Спускался он недолго. На уровне начала кладки, чуть ниже поверхности, он внимательно присмотрелся к стенке.
— А на это никто не обратил внимания? — спросил он сердито. — Глаза у вас есть?
Мы рухнули на колени возле колодца, пытаясь просунуть в него головы.
— Отодвиньтесь, а то ничего не видно, — сказал Марек и спустился ниже.
— Что там? — беспокойно спросила Тереза. — Что он там нашёл?
— Я ничего не вижу, — недовольно произнесла моя мамуся.
— Я забыла очки, — сказала Люцина. — Вы что-нибудь видите?
— Я забыла, куда он показывал, — с сожалением простонала тётя Ядя.
— Есть!!! — воскликнул Ендрек.
— Что есть? Где?
— А вот, — гордо сказал Ендрек и показал рукой на один из камней.
Наконец все это увидели. В камне была выбита небольшая стрелка, направленная вниз. Она не бросалась в глаза, но при некотором усилии её можно было заметить.
— Стрелка вниз, ну и что? — разочарованно скривилась моя мамуся. — Мы же все выгребли и ничего там не было…
Марек вылез на поверхность со странным выражением лица.
— Где все то, что вы отсюда выгребли? — сухо спросил он.
— Он слепой? — удивилась Тереза.
Ендрек, слегка растерявшись, показал на громадные кучи между двумя раскопанными колодцами. Там собралось все содержимое ямы, создав живописные холмы, которые было трудно не заметить. Марек посмотрел на них.
— Больше никуда не относили?
— В темноте? Конечно, нет!
— Боже мой! — испуганно прошептал Михал. — Мы что-то пропустили.
— Значит, просмотрите все ещё раз, — холодно ответил Марек. — Я с вами с ума сойду, вас ни на минуту нельзя оставить — сразу что-нибудь натворите! Столько людей, и никто не заметил стрелки. Ясно же видно, что она выбита несколько десятков лет назад!
— Не знаю, откуда нам знать, что несколько десятков, может сотен или совсем недавно, — сердито запротестовала Тереза.
— Так видно же! И корова заметит!
— Ни одна корова в колодец не заглядывала, — обиженно напомнила моя мамуся.
— Мы искали сундук, а не наскальную живопись, — сладко объяснила Люцина. — Кроме того, было темно…
— Зато теперь все видно. Делайте, что хотите, но придётся обыскать эти кучи. Упаси вас бог, что-нибудь сбросить в колодец, откладывайте в сторону все, что не камень. А я, на всякий случай, ещё раз проверю эту яму…
Из обиженного оцепенения родственников вывел Михал Ольшевский, который первым, с диким энтузиазмом ринулся на каменные кручи. Через минуту его примеру последовали остатки провинившихся, несколько смущённые отсутствием информации о цели поисков. Кучи камней сменили место, переместившись ближе к полю, а возле хлева выросла гора самого разнообразного мусора. Тётя Ядя не выдержала, фотоаппарат сам впрыгнул в руки. Тереза перестала ругаться — у неё иссякли силы, моя мамуся упрямо требовала определить цель поисков. Разгорячённым Михал бросил работу, съездил в музей, оформил себе служебную командировку в Волю и очень быстро вернулся. Марек очень тщательно обследовал внутренности колодца, после чего не выдержал и тоже принял участие в каторжном помешательстве.
Ближе к вечеру, разгребая гору отложенного в сторону мусора, он наткнулся на небольшую, плоскую, металлическую коробочку, старую, но достаточно хорошо сохранившуюся.
— По моему это, больше ничего не подходит, — сказал он задумавшись и обратился к Франеку. — У вас нигде нет маленького плоского ключика?
Франек вытер пот со лба и посмотрел на коробочку.
— Есть старый отцовский хлам, — ответил он неуверенно. — Я думаю, там может быть и ключик. Выбросить это я так и не собрался…
Он скрылся за коровником. Родственники оторвались от каторжной работы и уставились на коробочку. Михал ощупал её со всех сторон.
— Табакерка конца прошлого века, — рассудил он. — Иногда их запирали на ключ, но редко. Вы думаете?..
— Посмотрим. Могло случиться так, что война осложнила дело. В любой момент все могли погибнуть. Они могли передавать сообщение о сундуке устно, но в подобной ситуации могли что-то и оставить. Может, письменное сообщение… Отец Франека собирался сказать ему об этом перед смертью.
— Ну и сказал, — перебила Люцина, — что здесь…
— Вот именно. И что должно означать это «здесь»? Не сундук, а только сообщение. Он бросил коробку в сухой, засыпанный колодец и выбил на стене стрелку, которая должна попасться на глаза при первой же попытке раскопок…
— Значит она была возле поверхности? — заметила моя мамуся.
— Вот именно. Благодаря этому, теперь она оказалась почти на самом дне. Её можно было найти без всей этой работы.
— Черт побери, — уныло сказал Ендрек.
— Это чудо, что она вообще не пропала, — вздохнула тётя Ядя.
— Ещё не известно, в этой ли коробочке дело, — засомневалась Люцина.
При мысли о том, что коробочка окажется ненужной и придётся возобновить поиски, всем стало не по себе. Ендрек три раза сплюнул через левое плечо. Михал посмотрел на Люцину с болезненным упрёком. Моя мамуся внезапно вспомнила, что у неё есть желудок и схватилась за правый бок.
Франек вернулся с несколькими ключами. Один из них подошёл к заржавевшему замочку. Он повернулся в замке. Родственники затаили дыхание.
В коробочке лежал белый конверт, сложенный пополам и слегка пожелтевший от влаги. Все затаили дыхание и уставились на него. Марек подсунул конверт Михалу.
— Вынимайте осторожно, может рассыпаться…
Страшно бледный Михал вынул конверт как святыню и величайшей осторожностью развернул его. Он оказался заклеенным, а вообще держался неплохо. Адреса на нем не было.
— Я думаю, что это он, — пробормотал Франек после долгого всеобщего молчания. — Тот, который получил отец, и которого я потом нигде не мог найти…
— Я думаю, что мы простим его за это, — добродушно заметила Тереза. — Может, откроем?
— Лучше дома, — неуверенно ответил Михал.
— Лучше, лучше, — настаивала тётя Ядя. — Здесь опасно. Мне все время кажется, что этот бандит за нами подглядывает…
— Если он хоть немного соображает, то должен подглядывать за нами постоянно, — рассудила я.
— Пойдём! — заторопилась моя мамуся. — Не понятно, чего вы ждёте…
Это было похоже, как минимум, на процессию при коронации. Первым шёл Михал, держа конверт в раскрытых ладонях, словно корону на атласной подушке. За ним выступали Марек и Франек, как слуги или ассистенты. За ними толкались женщины, а замыкал процессию Ендрек, на всякий случай, с вилами в руках. Тётя Ядя, несмотря на страхи, не выдержала, отпрыгнула в сторону и сделала несколько снимков. Во дворе Михал споткнулся о Пистолета, который, гоняясь за кошкой, бросился ему под ноги. Михал уронил конверт и тут же на него наступил.
Все втиснулись в комнату на втором этаже. Помещения внизу казались нам недостаточно безопасными. Если бы у Франека была башня, несомненно, мы забрались бы и на неё.
Михал положил на стол притоптанный конверт, выбрал один из шести подсунутых ему инструментов — вязальную спицу номер 2, остановил дрожь в руках и осторожно вскрыл послание. Внутри оказался исписанный листик бумаги, появление которого было встречено вздохом облегчения, похожим на выпуск пара из паровоза. До последней минуты, все боялись, что конверт окажется пустым. Михал благоговейно расправил листок.
— Почерк последнего Лагевки! — проинформировал он осипшим от волнения голосом. — Боже мой!.. Слушайте: «Уважаемый друг! Перед лицом грозящей отовсюду смерти, я нарушаю данную отцу клятву и письменно оставляю известие, до сих пор передаваемое из поколения в поколение устно. В случае моей смерти, вы останетесь единственным распорядителем доверенного нам имущества. Оно лежит там, откуда вы на протяжении долгих лет черпали источник жизни, на самом дне. Документы скрыты в подвале дома, в котором я сейчас живу. Да даст нам бог пережить это страшное время.» Подпись. Болеслав Лагевка. И дата. Венгров, 1 октября 1939 года.
Михал опустил руку с листочком и обвёл нас загоревшимся взглядом. Мы в свою очередь уставились на него.
— Он чувствовал, бедняга… — жалобно вздохнула тётя Ядя.
— Источник жизни! — застонала Люцина. — Матерь божья… На самом дне…
— Колодец?.. — неуверенно предположила я.
— Какой, ради бога, колодец?!!! — взбунтовалась Тереза. — Мы обыскали уже два, нет, три, если считать тот, что в Тоньче! Сколько ещё будет этих колодцев?!!..
— Ничего нового. — Спокойно сказала моя мамуся, отодвинула кресло и села за стол. — Я с самого начала знала, что искать надо в колодце.
— Откуда вы черпали источник жизни, — произнёс Михал, находящийся в полуобморочном состоянии. — Источник жизни и на дне… Это должно быть в здешнем старом колодце!
— Может, кто-то все украл, — уныло заметила я. — Франек, ты был здесь все время…
— Ни из какого колодца никто ничего не воровал, — твёрдо ответил Франек, в его голосе зазвучало отчаяние. — Бога ради, не думаете же вы, что это я!.. Или мой отец!.. Боже!..
— Идиот, — остановила его Люцина. — Не трогай себя и своего отца, хорошо? Надо подумать.
— Над чем? — фыркнула Тереза. — Уже два колодца оказались пустыми, где ты возьмёшь третий, фаршированный?!
Люцина пожала плечами, отобрала у Михала свою спицу и воткнула её в клубок. Марек задумчиво уставился на окно.
— На конверте нет адреса, — медленно сказал он. — А если он писал кому-то другому…
— А отцу дал только на хранение? — оживился Франек. — И этот чёртов колодец в совсем другом месте, у кого-то другого? Может получиться и так!…
— Может, у покойного Менюшко? — ядовито подсказала Тереза.
— Освящали здесь, — напомнила я.
Михал посмотрел на нас взглядом полным отчаяния, после чего поднял листок:
— Антонию Влукневскому, сыну Франтишека в деревню Воля, — громко прочитал он. — Чёрным по белому написано…
— В таком случае, начнём заново старыми добрыми методами, — вздохнул Марек. — Франек, что здесь было раньше?…
— Ничего, все было как есть, — угрюмо ответил Франек. — Только жили мы в старом доме…
— Ой, а зачем вы его спрашиваете? Я то знаю лучше, — нетерпеливо прервала моя мамуся. — Я приезжала сюда, когда его ещё и на свете не было. Дом был в коровнике, а там, где мы сидим, росла смородина. Остальное стояло как сейчас, я все прекрасно помню.
— И ты не знала, где был колодец? — сердито спросила я.
Моя мамуся посмотрела на меня так, будто её осенило. Все замолчали и внимательно на неё смотрели. Что-то здесь было не в порядке…
— Действительно, зачем же ты расспрашивала про колодцы у Франека? — рассердилась Тереза.
— Ты забыла про колодец? — агрессивно вмешалась Люцина. — И что ещё ты так здорово помнишь?
Моя мамуся очнулась:
— Как это что? Все! Там где мы копали, колодца не было! Колодец был возле дерева, я сама доставала оттуда воду.
— У какого дерева? — неуверенно спросил Франек.
— Возле дуба. Он был возле первого, но ближе к дубу. Я совсем про него забыла!
В первую минуту казалось, что младшие сестры задушат старшую, а двоюродный брат им поможет. Если бы взглядом можно было убить, у нас бы получился ещё один труп. Михал Ольшевский подавил готовящиеся вырваться эмоции:
— Минутку, — поспешно произнёс он. — Когда это было? Он был самым старым?
— Вовсе не самым. Самым старым был тот, что мы раскопали вначале. Он уже тогда был старым и засыпанным. Тот, что возле дуба, тоже был довольно старым, дядя даже говорил, что надо выкопать новый, потому что в этом вода сделалась какой-то железистой…
Михал выпрыгнул из кресла и уселся обратно.
— Железистой!.. Если сундук был окован!.. Железо ржавело… Где это место?!!!
— Я же говорю — возле дуба…
— Матерь божья, третий колодец… — тихонько пропищала Люцина.
Тереза с чумным видом медленно поднялась с кровати:
— Неужели весь мир усеян колодцами наших предков? — спросила она странным голосом. — Может, мне до конца жизни раскапывать прадедовские колодцы?!.. Не нужны мне эти триста жемчужин!!!..
Марек принял командование на себя. Не обращая внимания на протесты Михала и моей мамуси, он объявил перерыв в раскопках и отправил всех родственников на полевые работы. Подключившись к колодезной каторге, Франек абсолютно забросил хозяйство. Найденный колодец мы должны были раскопать только по окончанию уборки и раскопать за один раз, не оставляя злодею времени на махинации. Франек с облегчением вздохнул и на рассвете отправился в поле, родственники складывали снопы, тётя Ядя дала выход своей страсти и щёлкала что ни попадя, меня отправили в фотомастерскую для получения плёнки с подошвами убийцы. С плёнками пришлось ехать в Варшаву, поскольку в Венгрове тематика снимков могла вызвать ненужную сенсацию. То покойник, то громадные следы, то ещё что-нибудь необычное…
Моему приезду в Варшаву очень обрадовался отец, который как раз вышел в отпуск.
— Я хотел ехать в Волю завтра, — сказал он. — Но раз так, поеду сегодня, вместе с тобой. Сейчас соберусь.
Поэтому обратный путь я проделала вместе с отцом, которому я прокричала все сенсационные известия. Делать это было не совсем удобно, поскольку отец сидел сзади и приходилось кричать за себя. На переднем сидении он не хотел ехать ни за какие коврижки, поскольку тридцать лет назад пережил автокатастрофу, от которой до сих пор не оправился. Что из того, что я кричала, он услышал, не знаю, во всяком случае о подробностях он допытывался с большим интересом. Я старалось удовлетворить его интерес как можно полнее, поскольку на месте разговор с отцом о сокровищах исключался. Время от времени он снимал очки со слуховым аппаратом и переставал слышать, а снимал он их потому, что не любил. Выкрикивать тайну на всю округу было исключено, поэтому отец должен был все узнать по дороге. Если бы я знала, к чему это приведёт, то не произнесла бы ни слова.
В Волю я вернулась под вечер. На следующий день, все опять отправились в поле, а отец на рыбалку. Он мечтал об этом ещё с зимы и не существовало силы, которая бы заставила его отказаться. Люцина даже поддерживала его, надеясь, что он может что-нибудь поймать.
С уборкой надо было торопиться, потому что овёс начал осыпаться и даже пшеница созрела. Франек остался последним, он позорил всю деревню, а кроме того, как на зло, в этом году засеял больше, чем обычно. По телевизору обещали чудесную погоду, наверняка, того и гляди пойдут дожди. Мы работали как сумасшедшие, подгоняемые мыслью о колодце, который на этот раз не должен был обмануть наших надежд.
Вернулись мы вечером, в абсолютном изнеможении. За коровник отправился только Михал Ольшевский, который шесть часов работы провёл в музее и держался лучше всех, поскольку там от него никто не требовал слишком больших физических усилий. Из-за коровника он вернулся очень возбуждённым.
— Идите посмотрите! — позвал он нас страшным шёпотом. — Он раскопал колодец под дубом! Наполовину!…
Все как один бросили свои дела и помчались за ним, сообщив ужасное известие, он тут же умчался обратно. Тереза выскочила из ванны, мокрые Марек и Ендрек оставили кран во дворе, моя мамуся помчалась с огромным кухонным ножом, которым резала бекон для яичницы. Отец бежал последним, он один спрашивал, что случилось, поскольку зловещего шёпота Михала не услышал.
Третий колодец был частично раскопан. Он достиг глубины полутора метров, рядом лежала куча выбранных из колодца камней. Внутри стояла лестница, рядом лежала плетёная корзина с верёвкой, привязанной за ручку.
— Ну, знаете! — сказала Тереза с обидой и испугом. — Это наглость! Он даже не скрывается, и все оставил! Что за свинья!
Франек с недоумением разглядывал орудия труда:
— Наша лестница! — сказал он. — И наша корзина!..
— Не верю! — выкрикнула Люцина. — Не такой он идиот, чтобы среди бела дня!.. Это был кто-то другой!
— Немного работы он за нас сделал, — неуверенно сказала тётя Ядя.
— Ага! — со скрываемым удовлетворением ответил Ендрек. — Хорошо поработал!
— В чем дело? — спросил отец. — Больше я не успел, но завтра продолжу…
На мгновение воцарилась тишина. Все ошеломлённо смотрели на отца, который заглянул в колодец.
— Чем глубже, тем труднее, — озабоченно объяснил он. — За один день я не справлюсь, но послезавтра закончу.
— Спросите, о чем он — у меня сил нет, — слабо прошептала моя мамуся.
— Папа, это ты копал? — громко крикнула я.
— Конечно я, — ответил отец. — Больше никого не было.
У меня отнялась речь. Марек и Люцина смотрели на меня голодными взглядами. Отец сиял удовлетворением.
— Ты же пошёл на рыбалку! — простонала Тереза. — Как ты мог одновременно рыбачить и копать?..
— Что? — спросил отец.
Тереза набрала воздуха.
— Ты же пошёл на рыбалку!!! — страшно зарычала она.
— Да, я был на рыбалке, но клёва не было. Сегодня для рыбалки день неподходящий. Я вернулся и подумал, что смогу вам немного помочь…
К моей мамусе вдруг вернулись силы:
— Так почему ты не пришёл на поле? Помогать надо было там!
— А я знаю, где это? А здесь я знаю — это надо выкопать…
— Что ты наговорила отцу? — набросилась на меня Люцина.
— Богом клянусь, ничего! — поклялась я. — То есть, то что надо! Я говорила, что этого трогать нельзя, но он мог не расслышать. Я вообще не знаю, чего он слышал, а чего нет!
— Боже мой, что же делать?! — застонал Михал заламывая руки.
Франек задумчиво чесал голову, склонившись над колодцем. Моя мамуся, при помощи Терезы, воспитывала отца:
— Кто тебя просил раскапывать колодец! Что тебе в голову стукнуло?! Это мы раскапываем колодцы, а не ты!
— Если бы я знал, что это вам так нравится, — оправдывался отец, — надо было мне сказать…
— Нет, я больше не могу, — застонала Тереза и схватилась за голову.
Люцина начала хихикать. Тётя Ядя попробовала сгладить напряжение, отметив тот факт, что отца бандит не убил. Михал спустился в колодец и ощупывал камни под ногами. Марек тяжело вздохнул:
— Дурацкое положение, — озабоченно произнёс он. — Все устали. Надо бы это сторожить…
— Зачем? — сердито возмутилась Тереза. — Самое большее, что он может сделать — придёт и засыплет, и пусть засыпает, раскопаем обратно, мой шурин любит поработать.
Марек покачал головой:
— Хуже. На этот раз он может не засыпать, а привести помощника и докопаться до дна. Одной ночи может хватить.
— Упаси бог! — выкрикнул Михал, поднимаясь в колодце.
— Ты что-нибудь знаешь? — неуверенно спросила я.
— У меня есть подозрения. Мы и сами можем это завалить, но жаль тратить силы.
— Раскопаем до конца! — предложила моя мамуся.
— Чтобы ему было легче? А кто копать будет? Я не смогу. А если мы что-нибудь найдём, придётся охранять, до утра мы не успеем. А как же уборка?
— Ещё два дня, и мы бы закончили, — грустно вставил Франек.
Михал Ольшевский высунул из колодца голову и плечи:
— Я могу посторожить, — решительно сказал он. — Я устал меньше всех. Как нам стало ясно, его достаточно просто вспугнуть и он ничего не сделает. В этом же все дело?
— Вы знаете, что это опасно? — заботливо поинтересовался Марек.
— Конечно, знаю. То есть, смотря что. Я не буду к нему приближаться, где-нибудь спрячусь и в случае чего подниму шум. Кроме того, я возьму что-нибудь для защиты…
Приближалась ночь, работа на уборке отразилась и на наших умственных способностях. Решили, что Михал затаится среди камней у колодца, постарается не спать, а заметив преступника, с криком выскочит и убежит. Пробуждение всей семьи вынудит врага отступить, чего нам будет вполне достаточно. А завтра мы примем решение о дальнейших действиях.
Выход понравился всем. Марек, после раздумий, разрешил мне подключиться к действию. Было ясно, что я пойду спать последней, поэтому мне предстояло продержаться до одиннадцати.
— В одиннадцать ты меня разбудишь, — попросил Марек. — Михал будет сидеть у колодца, а я пройдусь по окрестностям. Так будет безопаснее.
— Но он может убить вас! — запротестовал Михал.
— Скорее всего, нет. Для начала он попробует убить вас. Я знаю, что делаю, мне ничто не угрожает. Вы должны спрятаться как можно раньше…
— И возьмите с собой что-нибудь поесть, — посоветовала я. — Я думаю, что сейчас вы ужинать не сможете…
Время шло. Зашла луна. Сделалось совсем темно. Михал, в страшном напряжении, сидел неподвижно. Примерно через год, а может два, он решился посмотреть на часы, светящиеся стрелки показали, что он сидит так уже целых сорок пять минут.
Он вдруг вспомнил, что для охранников время течёт по-другому. Он пошевелился, вздохнул, напряжение прошло. Он почувствовал голод и прикончил остатки ужина, бросив на камни салфетку с куриными костями и хлебными крошками. Нервный зевок разжал его челюсти.
Время вообще перестало идти и стояло на месте. Михал почувствовал как деревенеет тело и засомневался, выдержит ли до утра. В тот день он проснулся в половине четвёртого, до восьми работал на уборке, с девяти до трех просидел в музее, с четырех до восьми принимал участие в полевых работах. Возможно, что он не так уж и выспался…
Он шестнадцать раз изменил позу, когда, наконец, пришла полночь. Теперь он мог быть уверен, что союзник кружит поблизости. Темнота сгущалась, тишина была почти абсолютной, издали доносилось только кваканье лягушек и, время от времени, лай собак. Ничего не происходило и Михал почти полностью расслабил напряжённое внимание, когда ему показалось, что он услышал что-то поблизости. Будто бы шелест травы и хриплый вздох.
Впечатление было страшным. Михал никогда в жизни не играл в разведчиков или индейцев, был городским ребёнком, о ночных дежурствах он только читал. Он до слез вытаращил глаза и ему показалось, что темнота под дубом пошевелилась. Пошевелилась и застыла. Больше ничего увидеть не удалось, только это короткое движение в темноте. Несомненно, оттуда подбирается убийца… Эта дьявольская, преступная личность прокралась под дуб и теперь пытается приглядеться к территории. Сидит там и ждёт, пока кто-нибудь не покажется…
Медленно, осторожно, плавными движениями Михал сменил позу. Он присел и крепко ухватил алебарду, совсем забыв о фонарике. Он подумал, что в случае чего сможет защититься, а для криков и бегства ещё рановато…
Так долго ничего не происходило и так долго темнота под дубом не двигалась, что Михал не выдержал. Не выпуская из рук алебарды, он повалился на бок и опёрся локтем о камни. Он подумал, что ему показалось, а потом, что из-за какого-то паршивого бандита ему приходиться здесь сидеть и обливаться холодным потом. Это же последнее свинство: убивать людей, покушаться на чужое добро, продавать и уничтожать памятники искусства…
Он вырывал шедевры из ненасытных свиных рыл. Рыла, довольно хрюкая и чавкая, жрали чашки из мейсенского фарфора. Одно рыло принялось за серебряный подсвечник, разозлённый Михал схватил подсвечник и потянул на себя. Рыло не отпускало, а подсвечник растянулся как резиновый, рыло толкалось и жрало почти из его рук. Михал откинулся назад…
В лопатки упёрлось что-то твёрдое, он открыл глаза. Вокруг царила темнота, за спиной были камни. Он почувствовал себя не в своей тарелке — откуда взялись эти свиные рыла, он же не спал?..
Под дубом ничего не двигалось, зато ближе, среди камней, что-то зашелестело. Михалу стало жарко. Он опять вытаращился в темноту и ему показалось, что у подножия кучи камней находится какая-то тёмная масса, которой раньше здесь не было. Чёрная масса, сконцентрированная, низкая, неподвижная…
Весь следующий год, он ожидал инициативы со стороны чёрной массы, которая, несомненно, была подкрадывающимся врагом. Враг замер на четвереньках, Михал тоже…
Враг взбирался на стены, которые защищал Михал. Михал взбирался на стены, которые защищало множество врагов. Они бросали в ров и об стены кубки из венецианского стекла, кубки со звоном рассыпались, необходимо было отобрать их, пока они все не разбили. Михал рванулся в бой. Со стуком камней враг скатился с обратной стороны стены…
Михал опять открыл глаза, хотя мог бы поклясться, что не закрывал их ни на минуту. Стены, ров и кубки исчезли, враг — нет. Враг взбирался на кучу камней с обратной стороны. У Михала мелькнула мысль, что он, должно быть, хорошо замаскировался, если тот о нем не знает и лезет с таким шумом, не соблюдая никакой осторожности. Сейчас он покажется…
Ему даже и в голову не пришло, что он должен не рисковать, а убегать и кричать. Вырванный из дрёмы атакой врага, он слегка поглупел, поэтому напряг мышцы и покрепче сжал алебарду.
И тут над его головой выросло что-то чёрное. Это чёрное рухнуло прямо на него с каким-то ужасным, неразборчивым хрипом. Времени на размышление у Михала уже не оставалось, подействовал инстинкт самосохранения. Ведомый этим инстинктом, Михал стал на ноги и со всей силы пихнул алебардой. Алебарда во что-то попала, чёрный враг скатился с камней и рухнул прямо в колодец, издав тонкий короткий крик…
— А на это никто не обратил внимания? — спросил он сердито. — Глаза у вас есть?
Мы рухнули на колени возле колодца, пытаясь просунуть в него головы.
— Отодвиньтесь, а то ничего не видно, — сказал Марек и спустился ниже.
— Что там? — беспокойно спросила Тереза. — Что он там нашёл?
— Я ничего не вижу, — недовольно произнесла моя мамуся.
— Я забыла очки, — сказала Люцина. — Вы что-нибудь видите?
— Я забыла, куда он показывал, — с сожалением простонала тётя Ядя.
— Есть!!! — воскликнул Ендрек.
— Что есть? Где?
— А вот, — гордо сказал Ендрек и показал рукой на один из камней.
Наконец все это увидели. В камне была выбита небольшая стрелка, направленная вниз. Она не бросалась в глаза, но при некотором усилии её можно было заметить.
— Стрелка вниз, ну и что? — разочарованно скривилась моя мамуся. — Мы же все выгребли и ничего там не было…
Марек вылез на поверхность со странным выражением лица.
— Где все то, что вы отсюда выгребли? — сухо спросил он.
— Он слепой? — удивилась Тереза.
Ендрек, слегка растерявшись, показал на громадные кучи между двумя раскопанными колодцами. Там собралось все содержимое ямы, создав живописные холмы, которые было трудно не заметить. Марек посмотрел на них.
— Больше никуда не относили?
— В темноте? Конечно, нет!
— Боже мой! — испуганно прошептал Михал. — Мы что-то пропустили.
— Значит, просмотрите все ещё раз, — холодно ответил Марек. — Я с вами с ума сойду, вас ни на минуту нельзя оставить — сразу что-нибудь натворите! Столько людей, и никто не заметил стрелки. Ясно же видно, что она выбита несколько десятков лет назад!
— Не знаю, откуда нам знать, что несколько десятков, может сотен или совсем недавно, — сердито запротестовала Тереза.
— Так видно же! И корова заметит!
— Ни одна корова в колодец не заглядывала, — обиженно напомнила моя мамуся.
— Мы искали сундук, а не наскальную живопись, — сладко объяснила Люцина. — Кроме того, было темно…
— Зато теперь все видно. Делайте, что хотите, но придётся обыскать эти кучи. Упаси вас бог, что-нибудь сбросить в колодец, откладывайте в сторону все, что не камень. А я, на всякий случай, ещё раз проверю эту яму…
Из обиженного оцепенения родственников вывел Михал Ольшевский, который первым, с диким энтузиазмом ринулся на каменные кручи. Через минуту его примеру последовали остатки провинившихся, несколько смущённые отсутствием информации о цели поисков. Кучи камней сменили место, переместившись ближе к полю, а возле хлева выросла гора самого разнообразного мусора. Тётя Ядя не выдержала, фотоаппарат сам впрыгнул в руки. Тереза перестала ругаться — у неё иссякли силы, моя мамуся упрямо требовала определить цель поисков. Разгорячённым Михал бросил работу, съездил в музей, оформил себе служебную командировку в Волю и очень быстро вернулся. Марек очень тщательно обследовал внутренности колодца, после чего не выдержал и тоже принял участие в каторжном помешательстве.
Ближе к вечеру, разгребая гору отложенного в сторону мусора, он наткнулся на небольшую, плоскую, металлическую коробочку, старую, но достаточно хорошо сохранившуюся.
— По моему это, больше ничего не подходит, — сказал он задумавшись и обратился к Франеку. — У вас нигде нет маленького плоского ключика?
Франек вытер пот со лба и посмотрел на коробочку.
— Есть старый отцовский хлам, — ответил он неуверенно. — Я думаю, там может быть и ключик. Выбросить это я так и не собрался…
Он скрылся за коровником. Родственники оторвались от каторжной работы и уставились на коробочку. Михал ощупал её со всех сторон.
— Табакерка конца прошлого века, — рассудил он. — Иногда их запирали на ключ, но редко. Вы думаете?..
— Посмотрим. Могло случиться так, что война осложнила дело. В любой момент все могли погибнуть. Они могли передавать сообщение о сундуке устно, но в подобной ситуации могли что-то и оставить. Может, письменное сообщение… Отец Франека собирался сказать ему об этом перед смертью.
— Ну и сказал, — перебила Люцина, — что здесь…
— Вот именно. И что должно означать это «здесь»? Не сундук, а только сообщение. Он бросил коробку в сухой, засыпанный колодец и выбил на стене стрелку, которая должна попасться на глаза при первой же попытке раскопок…
— Значит она была возле поверхности? — заметила моя мамуся.
— Вот именно. Благодаря этому, теперь она оказалась почти на самом дне. Её можно было найти без всей этой работы.
— Черт побери, — уныло сказал Ендрек.
— Это чудо, что она вообще не пропала, — вздохнула тётя Ядя.
— Ещё не известно, в этой ли коробочке дело, — засомневалась Люцина.
При мысли о том, что коробочка окажется ненужной и придётся возобновить поиски, всем стало не по себе. Ендрек три раза сплюнул через левое плечо. Михал посмотрел на Люцину с болезненным упрёком. Моя мамуся внезапно вспомнила, что у неё есть желудок и схватилась за правый бок.
Франек вернулся с несколькими ключами. Один из них подошёл к заржавевшему замочку. Он повернулся в замке. Родственники затаили дыхание.
В коробочке лежал белый конверт, сложенный пополам и слегка пожелтевший от влаги. Все затаили дыхание и уставились на него. Марек подсунул конверт Михалу.
— Вынимайте осторожно, может рассыпаться…
Страшно бледный Михал вынул конверт как святыню и величайшей осторожностью развернул его. Он оказался заклеенным, а вообще держался неплохо. Адреса на нем не было.
— Я думаю, что это он, — пробормотал Франек после долгого всеобщего молчания. — Тот, который получил отец, и которого я потом нигде не мог найти…
— Я думаю, что мы простим его за это, — добродушно заметила Тереза. — Может, откроем?
— Лучше дома, — неуверенно ответил Михал.
— Лучше, лучше, — настаивала тётя Ядя. — Здесь опасно. Мне все время кажется, что этот бандит за нами подглядывает…
— Если он хоть немного соображает, то должен подглядывать за нами постоянно, — рассудила я.
— Пойдём! — заторопилась моя мамуся. — Не понятно, чего вы ждёте…
Это было похоже, как минимум, на процессию при коронации. Первым шёл Михал, держа конверт в раскрытых ладонях, словно корону на атласной подушке. За ним выступали Марек и Франек, как слуги или ассистенты. За ними толкались женщины, а замыкал процессию Ендрек, на всякий случай, с вилами в руках. Тётя Ядя, несмотря на страхи, не выдержала, отпрыгнула в сторону и сделала несколько снимков. Во дворе Михал споткнулся о Пистолета, который, гоняясь за кошкой, бросился ему под ноги. Михал уронил конверт и тут же на него наступил.
Все втиснулись в комнату на втором этаже. Помещения внизу казались нам недостаточно безопасными. Если бы у Франека была башня, несомненно, мы забрались бы и на неё.
Михал положил на стол притоптанный конверт, выбрал один из шести подсунутых ему инструментов — вязальную спицу номер 2, остановил дрожь в руках и осторожно вскрыл послание. Внутри оказался исписанный листик бумаги, появление которого было встречено вздохом облегчения, похожим на выпуск пара из паровоза. До последней минуты, все боялись, что конверт окажется пустым. Михал благоговейно расправил листок.
— Почерк последнего Лагевки! — проинформировал он осипшим от волнения голосом. — Боже мой!.. Слушайте: «Уважаемый друг! Перед лицом грозящей отовсюду смерти, я нарушаю данную отцу клятву и письменно оставляю известие, до сих пор передаваемое из поколения в поколение устно. В случае моей смерти, вы останетесь единственным распорядителем доверенного нам имущества. Оно лежит там, откуда вы на протяжении долгих лет черпали источник жизни, на самом дне. Документы скрыты в подвале дома, в котором я сейчас живу. Да даст нам бог пережить это страшное время.» Подпись. Болеслав Лагевка. И дата. Венгров, 1 октября 1939 года.
Михал опустил руку с листочком и обвёл нас загоревшимся взглядом. Мы в свою очередь уставились на него.
— Он чувствовал, бедняга… — жалобно вздохнула тётя Ядя.
— Источник жизни! — застонала Люцина. — Матерь божья… На самом дне…
— Колодец?.. — неуверенно предположила я.
— Какой, ради бога, колодец?!!! — взбунтовалась Тереза. — Мы обыскали уже два, нет, три, если считать тот, что в Тоньче! Сколько ещё будет этих колодцев?!!..
— Ничего нового. — Спокойно сказала моя мамуся, отодвинула кресло и села за стол. — Я с самого начала знала, что искать надо в колодце.
— Откуда вы черпали источник жизни, — произнёс Михал, находящийся в полуобморочном состоянии. — Источник жизни и на дне… Это должно быть в здешнем старом колодце!
— Может, кто-то все украл, — уныло заметила я. — Франек, ты был здесь все время…
— Ни из какого колодца никто ничего не воровал, — твёрдо ответил Франек, в его голосе зазвучало отчаяние. — Бога ради, не думаете же вы, что это я!.. Или мой отец!.. Боже!..
— Идиот, — остановила его Люцина. — Не трогай себя и своего отца, хорошо? Надо подумать.
— Над чем? — фыркнула Тереза. — Уже два колодца оказались пустыми, где ты возьмёшь третий, фаршированный?!
Люцина пожала плечами, отобрала у Михала свою спицу и воткнула её в клубок. Марек задумчиво уставился на окно.
— На конверте нет адреса, — медленно сказал он. — А если он писал кому-то другому…
— А отцу дал только на хранение? — оживился Франек. — И этот чёртов колодец в совсем другом месте, у кого-то другого? Может получиться и так!…
— Может, у покойного Менюшко? — ядовито подсказала Тереза.
— Освящали здесь, — напомнила я.
Михал посмотрел на нас взглядом полным отчаяния, после чего поднял листок:
— Антонию Влукневскому, сыну Франтишека в деревню Воля, — громко прочитал он. — Чёрным по белому написано…
— В таком случае, начнём заново старыми добрыми методами, — вздохнул Марек. — Франек, что здесь было раньше?…
— Ничего, все было как есть, — угрюмо ответил Франек. — Только жили мы в старом доме…
— Ой, а зачем вы его спрашиваете? Я то знаю лучше, — нетерпеливо прервала моя мамуся. — Я приезжала сюда, когда его ещё и на свете не было. Дом был в коровнике, а там, где мы сидим, росла смородина. Остальное стояло как сейчас, я все прекрасно помню.
— И ты не знала, где был колодец? — сердито спросила я.
Моя мамуся посмотрела на меня так, будто её осенило. Все замолчали и внимательно на неё смотрели. Что-то здесь было не в порядке…
— Действительно, зачем же ты расспрашивала про колодцы у Франека? — рассердилась Тереза.
— Ты забыла про колодец? — агрессивно вмешалась Люцина. — И что ещё ты так здорово помнишь?
Моя мамуся очнулась:
— Как это что? Все! Там где мы копали, колодца не было! Колодец был возле дерева, я сама доставала оттуда воду.
— У какого дерева? — неуверенно спросил Франек.
— Возле дуба. Он был возле первого, но ближе к дубу. Я совсем про него забыла!
В первую минуту казалось, что младшие сестры задушат старшую, а двоюродный брат им поможет. Если бы взглядом можно было убить, у нас бы получился ещё один труп. Михал Ольшевский подавил готовящиеся вырваться эмоции:
— Минутку, — поспешно произнёс он. — Когда это было? Он был самым старым?
— Вовсе не самым. Самым старым был тот, что мы раскопали вначале. Он уже тогда был старым и засыпанным. Тот, что возле дуба, тоже был довольно старым, дядя даже говорил, что надо выкопать новый, потому что в этом вода сделалась какой-то железистой…
Михал выпрыгнул из кресла и уселся обратно.
— Железистой!.. Если сундук был окован!.. Железо ржавело… Где это место?!!!
— Я же говорю — возле дуба…
— Матерь божья, третий колодец… — тихонько пропищала Люцина.
Тереза с чумным видом медленно поднялась с кровати:
— Неужели весь мир усеян колодцами наших предков? — спросила она странным голосом. — Может, мне до конца жизни раскапывать прадедовские колодцы?!.. Не нужны мне эти триста жемчужин!!!..
* * *
Третий колодец обнаружился через несколько часов поисков. Дуб, одинокий, старый и могучий, рос на краю вспаханного поля, в сорока метрах от развалин. Каменный круг находился примерно посередине. Даже удивительно, как его до сих пор не засыпали камнями, поскольку за коровником уже вздымались настоящие пирамиды.Марек принял командование на себя. Не обращая внимания на протесты Михала и моей мамуси, он объявил перерыв в раскопках и отправил всех родственников на полевые работы. Подключившись к колодезной каторге, Франек абсолютно забросил хозяйство. Найденный колодец мы должны были раскопать только по окончанию уборки и раскопать за один раз, не оставляя злодею времени на махинации. Франек с облегчением вздохнул и на рассвете отправился в поле, родственники складывали снопы, тётя Ядя дала выход своей страсти и щёлкала что ни попадя, меня отправили в фотомастерскую для получения плёнки с подошвами убийцы. С плёнками пришлось ехать в Варшаву, поскольку в Венгрове тематика снимков могла вызвать ненужную сенсацию. То покойник, то громадные следы, то ещё что-нибудь необычное…
Моему приезду в Варшаву очень обрадовался отец, который как раз вышел в отпуск.
— Я хотел ехать в Волю завтра, — сказал он. — Но раз так, поеду сегодня, вместе с тобой. Сейчас соберусь.
Поэтому обратный путь я проделала вместе с отцом, которому я прокричала все сенсационные известия. Делать это было не совсем удобно, поскольку отец сидел сзади и приходилось кричать за себя. На переднем сидении он не хотел ехать ни за какие коврижки, поскольку тридцать лет назад пережил автокатастрофу, от которой до сих пор не оправился. Что из того, что я кричала, он услышал, не знаю, во всяком случае о подробностях он допытывался с большим интересом. Я старалось удовлетворить его интерес как можно полнее, поскольку на месте разговор с отцом о сокровищах исключался. Время от времени он снимал очки со слуховым аппаратом и переставал слышать, а снимал он их потому, что не любил. Выкрикивать тайну на всю округу было исключено, поэтому отец должен был все узнать по дороге. Если бы я знала, к чему это приведёт, то не произнесла бы ни слова.
В Волю я вернулась под вечер. На следующий день, все опять отправились в поле, а отец на рыбалку. Он мечтал об этом ещё с зимы и не существовало силы, которая бы заставила его отказаться. Люцина даже поддерживала его, надеясь, что он может что-нибудь поймать.
С уборкой надо было торопиться, потому что овёс начал осыпаться и даже пшеница созрела. Франек остался последним, он позорил всю деревню, а кроме того, как на зло, в этом году засеял больше, чем обычно. По телевизору обещали чудесную погоду, наверняка, того и гляди пойдут дожди. Мы работали как сумасшедшие, подгоняемые мыслью о колодце, который на этот раз не должен был обмануть наших надежд.
Вернулись мы вечером, в абсолютном изнеможении. За коровник отправился только Михал Ольшевский, который шесть часов работы провёл в музее и держался лучше всех, поскольку там от него никто не требовал слишком больших физических усилий. Из-за коровника он вернулся очень возбуждённым.
— Идите посмотрите! — позвал он нас страшным шёпотом. — Он раскопал колодец под дубом! Наполовину!…
Все как один бросили свои дела и помчались за ним, сообщив ужасное известие, он тут же умчался обратно. Тереза выскочила из ванны, мокрые Марек и Ендрек оставили кран во дворе, моя мамуся помчалась с огромным кухонным ножом, которым резала бекон для яичницы. Отец бежал последним, он один спрашивал, что случилось, поскольку зловещего шёпота Михала не услышал.
Третий колодец был частично раскопан. Он достиг глубины полутора метров, рядом лежала куча выбранных из колодца камней. Внутри стояла лестница, рядом лежала плетёная корзина с верёвкой, привязанной за ручку.
— Ну, знаете! — сказала Тереза с обидой и испугом. — Это наглость! Он даже не скрывается, и все оставил! Что за свинья!
Франек с недоумением разглядывал орудия труда:
— Наша лестница! — сказал он. — И наша корзина!..
— Не верю! — выкрикнула Люцина. — Не такой он идиот, чтобы среди бела дня!.. Это был кто-то другой!
— Немного работы он за нас сделал, — неуверенно сказала тётя Ядя.
— Ага! — со скрываемым удовлетворением ответил Ендрек. — Хорошо поработал!
— В чем дело? — спросил отец. — Больше я не успел, но завтра продолжу…
На мгновение воцарилась тишина. Все ошеломлённо смотрели на отца, который заглянул в колодец.
— Чем глубже, тем труднее, — озабоченно объяснил он. — За один день я не справлюсь, но послезавтра закончу.
— Спросите, о чем он — у меня сил нет, — слабо прошептала моя мамуся.
— Папа, это ты копал? — громко крикнула я.
— Конечно я, — ответил отец. — Больше никого не было.
У меня отнялась речь. Марек и Люцина смотрели на меня голодными взглядами. Отец сиял удовлетворением.
— Ты же пошёл на рыбалку! — простонала Тереза. — Как ты мог одновременно рыбачить и копать?..
— Что? — спросил отец.
Тереза набрала воздуха.
— Ты же пошёл на рыбалку!!! — страшно зарычала она.
— Да, я был на рыбалке, но клёва не было. Сегодня для рыбалки день неподходящий. Я вернулся и подумал, что смогу вам немного помочь…
К моей мамусе вдруг вернулись силы:
— Так почему ты не пришёл на поле? Помогать надо было там!
— А я знаю, где это? А здесь я знаю — это надо выкопать…
— Что ты наговорила отцу? — набросилась на меня Люцина.
— Богом клянусь, ничего! — поклялась я. — То есть, то что надо! Я говорила, что этого трогать нельзя, но он мог не расслышать. Я вообще не знаю, чего он слышал, а чего нет!
— Боже мой, что же делать?! — застонал Михал заламывая руки.
Франек задумчиво чесал голову, склонившись над колодцем. Моя мамуся, при помощи Терезы, воспитывала отца:
— Кто тебя просил раскапывать колодец! Что тебе в голову стукнуло?! Это мы раскапываем колодцы, а не ты!
— Если бы я знал, что это вам так нравится, — оправдывался отец, — надо было мне сказать…
— Нет, я больше не могу, — застонала Тереза и схватилась за голову.
Люцина начала хихикать. Тётя Ядя попробовала сгладить напряжение, отметив тот факт, что отца бандит не убил. Михал спустился в колодец и ощупывал камни под ногами. Марек тяжело вздохнул:
— Дурацкое положение, — озабоченно произнёс он. — Все устали. Надо бы это сторожить…
— Зачем? — сердито возмутилась Тереза. — Самое большее, что он может сделать — придёт и засыплет, и пусть засыпает, раскопаем обратно, мой шурин любит поработать.
Марек покачал головой:
— Хуже. На этот раз он может не засыпать, а привести помощника и докопаться до дна. Одной ночи может хватить.
— Упаси бог! — выкрикнул Михал, поднимаясь в колодце.
— Ты что-нибудь знаешь? — неуверенно спросила я.
— У меня есть подозрения. Мы и сами можем это завалить, но жаль тратить силы.
— Раскопаем до конца! — предложила моя мамуся.
— Чтобы ему было легче? А кто копать будет? Я не смогу. А если мы что-нибудь найдём, придётся охранять, до утра мы не успеем. А как же уборка?
— Ещё два дня, и мы бы закончили, — грустно вставил Франек.
Михал Ольшевский высунул из колодца голову и плечи:
— Я могу посторожить, — решительно сказал он. — Я устал меньше всех. Как нам стало ясно, его достаточно просто вспугнуть и он ничего не сделает. В этом же все дело?
— Вы знаете, что это опасно? — заботливо поинтересовался Марек.
— Конечно, знаю. То есть, смотря что. Я не буду к нему приближаться, где-нибудь спрячусь и в случае чего подниму шум. Кроме того, я возьму что-нибудь для защиты…
Приближалась ночь, работа на уборке отразилась и на наших умственных способностях. Решили, что Михал затаится среди камней у колодца, постарается не спать, а заметив преступника, с криком выскочит и убежит. Пробуждение всей семьи вынудит врага отступить, чего нам будет вполне достаточно. А завтра мы примем решение о дальнейших действиях.
Выход понравился всем. Марек, после раздумий, разрешил мне подключиться к действию. Было ясно, что я пойду спать последней, поэтому мне предстояло продержаться до одиннадцати.
— В одиннадцать ты меня разбудишь, — попросил Марек. — Михал будет сидеть у колодца, а я пройдусь по окрестностям. Так будет безопаснее.
— Но он может убить вас! — запротестовал Михал.
— Скорее всего, нет. Для начала он попробует убить вас. Я знаю, что делаю, мне ничто не угрожает. Вы должны спрятаться как можно раньше…
— И возьмите с собой что-нибудь поесть, — посоветовала я. — Я думаю, что сейчас вы ужинать не сможете…
* * *
И все же половину ужина Михал Ольшевский съел, вторую, по моему совету, он захватил с собой. Взяв фонарик и алебарду, он спрятался между камней. За плечами его прикрывала куча, а впереди открывался вид на колодец, дерево и тропинку. Наполнившись высокими мыслями, он замер…Время шло. Зашла луна. Сделалось совсем темно. Михал, в страшном напряжении, сидел неподвижно. Примерно через год, а может два, он решился посмотреть на часы, светящиеся стрелки показали, что он сидит так уже целых сорок пять минут.
Он вдруг вспомнил, что для охранников время течёт по-другому. Он пошевелился, вздохнул, напряжение прошло. Он почувствовал голод и прикончил остатки ужина, бросив на камни салфетку с куриными костями и хлебными крошками. Нервный зевок разжал его челюсти.
Время вообще перестало идти и стояло на месте. Михал почувствовал как деревенеет тело и засомневался, выдержит ли до утра. В тот день он проснулся в половине четвёртого, до восьми работал на уборке, с девяти до трех просидел в музее, с четырех до восьми принимал участие в полевых работах. Возможно, что он не так уж и выспался…
Он шестнадцать раз изменил позу, когда, наконец, пришла полночь. Теперь он мог быть уверен, что союзник кружит поблизости. Темнота сгущалась, тишина была почти абсолютной, издали доносилось только кваканье лягушек и, время от времени, лай собак. Ничего не происходило и Михал почти полностью расслабил напряжённое внимание, когда ему показалось, что он услышал что-то поблизости. Будто бы шелест травы и хриплый вздох.
Впечатление было страшным. Михал никогда в жизни не играл в разведчиков или индейцев, был городским ребёнком, о ночных дежурствах он только читал. Он до слез вытаращил глаза и ему показалось, что темнота под дубом пошевелилась. Пошевелилась и застыла. Больше ничего увидеть не удалось, только это короткое движение в темноте. Несомненно, оттуда подбирается убийца… Эта дьявольская, преступная личность прокралась под дуб и теперь пытается приглядеться к территории. Сидит там и ждёт, пока кто-нибудь не покажется…
Медленно, осторожно, плавными движениями Михал сменил позу. Он присел и крепко ухватил алебарду, совсем забыв о фонарике. Он подумал, что в случае чего сможет защититься, а для криков и бегства ещё рановато…
Так долго ничего не происходило и так долго темнота под дубом не двигалась, что Михал не выдержал. Не выпуская из рук алебарды, он повалился на бок и опёрся локтем о камни. Он подумал, что ему показалось, а потом, что из-за какого-то паршивого бандита ему приходиться здесь сидеть и обливаться холодным потом. Это же последнее свинство: убивать людей, покушаться на чужое добро, продавать и уничтожать памятники искусства…
Он вырывал шедевры из ненасытных свиных рыл. Рыла, довольно хрюкая и чавкая, жрали чашки из мейсенского фарфора. Одно рыло принялось за серебряный подсвечник, разозлённый Михал схватил подсвечник и потянул на себя. Рыло не отпускало, а подсвечник растянулся как резиновый, рыло толкалось и жрало почти из его рук. Михал откинулся назад…
В лопатки упёрлось что-то твёрдое, он открыл глаза. Вокруг царила темнота, за спиной были камни. Он почувствовал себя не в своей тарелке — откуда взялись эти свиные рыла, он же не спал?..
Под дубом ничего не двигалось, зато ближе, среди камней, что-то зашелестело. Михалу стало жарко. Он опять вытаращился в темноту и ему показалось, что у подножия кучи камней находится какая-то тёмная масса, которой раньше здесь не было. Чёрная масса, сконцентрированная, низкая, неподвижная…
Весь следующий год, он ожидал инициативы со стороны чёрной массы, которая, несомненно, была подкрадывающимся врагом. Враг замер на четвереньках, Михал тоже…
Враг взбирался на стены, которые защищал Михал. Михал взбирался на стены, которые защищало множество врагов. Они бросали в ров и об стены кубки из венецианского стекла, кубки со звоном рассыпались, необходимо было отобрать их, пока они все не разбили. Михал рванулся в бой. Со стуком камней враг скатился с обратной стороны стены…
Михал опять открыл глаза, хотя мог бы поклясться, что не закрывал их ни на минуту. Стены, ров и кубки исчезли, враг — нет. Враг взбирался на кучу камней с обратной стороны. У Михала мелькнула мысль, что он, должно быть, хорошо замаскировался, если тот о нем не знает и лезет с таким шумом, не соблюдая никакой осторожности. Сейчас он покажется…
Ему даже и в голову не пришло, что он должен не рисковать, а убегать и кричать. Вырванный из дрёмы атакой врага, он слегка поглупел, поэтому напряг мышцы и покрепче сжал алебарду.
И тут над его головой выросло что-то чёрное. Это чёрное рухнуло прямо на него с каким-то ужасным, неразборчивым хрипом. Времени на размышление у Михала уже не оставалось, подействовал инстинкт самосохранения. Ведомый этим инстинктом, Михал стал на ноги и со всей силы пихнул алебардой. Алебарда во что-то попала, чёрный враг скатился с камней и рухнул прямо в колодец, издав тонкий короткий крик…