Страница:
Эва говорила, в последнюю войну немцы вырубили…
Издали доносился шум, и я безошибочно определила — автомобили, с большой скоростью мчатся по автостраде. А под носом торчит барьер, ни с того ни с сего оказавшийся на лугу у леса.
Ясно, опять я перемахнула проклятый барьер времени. Значит, он вот так выглядит?
Развернув коня задом к лесу, я стала соображать, где же теперь мой дом. Роман говорил, что дворца давно нет, равно как и поместья, теперь у меня только дом. Прекрасно, где же он может быть? Все вокруг выглядело как-то совсем не так, как в моё время.
И опять я выбрала для себя главную проблему — отыскать дом, об остальных сложностях подумаю потом.
Вот эта ведущая к лесу асфальтированная дорога могла быть той, грунтовой, которая вела к моему поместью. Теперь она ведёт к автостраде, отсюда невидимой, но отчётливо слышимой. И я тронула поводья.
Вот и автострада, бывший варшавско-краковский тракт. А вот здесь начинался мой парк. Тогда ко дворцу вела обсаженная деревьями подъездная аллея. Теперь мешали постройки и вблизи, и вдали, сбивали с толку, не давали сориентироваться.
Я растерянно оглянулась, мелькнул проклятый барьер, уже в отдалении, именно через него перескочила Звёздочка… Минутку, а конь подо мной — Звёздочка ли? Невозможно, чтобы через сто пятнадцать лет она была такой же бодрой и молодой. А я сама? Может, на неё тоже распространяется закон пересечения барьера времени? Жаль, не разглядела лошадку как следует, по звёздочке на лбу сразу бы определила — она ли, но слезать боюсь, как потом опять заберусь в седло? Ведь тот придорожный каменный столбик, который помог взобраться на лошадь, обозначал какую-то дорогу, теперь понятно, откуда он взялся. Ладно, потом как следует разгляжу лошадку, да и Роман поможет…
Роман! Боже, неужели он остался в прошлом? То есть в будущем? Пропаду я без него! И я опять запаниковала. Ничего не узнаю, не найти мне собственный дом, хотя… вот эти деревья очень напоминают те, что некогда росли в моем парке. Значит, свернём туда. Дорогу преградила живая изгородь из каких-то колючих кустов, не свернёшь с автострады. Опять перескочим?
Не пришлось, за изгородью оказалась ведущая к парку дорога, тоже заасфальтированная, которая вскоре закончилась воротами. К сожалению, закрытыми. Я остановила лошадь, не зная что делать. За воротами просматривалась аллейка, за ней — дом.
Он мне сразу понравился. Хорошо, если это мой дом. Двухэтажный, с мансардой, небольшой, но очень аккуратный. Небольшой в сравнении с моим дворцом, но вполне вместительный и очень какой-то ладный. Вспомнилось — кажется, я богата. В таком случае, даже если это не мой дом — куплю его!
Вот так я стояла и пялилась на дом и ворота, не зная, как же их открыть. Звёздочка оказалась умнее своей хозяйки, она вдруг подняла голову и громко заржала, так громко, что эхо пошло по окрестностям, отозвались какие-то другие кони, залаяли собаки, а за воротами сразу замелькали фигуры людей и собак. Из дома выбежала и поспешила мне навстречу какая-то женщина, а откуда-то сбоку выскочил — о радость — Роман!
— Уже! Уже бегу! — издали прокричал он. А женщина — наверняка это была пани Сивинская, вспомнила, Роман говорил, дом охраняют супруги Сивинские — на ходу извиняясь, причитала:
— Я была уверена, у пани с собой пульт!
Ворота медленно раздвинулись, у меня даже было время подумать, что все же это мой дом! А женщина — пани Сивинская, моя экономка, или как теперь называют таких женщин, присматривающих за домом? Домоправительница? Её муж — огородник… или садовник? Забыла, но в любом случае при доме имеется или огород, или сад, раз я наняла человека ухаживать за ними.
Звёздочка вошла во двор, как к себе домой, собаки прыгали вокруг, лаяли, но не проявляли по отношению к нам никаких враждебных намерений. Я пригляделась — о, да это знакомые псы! Вон Заграй, вон Прохвост, а это… ну конечно же Дамка!
Роман вёл Звёздочку под уздцы, собаки прыгали вокруг, зверьё во всяком случае жило в дружбе. Я предусмотрительно молчала, до тех пор, пока Роман не завёл нас за дом, где сбоку виднелись пристройки, наверняка конюшни, оттуда Роман и выбежал. Женщина опять скрылась в доме.
Роман помог мне слезть с лошади.
— Слава богу, Сивинская не обратила внимания на то, как пани одета, — сказал он, облегчённо вздохнув, — а больше никого не оказалось поблизости.
— А вы…
— А я понял — пани опять пересекла барьер времени, когда увидел, что вместо лошади машину мою. И не знал, как мне вам помочь, где искать.
— Роман, посмотрите, это Звёздочка?
Вместе мы внимательно осмотрели голову лошадки и холку. Роман так и не смог ответить однозначно.
— Кто знает, кто знает, — качал он головой. — Может, и она, раз вместе с пани перемахнула через барьер времени, но ведь случается, что в каком-то поколении рождается лошадка — вылитая её прабабка. Именно на кобыл распространяется это правило, почему-то минуя жеребцов. В любом случае, думаю, Звёздочке без разницы, в каком жить времени.
Расседлав Звёздочку, Роман принялся заботливо вытирать её круп. Из предполагаемой конюшни послышалось ржание, и выяснилось, у меня ещё три лошади — две кобылки и жеребец.
Вот и получилось, что рассказ о новом для меня доме Роман начал с лошадей, пояснив, что я владею лошадьми законно, имею лицензию, они участвуют в скачках. Зузя? Нет, Зузя со мной не перенеслась в двадцатый век, вместо неё мне будет прислуживать Зузя современная, правнучка той, женщина замужняя. Есть и дети. Муж электрик, кстати, все, что по его части, делает в доме, она же просто подрабатывает, прислуживая мне, и очень это любит. Наверняка, узнав о приезде пани, примчится ещё до обеда. А вам советую поскорее войти в дом и сменить одежду, незачем приводить людей в смятение. Сплетни пойдут…
— Ну так что? Это же не прежние времена, теперь сплетни не имеют той силы. Ну да бог с ними, сплетнями. Вот скажите мне, а в доме есть телевизор, телефон, вода, свет…
— …холодильник и микроволновая плита в кухне, — успокоил меня Роман. — А если чего не хватит, — вам стоит только распорядиться.
В дом я проникла тайком, на цыпочках, и без особого труда разыскала собственную спальню с прилегающими к ней ванной и гардеробной. Ах, с каким наслаждением приняла я душ! На левом бедре уже появился огромный синяк, на боку тоже, но я и не сомневалась, что так будет, да и не очень они болели, поэтому я не слишком огорчилась. Накинув на себя халат, пока ещё не ознакомилась с остальной одёжкой, я не успела причесаться, как послышался стук в дверь и появилась Зузя.
Очень похожа она была на мою любимую горничную столетней давности, хотя и немного старше той, ведь моя Зузя была всего годом меня старше, а этой лет тридцать.
— Ну вот и я! — оживлённо, без смущения заговорила новая Зузя. — Как я рада, что вижу пани на ногах, а то ведь прошёл слух — пани с лошади упала, и я так волновалась, так волновалась, боялась, не сломала ли пани чего себе.
Признаюсь, меня удивили её слова.
— Какой слух? Кто мог знать, что я упала с лошади? Ведь уверена была — меня никто не видел.
Зузя улыбнулась.
— Да разве укроешься от людских глаз? Почтальон рассказывал, издали видел, как пани появилась на лошади и слетела! Он хотел на помощь поспешить, да не мог оставить на шоссе тяжёлую сумку, а бежать через поле там порядочно. Постоял, посмотрел и хотел уже в ближайший дом зайти, позвонить в скорую, да глядит — пани уже поднялась и лошадь к лесу повела. Ещё говорил — странно как-то пани была одета, ещё подумал, может, опять какой фильм телевизионщики снимают. А в чем пани была одета?
Такой болтушкой моя Зузя была лишь в минуты сильного волнения, и я подумала, что и эта, должно быть, очень за меня беспокоилась. А слухи о странной одежде следовало пресечь на корню, и лучшим методом было сказать правду. Или нечто на неё похожее.
— В прабабкином платье, — понизив голос, конфиденциально призналась я. — Очень захотелось испробовать, как они сто лет назад справлялись со всеми этими нижними юбками да корсетами.
— И из-за этих нижних юбок пани и слетела с лошади? — догадалась Зузя.
— Нет, оказывается, с юбками можно справиться. Стремя у меня лопнуло, ведь я ещё и старое седло вытащила, тоже захотелось испробовать. А там уже кожа сопрела.
— Благодарение Господу, с пани ничего не случилось. А сейчас что? Если в чем помочь, так я пришла. Может, что требуется разыскать…
И я опять доверительным тоном призналась:
— Если честно, то после Парижа хотела бы сменить гардероб, так что не мешало бы посмотреть, что из старых вещей ещё пригодится, а что можно выбросить. Так что подключайся, вытаскивай из шкафов и раскладывай.
Теперешняя Зузя, как и её предшественница, похоже, больше всего на свете любила рыться в нарядах барыни. Помню… эх, да что там! Дай той моей Зузе волю, она бы каждый день устраивала из них выставку. Вот и эта тоже с наслаждением принялась за дело. Тоже, видно, по женской линии какие-то качества переходят из поколения в поколение.
Опомнились мы с ней лишь часа через три. Я пришла к выводу, что, в общем, мой гардеробчик не слишком отстаёт от парижских нормативов, кое-что надо просто переделать, в чем-то дополнить, а в принципе, в этом ходить можно.
Сивинской пришлось оторвать меня от тряпок чуть не силой. Кстати, она до смешного напоминала жутко похудевшую Мончевскую, что дало мне основание предполагать, что и они тоже родственницы по прямой линии. Насчёт её мужа пока ничего сказать не могла, просто не видела его. Интересно, как я обойдусь таким малым количеством прислуги? Ну да ведь и дом у меня теперь меньше прежнего да и всегда, как захочется, могу себе махнуть в Монтийи, там слуг больше, ведь дворец…
Монтийи! Надо же, только сейчас вспомнила. И Гастон!! Совсем из головы вылетели.
И Арман!
Ну вот, напрасно этого вспомнила, холера! Ну да, ведь я оставила его в Париже, сбежала от него, а кроме того, написала завещание…
Минутку, когда я его написала? Теперь или сто пятнадцать лет назад? И тогда существует ли оно ещё?
Голова привычно пошла кругом, как всегда при сложностях с временами. Спокойно, возьми себя в руки!
Осмотревшись, я поняла, что, поев и переодевшись, сижу в своём кабинете. На столе стоял телефонный аппарат, рядом сотовый телефон, на отдельном столике компьютер с принтером. Значит, я могла в любую минуту связаться с нужным мне человеком. И с паном Юркевичем тоже. Ох, не спеши, дорогуша, спокойно, спокойно…
Сначала выясни, есть ли ещё на этом свете пан Юркевич. И вообще, как давно я здесь появилась?
Увидев в открытое окно Романа, я вскочила и, подбежав к окну, громко крикнула, чтобы немедленно пришёл сюда. Боюсь, в голосе моем звучало отчаяние.
Пока он шёл, я продолжала разглядывать кабинет. Звонка для вызова прислуги не было. Да и зачем он, достаточно вот так крикнуть. Мончевская наверняка в кухне. Ох, что я, какая Мончевская? Сивинская наверняка услышит, если её позвать. А вот если бы мне захотелось кофе или чаю, кто мне его подаст? Зузя? Если не ушла домой.
— Зузя! — негромко и неуверенно позвала я, очень боясь разочароваться.
Роман уже открывал дверь, и я услышала, как Зузя сбегает по лестнице.
— Если пани собирается работать, так, может, что подать? — дружелюбно поинтересовалась она за спиной Романа, не давая мне рта раскрыть.
«Спокойствие, только спокойствие!» — снова мысленно приказала я себе.
— Да, пожалуйста, напитки. Кофе, чай, коньяк, пиво… — принялась я перечислять, но Зузя меня перебила:
— Так я принесу кофе и чай, остальное у пани в баре, я сама проследила за тем, чтобы не стоял пустым. Пан Роман тоже наверняка что-нибудь выпьет.
Зузя исчезла, а Роман вошёл в комнату и вопросительно глянул на меня. Я жестом велела ему садиться. Он же, по своему обыкновению окинув меня заботливым взглядом, прежде чем сесть, подошёл к бару, плеснул коньяку в два бокала и уже с ними сел напротив меня. Протянул мне бокал, свой же поставил на столик, пояснив:
— Я пока воздержусь, а вдруг куда ехать придётся.
— Только чтобы никто не слышал, — шёпотом начала я. — С каких пор я здесь?
— Для всех здешних пани приехала вчера вечером.
— И никто не удивился?
— Чему же удивляться? Они вас ожидали. Только Зузи вчера здесь не было, но это не имеет значения.
— И что я делала, вернувшись?
— Спать отправились. Мы поздно приехали.
— Слава богу, вроде пока ни в чем не ошиблась. Я правильно считаю, что моим поверенным все ещё является пан Юркевич?
— Пан Юркевич, только не тот, а его правнук. Их контора переходит от отца к сыну и гордится своей незапятнанной двухсотлетней репутацией.
— И у меня есть телефон современного Юркевича?
— Да, в вашем блокноте. Такой большой, в чёрной коже. Должен быть в среднем ящике стола.
Вытащив указанный ящик, я действительно обнаружила в нем наверху чёрный блокнот. Тут Зузя вошла с подносом, поставила его на маленький столик и принялась разливать кофе. Я её остановила — сама это сделаю, спасибо. Даже не дождавшись, когда за ней закроется дверь, принялась перелистывать блокнот.
У нотариуса Юркевича оказалось несколько телефонов. В это время он должен быть в конторе, значит, звоню туда. Принялась нажимать кнопки, набирая номер, попросив Романа подождать. Я ведь понятия не имею, какие ещё мне понадобятся сведения.
Как только секретарша пана Юркевича доложила шефу, кто звонит, тот сразу взял трубку. Я категорически попросила его приехать ко мне ещё сегодня. Тот, по обыкновению, принялся капризничать, крутил носом и сомневался, все ли документы я привезла из Франции, которые требовались. Я заверила — все, хотя отнюдь не была уверена в этом.
Роман меня успокоил, напомнив, что в багажнике «мерседеса» все ещё лежит привезённый из Франции толстый чёрный портфель с документами. По моей просьбе сходил за ним и принёс. Просмотрев документы, я вспомнила все, чего добились мы с месье Дэспленом.
И ещё одна особенность последнего моего перемещения в будущее: почему-то я оказалась здесь не пятнадцатого сентября, а только восьмого, уж не знаю по какой причине. И вникать в это не собираюсь.
— Как думаете, Роман, кому во Франции лучше позвонить, чтобы узнать все последние события? — посоветовалась я с верным другом.
— Можно месье Дэсплену, — отвечал Роман, — но лучше пани Ленской.
Ну как я сама о ней не подумала! Вот лучший источник всех сведений. Только не буду ей сейчас звонить, лучше завтра с утра. Или даже послезавтра, как только покончу здесь со всеми текущими делами.
Роман отправился в гараж, я помчалась в кухню. Нужно было распорядиться насчёт ужина для пана Юркевича, я ведь не сомневалась — как и все в их славном роду, он любил поесть и от еды во многом зависело его настроение.
И сразу же наткнулась на проблему.
— А я думала — пани сама накупит себе продукты, которые любит, — сказала моя домоправительница. — В магазинах с продуктами никаких проблем — выбирайте чего душа пожелает. Слышала я, пани любит креветки в остром соусе, так купите. А также мороженые индюшачьи шницеля, сыры, ну и все прочее.
Пришлось опять звать Романа.
Моя экономка оказалась права. Из суперсама я возвращалась, нагруженная сверх всякой меры, и удивлялась, что он ну ни в чем не отличается от лучших магазинов французской столицы. Я даже заметила — продукты тех же фирм. И так же, как во французских магазинах, в этом польском почти все покупатели ходили между полками с товарами, не отнимая от уха руки с мобильным телефоном. Роман тут вспомнил, что ещё не предупредил меня: тот сотовый телефон, который у меня на столе в кабинете лежит, он переделал так, что теперь он охватывает своим действием весь мир. И очень деликатно подчеркнул — у моих друзей, в том числе и у Гастона де Монпесака, нет моего нового номера телефона, потому что у нас здесь произошли какие-то изменения, пришлось добавлять дополнительные цифры. Я обрадовалась — вот и повод позвонить Гастону, а я ещё думала — буду вечером ему звонить — что скажу? Впрочем, зачем выискивать предлог, как-никак я его законная невеста.
Ох, непросто было мне опять привыкать к нравам и порядкам нового времени, в которое меня опять занесло. Непросто было оторваться от прежних времён, которые я считала своими, ведь в них родилась и выросла, однако эти, новые, мне больше были по нраву — открытые, лишённые ханжества и притворства, пассивного ожидания. Видно, была я слишком активной натурой, более соответствующей двадцатому веку.
Вернувшись домой, не стала дожидаться вечера и сразу принялась разыскивать телефоны Гастона. Позвонила ему на работу. Какой-то сотрудник его фирмы ответил, что в данный момент месье Монпесак в город вышел, да, скоро вернётся, нет, к сожалению, забыл свой сотовый, вот он, на столе лежит, так что немедленно ему не позвонить, тут уж многим из персонала фирмы понадобилось переговорить с шефом, да приходится ждать, да, непременно передаст, что я звонила… повторите фамилию, мадам, уж очень трудная… так, записал, и номера телефонов тоже.
Положила трубку и подумала — придётся теперь пассивно ждать, и это при моей-то активной натуре! Ну да что поделаешь, как-нибудь дождусь.
Время ожидания существенно помог скоротать пан Юркевич, прибывший точно в назначенный час. Я с интересом разглядывала этого поверенного Юркевича. Моложе своего прадеда, намного проще в обращении со мной, никакой униженности, напротив, излишне напыщен, к тому же злится, что велела ему самому ко мне приехать, и не скрывает своего раздражения. Однако при виде богато накрытого стола явно помягчел и даже с удовлетворением потёр руки. А после сытной трапезы и вовсе стал душечкой. На него произвели неотразимое впечатление очень вкусные крокеты, изготовленные пани Сивинской неизвестно из чего. Благодаря крокетам многие вопросы удалось решить незамедлительно.
— Разумеется, у вас имеются оригиналы всех документов? — начал он деловую часть визита, когда мы с ним удалились в кабинет. — Вчера я получил по факсу от месье Дэсплена французскую документацию, так что с заграничной частью вашего имущества проблем не будет. Кстати, примите, мадам, мои поздравления, очень, очень внушительная прибавка к вашему и без того немалому состоянию. Так кого же вы, собственно, намереваетесь назначить своим наследником?
— Мужа и детей! — вырвалось у меня. Глупость, конечно, но не удержалась. Нотариус удивился.
— Насколько мне известно, у пани пока не имеется ни того, ни другого.
Я опомнилась.
— Пока, я лишь собираюсь их завести. Но ведь месье Дэсплен наверняка известил вас о попытках Армана Гийома перехватить унаследованное мною имущество.
— Да, известил, и вот здесь мне не все ясно. Можно его не упоминать в вашем завещании — и дело с концом. Зачем же такая спешка?
— А разве месье Дэсплен не сообщил вам о попытках Гийома лишить меня жизни… о его покушениях на жизнь…
— Покушения на жизнь? — удивился этот осел. — Какую жизнь? Чью?
— Мою! — отрезала я, раздражённая до предела. — И умри я завтра, все моё имущество унаследует именно Арман Гийом, не так ли?
Осел упорствовал.
— С чего это пани завтра умирать? Не вижу причины…
Нет, сил моих больше нету! Такой же упрямый, как и его предок. Я даже заскрежетала зубами от злости, но сдержала себя, разразилась руганью. Раз Дэсплен не все сообщил этому дурню, значит, и я должна с ним говорить по-другому. И я, сдержав себя, дипломатично пояснила:
— Бережёного бог бережёт, проше пана, а в жизни чего не бывает! Да что далеко ходить за примерами, не далее как сегодня утром я упала с лошади, хорошо, все обошлось. Так что умереть человек может в любой момент, а своей смертью я осчастливлю Гийома, чего мне страшно не хочется. Вот я и прошу вас как можно скорее подготовить мне на подпись документ, завещание, составленное по всем правилам, к которому никакой суд не придерётся, и я надеялась, именно вы подскажете, кому лучше завещать все моё имущество. Детским домам Польши? Церкви? Каким-то властям на благотворительные цели?
— Только не властям, только не властям! — вскинулся юрист. — Вот тогда у пани точно будут основания опасаться за собственную жизнь! То есть, того… я хотел сказать, может, и впрямь какой больнице оставить? Но при желании и у больницы можно отсудить. Пожалуй, лучше всего подойдёт костёл. У того из горла ничего не выдерешь, это сила! А если кто и решится судиться с костёлом, вызовет возмущение общественности.
— Вот и прекрасно! Отпишем все костёлу!
На том и порешили. Поверенный уехал, я же могла заняться другими делами, ибо тут же позвонил Гастон.
Не перебивая, слушала я взволнованный любимый голос. Только что он вернулся в офис, тут видит — на столе бумажка с моими телефонами, наконец он может связаться со мной! Почему я не позвонила сразу, как приехала, он так смертельно беспокоится, а я исчезаю на три дня и обо мне ни слуху ни духу, и пани Ленская тоже, и тоже позвонить мне не может. Никто не может, нет в Париже номеров моих телефонов, ну не безобразие ли? Он меня любит, так любит, что и сказать не может, и ничего с этим не поделаешь. И я ему нужна, живая и прелестная, и чтобы была рядом!
Просто взрыв эмоций, что совсем не свойственно моему Гастону. Похоже, ему пришлось действительно пережить беспокойные дни, он просто не владел собой. А я упоённо слушала не перебивая и готова была так слушать всю оставшуюся жизнь. Он сам спохватился.
— Ох, извини, дорогая, не даю тебе слова сказать. Так что же с тобой происходило?
— Можешь продолжать, я не в обиде! Слышать твой голос — какое счастье! Но ты же знаешь, нам меняли номера телефонов…
— Знаю, я пытался через справочную дозвониться — не вышло, да и другие твои друзья тоже пробовали…
— Теперь все в порядке, мобильный телефон тоже действует, Роман постарался. Запиши номер… ах, да, я уже сказала твоему сотруднику.
— Твой Роман — брильянт чистой воды! — отозвался Гастон. — Да, кстати, до меня лишь теперь дошло, что я при обручении не подарил тебе кольца…
— Надеюсь, ещё ничего не потеряно? — кокетливо поинтересовалась я, просто физически ощущая, как с меня, точно вода с толстой гусыни, бесследно сплывают все заботы и проблемы.
Пообещав дать номера моих телефонов всем жаждущим в Париже и несчётное число раз заверив в своей любви, Гастон наконец отключился.
Теперь я была совсем другим человеком. И я ещё сомневалась, в каком веке хотела бы жить!
Да куда же я без телефонов? Писала бы письма, слала телеграммы, в нетерпении ждала ответа, все нервы себе испортила ожиданием и не услышала бы голоса любимого человека!
Наступил вечер, но мне спать не хотелось. В доме я была одна. Зузя ушла домой, Сивинские тоже. В окно виднелся их маленький одноэтажный домик, где, кстати, в мансарде поселился и Роман. Вспомнила: он показал мне звонок к нему в мансарду, в случае чего могу вызвать в любую минуту. Пока же мне не хотелось вызывать ни его, ни других. Осмотрю-ка на свободе дом, надо же мне с ним познакомиться. Никто не застукает, не удивится…
Первый раз в жизни оказалась я одна в собственном доме, без прислуги. Ни одной живой души, вот разве что кошка.
И я двинулась на обход.
Мой дом мне понравился. Небольшой, кроме кухни — всего девять комнат, не считая, разумеется, ванных, гардеробных и прочих служебных помещений. Две комнаты для гостей наверху. В гостиной на стене висели портреты моих предков, в том числе и родителей, что показалось мне совершенно нормальным явлением. В спальне я растроганно погладила любимый секретер из моего кабинета в поместье Секерки, с которым я рассталась только сегодня утром, отправляясь на прогулку верхом.
Странно — сам дворец бесследно исчез, разрушен, сгорел, разобран? А портреты и секретер сохранились, надо же!
Внимательно оглядела я библиотеку, битком набитую книгами и подписками газет и журналов. Вот что мне пригодится, ох, сколько времени придётся здесь провести, знакомясь с новыми временами! Ведь в Трувиле я и десятой части о них не узнала, до того ли мне было там? А здесь, у себя, в тишине и спокойствии, не торопясь ознакомлюсь с историей человечества, разделяющей мои времена, восьмидесятые годы прошлого столетия и новые, в преддверии наступления двадцать первого века.
И, не откладывая дела в долгий ящик, я тут же погрузилась в чтение. Ни о каких утренних прогулках уже не могло быть и речи, ведь читала я до четырех утра.
Хорошо, что я уже успела не только проснуться, но и умыться, и даже выпить утренний кофе, хотя никто мне его в постель не подал. Ничего, главное, Сивинская его сварила, не графья… то есть, как раз графиня, но я не считала зазорным спуститься к завтраку. А сейчас Зузя наверху приводила в порядок спальню, Роман во дворе мыл машину, Сивинская крутилась на кухне, а Сивинский — я с любопытством его разглядывала — копался в саду. Не отрываясь от кофе, я держала у уха трубку мобильного телефона.
— Слышу, пани Патриция, хорошо слышу вас, — обрадованно отозвалась я. — И сама собиралась вам позвонить после завтрака.
— Уже не собирайся, я сама звоню. Первое и самое главное! Слышишь? Арман Гийом исчез! 'Нет его в Париже! Слушай, у тебя все в порядке?
— В полнейшем!
— Это хорошо. Но учти — Арман Гийом исчез!
Я чуть не захлебнулась кофе. Надо же, после разговора с Гастоном напрочь позабыла об Армане. Возможно, самоуспокоилась ещё и после наших переговоров с паном Юркевичем. Так или иначе, только теперь вспомнила о существовании Армана Гийома и о грозящей мне опасности.
Издали доносился шум, и я безошибочно определила — автомобили, с большой скоростью мчатся по автостраде. А под носом торчит барьер, ни с того ни с сего оказавшийся на лугу у леса.
Ясно, опять я перемахнула проклятый барьер времени. Значит, он вот так выглядит?
Развернув коня задом к лесу, я стала соображать, где же теперь мой дом. Роман говорил, что дворца давно нет, равно как и поместья, теперь у меня только дом. Прекрасно, где же он может быть? Все вокруг выглядело как-то совсем не так, как в моё время.
И опять я выбрала для себя главную проблему — отыскать дом, об остальных сложностях подумаю потом.
Вот эта ведущая к лесу асфальтированная дорога могла быть той, грунтовой, которая вела к моему поместью. Теперь она ведёт к автостраде, отсюда невидимой, но отчётливо слышимой. И я тронула поводья.
Вот и автострада, бывший варшавско-краковский тракт. А вот здесь начинался мой парк. Тогда ко дворцу вела обсаженная деревьями подъездная аллея. Теперь мешали постройки и вблизи, и вдали, сбивали с толку, не давали сориентироваться.
Я растерянно оглянулась, мелькнул проклятый барьер, уже в отдалении, именно через него перескочила Звёздочка… Минутку, а конь подо мной — Звёздочка ли? Невозможно, чтобы через сто пятнадцать лет она была такой же бодрой и молодой. А я сама? Может, на неё тоже распространяется закон пересечения барьера времени? Жаль, не разглядела лошадку как следует, по звёздочке на лбу сразу бы определила — она ли, но слезать боюсь, как потом опять заберусь в седло? Ведь тот придорожный каменный столбик, который помог взобраться на лошадь, обозначал какую-то дорогу, теперь понятно, откуда он взялся. Ладно, потом как следует разгляжу лошадку, да и Роман поможет…
Роман! Боже, неужели он остался в прошлом? То есть в будущем? Пропаду я без него! И я опять запаниковала. Ничего не узнаю, не найти мне собственный дом, хотя… вот эти деревья очень напоминают те, что некогда росли в моем парке. Значит, свернём туда. Дорогу преградила живая изгородь из каких-то колючих кустов, не свернёшь с автострады. Опять перескочим?
Не пришлось, за изгородью оказалась ведущая к парку дорога, тоже заасфальтированная, которая вскоре закончилась воротами. К сожалению, закрытыми. Я остановила лошадь, не зная что делать. За воротами просматривалась аллейка, за ней — дом.
Он мне сразу понравился. Хорошо, если это мой дом. Двухэтажный, с мансардой, небольшой, но очень аккуратный. Небольшой в сравнении с моим дворцом, но вполне вместительный и очень какой-то ладный. Вспомнилось — кажется, я богата. В таком случае, даже если это не мой дом — куплю его!
Вот так я стояла и пялилась на дом и ворота, не зная, как же их открыть. Звёздочка оказалась умнее своей хозяйки, она вдруг подняла голову и громко заржала, так громко, что эхо пошло по окрестностям, отозвались какие-то другие кони, залаяли собаки, а за воротами сразу замелькали фигуры людей и собак. Из дома выбежала и поспешила мне навстречу какая-то женщина, а откуда-то сбоку выскочил — о радость — Роман!
— Уже! Уже бегу! — издали прокричал он. А женщина — наверняка это была пани Сивинская, вспомнила, Роман говорил, дом охраняют супруги Сивинские — на ходу извиняясь, причитала:
— Я была уверена, у пани с собой пульт!
Ворота медленно раздвинулись, у меня даже было время подумать, что все же это мой дом! А женщина — пани Сивинская, моя экономка, или как теперь называют таких женщин, присматривающих за домом? Домоправительница? Её муж — огородник… или садовник? Забыла, но в любом случае при доме имеется или огород, или сад, раз я наняла человека ухаживать за ними.
Звёздочка вошла во двор, как к себе домой, собаки прыгали вокруг, лаяли, но не проявляли по отношению к нам никаких враждебных намерений. Я пригляделась — о, да это знакомые псы! Вон Заграй, вон Прохвост, а это… ну конечно же Дамка!
Роман вёл Звёздочку под уздцы, собаки прыгали вокруг, зверьё во всяком случае жило в дружбе. Я предусмотрительно молчала, до тех пор, пока Роман не завёл нас за дом, где сбоку виднелись пристройки, наверняка конюшни, оттуда Роман и выбежал. Женщина опять скрылась в доме.
Роман помог мне слезть с лошади.
— Слава богу, Сивинская не обратила внимания на то, как пани одета, — сказал он, облегчённо вздохнув, — а больше никого не оказалось поблизости.
— А вы…
— А я понял — пани опять пересекла барьер времени, когда увидел, что вместо лошади машину мою. И не знал, как мне вам помочь, где искать.
— Роман, посмотрите, это Звёздочка?
Вместе мы внимательно осмотрели голову лошадки и холку. Роман так и не смог ответить однозначно.
— Кто знает, кто знает, — качал он головой. — Может, и она, раз вместе с пани перемахнула через барьер времени, но ведь случается, что в каком-то поколении рождается лошадка — вылитая её прабабка. Именно на кобыл распространяется это правило, почему-то минуя жеребцов. В любом случае, думаю, Звёздочке без разницы, в каком жить времени.
Расседлав Звёздочку, Роман принялся заботливо вытирать её круп. Из предполагаемой конюшни послышалось ржание, и выяснилось, у меня ещё три лошади — две кобылки и жеребец.
Вот и получилось, что рассказ о новом для меня доме Роман начал с лошадей, пояснив, что я владею лошадьми законно, имею лицензию, они участвуют в скачках. Зузя? Нет, Зузя со мной не перенеслась в двадцатый век, вместо неё мне будет прислуживать Зузя современная, правнучка той, женщина замужняя. Есть и дети. Муж электрик, кстати, все, что по его части, делает в доме, она же просто подрабатывает, прислуживая мне, и очень это любит. Наверняка, узнав о приезде пани, примчится ещё до обеда. А вам советую поскорее войти в дом и сменить одежду, незачем приводить людей в смятение. Сплетни пойдут…
— Ну так что? Это же не прежние времена, теперь сплетни не имеют той силы. Ну да бог с ними, сплетнями. Вот скажите мне, а в доме есть телевизор, телефон, вода, свет…
— …холодильник и микроволновая плита в кухне, — успокоил меня Роман. — А если чего не хватит, — вам стоит только распорядиться.
В дом я проникла тайком, на цыпочках, и без особого труда разыскала собственную спальню с прилегающими к ней ванной и гардеробной. Ах, с каким наслаждением приняла я душ! На левом бедре уже появился огромный синяк, на боку тоже, но я и не сомневалась, что так будет, да и не очень они болели, поэтому я не слишком огорчилась. Накинув на себя халат, пока ещё не ознакомилась с остальной одёжкой, я не успела причесаться, как послышался стук в дверь и появилась Зузя.
Очень похожа она была на мою любимую горничную столетней давности, хотя и немного старше той, ведь моя Зузя была всего годом меня старше, а этой лет тридцать.
— Ну вот и я! — оживлённо, без смущения заговорила новая Зузя. — Как я рада, что вижу пани на ногах, а то ведь прошёл слух — пани с лошади упала, и я так волновалась, так волновалась, боялась, не сломала ли пани чего себе.
Признаюсь, меня удивили её слова.
— Какой слух? Кто мог знать, что я упала с лошади? Ведь уверена была — меня никто не видел.
Зузя улыбнулась.
— Да разве укроешься от людских глаз? Почтальон рассказывал, издали видел, как пани появилась на лошади и слетела! Он хотел на помощь поспешить, да не мог оставить на шоссе тяжёлую сумку, а бежать через поле там порядочно. Постоял, посмотрел и хотел уже в ближайший дом зайти, позвонить в скорую, да глядит — пани уже поднялась и лошадь к лесу повела. Ещё говорил — странно как-то пани была одета, ещё подумал, может, опять какой фильм телевизионщики снимают. А в чем пани была одета?
Такой болтушкой моя Зузя была лишь в минуты сильного волнения, и я подумала, что и эта, должно быть, очень за меня беспокоилась. А слухи о странной одежде следовало пресечь на корню, и лучшим методом было сказать правду. Или нечто на неё похожее.
— В прабабкином платье, — понизив голос, конфиденциально призналась я. — Очень захотелось испробовать, как они сто лет назад справлялись со всеми этими нижними юбками да корсетами.
— И из-за этих нижних юбок пани и слетела с лошади? — догадалась Зузя.
— Нет, оказывается, с юбками можно справиться. Стремя у меня лопнуло, ведь я ещё и старое седло вытащила, тоже захотелось испробовать. А там уже кожа сопрела.
— Благодарение Господу, с пани ничего не случилось. А сейчас что? Если в чем помочь, так я пришла. Может, что требуется разыскать…
И я опять доверительным тоном призналась:
— Если честно, то после Парижа хотела бы сменить гардероб, так что не мешало бы посмотреть, что из старых вещей ещё пригодится, а что можно выбросить. Так что подключайся, вытаскивай из шкафов и раскладывай.
Теперешняя Зузя, как и её предшественница, похоже, больше всего на свете любила рыться в нарядах барыни. Помню… эх, да что там! Дай той моей Зузе волю, она бы каждый день устраивала из них выставку. Вот и эта тоже с наслаждением принялась за дело. Тоже, видно, по женской линии какие-то качества переходят из поколения в поколение.
Опомнились мы с ней лишь часа через три. Я пришла к выводу, что, в общем, мой гардеробчик не слишком отстаёт от парижских нормативов, кое-что надо просто переделать, в чем-то дополнить, а в принципе, в этом ходить можно.
Сивинской пришлось оторвать меня от тряпок чуть не силой. Кстати, она до смешного напоминала жутко похудевшую Мончевскую, что дало мне основание предполагать, что и они тоже родственницы по прямой линии. Насчёт её мужа пока ничего сказать не могла, просто не видела его. Интересно, как я обойдусь таким малым количеством прислуги? Ну да ведь и дом у меня теперь меньше прежнего да и всегда, как захочется, могу себе махнуть в Монтийи, там слуг больше, ведь дворец…
Монтийи! Надо же, только сейчас вспомнила. И Гастон!! Совсем из головы вылетели.
И Арман!
Ну вот, напрасно этого вспомнила, холера! Ну да, ведь я оставила его в Париже, сбежала от него, а кроме того, написала завещание…
Минутку, когда я его написала? Теперь или сто пятнадцать лет назад? И тогда существует ли оно ещё?
Голова привычно пошла кругом, как всегда при сложностях с временами. Спокойно, возьми себя в руки!
Осмотревшись, я поняла, что, поев и переодевшись, сижу в своём кабинете. На столе стоял телефонный аппарат, рядом сотовый телефон, на отдельном столике компьютер с принтером. Значит, я могла в любую минуту связаться с нужным мне человеком. И с паном Юркевичем тоже. Ох, не спеши, дорогуша, спокойно, спокойно…
Сначала выясни, есть ли ещё на этом свете пан Юркевич. И вообще, как давно я здесь появилась?
Увидев в открытое окно Романа, я вскочила и, подбежав к окну, громко крикнула, чтобы немедленно пришёл сюда. Боюсь, в голосе моем звучало отчаяние.
Пока он шёл, я продолжала разглядывать кабинет. Звонка для вызова прислуги не было. Да и зачем он, достаточно вот так крикнуть. Мончевская наверняка в кухне. Ох, что я, какая Мончевская? Сивинская наверняка услышит, если её позвать. А вот если бы мне захотелось кофе или чаю, кто мне его подаст? Зузя? Если не ушла домой.
— Зузя! — негромко и неуверенно позвала я, очень боясь разочароваться.
Роман уже открывал дверь, и я услышала, как Зузя сбегает по лестнице.
— Если пани собирается работать, так, может, что подать? — дружелюбно поинтересовалась она за спиной Романа, не давая мне рта раскрыть.
«Спокойствие, только спокойствие!» — снова мысленно приказала я себе.
— Да, пожалуйста, напитки. Кофе, чай, коньяк, пиво… — принялась я перечислять, но Зузя меня перебила:
— Так я принесу кофе и чай, остальное у пани в баре, я сама проследила за тем, чтобы не стоял пустым. Пан Роман тоже наверняка что-нибудь выпьет.
Зузя исчезла, а Роман вошёл в комнату и вопросительно глянул на меня. Я жестом велела ему садиться. Он же, по своему обыкновению окинув меня заботливым взглядом, прежде чем сесть, подошёл к бару, плеснул коньяку в два бокала и уже с ними сел напротив меня. Протянул мне бокал, свой же поставил на столик, пояснив:
— Я пока воздержусь, а вдруг куда ехать придётся.
— Только чтобы никто не слышал, — шёпотом начала я. — С каких пор я здесь?
— Для всех здешних пани приехала вчера вечером.
— И никто не удивился?
— Чему же удивляться? Они вас ожидали. Только Зузи вчера здесь не было, но это не имеет значения.
— И что я делала, вернувшись?
— Спать отправились. Мы поздно приехали.
— Слава богу, вроде пока ни в чем не ошиблась. Я правильно считаю, что моим поверенным все ещё является пан Юркевич?
— Пан Юркевич, только не тот, а его правнук. Их контора переходит от отца к сыну и гордится своей незапятнанной двухсотлетней репутацией.
— И у меня есть телефон современного Юркевича?
— Да, в вашем блокноте. Такой большой, в чёрной коже. Должен быть в среднем ящике стола.
Вытащив указанный ящик, я действительно обнаружила в нем наверху чёрный блокнот. Тут Зузя вошла с подносом, поставила его на маленький столик и принялась разливать кофе. Я её остановила — сама это сделаю, спасибо. Даже не дождавшись, когда за ней закроется дверь, принялась перелистывать блокнот.
У нотариуса Юркевича оказалось несколько телефонов. В это время он должен быть в конторе, значит, звоню туда. Принялась нажимать кнопки, набирая номер, попросив Романа подождать. Я ведь понятия не имею, какие ещё мне понадобятся сведения.
Как только секретарша пана Юркевича доложила шефу, кто звонит, тот сразу взял трубку. Я категорически попросила его приехать ко мне ещё сегодня. Тот, по обыкновению, принялся капризничать, крутил носом и сомневался, все ли документы я привезла из Франции, которые требовались. Я заверила — все, хотя отнюдь не была уверена в этом.
Роман меня успокоил, напомнив, что в багажнике «мерседеса» все ещё лежит привезённый из Франции толстый чёрный портфель с документами. По моей просьбе сходил за ним и принёс. Просмотрев документы, я вспомнила все, чего добились мы с месье Дэспленом.
И ещё одна особенность последнего моего перемещения в будущее: почему-то я оказалась здесь не пятнадцатого сентября, а только восьмого, уж не знаю по какой причине. И вникать в это не собираюсь.
— Как думаете, Роман, кому во Франции лучше позвонить, чтобы узнать все последние события? — посоветовалась я с верным другом.
— Можно месье Дэсплену, — отвечал Роман, — но лучше пани Ленской.
Ну как я сама о ней не подумала! Вот лучший источник всех сведений. Только не буду ей сейчас звонить, лучше завтра с утра. Или даже послезавтра, как только покончу здесь со всеми текущими делами.
Роман отправился в гараж, я помчалась в кухню. Нужно было распорядиться насчёт ужина для пана Юркевича, я ведь не сомневалась — как и все в их славном роду, он любил поесть и от еды во многом зависело его настроение.
И сразу же наткнулась на проблему.
— А я думала — пани сама накупит себе продукты, которые любит, — сказала моя домоправительница. — В магазинах с продуктами никаких проблем — выбирайте чего душа пожелает. Слышала я, пани любит креветки в остром соусе, так купите. А также мороженые индюшачьи шницеля, сыры, ну и все прочее.
Пришлось опять звать Романа.
Моя экономка оказалась права. Из суперсама я возвращалась, нагруженная сверх всякой меры, и удивлялась, что он ну ни в чем не отличается от лучших магазинов французской столицы. Я даже заметила — продукты тех же фирм. И так же, как во французских магазинах, в этом польском почти все покупатели ходили между полками с товарами, не отнимая от уха руки с мобильным телефоном. Роман тут вспомнил, что ещё не предупредил меня: тот сотовый телефон, который у меня на столе в кабинете лежит, он переделал так, что теперь он охватывает своим действием весь мир. И очень деликатно подчеркнул — у моих друзей, в том числе и у Гастона де Монпесака, нет моего нового номера телефона, потому что у нас здесь произошли какие-то изменения, пришлось добавлять дополнительные цифры. Я обрадовалась — вот и повод позвонить Гастону, а я ещё думала — буду вечером ему звонить — что скажу? Впрочем, зачем выискивать предлог, как-никак я его законная невеста.
Ох, непросто было мне опять привыкать к нравам и порядкам нового времени, в которое меня опять занесло. Непросто было оторваться от прежних времён, которые я считала своими, ведь в них родилась и выросла, однако эти, новые, мне больше были по нраву — открытые, лишённые ханжества и притворства, пассивного ожидания. Видно, была я слишком активной натурой, более соответствующей двадцатому веку.
Вернувшись домой, не стала дожидаться вечера и сразу принялась разыскивать телефоны Гастона. Позвонила ему на работу. Какой-то сотрудник его фирмы ответил, что в данный момент месье Монпесак в город вышел, да, скоро вернётся, нет, к сожалению, забыл свой сотовый, вот он, на столе лежит, так что немедленно ему не позвонить, тут уж многим из персонала фирмы понадобилось переговорить с шефом, да приходится ждать, да, непременно передаст, что я звонила… повторите фамилию, мадам, уж очень трудная… так, записал, и номера телефонов тоже.
Положила трубку и подумала — придётся теперь пассивно ждать, и это при моей-то активной натуре! Ну да что поделаешь, как-нибудь дождусь.
Время ожидания существенно помог скоротать пан Юркевич, прибывший точно в назначенный час. Я с интересом разглядывала этого поверенного Юркевича. Моложе своего прадеда, намного проще в обращении со мной, никакой униженности, напротив, излишне напыщен, к тому же злится, что велела ему самому ко мне приехать, и не скрывает своего раздражения. Однако при виде богато накрытого стола явно помягчел и даже с удовлетворением потёр руки. А после сытной трапезы и вовсе стал душечкой. На него произвели неотразимое впечатление очень вкусные крокеты, изготовленные пани Сивинской неизвестно из чего. Благодаря крокетам многие вопросы удалось решить незамедлительно.
— Разумеется, у вас имеются оригиналы всех документов? — начал он деловую часть визита, когда мы с ним удалились в кабинет. — Вчера я получил по факсу от месье Дэсплена французскую документацию, так что с заграничной частью вашего имущества проблем не будет. Кстати, примите, мадам, мои поздравления, очень, очень внушительная прибавка к вашему и без того немалому состоянию. Так кого же вы, собственно, намереваетесь назначить своим наследником?
— Мужа и детей! — вырвалось у меня. Глупость, конечно, но не удержалась. Нотариус удивился.
— Насколько мне известно, у пани пока не имеется ни того, ни другого.
Я опомнилась.
— Пока, я лишь собираюсь их завести. Но ведь месье Дэсплен наверняка известил вас о попытках Армана Гийома перехватить унаследованное мною имущество.
— Да, известил, и вот здесь мне не все ясно. Можно его не упоминать в вашем завещании — и дело с концом. Зачем же такая спешка?
— А разве месье Дэсплен не сообщил вам о попытках Гийома лишить меня жизни… о его покушениях на жизнь…
— Покушения на жизнь? — удивился этот осел. — Какую жизнь? Чью?
— Мою! — отрезала я, раздражённая до предела. — И умри я завтра, все моё имущество унаследует именно Арман Гийом, не так ли?
Осел упорствовал.
— С чего это пани завтра умирать? Не вижу причины…
Нет, сил моих больше нету! Такой же упрямый, как и его предок. Я даже заскрежетала зубами от злости, но сдержала себя, разразилась руганью. Раз Дэсплен не все сообщил этому дурню, значит, и я должна с ним говорить по-другому. И я, сдержав себя, дипломатично пояснила:
— Бережёного бог бережёт, проше пана, а в жизни чего не бывает! Да что далеко ходить за примерами, не далее как сегодня утром я упала с лошади, хорошо, все обошлось. Так что умереть человек может в любой момент, а своей смертью я осчастливлю Гийома, чего мне страшно не хочется. Вот я и прошу вас как можно скорее подготовить мне на подпись документ, завещание, составленное по всем правилам, к которому никакой суд не придерётся, и я надеялась, именно вы подскажете, кому лучше завещать все моё имущество. Детским домам Польши? Церкви? Каким-то властям на благотворительные цели?
— Только не властям, только не властям! — вскинулся юрист. — Вот тогда у пани точно будут основания опасаться за собственную жизнь! То есть, того… я хотел сказать, может, и впрямь какой больнице оставить? Но при желании и у больницы можно отсудить. Пожалуй, лучше всего подойдёт костёл. У того из горла ничего не выдерешь, это сила! А если кто и решится судиться с костёлом, вызовет возмущение общественности.
— Вот и прекрасно! Отпишем все костёлу!
На том и порешили. Поверенный уехал, я же могла заняться другими делами, ибо тут же позвонил Гастон.
Не перебивая, слушала я взволнованный любимый голос. Только что он вернулся в офис, тут видит — на столе бумажка с моими телефонами, наконец он может связаться со мной! Почему я не позвонила сразу, как приехала, он так смертельно беспокоится, а я исчезаю на три дня и обо мне ни слуху ни духу, и пани Ленская тоже, и тоже позвонить мне не может. Никто не может, нет в Париже номеров моих телефонов, ну не безобразие ли? Он меня любит, так любит, что и сказать не может, и ничего с этим не поделаешь. И я ему нужна, живая и прелестная, и чтобы была рядом!
Просто взрыв эмоций, что совсем не свойственно моему Гастону. Похоже, ему пришлось действительно пережить беспокойные дни, он просто не владел собой. А я упоённо слушала не перебивая и готова была так слушать всю оставшуюся жизнь. Он сам спохватился.
— Ох, извини, дорогая, не даю тебе слова сказать. Так что же с тобой происходило?
— Можешь продолжать, я не в обиде! Слышать твой голос — какое счастье! Но ты же знаешь, нам меняли номера телефонов…
— Знаю, я пытался через справочную дозвониться — не вышло, да и другие твои друзья тоже пробовали…
— Теперь все в порядке, мобильный телефон тоже действует, Роман постарался. Запиши номер… ах, да, я уже сказала твоему сотруднику.
— Твой Роман — брильянт чистой воды! — отозвался Гастон. — Да, кстати, до меня лишь теперь дошло, что я при обручении не подарил тебе кольца…
— Надеюсь, ещё ничего не потеряно? — кокетливо поинтересовалась я, просто физически ощущая, как с меня, точно вода с толстой гусыни, бесследно сплывают все заботы и проблемы.
Пообещав дать номера моих телефонов всем жаждущим в Париже и несчётное число раз заверив в своей любви, Гастон наконец отключился.
Теперь я была совсем другим человеком. И я ещё сомневалась, в каком веке хотела бы жить!
Да куда же я без телефонов? Писала бы письма, слала телеграммы, в нетерпении ждала ответа, все нервы себе испортила ожиданием и не услышала бы голоса любимого человека!
Наступил вечер, но мне спать не хотелось. В доме я была одна. Зузя ушла домой, Сивинские тоже. В окно виднелся их маленький одноэтажный домик, где, кстати, в мансарде поселился и Роман. Вспомнила: он показал мне звонок к нему в мансарду, в случае чего могу вызвать в любую минуту. Пока же мне не хотелось вызывать ни его, ни других. Осмотрю-ка на свободе дом, надо же мне с ним познакомиться. Никто не застукает, не удивится…
Первый раз в жизни оказалась я одна в собственном доме, без прислуги. Ни одной живой души, вот разве что кошка.
И я двинулась на обход.
Мой дом мне понравился. Небольшой, кроме кухни — всего девять комнат, не считая, разумеется, ванных, гардеробных и прочих служебных помещений. Две комнаты для гостей наверху. В гостиной на стене висели портреты моих предков, в том числе и родителей, что показалось мне совершенно нормальным явлением. В спальне я растроганно погладила любимый секретер из моего кабинета в поместье Секерки, с которым я рассталась только сегодня утром, отправляясь на прогулку верхом.
Странно — сам дворец бесследно исчез, разрушен, сгорел, разобран? А портреты и секретер сохранились, надо же!
Внимательно оглядела я библиотеку, битком набитую книгами и подписками газет и журналов. Вот что мне пригодится, ох, сколько времени придётся здесь провести, знакомясь с новыми временами! Ведь в Трувиле я и десятой части о них не узнала, до того ли мне было там? А здесь, у себя, в тишине и спокойствии, не торопясь ознакомлюсь с историей человечества, разделяющей мои времена, восьмидесятые годы прошлого столетия и новые, в преддверии наступления двадцать первого века.
И, не откладывая дела в долгий ящик, я тут же погрузилась в чтение. Ни о каких утренних прогулках уже не могло быть и речи, ведь читала я до четырех утра.
* * *
— Ну, дитя моё, наконец-то я тебя слышу! — кричала пани Ленская. — Твой Гастон дал мне номер твоего телефона, а мне столько надо тебе сказать! И очень важное! Алло! Ты меня слышишь?Хорошо, что я уже успела не только проснуться, но и умыться, и даже выпить утренний кофе, хотя никто мне его в постель не подал. Ничего, главное, Сивинская его сварила, не графья… то есть, как раз графиня, но я не считала зазорным спуститься к завтраку. А сейчас Зузя наверху приводила в порядок спальню, Роман во дворе мыл машину, Сивинская крутилась на кухне, а Сивинский — я с любопытством его разглядывала — копался в саду. Не отрываясь от кофе, я держала у уха трубку мобильного телефона.
— Слышу, пани Патриция, хорошо слышу вас, — обрадованно отозвалась я. — И сама собиралась вам позвонить после завтрака.
— Уже не собирайся, я сама звоню. Первое и самое главное! Слышишь? Арман Гийом исчез! 'Нет его в Париже! Слушай, у тебя все в порядке?
— В полнейшем!
— Это хорошо. Но учти — Арман Гийом исчез!
Я чуть не захлебнулась кофе. Надо же, после разговора с Гастоном напрочь позабыла об Армане. Возможно, самоуспокоилась ещё и после наших переговоров с паном Юркевичем. Так или иначе, только теперь вспомнила о существовании Армана Гийома и о грозящей мне опасности.