Хмелевская Иоанна. Алмазная история [Великий алмаз, Большой алмаз]

   — …с французами. — Полковник наконец подобрал нужное слово. — Шли бои с французами. Они разграбили сокровищницу, а мы у них добычу отобрали. Раджа погиб… Ну, надо признаться, что… Никогда ранее я ничего подобного не видывал. Кое-что и мне досталось…
   Он снова запнулся, как бы углубившись в свои воспоминания.
   — Больше досталось таким, у которых совсем не было совести, — пробормотал себе под нос полковник Уайт.
   Арабелла даже пожалела, что не была молодым человеком в те прекрасные времена. Угрызения совести её бы не мучили, это уж точно, а разбогатев, могла бы жениться на ком захотелось. Затем она, впрочем, вспомнила, что Джорджа-младшего в ту пору и на свете не было, и, наконец, все её мысли занял Великий Алмаз в брюхе божества, весьма вероятно, что Шивы. А может, Будды или Брахмы, или ещё какого другого, ведь её муж далеко не всегда прав. Интересно все же, где находится тот храм…
   Конкретная идея ещё не пришла ей в голову. Её подсказал чуть позже сам супруг, когда дамы удалились, а мужчины остались в салоне. Ясное дело, подсказал, сам того не ведая.
   Мужской разговор Арабелла подслушала совершенно случайно. Рани и вице-директорша какое-то время были заняты посещением гардероба и других укромных мест. Хозяйка же вернулась к дверям салона, так как оставила там на маленьком столике свои благовония, вынутые из специального мешочка. Незадолго перед этим они с супругой вице-директора сравнивали свои благовония. Мешочек, привязанный к поясу, был крепко стянут золотым шнурком, и она не успела положить обратно небольшую шкатулочку с пахучими веществами, так как муж срочно погнал её в столовую, вот и пришлось оставить шкатулку на столике. Вернувшись теперь за забытой вещицей, Арабелла услышала продолжение ранее начатого разговора.
   — …как раз чьё, и неизвестно, — уныло объяснял полковник Гаррис. — Ходили слухи, что алмаз принадлежал некоему французу, который получил его за свою жену от одного раджи. Проще говоря, продал жену за алмаз. Абстрагируясь от законности сделки, алмаз принадлежал ему, раз получил в качестве платы. Право собственности раджи на камень, кажется, никто сомнению не подвергал. Так мне рассказывали. Довольно туманно, впрочем…
   — Откуда, же собственность оказалась в храме?
   — Неизвестно.
   — Может, раджа погиб во время военных действий и добычу у него отобрали?
   — Или спрятали, как другие драгоценности из сокровищницы?
   — Неважно, чья он собственность, — говорил вице-директор компании. — Если вы относитесь к этому как к делу чести, любой грабёж опасен. Малейшие беспорядки…
   — Всякие беспорядки исключены, — отрезал полковник Блэкхилл. — И, как вы сами господа, убедились, никто о нем не знает. Никто, кроме меня, его не видел. И только одному мне известно, где он находится. И, будьте уверены, я никому рассказывать не собираюсь. А место это глухое и малопосещаемое.
   Жрецы его стерегут, так как там спрятана также половина той сокровищницы из дворца раджи Бихара, который, насколько мне известно, был врагом вашего отца.
   Полковник обернулся к радже Горакпура, соизволившему ответить:
   — И побеждён при вашем активном содействии…
   Дальше Арабелла не слушала. Не могла же она торчать под дверью салона: кругом шныряла прислуга, да и гостьи её заждались. Однако и того, что услышала, было вполне достаточно. И уже в голове стали зарождаться пока ещё не слишком ясные мысли.
   «Он один знает… Дело чести… Ограбление, если бы кто украл, думали бы на него… Вот здорово!
   Подозрения, ему бы пришлось объяснять, оправдываться… А для него — хуже нет… Ох, хоть бы украли!… Такое пятно на репутации! Но кто же украдёт, если никто не знает?… Разве что я сама. Жена-воровка — тоже компрометация и позор…» На пороге гостиной решение уже было принято.
   Арабелла решила украсть алмаз сама, если только удастся разузнать, где он находится.
   К делу она отнеслась чрезвычайно серьёзно.
   Единственным человеком, кто невольно мог ей помочь, был ординарец мужа. Немногим моложе полковника, он участвовал вместе с ним практически во всех кампаниях. Арабеллу он очень любил, хотя порой и обижался, что она так мало интереса проявляет к карьере супруга и его славному боевому пути. Честно говоря, Арабелла совсем этим не интересовалась, но время от времени, чтобы сделать человеку приятное, задавала какие-то вопросы и притворялась, что слушает пространные ответы.
   Проблема же была в том, что полковник Блэкхилл любил на службе иметь под рукой ординарца, а дома — жену. Минуты, когда оба бывали свободны от его общества, случались крайне редко. Но Арабелла знала, как помочь делу, и немедленно расширила палитру своих капризов и выкидываемых номеров, так что уже через неделю добилась поставленной цели.
   Полковник Блэкхилл отчаялся предугадать, что его жене взбредёт в голову. Отправится ли в индийскую деревню играть с грязными детьми или искать местного знахаря. Выйдет ли на террасу без платья, утверждая, что ей жарко, и демонстрируя ноги чуть ли не до колен. Ноги того стоили, это он признавал, но не намерен был мириться с публичным их показом. Устроит ли пикник только для дам, а в качестве прислуги использует исключительно молодых и неженатых офицеров, или, ещё хуже, — солдат. Закроется ли в своих комнатах с кем-то совершенно неподходящим и хоть ласками его не одарит, но вызовет настоящий взрыв сплетён. Или поедет черт знает куда, подвергаясь опасности встретиться с тигром, разбойниками или ещё какой голытьбой. А то посадит за стол факиров. Вздумает дрессировать слонов, отправится купаться нагишом в фонтане вице-губернатора. Или выкинет ещё какое не менее компрометирующее безумство.
   Полковник боялся себе признаться, что жена в полной мере ему не подчиняется и справиться с ней он не в состоянии. Тогда следовало бы признать, что и женитьба на молодой красивой девушке оказалась ошибкой, а полковник Блэкхилл ошибок не совершал.
   В конце концов он нашёл выход. Вполне доволен им не был, но другого не видел. Он решил в некоторой степени пострадать сам, отказываясь от услуг любимого ординарца, к которому за многие годы так привык, но который в то же время был единственным человеком, заслуживающим абсолютного доверия. А в придачу был разумным, решительным и имевшим, в данном случае столь необходимое, чувство такта. Полковник постановил приставить его к жене, вменив в обязанность противодействовать по мере возможности её непредсказуемым штучкам.
   Ни о чем другом Арабелла и не мечтала.
   Тут же были забыты все домашние и светские глупости, зато на первый план неожиданно выдвинулись верховые прогулки, во время которых ординарец, ясное дело, обязан был её сопровождать.
   Таким образом, Арабелла заполучила в своё распоряжение кладезь информации.
   С первой же минуты и без малейших усилий Арабелла получила исчерпывающие сведения о военной карьере мужа и всех его приключениях. Теперь она уже слушала внимательно, а поощрённый ординарец все больше входил во вкус и болтал не переставая. Арабеллу прежде всего интересовали географические подробности, названия завоёвываемых местностей и контролируемых городов, в чем ординарец не усматривал ничего подозрительного.
   Наконец добрались и до событий десятилетней давности; штурма дворца раджи и проблем с храмами. Арабелла терпеливо и даже с интересом выслушала, утомительнейшие подробности чисто военного плана, рассказ об атаках и обороне, количестве и размещении солдат, а также характеристику использованного оружия, после чего начала задавать вопросы, на которые ординарец давал обширнейшие ответы, не задумываясь ни на мгновение.
   — Я слышала, что муж тогда не допустил какого-то грабежа, — сказала она наконец. — Дворца или храма, а затем что-то охранял. Он мне об этом рассказывал. Они стояли там довольно долго, только я уже не помню, где именно.
   — Два года, — ответил ординарец. — Но только все было совсем не так. Господин полковник всегда был справедлив и держал слово. Не только дворец тронуть не позволил, но и храм тоже. Даже выделил эскорт, когда они сами, здешние то есть, своё добро переносили, ну, честно говоря, лично сопровождал. Вместе со мной. И навёл порядок! Быстренько всех утихомирил, и потом эти два года, почитай, и делать-то было нечего.
   — И где же все это происходило?
   Ординарец рассмеялся.
   — Здесь, — ответил он, явно развеселившись.
   — Как здесь? — поразилась Арабелла.
   — Прямёхонько тут, где мы сейчас находимся, в этом самом доме и жил, только тогда он был в худшем состоянии, дом то есть. Сами изволите видеть, госпожа полковница, и следа от всех тех происшествий не осталось. Никто о них и не вспоминает. А тогда ещё пытались, ведь у них здесь святое место, вон там…
   Он ткнул хлыстом в направлении густой зелени на границе парка, являвшегося частью резиденции полковника. Зелёный массив был достаточно велик и переходил далее в джунгли. Арабелла со слугой как раз возвращалась после очередной прогулки, и ворота резиденции оказались прямо перед ними. Поражённая хозяйка не могла вымолвить ни слова.
   — Держат там какого-то своего божка, — продолжал ординарец. — А беспорядки тогда, собственно, возникли, когда наши миссионеры… ну, как бы это выразиться… немного перегнули. Да и они, местные то есть, меж собой не шибко ладили, все из-за своего идолопоклонства. Так вышло, что уже вроде и мир был, а тут снова началась заваруха, и господину полковнику пришлось наводить порядок. На два года его сюда откомандировали. Здешние что-то на манер заговора учинили, одни против других, а те, другие, и донесли. Однажды ночью они возьми и выступи, а мы их уже поджидали. Меня господин полковник поставил за нашими людьми на краю шеренги, вон там я спрятался… Отсюда не видно, заросло все, тропинка была у меня за спиной. Тогда только одна туда вела. Сейчас вторую протоптали с другой стороны, чтобы через парк не лазали, ведь эти язычники и по сю пору туда шастают, жертвы свои приносят. Людей я поставил по приказу господина полковника так, чтобы в тыл к нам не зашли…
   Арабелла перестала слушать. Вопреки своей воле, фактически машинально, она направила лошадь к зарослям, минуя ворота и медленно двигаясь вдоль ограды. Ординарец охотно последовал за ней, так как благодаря такому манёвру мог не только рассказывать, но и показывать, превознося военные таланты полковника, который так гениально устроил засаду заговорщикам. Перебили их всех до одного, за что служители святого места были ужасно благодарны своему спасителю…
   Арабелла уже успела прийти в себя и охотно признала, что военную операцию действительно задумали и осуществили превосходно. На военную операцию ей было, честно говоря, глубоко наплевать, но что стоило поддакнуть ординарцу?
   — И тот храм все ещё там? — поинтересовалась она, поворачивая лошадь, так как дальше сквозь заросли проехать было просто невозможно.
   — Там, куда он денется? Теперь о нем мало вспоминают, ведь ссориться больше некому.
   — Я бы хотела его увидеть.
   Ординарец покрутил головой.
   — Ой, лучше не надо. И добраться нелегко, и чужих здесь не любят. Вы, госпожа полковница, ещё плохо их знаете. А ведь им раз плюнуть — подослать такого с ножом. И не поглядят, что дама. А если и поглядят, то мужа пырнут.
   Мысль, что, просто заглянув в храм, можно избавиться от мужа руками жрецов, чрезвычайно понравилась Арабелле. Об алмазе она предусмотрительно не спрашивала: там он или не там, ординарец знать не обязан. Хотя, конечно, очень мало шансов, чтобы по прошествии двенадцати лет сокровище по-прежнему находилось на месте. Зато само посещение…
   Возможность совершить богопротивный поступок в присутствии ординарца была нулевой. Чтобы удержать хозяйку, тот решился бы даже применить силу при всем своём почтении. Необходимо прийти сюда одной, что не представляло особых трудностей.
   Расстояние от дома до храма составляло не больше мили, а продираться сквозь джунгли Арабелла уже научилась…

* * *

   План выкристаллизовался у неё в голове практически мгновенно.
   О том, чтобы предпринять экспедицию ночью, и думать нечего. Ночью ничего не видно, и охрана храма могла бы её убить, не разглядев, что имеет дело с женщиной. Не говоря уже о том, что в темноте ей никак не найти эту полузаросшую тропку.
   Надо на неё выйти перед закатом, когда даже в сумраке джунглей ещё неплохая видимость. Среди бела дня тоже не годится, так как днём прислуга постоянно наблюдает за хозяйкой, а ординарец и вообще ходит за ней как приклеенный. Дальнюю прогулку скрыть не удалось бы, и кто-нибудь уж точно увязался бы следом. Необходимо создать подходящие условия…
   Арабелла решила устроить роскошный приём на свежем воздухе и предложить гостям нечто вроде игры в прятки. Все охотно согласятся, так как в обществе всегда найдётся несколько парочек, которые с радостью воспользуются случаем хотя бы на пару минут исчезнуть из поля зрения супругов, к вящему неудовольствию последних. Однако необходимо предусмотреть препятствия, которые могут возникнуть у неё на пути.
   Полковник Блэкхилл вздохнул с облегчением, убедившись, что новый каприз его жены подпадает под общую норму. Приёмы под открытым небом входили в моду, и каждый норовил перещеголять соседей новыми развлечениями. На всякий случай он только расставил вдоль ограды дюжину солдат, приказав им не слишком попадаться на глаза гостям.
   Арабелла узнала о солдатах в последний момент, и то только благодаря ординарцу, так как её муж не видел нужды информировать супругу о предпринятых мерах безопасности.
   Одеваясь, она прямо-таки задыхалась от ненависти. Господи, как она ненавидела мужа! Полковник же только подкреплял это чувство на каждом шагу, даже не отдавая себе в этом отчёта. А может, и отдавая, но это мало его тревожило, так как жена была его собственностью, а остальное старого служаку не волновало. Такой же собственностью, как лошадь, собака или кошка, а кого интересуют мысли и чувства лошади или собаки, их дело — служить, и точка. И она обязана была служить, и её, как собаку, можно было отбросить пинком, если попалась на пути в неподходящий момент. Никогда полковник даже не поговорил с ней по-человечески, только отдавал приказы и устраивал скандалы за малейшее упущение, шлёпая своей обвислой нижней губой. И держал её в этой проклятущей Индии, где дикая жара, волосы липнут к шее, рубашки приходится менять чуть ли не каждые полчаса, полно всякой кусачей пакости и то и дело разражаются разные эпидемии. Слава Богу, что у неё хоть желудок крепкий, все переносит безболезненно. А теперь ещё, как нарочно, муж осложняет её планы своими идиотскими солдатами!
   Но тут буйная ненависть отошла на второй план, так как Арабелла вдруг сообразила, что она видит в зеркале. А посмотреть было на что: наконец-то выдался случай надеть то самое зеленое сари, о котором она столько мечтала и оказалась абсолютно права — струящийся зелёный шёлк был ей несомненно к лицу…
   Полковник, увидевший жену во всей красе, только когда начали съезжаться первые гости, потерял дар речи. Однако взял себя в руки и, даже когда голос вернулся к нему, не сказал ей ни слова, решив устроить этой сумасшедшей нагоняй попозже. Он только скрипнул зубами, после чего, к неописуемому изумлению, увидел в глазах приглашённых дам вместо ожидаемого порицания и возмущения явное восхищение и зависть. В дамской моде полковник был не силён, поэтому озадаченно покачал головой, подумал и решил не протестовать.
   Тем временем задуманное Арабеллой мероприятие катилось своим чередом и, надо сказать, превзошло самые смелые ожидания. Парк полковника, сильно разросшийся, был здорово похож на настоящие джунгли. Гости то и дело исчезали с глаз, неожиданно находились, выслеживали и пугали друг друга, прямо как разыгравшиеся дети. Арабелла без труда ускользнула от своих поклонников и скрылась в чаще той самой отдалённой части сада.
   Стена, окружавшая имение, была здесь полуразрушена, и ни одного солдата на посту, а если бы и стоял, видел бы шага на два, не больше.
   Перелезть через стену Арабелле ничего не стоило, ведь и двух лет не прошло с тех пор, когда она лазила по деревьям и вылезала через окно из своей спальни в деревенском доме родителей. А сари для подобных упражнений оказалось куда удобнее кринолина.
   Арабелла с трудом отыскала старую заросшую тропу. Не знай она о её существовании от ординарца, вообще ни за что бы не обнаружила. Густая чащоба огромных листьев, цветов и лиан маскировала начало тропы так успешно, что никому и в голову не могло прийти здесь искать. Тем более что запущенная роща не обещала никаких удовольствий. Очередные тропические заросли — только и всего. Об охоте нечего было и мечтать: дикие звери к жилью не приближались, а обезьян везде полно. Правда, могла попасться змея.
   От волнения Арабелла даже не чувствовала страха. Так окончательно и не решив, показываться ей храмовой страже или нет, она пробиралась по тропинке. Будь у неё уверенность, что в наказание мужа убьют, не колеблясь ни минуты самым наглым образом проникла бы в святилище. Но ординарец что-то там болтал о благодарности. Вместо того чтобы убивать, могут просто донести об оскорблении святыни и потребовать наказать жену, что полковник и не замедлит сделать. К черту, только сама себе навредит…
   Следует с прискорбием заметить, что леди Драммонд оказалась права: у её третьей дочери и впрямь был очень дурной характер. Смириться с судьбой, подчиниться запретам, покорно переносить наказания — все это не для неё. Запирать Арабеллу в комнате имело смысл только начиная с третьего этажа, так как со второго она выбралась бы через окно, в придачу склонив на свою сторону стражников, ибо женщиной она была очаровательной и перед её красотой и обаянием не мог устоять ни один мужчина. При этом она легко впадала в ярость, что только придавало ей сил и отваги, а кроме того, была умна и изобретательна. Полковник Блэкхилл случайно наткнулся на единственный способ наказывать жену, действительно весьма для неё чувствительный. Она терпеть не могла вечной критики, придирок и осуждения, постоянных, на первый взгляд мелких, препятствий и ограничений, сковывавших её свободолюбивую натуру. Захоти она поездить верхом — не оказалось бы лошадей. Могла бы поехать на слоне — слона бы тоже не нашлось.
   Здесь, в гнусной Индии, ей трудно было бы противостоять, во всяком случав, борьба стоила бы слишком дорого. Арабелла знала себя очень хорошо, как мало какая женщина в её возрасте и в её время, и не намерена была нарываться на подобные осложнения и неприятности.
   Уже через несколько ярдов тропинка стала заметнее и удобнее, и Арабелла, все ещё не приняв окончательного решения, шла осторожно и почти бесшумно.
   Пятью минутами позже она остановилась в изумлении — как это близко! В зелени просматривались очертания строения, полускрытого разросшимися деревьями и кустами. Подождав немного, женщина подошла ближе. Под ногами почувствовала каменные плиты, потрескавшиеся и вспученные корнями деревьев. Каменная дорожка указывала направление.
   Ступая медленно, шаг за шагом, она раздвинула ветви и заметила вход. Нет, это вряд ли был главный вход, так как каменные плиты огибали храм и вели куда-то за здание, под стеной же с её стороны плит не было. Арабелла стояла на задах храма, а то, что она приняла поначалу за вход, оказалось просто трещиной в древней стене.
   Она обошла здание, по-прежнему тихо и осторожно, и действительно увидела портал. Снова остановилась, и очень вовремя: из храма вдруг вышел какой-то человек. Жрец. На фоне зелени в своём зеленом сари, в сумерках Арабелла была совершенно неразличима. Она стояла, затаив дыхание, пока жрец не вернулся, неся что-то в руках, и не вошёл внутрь, так и не заметив неподвижной женской фигуры.
   Со скуки Арабелла кое-что узнала об Индии и её обычаях. Ясно было, что жрец тут обитает не один, их, несомненно, несколько, живут где-то внутри здания, принимают приношения верующих и молятся. А также несут охрану. Не допускают непосвящённых в святилище божества, которое обычно находится в самом дальнем помещении храма, тщательно оберегаемом от проникновения посторонних.
   Именно туда она и должна ворваться, нахально и демонстративно, чтобы навлечь гнев служителей на мужа. Вряд ли это удастся, её перехватят раньше. И никакой мести жрецов не будет, да и не за что им будет мстить, ведь ей даже не дадут приблизиться к святилищу, а значит, никакого осквернения не произойдёт. Надо все это сделать как-то по-другому…
   И тут Арабелла вспомнила о трещине на задах здания, ведь святилище должно находиться как раз где-то там…
   Храм действительно был очень старым и малоухоженным. А джунгли, пусть и в виде небольшой рощи, делали своё дело. Корни и стволы деревьев раздвинули каменную кладку, расширив тем самым трещину в стене, в которую человек мог протиснуться без особого труда. С бешено колотящимся сердцем, полная любопытства, возбуждённая чуть не до потери сознания и в то же время полная решимости, Арабелла пролезла в трещину и оказалась как раз там, где нужно.
   Глаза быстро привыкли к темноте, несколько скрадываемой горящим факелом. В его слабом свете поблёскивали различные предметы, среди которых выделялись три точки: два глаза Шивы и что-то ниже, на его животе.
   Это и был алмаз. Прославленный Великий Алмаз, самый большой в мире! Огромный, прямо-таки неправдоподобных размеров, как бы двойной — два яйца, сплавленных друг с другом. Он испускал собственный свет. Арабелла почувствовала, как у неё горят щеки, прежние страхи отошли далеко-далеко.
   Она жадно протянула руку к камню.
   Алмаз не удавалось ни вырвать, ни выковырять, ногти мало помогали, необходим был нож, долото или что-то подобное. Арабелла взяла себя в руки, хотя глаза у неё светились похлеще, чем у бога Шивы, и решила немедленно сюда вернуться, никому не показываться, наоборот, в глубочайшей тайне выкрасть алмаз и тем самым на веки вечные уничтожить честное имя мужа, этого подлого тирана. Только надо прихватить нож, ножницы, да что угодно. Главное — быстро, пока совсем не стемнело…
   Она побежала назад по уже знакомой тропинке, перелезла через ограду и, оказавшись в своём парке, услышала голоса гостей, о которых насмерть забыла. Через три минуты Арабелла остановилась, чтобы перевести дух. Разговаривали несколько человек, разыскавших друг друга по всяким закуткам и теперь беседовавших о ней. Выясняли, кто видел хозяйку, исчезнувшую уже с полчаса назад. Куда, интересно, она могла спрятаться и в чьём обществе?
   Кого ещё не хватает?
   Арабелле сейчас меньше всего были нужны осложнения. Решение напрашивалось само собой: она высунулась из кустов и громко рассмеялась.
   — Я здесь все это время стою, а вы меня и не видите, — радостно заявила она. — Пойду распоряжусь о прохладительном, а вы ступайте в беседку. Признайтесь, мой выход был самым эффектным.
   Хозяйка побежала к дому, а смущённая компания принялась лихорадочно вспоминать, не высказывал ли кто каких-либо обидных подозрений.
   Празднество набирало обороты. Слуги разносили напитки и зажигали светильники, а хозяйка имела полное право быть занятой, и никто её не искал.
   Полковник чувствовал себя вполне удовлетворённым: жена, как и подобает, следит за ходом приёма и не откалывает своих обычных штучек.
   Арабелла же вовсю использовала полученное время. Тяжело дыша, она снова преодолевала ограду. Солнце уже касалось горизонта, через четверть часа станет совсем темно. Ей надо успеть до заката, иначе не найдёт тропинку. Сумрак под деревьями сгустился, но к тропинке она вышла точно.
   Теперь Арабелла запаслась не только ножом и топориком, который случайно попался ей под руку, но и тем, что должно было заменить алмаз. Несмотря на спешку и жуткие нервы, она и об этом успела подумать, хотя скорее сказался инстинкт, чем разум.
   Алмаз сиял в брюхе божества так, что не заметить его просто невозможно. У жрецов глаза были на месте, и отсутствие сияния обнаружили бы сразу.
   Значит, чем-то его следовало заменить…
   Среди прочих свадебных подарков Арабелла получила шар из литого стекла. В то время это была чрезвычайно дорогая новинка, ведь внутри шара виднелся зимний пейзаж, запорошённый снегом и мерцающий серебряными искрами. «Чтобы ты не забыла в той жаркой стране, как выглядит настоящая зима», — сказала ей старшая сестра, вручая подарок. Шар продержался почти год, после чего разбился. Самый большой осколок — с горсткой снега внутри — Арабелле было жаль выбросить, и он так и валялся на туалетном столике среди бижутерии, а сейчас мог пригодиться. Достаточно воткнуть его на место алмаза, приклеить как-нибудь…
   Что и говорить, задатки у Арабеллы были исключительные, и, уродись она в семье попроще, быть бы ей воровкой и куртизанкой. Благородное воспитание несколько притормозило развитие её талантов.
   Ничего более липкого, чем мужнина помада для усов, ей в голову не пришло. Полминуты оказалось достаточно, чтобы вооружиться всем необходимым.
   Алмаз вовсе не так крепко держался в статуе, как она опасалась, и его удалось выколупать кончиком ножа. Теперь он лежал на ладони Арабеллы, но времени на восторги не было. Намазав помадой осколок стекла, она ввинтила его в освободившееся углубление. Снежные искорки заиграли в свете догоравшего факела.
   Она не успела даже обернуться. По каменному полу зашаркали ноги, и у Арабеллы сердце ушло в пятки. Трещина в стене была слишком далеко, — счёт же шёл на секунды. Будучи уверена, что находится в обители бога Шивы, где помещается и статуя его жены Кали, Арабелла действовала почти не задумываясь. Лишь бы успеть принять нужную позу…