Страница:
— А кем она мне приходится? — хотела я знать.
— Очень дальняя родня, седьмая вода на киселе, это даже скорее не родство, а свойство. Дом в Трувиле она считает достойным своего проживания, ведь он был собственностью её подруги графини и его никогда не запятнала своим присутствием развратная экономка графа.
— Сколько же лет этой старушенции?
— За семьдесят. Я давно не видел её, но она всегда была очень бодрой женщиной.
Вот какие разговоры я могла теперь вести, одновременно ведя и машину, что мне совсем не мешало, и Роман даже ни одного замечания мне не сделал. Солнышко взошло, но шоссе все ещё было пустынным, редко мелькали машины. И вдруг… Мы были уже недалеко от Онфлер, когда на дорогу внезапно выскочила собака. А я больше всего на свете боялась задавить какое-нибудь живое существо, и в панике затормозила, забыв об уроках Романа. С такой силой нажала на тормоза, что машину аж подбросило, ну словно я на какой норовистой лошадке сидела. У меня до сих пор все сравнения были лишь с лошадьми, так вошли в мою плоть и кровь годы учения, когда Роман терпеливо приучал меня ездить на лошадях. До сих пор конь был мне ближе и понятнее машины, и в своих водительских умениях я всегда опиралась на некогда приобретённые навыки верховой езды. Вот и сейчас, наверное, из-за того, что я неправильно нажала на тормоза, машину подбросило и развернуло поперёк шоссе. Собака, спокойно перебежав дорогу, была уже где-то в полях, а мы с Романом, оглушённые, неподвижно сидели в машине с заглохшим мотором.
И в наступившей тишине оба явственно услышали, как вдруг отвалилось переднее правое колесо. Я все ещё сидела ошеломлённо, судорожно вцепившись в руль обеими руками, машина же перекривилась на один бок, как бричка, у которой отлетело колесо. А если бы отлетело, когда мы на этой бричке… тьфу, на этой машине мчались и я ещё не затормозила, и машина ещё не остановилась… боюсь, вряд ли бы остались в живых.
Распахнув дверцу, Роман выскочил на дорогу и принялся осматривать повреждение. Сообразив, что я все ещё сижу неподвижно, он в тревоге кинулся ко мне, расспрашивая, не случилось ли чего со мной.
Все произошло так быстро, что я ещё до конца не осознала случившееся. Глянула на Романа и только тогда по-настоящему испугалась: таким бледным и встревоженным мне ещё не доводилось его видеть.
— Со мной все в порядке! — поспешила я его успокоить. — Только вот слабость какая-то.
И я отпустила наконец баранку и глубоко вдохнула воздух. Роман извлёк из карманчика на дверце плоскую бутылку, открутил металлическую крышку, наполнил её содержимым бутылки и подал мне:
— Пани графиня должна это выпить. Залпом! До дна!
Я выполнила приказ, и мне сразу стало легче. Правильно говорят: коньяк — лекарство на все случаи жизни. И я потребовала вторую порцию.
— Со мной все в порядке и что я такого сделала, что колесо отлетело? А уж думала — совсем научилась водить.
Поняв, что я в полном порядке, Роман занялся опять машиной и ответил мне уже откуда-то снизу, наверное осматривал её со всех сторон.
— Ничего пани плохого не сделала, подбросило нас из-за резкого торможения, а другого и не оставалось, я бы сам не захотел давить собаку. Но вот теперь сдаётся мне, что этот пёс нам жизнь спас.
Я невольно поискала глазами собаку. Она уже перебежала поле и вертелась у каких-то построек.
— А все-таки что произошло? Я понимаю — колесо отлетело, думала, такое бывает только у конных экипажей, а у машины почему?
— Правильно пани думала, это не телега или колымага, а «мерседес», у них же колёса сами по себе не отваливаются. И сдаётся мне — плохи наши дела.
Подошёл, увидел, что я опять испугалась, и строго добавил:
— По-хорошему, я все же должен сделать пани графине замечание. Не следовало так отчаянно тормозить, жать на тормоза, лучше в данном случае было бы нажать на газ. Собака была ещё далеко, мы бы успели проскочить сто раз, и ничего бы с ней не случилось. Зато с нами бы случилось! Слава богу, что за рулём не я сидел, а пани графиня, иначе колесо отвалилось бы на большой скорости вон на том повороте. И крышка!
У меня мурашки побежали по всему телу, и я в третий раз потребовала лекарства.
— И что? — задала я свой излюбленный вопрос. Ничего умнее не пришло в голову.
Роман не сразу ответил. Он опять, низко нагнувшись, очень внимательно осмотрел что-то под машиной.
— Вот думаю, как лучше поступить. Позвонить в ремонтную автомастерскую? В принципе, я мог бы и без их помощи обойтись, ведь сервис непременно станет интересоваться, что да как, ещё в полицию сообщат. Сдаётся мне, кто-то выкрутил гайку из пясты. Не соизволит ли пани графиня выйти из машины?
Я соизволила. И даже сделала это с охотой, ведь машина перекривилась и сидеть в ней было неудобно. Уже стоя на асфальте, почувствовала — вроде ноги какие-то мягкие, и внимательно пригляделась к постройкам, куда бежал пёс, виновник автопроисшествия. Может, в той деревушке у дороги найдётся бар? Я не очень поняла смысл сказанного Романом, и он пояснил доступнее:
— Работяги из сервисного обслуживания машин в таких случаях непременно сообщают полиции, ну, когда почувствуют, что пахнет преступлением. И нам пришлось бы соврать, что машину вёл я, ведь у пани ещё нет прав, а гляньте на тормозной путь. Ведь идиоту ясно, что опытный шофёр не стал бы так тормозить. Поэтому уж лучше я сам попытаюсь справиться с колесом, а пани может пока посидеть вон в том баре. Я вижу — уже открыли.
Глянув на дом, который Роман считал баром, я повернулась к верному слуге и по своей привычке задала опять глупый вопрос. Но должна же я все понять!
— Так Роман полагает, что…
—…что кто-то открутил нам колесо и оно отлетело. Ну вспомните карету, свалилось со ступицы, потому как еле на ней держалось.
Поскольку я, видимо, ещё не производила впечатления совсем успокоившейся, Роман взял меня под руку и лично довёл до бара. Там посадил за стол и дал немного денег. Выезжая чуть свет учиться ездить на машине, я, разумеется, денег с собой не взяла. В карманах лёгкой летней юбки был только носовой платок.
Не желая начинать день со спиртного, я заказала кофе и сок, а выпитый до этого коньяк достаточно меня взбодрил. Сидя за столиком бара, я наблюдала, как Роман возился с колесом. Потом к нему подъехала какая-то небольшая машина, из неё вышел парень и взялся помогать Роману.
Постепенно я успокоилась совсем и могла рассуждать здраво. Роман наверняка прав в своих предположениях относительно негодяя, что-то открутившего в нашем колесе, чтобы оно отвалилось на ходу и мы оба погибли. А поскольку сделать это во время езды нельзя, значит, этот кто-то поработал накануне, когда машина стояла… О, я даже не знаю, где ночью стояла машина, а если в гараже, хорошо ли он запирается.
Кто же это мог сделать? Врагов у меня не было. Правда, была Луиза Лера, но она отпадает. И ещё существует незнакомый мне пока Гийом, но он обретается неизвестно где и какая ему польза от моей смерти? Ведь прадедушка в своём завещании специально велел вписать, что лишает этого Гийома всякого наследства. Так, может, этот негодяй просто мстил мне? Хотел меня убить или радовался бы, что я искалечена на всю жизнь. И при этом не подумал, что пострадает ни в чем неповинный Роман? Или это мстит мне Арман за то, что я не принимаю его ухаживания, но в таком случае ему логичнее было бы мстить Гастону… Вот погибнет Гастон, так мог рассуждать Арман, и тогда я кинусь в его, Армановы, объятия. Как же, держи карман шире! Нет, Арману покушаться на мою жизнь не было никакого смысла, а Гастона надо на всякий случай предупредить, чтобы остерегался.
Больше никакой ерунды я не напридумывала, потому что пришёл Роман.
— Все в порядке, колесо прикручено. Спасибо парню, помог. Можем ехать, но, наверное, на сегодня пани хватит крутить баранку?
Роман сел за руль, я рядом, и мы не торопясь поехали домой. По дороге смогли поговорить.
— Теперь у меня нет сомнений: гайку открутили, еле держалась. Вопрос: кто и когда? И где? Это сделано недавно, долго бы гайка не продержалась, значит, сделано в Трувиле, этой ночью. Машину я поставил в наш гараж вчера вечером, вывел её только вот сейчас, как нам ехать. Заперев гараж, а было ещё светло, я отправился по своим делам. Замок в нашем гараже обычный, а это значит — отмычкой можно отпереть, а когда в гараже при закрытых дверях горит свет, снаружи его не видно. И в доме бы не услышали, если кто в гараже стучит или бренькает. Мерзавец мог спокойно работать, тем более что дома была одна Флорентина, и то вечером куда-то выходила.
Я внимательно слушала и спросила, кто же, по мнению Романа, мог такое сделать.
— Не знаю. Логично предположить — человек, который унаследует имущество после смерти пани. Или человек… Есть у меня некоторые подозрения, но для этого мне надо кое-что выяснить.
— Что выяснить?
Роман помолчал.
— Вы уж не гневайтесь на меня, милостивая пани, — сказал он тоном, весьма далёким от просьбы, — я в людях малость разбираюсь. Вот вчера напрасно весь день пытался отыскать господина Армана, потому что он для пани может оказаться… да что там — оказаться, он уже опасен для пани графини. Хотелось мне узнать, где он и чем занимается. И не нашёл!
Вот так умный Роман подтвердил мои глупые бабьи опасения. Я тоже замолчала, всю оставшуюся дорогу раздумывая над тем, какую же опасность представляет для меня Арман. Может меня скомпрометировать? Кого это пугает в нынешние времена свободных, чтобы не сказать — распущенных нравов. Похитить меня? Изнасиловать? Так я все время на людях, крикну — защитят. Да и зачем это Арману, не столь уж великую страсть он ко мне питает.
Мы вернулись домой, и я отправилась переодеваться и приводить в порядок волосы, что, как известно, всегда требовало много времени и трудов. А тут пришёл Гастон. И пока я занималась своим туалетом, мужчины, по всему видно, успели переговорить, потому что вид у Гастона был озабоченный и встревоженный.
— Прошу меня извинить, — обратился ко мне Роман, — но мне придётся покинуть пани на какое-то время, пока же оставлю вас под опекой месье Монпесака. На всякий случай отдам «мерседес» на техосмотр, в мастерской он в безопасности, а мы будем пока обходиться «пежо».
— Зачем же месье Монпесаку такая морока… — кокетливо начала было я, полагая, что ни в каких опеках не нуждаюсь, но Гастон не дал мне договорить.
— Моя дорогая, неужели не понимаешь — то аквалангист пытается тебя утопить, то неизвестный злоумышленник выкручивает гайки из ступицы твоего автомобиля. Не нравятся мне такие шуточки и разреши хотя бы присутствовать в момент очередной из них. Если же тебе присутствие моё нежелательно или по каким-либо причинам неудобно, я стану оберегать тебя издали, хочешь ты этого или нет.
Он ещё спрашивает! Разумеется, мне всегда желательно его присутствие и чем ближе, тем лучше, никаких «издали»! И даже если я особа достаточно энергичная и сама могу о себе позаботиться, как все же приятно чувствовать рядом сильную мужскую руку, всегда готовую поддержать в нужный момент.
Итак, я согласилась с предложением Романа и попросила его лишь вернуться к приезду пани Ленской. Умнице Роману не надо объяснять, по какой причине мне хотелось, чтобы он оказался рядом в момент встречи с этой престарелой особой, о которой он знал все, а я — ничего. Роман лишь кивнул и посоветовал, на всякий случай, слишком рано не возвращаться домой.
Что я и сделала. Весь день мы с Гастоном провели на пляже и в кафе, а когда пришло время встречать пани Ленскую, я приняла её в присутствии Романа.
Как он сказал? За семьдесят? Да этой женщине и пятидесяти не дашь!
Из машины, которую сама вела, вышла дама среднего возраста и роста, не толстая и не тощая, не суетливая, но быстрая в движениях и вместе с тем преисполненная сдержанного достоинства. В прекрасно уложенной причёске ни одного седого волоса, свежее ухоженное лицо. И так ко мне обратилась, словно мы всю жизнь были знакомы, а расстались всего лишь на несколько дней.
— Касенька, здравствуй, милая! Ну, как ты тут? Найдётся кому чемодан прихватить? А это, если не ошибаюсь, Роман? Рада тебя видеть. Сейчас пойдём пообедаем, дай только немного приведу себя в порядок с дороги. Надеюсь, Флорентина уже подготовила мою комнату?
Я с ужасом подумала — вот глупая, не удосужилась хотя бы взглянуть на комнату гостьи, а теперь даже не знаю, где она расположена. Послала отчаянный взгляд Роману, который занялся чемоданами приезжей и не мог мне помочь, ответила гостье что-то невнятное и в растерянности вошла в собственный дом.
И тут выяснилось, какой необыкновенный человек моя новая родственница. О пани Ленской никогда и ни по какому случаю не следовало беспокоиться, уж она в опеке не нуждалась.
Вошли в дом. Конечно же, Флорентина подготовила комнату гостьи, а гостья не нуждалась в провожатом и прямиком отправилась к себе, чуть ли не через две ступеньки перепрыгивая, с необычайной ловкостью поднимаясь по лестнице. Я проявила деликатность и не попёрлась следом за ней.
Тут вернулся Роман, уже поместивший вещи в комнате приезжей, и я смогла задать ему вопрос — как зовут пани Ленскую и как мне следует к ней обращаться.
— Патриция, — был ответ, — и пани графине следует обращаться к ней без излишней фамильярности, но и без особой чопорности. Вполне достаточно «пани Патриция», ибо однажды, правда в самом раннем детстве, пани её видела. А относительно степени родства я уже рассказал.
Надо же! А по поведению живой старушки можно судить — мы всю жизнь прожили вместе и вполне можем быть по-родственному «на ты». Это она имела право мне тыкать. В свою очередь, хорошо, что я видела её лишь в раннем детстве, в случае чего могу многое не помнить, имею право. И даже могу задавать ей вопросы.
Делать этого не пришлось. Гостья моя, кажется, соскучилась по родственникам и говорила не переставая. Нет, не трещала как сорока, просто умно, неторопливо, но и непрерывно вела беседу со мной, которая, по сути дела, представляла сплошной её монолог — милый, забавный, культурный, и в то же время до предела насыщенный столь необходимой мне информацией. Слава богу, в собеседнике пани Патриция тоже не нуждалась.
Я многое узнала. Ну, что в этом доме она живёт каждый год, в разгар сезона. Что завтракает в своей комнате, обедать же предпочитает в том большом ресторане на углу, там её тоже все знают, что в Париже совсем нет устриц, а она их обожает и надеется в Трувиле наесться до отвала, что не любит, когда ей уделяют много внимания, в обществе постоянном не нуждается, когда оно ей требуется — она сама найдёт кого надо, короче, любит самостоятельность и не любит быть в тягость людям. Так что я тоже могу делать что хочу, невзирая на её присутствие.
Тут я поймала себя на том, что чуть было не сделала ей почтительный книксен, как хорошо воспитанная девочка, хотя мы и сидели за столом в ресторане.
Я так самоуспокоилась и целиком предалась наслаждению устрицами, которые тоже очень люблю, что прямо вздрогнула от неожиданности, когда пани Ленская вдруг закончила монолог и повелительно обратилась ко мне:
— А теперь ты. Слушаю!
Я испугалась и, естественно, отреагировала своим обычным глупым «А что?» — Как что? — удивилась старушка. — Тебе нечего мне рассказать? И это после всех твоих сенсационных преступлений?
Немного неудачно она выразилась, но вполне логично.
— Так пани в курсе? — удивилась я.
— Разумеется, я всегда в курсе всего. Но о ваших сенсациях знаю лишь в общих чертах. Без подробностей. Поняла только — наконец-то смогу приехать в Монтийи. По слухам, ты приступила к ремонту дворца. Мои комнаты очень одряхлели?
Интересно, где её комнаты помещаются? Я что же, с детства должна была это запомнить? И, запинаясь, проговорила:
— Не знаю… боюсь, я не запомнила… где это?
— Ещё бы тебе помнить, если ты их никогда не видела! Но если в замке имеются какие-то руины…
Я невежливо перебила старшую женщину:
— Нет, особых руин там нету, все в одинаковой степени одряхлело, как метко вы выразились. Ремонт поможет. И его уже начали. Мартин Бек нашёл рабочих.
— Мартин Бек? Помню, помню, такой милый хлопчик, но уже и в моё время очень ответственный… Давай об убийстве. Я всегда не любила покойную, хоть и не надеялась, что она покинет этот мир раньше меня. Впрочем, она в равной степени не любила меня, так что не стану притворяться огорчённой её смертью. Ожерелье ты нашла?
— Какое?
— Разумеется, бриллиантовое. Целое состояние и фамильная драгоценность.
— Да, нашла. В её парижской квартире.
— Тебе повезло. Считаю — оно чудом уцелело, раз уж; она его украла и в своей парижской квартире припрятала. Не сомневаюсь — для своего хахаля. Надеюсь, тебе известно, что содержанка твоего прадеда на деньги хозяина содержала своего любовника?
Боже, фантастическая старушка! Неужели ей известно все?!
— Пани Патриция, я не могла этого точно знать, но догадывалась, — осторожно начала я. — А вы знаете, кто он, её любовник?
— А ты разве не знаешь? — вопросом на вопрос ответила она.
— Не только я, никто не знает. Все хотят знать, полиция его ищет.
— Что за глупость! — вскричала пани Патриция. — Почему меня не спросили? Я ещё вон когда их выследила, если быть точной — случайно увидела их вместе. В Париже их застукала, хотя они всячески скрывали свою связь. Ещё собиралась твоему прадедушке все о его содержанке рассказать, да раздумала. Не имело смысла, она приобрела над ним такую власть, что он ей во всем верил. Ей бы поверил, а не мне. Твой прадед совсем впал в детство, если говорить откровенно…
Не до откровенностей мне было.
— Так кто же он? — вскричала я так, что на меня стали оборачиваться люди за соседними столиками.
— Так ведь это же ясно — Арман Гийом, кто же ещё? — безмятежно ответила старушка. — Эта идиотка, экономка твоего прадеда, влюбилась в него по уши, а он вертел бабой, как хотел. В уме парню не откажешь, он уже тогда сомневался, что старик оставит ему в завещании что-нибудь стоящее, вот и рассчитывал на брак Луизы с хозяином, на скорую смерть богатого графа, а затем надеялся прибрать к рукам все его имущество, женившись на безумно влюблённой в него Луизе. От неё он бы тоже быстренько избавился, не сомневаюсь.
Потрясающая новость! Значит, таинственным любовником Луизы Лера был Арман Гийом, тот самый, о котором мне с самого начала рассказал месье Дэсплен. Теперь я отчётливо вспомнила — поверенный так и сказал: Арман Гийом, да я пропустила мимо ушей, глупая баба. И все-таки…
— А вы не ошибаетесь, пани Патриция? — задала я бестактный вопрос.
Пожилая дама с достоинством возразила:
— Моя дорогая, все началось с парижского адреса Луизы Лера. Я ведь её и нанимала в своё время к нам в услужение. А уже потом, после кончины моей дорогой благодетельницы, графини Хербле, царствие ей небесное, я обнаружила и связь экономки с графом, и наличие у экономки своего жиголо[12], они в основном и встречались в её городской квартире. Отлично зная эту парочку, я с самого начала предполагала возможность наихудшего, удивительно, что эта пара нечистых ещё раньше совместно не прикончила твоего прадеда. Не знаю, что этому воспрепятствовало, но уверена — женитьба с графом — идея Армана, и кто знает, не добилась ли бы своего мадемуазель Лера, не скончайся скоропостижно граф Хербле. Слышала я, там произошло что-то комичное с её завещанием?
Я вкратце рассказала пани Патриции о завещанном мне экономкой её состоянии, чему старая дама радовалась от всей души, восклицая:
— Вот это полностью в духе твоего прадеда, любил он такие шутки! А тебе повезло. Но хочу предупредить — остерегайся Гийома. Если у тебя не родятся дети, ты первая будешь на очереди, потому что он серьёзный претендент на состояние графа. Он и в самом деле родственник, а в наше время внебрачное происхождение не служит препятствием, как в прежние времена.
Мы заказали ещё устриц. За столиком мы со старой дамой сидели вдвоём, хотя в ресторане было полно моих друзей. Давно уже пришли Эва с Шарлем. Эва издали помахала мне рукой и уселась за другой столик, не желая мешать нам. Вскоре появился Гастон и тоже, увидев меня в обществе пожилой родственницы, подсел за их столик, издали ограничившись улыбкой. «Да, этого в чрезмерном нахальстве никак не заподозришь», — подумала я даже с некоторым раздражением. Появился и Филип Вийон, тоже помахал. Кажется, нам обеим. Во всяком случае, пани Патриция махнула ему в ответ, проговорив:
— Доктор Вийон. Знаешь его?
— Знаю.
— Очень приятный человек. Каждый год его здесь встречаю, я его пациентка. Но потом пообщаюсь с ним, сейчас нам надо закончить наш важный разговор. Голову ломаю, кто мог прикончить гурию твоего прадеда. Что же касается убийства девушки из мэрии, ну, той, из загса, тут сомнений ни у полиции, ни у меня нет. Надеюсь, и у тебя тоже?
— И у меня тоже, — ответила я и увидела в дверях зала Армана.
Заметив меня, он направился к нашему столику, но тут увидел пани Ленскую, сидящую к нему спиной, резко остановился, кивнул мне и быстро исчез.
Поразительная старушка не переставала меня удивлять. Не было же у неё глаз на затылке? Тогда почему она спросила:
— А этот что здесь делает?
—Кто?
— Как кто? Лёгок на помине. Этот негодяй Арман Гийом.
— Где вы его видите?
— Теперь не вижу, но только что он вошёл и хотел подойти к нашему столику. Вы тоже знакомы?
— Но это был Арман де Реталь.
— Глупости, какой там Реталь, он Арман Гийом! Придумал же — де Реталь. Есть такая деревушка в Нормандии, ну, местечко, у него там участок земли, дом и сад. Вот он на манер старой французской аристократии и вздумал прозываться по имению, используя географическое название своих владений, герцог Анжуйский, тоже мне! Генрих Наваррский! Намерен, видно, впоследствии перейти целиком на де Реталя, потеряв компрометирующую его фамилию Гийом. Откуда он взялся и что здесь делает?
Ответить я была не в состоянии. Такое потрясение для меня! Ни соображать, ни говорить я просто не могла. Господи боже, Арман Гийом, кто бы подумал! И я чуть было с ним… А это, оказывается, мой главный конкурент, главный претендент на прадедушкино наследство.
Пани Ленская опять спросила, видимо не поняв моего состояния:
— Так что он тут делает?
— Пытается меня обольстить, — наконец выговорила я и, вспомнив прекрасное современное словечко, очень для данного случая подходящее, прибавила: — Охмуряет меня!
— Что? — вскричала в гневе старая дама. — И ты, глупая девчонка, пошла на это?
— Нет! — заорала я изо всех сил. — Я не знала, кто он такой, но все равно сразу меня от него что-то отбросило! Пусть красавец, ничего не скажу, и сначала он даже вроде как мне понравился, но ненадолго, а потом — как ножом отрезало!
Ресторан переполнял гул посетителей, играл оркестр, неподалёку шумело море, так что, к счастью, нас не расслышали. Правда, кое-кто из ближайших соседей с удивлением посмотрел на меня, и я заткнулась.
Пани Ленская укоризненно покачала головой.
— Ну и благодари Господа! Повторяю — остерегайся этого человека. Если возникнет необходимость, он без колебаний тебя прикончит и не поморщится. Возможно, пока тебе такая опасность не грозит, если он надеется тебя, как ты выразилась, охмурить и жениться на твоём богатстве. Надеюсь, даже ты понимаешь — для него это самый простой путь получить состояние?
Да, не внушала я уважения моей недавно обретённой родственнице, но, вопреки её сомнениям в моих умственных способностях, я все отлично понимала. И понимала даже то, что ей ещё не было известно. Похоже, Арман уже потерял эту надежду, иначе кто другой покушается на мою жизнь, как не он? Надо скорей рассказать Роману. Он ведь и без того подозревал этого человека.
— Расстроила ты меня, — сурово упрекнула меня пани Ленская. — Я прекрасно знала, на что способен этот негодяй, но надеялась — сейчас, после убийства Луизы, он скроется куда-нибудь подальше, махнёт на Карибы или в какой Таиланд и просидит там, пока следствие не кончится. А он, оказывается, здесь… Ты уверена, что не влюблена в него? Значит, или он невиновен и полиции не боится, или так самоуверен и нагл, что плюёт на опасность, притворяясь невиновным, или, узнав о твоём приезде, поставил целью сразу же задурить тебе голову и не стал терять время.
К счастью, пани Ленская не назвала четвёртую версию, которая просто сама собой напрашивалась, но ведь она не знала о покушениях на меня. Повернув голову, я взглянула на Гастона. Наверняка он прочёл в моих глазах ужас, отражающий душевное состояние, потому что сорвался со стула и бросился ко мне, заставляя себя сдерживать шаги, иначе — по нему было видно — если бы не хорошие манеры, враз растолкал бы всех, стоящих у него на пути, расшвырял стулья, а через столы перепрыгивал бы, как это делают спортсмены в соревнованиях в беге с препятствиями.
Задыхаясь, он остановился у нашего столика и, стараясь не кричать, сипло выговорил:
— Что случилось?
Уже сама близость любимого успокоила меня. Я, в свою очередь, помогла успокоиться ему, представив пани Патриции:
— Очень дальняя родня, седьмая вода на киселе, это даже скорее не родство, а свойство. Дом в Трувиле она считает достойным своего проживания, ведь он был собственностью её подруги графини и его никогда не запятнала своим присутствием развратная экономка графа.
— Сколько же лет этой старушенции?
— За семьдесят. Я давно не видел её, но она всегда была очень бодрой женщиной.
Вот какие разговоры я могла теперь вести, одновременно ведя и машину, что мне совсем не мешало, и Роман даже ни одного замечания мне не сделал. Солнышко взошло, но шоссе все ещё было пустынным, редко мелькали машины. И вдруг… Мы были уже недалеко от Онфлер, когда на дорогу внезапно выскочила собака. А я больше всего на свете боялась задавить какое-нибудь живое существо, и в панике затормозила, забыв об уроках Романа. С такой силой нажала на тормоза, что машину аж подбросило, ну словно я на какой норовистой лошадке сидела. У меня до сих пор все сравнения были лишь с лошадьми, так вошли в мою плоть и кровь годы учения, когда Роман терпеливо приучал меня ездить на лошадях. До сих пор конь был мне ближе и понятнее машины, и в своих водительских умениях я всегда опиралась на некогда приобретённые навыки верховой езды. Вот и сейчас, наверное, из-за того, что я неправильно нажала на тормоза, машину подбросило и развернуло поперёк шоссе. Собака, спокойно перебежав дорогу, была уже где-то в полях, а мы с Романом, оглушённые, неподвижно сидели в машине с заглохшим мотором.
И в наступившей тишине оба явственно услышали, как вдруг отвалилось переднее правое колесо. Я все ещё сидела ошеломлённо, судорожно вцепившись в руль обеими руками, машина же перекривилась на один бок, как бричка, у которой отлетело колесо. А если бы отлетело, когда мы на этой бричке… тьфу, на этой машине мчались и я ещё не затормозила, и машина ещё не остановилась… боюсь, вряд ли бы остались в живых.
Распахнув дверцу, Роман выскочил на дорогу и принялся осматривать повреждение. Сообразив, что я все ещё сижу неподвижно, он в тревоге кинулся ко мне, расспрашивая, не случилось ли чего со мной.
Все произошло так быстро, что я ещё до конца не осознала случившееся. Глянула на Романа и только тогда по-настоящему испугалась: таким бледным и встревоженным мне ещё не доводилось его видеть.
— Со мной все в порядке! — поспешила я его успокоить. — Только вот слабость какая-то.
И я отпустила наконец баранку и глубоко вдохнула воздух. Роман извлёк из карманчика на дверце плоскую бутылку, открутил металлическую крышку, наполнил её содержимым бутылки и подал мне:
— Пани графиня должна это выпить. Залпом! До дна!
Я выполнила приказ, и мне сразу стало легче. Правильно говорят: коньяк — лекарство на все случаи жизни. И я потребовала вторую порцию.
— Со мной все в порядке и что я такого сделала, что колесо отлетело? А уж думала — совсем научилась водить.
Поняв, что я в полном порядке, Роман занялся опять машиной и ответил мне уже откуда-то снизу, наверное осматривал её со всех сторон.
— Ничего пани плохого не сделала, подбросило нас из-за резкого торможения, а другого и не оставалось, я бы сам не захотел давить собаку. Но вот теперь сдаётся мне, что этот пёс нам жизнь спас.
Я невольно поискала глазами собаку. Она уже перебежала поле и вертелась у каких-то построек.
— А все-таки что произошло? Я понимаю — колесо отлетело, думала, такое бывает только у конных экипажей, а у машины почему?
— Правильно пани думала, это не телега или колымага, а «мерседес», у них же колёса сами по себе не отваливаются. И сдаётся мне — плохи наши дела.
Подошёл, увидел, что я опять испугалась, и строго добавил:
— По-хорошему, я все же должен сделать пани графине замечание. Не следовало так отчаянно тормозить, жать на тормоза, лучше в данном случае было бы нажать на газ. Собака была ещё далеко, мы бы успели проскочить сто раз, и ничего бы с ней не случилось. Зато с нами бы случилось! Слава богу, что за рулём не я сидел, а пани графиня, иначе колесо отвалилось бы на большой скорости вон на том повороте. И крышка!
У меня мурашки побежали по всему телу, и я в третий раз потребовала лекарства.
— И что? — задала я свой излюбленный вопрос. Ничего умнее не пришло в голову.
Роман не сразу ответил. Он опять, низко нагнувшись, очень внимательно осмотрел что-то под машиной.
— Вот думаю, как лучше поступить. Позвонить в ремонтную автомастерскую? В принципе, я мог бы и без их помощи обойтись, ведь сервис непременно станет интересоваться, что да как, ещё в полицию сообщат. Сдаётся мне, кто-то выкрутил гайку из пясты. Не соизволит ли пани графиня выйти из машины?
Я соизволила. И даже сделала это с охотой, ведь машина перекривилась и сидеть в ней было неудобно. Уже стоя на асфальте, почувствовала — вроде ноги какие-то мягкие, и внимательно пригляделась к постройкам, куда бежал пёс, виновник автопроисшествия. Может, в той деревушке у дороги найдётся бар? Я не очень поняла смысл сказанного Романом, и он пояснил доступнее:
— Работяги из сервисного обслуживания машин в таких случаях непременно сообщают полиции, ну, когда почувствуют, что пахнет преступлением. И нам пришлось бы соврать, что машину вёл я, ведь у пани ещё нет прав, а гляньте на тормозной путь. Ведь идиоту ясно, что опытный шофёр не стал бы так тормозить. Поэтому уж лучше я сам попытаюсь справиться с колесом, а пани может пока посидеть вон в том баре. Я вижу — уже открыли.
Глянув на дом, который Роман считал баром, я повернулась к верному слуге и по своей привычке задала опять глупый вопрос. Но должна же я все понять!
— Так Роман полагает, что…
—…что кто-то открутил нам колесо и оно отлетело. Ну вспомните карету, свалилось со ступицы, потому как еле на ней держалось.
Поскольку я, видимо, ещё не производила впечатления совсем успокоившейся, Роман взял меня под руку и лично довёл до бара. Там посадил за стол и дал немного денег. Выезжая чуть свет учиться ездить на машине, я, разумеется, денег с собой не взяла. В карманах лёгкой летней юбки был только носовой платок.
Не желая начинать день со спиртного, я заказала кофе и сок, а выпитый до этого коньяк достаточно меня взбодрил. Сидя за столиком бара, я наблюдала, как Роман возился с колесом. Потом к нему подъехала какая-то небольшая машина, из неё вышел парень и взялся помогать Роману.
Постепенно я успокоилась совсем и могла рассуждать здраво. Роман наверняка прав в своих предположениях относительно негодяя, что-то открутившего в нашем колесе, чтобы оно отвалилось на ходу и мы оба погибли. А поскольку сделать это во время езды нельзя, значит, этот кто-то поработал накануне, когда машина стояла… О, я даже не знаю, где ночью стояла машина, а если в гараже, хорошо ли он запирается.
Кто же это мог сделать? Врагов у меня не было. Правда, была Луиза Лера, но она отпадает. И ещё существует незнакомый мне пока Гийом, но он обретается неизвестно где и какая ему польза от моей смерти? Ведь прадедушка в своём завещании специально велел вписать, что лишает этого Гийома всякого наследства. Так, может, этот негодяй просто мстил мне? Хотел меня убить или радовался бы, что я искалечена на всю жизнь. И при этом не подумал, что пострадает ни в чем неповинный Роман? Или это мстит мне Арман за то, что я не принимаю его ухаживания, но в таком случае ему логичнее было бы мстить Гастону… Вот погибнет Гастон, так мог рассуждать Арман, и тогда я кинусь в его, Армановы, объятия. Как же, держи карман шире! Нет, Арману покушаться на мою жизнь не было никакого смысла, а Гастона надо на всякий случай предупредить, чтобы остерегался.
Больше никакой ерунды я не напридумывала, потому что пришёл Роман.
— Все в порядке, колесо прикручено. Спасибо парню, помог. Можем ехать, но, наверное, на сегодня пани хватит крутить баранку?
Роман сел за руль, я рядом, и мы не торопясь поехали домой. По дороге смогли поговорить.
— Теперь у меня нет сомнений: гайку открутили, еле держалась. Вопрос: кто и когда? И где? Это сделано недавно, долго бы гайка не продержалась, значит, сделано в Трувиле, этой ночью. Машину я поставил в наш гараж вчера вечером, вывел её только вот сейчас, как нам ехать. Заперев гараж, а было ещё светло, я отправился по своим делам. Замок в нашем гараже обычный, а это значит — отмычкой можно отпереть, а когда в гараже при закрытых дверях горит свет, снаружи его не видно. И в доме бы не услышали, если кто в гараже стучит или бренькает. Мерзавец мог спокойно работать, тем более что дома была одна Флорентина, и то вечером куда-то выходила.
Я внимательно слушала и спросила, кто же, по мнению Романа, мог такое сделать.
— Не знаю. Логично предположить — человек, который унаследует имущество после смерти пани. Или человек… Есть у меня некоторые подозрения, но для этого мне надо кое-что выяснить.
— Что выяснить?
Роман помолчал.
— Вы уж не гневайтесь на меня, милостивая пани, — сказал он тоном, весьма далёким от просьбы, — я в людях малость разбираюсь. Вот вчера напрасно весь день пытался отыскать господина Армана, потому что он для пани может оказаться… да что там — оказаться, он уже опасен для пани графини. Хотелось мне узнать, где он и чем занимается. И не нашёл!
Вот так умный Роман подтвердил мои глупые бабьи опасения. Я тоже замолчала, всю оставшуюся дорогу раздумывая над тем, какую же опасность представляет для меня Арман. Может меня скомпрометировать? Кого это пугает в нынешние времена свободных, чтобы не сказать — распущенных нравов. Похитить меня? Изнасиловать? Так я все время на людях, крикну — защитят. Да и зачем это Арману, не столь уж великую страсть он ко мне питает.
Мы вернулись домой, и я отправилась переодеваться и приводить в порядок волосы, что, как известно, всегда требовало много времени и трудов. А тут пришёл Гастон. И пока я занималась своим туалетом, мужчины, по всему видно, успели переговорить, потому что вид у Гастона был озабоченный и встревоженный.
— Прошу меня извинить, — обратился ко мне Роман, — но мне придётся покинуть пани на какое-то время, пока же оставлю вас под опекой месье Монпесака. На всякий случай отдам «мерседес» на техосмотр, в мастерской он в безопасности, а мы будем пока обходиться «пежо».
— Зачем же месье Монпесаку такая морока… — кокетливо начала было я, полагая, что ни в каких опеках не нуждаюсь, но Гастон не дал мне договорить.
— Моя дорогая, неужели не понимаешь — то аквалангист пытается тебя утопить, то неизвестный злоумышленник выкручивает гайки из ступицы твоего автомобиля. Не нравятся мне такие шуточки и разреши хотя бы присутствовать в момент очередной из них. Если же тебе присутствие моё нежелательно или по каким-либо причинам неудобно, я стану оберегать тебя издали, хочешь ты этого или нет.
Он ещё спрашивает! Разумеется, мне всегда желательно его присутствие и чем ближе, тем лучше, никаких «издали»! И даже если я особа достаточно энергичная и сама могу о себе позаботиться, как все же приятно чувствовать рядом сильную мужскую руку, всегда готовую поддержать в нужный момент.
Итак, я согласилась с предложением Романа и попросила его лишь вернуться к приезду пани Ленской. Умнице Роману не надо объяснять, по какой причине мне хотелось, чтобы он оказался рядом в момент встречи с этой престарелой особой, о которой он знал все, а я — ничего. Роман лишь кивнул и посоветовал, на всякий случай, слишком рано не возвращаться домой.
Что я и сделала. Весь день мы с Гастоном провели на пляже и в кафе, а когда пришло время встречать пани Ленскую, я приняла её в присутствии Романа.
Как он сказал? За семьдесят? Да этой женщине и пятидесяти не дашь!
Из машины, которую сама вела, вышла дама среднего возраста и роста, не толстая и не тощая, не суетливая, но быстрая в движениях и вместе с тем преисполненная сдержанного достоинства. В прекрасно уложенной причёске ни одного седого волоса, свежее ухоженное лицо. И так ко мне обратилась, словно мы всю жизнь были знакомы, а расстались всего лишь на несколько дней.
— Касенька, здравствуй, милая! Ну, как ты тут? Найдётся кому чемодан прихватить? А это, если не ошибаюсь, Роман? Рада тебя видеть. Сейчас пойдём пообедаем, дай только немного приведу себя в порядок с дороги. Надеюсь, Флорентина уже подготовила мою комнату?
Я с ужасом подумала — вот глупая, не удосужилась хотя бы взглянуть на комнату гостьи, а теперь даже не знаю, где она расположена. Послала отчаянный взгляд Роману, который занялся чемоданами приезжей и не мог мне помочь, ответила гостье что-то невнятное и в растерянности вошла в собственный дом.
И тут выяснилось, какой необыкновенный человек моя новая родственница. О пани Ленской никогда и ни по какому случаю не следовало беспокоиться, уж она в опеке не нуждалась.
Вошли в дом. Конечно же, Флорентина подготовила комнату гостьи, а гостья не нуждалась в провожатом и прямиком отправилась к себе, чуть ли не через две ступеньки перепрыгивая, с необычайной ловкостью поднимаясь по лестнице. Я проявила деликатность и не попёрлась следом за ней.
Тут вернулся Роман, уже поместивший вещи в комнате приезжей, и я смогла задать ему вопрос — как зовут пани Ленскую и как мне следует к ней обращаться.
— Патриция, — был ответ, — и пани графине следует обращаться к ней без излишней фамильярности, но и без особой чопорности. Вполне достаточно «пани Патриция», ибо однажды, правда в самом раннем детстве, пани её видела. А относительно степени родства я уже рассказал.
Надо же! А по поведению живой старушки можно судить — мы всю жизнь прожили вместе и вполне можем быть по-родственному «на ты». Это она имела право мне тыкать. В свою очередь, хорошо, что я видела её лишь в раннем детстве, в случае чего могу многое не помнить, имею право. И даже могу задавать ей вопросы.
Делать этого не пришлось. Гостья моя, кажется, соскучилась по родственникам и говорила не переставая. Нет, не трещала как сорока, просто умно, неторопливо, но и непрерывно вела беседу со мной, которая, по сути дела, представляла сплошной её монолог — милый, забавный, культурный, и в то же время до предела насыщенный столь необходимой мне информацией. Слава богу, в собеседнике пани Патриция тоже не нуждалась.
Я многое узнала. Ну, что в этом доме она живёт каждый год, в разгар сезона. Что завтракает в своей комнате, обедать же предпочитает в том большом ресторане на углу, там её тоже все знают, что в Париже совсем нет устриц, а она их обожает и надеется в Трувиле наесться до отвала, что не любит, когда ей уделяют много внимания, в обществе постоянном не нуждается, когда оно ей требуется — она сама найдёт кого надо, короче, любит самостоятельность и не любит быть в тягость людям. Так что я тоже могу делать что хочу, невзирая на её присутствие.
Тут я поймала себя на том, что чуть было не сделала ей почтительный книксен, как хорошо воспитанная девочка, хотя мы и сидели за столом в ресторане.
Я так самоуспокоилась и целиком предалась наслаждению устрицами, которые тоже очень люблю, что прямо вздрогнула от неожиданности, когда пани Ленская вдруг закончила монолог и повелительно обратилась ко мне:
— А теперь ты. Слушаю!
Я испугалась и, естественно, отреагировала своим обычным глупым «А что?» — Как что? — удивилась старушка. — Тебе нечего мне рассказать? И это после всех твоих сенсационных преступлений?
Немного неудачно она выразилась, но вполне логично.
— Так пани в курсе? — удивилась я.
— Разумеется, я всегда в курсе всего. Но о ваших сенсациях знаю лишь в общих чертах. Без подробностей. Поняла только — наконец-то смогу приехать в Монтийи. По слухам, ты приступила к ремонту дворца. Мои комнаты очень одряхлели?
Интересно, где её комнаты помещаются? Я что же, с детства должна была это запомнить? И, запинаясь, проговорила:
— Не знаю… боюсь, я не запомнила… где это?
— Ещё бы тебе помнить, если ты их никогда не видела! Но если в замке имеются какие-то руины…
Я невежливо перебила старшую женщину:
— Нет, особых руин там нету, все в одинаковой степени одряхлело, как метко вы выразились. Ремонт поможет. И его уже начали. Мартин Бек нашёл рабочих.
— Мартин Бек? Помню, помню, такой милый хлопчик, но уже и в моё время очень ответственный… Давай об убийстве. Я всегда не любила покойную, хоть и не надеялась, что она покинет этот мир раньше меня. Впрочем, она в равной степени не любила меня, так что не стану притворяться огорчённой её смертью. Ожерелье ты нашла?
— Какое?
— Разумеется, бриллиантовое. Целое состояние и фамильная драгоценность.
— Да, нашла. В её парижской квартире.
— Тебе повезло. Считаю — оно чудом уцелело, раз уж; она его украла и в своей парижской квартире припрятала. Не сомневаюсь — для своего хахаля. Надеюсь, тебе известно, что содержанка твоего прадеда на деньги хозяина содержала своего любовника?
Боже, фантастическая старушка! Неужели ей известно все?!
— Пани Патриция, я не могла этого точно знать, но догадывалась, — осторожно начала я. — А вы знаете, кто он, её любовник?
— А ты разве не знаешь? — вопросом на вопрос ответила она.
— Не только я, никто не знает. Все хотят знать, полиция его ищет.
— Что за глупость! — вскричала пани Патриция. — Почему меня не спросили? Я ещё вон когда их выследила, если быть точной — случайно увидела их вместе. В Париже их застукала, хотя они всячески скрывали свою связь. Ещё собиралась твоему прадедушке все о его содержанке рассказать, да раздумала. Не имело смысла, она приобрела над ним такую власть, что он ей во всем верил. Ей бы поверил, а не мне. Твой прадед совсем впал в детство, если говорить откровенно…
Не до откровенностей мне было.
— Так кто же он? — вскричала я так, что на меня стали оборачиваться люди за соседними столиками.
— Так ведь это же ясно — Арман Гийом, кто же ещё? — безмятежно ответила старушка. — Эта идиотка, экономка твоего прадеда, влюбилась в него по уши, а он вертел бабой, как хотел. В уме парню не откажешь, он уже тогда сомневался, что старик оставит ему в завещании что-нибудь стоящее, вот и рассчитывал на брак Луизы с хозяином, на скорую смерть богатого графа, а затем надеялся прибрать к рукам все его имущество, женившись на безумно влюблённой в него Луизе. От неё он бы тоже быстренько избавился, не сомневаюсь.
Потрясающая новость! Значит, таинственным любовником Луизы Лера был Арман Гийом, тот самый, о котором мне с самого начала рассказал месье Дэсплен. Теперь я отчётливо вспомнила — поверенный так и сказал: Арман Гийом, да я пропустила мимо ушей, глупая баба. И все-таки…
— А вы не ошибаетесь, пани Патриция? — задала я бестактный вопрос.
Пожилая дама с достоинством возразила:
— Моя дорогая, все началось с парижского адреса Луизы Лера. Я ведь её и нанимала в своё время к нам в услужение. А уже потом, после кончины моей дорогой благодетельницы, графини Хербле, царствие ей небесное, я обнаружила и связь экономки с графом, и наличие у экономки своего жиголо[12], они в основном и встречались в её городской квартире. Отлично зная эту парочку, я с самого начала предполагала возможность наихудшего, удивительно, что эта пара нечистых ещё раньше совместно не прикончила твоего прадеда. Не знаю, что этому воспрепятствовало, но уверена — женитьба с графом — идея Армана, и кто знает, не добилась ли бы своего мадемуазель Лера, не скончайся скоропостижно граф Хербле. Слышала я, там произошло что-то комичное с её завещанием?
Я вкратце рассказала пани Патриции о завещанном мне экономкой её состоянии, чему старая дама радовалась от всей души, восклицая:
— Вот это полностью в духе твоего прадеда, любил он такие шутки! А тебе повезло. Но хочу предупредить — остерегайся Гийома. Если у тебя не родятся дети, ты первая будешь на очереди, потому что он серьёзный претендент на состояние графа. Он и в самом деле родственник, а в наше время внебрачное происхождение не служит препятствием, как в прежние времена.
Мы заказали ещё устриц. За столиком мы со старой дамой сидели вдвоём, хотя в ресторане было полно моих друзей. Давно уже пришли Эва с Шарлем. Эва издали помахала мне рукой и уселась за другой столик, не желая мешать нам. Вскоре появился Гастон и тоже, увидев меня в обществе пожилой родственницы, подсел за их столик, издали ограничившись улыбкой. «Да, этого в чрезмерном нахальстве никак не заподозришь», — подумала я даже с некоторым раздражением. Появился и Филип Вийон, тоже помахал. Кажется, нам обеим. Во всяком случае, пани Патриция махнула ему в ответ, проговорив:
— Доктор Вийон. Знаешь его?
— Знаю.
— Очень приятный человек. Каждый год его здесь встречаю, я его пациентка. Но потом пообщаюсь с ним, сейчас нам надо закончить наш важный разговор. Голову ломаю, кто мог прикончить гурию твоего прадеда. Что же касается убийства девушки из мэрии, ну, той, из загса, тут сомнений ни у полиции, ни у меня нет. Надеюсь, и у тебя тоже?
— И у меня тоже, — ответила я и увидела в дверях зала Армана.
Заметив меня, он направился к нашему столику, но тут увидел пани Ленскую, сидящую к нему спиной, резко остановился, кивнул мне и быстро исчез.
Поразительная старушка не переставала меня удивлять. Не было же у неё глаз на затылке? Тогда почему она спросила:
— А этот что здесь делает?
—Кто?
— Как кто? Лёгок на помине. Этот негодяй Арман Гийом.
— Где вы его видите?
— Теперь не вижу, но только что он вошёл и хотел подойти к нашему столику. Вы тоже знакомы?
— Но это был Арман де Реталь.
— Глупости, какой там Реталь, он Арман Гийом! Придумал же — де Реталь. Есть такая деревушка в Нормандии, ну, местечко, у него там участок земли, дом и сад. Вот он на манер старой французской аристократии и вздумал прозываться по имению, используя географическое название своих владений, герцог Анжуйский, тоже мне! Генрих Наваррский! Намерен, видно, впоследствии перейти целиком на де Реталя, потеряв компрометирующую его фамилию Гийом. Откуда он взялся и что здесь делает?
Ответить я была не в состоянии. Такое потрясение для меня! Ни соображать, ни говорить я просто не могла. Господи боже, Арман Гийом, кто бы подумал! И я чуть было с ним… А это, оказывается, мой главный конкурент, главный претендент на прадедушкино наследство.
Пани Ленская опять спросила, видимо не поняв моего состояния:
— Так что он тут делает?
— Пытается меня обольстить, — наконец выговорила я и, вспомнив прекрасное современное словечко, очень для данного случая подходящее, прибавила: — Охмуряет меня!
— Что? — вскричала в гневе старая дама. — И ты, глупая девчонка, пошла на это?
— Нет! — заорала я изо всех сил. — Я не знала, кто он такой, но все равно сразу меня от него что-то отбросило! Пусть красавец, ничего не скажу, и сначала он даже вроде как мне понравился, но ненадолго, а потом — как ножом отрезало!
Ресторан переполнял гул посетителей, играл оркестр, неподалёку шумело море, так что, к счастью, нас не расслышали. Правда, кое-кто из ближайших соседей с удивлением посмотрел на меня, и я заткнулась.
Пани Ленская укоризненно покачала головой.
— Ну и благодари Господа! Повторяю — остерегайся этого человека. Если возникнет необходимость, он без колебаний тебя прикончит и не поморщится. Возможно, пока тебе такая опасность не грозит, если он надеется тебя, как ты выразилась, охмурить и жениться на твоём богатстве. Надеюсь, даже ты понимаешь — для него это самый простой путь получить состояние?
Да, не внушала я уважения моей недавно обретённой родственнице, но, вопреки её сомнениям в моих умственных способностях, я все отлично понимала. И понимала даже то, что ей ещё не было известно. Похоже, Арман уже потерял эту надежду, иначе кто другой покушается на мою жизнь, как не он? Надо скорей рассказать Роману. Он ведь и без того подозревал этого человека.
— Расстроила ты меня, — сурово упрекнула меня пани Ленская. — Я прекрасно знала, на что способен этот негодяй, но надеялась — сейчас, после убийства Луизы, он скроется куда-нибудь подальше, махнёт на Карибы или в какой Таиланд и просидит там, пока следствие не кончится. А он, оказывается, здесь… Ты уверена, что не влюблена в него? Значит, или он невиновен и полиции не боится, или так самоуверен и нагл, что плюёт на опасность, притворяясь невиновным, или, узнав о твоём приезде, поставил целью сразу же задурить тебе голову и не стал терять время.
К счастью, пани Ленская не назвала четвёртую версию, которая просто сама собой напрашивалась, но ведь она не знала о покушениях на меня. Повернув голову, я взглянула на Гастона. Наверняка он прочёл в моих глазах ужас, отражающий душевное состояние, потому что сорвался со стула и бросился ко мне, заставляя себя сдерживать шаги, иначе — по нему было видно — если бы не хорошие манеры, враз растолкал бы всех, стоящих у него на пути, расшвырял стулья, а через столы перепрыгивал бы, как это делают спортсмены в соревнованиях в беге с препятствиями.
Задыхаясь, он остановился у нашего столика и, стараясь не кричать, сипло выговорил:
— Что случилось?
Уже сама близость любимого успокоила меня. Я, в свою очередь, помогла успокоиться ему, представив пани Патриции: