Вдруг, переступив через планширь с правого борта, в кубрик вошел Пламмер, наш штурвальный.
   — Как это случилось? — спросил он. — Вильямс сильно разбился?
   — Ш-ш! — сказал я. — Разбудишь остальных. Кто встал за штурвал вместо тебя?
   — Тамми. Второй прислал его. Разрешил, чтобы я покурил на баке. Говорит, что Вильямс сорвался с рея.
   Он замолчал и, оглядев лица матросов в кубрике, озадаченно спросил:
   — Где он?
   Я взглянул на остальных парней, но, похоже, ни у кого из них не было желания взять на себя роль рассказчика.
   — Он упал с самого верха! — сказал я.
   — И где он теперь? — повторил Пламмер. — Разбился, — сказал я. — Лежит на люкс. — Мертвый? — спросил он.
   Я кивнул.
   — Я догадался, что случилось что-то серьезное, когда заметил, что Старик пошел на нос. Как все это произошло?
   Он обвел взглядом всех, сидящих в кубрике; мы молча курили.
   — Никто не знает, — сказал я и взглянул на Стаббинса. Я перехватил его задумчивый взгляд.
   Секунду помолчав, Пламмер снова заговорил:
   — Я слышал его крик, когда стоял на штурвале. Похоже, ему досталось там, наверху.
   Стаббинс чиркнул спичкой и приступил к раскуриванию своей трубки.
   — Что ты имеешь в виду? — спросил он, выпуская дым.
   — Что имею в виду? Ну, не знаю. Может, ему зажало пальцы между бейфутом и мачтой.
   — А как объяснить то, что он ругался на второго помощника? Тем, что у него прищемило пальцы? — вмешался Квойн.
   — Я не знал об этом, — сказал Пламмер. — Кто слышал, как он ругался?
   — Думаю, что это слышали все на этой чертовой посудине, — ответил Стаббинс. — Однако я не уверен, что он ругался на второго помощника. Поначалу я думал, уж не рехнулся ли парень, кроет помощника капитана, но теперь я думаю, вряд ли. Когда начинаешь размышлять, понимаешь, что у него не было причин поднимать скандал. Потом мне кажется, что он кричал кому-то наверх, а не вниз. Кроме того, с какой стати заводить разговор со вторым помощником по поводу твоей зарплаты в столь неподходящее время.
   Он взглянул на меня. Джок, который покуривал потихоньку, сидя на сундучке рядом со мной, не спеша вынул изо рта трубку.
   — Верно говоришь, верно, — сказал он, кивая головой.
   Стаббинс продолжал разглядывать меня.
   — А ты что думаешь? — спросил он вдруг. Возможно, мне тогда только показалось, но Стаббинс как будто вкладывал в свой вопрос какой-то смысл, причем куда более глубокий, чем это выглядело на первый взгляд.
   Я посмотрел на него. Я бы не смог высказать свое мнение по поводу случившегося, даже если б захотел.
   — Не знаю! — ответил я, уходя от прямого ответа. — Хотя я тоже не думаю, что он ругался на второго помощника. По крайней мере, если брать его слова в целом.
   — Именно это я и говорю, — продолжил Стаббинс. — И еще: вам не приходило в голову такое странное совпадение: сначала Том чуть было не слетел оттуда, а теперь — это!
   Я кивнул.
   — С Томом тоже все кончилось бы плохо, если б ему не захлестнуло запястье концом сезня.
   Он помолчал, а затем через пару секунд продолжил:
   — Это было всего три или четыре дня тому назад!
   — Не пойму, к чему ты это клонишь? — сказал Пламмер.
   — Ни к чему я не клоню, — ответил Стаббинс. — Просто все это чертовски странно. Похоже, что этому кораблю не будет удачи, вот что я думаю.
   — Возможно, — согласился Пламмер. — Что-то действительно происходит в последнее время. В следующий раз, когда полезу наверх, буду крепче держаться за ванты.
   Старый Джаскетт вытащил изо рта трубку и, вздохнув, сказал:
   — Слишком много непонятного. Каждую ночь — что-то новое. Не сравнить с тем, как было поначалу, когда только началось плаванье. Кажется, будто вместо сыра тебе подсунули кусок мыла. Я считал, что все это бред собачий про призраки и привидения, но похоже, что это правда.
   Он замолчал, прокашливаясь.
   — Привидений здесь нет, — сказал Стаббинс. — По крайней мере, в том смысле, какой ты в это слово вкладываешь.
   Он умолк, как будто пытаясь ухватить ускользающую мысль.
   — Ну? — сказал Джаскетт.
   Прервав молчание, Стаббинс продолжил, не обращая на Джаскетта ни малейшего внимания. Он точно разговаривал сам с собой.
   — Все очень и очень странно. Я не знаю, что там Вильямс говорил на рее, но знаете, мне иногда казалось, что было у него что-то такое на уме… Затем, после еще одной паузы, длившейся с минуту, он сказал буквально следующее:
   — Кому он все это говорил?
   — Ну? — снова спросил Джаскетт; он был явно растерян.
   — Вот я и думаю, — сказал Стаббинс, выбивая трубку о край сундучка. Может, в конце концов вы и правы, ребята.

Глава 6
СМЕНИТЬ ШТУРВАЛЬНОГО!

   Разговоры постепенно стихли. Все были потрясены случившимся и пребывали в раздумьях. Что же касается меня, то в моей голове бродили довольно беспокойные мысли.
   Внезапно я услышал свисток второго помощника. Затем над палубой прогремел его голос:
   — Сменить штурвального!
   — Приказываю сменить рулевого, — сказал Квойн, который высунулся в дверь, чтобы послушать. — Давайка бегом, Пламмер.
   — Сколько времени? — спросил Пламмер, вставая и выбивая трубку. — Похоже, что скоро пробьют четыре склянки. А кто после меня заступает?
   — Ладно, Пламмер, — сказал я, вставая с сундучка, на котором сидел. Я пойду. Мне вставать на вахту, а до четырех осталось не больше двух минут.
   Пламмер снова сел, а я вышел из кубрика. Поднявшись на ют, я натолкнулся на Тамми, который мерил палубу шагами у подветренного борта.
   — А кто за штурвалом? — спросил я его с удивлением.
   — Второй помощник, — ответил он с какой-то дрожью в голосе. — Он ждет, чтобы его сменили. Я расскажу тебе, что случилось, как только представится такая возможность.
   Я последовал дальше к рулевому колесу.
   — Кто там? — спросил второй помощник.
   — Джессоп, сэр, — доложил я.
   Он показал мне, какой курс держать, и затем, не говоря больше ни слова, пошел к носу, и я услышал, как он окликнул по имени Тамми. Они о чем-то шептались, но у меня не было возможности подслушать их разговор. Что до меня, то мне ужасно хотелось узнать, почему второй помощник встал к штурвалу. Я понимал, что, если б просто возник вопрос о плохом управлении кораблем по вине Тамми, второму помощнику и в голову не пришло бы вставать на место практиканта. Произошло нечто неординарное, о чем мне еще предстояло узнать, в этом я не сомневался.
   Вскоре второй помощник отпустил Тамми и принялся расхаживать вдоль подветренного борта. Один раз он дошел до самой кормы и, наклонившись, заглянул под навес, где я стоял за штурвалом, но не проронил ни слова. Чуть позже он спустился по трапу с юта на главную палубу. Сразу после этого прибежал Тамми, поднявшись на ют по трапу с другого борта.
   — Я снова видел его! — сказал он, задыхаясь от захлестнувшего его волнения.
   — Кого? — спросил я.
   — То же самое привидение, — ответил он. — Оно забралось на палубу через борт — прямо из моря.
   Я повернулся, чтобы получше разглядеть выражение его лица, но было слишком темно. Я почувствовал, что у меня пересохло в горле. «Боже мой!» — подумал я. А затем я предпринял глупую попытку разубедить Тамми; однако он оборвал меня, сказав с какой-то обреченностью:
   — Ради бога, Джессоп, оставь эти штучки. Я должен с кем-нибудь поговорить, иначе просто свихнусь.
   Я видел, что делать вид и дальше, будто я ничего не понимаю, уже действительно бесполезно.
   — Давай, — сказал я. — Только поглядывай, чтобы второй помощник не пришел, он может явиться в любую минуту.
   Он несколько секунд молчал, точно собирался с мыслями.
   — Рассказывай, — повторил я. — Только побыстрее, а то он не даст нам поговорить. Почему он стоял за штурвалом, когда я пришел сменить тебя? Почему он снял тебя с вахты?
   — Он не снимал меня, — ответил Тамми, поворачиваясь ко мне лицом. — Я сам бросил штурвал.
   — Почему? — спросил я.
   — Подожди, сейчас я все тебе расскажу. Ты ведь помнишь: второй помощник послал меня на штурвал после того, как… — Тамми указал кивком головы в сторону бака.
   — Да, — сказал я.
   — Слушай, я пробыл там минут десять или чуть больше, на душе было муторно из-за Вильямса, хотелось забыть обо всем и успокоиться и вдруг, посмотрев случайно на подветренный борт, я увидел, как это перелезает через поручни. Мой бог! Я не знал, что делать. Второй помощник стоял далеко впереди, я был один. Я буквально застыл от ужаса. Когда оно стало приближаться ко мне, я бросил штурвал, закричал и бросился ко второму помощнику. Он схватил меня и начал трясти, требуя объяснений, но я так перепугался, что не мог произнести ни слова. Все, что я делал, это показывал рукой в ту сторону. Второй помощник несколько раз переспросил: «Где?» И вдруг я понял, что больше ничего не вижу, — оно исчезло. Не знаю, увидел его второй помощник или нет. Боюсь, что нет. Он только приказал, чтобы я возвращался немедленно к штурвалу и перестал дергаться; он страшно ругался. Я заявил ему, что не пойду туда ни за что. Вот после этого он и засвистел в свисток и закричал, чтобы кто-нибудь пришел к штурвалу. Остальное ты знаешь.
   — А может быть, просто твои мысли были настолько заняты Вильямсом, что под впечатлением этого тебе показалось, будто ты чего-то действительно видишь" — сказал я скорее для того, чтобы выиграть несколько секунд на размышления, поскольку я ничуть не сомневался в правдивости Тамми.
   — Я думал, что ты наконец-то перестанешь кривляться! — сказал он с горечью. — Хорошо, что ты думаешь по поводу того парня, которого увидел второй помощник? Как насчет Тома? Как насчет Вильямса? Ради всех святых! — не надо отталкивать меня, как ты это сделал в прошлый раз Я чуть не свихнулся, — мне тогда так нужно было поделиться с кем-нибудь своими мыслями: с человеком, который выслушает и не станет смеяться. Можно вынести что угодно, но остаться одному — очень страшно. Будь другом, не прикидывайся, что ничего не понимаешь. Скажи мне, что это все означает? Кто этот ужасный человек, которого я видел уже дважды? Я уверен: ты знаешь, кто это, но боишься рассказывать остальным из-за страха, что над тобой будут смеяться. Почему ты не расскажешь мне? Я прошу тебя.
   Он вдруг замолчал. Я не спешил с ответом.
   — Не надо обращаться со мной, как с ребенком! — обиженно воскликнул он.
   — Не буду, — пообещал я, вдруг решившись все ему рассказать. — Мне тоже нужно с кем-нибудь поделиться.
   — Что же все это означает? — вырвалось у него. — Неужели это настоящие привидения? Я всегда думал, что они существуют только в сказках.
   — Я не уверен, что смогу что-нибудь объяснить тебе, Тамми, — ответил я. — Я так же растерян, как и ты. И я не знаю, действительно ли они существуют. Ты еще не знаешь, но за несколько дней до того, как ты увидел здесь на корме какую-то странную фигуру, я видел точно такую же на главной палубе.
   — А эту ты разве не видел? — быстро спросил он.
   — Видел, — ответил я.
   — Тогда почему ты сделал вид, что ничего не видел? — укоризненно сказал он. — Ты не представляешь себе, в какое положение ты меня поставил; я-то был совершенно уверен, что видел его, но ты упрямо твердил, что там никого и ничего не было. В какой-то момент мне даже показалось, что я схожу с ума, — пока второй помощник не заметил того парня, влезшего на грот-мачту. Тогда я понял, что здесь не все так просто.
   Я объяснил:
   — Я решил, что скажу тебе, будто ничего не видел, и ты, может быть, подумаешь, что ошибся. Я хотел, чтобы ты стал думать, будто тебе все померещилось, или что-то в этом роде.
   Он спросил:
   — И все это время ты знал о том первом случае?
   — Да, — ответил я.
   — Ты просто ошарашил меня, — сказал он. — Однако скрыть тебе все равно ничего не удалось.
   Он помолчал и через секунду продолжил:
   — А случай с Вильямсом? Как ты думаешь, он чтонибудь увидел там, наверху?
   — Не знаю, Тамми, — сказал я. — Нам остается только гадать. Возможно, это был всего лишь несчастный случай. — Я не решался сказать ему, что на самом деле думаю по этому поводу.
   — Что он говорил там насчет денег? К кому он обращался?
   — Не знаю, — снова сказал я. — У него был пунктик: подзаработать на этом корабле как можно больше. Ты знаешь, он с этой целью и остался, когда вся остальная команда списалась. Он говорил, что уж его-то никакой силой отсюда не выживешь.
   — А почему остальные парни ушли с корабля? — спросил он. Затем, догадавшись, он воскликнул: — Святые угодники! Наверно, им тоже разное виделось, они и перепугались. Вполне возможно. Ведь из нашей команды все нанялись во Фриско. На том рейсе у них не было практикантов. Наш корабль продали, поэтому нас послали на эту посудину, чтобы мы возвращались домой.
   — Должно быть, так оно и было, — сказал я. — И в самом деле, исходя из рассказанного Вильямсом, я сделал вывод, что кто-кто, а уж он-то точно догадывался или знал наверняка намного больше, чем мы себе представляем.
   — Но теперь он мертв, — сказал Тамми, помрачнев. — И нам уже не спросить его.
   Он хранил молчание несколько секунд. Затем он переключился на другую тему.
   — А когда вахта старпома, у них что-нибудь случается?
   — Случается, — ответил я. — За последнее время было несколько странных случаев. Кое-кто из его вахты упоминал об этом. Но с его тупыми мозгами разве заметишь что-нибудь. Он только чертыхается на парней и списывает все на их счет.
   — И все-таки в основном все происходит именно в нашу вахту, а не у них, — продолжал настаивать Тамми. — Серьезные происшествия, имеется в виду. Возьми сегодняшний случай.
   — У нас нет доказательств, — сказал я.
   Он покачал головой с сомнением:
   — Мне теперь всегда будет страшно лазить на реи.
   — Ерунда! — сказал я. — Может, это был все-таки несчастный случай.
   — Брось! — сказал он. Кого ты хочешь обмануть? Себя?
   Возражений у меня не нашлось, поскольку я прекрасно знал, что Тамми прав. Мы молчали пару секунд. Затем он снова заговорил:
   — На корабле привидения?
   Я ответил не сразу:
   — Нет, не думаю. Здесь нечто другое.
   — Другое? Что именно?
   — Знаешь, у меня тут родилась теория, и в какой-то момент она кажется очень логичной, но в другой момент выглядит сумасшедшим бредом. Конечно, в ней, возможно, совсем отсутствует здравый смысл, но мне кажется, что только таким способом хоть как-то объясняется вся эта чертовщина.
   — Рассказывай, рассказывай! — попросил он, нервно дернув головой.
   — Понимаешь, у меня возникло предположение, что на корабле нет ничего такого, что само по себе могло бы повредить нам. Даже не знаю, как это выразить, но если я прав в своих рассуждениях, причина неприятностей сам корабль.
   — Что ты имеешь в виду? — спросил он озадаченно. — Ты все-таки хочешь сказать, что на корабле водятся привидения?
   — Нет! — ответил я. — Я только что говорил тебе: привидений нет. Подожди, дослушай до конца.
   — Хорошо, — согласился он.
   — Вернемся к той фигуре, которую ты увидел сегодня, — продолжал я. Ты утверждаешь, она появилась на юте, перебравшись через поручни подветренного борта.
   — Да, — сказал он.
   — Вот, а то, что видел я, вышло из моря и вернулось в море.
   — Господин — воскликнул он. — Рассказывай дальше!
   — Моя мысль состоит в том, что наш корабль не защищен от проникновения на борт всяких таких тварей, — начал объяснять я. — Конечно, я не знаю их происхождения. Они похожи на людей — во многом. Но… Только Бог знает, какие существа водятся в море. У меня нет ни малейшей уверенности, состоят ли они из плоти и крови, или же они относятся к тому, что мы называем призраками и духами.
   — Они не могут быть из плоти и крови, — прервал меня Тамми. — Где бы они тогда жили? Кроме того, тот первый, которого а видел, — как мне кажется, он просвечивал насквозь. И этот сегодняшний — иначе второй помощник увидел бы его. И они бы утонули…
   — Необязательно, — сказал я.
   — Но я уверен, это не живые существа, — настаивал он. — Невозможно…
   — Призраки — тоже дело невозможное, если подумать об этом разумно, сказал я. — Я не утверждаю, что они из плоти, и крови, хотя я и не берусь утверждать с ходу, что они — призраки; по крайней мере, у меня еще нет полной уверенности.
   — Откуда они приходят? — задают он довольно глупый вопрос.
   — Из моря, — ответил я. — Ты же видел собственными глазами!
   — Тогда почему они не появляются на других кораблях? — спросил он. Как ты объяснишь это?
   — Как-то объясню, хотя иногда это объяснение кажется мне бредом… Думаю, можно следовать моей теории, — сказал я.
   — Как же? — снова спросил он.
   — Видишь ли, я считаю, что этот корабль незащищен, как я уже тебе говорил; он открыт, беззащитен или назови это как угодно. Я бы сказал так: вполне разумно предполагать, что все предметы материального мира отделены, если так выразиться, от нематериальных. Но в каких-то случаях граница между ними нарушена. — Возможно, в нашем случае мы столкнулись именно с этим. И если это так, то корабль беззащитен перед нападением существ, принадлежащих к иной форме существования.
   — А почему он стал таким? — спросил Тамми, охваченный поистине мистическим ужасом.
   — Только господу богу ведомо это! — ответил я. — Может, это связано с магнитными силами, но в этом тебе будет не разобраться, да и мне, честно говоря, тоже. К тому же внутренне я почему-то убежден, что с магнетизмом это никак не связано. Мне трудно поверить в подобное. Однако я ни в чем до конца не уверен.
   — Если они нематериальны, значит, это духи? — упорствовал Тамми.
   — Не знаю, — ответил я. Очень трудно утверждать что-либо, когда у тебя нет уверенности. Знаешь, разумом я успокаиваю себя, но вот мое нутро не соглашается с ним.
   — Ну, дальше! — попросил он.
   — А дальше предположим, что земля населена представителями двух форм существования или жизни, как тебе больше нравится. Мы — одна форма, они — другая.
   — Ну, дальше, дальше!
   — А дальше: разве не понятно, что в нормальном состоянии мы, по-видимому, не способны распознать реальность того, другого мира. Но они, возможно, так же реальны и материальны, с их точки зрения, как и мы по отношению к себе. Ты меня понимаешь?
   — Да, — сказал он. — Продолжай!
   — Итак, — продолжил я, — земля, возможно, так же реальна для них, как и для нас. Я хочу сказать, что она, возможно, имеет качества, которые настолько же материальны для них, как они материальны для нас. Но ни мы, ни они не могут осознавать реальность друг друга или степень той земной реальности, которая реальна для противоположной стороны. Это трудно объяснить. Ты меня понимаешь?
   — Да, — сказал он. — Продолжай!
   — Итак, пока мы находимся в здоровой, так сказать, атмосфере, не в наших силах видеть их, чувствовать или как-то вообще воспринимать иную реальность. Им, скоро всего, это тоже недоступно, но чем сильнее мы вовлекаемся во все это, тем реальнее и осязаемее они становятся для нас. Понял?
   — Тогда получается, что ты действительно считаешь их призраками или чем-то в этом роде? — спросил Тамми.
   — Да, — согласился я. — В любом случае я не считаю их существами из плоти и крови в том смысле, как мы это понимаем. А вообще, я могу в корне ошибаться.
   — Мне кажется, ты должен обо всем этом рассказать второму помощнику, — сказал Тамми. — Если все в действительности так, как ты говоришь, нам следует незамедлительно направиться в ближайший порт и там сжечь этот чертов корабль.
   — Второй помощник не сможет ничего сделать, — возразил я, — даже если поверит моему рассказу, в чем я очень сомневаюсь.
   — Возможно, ты и прав, — сказал Тамми. — Но если бы тебе все-таки удалось убедить его, то тогда, возможно, он смог бы объяснить сложившуюся ситуацию капитану, и в общем-то еще можно было бы что-то предпринять. В противном случае это может плохо кончиться.
   — Капитан снова поднимет его насмех, — сказал я, не питая особых надежд.
   — Не поднимет, — возразил Тамми. — После всего, что случилось сегодня ночью…
   — Как знать, — ответил я с сомнением. И в этот момент на ют вернулся второй помощник. Тамми быстро ретировался, оставив меня с тревожным ощущением надвигающейся опасности.

Глава 7
НАС НАКРЫВАЕТ ТУМАНОМ — И ЧТО ЗА ЭТИМ СЛЕДУЕТ.

   Мы похоронили Вильямса в полдень. Бедняга! Такая нелепая и неожиданная смерть. Весь день матросы пребывали в мрачном, подавленном настроении и вели нескончаемые разговоры о том, что среди нас есть Иона, из-за которого все несчастья. Если б только они знали истинную причину этого кошмара!
   А затем нас ждала еще одна неприятность — туман. Сейчас я не могу точно припомнить, когда мы впервые увидели его — в тот день, когда хоронили Вильямса, или на следующий.
   Туман появился в середине дня, и я, подобно другим, поначалу принял его за испарения над водой, огромное облако — вода под жаркими лучами солнца обильно испарялась.
   Ветер стих; я был вместе с Пламмером на грот-мачте, мы занимались ремонтом такелажа.
   — Начинает припекать, — подал голос Пламмер.
   — Да, — сказал я.
   Вскоре он заговорил снова.
   — Смотри, какая дымка над морем! — По его голосу чувствовалось, что он удивлен.
   Я быстро поднял глаза и сначала ничего не увидел. Затем я понял, что он имеет в виду. Воздух вокруг нас дрожал, выглядел странным, неестественным; такую картину можно наблюдать над паровозом, когда из его трубы поднимается струя нагретого воздуха.
   — Должно быть, это из-за жары, — сказал я. — Правда, не могу припомнить, чтобы когда-нибудь видел такое марево.
   — И я не припоминаю, — поддержал Пламмер.
   Прошло не более минуты, когда я, снова оторвавшись от работы, поднял голову. Я был буквально поражен, обнаружив, что весь корабль окутан тонкой, полностью скрывавшей горизонт, пеленой тумана.
   — О Боже! — воскликнул я. — Пламмер, посмотри!
   — Да, — согласился он, оглядываясь по сторонам. — Никогда не видел ничего подобного, особенно на этих широтах.
   — Дело тут явно не в жаре! — сказал я.
   — Да, пожалуй, — промолвил он с сомнением.
   Мы вернулись снова к своей работе, перебрасываясь время от времени случайными фразами. В какой-то момент я свесился с вант и попросил его передать мне наверх шило. Он наклонился и подобрал его с палубы, куда оно упало. Когда он протягивал его мне, я увидел, как спокойное выражение на его лице сменилось вдруг полной растерянностью. Он разинул рот.
   — Черт возьми! — сказал Пламмер. — А дымка-то исчезла.
   Я быстро обернулся, посмотрел: и действительно, море вокруг корабля сверкало на солнце, было чистым до самого горизонта.
   Я уставился на Пламмера, он уставился на меня.
   — Разрази меня гром! — воскликнул он.
   Мной внезапно овладело странное ощущение, что происходит нечто неладное. Но через минуту я уже обозвал себя орлом, хотя мне и не удалось полностью избавиться то этого ощущения. Я еще раз посмотрел внимательно на море. У меня возникла смутная тревога: что-то изменилось вокруг. Поверхность моря как-то сильнее слепила глаза, воздух был прозрачнее, как мне показалось, и при всем этом чего-то еще явно недоставало. И только по прошествии нескольких дней я узнал, что с горизонта исчезло несколько кораблей, которые хорошо просматривались до того, как опустился туман, а после него бесследно канули, точно растворились.
   До конца нашей вахты не наблюдалось никаких признаков чего-либо необычного. Только ближе к вечеру (где-то после шести часов) я заметил, как над водой вновь поднимается легкая дымка: солнце, уходя за горизонт, светилось сквозь нее затуманенным фантастическим диском.
   В тот момент я ясно понял, что дымка никак не связана с жарой.
   И это было только начало истории с туманом.
   Весь следующий день я внимательно присматривался к окружающей атмосфере, но за все то время, что я был на палубе, воздух оставался чистым. Однако я услышал от одного матроса из вахты старпома, что, пока он стоял на руле, в небе появлялось марево.
   — Сгустилось и почти сразу разъяснилось, что-то такое, — описал он это явление, когда я обратился к нему с расспросами. Он считал, что это могло быть из-за жары.
   И хотя я знал, что это не так, я не стал его опровергать. Тогда никто, включая даже Пламмера, не придавали этому никакого значения. Когда же я обратил внимание Тамми на эту дымку и спросил, видел ли он ее, Тамми ответил, что она, должно быть, появляется в результате интенсивного испарения воды под лучами солнца. Я тут же прекратил всякие разговоры на эту тему, поскольку дальнейшие расспросы мне показались тогда совершенно бесполезными.
   Затем, на следующий день, случилось нечто, заставившее меня серьезно задуматься и доказавшее, насколько я был прав, предчувствуя в природе тумана что-то неестественное. Все произошло следующим образом.
   Шла утренняя вахта с восьми часов до полудня, только что пробили пять склянок. Я стоял на штурвале. Небо было абсолютно чистым — ни облачка вплоть до самого горизонта. Я мучился от жары, и, кроме того, меня одолевала дремота. Второй помощник спустился с юта на главную палубу, чтобы понаблюдать за работой матросов, так что я остался на корме один.
   Через какое-то время мне страшно захотелось пить — не придумав ничего лучшего, я вытащил из кармана брикет жевательного табака и откусил кусок, хотя, честно говоря, не испытываю к нему особого пристрастия. Вполне естественно, что вскоре мне понадобилась плевательница; я огляделся на привычном месте ее не было. Вероятно, ее унесли на бак, когда драили палубу, чтобы как следует почистить. Поскольку никто не наблюдал за мной, я оставил штурвал и направился к поручням на корме. Таким образом я смог увидеть нечто совершенно неожиданное, а именно корабль, идущий под всеми парусами левым галсом в крутой бейдевинд[16] — в нескольких сотнях ярдов от нас по правому борту. Его паруса едва наполнялись слабым бризом и начинали полоскаться, когда корабль поднимало на волне. По всей очевидности, скорость его была не больше узла. С конца гафеля на корму тянулись сигнальные флаги: очевидно, с корабля подавали нам сигнал. Я замер на месте, пораженный этим зрелищем. Я не понимал, почему я не видел его раньше? При таком слабом ветре они, должно быть, находились в поле нашего зрения уже по меньшей мере часа два, я был уверен в этом. Но я не мог найти этому разумного объяснения.