Страница:
– Ривс, у вас полная колода козырей, – сказал он со смешком.
– Благодарю, милорд. Комплимент из уст бывшего разбойника с большой дороги дорогого стоит. – Ривс смущенно кашлянул. – А теперь, милорд, вернемся к вашему плану.
– Ах да. – Кристиан встал, подошел к письменному столу и открыл верхний ящик. – Все очень просто. Как вы знаете, моя мать умерла в Ньюгейтской тюрьме.
– Мне известен этот печальный факт, милорд. Ваш брат рассказал, что случилось с вами обоими, когда вам было по десять лет. Как вашу мать бросили в тюрьму, обвинив в предательстве.
– Да. Раньше мы были вместе, Тристан и я, но потом…
Воспоминания о том дне снова разбередили душу. Он помнил, какой твердой и холодной оказалась земля, на которую он упал, выскочив в окно гостиницы. Помнил, как кричал Тристан, отчаянно сражаясь за свободу, понимая, что ему не выиграть этой схватки. Потом, ничего не зная о судьбе брата, он мерз и мок до нитки по ночам, пробираясь в Лондон, чтобы найти мать. А когда добрался до Лондона…
Кристиан закрыл глаза, пытаясь погасить мучительные воспоминания прошлого, эхом отдающиеся в ушах. Постепенно зловещие образы таяли. Сделав глубокий вдох, он открыл глаза.
Ривс спокойно наблюдал за ним, стоя на другом конце комнаты.
– Мне жаль, милорд.
– Ничего, – ответил Кристиан смущенно. Он вытащил из ящика стола старинную шкатулку. – Наш опекун продал нас с братом. Ему нужны были деньги – он слишком увлекался кapтами. Тристан принес себя в жертву, дав мне время, чтобы сбежать. Его отправили на флот.
– А вы исчезли.
Кристиан горько усмехнулся:
– Я рассеялся как дым, опустившись на лондонское дно.
– Не знаю, что происходило с вами в те годы, но, думаю, приятного было мало.
– Приятного? – Кристиан даже рассмеялся. – Вы и в самом деле мастер преуменьшать, Ривс.
– Этот дар просто необходим мне по роду занятий, милорд. Счастлив, однако, что вы сохранили гордость и уверенность в себе, что бы ни выпало вам вынести в детские годы.
Кристиан пожал плечами – согласиться с Ривсом и в то же время сбросить давящее чувство с души.
– Да. А теперь я собираюсь доказать невиновность матери и восстановить ее доброе имя. Ее назвали предательницей налом основании, что она вела торговлю с французами. Обвинения были сняты, но к тому времени она уже умерла, в заточении, всеми покинутая. Кто-то же обвинил ее! Думаю, этому человеку была выгодна ее смерть. И он нашел удобный способ расправиться с ней, не замарав при этом рук убийством.
– Можно поинтересоваться, как вы собираетесь найти этого человека?
– Разумеется. – Кристиан открыл шкатулку. Внутри лежали украшенная разноцветной эмалью табакерка и связка писем, перехваченная розовой лентой, а также сломанный брелок от часов. – Вот все, что осталось от мамы.
Пальцы Кристиана перебирали письма.
– Добравшись до Лондона, я сразу же отправился в Ньюгейт. Оказалось, матери не было в живых уже две недели. Ее жизнь унесла тюремная лихорадка. – Кристиан закрыл глаза. Отчаяние нахлынуло на него, как и тогда, много лет назад. Безнадежность и горький привкус смерти и поражения. – Нашелся тюремщик, который отлично ее помнил. У него осталась эта шкатулка, и он продал ее мне.
Шкатулка досталась ему за десять пенсов. По нынешним временам смешная сумма, по для умирающего с голоду десятилетнего мальчугана это было все равно что десять тысяч фунтов. Во что бы то ни стало ему хотелось сохранить что-то на память от мамы, и он отправился добывать деньги. Пришлось употребить все силы и хитрость, а заодно расстаться с невинностью и последними иллюзиями. Он успел вовремя – и шкатулка с лежащими в ней сокровищами перешла в его руки.
Ривс нарушил царящую в библиотеке тишину:
– Уверен, ваша мать была бы счастлива, что ее вещи теперь в руках сына.
– Она была в Ньюгейте, Ривс! И никто не мог ей помочь. В том числе и те, кого она считала друзьями. Ее любовник. И даже тот, кто дал жизнь мне и Тристану. – Кристиан отмахнулся от возможных возражений: – Да знаю я, знаю. Отец, если он достоин так называться, может быть, и захотел бы ей помочь. Но он сам вычеркнул себя из ее жизни и был слишком далеко.
Ривс кивнул.
– Как бы то ни было, она осталась одна. Ей пришлось продать драгоценности, чтобы ее поместили в камеру, где было сравнительно сухо. Когда деньги закончились, мама продала одежду. Даже туфли! Она осталась в лохмотьях и ни – с чем.
К горлу подступали рыдания. По опыту Кристиан знал, что единственный способ успокоиться – это в который раз позволить боли и отчаянию опять всколыхнуть душу. Потом буря уляжется сама собой. Он сделал глубокий вдох и погладил письма, узел ленты, который она завязала собственными руками, простой жест принес ему некоторое облегчение. Ривс деликатно кашлянул.
– В письмах говорится о ком-то, кто повинен в ее злоключениях?
Кристиан помедлил с ответом.
– Есть письмо, отправленное неким Синклером. Оно почти как исповедь. Почерк выглядит нарочно искаженным буквы слишком высокие. Вот почему я думаю, что настоящее имя писавшего скрыто под вымышленным. Этот Синклер признается, что представленные Королевскому суду свидетельств против матери были ложными.
– Значит, кто-то упрятал ее за решетку, а потом начал каяться?
– Это было не раскаяние. Тон послания насмешливый. Думаю, его написали, чтобы жесточайшим образом поиздеваться. Письмо-то подлинное, а вот почерк подделан, и использовать его для своего оправдания в суде она не могла.
– Значит, никакого следа, ведущего к разгадке…
– Нет, след есть, и он ведет к герцогу Мессингейлу, деду леди Элизабет.
– Каким образом?
– Я показал письмо одному моему другу, большому знатоку всяких посланий.
– Милорд… – Ривс нахмурился. Кристиан фыркнул:
– Он сочиняет подложные письма, один из лучших в своем деле.
– Ах так!
– Он взял особый порошок и посыпал им письмо. И тогда мы увидели на бумаге слабый след букв. Это был оттиск фамильного кольца-печатки герцога Мессингейла. Письмо было написано в доме Мессингейлов!
– Понятно. А что сообщает мастер Уильям?
– Я отправил его на поиски священника, который посещал мать на смертном одре. Уилли едет сюда. Похоже, он узнал что-то важное, подкрепляющее мои подозрения насчет герцога.
Ривс поджал губы.
Полагаю, нет смысла пытаться уговорить вас искать другой способ проникнуть в дом герцога, нежели с помощью леди Элизабет?
– Нет. Герцог – настоящий затворник. Леди Элизабет – моя единственная надежда. – Кристиан захлопнул крышку шкатулки и осторожно вернул ее на место в ящике письменного стола. – У меня нет пока решающих доказательств. Признаю. Но чем тщательнее я пытаюсь отделить зерно истины от плевел, тем чаще мысленно оказываюсь на пороге дома Мессингейлов. – Кристиан сурово посмотрел на дворецково. _ Он явно замешан в этой истории. Остается выяснить подробности.
– Это дело чрезвычайно трудное и деликатное, милорд.
– Вы и понятия не имеете, насколько трудное! Но я не остановлюсь, пока не докопаюсь до сути. Я узнаю правду, всю, целиком.
Он задумчиво провел пальцем по выщербленному ребру шкатулки. Наверное, разгадка близка, но хитросплетения лжи в течение многих лет скрывали ее от пытливого взгляда. Но он сорвет паутину. Он должен сделать это ради матери. Вспомнив, что дворецкий наблюдает за ним, Кристиан деланно улыбнулся:
– Вот теперь пора на отдых. Каждый четверг леди Элизабет отправляется в парк на конную прогулку.
– Вы ведете наблюдение за ее домом?
– Я и еще куча решительно настроенных поклонников. Леди весьма богата. Вот не ожидал, что именно сейчас ее решат вывести в свет. – Кристиан пожал плечами. – Впрочем, какой прок от плана, если не умеешь вовремя подогнать его под новые условия?
– Да, милорд. Вижу, что именно умение приспособиться к обстоятельствам и хранило вас все эти годы. Однако мне остается лишь гадать… что будет, если показные ухаживания вызовут у леди Элизабет ответные чувства к вам? Вы порвете отношения?
– Видели бы вы ее вчера, так знали бы – она не из тех, что позволяют себе бездумно влюбиться. Поэтому, невзирая на мои намерения…
– Надеюсь, это так, милорд. – Ривс направился к двери. – Распоряжусь, чтобы вашу спальню приготовили немедленно, раз уж вам рано вставать. – Поклонившись, Ривс вышел.
Кристиан ждал, пока за дворецким не затворится дверь. Потом он с тяжелым вздохом закрыл ящик, погладив еще раз напоследок крышку шкатулки. Здесь находится тот, кто предал мать, – осталось протянуть руку. Кристиан чувствовал в себе небывалую силу, которая поможет победить того, кто обездолил его и поверг его семью в прах.
Он обрезал кончик сигары и взял огниво. Откинулся в кресле, положив вытянутые ноги на маленький столик. Пройдет неделя, другая. Что они принесут? Похоже, всю жизнь, начиная с десятилетнего возраста, он шел к этому решающему моменту. Он насладится этим поединком умов, положит душу и тело на алтарь победы.
Кристиан выпустил колечко дыма, наблюдая, как призрачный круг взмывает ввысь и медленно рассеивается. Час был поздний, но он вовсе не чувствовал усталости. Внутри все ликовало. С тем же самым ощущением он, бывало, скакал на лошади навстречу приключению. Копыта выбивали громовую дробь, на боку болтались шпага и пистолет, а впереди маячила карета с толстым богатым джентльменом внутри. Только на сей раз его оружием станут не шпага и не пистолет, но ум, а также невольная помощь одной прекрасной дамы.
К собственному изумлению, Кристиан вдруг улыбнулся. Откинув голову на высокую спинку кресла, он выпустил еще одно дымовое кольцо, побольше. Серебряный круг лениво плыл по воздуху, поднимаясь к потолку. С минуту его хорошо было видно на фоне горчичного цвета краски, а потом он исчез. Кристиан довольно кивнул. Он готов. Время пришло – его время.
Так пусть грянет битва.
Глава 5
– Ты только посмотри! – Бет кружилась по комнате, и юбки с шелестом взлетали вверх. Она улыбнулась горничной. – Мне так нравятся эти новые платья!
Особенно приятными ей показались цвета – нежно-голубой и кипенно-белый, насыщенный розовый и бледно-зеленый. Они оттеняли ее природные краски, и она чувствовала себя свежей, как весенний воздух.
Анни фыркнула:
– У вас достаточно платьев для приданого, да только вам оно не нужно.
– Нужно. Только время еще не пришло.
– Никак не возьму в толк, отчего вы не хотите выйти замуж как можно быстрее, – сказала Анни. – Нелегко подцепить хорошего мужчину. Я так хватаю их где только встречу.
– Вот почему ты побывала замужем уже четыре раза.
– Пять, считая того датчанина, что я встретила в Шривс-порте. – Анни задумчиво выпятила губу. – Я нечасто его вспоминаю, ведь он умер на следующий же день.
Бет развеселилась. Она наняла эту непреклонную Анни вопреки желанию мачехи и ни разу не пожалела об этом. Шарлотту бесила и угнетала ее прямолинейность и манера говорить то, что она думает. Временами горничная могла позволить себе весьма нелицеприятные замечания – по меркам принятых в обществе правил, и, уж конечно, она отличалась чудаковатостью. Долговязая и неуклюжая, с квадратным мужеподобным лицом в обрамлении невероятно рыжих кудрей, эта женщина творила чудеса с иголкой и ниткой. Еще она обладала незаурядным талантом укладывать длинные золотистые волосы Бет в затейливые прически, фасон которых вряд ли кому удалось бы повторить. В общем, эта горничная оказалась просто находкой, и не важно, как она себя при этом вела.
– Анни, ты совершенно права. Не стоит включать датчанина в список мужей. Я бы тоже не стала. Вот негодяй! Мужчине следует побыть в роли мужа не меньше недели, если он хочет, чтобы его хоть как-то вспоминали.
– Мне тоже так кажется, миледи. – Анни подала Бет шляпку и перчатки, подозрительно сверля ее глазами. – Только скажите, что за джентльмен будет ждать вас сегодня в парке?
Бет сосредоточенно натягивала перчатки.
– Не знаю, о чем ты. Беатрис и я едем покататься в ее новом кабриолете. Ничего больше.
– Хм… Что-то слишком уж вы волнуетесь. Дело как будто не в новой карете. – Отступив на шаг, Анни оглядела хозяйку с ног до головы, а затем энергично кивнула, тряхнув огненными кудрями. – Вы надели свой лучший прогулочный наряд. Здесь замешан мужчина. Как пить дать.
– Можешь думать что хочешь, но ты ошибаешься. У меня нет намерения встречаться в парке с кем-нибудь из молодых людей. Сегодня и впредь.
Конечно, Бет лукавила. Она все утро мечтала о черноволосом зеленоглазом виконте. Она и пробудилась-то, когда во сне предмет ее мечтаний склонился над ней, чтобы поцеловать. Даже сейчас, стоило ей закрыть глаза, она видела, как приближается прекрасное лицо, чувствовала теплое дыхание на своих губах, дрожала от волнения – ведь он был близко, совсем рядом.
– И не говорите, что вырядились в пух и прах, только чтобы покататься с кузиной. – Анни презрительно фыркнула. – Здесь не обошлось без мужчины.
– Ничего подобного, – любезно возразила Бет, глядя горничной прямо в глаза. – Хватит. Мне надоело это выслушивать.
Анни воздела руки к потолку.
– Очень хорошо, миледи! Будем молчать. Но помяните мое слово. У Анни Брайс наметанный глаз. Уж кто-кто, а она всегда поймет, что женщина вышла на охоту.
Иногда иметь в горничных столь проницательную особу становилось просто Божьим наказанием. Бет натянула перчатки и надела шляпку.
– Я слишком нужна сейчас дедушке, чтобы заниматься подобными глупостями.
– Ну, он бы так не сказал. – Анни захлопнула дверцу зеркального комода. – А как поживает ваш дедушка?
– Шарлотта писала мне, что на прошлой неделе его состояние ухудшилось. – Бет поймала взгляд Анни. – Я тревожусь.
– Не стоит, миледи. Время еще не пришло. Старый герцог, что твой гвоздь. Не рассыплется в порошок, пока не проржавеет до конца.
Бет вымученно улыбнулась:
– Надеюсь, ты права.
– А разве не так? – Горничная взяла с постели сумочку и подала ее хозяйке. – Ну а теперь прочь! Хватит жевать жвачку. Что может быть, чего не может… Сегодня отличный день, свежий воздух – не надышишься. Пусть бы вам на глаза попался пригожий парень и вы бы закружились в мечтах, а потом сделан и бы дедушку счастливым, что твой жаворонок. Конечно, если вы идете в парк не затем, чтобы встретиться с одним таким красавчиком.
Бет взяла сумочку.
– Даже не считаю нужным отвечать. Пожалуйста, приготовь на вечер розовое шелковое платье. Я отправлюсь на бал. Там сзади обвис подол.
– Не успеете вернуться, как все будет готово. – Анни отворила дверь и встала сбоку, пропуская хозяйку. – Приятной прогулки. Вам и вашему кавалеру.
Бет проплыла мимо горничной.
– Постараюсь повеселиться как следует. Ради тебя, Анни. – Она сбежала по лестнице. Интересно, не встретит ли она на самом деле в парке Уэстервилла? Весьма вероятно – день и правда чудесный. В такую погоду никто не хочет сидеть дома. Сердце Бет екнуло.
Ее заинтересовал этот виконт. Не как возможный жених, разумеется. Он не принадлежал к тому сорту мужчин, с которыми можно осесть и завести семью. Это был другой тип – опасный, коварный искуситель, разбивающий женские сердца. Насчет этого Беатрис была права. К счастью, у Бет не было желания выходить замуж. Пофлиртовать немного будет делом куда более увлекательным, чем изображать заикающуюся дурочку в компании недалеких искателей богатого приданого. Но разве может она флиртовать с виконтом и одновременно отпугивать воздыхателей? Значит, флирта не будет.
День словно бы померк. Бет медленно пересекла холл. Лакей распахнул перед ней дверь. На дорожке перед крыльцом ее поджидала Беатрис возле новенького щегольского кабриолета. Бет не смогла даже изобразить восторг…
Ей вдруг подумалось: вовсе незачем ей встречаться с виконтом в парке. Она печально улыбнулась и заторопилась навстречу подруге.
Дверь в спальню Кристиана плотно затворилась. Он открыл глаза и загородил лицо рукой. Сквозь щель в занавесях проникал яркий луч солнца. Боже правый, который теперь может быть час? Скосив глаза на стоящие на камине часы, он выругался и сбросил на пол одеяло.
– Доброе утро. – Возле гардероба стоял Ривс, размещая в нем туго накрахмаленные галстуки. – Ваш халат в ногах постели. Буду крайне признателен, если вы наденете на себя хоть что-нибудь.
– Мне не нужен халат. Подайте брюки.
Рривс вздохнул, но исполнил приказ. Кристиан натянул брюки.
– Можете смотреть.
– Благодарю, милорд. Лакей Уолтере не в состоянии прислуживать вам сегодня. У него нестерпимо болят зубы.
Ривс открыл дверцу гардероба.
– Вы наденете этот черный жилет, или вот этот черный жилет, или, наконец, вон тот, опять-таки черный жилет?
– Я люблю одеваться в черное.
– Я бы сказал, просто обожаете, милорд. Страстно. Всей душой. Всем сердцем. Каждой стрункой…
– Подайте мне мой чертов жилет!
– Конечно, милорд. – Ривс извлек из гардероба жилет и оглядел его скептически. – Возможно, я сильно ошибаюсь насчет вас, милорд. Дело не в вашей злосчастной и необъяснимой страсти к черному цвету. Просто вы оплакиваете тяжелую потерю, скажем, любимого скакуна или отличной охотничьей собаки – и чувствуете потребность носить траур в течение ближайших пятнадцати лет.
– Ривс!
– Или у вас, не приведи Господь, зудит кожа от других красителей?
Кристиан рассмеялся.
– Я всегда любил черный. Это цвет силы и власти.
Ривс поднял жилет повыше, а затем повесил его поверх другого, точно такого же.
– Впечатление довольно сильное. Как от всех траурных нарядов.
– Я хотел прибыть в Лондон под звук фанфар. Мне важно выделяться.
– Понимаю. – Ривс положил на постель один из черных жилетов. – Вы будете как кусок угля среди драгоценных камней. Жирный черный голубь в стае разряженных петухов.
– Черт возьми, с отцом вы тоже были таким язвой?
– Боюсь, ему доставалось еще больше, милорд. Я ведь был моложе.
– Отлично. Старый негодяй заслуживал, чтобы ему говорили гадости.
– Многие люди так думают. – Дворецкий подал Кристиа ну свежую рубашку, затем выложил на постель туго накрахмаленный галстук. Дождавшись, когда Кристиан застегнет рубашку, он осторожно обернул галстук вокруг шеи хозяина и завязал его затейливым узлом.
Кристиан оглядел себя в зеркале и чуть склонил подбородок, чтобы поправить складки галстука, доведя их до совершенства.
Ривс ждал в почтительном молчании, затем подал Кристиану жилет.
– Черные или нет, но ваши жилеты отлично сшиты. Эта парча просто великолепна.
Кристиан натянул жилет, пройдясь ладонями по гладкой изысканной шелковистой ткани.
– Раньше у меня почти ничего не было. Теперь немного роскоши не помешает.
– Совсем нет, милорд. Сейчас действительно пришло время предаться расточительству. – Ривс открыл коробку с булавками и подал ее хозяину.
Кристиан выбрал галстучную булавку с большим рубином и осторожно воткнул ее в затейливое сооружение у шеи.
– Не припомню, чтобы мне приходилось видеть такую манеру носить галстуки, – заметил Ривс, когда хозяин закончил с булавкой.
– Это мое собственное изобретение. Я называю этот фасон – «месть», – ответил Кристиан, любуясь собой в зеркале.
– Вы станете родоначальником стиля, милорд. – Ривс скупо улыбнулся. – Странно, как сильно отличаетесь вы от брата-близнеца. Не только внешне, но и в привычках.
– Тристана не заботит мода. Он предпочитает одеваться так, словно находится на палубе корабля.
И он не ищет мести.
– Его больше волнует будущее, чем прошлое. – Кристиан пожал плечами. – Он всегда был таким.
Кроме того, Тристан никогда не был близок с матерью так, как это получалось у брата. Кристиан унаследовал от матери не только зеленые глаза и золотистую кожу. Он позаимствовал у нее любовь к прекрасному, стремление к утонченности.
Ее приводили в восхищение шелковые простыни и тяжелое, отделанное кружевом покрывало на ее постели. Кристиан до сих пор помнил, с каким наслаждением она пробегала пальцами по гладкой поверхности изящной мебели, и ее лицо озарялось счастливым сиянием. Она жила от всей души, радуясь каждой минуте, каждому ощущению. Ему бы тоже хотелось так жить. Может быть, потом, когда дело будет сделано…
Он нахмурился. Странно, он никогда не задумывался, чем займется после того, как добьется справедливости и разоблачит убийцу матери. Наверное, это потому, что цель казалась ему столь недоступно далекой. А теперь… все решится в течение нескольких недель. Он резко расправил плечи.
Ривс взял с кровати черный сюртук.
– Покойный герцог высоко ценил вашу матушку. Я часто слышал, как он ее превозносил.
Кристиан поймал взгляд слуги в зеркале.
– Не заставляйте меня думать об отце чаще, чем он того заслуживает.
Ривс протянул Кристиану сюртук.
– Как можно! Если хотите знать, я считаю, у вас есть все основания сердиться на него.
Кристиан набросил сюртук на плечи.
– Я не злюсь. Мои отец и мать – оба на том свете. К чему расточать гнев понапрасну?
– Я бы держал на него сердце, милорд.
Кристиан оглядел себя в зеркале. С ног до головы в непроницаемо-черном, только белоснежный узел галстука на шее. Черно-белый фон заставлял жарче пылать рубин в галстучной булавке, добавлял блеска живым зеленым глазам. Он снопа поймал в зеркале взгляд дворецкого.
– Прихорашиваемся, милорд? – Ривс поднял бровь.
– Галстук накрахмален просто отменно. Не говорите, что это Уолтере постарался.
– Его скрутило еще вчера вечером, и мне пришлось доделать работу вместо него. – Ривс сурово оглядел хозяина в зеркале и кивнул. – Вынужден признать, но черный действительно придает вам разбойничий вид.
Кристиан ухмыльнулся:
– Приятно сознавать, что годы, проведенные верхом на Верзиле Тоби, не прошли зря.
Ривс захлопал глазами.
– Пожалуйста, милорд. Я просил вас не упоминать о вашем прошлом ремесле. Хотя… Вы помните, что сказали мне насчет убийств?
– Я не убил ни единой души.
Дворецкий облегченно вздохнул:
– Мне так приятно слушать, когда вы произносите эти слова, милорд.
– Ривс, в моем доме вам ничто не угрожает. Хотя, если вы и впредь будете критиковать мою манеру одеваться… Тогда я за себя не отвечаю.
– Когда вы улыбаетесь вот так, милорд, вы поразительно похожи на свою мать – вылитый ее портрет.
– Ее портрет? – Кристиан воззрился на слугу. – Разве после нее остался портрет?
– В Рочестер-Хаусе, главной резиденции батюшки. Теперь портрет принадлежит вашему брату, и если вам будет угодно взглянуть…
Тристан, конечно, не расстанется с портретом, и Кристиан не мог его за это винить.
– Интересно, зачем отец держал при себе портрет женщины, которую он отказался признать женой?
– Портрет заказали уже после ее смерти. Художник писал его с миниатюры, хотя, судя по результату, ни за что не догадаешься. – Ривс вздохнул. – Простите, милорд. Ваш отец был скуповат.
– Скуповат?
– Да, милорд. Скуп на деньги и на чувства, за исключением требований моды. Я даже думаю, что его взяло сожаление.
– Слишком поздно.
– Да. Во многих отношениях. Незадолго до смерти он признался мне, что из всех женщин, что повстречались ему на жизненном пути, ваша мать была прекраснейшей – и душой, и телом, а также…
– Она была прелестна, – сурово перебил Кристиан, – пока не заболела в тюрьме и не начала таять как свечка.
– Он всегда чувствовал вину за то, что уехал из Англии и не мог ее защитить.
Кристиан натягивал сапоги для верховой езды.
– Вы в самом деле думаете, что его мучила совесть?
– Очень. Герцог был в Италии, когда се бросили в тюрьму. Он узнал об этом только через два месяца. Вы знаете, что творилось тогда на континенте. Прошло много времени, прежде чем он смог добраться до Лондона.
Кристиан посмотрел в лицо дворецкому:
– Отец вернулся в Лондон, чтобы спасти мать?
– Торопился, как мог, но опоздал. – Ривс тихонько притворил дверцу гардероба. – Именно тогда он и заказал ее портрет.
Кристиан не мог оторвать взгляд от мысков сапог. Вопрос дрожал на кончике его языка. Ни разу не осмеливался он задать его вслух…
– А он пытался… пробовал отыскать меня и Тристана?
– Он заплатил целое состояние неким скользким личностям, которые уверяли, что разыщут вас обоих. Но и следов не нашли.
У Кристиана пересохло во рту. В горле застрял комок. Ему всегда хотелось верить, что отец предпринимал попытки их найти, спасти мать… Он просто жаждал узнать такое! Шли году и вера умерла, уступив место горечи, столь прочно укрепившейся в его душе, что вырвать ее оттуда он уже был не в силах.
– Отец считал маму невиновной?
Ривс вздохнул:
– Мне неизвестно, что он думал. Я знаю только, что ему рассказывали. А ему говорили, что она виновна. Он ничего не смог бы для нее сделать, даже если бы прибыл в Лондон вовремя.
– Кто сказал ему эту гнусность?
– Король.
Кристиан ухватился за столбик кровати, костяшки его пальцев побелели.
– Король?
– Ваш батюшка отправился к нему, как только корабль вошел в порт. Он даже не переоделся с дороги, поспешил прямо в Уайткасл, где находился в то время король. Час был уже поздний, король отправился спать. Ваш отец, однако, потребовал аудиенции.
– Благодарю, милорд. Комплимент из уст бывшего разбойника с большой дороги дорогого стоит. – Ривс смущенно кашлянул. – А теперь, милорд, вернемся к вашему плану.
– Ах да. – Кристиан встал, подошел к письменному столу и открыл верхний ящик. – Все очень просто. Как вы знаете, моя мать умерла в Ньюгейтской тюрьме.
– Мне известен этот печальный факт, милорд. Ваш брат рассказал, что случилось с вами обоими, когда вам было по десять лет. Как вашу мать бросили в тюрьму, обвинив в предательстве.
– Да. Раньше мы были вместе, Тристан и я, но потом…
Воспоминания о том дне снова разбередили душу. Он помнил, какой твердой и холодной оказалась земля, на которую он упал, выскочив в окно гостиницы. Помнил, как кричал Тристан, отчаянно сражаясь за свободу, понимая, что ему не выиграть этой схватки. Потом, ничего не зная о судьбе брата, он мерз и мок до нитки по ночам, пробираясь в Лондон, чтобы найти мать. А когда добрался до Лондона…
Кристиан закрыл глаза, пытаясь погасить мучительные воспоминания прошлого, эхом отдающиеся в ушах. Постепенно зловещие образы таяли. Сделав глубокий вдох, он открыл глаза.
Ривс спокойно наблюдал за ним, стоя на другом конце комнаты.
– Мне жаль, милорд.
– Ничего, – ответил Кристиан смущенно. Он вытащил из ящика стола старинную шкатулку. – Наш опекун продал нас с братом. Ему нужны были деньги – он слишком увлекался кapтами. Тристан принес себя в жертву, дав мне время, чтобы сбежать. Его отправили на флот.
– А вы исчезли.
Кристиан горько усмехнулся:
– Я рассеялся как дым, опустившись на лондонское дно.
– Не знаю, что происходило с вами в те годы, но, думаю, приятного было мало.
– Приятного? – Кристиан даже рассмеялся. – Вы и в самом деле мастер преуменьшать, Ривс.
– Этот дар просто необходим мне по роду занятий, милорд. Счастлив, однако, что вы сохранили гордость и уверенность в себе, что бы ни выпало вам вынести в детские годы.
Кристиан пожал плечами – согласиться с Ривсом и в то же время сбросить давящее чувство с души.
– Да. А теперь я собираюсь доказать невиновность матери и восстановить ее доброе имя. Ее назвали предательницей налом основании, что она вела торговлю с французами. Обвинения были сняты, но к тому времени она уже умерла, в заточении, всеми покинутая. Кто-то же обвинил ее! Думаю, этому человеку была выгодна ее смерть. И он нашел удобный способ расправиться с ней, не замарав при этом рук убийством.
– Можно поинтересоваться, как вы собираетесь найти этого человека?
– Разумеется. – Кристиан открыл шкатулку. Внутри лежали украшенная разноцветной эмалью табакерка и связка писем, перехваченная розовой лентой, а также сломанный брелок от часов. – Вот все, что осталось от мамы.
Пальцы Кристиана перебирали письма.
– Добравшись до Лондона, я сразу же отправился в Ньюгейт. Оказалось, матери не было в живых уже две недели. Ее жизнь унесла тюремная лихорадка. – Кристиан закрыл глаза. Отчаяние нахлынуло на него, как и тогда, много лет назад. Безнадежность и горький привкус смерти и поражения. – Нашелся тюремщик, который отлично ее помнил. У него осталась эта шкатулка, и он продал ее мне.
Шкатулка досталась ему за десять пенсов. По нынешним временам смешная сумма, по для умирающего с голоду десятилетнего мальчугана это было все равно что десять тысяч фунтов. Во что бы то ни стало ему хотелось сохранить что-то на память от мамы, и он отправился добывать деньги. Пришлось употребить все силы и хитрость, а заодно расстаться с невинностью и последними иллюзиями. Он успел вовремя – и шкатулка с лежащими в ней сокровищами перешла в его руки.
Ривс нарушил царящую в библиотеке тишину:
– Уверен, ваша мать была бы счастлива, что ее вещи теперь в руках сына.
– Она была в Ньюгейте, Ривс! И никто не мог ей помочь. В том числе и те, кого она считала друзьями. Ее любовник. И даже тот, кто дал жизнь мне и Тристану. – Кристиан отмахнулся от возможных возражений: – Да знаю я, знаю. Отец, если он достоин так называться, может быть, и захотел бы ей помочь. Но он сам вычеркнул себя из ее жизни и был слишком далеко.
Ривс кивнул.
– Как бы то ни было, она осталась одна. Ей пришлось продать драгоценности, чтобы ее поместили в камеру, где было сравнительно сухо. Когда деньги закончились, мама продала одежду. Даже туфли! Она осталась в лохмотьях и ни – с чем.
К горлу подступали рыдания. По опыту Кристиан знал, что единственный способ успокоиться – это в который раз позволить боли и отчаянию опять всколыхнуть душу. Потом буря уляжется сама собой. Он сделал глубокий вдох и погладил письма, узел ленты, который она завязала собственными руками, простой жест принес ему некоторое облегчение. Ривс деликатно кашлянул.
– В письмах говорится о ком-то, кто повинен в ее злоключениях?
Кристиан помедлил с ответом.
– Есть письмо, отправленное неким Синклером. Оно почти как исповедь. Почерк выглядит нарочно искаженным буквы слишком высокие. Вот почему я думаю, что настоящее имя писавшего скрыто под вымышленным. Этот Синклер признается, что представленные Королевскому суду свидетельств против матери были ложными.
– Значит, кто-то упрятал ее за решетку, а потом начал каяться?
– Это было не раскаяние. Тон послания насмешливый. Думаю, его написали, чтобы жесточайшим образом поиздеваться. Письмо-то подлинное, а вот почерк подделан, и использовать его для своего оправдания в суде она не могла.
– Значит, никакого следа, ведущего к разгадке…
– Нет, след есть, и он ведет к герцогу Мессингейлу, деду леди Элизабет.
– Каким образом?
– Я показал письмо одному моему другу, большому знатоку всяких посланий.
– Милорд… – Ривс нахмурился. Кристиан фыркнул:
– Он сочиняет подложные письма, один из лучших в своем деле.
– Ах так!
– Он взял особый порошок и посыпал им письмо. И тогда мы увидели на бумаге слабый след букв. Это был оттиск фамильного кольца-печатки герцога Мессингейла. Письмо было написано в доме Мессингейлов!
– Понятно. А что сообщает мастер Уильям?
– Я отправил его на поиски священника, который посещал мать на смертном одре. Уилли едет сюда. Похоже, он узнал что-то важное, подкрепляющее мои подозрения насчет герцога.
Ривс поджал губы.
Полагаю, нет смысла пытаться уговорить вас искать другой способ проникнуть в дом герцога, нежели с помощью леди Элизабет?
– Нет. Герцог – настоящий затворник. Леди Элизабет – моя единственная надежда. – Кристиан захлопнул крышку шкатулки и осторожно вернул ее на место в ящике письменного стола. – У меня нет пока решающих доказательств. Признаю. Но чем тщательнее я пытаюсь отделить зерно истины от плевел, тем чаще мысленно оказываюсь на пороге дома Мессингейлов. – Кристиан сурово посмотрел на дворецково. _ Он явно замешан в этой истории. Остается выяснить подробности.
– Это дело чрезвычайно трудное и деликатное, милорд.
– Вы и понятия не имеете, насколько трудное! Но я не остановлюсь, пока не докопаюсь до сути. Я узнаю правду, всю, целиком.
Он задумчиво провел пальцем по выщербленному ребру шкатулки. Наверное, разгадка близка, но хитросплетения лжи в течение многих лет скрывали ее от пытливого взгляда. Но он сорвет паутину. Он должен сделать это ради матери. Вспомнив, что дворецкий наблюдает за ним, Кристиан деланно улыбнулся:
– Вот теперь пора на отдых. Каждый четверг леди Элизабет отправляется в парк на конную прогулку.
– Вы ведете наблюдение за ее домом?
– Я и еще куча решительно настроенных поклонников. Леди весьма богата. Вот не ожидал, что именно сейчас ее решат вывести в свет. – Кристиан пожал плечами. – Впрочем, какой прок от плана, если не умеешь вовремя подогнать его под новые условия?
– Да, милорд. Вижу, что именно умение приспособиться к обстоятельствам и хранило вас все эти годы. Однако мне остается лишь гадать… что будет, если показные ухаживания вызовут у леди Элизабет ответные чувства к вам? Вы порвете отношения?
– Видели бы вы ее вчера, так знали бы – она не из тех, что позволяют себе бездумно влюбиться. Поэтому, невзирая на мои намерения…
– Надеюсь, это так, милорд. – Ривс направился к двери. – Распоряжусь, чтобы вашу спальню приготовили немедленно, раз уж вам рано вставать. – Поклонившись, Ривс вышел.
Кристиан ждал, пока за дворецким не затворится дверь. Потом он с тяжелым вздохом закрыл ящик, погладив еще раз напоследок крышку шкатулки. Здесь находится тот, кто предал мать, – осталось протянуть руку. Кристиан чувствовал в себе небывалую силу, которая поможет победить того, кто обездолил его и поверг его семью в прах.
Он обрезал кончик сигары и взял огниво. Откинулся в кресле, положив вытянутые ноги на маленький столик. Пройдет неделя, другая. Что они принесут? Похоже, всю жизнь, начиная с десятилетнего возраста, он шел к этому решающему моменту. Он насладится этим поединком умов, положит душу и тело на алтарь победы.
Кристиан выпустил колечко дыма, наблюдая, как призрачный круг взмывает ввысь и медленно рассеивается. Час был поздний, но он вовсе не чувствовал усталости. Внутри все ликовало. С тем же самым ощущением он, бывало, скакал на лошади навстречу приключению. Копыта выбивали громовую дробь, на боку болтались шпага и пистолет, а впереди маячила карета с толстым богатым джентльменом внутри. Только на сей раз его оружием станут не шпага и не пистолет, но ум, а также невольная помощь одной прекрасной дамы.
К собственному изумлению, Кристиан вдруг улыбнулся. Откинув голову на высокую спинку кресла, он выпустил еще одно дымовое кольцо, побольше. Серебряный круг лениво плыл по воздуху, поднимаясь к потолку. С минуту его хорошо было видно на фоне горчичного цвета краски, а потом он исчез. Кристиан довольно кивнул. Он готов. Время пришло – его время.
Так пусть грянет битва.
Глава 5
Джентльмен никогда не обнаружит перед женщиной своих потребностей. Если, разумеется, речь не идет об обеде. Прискорбно, однако даже высшая знать уравнивается с простолюдинами в том, что касается бифштекса.
Ричард Роберт Ривс. Искусство быть образцовым дворецким
– Ты только посмотри! – Бет кружилась по комнате, и юбки с шелестом взлетали вверх. Она улыбнулась горничной. – Мне так нравятся эти новые платья!
Особенно приятными ей показались цвета – нежно-голубой и кипенно-белый, насыщенный розовый и бледно-зеленый. Они оттеняли ее природные краски, и она чувствовала себя свежей, как весенний воздух.
Анни фыркнула:
– У вас достаточно платьев для приданого, да только вам оно не нужно.
– Нужно. Только время еще не пришло.
– Никак не возьму в толк, отчего вы не хотите выйти замуж как можно быстрее, – сказала Анни. – Нелегко подцепить хорошего мужчину. Я так хватаю их где только встречу.
– Вот почему ты побывала замужем уже четыре раза.
– Пять, считая того датчанина, что я встретила в Шривс-порте. – Анни задумчиво выпятила губу. – Я нечасто его вспоминаю, ведь он умер на следующий же день.
Бет развеселилась. Она наняла эту непреклонную Анни вопреки желанию мачехи и ни разу не пожалела об этом. Шарлотту бесила и угнетала ее прямолинейность и манера говорить то, что она думает. Временами горничная могла позволить себе весьма нелицеприятные замечания – по меркам принятых в обществе правил, и, уж конечно, она отличалась чудаковатостью. Долговязая и неуклюжая, с квадратным мужеподобным лицом в обрамлении невероятно рыжих кудрей, эта женщина творила чудеса с иголкой и ниткой. Еще она обладала незаурядным талантом укладывать длинные золотистые волосы Бет в затейливые прически, фасон которых вряд ли кому удалось бы повторить. В общем, эта горничная оказалась просто находкой, и не важно, как она себя при этом вела.
– Анни, ты совершенно права. Не стоит включать датчанина в список мужей. Я бы тоже не стала. Вот негодяй! Мужчине следует побыть в роли мужа не меньше недели, если он хочет, чтобы его хоть как-то вспоминали.
– Мне тоже так кажется, миледи. – Анни подала Бет шляпку и перчатки, подозрительно сверля ее глазами. – Только скажите, что за джентльмен будет ждать вас сегодня в парке?
Бет сосредоточенно натягивала перчатки.
– Не знаю, о чем ты. Беатрис и я едем покататься в ее новом кабриолете. Ничего больше.
– Хм… Что-то слишком уж вы волнуетесь. Дело как будто не в новой карете. – Отступив на шаг, Анни оглядела хозяйку с ног до головы, а затем энергично кивнула, тряхнув огненными кудрями. – Вы надели свой лучший прогулочный наряд. Здесь замешан мужчина. Как пить дать.
– Можешь думать что хочешь, но ты ошибаешься. У меня нет намерения встречаться в парке с кем-нибудь из молодых людей. Сегодня и впредь.
Конечно, Бет лукавила. Она все утро мечтала о черноволосом зеленоглазом виконте. Она и пробудилась-то, когда во сне предмет ее мечтаний склонился над ней, чтобы поцеловать. Даже сейчас, стоило ей закрыть глаза, она видела, как приближается прекрасное лицо, чувствовала теплое дыхание на своих губах, дрожала от волнения – ведь он был близко, совсем рядом.
– И не говорите, что вырядились в пух и прах, только чтобы покататься с кузиной. – Анни презрительно фыркнула. – Здесь не обошлось без мужчины.
– Ничего подобного, – любезно возразила Бет, глядя горничной прямо в глаза. – Хватит. Мне надоело это выслушивать.
Анни воздела руки к потолку.
– Очень хорошо, миледи! Будем молчать. Но помяните мое слово. У Анни Брайс наметанный глаз. Уж кто-кто, а она всегда поймет, что женщина вышла на охоту.
Иногда иметь в горничных столь проницательную особу становилось просто Божьим наказанием. Бет натянула перчатки и надела шляпку.
– Я слишком нужна сейчас дедушке, чтобы заниматься подобными глупостями.
– Ну, он бы так не сказал. – Анни захлопнула дверцу зеркального комода. – А как поживает ваш дедушка?
– Шарлотта писала мне, что на прошлой неделе его состояние ухудшилось. – Бет поймала взгляд Анни. – Я тревожусь.
– Не стоит, миледи. Время еще не пришло. Старый герцог, что твой гвоздь. Не рассыплется в порошок, пока не проржавеет до конца.
Бет вымученно улыбнулась:
– Надеюсь, ты права.
– А разве не так? – Горничная взяла с постели сумочку и подала ее хозяйке. – Ну а теперь прочь! Хватит жевать жвачку. Что может быть, чего не может… Сегодня отличный день, свежий воздух – не надышишься. Пусть бы вам на глаза попался пригожий парень и вы бы закружились в мечтах, а потом сделан и бы дедушку счастливым, что твой жаворонок. Конечно, если вы идете в парк не затем, чтобы встретиться с одним таким красавчиком.
Бет взяла сумочку.
– Даже не считаю нужным отвечать. Пожалуйста, приготовь на вечер розовое шелковое платье. Я отправлюсь на бал. Там сзади обвис подол.
– Не успеете вернуться, как все будет готово. – Анни отворила дверь и встала сбоку, пропуская хозяйку. – Приятной прогулки. Вам и вашему кавалеру.
Бет проплыла мимо горничной.
– Постараюсь повеселиться как следует. Ради тебя, Анни. – Она сбежала по лестнице. Интересно, не встретит ли она на самом деле в парке Уэстервилла? Весьма вероятно – день и правда чудесный. В такую погоду никто не хочет сидеть дома. Сердце Бет екнуло.
Ее заинтересовал этот виконт. Не как возможный жених, разумеется. Он не принадлежал к тому сорту мужчин, с которыми можно осесть и завести семью. Это был другой тип – опасный, коварный искуситель, разбивающий женские сердца. Насчет этого Беатрис была права. К счастью, у Бет не было желания выходить замуж. Пофлиртовать немного будет делом куда более увлекательным, чем изображать заикающуюся дурочку в компании недалеких искателей богатого приданого. Но разве может она флиртовать с виконтом и одновременно отпугивать воздыхателей? Значит, флирта не будет.
День словно бы померк. Бет медленно пересекла холл. Лакей распахнул перед ней дверь. На дорожке перед крыльцом ее поджидала Беатрис возле новенького щегольского кабриолета. Бет не смогла даже изобразить восторг…
Ей вдруг подумалось: вовсе незачем ей встречаться с виконтом в парке. Она печально улыбнулась и заторопилась навстречу подруге.
Дверь в спальню Кристиана плотно затворилась. Он открыл глаза и загородил лицо рукой. Сквозь щель в занавесях проникал яркий луч солнца. Боже правый, который теперь может быть час? Скосив глаза на стоящие на камине часы, он выругался и сбросил на пол одеяло.
– Доброе утро. – Возле гардероба стоял Ривс, размещая в нем туго накрахмаленные галстуки. – Ваш халат в ногах постели. Буду крайне признателен, если вы наденете на себя хоть что-нибудь.
– Мне не нужен халат. Подайте брюки.
Рривс вздохнул, но исполнил приказ. Кристиан натянул брюки.
– Можете смотреть.
– Благодарю, милорд. Лакей Уолтере не в состоянии прислуживать вам сегодня. У него нестерпимо болят зубы.
Ривс открыл дверцу гардероба.
– Вы наденете этот черный жилет, или вот этот черный жилет, или, наконец, вон тот, опять-таки черный жилет?
– Я люблю одеваться в черное.
– Я бы сказал, просто обожаете, милорд. Страстно. Всей душой. Всем сердцем. Каждой стрункой…
– Подайте мне мой чертов жилет!
– Конечно, милорд. – Ривс извлек из гардероба жилет и оглядел его скептически. – Возможно, я сильно ошибаюсь насчет вас, милорд. Дело не в вашей злосчастной и необъяснимой страсти к черному цвету. Просто вы оплакиваете тяжелую потерю, скажем, любимого скакуна или отличной охотничьей собаки – и чувствуете потребность носить траур в течение ближайших пятнадцати лет.
– Ривс!
– Или у вас, не приведи Господь, зудит кожа от других красителей?
Кристиан рассмеялся.
– Я всегда любил черный. Это цвет силы и власти.
Ривс поднял жилет повыше, а затем повесил его поверх другого, точно такого же.
– Впечатление довольно сильное. Как от всех траурных нарядов.
– Я хотел прибыть в Лондон под звук фанфар. Мне важно выделяться.
– Понимаю. – Ривс положил на постель один из черных жилетов. – Вы будете как кусок угля среди драгоценных камней. Жирный черный голубь в стае разряженных петухов.
– Черт возьми, с отцом вы тоже были таким язвой?
– Боюсь, ему доставалось еще больше, милорд. Я ведь был моложе.
– Отлично. Старый негодяй заслуживал, чтобы ему говорили гадости.
– Многие люди так думают. – Дворецкий подал Кристиа ну свежую рубашку, затем выложил на постель туго накрахмаленный галстук. Дождавшись, когда Кристиан застегнет рубашку, он осторожно обернул галстук вокруг шеи хозяина и завязал его затейливым узлом.
Кристиан оглядел себя в зеркале и чуть склонил подбородок, чтобы поправить складки галстука, доведя их до совершенства.
Ривс ждал в почтительном молчании, затем подал Кристиану жилет.
– Черные или нет, но ваши жилеты отлично сшиты. Эта парча просто великолепна.
Кристиан натянул жилет, пройдясь ладонями по гладкой изысканной шелковистой ткани.
– Раньше у меня почти ничего не было. Теперь немного роскоши не помешает.
– Совсем нет, милорд. Сейчас действительно пришло время предаться расточительству. – Ривс открыл коробку с булавками и подал ее хозяину.
Кристиан выбрал галстучную булавку с большим рубином и осторожно воткнул ее в затейливое сооружение у шеи.
– Не припомню, чтобы мне приходилось видеть такую манеру носить галстуки, – заметил Ривс, когда хозяин закончил с булавкой.
– Это мое собственное изобретение. Я называю этот фасон – «месть», – ответил Кристиан, любуясь собой в зеркале.
– Вы станете родоначальником стиля, милорд. – Ривс скупо улыбнулся. – Странно, как сильно отличаетесь вы от брата-близнеца. Не только внешне, но и в привычках.
– Тристана не заботит мода. Он предпочитает одеваться так, словно находится на палубе корабля.
И он не ищет мести.
– Его больше волнует будущее, чем прошлое. – Кристиан пожал плечами. – Он всегда был таким.
Кроме того, Тристан никогда не был близок с матерью так, как это получалось у брата. Кристиан унаследовал от матери не только зеленые глаза и золотистую кожу. Он позаимствовал у нее любовь к прекрасному, стремление к утонченности.
Ее приводили в восхищение шелковые простыни и тяжелое, отделанное кружевом покрывало на ее постели. Кристиан до сих пор помнил, с каким наслаждением она пробегала пальцами по гладкой поверхности изящной мебели, и ее лицо озарялось счастливым сиянием. Она жила от всей души, радуясь каждой минуте, каждому ощущению. Ему бы тоже хотелось так жить. Может быть, потом, когда дело будет сделано…
Он нахмурился. Странно, он никогда не задумывался, чем займется после того, как добьется справедливости и разоблачит убийцу матери. Наверное, это потому, что цель казалась ему столь недоступно далекой. А теперь… все решится в течение нескольких недель. Он резко расправил плечи.
Ривс взял с кровати черный сюртук.
– Покойный герцог высоко ценил вашу матушку. Я часто слышал, как он ее превозносил.
Кристиан поймал взгляд слуги в зеркале.
– Не заставляйте меня думать об отце чаще, чем он того заслуживает.
Ривс протянул Кристиану сюртук.
– Как можно! Если хотите знать, я считаю, у вас есть все основания сердиться на него.
Кристиан набросил сюртук на плечи.
– Я не злюсь. Мои отец и мать – оба на том свете. К чему расточать гнев понапрасну?
– Я бы держал на него сердце, милорд.
Кристиан оглядел себя в зеркале. С ног до головы в непроницаемо-черном, только белоснежный узел галстука на шее. Черно-белый фон заставлял жарче пылать рубин в галстучной булавке, добавлял блеска живым зеленым глазам. Он снопа поймал в зеркале взгляд дворецкого.
– Прихорашиваемся, милорд? – Ривс поднял бровь.
– Галстук накрахмален просто отменно. Не говорите, что это Уолтере постарался.
– Его скрутило еще вчера вечером, и мне пришлось доделать работу вместо него. – Ривс сурово оглядел хозяина в зеркале и кивнул. – Вынужден признать, но черный действительно придает вам разбойничий вид.
Кристиан ухмыльнулся:
– Приятно сознавать, что годы, проведенные верхом на Верзиле Тоби, не прошли зря.
Ривс захлопал глазами.
– Пожалуйста, милорд. Я просил вас не упоминать о вашем прошлом ремесле. Хотя… Вы помните, что сказали мне насчет убийств?
– Я не убил ни единой души.
Дворецкий облегченно вздохнул:
– Мне так приятно слушать, когда вы произносите эти слова, милорд.
– Ривс, в моем доме вам ничто не угрожает. Хотя, если вы и впредь будете критиковать мою манеру одеваться… Тогда я за себя не отвечаю.
– Когда вы улыбаетесь вот так, милорд, вы поразительно похожи на свою мать – вылитый ее портрет.
– Ее портрет? – Кристиан воззрился на слугу. – Разве после нее остался портрет?
– В Рочестер-Хаусе, главной резиденции батюшки. Теперь портрет принадлежит вашему брату, и если вам будет угодно взглянуть…
Тристан, конечно, не расстанется с портретом, и Кристиан не мог его за это винить.
– Интересно, зачем отец держал при себе портрет женщины, которую он отказался признать женой?
– Портрет заказали уже после ее смерти. Художник писал его с миниатюры, хотя, судя по результату, ни за что не догадаешься. – Ривс вздохнул. – Простите, милорд. Ваш отец был скуповат.
– Скуповат?
– Да, милорд. Скуп на деньги и на чувства, за исключением требований моды. Я даже думаю, что его взяло сожаление.
– Слишком поздно.
– Да. Во многих отношениях. Незадолго до смерти он признался мне, что из всех женщин, что повстречались ему на жизненном пути, ваша мать была прекраснейшей – и душой, и телом, а также…
– Она была прелестна, – сурово перебил Кристиан, – пока не заболела в тюрьме и не начала таять как свечка.
– Он всегда чувствовал вину за то, что уехал из Англии и не мог ее защитить.
Кристиан натягивал сапоги для верховой езды.
– Вы в самом деле думаете, что его мучила совесть?
– Очень. Герцог был в Италии, когда се бросили в тюрьму. Он узнал об этом только через два месяца. Вы знаете, что творилось тогда на континенте. Прошло много времени, прежде чем он смог добраться до Лондона.
Кристиан посмотрел в лицо дворецкому:
– Отец вернулся в Лондон, чтобы спасти мать?
– Торопился, как мог, но опоздал. – Ривс тихонько притворил дверцу гардероба. – Именно тогда он и заказал ее портрет.
Кристиан не мог оторвать взгляд от мысков сапог. Вопрос дрожал на кончике его языка. Ни разу не осмеливался он задать его вслух…
– А он пытался… пробовал отыскать меня и Тристана?
– Он заплатил целое состояние неким скользким личностям, которые уверяли, что разыщут вас обоих. Но и следов не нашли.
У Кристиана пересохло во рту. В горле застрял комок. Ему всегда хотелось верить, что отец предпринимал попытки их найти, спасти мать… Он просто жаждал узнать такое! Шли году и вера умерла, уступив место горечи, столь прочно укрепившейся в его душе, что вырвать ее оттуда он уже был не в силах.
– Отец считал маму невиновной?
Ривс вздохнул:
– Мне неизвестно, что он думал. Я знаю только, что ему рассказывали. А ему говорили, что она виновна. Он ничего не смог бы для нее сделать, даже если бы прибыл в Лондон вовремя.
– Кто сказал ему эту гнусность?
– Король.
Кристиан ухватился за столбик кровати, костяшки его пальцев побелели.
– Король?
– Ваш батюшка отправился к нему, как только корабль вошел в порт. Он даже не переоделся с дороги, поспешил прямо в Уайткасл, где находился в то время король. Час был уже поздний, король отправился спать. Ваш отец, однако, потребовал аудиенции.