Страница:
Я хотел убедить его, что ему все померещилось. Бог мой, это меня самого нужно было убеждать! Если б Тамми только знал о том, что мне довелось увидеть неделю назад на главной палубе, даже не представляю, что бы он тогда сказал и подумал.
— Если я и спал, то не больше, чем ты, — сказал он с горечью. — И ты знаешь это. Делаешь из меня дурака. На корабле — привидения.
— Привидения! — воскликнул я.
— Здесь водятся привидения, — повторил он. — Здесь водятся привидения.
— Кто тебе сказал? — поинтересовался я с недоверием.
— Я тебе говорю! И тебе самому это известно. Всем вокруг известно, только им до конца не верится… И я не верил, до сегодняшней ночи.
— Чушь собачья! — сказал я. — Все это глупые матросские байки. Тогда уж скажи, что и в меня вселились бесы.
— И вовсе не чушь, — ответил он, продолжая стоять на своем. — И совсем не глупые байки… Почему ты твердишь, будто ничего не видел? вскричал он, разволновавшись почти до слез и снова повышая голос.
Я заметил ему, что так он всех разбудит.
— Почему ты твердишь, будто ничего не видел? — повторил он.
Я встал с рундука и направился к двери.
— Ты — идиот, молокосос! — сказал я. — Я посоветовал бы тебе никому не рассказывать о том, что ты якобы видел. Послушай моего совета: укладывайся в койку и выспись как следует. А то несешь всякую чепуху. Завтра тебе будет стыдно.
Я перешагнул порог и ушел. Он кинулся следом, чтобы еще что-то добавить, но я был уже далеко.
В течение последующих двух дней я старательно избегал Тамми, делая все возможное, чтобы не оказаться с ним с глазу на глаз. Я был полон решимости убедить его, если представится такой случай, в том, что он ошибается, утверждая, будто видел в ту ночь нечто необычное. Однако все это оказалось ненужным, как вы сами вскоре увидите, потому как к вечеру второго дня эта история получила неожиданное развитие, сделавшее бесполезными все мои отрицания очевидного.
Глава 3
Глава 4
— Если я и спал, то не больше, чем ты, — сказал он с горечью. — И ты знаешь это. Делаешь из меня дурака. На корабле — привидения.
— Привидения! — воскликнул я.
— Здесь водятся привидения, — повторил он. — Здесь водятся привидения.
— Кто тебе сказал? — поинтересовался я с недоверием.
— Я тебе говорю! И тебе самому это известно. Всем вокруг известно, только им до конца не верится… И я не верил, до сегодняшней ночи.
— Чушь собачья! — сказал я. — Все это глупые матросские байки. Тогда уж скажи, что и в меня вселились бесы.
— И вовсе не чушь, — ответил он, продолжая стоять на своем. — И совсем не глупые байки… Почему ты твердишь, будто ничего не видел? вскричал он, разволновавшись почти до слез и снова повышая голос.
Я заметил ему, что так он всех разбудит.
— Почему ты твердишь, будто ничего не видел? — повторил он.
Я встал с рундука и направился к двери.
— Ты — идиот, молокосос! — сказал я. — Я посоветовал бы тебе никому не рассказывать о том, что ты якобы видел. Послушай моего совета: укладывайся в койку и выспись как следует. А то несешь всякую чепуху. Завтра тебе будет стыдно.
Я перешагнул порог и ушел. Он кинулся следом, чтобы еще что-то добавить, но я был уже далеко.
В течение последующих двух дней я старательно избегал Тамми, делая все возможное, чтобы не оказаться с ним с глазу на глаз. Я был полон решимости убедить его, если представится такой случай, в том, что он ошибается, утверждая, будто видел в ту ночь нечто необычное. Однако все это оказалось ненужным, как вы сами вскоре увидите, потому как к вечеру второго дня эта история получила неожиданное развитие, сделавшее бесполезными все мои отрицания очевидного.
Глава 3
ЧЕЛОВЕК НА ГРОТ-МАЧТЕ
Это случилось во время первой вахты, сразу, как пробили шесть склянок. Я был на носу, сидел на крыше люка. Главная палуба была пуста. Ночь выдалась чрезвычайно тихая, ветер упал почти до полного штиля, так что на корабле царили тишина и покой.
Вдруг я услышал голос второго помощника:
— Эй, на грот-мачте! Кто там на вантах?
Я поднял голову и прислушался. Последовала напряженная пауза, затем снова раздался голос второго помощника. Чувствовалось, что еще секунда и он выйдет из себя.
— Ты что, оглох, черт тебя побери?! Какого дьявола ты залез туда?
Спускайся!
Я поднялся на ноги и подошел к борту с наветренной стороны. Оттуда мне был виден ют. Второй помощник стоял там у трапа по правому борту. Похоже, он разглядывал что-то на реях, скрытое от меня топселями. Я всматривался в темноту, а он тем временем продолжал сыпать проклятиями: — Гром и молния, чертов салага, быстро вниз, я тебе сказал!
Он в ярости метался, раз за разом повторяя свой приказ. Но ответом ему была тишина. Я двинулся на корму. Что же случилось? Кто залез на мачту? Неужели нашелся идиот, сделавший это без приказа? Мне сразу вспомнилась таинственная фигура, которую видели Тамми и я. Что же увидел второй помощник? Или кого? Я заторопился было к нему, но в ту секунду раздался пронзительный свисток — это помощник капитана вызывал на палубу подвахтенных, и я, развернувшись, помчался в кубрик, чтобы побыстрее разбудить их. Еще минута, и вот я уже бежал на корму вместе с остальными выполнять приказания второго помощника.
Его голос остановил нас на полпути.
— Быстро на грот-мачту, несколько человек, и разберитесь, кто там наверху. Надо узнать, что задумал этот идиот!
— Есть, слушаюсь, сэр! — откликнулось несколько матросов, и двое первых прыгнули на ванты с наветренной стороны. Я последовал за ними, потом бросились и остальные; но помощник капитана закричал, чтобы ктонибудь поднялся на реи с другого борта — на тот случай, если этот тип попытается спуститься с подветренной стороны.
Поднимаясь по вантам, я услышал, как второй помощник приказывает Тамми, дежурившему на рынде, спуститься на главную палубу и вместе с другим практикантом держать под наблюдением носовые и кормовые штанги.
— Он может спуститься по одному из них, если мы загоним его в угол. Я слышал, как он объясняет. — Если что увидите, сразу кричите мне.
Тамми топтался на месте.
— Что такое? — спросил второй помощник.
— Ничего, сэр, — сказал Тамми и спустился на главную палубу.
Первый матрос достиг путенс-вант, он высунул голову над марсом[10], оценивая обстановку перед тем, как решиться на дальнейшие действия.
— Что-нибудь видишь, Джок? — спросил тот матрос, что лез следом за ним и чуть впереди меня.
— Нет, — ответил коротко Джок. Потом он перебрался через марс и исчез из виду.
Парень передо мной поднялся выше. Он добрался до вант футтокса и остановился, чтобы перевести дыхание и прокашляться. Я был рядом, почти касался его башмаков, и он обратился ко мне:
— Из-за чего весь шум? Кого он увидел? За кем гоняемся?
Я ответил, что не знаю, и он подтянулся и перебрался на ванты стеньги. Я последовал за ним. Парни, поднимающиеся с другого борта, были на нашем уровне. Прямо под ногами я мог разглядеть на главной палубе Тамми и его товарища — они оба смотрели вверх.
Ребятки слегка нервничали, хотя и старались не показывать этого; я склонен думать, что всех охватило любопытство и, возможно, в какой-то степени осознание того, что во всем этом кроется нечто странное.
Один из матросов высказал предположение:
— Наверно, кто-то хотел прокатиться, не закатив; прятался где-нибудь в трюме, а теперь вылез наружу.
Я тут же ухватился за эту мысль. Возможно… Однако так же быстро я и отбросил ее. Я вспомнил, как та первая фигура шагнула через борт. Новое предположение никак не объясняло тот случай. Меня одновременно одолевали и беспокойство, и любопытство. На этот раз я лично ничего не видел. Но что мог заметить второй помощник? Я мысленно вернулся к тому происшествию, когда Тамми и я заметили кого-то у кормовой лебедки. Тогда второй помощник не сумел ничего разглядеть. Я снова вернулся к версии о прятавшемся в трюме пассажире. Во всяком случае этим можно хоть что-то объяснить. Было бы… Ход моих мыслей оказался неожиданно прерван. Один из матросов что-то кричал, размахивая руками.
— Я вижу его! Я вижу его! — Он показывал вверх.
— Где? — спросил висевший надо мной матрос. — Где?
Я смотрел во все глаза. Я ощущал облегчение. «Всетаки это не призрак», — подумал я. Я повертел головой, осматривая реи над нами, однако ничего не увидел, ничего, кроме теней и пятен света.
Снизу с палубы донесся голос второго помощника. Он кричал:
— Ну что, поймали его?
— Еще нет, сэр! — крикнул тот матрос, что был ниже всех на вантах.
— Мы видим его, сэр, — добавил Квойн.
— Я не вижу! — сказал я.
— Да вон же он, смотри! — сказал он.
Мы достигли уже брам-стеньги, и Квойн показывал на бом-брам-рей.
— Ты болван, Квойн! Болван самый настоящий.
Голос звучал сверху. Это говорил Джок. Раздался взрыв хохота.
Теперь я видел Джока. Он стоял на вантах чуть ниже верхнего рея. Он вырвался далеко вперед, пока мы возились на марсе.
— Ты болван, Квойн, — повторил он. — Похоже, что и помощник капитана такая же бестолочь.
Он начал спускаться.
— Ну что, никого не нашел? — спросил я.
— Нет, — ответил он коротко.
Когда мы вернулись на палубу, помощник капитана спустился с юта. Он подошел к нам, ожидая наших сообщений.
— Поймали его? — спросил он с уверенностью.
— Там никого не оказалось, — сказал я.
— Что?! — вскричал он. — Вы что-то скрываете от меня, — продолжал он сердито, переводя взгляд с одного матроса на другого. — Выкладывайте живо. Кто это был?
— Ничего мы не скрываем, — ответил я за всех матросов. — Там наверху никого нет.
Второй помощник оглядел нас по очереди.
— Что же, я идиот, по-вашему? — зло спросил он.
Ответом ему было красноречивое молчание.
— Я видел его собственными глазами, — продолжал он. — Спросите Тамми, он тоже видел. Он был под самым марсом, когда я его засек. Ошибки быть не может. А вы мне говорите, будто его там нет.
— И все же это правда, сэр, — ответил я. — Джок поднялся до самого верха мачты.
Помощник капитана не сразу нашел что ответить; он отошел на несколько шагов к юту и осмотрел грот-мачту снизу вверх. Затем он обратился к двум практикантам:
— А вы двое? Вы уверены, что не прозевали его, когда он спускался с мачты?
— Уверены, сэр, — в один голос ответили они.
Я услышал, как он пробормотал себе под нос:
— И правда, я бы и сам заметил, если бы он слез.
Прерывая его раздумье, я задал вопрос:
— Так кого именно вы видели, сэр?
Он строго взглянул на меня и сказал:
— Не знаю.
Прошло несколько минут; мы молча стояли, обступив помощника капитана и ожидая, когда он даст команду разойтись. Неожиданно он воскликнул:
— Святые угодники! Как я раньше об этом не подумал!
Он повернулся и начал пристально разглядывать каждого из нас.
— Все здесь? — спросил он.
— Да, сэр, — мы ответили хором. Я заметил, что он пересчитывает нас.
Затем он снова заговорил:
— Всем оставаться на месте. Тамми, бегом в свою каюту и проверь — все ли практиканты в койках или кого-то нет. Вернешься и доложишь. Поторопись, приятель!
Тамми умчался. Помощник обратился ко второму практиканту:
— А ты слетай в кубрик, пересчитай подвахтенных и потом сразу сюда, понятно?
Не успел парнишка исчезнуть за палубной рубкой, как вернулся Тамми после своего визита в их каюту, чтобы сообщить второму помощнику, что два других практиканта спят в своих койках. После чего второй помощник поручил ему заглянуть в каюты судового плотника и парусного мастера, чтобы узнать, у себя они или нет.
Пока Тамми выполнял приказ, пришел второй парнишка и доложил, что все матросы в кубрике и мирно спят.
— Ты уверен? — спросил у него второй помощник.
— Так точно, сэр, — ответил он.
Второй помощник взмахнул рукой.
— Сходи и посмотри, у себя ли стюард, — сказал он отрывисто. Было заметно, что он ужасно озадачен.
Я подумал: «Тебе еще предстоит кое-что узнать, господин помощник капитана!» Затем я принялся про себя рассуждать, к какому выводу он придет.
Через несколько секунд вернулся Тамми с сообщением, что столяр, парусный мастер и доктор давно уже спят.
Второй помощник что-то пробормотал и велел ему спуститься в кают-компанию: первый и третий помощники капитана, случайно, не отсутствуют на своих койках?
Тамми отправился вниз, но приостановился.
— Может, мне заглянуть и в каюту капитана, сэр, если уж я туда направляюсь? — спросил он.
— Нет! — сказал второй помощник. — Делай, что тебе ведено, а затем возвращайся. Если уж кому и придется идти к Старику, так это мне самому. — Слушаюсь, сэр, — сказал Тамми и умчался на ют.
Пока он бегал, другой посыльный подошел и доложил, что буфетчик был у себя и потребовал объяснений, какого черта практикант делает в его каюте.
Второй помощник ничего не говорил с минуту. Затем он повернулся к нам и сказал, что все свободны и могут идти в кубрик.
Когда мы удалялись всей толпой, переговариваясь вполголоса, Тамми спустился с юта и подошел ко второму помощнику. Я слышал, как он сказал, что оба помощника были в своих койках и спали. Затем он добавил, как будто припомнив:
— И капитан тоже спит.
— Мне кажется, я говорил тебе… — начал второй помощник.
— Я не входил в его каюту, — сказал Тамми. — Просто дверь была открыта… Второй помощник двинулся на корму. До меня донесся отрывок замечания, с которым он обратился к Тамми:
— … Все на месте. Я не знаю… Он поднялся на ют, и я не услышал продолжения.
Я задержался на секунду, потом поспешил вслед за остальными. Когда мы приближались к баку, раздался один удар рынды, и мы, разбудив подвахтенных, поведали им, какую встряску только что получили.
— Да он просто накачался, — заметил один из матросов. — На него не похоже, — сказал другой. — Скорей, закемарил на юте, и ему во сне любимая теща явилась, проведала зятька!
Это предположение вызвало среди матросов смех; я поймал себя на том, что улыбаюсь вместе с остальными, хотя уж у кого у кого, а у меня не было ни малейших оснований разделять их беззаботное настроение.
— Знаешь, я все-таки думаю, что это кто-то прятавшийся в трюме, — донесся голос Квойна, того матроса, который уже раньше высказывал это предположение; он обращался к матросу по имени Стаббинс — невысокому мрачноватому парню.
— Как бы не так! — возразил Стаббинс. — Если уж он тайком пробрался на корабль, какого черта он будет лазить по реям.
— Кто знает, — сказал первый.
— Мне почему-то не верится, что это трюмный пассажир, — вмешался я. Что ему понадобилось на мачте? Мне кажется, его скорее привлекла бы кладовка нашего буфетчика.
— Вот здесь ты прав, ей-богу, — сказал Стаббинс. Он раскурил трубку и стал неторопливо посасывать ее.
— И все-таки мне не понятно, — заметил он, помолчав секунду.
— Мне тоже, — сказал я, после чего на какое-то время замолчал, следя за течением разговора.
Вскоре мой взгляд упал на Вильямса, того парня, что рассказывал мне о «тенях». Он сидел на своей койке, покуривая и явно не желая присоединяться к общей беседе.
Я подошел к нему и спросил:
— А ты что думаешь об этом, Вильямс? Как считаешь, второй помощник действительно видел что-то?
Он взглянул на меня с какой-то мрачной подозрительностью, но ничего не сказал.
Я почувствовал легкое раздражение, но постирался скрыть это. Через некоторое время я снова заговорил с ним:
— Знаешь, Вильямс, я начинаю понимать, что ты имел в виду тогда ночью, когда говорил мне о тенях.
— Что ты хочешь сказать? — спросил он, вытащит изо рта трубку.
— То, что слышишь, — сказал я. — И в самом деле, теней слишком много.
Он приподнялся и, вытянув вперед руку с трубкой, наклонился ко мне.
По его глазам было видно, что его охватило волнение.
— Так ты видел… — начал он, заглядывая мне в глаза; он преодолевал внутреннее сопротивление, желая высказаться.
— Ну, — подталкивал я.
Наверно, с минуту он боролся сам с собой, пытаясь что-то сказать. Затем выражение его лица резко изменилось, и вместо сомнения и еще чего-то менее определенного оно выражало довольно мрачную решимость. Он заговорил:
— Что бы там ни было, а я все равно получу свои суточные все до единого пенса, есть тут тени или нет — мне плевать.
Я посмотрел на него в изумлении.
— Какая связь между суточными и тем, что происходит на борту?
Он, кивнув с какой-то непреклонной решимостью, сказал:
— Послушай.
Я ждал. Он показал рукой в сторону кормы.
— Команда списалась.
— Во Фриско, ты имеешь в виду? — спросил я.
— Ну да, — ответил он. — И никто не получил всех тех денег, что причитались каждому из нас. Я один остался.
Я понял внезапно, к чему он клонит.
— Ты думаешь… — Поколебавшись, я закончил: — Они все тоже видели тени?
Он кивнул, но ничего не сказал.
— И все они сбежали?
Он снова кивнул и начал выбивать пепел из трубки, постукивая ею о спинку койки.
— А офицеры, а капитан? — спросил я.
— Все новые, — сказал он и встал со своей койки: ему пора было заступать на вахту — пробило восемь склянок.
Вдруг я услышал голос второго помощника:
— Эй, на грот-мачте! Кто там на вантах?
Я поднял голову и прислушался. Последовала напряженная пауза, затем снова раздался голос второго помощника. Чувствовалось, что еще секунда и он выйдет из себя.
— Ты что, оглох, черт тебя побери?! Какого дьявола ты залез туда?
Спускайся!
Я поднялся на ноги и подошел к борту с наветренной стороны. Оттуда мне был виден ют. Второй помощник стоял там у трапа по правому борту. Похоже, он разглядывал что-то на реях, скрытое от меня топселями. Я всматривался в темноту, а он тем временем продолжал сыпать проклятиями: — Гром и молния, чертов салага, быстро вниз, я тебе сказал!
Он в ярости метался, раз за разом повторяя свой приказ. Но ответом ему была тишина. Я двинулся на корму. Что же случилось? Кто залез на мачту? Неужели нашелся идиот, сделавший это без приказа? Мне сразу вспомнилась таинственная фигура, которую видели Тамми и я. Что же увидел второй помощник? Или кого? Я заторопился было к нему, но в ту секунду раздался пронзительный свисток — это помощник капитана вызывал на палубу подвахтенных, и я, развернувшись, помчался в кубрик, чтобы побыстрее разбудить их. Еще минута, и вот я уже бежал на корму вместе с остальными выполнять приказания второго помощника.
Его голос остановил нас на полпути.
— Быстро на грот-мачту, несколько человек, и разберитесь, кто там наверху. Надо узнать, что задумал этот идиот!
— Есть, слушаюсь, сэр! — откликнулось несколько матросов, и двое первых прыгнули на ванты с наветренной стороны. Я последовал за ними, потом бросились и остальные; но помощник капитана закричал, чтобы ктонибудь поднялся на реи с другого борта — на тот случай, если этот тип попытается спуститься с подветренной стороны.
Поднимаясь по вантам, я услышал, как второй помощник приказывает Тамми, дежурившему на рынде, спуститься на главную палубу и вместе с другим практикантом держать под наблюдением носовые и кормовые штанги.
— Он может спуститься по одному из них, если мы загоним его в угол. Я слышал, как он объясняет. — Если что увидите, сразу кричите мне.
Тамми топтался на месте.
— Что такое? — спросил второй помощник.
— Ничего, сэр, — сказал Тамми и спустился на главную палубу.
Первый матрос достиг путенс-вант, он высунул голову над марсом[10], оценивая обстановку перед тем, как решиться на дальнейшие действия.
— Что-нибудь видишь, Джок? — спросил тот матрос, что лез следом за ним и чуть впереди меня.
— Нет, — ответил коротко Джок. Потом он перебрался через марс и исчез из виду.
Парень передо мной поднялся выше. Он добрался до вант футтокса и остановился, чтобы перевести дыхание и прокашляться. Я был рядом, почти касался его башмаков, и он обратился ко мне:
— Из-за чего весь шум? Кого он увидел? За кем гоняемся?
Я ответил, что не знаю, и он подтянулся и перебрался на ванты стеньги. Я последовал за ним. Парни, поднимающиеся с другого борта, были на нашем уровне. Прямо под ногами я мог разглядеть на главной палубе Тамми и его товарища — они оба смотрели вверх.
Ребятки слегка нервничали, хотя и старались не показывать этого; я склонен думать, что всех охватило любопытство и, возможно, в какой-то степени осознание того, что во всем этом кроется нечто странное.
Один из матросов высказал предположение:
— Наверно, кто-то хотел прокатиться, не закатив; прятался где-нибудь в трюме, а теперь вылез наружу.
Я тут же ухватился за эту мысль. Возможно… Однако так же быстро я и отбросил ее. Я вспомнил, как та первая фигура шагнула через борт. Новое предположение никак не объясняло тот случай. Меня одновременно одолевали и беспокойство, и любопытство. На этот раз я лично ничего не видел. Но что мог заметить второй помощник? Я мысленно вернулся к тому происшествию, когда Тамми и я заметили кого-то у кормовой лебедки. Тогда второй помощник не сумел ничего разглядеть. Я снова вернулся к версии о прятавшемся в трюме пассажире. Во всяком случае этим можно хоть что-то объяснить. Было бы… Ход моих мыслей оказался неожиданно прерван. Один из матросов что-то кричал, размахивая руками.
— Я вижу его! Я вижу его! — Он показывал вверх.
— Где? — спросил висевший надо мной матрос. — Где?
Я смотрел во все глаза. Я ощущал облегчение. «Всетаки это не призрак», — подумал я. Я повертел головой, осматривая реи над нами, однако ничего не увидел, ничего, кроме теней и пятен света.
Снизу с палубы донесся голос второго помощника. Он кричал:
— Ну что, поймали его?
— Еще нет, сэр! — крикнул тот матрос, что был ниже всех на вантах.
— Мы видим его, сэр, — добавил Квойн.
— Я не вижу! — сказал я.
— Да вон же он, смотри! — сказал он.
Мы достигли уже брам-стеньги, и Квойн показывал на бом-брам-рей.
— Ты болван, Квойн! Болван самый настоящий.
Голос звучал сверху. Это говорил Джок. Раздался взрыв хохота.
Теперь я видел Джока. Он стоял на вантах чуть ниже верхнего рея. Он вырвался далеко вперед, пока мы возились на марсе.
— Ты болван, Квойн, — повторил он. — Похоже, что и помощник капитана такая же бестолочь.
Он начал спускаться.
— Ну что, никого не нашел? — спросил я.
— Нет, — ответил он коротко.
Когда мы вернулись на палубу, помощник капитана спустился с юта. Он подошел к нам, ожидая наших сообщений.
— Поймали его? — спросил он с уверенностью.
— Там никого не оказалось, — сказал я.
— Что?! — вскричал он. — Вы что-то скрываете от меня, — продолжал он сердито, переводя взгляд с одного матроса на другого. — Выкладывайте живо. Кто это был?
— Ничего мы не скрываем, — ответил я за всех матросов. — Там наверху никого нет.
Второй помощник оглядел нас по очереди.
— Что же, я идиот, по-вашему? — зло спросил он.
Ответом ему было красноречивое молчание.
— Я видел его собственными глазами, — продолжал он. — Спросите Тамми, он тоже видел. Он был под самым марсом, когда я его засек. Ошибки быть не может. А вы мне говорите, будто его там нет.
— И все же это правда, сэр, — ответил я. — Джок поднялся до самого верха мачты.
Помощник капитана не сразу нашел что ответить; он отошел на несколько шагов к юту и осмотрел грот-мачту снизу вверх. Затем он обратился к двум практикантам:
— А вы двое? Вы уверены, что не прозевали его, когда он спускался с мачты?
— Уверены, сэр, — в один голос ответили они.
Я услышал, как он пробормотал себе под нос:
— И правда, я бы и сам заметил, если бы он слез.
Прерывая его раздумье, я задал вопрос:
— Так кого именно вы видели, сэр?
Он строго взглянул на меня и сказал:
— Не знаю.
Прошло несколько минут; мы молча стояли, обступив помощника капитана и ожидая, когда он даст команду разойтись. Неожиданно он воскликнул:
— Святые угодники! Как я раньше об этом не подумал!
Он повернулся и начал пристально разглядывать каждого из нас.
— Все здесь? — спросил он.
— Да, сэр, — мы ответили хором. Я заметил, что он пересчитывает нас.
Затем он снова заговорил:
— Всем оставаться на месте. Тамми, бегом в свою каюту и проверь — все ли практиканты в койках или кого-то нет. Вернешься и доложишь. Поторопись, приятель!
Тамми умчался. Помощник обратился ко второму практиканту:
— А ты слетай в кубрик, пересчитай подвахтенных и потом сразу сюда, понятно?
Не успел парнишка исчезнуть за палубной рубкой, как вернулся Тамми после своего визита в их каюту, чтобы сообщить второму помощнику, что два других практиканта спят в своих койках. После чего второй помощник поручил ему заглянуть в каюты судового плотника и парусного мастера, чтобы узнать, у себя они или нет.
Пока Тамми выполнял приказ, пришел второй парнишка и доложил, что все матросы в кубрике и мирно спят.
— Ты уверен? — спросил у него второй помощник.
— Так точно, сэр, — ответил он.
Второй помощник взмахнул рукой.
— Сходи и посмотри, у себя ли стюард, — сказал он отрывисто. Было заметно, что он ужасно озадачен.
Я подумал: «Тебе еще предстоит кое-что узнать, господин помощник капитана!» Затем я принялся про себя рассуждать, к какому выводу он придет.
Через несколько секунд вернулся Тамми с сообщением, что столяр, парусный мастер и доктор давно уже спят.
Второй помощник что-то пробормотал и велел ему спуститься в кают-компанию: первый и третий помощники капитана, случайно, не отсутствуют на своих койках?
Тамми отправился вниз, но приостановился.
— Может, мне заглянуть и в каюту капитана, сэр, если уж я туда направляюсь? — спросил он.
— Нет! — сказал второй помощник. — Делай, что тебе ведено, а затем возвращайся. Если уж кому и придется идти к Старику, так это мне самому. — Слушаюсь, сэр, — сказал Тамми и умчался на ют.
Пока он бегал, другой посыльный подошел и доложил, что буфетчик был у себя и потребовал объяснений, какого черта практикант делает в его каюте.
Второй помощник ничего не говорил с минуту. Затем он повернулся к нам и сказал, что все свободны и могут идти в кубрик.
Когда мы удалялись всей толпой, переговариваясь вполголоса, Тамми спустился с юта и подошел ко второму помощнику. Я слышал, как он сказал, что оба помощника были в своих койках и спали. Затем он добавил, как будто припомнив:
— И капитан тоже спит.
— Мне кажется, я говорил тебе… — начал второй помощник.
— Я не входил в его каюту, — сказал Тамми. — Просто дверь была открыта… Второй помощник двинулся на корму. До меня донесся отрывок замечания, с которым он обратился к Тамми:
— … Все на месте. Я не знаю… Он поднялся на ют, и я не услышал продолжения.
Я задержался на секунду, потом поспешил вслед за остальными. Когда мы приближались к баку, раздался один удар рынды, и мы, разбудив подвахтенных, поведали им, какую встряску только что получили.
— Да он просто накачался, — заметил один из матросов. — На него не похоже, — сказал другой. — Скорей, закемарил на юте, и ему во сне любимая теща явилась, проведала зятька!
Это предположение вызвало среди матросов смех; я поймал себя на том, что улыбаюсь вместе с остальными, хотя уж у кого у кого, а у меня не было ни малейших оснований разделять их беззаботное настроение.
— Знаешь, я все-таки думаю, что это кто-то прятавшийся в трюме, — донесся голос Квойна, того матроса, который уже раньше высказывал это предположение; он обращался к матросу по имени Стаббинс — невысокому мрачноватому парню.
— Как бы не так! — возразил Стаббинс. — Если уж он тайком пробрался на корабль, какого черта он будет лазить по реям.
— Кто знает, — сказал первый.
— Мне почему-то не верится, что это трюмный пассажир, — вмешался я. Что ему понадобилось на мачте? Мне кажется, его скорее привлекла бы кладовка нашего буфетчика.
— Вот здесь ты прав, ей-богу, — сказал Стаббинс. Он раскурил трубку и стал неторопливо посасывать ее.
— И все-таки мне не понятно, — заметил он, помолчав секунду.
— Мне тоже, — сказал я, после чего на какое-то время замолчал, следя за течением разговора.
Вскоре мой взгляд упал на Вильямса, того парня, что рассказывал мне о «тенях». Он сидел на своей койке, покуривая и явно не желая присоединяться к общей беседе.
Я подошел к нему и спросил:
— А ты что думаешь об этом, Вильямс? Как считаешь, второй помощник действительно видел что-то?
Он взглянул на меня с какой-то мрачной подозрительностью, но ничего не сказал.
Я почувствовал легкое раздражение, но постирался скрыть это. Через некоторое время я снова заговорил с ним:
— Знаешь, Вильямс, я начинаю понимать, что ты имел в виду тогда ночью, когда говорил мне о тенях.
— Что ты хочешь сказать? — спросил он, вытащит изо рта трубку.
— То, что слышишь, — сказал я. — И в самом деле, теней слишком много.
Он приподнялся и, вытянув вперед руку с трубкой, наклонился ко мне.
По его глазам было видно, что его охватило волнение.
— Так ты видел… — начал он, заглядывая мне в глаза; он преодолевал внутреннее сопротивление, желая высказаться.
— Ну, — подталкивал я.
Наверно, с минуту он боролся сам с собой, пытаясь что-то сказать. Затем выражение его лица резко изменилось, и вместо сомнения и еще чего-то менее определенного оно выражало довольно мрачную решимость. Он заговорил:
— Что бы там ни было, а я все равно получу свои суточные все до единого пенса, есть тут тени или нет — мне плевать.
Я посмотрел на него в изумлении.
— Какая связь между суточными и тем, что происходит на борту?
Он, кивнув с какой-то непреклонной решимостью, сказал:
— Послушай.
Я ждал. Он показал рукой в сторону кормы.
— Команда списалась.
— Во Фриско, ты имеешь в виду? — спросил я.
— Ну да, — ответил он. — И никто не получил всех тех денег, что причитались каждому из нас. Я один остался.
Я понял внезапно, к чему он клонит.
— Ты думаешь… — Поколебавшись, я закончил: — Они все тоже видели тени?
Он кивнул, но ничего не сказал.
— И все они сбежали?
Он снова кивнул и начал выбивать пепел из трубки, постукивая ею о спинку койки.
— А офицеры, а капитан? — спросил я.
— Все новые, — сказал он и встал со своей койки: ему пора было заступать на вахту — пробило восемь склянок.
Глава 4
КТО-ТО БАЛУЕТСЯ С ПАРУСОМ
Была пятница, когда второй помощник загнал ночную вахту на реи искать человека под клотиком[11] гротмачты; в течение пяти дней почти все разговоры на корабле крутились вокруг этого случая; хотя никто, за исключением Вильямса, Тамми и меня, казалось, не воспринимал происшедшее всерьез. Возможно, не стоит исключать из их числа и Квойна, который при малейшей возможности продолжал настаивать, что у нас в трюме прячется «заяц». Что же касается второго помощника, то он, по-моему, тоже начал понимать, что дело было куда более серьезным и менее понятным, чем ему поначалу казалось. Я знал, что ему приходится держать при себе догадки и предположения, касавшиеся природы случившегося, поскольку Старик и первый помощник безжалостно высмеяли его, услышав историю про «домового» на борту. Я узнал об этом от Тамми, который подслушал, как они изводили его насмешками в течение всей второй полувахты вечером следующего дня. Так, он поведал мне не одну еще вещь, которая доказывала, на" только второй помощник обеспокоен своей неспособностью донять загадочное появление и исчезновение человека, увиденного им на вантах мачты. Он заставил Тамми подробнейшим образом пересказать все, что тот мог вспомнить о фигуре, которую мы видели около кормовой лебедки. Самое интересное, что в его поведении не было ни тени насмешки, ни намека на какое-либо недоверие словам Тамми; он крайне серьезно все выслушал, а потом задал массу вопросов. Я более чем уверен, что в его голове рождалось единственно возможное объяснение. Хотя, видит Бог, выглядело оно совершенно невероятным и абсолютно невозможным.
В среду вечером, после пяти дней, наполненных бесконечными разговорами, о которых я упоминал, произошло событие, вселившее еще больший страх в тех, включая и меня самого, кто уже все понял… Однако я вполне допускаю, что те из матросов, которые не знали ничего о тенях, не увидели особых причин для беспокойства в событии, о котором я собираюсь сейчас рассказать. Хотя и они были в достаточной степени удивлены и озадачены, а возможно, даже и испытали легкий мистический ужас. Слишком много необъяснимого было в том происшествии, несмотря на всю его заурядность и естественность. Суть его сводилась всего лишь к тому, что один из парусов неожиданно распустился, правда этому сопутствовали поистине значимые детали — значимые в свете того, что знали Тамми, я и второй помощник. Семь склянок и чуть позже еще одна были отбиты вахтенным, первой вахты, и нашу смену подняли с коек, чтобы сменить их. Большинство парней спрыгнули уже на пол и, сидя на своих сундучках, натягивали на себя робы.
Внезапно в дверном проеме кубрика появилась голова одного из практикантов сменяющейся вахты. Он сказал:
— Старший помощник хочет знать, кто из вас, парни, закреплял фор-бом-брамсель?
— Зачем это ему? — поинтересовался один из матросов. — Подветренный край распустился и болтается, — сказал практикант. — И он приказывает тому, кто крепил его, сразу, как только он заступит на вахту, лезть наверх и привести все в порядок.
— Приказывает? В любом случае это не я, — ответил матрос. — Спроси других.
— В чем дело? — полюбопытствовал Пламмер, слезая со своей койки.
Практикант повторил вопрос старшего помощника.
Матрос зевнул и потянулся.
— Постой-ка, — пробормотал он, одной рукой почесывая затылок, а второй отыскивая свои брюки. — Кто крепил брамсель, говоришь? — Он засунул ноги в брюки и поднялся. — Да Том, кто же еще?
Получив ответ, посыльный ушел.
— Эй! Приятель! — закричал Стаббинс Тому — матросу второго класса. — Вставай, ленивый дьявол! Первый помощник только что присылал посыльного с тем, чтобы узнать, кто крепил фор-бом-брамсель? Парус весь раздуло, и он говорит, чтобы ты залез наверх и подвязал его.
Том спрыгнул с койки и начал быстро одеваться.
— Раздуло? — сказал он.. — Ветра-то совсем не было, да и потом я хорошо заделал концы, на несколько узлов. — Может, попался гнилой сезень, который и развязался, — предположил Стаббинс. — В любом случае тебе лучше поторопиться, сейчас как раз пробьет восемь склянок.
Через минуту раздались удары рынды, и мы двинулись толпой на ют на перекличку. Как только были зачитаны все имена, старпом наклонился ко второму помощнику и что-то сказал ему. После чего второй помощник крикнул:
— Том!
— Здесь, сэр! — ответил Том.
— Это ты закреплял фор-бом-брамсель во время прошлой вахты?
— Так точно, сэр.
— Как случилось, что парус распустился?
— Не могу знать, сэр.
— Так вот, давай бегом наверх и принайтовь его к рею. И смотри, чтобы на этот раз все было сделано как надо.
— Слушаюсь, сэр, — сказал Том и последовал за остальными матросами на носовую часть. Достигнув фокмачты, он перелез на ванты и начал неторопливо взбираться на нее. Я отчетливо видел его, поскольку луна, хотя и стареющая, была очень ясной и яркой.
Я подошел к наветренному борту, облокотился на поручни, наблюдая за ним, начал набивать трубку. Другие матросы, как палубная вахта, так и подвахтенные, ушли на бак, поэтому на какое-то время мне показалось, что я один остался на главной палубе. Однако через минуту выяснилось, что я ошибаюсь; продолжая раскуривать трубку, я вдруг заметил Вильямса, лондонского парня, он появился из-за рубки, поднял голову и посмотрел на Тома, который поднимался все выше и выше. Я несколько удивился его поведению, поскольку знал, что у него и еще трех матросов шла в полном разгаре «покерная баталия» и Вильямс выиграл уже больше шестидесяти фунтов табаку. Насколько помнится, я открыл уже было рот, чтобы окликнуть его и спросить, почему он бросил играть, но вдруг мне на память пришел наш самый первый разговор с ним. Я вспомнил его слова о том, что паруса всегда раздувало по ночам. Я вспомнил, с каким особенным и абсолютно непонятным мне тогда ударением произнес он эти два слова; и вспомнив это, я ощутил страх. Мне сразу же стала ясна абсурдность ситуации: парус, пусть даже плохо закрепленный, не раздулся бы при той ясной и тихой погоде, что стояла в ту ночь. Меня удивило, что я не сразу понял это. Паруса не раздуваются в безветренную погоду при спокойном море. Я отошел от поручня и двинулся навстречу Вильямсу. Он знал или, по крайней мере, догадывался о каких-то вещах, мне абсолютно неизвестных тогда. Том поднимался все выше — что ждало его там?
Вильямс повернулся и, заметив меня, сказал:
— Бог мой, опять это началось!
— Что? — спросил я, хотя и уже догадывался о том, что он имеет в виду.
— Опять эти паруса, — ответил он, показывая в направлении фор-бом-брамселя.
Я бросил быстрый взгляд на фок-мачту. Весь подветренный край верхнего паруса трепыхался по воздуху, от мачты до конца рея. Чуть ниже был виден Том, он как раз перебирался на ванты брам-стеньги.
Вильямс снова заговорил:
— Вот так мы потеряли двоих. Все чудовищно схоже.
— Двоих матросов? — воскликнул я.
— Вот именно, — выдавил он из себя.
— Что-то не понимаю, — продолжал я. — Ничего подобного мне слышать не приходилось.
— А кто тебе мог об этом рассказать? — спросил он.
Я оставил его вопрос без внимания, так как мои мысли были заняты немного другим, а именно — что же мне предпринять?
— Я все-таки лучше пойду на ют и расскажу второму помощнику все, что знаю, — сказал я. — Он и сам видел кое-что, чему не нашел объяснения и… И в любом случае что-то надо делать в такой ситуации. Если б второй помощник знал обо всем…
— Чушь! — оборвал меня Вильямс. — Он обозвал бы тебя круглым идиотом.
Не лезь на рожон, лучше помалкивай.
Я стоял в нерешительности. То, что говорил Вильямс, было чистой правдой, и я не знал, что делать. Я был убежден, что там наверху таится какая-то опасность; однако, если б у меня потребовали представить доказательства тому, мне было бы это трудно сделать. Хотя сам я был абсолютно уверен в их существовании! Я вдруг подумал, а не смог бы я, не представляя себе формы, которую примет опасность, предотвратить ее, присоединившись к Тому на рее? Эта мысль пришла мне в тот момент, когда я смотрел на клотик фок-мачты. Том уже достиг паруса. Он перегнулся через рей, стараясь дотянуться до провисшего края парусины. И тут я увидел, как фор-бом-брамсель резко вздулся и опал, как будто поймав внезапный сильный порыв ветра.
— Разрази меня гром… — возбужденно произнес Вильямс, но затем резко осекся. На наших глазах парус выгнулся рывком в другую сторону и, очевидно, сбил Тома с рея.
— О боже! — воскликнул я. — Он исчез!
На мгновение мои глаза застлало пеленой; я слышал, как кричал Вильямс, но что он кричал, я не понимал. Затем, так же неожиданно, пелена спала, и я снова мог видеть происходящее.
Вильямс показывал пальцем куда-то вверх, и, подняв глаза, я увидел что-то черное, раскачивающееся под реем. Вильямс еще что-то выкрикнул и бросился к фокмачте. Я уловил лишь окончание фразы:
— … Сезень… Я тут же сообразил, что Тому удалось, падая, ухватиться за конец крепежного сезня, и кинулся следом за Вильямсом, к нему на помощь.
Я уловил звук топающих ног внизу на палубе и затем голос второго помощника. Он спрашивал, какого черта здесь происходит, но в тот момент не счел нужным отвечать ему. Нельзя было терять ни секунды. Я помнил, что некоторые сезни[12] были совсем ветхими, и если Том не ухватится за что-нибудь на рее под собой, он в любой момент рискует сорваться. Я добрался до марса и быстро залез на него. Вильямс был чуть впереди меня. Менее чем за полминуты я добрался до брам-рея. Вильямс находился выше, на бом-брам-рее. Я продвинулся по своему рею, пока не оказался прямо под Томом; затем я крикнул ему, пусть разожмет руки, я подхвачу его. Он не отвечал, и я заметил, что он висит как-то странно: тело обмякло, сезень сжат только одной рукой.
В среду вечером, после пяти дней, наполненных бесконечными разговорами, о которых я упоминал, произошло событие, вселившее еще больший страх в тех, включая и меня самого, кто уже все понял… Однако я вполне допускаю, что те из матросов, которые не знали ничего о тенях, не увидели особых причин для беспокойства в событии, о котором я собираюсь сейчас рассказать. Хотя и они были в достаточной степени удивлены и озадачены, а возможно, даже и испытали легкий мистический ужас. Слишком много необъяснимого было в том происшествии, несмотря на всю его заурядность и естественность. Суть его сводилась всего лишь к тому, что один из парусов неожиданно распустился, правда этому сопутствовали поистине значимые детали — значимые в свете того, что знали Тамми, я и второй помощник. Семь склянок и чуть позже еще одна были отбиты вахтенным, первой вахты, и нашу смену подняли с коек, чтобы сменить их. Большинство парней спрыгнули уже на пол и, сидя на своих сундучках, натягивали на себя робы.
Внезапно в дверном проеме кубрика появилась голова одного из практикантов сменяющейся вахты. Он сказал:
— Старший помощник хочет знать, кто из вас, парни, закреплял фор-бом-брамсель?
— Зачем это ему? — поинтересовался один из матросов. — Подветренный край распустился и болтается, — сказал практикант. — И он приказывает тому, кто крепил его, сразу, как только он заступит на вахту, лезть наверх и привести все в порядок.
— Приказывает? В любом случае это не я, — ответил матрос. — Спроси других.
— В чем дело? — полюбопытствовал Пламмер, слезая со своей койки.
Практикант повторил вопрос старшего помощника.
Матрос зевнул и потянулся.
— Постой-ка, — пробормотал он, одной рукой почесывая затылок, а второй отыскивая свои брюки. — Кто крепил брамсель, говоришь? — Он засунул ноги в брюки и поднялся. — Да Том, кто же еще?
Получив ответ, посыльный ушел.
— Эй! Приятель! — закричал Стаббинс Тому — матросу второго класса. — Вставай, ленивый дьявол! Первый помощник только что присылал посыльного с тем, чтобы узнать, кто крепил фор-бом-брамсель? Парус весь раздуло, и он говорит, чтобы ты залез наверх и подвязал его.
Том спрыгнул с койки и начал быстро одеваться.
— Раздуло? — сказал он.. — Ветра-то совсем не было, да и потом я хорошо заделал концы, на несколько узлов. — Может, попался гнилой сезень, который и развязался, — предположил Стаббинс. — В любом случае тебе лучше поторопиться, сейчас как раз пробьет восемь склянок.
Через минуту раздались удары рынды, и мы двинулись толпой на ют на перекличку. Как только были зачитаны все имена, старпом наклонился ко второму помощнику и что-то сказал ему. После чего второй помощник крикнул:
— Том!
— Здесь, сэр! — ответил Том.
— Это ты закреплял фор-бом-брамсель во время прошлой вахты?
— Так точно, сэр.
— Как случилось, что парус распустился?
— Не могу знать, сэр.
— Так вот, давай бегом наверх и принайтовь его к рею. И смотри, чтобы на этот раз все было сделано как надо.
— Слушаюсь, сэр, — сказал Том и последовал за остальными матросами на носовую часть. Достигнув фокмачты, он перелез на ванты и начал неторопливо взбираться на нее. Я отчетливо видел его, поскольку луна, хотя и стареющая, была очень ясной и яркой.
Я подошел к наветренному борту, облокотился на поручни, наблюдая за ним, начал набивать трубку. Другие матросы, как палубная вахта, так и подвахтенные, ушли на бак, поэтому на какое-то время мне показалось, что я один остался на главной палубе. Однако через минуту выяснилось, что я ошибаюсь; продолжая раскуривать трубку, я вдруг заметил Вильямса, лондонского парня, он появился из-за рубки, поднял голову и посмотрел на Тома, который поднимался все выше и выше. Я несколько удивился его поведению, поскольку знал, что у него и еще трех матросов шла в полном разгаре «покерная баталия» и Вильямс выиграл уже больше шестидесяти фунтов табаку. Насколько помнится, я открыл уже было рот, чтобы окликнуть его и спросить, почему он бросил играть, но вдруг мне на память пришел наш самый первый разговор с ним. Я вспомнил его слова о том, что паруса всегда раздувало по ночам. Я вспомнил, с каким особенным и абсолютно непонятным мне тогда ударением произнес он эти два слова; и вспомнив это, я ощутил страх. Мне сразу же стала ясна абсурдность ситуации: парус, пусть даже плохо закрепленный, не раздулся бы при той ясной и тихой погоде, что стояла в ту ночь. Меня удивило, что я не сразу понял это. Паруса не раздуваются в безветренную погоду при спокойном море. Я отошел от поручня и двинулся навстречу Вильямсу. Он знал или, по крайней мере, догадывался о каких-то вещах, мне абсолютно неизвестных тогда. Том поднимался все выше — что ждало его там?
Вильямс повернулся и, заметив меня, сказал:
— Бог мой, опять это началось!
— Что? — спросил я, хотя и уже догадывался о том, что он имеет в виду.
— Опять эти паруса, — ответил он, показывая в направлении фор-бом-брамселя.
Я бросил быстрый взгляд на фок-мачту. Весь подветренный край верхнего паруса трепыхался по воздуху, от мачты до конца рея. Чуть ниже был виден Том, он как раз перебирался на ванты брам-стеньги.
Вильямс снова заговорил:
— Вот так мы потеряли двоих. Все чудовищно схоже.
— Двоих матросов? — воскликнул я.
— Вот именно, — выдавил он из себя.
— Что-то не понимаю, — продолжал я. — Ничего подобного мне слышать не приходилось.
— А кто тебе мог об этом рассказать? — спросил он.
Я оставил его вопрос без внимания, так как мои мысли были заняты немного другим, а именно — что же мне предпринять?
— Я все-таки лучше пойду на ют и расскажу второму помощнику все, что знаю, — сказал я. — Он и сам видел кое-что, чему не нашел объяснения и… И в любом случае что-то надо делать в такой ситуации. Если б второй помощник знал обо всем…
— Чушь! — оборвал меня Вильямс. — Он обозвал бы тебя круглым идиотом.
Не лезь на рожон, лучше помалкивай.
Я стоял в нерешительности. То, что говорил Вильямс, было чистой правдой, и я не знал, что делать. Я был убежден, что там наверху таится какая-то опасность; однако, если б у меня потребовали представить доказательства тому, мне было бы это трудно сделать. Хотя сам я был абсолютно уверен в их существовании! Я вдруг подумал, а не смог бы я, не представляя себе формы, которую примет опасность, предотвратить ее, присоединившись к Тому на рее? Эта мысль пришла мне в тот момент, когда я смотрел на клотик фок-мачты. Том уже достиг паруса. Он перегнулся через рей, стараясь дотянуться до провисшего края парусины. И тут я увидел, как фор-бом-брамсель резко вздулся и опал, как будто поймав внезапный сильный порыв ветра.
— Разрази меня гром… — возбужденно произнес Вильямс, но затем резко осекся. На наших глазах парус выгнулся рывком в другую сторону и, очевидно, сбил Тома с рея.
— О боже! — воскликнул я. — Он исчез!
На мгновение мои глаза застлало пеленой; я слышал, как кричал Вильямс, но что он кричал, я не понимал. Затем, так же неожиданно, пелена спала, и я снова мог видеть происходящее.
Вильямс показывал пальцем куда-то вверх, и, подняв глаза, я увидел что-то черное, раскачивающееся под реем. Вильямс еще что-то выкрикнул и бросился к фокмачте. Я уловил лишь окончание фразы:
— … Сезень… Я тут же сообразил, что Тому удалось, падая, ухватиться за конец крепежного сезня, и кинулся следом за Вильямсом, к нему на помощь.
Я уловил звук топающих ног внизу на палубе и затем голос второго помощника. Он спрашивал, какого черта здесь происходит, но в тот момент не счел нужным отвечать ему. Нельзя было терять ни секунды. Я помнил, что некоторые сезни[12] были совсем ветхими, и если Том не ухватится за что-нибудь на рее под собой, он в любой момент рискует сорваться. Я добрался до марса и быстро залез на него. Вильямс был чуть впереди меня. Менее чем за полминуты я добрался до брам-рея. Вильямс находился выше, на бом-брам-рее. Я продвинулся по своему рею, пока не оказался прямо под Томом; затем я крикнул ему, пусть разожмет руки, я подхвачу его. Он не отвечал, и я заметил, что он висит как-то странно: тело обмякло, сезень сжат только одной рукой.