменов. Увидев Мэннинга, он улыбнулся.
– А, привет. Пить будете?
Нахмурившись, капитан оглядел пустующую танцплощадку.
– Что так тихо? Когда закончилось шоу?
– Сегодня ночное шоу не состоялось, – сообщил Моррисон, и в этот момент порыв ветра вдруг со всей силы ударил по зданию. – Похоже, нас атакуют.
Мэннинг уже повернулся было, чтобы уйти, и снова смутное ничем не объяснимое беспокойство шевельнулось в нем. В казино вошел Винер, держа в руках ящичек с кассой. Не успел он зайти за стойку бара, как Гарри схватил его за руку.
– Что, черт побери, здесь происходит? Мария сказала, что в одиннадцать у нее еще одно выступление. Где она?
Винер положил ящичек на стойку и тяжело вздохнул.
– Может, тебе лучше сначала выпить, приятель?
Мэннинг не успел ответить, на улице раздался крик, дверь распахнулась, и ветер тут же с грохотом ударил ее о стенку. Пошатываясь, в бар ввалился промокший насквозь мужчина: с его штормовки текли потоки воды. Тихо постанывая, он привалился к стойке бара, вцепившись в нее руками.
Только теперь все узнали старого рыбака Сондерса, который в сезон выходил далеко в море на зафрахтованном судне. Винер зашел за стойку, налил рома и протянул старику стакан.