Хмелевская Иоанна. По ту сторону барьера

   До Гастона и вовсе такие сообщения не доходили, он, как правило, польских газет не читал, польского телевидения не смотрел.
   А тут ещё поползли слухи — об этом вроде бы официально нигде не сообщалось — будто обнаруженная в покойнике пуля выпущена была из какого-то старинного ружья, какими уже сто лет не пользуются. Может, кто из музея украл, в Польше таких не обнаружилось. В принципе, само по себе убийство относилось к самым заурядным, теперь на каждом шагу встречаются, но вот пуля… вряд ли какие сводящие счёты мафиози вдруг выбрали столь изысканный способ расправы с неугодным им человеком.
   Теперь у меня исчезли последние сомнения — Армана могу больше не опасаться.
   Беспокоило немного лишь одно: а вдруг полиции удастся обнаружить ружьё, которым был застрелен неизвестный, а там по нитке и до клубка могут добраться. Вот почему, выждав, когда Гастон уедет в Варшаву по делам своего варшавского филиала, я призвала Романа и заперлась с ним в кабинете. Сивинская занималась в кухне обедом, Зузя наводила порядок в спальне, Сивинский копался в саду. Никто не мог нам помешать, незаметно нас подслушать.
   Молча уставилась я на Романа. Должно быть, мой вопрошающий взгляд обладал особой силой, Роман лишь тяжко вздохнул и принялся рассказывать.
   — А что я ещё мог сделать? Ведь Арман Гийом уже и взрывчатку заготовил, хотел в нашем гараже заложить так, чтобы взрыв произошёл в его отсутствие. И пан де Монпесак погиб бы первым, а приписали бы все запасам бензина, которые он держал в гараже. Оставалось лишь взрыватель установить, вот Гийом и вёз его на украденном мотоцикле. Все бы заняло у мерзавца считанные минуты, и он спокойно присоединился бы к поджидавшим его в ресторане пани Танской и приятелю, якобы вернувшись из туалета. Двадцать минут пробыть в туалете имеет право. Даже шестнадцать, я потом все проверил. А происходило это, если помните, сразу после оформления вашего гражданского брака с паном Гастоном.
   Не только пани Танская и приятель, и другие посетители ресторана подтвердили бы — мерзавец провёл в ресторане весь вечер, никуда не отлучаясь.
   Страшные вещи рассказывал Роман, но ведь все это уже осталось в прошлом, так что слушала я с таким чувством, словно читаю лихо закрученный детектив, совсем не относящийся ко мне.
   — А дальше? — жадно поторопила я Романа.
   Тот опять тяжко вздохнул. От меня легко не отделаешься.
   — Ну и я успел. Да вы и сами, небось, заметили, как долго и неуклюже пытался я пристроиться на автостоянке перед загсом. Вы уж, милостивая пани, избавьте меня от изложения подробностей.
   — Так когда же вы ещё успели его в воду бросить? — не понимала я. — Уложились за шестнадцать минут…
   — Ну, это сделал позже…
   И больше Роман ни слова не добавил. А до меня с опозданием дошло — из загса мы возвращались с трупом в багажнике!!!
   Долго мы оба молчали. Роман опять не сводил глаз с чего-то за моей спиной. Теперь я знала с чего. Собравшись с силами, все-таки полюбопытствовала:
   — А пуля из старинного ружья… Оно откуда взялось? И не обнаружит ли полиция…
   — Этого ружья полиция никогда не обнаружит, — спокойно ответил Роман.
   — Вы уверены? Почему?
   — А потому что оно затерялось ещё сто пятнадцать лет назад.
   Сколько труда стоило мне выудить из Романа подробности, но я должна была знать все!
   Выяснилось — опять он совершил путешествие во времени. Учёные кретины снизошли к его просьбе и разрешили махнуть туда и вернуться обратно. Взяв одно из ружей моего покойного мужа, Роман вернулся в будущее, сделал что требуется, потом опять перескочил барьер временной с ружьём, разобрал его на части и эти части побросал в старый колодец, который на его глазах за ненадобностью начали засыпать. Теперь от этого колодца и следа не осталось, так что бояться нечего. И вернулся в своё время.
   Четыре раза проклятый барьер пересекал, учёные даже на основании таких экспедиций сделали какие-то важные открытия в области науки о пространстве и времени, им явно понравилось, даже сами стали предлагать предпринять ещё парочку прыжков туда-сюда, так что есть возможность…
   Я пока не стала затрагивать эту тему, переключившись на ещё не до конца выясненные детали.
   — А мотоцикл… с ним что?
   — Да ничего. Владелец поднял шум, в полицию обратился, а та быстро отыскала пропажу, Решили — вор поездил и бросил, владельцу вернули его любимое средство передвижения, и вообще это неважно.
   — А… ухо? Куда подевалось?
   — Пани же знает, Сивинский чуть ли не каждый день жёг костры в саду, осень ведь стояла. Алмаз — тот же уголь, все сгорело, пошло в компост.
   Вот, оказывается, и компост пригодился.
   — Спасибо вам, Роман! — тихо, но от всего сердца поблагодарила я. А Роман опять смотрел не на меня, а на портрет моей матери. И как-то торжественно произнёс:
   — Я сделал что мог. Думаю, клятву свою сдержал. Другого выхода не было, иначе пани никогда не смогла бы жить спокойно.
   А мне вспомнилось его первое признание, понятно и упорство, с которым он все время возвращался в прошлый век к женщине, которой отдал сердце и всю свою жизнь, втайне и без надежды на взаимность. И почему так постоянно заботился обо мне, не думая об угрожавшей ему самому опасности.
   — Так той женщиной была моя мать? — хотела убедиться я.
   — Да! — просто ответил Роман. — Теперь я могу в этом признаться, настали другие времена. Тогда же не смел и намекнуть, меня бы вышвырнули из дома, иди на все четыре стороны. И вечно приходилось остерегаться, как бы не выдать себя, чтобы никто не догадался о моей великой любви, а пани графиня в первую очередь. И видимо, мне не до конца удалось скрыть свои чувства, ведь не кому-то, а именно мне пани графиня на смертном одре велела торжественно поклясться, что я никогда не оставлю её дочь и стану заботиться о ней, как о собственном ребёнке. Вот почему я и решил спасти её дочь от верной гибели, сделав своё дело, хотя, возможно, мой поступок и не очень христианский. Надеюсь, пани не имеет ко мне претензий?
   Я так и подскочила в кресле.
   — Какие претензии? О чем вы, Роман? Да я до конца дней своих буду благодарить вас за себя и свою семью, словечка никому не пикну! Вы так рисковали из-за меня, прыгая столько раз через этот проклятый бело-зелёный барьер.
   Ну и снова началось. Роман который уже раз попытался объяснить мне принцип перехода из одного времени в другое, напрасно уверяя, что бело-зелёный барьер на моем лугу не имеет к этому никакого отношения. Чуть ли не волосы на себе рвал от отчаяния, что до меня не доходит. Пришлось в конце концов сделать вид — поняла, потому что Гастон вернулся, а при нем вести такие разговоры рискованно. Зачем ему вообще знать о таких вещах? Пусть живёт спокойно.
   Возможно, Роман и прав в том, что касается барьера на моем лугу, уверяя, что он лишь часть прежней полосы препятствий для тренировки лошадей. Однако я решила больше не рисковать. Наняла рабочих с соседней стройки и перед самым своим отъездом во Францию лично проследила за тем, как они разобрали на мелкие кусочки проклятый барьер, выкопали столбики и порубили их, и все сожгли. Только после этого я смогла вздохнуть спокойно.
   А самое смешное выяснилось по приезде во Францию. Оказалось, что именно я, как единственная родственница, наследую принадлежащую Арману его недвижимость в Ретале…