Холдеман Джо. Проект «Юпитер»

   — Профессор Хардинг, можно вас на минуточку?
   — Чем могу быть полезна?
   — Я рассчитываю на ваше содействие, — он протянул Амелии обычный незаклеенный конверт. — Меня зовут Гарольд Инграм, майор Гарольд Инграм. Я поверенный отдела технологического обеспечения армии.
   Амелия вскрыла конверт, там было три исписанных листа хорошей бумаги.
   — Вы не могли бы объяснить мне попросту, человеческим языком, чего вам от меня нужно?
   — О, все очень просто. Статья, которую вы в соавторстве со своими коллегами направили в Астрофизический журнал, как выяснилось, содержит материалы, касающиеся новых разработок в области военных технологий.
   — Погодите, как это? Наша статья не прошла редколлегию и не была опубликована. Откуда в вашем отделе о ней узнали?
   — Честно говоря, я и сам не знаю. Я не занимаюсь такими вопросами.
   Амелия внимательно прочитала все три листа.
   — Приостановить и прекратить? Запрет цензуры?
   — Да. Это означает, что нам нужны все ваши записи, относящиеся к этому исследованию, и еще вы должны поклясться, что уничтожите все имеющиеся копии и не станете продолжать работу над проектом без нашего разрешения.
   Амелия посмотрела на Инграма, потом — на бумаги.
   — Это что, шутка такая?
   — Уверяю вас, это отнюдь не шутка.
   — Майор… но ведь то, что мы исследовали — это же не какая-нибудь пушка. Это же абстракция.
   — Мне ничего об этом не известно.
   — Но каким же образом, ради всего святого, вы собираетесь запретить мне о чем-нибудь думать?
   — Это уже не мое дело. Мне нужны только ваши записи и обещание.
   — А вы получили их от моего соавтора? Я ведь на самом деле всего лишь помощница, меня попросили только проверить кое-какие данные, касающиеся практической физики.
   — Насколько я понимаю, о вашем соавторе уже позаботились.
   Амелия села и разложила перед собой все три листа.
   — Вы пока можете идти. Я должна изучить это как следует и посоветоваться с руководителем моего отделения.
   — С вашим руководством все уже согласовано.
   — Не могу поверить! Профессор Хайес?
   — Нет. Документы подписаны Дж. Мак-Дональдом Романом.
   — Макро? Но ведь он не имеет к этому никакого отношения!
   — Он нанимает и убирает с работы таких людей, как вы. И он готов выставить вас со службы, если вы не подпишете нужные бумаги, — коротышка-майор почти не двигался и даже не моргал. Такая уж у него была работа.
   — Я должна поговорить с доктором Хайесом. Я должна знать, что думает по этому поводу мой непосредственный начальник.
   — Лучше всего будет, если вы просто подпишете эти документы, — медленно, со значением произнес Инграм. — А завтра я вернусь за вашими записями.
   — В моих записях чего только нет — от полной бессмыслицы до настоящих откровений, — сказала Амелия. — И что, по-вашему, скажет об этом мой соавтор?
   — Понятия не имею. Этим занимается Карибское отделение.
   — Он пропал. На Карибах. Вам не кажется, что сотрудники вашего Карибского отделения просто убили его?
   — Что?
   — Ах, простите. Наша армия не убивает мирных людей, — Амелия встала. — Вы можете идти, а если хотите — оставайтесь. Я хочу скопировать эти листы.
   — Будет лучше, если вы не станете снимать с них копии.
   — Будет настоящим безумием, если я этого не сделаю Он остался в ее кабинете — наверное, для того, чтобы чего-нибудь повынюхивать. Амелия прошла в комнату с копировальной установкой, потом спустилась на лифте на первый этаж. Сложила листы и сунула их в сумочку и заскочила в первое же свободное такси, которое ехало по улице.
   — В аэропорт! — скомандовала она и перебрала в уме все имеющиеся возможности. А их было не так уж много.
   Все полеты в округ Колумбия и обратно оплачивались из счета, специально открытого для нее Питером, так что у Амелии было достаточно денег на счету, чтобы купить билет до Северной Дакоты. Но разумно ли будет оставлять такой след, указывая прямо на Джулиана? Ему можно будет просто позвонить из аэропорта, с общественного телефона-автомата.
   Стоп, сперва надо все как следует обдумать. Она не может просто сесть на самолет и улизнуть в Северную Дакоту. Ее фамилия попадет в списки пассажиров, и, когда она долетит до Северной Дакоты, ее уже будут ждать у трапа.
   — Изменить направление! — сказала она. — На железнодорожную станцию! — механический голос такси на всякий случай переспросил о новом заказе, потом машина развернулась на сто восемьдесят градусов и поехала в другую сторону.
   Не так уж много людей путешествует на дальние расстояния поездом. Обычно это те, кто опасается полетов или по своему характеру склонны все делать самым неудобным способом. А еще поездом путешествуют те, кто хочет уехать куда-то, не оставляя нигде своих паспортных данных. Билеты на поезд приобретаются в кассовых автоматах по тем же анонимным кредитным карточкам, которыми оплачиваются и поездки в такси. Бюрократы моралисты не раз выступали за то, чтобы заменить эти карточки именными пластиковыми кредитками, как было в старые добрые времена, но избирателям совсем не хотелось бы, чтобы правительство всегда знало, куда они ездят, когда и с кем. А кроме того, безличные транспортные кредитки гораздо проще накапливать или на что-нибудь обменивать.
   Амелия успела очень удачно — она попала на шестичасовый экспресс до Далласа, который тронулся с места, как только она вошла в салон.
   Она достала из кармана в спинке сиденья панель дорожного монитора и вызвала на экран карту. Если набрать названия двух городов, на экране появляется время отправления и прибытия поезда в эти точки. Амелия быстро набросала список: если ехать от Далласа до Оклахомы, потом до Канзасе-Сити, до Омахи, а потом — до Побережья, она доберется туда примерно за восемь часов.
   — Удираешь от кого-то, милочка? — спросила пожилая женщина с седыми волосами, собранными в прическу с помощью коротких шпилек. — От какого-нибудь мужчины, наверное?
   — Да, вы угадали, — ответила Амелия. — Редкостный ублюдок!
   Пожилая дама кивнула и поджала губы.
   — Надо бы тебе запастись нормальной едой, когда мы будем в Далласе. Не стоило рассчитывать только на ту гадость, которую они тут подают в вагоне-ресторане.
   — Спасибо вам за совет. Обязательно так и сделаю, — старушка вернулась к чтению своей мыльной оперы, а Амелия взялась пролистывать журнал Американской Железнодорожной компании «Узри Америку своими глазами!». Нельзя сказать, чтобы Амелии так уж сильно хотелось ее «узреть».
   За полчаса до Далласа она попробовала немного вздремнуть. Потом распрощалась с утыканной шпильками старушкой и влилась в толпу выходящих пассажиров. До поезда в Канзас-Сити оставалось еще больше часа, так что Амелия успела купить себе другую одежду — ковбойскую рубашку и свободные черные спортивные штаны, — а также несколько сандвичей в отдельных упаковках и бутылку вина. Потом она позвонила Джулиану в Северную Дакоту по номеру, который он ей оставил.
   — Редколлегия переменила свое мнение? — спросил Джулиан.
   — Нет, все гораздо интереснее, — и она рассказала ему о Гарольде Инграме и подозрительных бумагах, которые тот принес.
   — А от Питера по-прежнему никаких известий?
   — Никаких. Но Инграм знал, что Питер на Карибах. Поэтому я и решила, что надо бежать.
   — Что ж, армейские меня тоже выследили. Погоди секундочку, — он отошел от экрана, потом вернулся. — Нет, это была личная инициатива доктора Джефферсона, никто не знает, что он сюда поехал. Он с радостью присоединился к нам, — на мониторе видеофона было видно, как Джулиан сел. — А этот Инграм хоть раз упоминал мое имя?
   — Нет, и в этих бумагах твоей фамилии тоже нет.
   — Ну что ж, это скорее всего просто вопрос времени. Если даже они не сообразят, что я имею какое-то отношение к проблеме, все равно всем известно, что мы живем вместе. И еще они скоро узнают, что я механик. Они, наверное, будут здесь уже через несколько часов. Ты можешь переменить маршрут, поехать куда-нибудь в другое место?
   — Могу, — Амелия глянула на свой список. — Последняя пересадка у меня в Омахе. Я буду там около полуночи, в одиннадцать сорок шесть по местному времени.
   — Хорошо. Я смогу доехать туда к этому времени.
   — А что потом?
   — Пока не знаю. Я посоветуюсь с Двадцатью.
   — С какими «двадцатью»?
   — Это те ребята, про которых рассказывал Марти. Потом все объясню.
   Амелия пошла к кассовому автомату и после недолгих колебаний купила прямой билет до самой Омахи. Если за ней следят — ни к чему давать им возможность отследить, куда она отправится дальше.
   Снова пришлось рискнуть: на двух телефонах остались важные сведения. Амелия выждала, пока поезд не подали на посадку, и за пару минут до отправления позвонила себе домой и перекачала копию статьи в Астрофизический журнал на свой карманный ноутбук. А потом велела домашнему автосекретарю разослать копии статьи по всем номерам с пометками «физ» и «астр», которые есть в ее телефонной книге. Таких людей было около полусотни, и каждый так или иначе был связан с проектом «Юпитер». Прочитает ли кто-нибудь из них двадцать страниц текста, состоящего в основном из математических псевдооперантных вычислений и не имеющего каких-либо пометок и комментариев?
   Амелия вынуждена была признаться, что сама она только взглянула бы на первую строчку и бросила бы послание в мусорную корзину.
   То, что Амелия могла почитать в поезде, было далеко не таким заумным, но и не таким уж интересным — поскольку она не хотела вводить свой идентификационный код, то не могла получить доступ к библиотекам. В поезде был собственный электронный журнал, подборка открыток «США сегодня» и еще несколько других журналов для путешественников, заполненных в основном всякими приложениями и рекламой. Амелия долго сидела, просто глядя в окно, на убегающие вдаль совершенно непривлекательные картины американских промышленных городов. Островки сельскохозяйственных районов, которые встречались между городами, выглядели гораздо приятнее, и Амелия потихоньку задремала Когда поезд подъезжал к Омахе, автоматическое кресло разбудило Амелию. Но на перроне ее встречал совсем не Джулиан.
   На платформе с самодовольным видом стоял не кто иной, как Гарольд Инграм.
   — Наша страна на военном положении, профессор Хардинг. Правительство вездесуще, как вы сами убедились.
   — Вы что, прослушиваете все общественные телефоны?
   — В этом нет необходимости. Но на всех вокзалах и автостанциях есть скрытые видеокамеры. И если вас разыскивают федеральные службы, камеры проследят, куда вы направились.
   — Я не совершила никакого преступления.
   — Когда я сказал «разыскивают», я вовсе не имел в виду, что вас разыскивают как преступницу. Просто вы нужны правительству. Вот оно вас и разыскало. А теперь пройдемте со мной.
   Амелия осмотрелась по сторонам. Бежать не имело смысла — на вокзале дежурили роботы-охранники и по меньшей мере один полицейский человек.
   Но зато Амелия заметила Джулиана в военной форме, который стоял под прикрытием колонны. Джулиан прикоснулся пальцем к губам, подавая знак молчать.
   — Я пойду с вами, — сказала Амелия. — Но против своей воли, и знайте, я обязательно подам на вас в суд.
   — Я очень на это рассчитываю, — откликнулся майор, ведя ее к выходу из вокзала. Они прошли мимо Джулиана, тот вышел из-за колонны и тихонько пристроился позади них.
   Выйдя с территории вокзала, они направились к первому из стоявших возле станции такси.
   — И куда дальше?
   — На первый рейс до Хьюстона! — майор открыл дверцу и не очень-то вежливо затолкал Амелию в машину.
   — Майор Инграм? — раздался голос Джулиана. Наполовину забравшись в такси, майор обернулся.
   — Что вам надо, сержант?
   — Ваш полет отменяется, — в руке у Джулиана был маленький черный пистолет. Он выстрелил почти неслышно, и, как только Инграм обмяк, Джулиан подхватил его и сделал вид, что помогает сесть в машину. Потом Джулиан тоже сел в такси, расплатился карточкой из бумажника Инграма, после этого сунул его себе в карман и назвал адрес: — Гранд-стрит, 1236. Окружной дорогой, пожалуйста.
   — Здорово, что ты пришел, — сказала Амелия, стараясь говорить спокойно. — У нас есть знакомые в Омахе?
   — У нас есть знакомые, которые ждут нас на Гранд-стрит.
   Такси зигзагом виляло по городу, а Джулиан смотрел назад, проверяя, не следят ли за ними. Машин на улицах было немного, так что заметить слежку, если бы она была, не составило бы труда.
   Когда такси свернуло на Гранд-стрит, Джулиан повернулся вперед.
   — Черный «Линкольн» у следующего перекрестка. Остановись возле него, мы там выйдем.
   — Если меня оштрафуют за парковку в неположенном месте, ответственность будет лежать на вас, майор Инграм, — сообщило такси.
   — Ясное дело, — такси остановилось возле большого черного лимузина с тонированными стеклами и номерами священнослужителя Северной Дакоты. Джулиан вышел из такси и перетащил Инграма на заднее сидение «Линкольна». Со стороны это выглядело так, будто солдат помогает пьяному вдрызг офицеру.
   Амелия последовала за ними. На переднем сиденье находились двое: водитель — довольно мрачного вида седой мужчина в белом воротничке священника и Mapти Ларрин.
   — Марта!
   — Спешу на помощь. Это тот самый парень, что притащил тебе те бумаги? — Амелия кивнула. Когда машина тронулась с места, Марти протянул руку к Джулиану. — Дай мне взглянуть на его документы.
   Джулиан вынул из кармана приличных размеров бумажник.
   — Блейз, познакомься, это отец Мендес, из ордена францисканцев и Рейфордской тюрьмы строгого режима, — Марти раскрыл бумажник и принялся исследовать его содержимое, подсвечивая себе маленьким фонариком, который отыскался на приборной доске автомобиля.
   — Насколько я понимаю, вы — доктор Хардинг, — Мендес приподнял руку в приветственном жесте, другой рукой ведя машину — лимузин был на ручном управлении. Впереди послышался звон колоколов, и на следующем перекрестке Мендес повернул, остановил машину и сказал: — Мы приехали.
   — Вот это да! — воскликнул Марти и включил освещение салона. — Проверьте его карманы, нет ли там копий его приказов, — он достал из бумажника фотографию мужчины с немецкой овчаркой. — Хорошая собачка. А семейных фотографий нет.
   — Обручального кольца у него тоже нет, — заметила Амелия. — Это важно?
   — Обычное дело. У него есть имплантат?
   Амелия ощупала затылок Инграма, пока Джулиан проверял содержимое его карманов.
   — Парик, — она приподняла край парика. Парик сдвинулся с противным резким скрипом. — Имплантат есть.
   — Прекрасно. Что там в карманах?
   — Приказов нет. Билеты на самолет — на него и троих спутников, «два заключенных и охрана».
   — Куда и на какое время?
   — Открытый билет на Вашингтон. Класс допуска — два ноля.
   — Это очень много или очень мало? — поинтересовалась Амелия.
   — Самый высший допуск. Я думаю, ты будешь не единственным нашим шпионом, Джулиан. Нам не помешает иметь своего человека в Вашингтоне.
   — Ты имеешь в виду этого парня? — удивился Джулиан.
   — Да, после того, как он пару недель проведет в подключении с Двадцатью. Как раз и проверим эффективность нашей методики.
   Они еще не знали тогда, какой суровой окажется эта проверка.

* * *

   Мы не брали с собой ни наручников, ни чего-нибудь в этом духе, так что когда Инграм на полпути до Дома Святого Бартоломью начал приходить в себя, я просто вкатил ему еще один транквилизирующий заряд. Обыскивая его карманы, я нашел «АК-101», маленький автоматический пистолет российского производства, любимое оружие наемных убийц во всем мире — в машинке не содержалось никаких нежелательных металлических Деталей. Так что мне совсем не хотелось находиться с ним рядом на заднем сиденье и вести беседы, несмотря на то что его пистолет был надежно спрятан в застегнутой кобуре. Этот парень наверняка знал кучу способов укокошить меня не то что голыми руками — одним носом.
   Оказалось, что мои опасения были вовсе не напрасными. Когда мы доставили его в Дом Бартоломью, хорошенько привязали к стулу, ввели антидот, а потом Марта подключился с ним в одностороннем порядке — мы узнали, что этот парень был спецагентом военной разведки, временно прикомандированным к отделу Технологического обеспечения. Но, кроме этого, нам мало что удалось из него выудить — разве что воспоминания детства и юности, да еще энциклопедические познания в области нанесения всяческих увечий. Причем его не подвергали операции по селективной блокаде или замене памяти — той операции, которая понадобится мне самому, чтобы можно было внедрить меня в качестве шпиона. У Инграма была просто очень мощная гипнотическая установка — но она не слишком долго продержится после того, как Инграм подключится в двустороннем порядке с Двадцатью.
   Но до тех пор все, что мы от него узнали — это номер кабинета в Пентагоне, куда он должен был посылать свои отчеты. Ему поручили найти Амелию и привезти ее обратно — или убить ее и себя самого, если ситуация выйдет из-под контроля. О ней он знал не так уж много — только то, что она и еще один ученый открыли новое оружие, настолько мощное, что позволило бы нгуми выиграть войну, если бы попало в руки врагов.
   Да, странно все-таки они это восприняли. Сами мы обычно употребляли метафору «нажать красную кнопку» — но, естественно, для того, чтобы проект «Юпитер» вступил в конечную, необходимую стадию, понадобится целая команда ученых, которые в строгой последовательности выполнят нужные действия.
   Теоретически процесс, конечно, можно сделать автоматическим, но все равно понадобится тщательная предварительная настройка. Но когда процесс будет запущен, не останется уже никого, кто мог бы сделать его автоматическим.
   Так, значит, кто-то из редакторской коллегии Астрофизического журнала работает на милитаристские структуры… Что ж, ничего удивительного. Но знать бы еще, действительно ли редколлегия отказала в публикации нашей статьи только под нажимом военных или они нашли какую-то неточность в расчетах?
   Мне хотелось бы думать, что если бы они на самом деле сумели опровергнуть нашу теорию, то вряд ли военные стали бы охотиться за Амелией или, предположим, за Питером. Но военные могли решить, что в любом случае благоразумнее будет избавиться от них, так или иначе. Что поделаешь — война, как говорят они.
   Кроме двоих подключенных, в конференц-зале было только четверо — я с Амелией, Мендес и Меган Орр, врач, которая осматривала Инграма и вводила ему антидот. Было еще только три часа утра, но спать никому не хотелось.
   Марти отключился сам, потом вынул разъем из имплантата Инграма.
   — Итак? — проронил он.
   — Трудно так сразу все это переварить, — откликнулся Инграм и посмотрел на свои стянутые ремнями руки. — Мне бы гораздо лучше думалось, если бы вы меня развязали.
   — Это не опасно? — спросил я у Марти.
   — Оружие у тебя наготове?
   Я показал пистолет с транквилизирующими зарядами.
   — Более или менее.
   — Я думаю, можно его развязать. При определенных обстоятельствах он мог бы доставить нам неприятности, но не в запертой комнате, под наблюдением вооруженного охранника.
   — А я даже и не знаю… — сказала Амелия. — Может, лучше подождать, пока он не пройдет это просветляющее лечение? По-моему, это очень опасный субъект.
   — Мы с ним управимся, — ответил Мендес.
   — Важно договориться с ним прямо сейчас, пока он только теоретически ознакомился с сутью предстоящей процедуры, — сказал Марти. — На эмоциональном уровне это его пока нисколько не затронуло.
   — Могу себе представить, — фыркнула Амелия. Марти отвязал Инграма и сел в кресло.
   — Спасибо, — сказал Инграм, растирая запястья.
   — Вот что я хотел бы узнать прежде всего…
   То, что случилось потом, произошло так быстро, что я не смог бы даже связно описать это, не просмотрев запись наблюдательной видеокамеры, которая была в комнате.
   Начав говорить, Инграм чуть передвинул свой стул, словно бы для того, чтобы поудобнее развернуться к Марти. На самом же деле он только убрал препятствие с дороги и обеспечил себе опору.
   Одним молниеносным движением, достойным олимпийского чемпиона по гимнастике, Инграм выбросил тело вверх и по ходу дела ударил Марти в подбородок носком ботинка, потом перекувырнулся через стол, в ту сторону, где сидел я — пистолет был у меня руках, но я не успел толком прицелиться. Все-таки я выстрелил один раз — куда попало, наудачу, — прежде чем Инграм обеими ногами врезал мне в грудь, сломав при этом пару ребер. Я выронил пистолет, а Инграм подхватил его прямо в воздухе, потом без помощи рук, плечом вперед перекатился через стол, пружинисто, как танцовщик, приземлился на ноги и сразу же плавным, точным движением провел удар ногой мне в голову. Этим ударом он собирался вышибить мне мозги, но не все и не всегда получается так, как нам хочется.
   Лежа на полу, я видел не так уж много и услышал только, как Марти сказал: «Не сработало». Потом я потерял сознание.
   Я пришел в себя, сидя в своем кресле. Доктор Меган Орр как раз выдергивала иголку шприца из моей руки. Человек, которого я узнал, но не смог сразу вспомнить его имя, то же самое делал с Амелией. Вспомнил я почти азу — это был Лобелл, Марк Лобелл, единственный из Двадцати, с которым я еще не подключался напрямую.
   Казалось, мы вернулись на несколько минут назад во времени и можем снова попробовать сделать то, что не получилось. Каждый сидел на том же самом месте, что и раньше. Инграм снова был надежно прикручен к стулу. Но при каждом вдохе у меня сильно болело в груди, и я не знал, смогу ли сейчас разговаривать.
   — Мег, — прохрипел я. — Доктор Орр! — она повернулась ко мне. — Можно будет зайти к вам, когда все это закончится? Кажется, у меня сломано ребро или даже два.
   — Хотите, сейчас пойдем и посмотрим, что у вас там?
   Я покачал головой. От этого движения в горле заболело еще сильнее.
   — Нет, хочу послушать, что расскажет этот ублюдок. Марк стоял возле открытой двери.
   — Мне нужно несколько минут, чтобы подготовиться.
   — Хорошо, — Меган подошла к Инграму, единственному, кто был до сих пор без сознания, и остановилась у него за спиной.
   — Там, за дверью — комната дежурного, туда поступают данные с наблюдательных камер, — пояснил Мендес. — Марк увидел, что тут у нас происходит, и мгновенно заполнил зал усыпляющим газом. Это необходимая предосторожность, когда имеешь дело с посторонними.
   — Значит, вы действительно неспособны применять насилие? — спросила Амелия.
   — Я способен, — ответил я. — Ничего, если я пну его несколько раз, пока он не пришел в себя?
   — Вообще-то, мы можем защищаться. Но я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из нас на кого-нибудь напал, — Мендес кивнул в мою сторону. — Кстати, Джулиан заговорил об известном парадоксе — если бы он напал на этого человека, я мало чем мог бы ему помочь.
   — А если бы напали на кого-нибудь из Двадцати? — спросил Марти.
   — Ответ очевиден. Это была бы чистая самозащита — все равно, как если бы напали на меня самого.
   — Можно мне продолжать? — спросила Меган. Мендес кивнул, и она ввела Инграму стимулятор.
   Он быстро пришел в себя, непроизвольно дернулся, потом дернулся еще пару раз, проверяя крепость пут, и наконец затих.
   — Что бы это ни было, действует оно забойно, — заметил он. Потом посмотрел на меня. — Знаешь, а ведь я должен был тебя убить!
   — Вот говнюк! Ну не получилось — подумаешь! Не плачь, ты старался, как мог.
   — Молись, чтобы никогда не узнать, на что я способен, когда стараюсь по-настоящему.
   — Господа, господа, — вмешался Мендес, — мы все согласны с тем, что вы двое — самые опасные люди в этой комнате.
   — А по большому счету, все остальные, кто есть в этом доме, — самые опасные люди во всем мире, — добавил Инграм. — А может быть, даже и во все времена.
   — Мы примем во внимание вашу точку зрения, — заверил его Марти.
   — Тогда примите во внимание и еще кое-что. Вы собираетесь устроить полное вырождение человеческой расы за какие-нибудь пару поколений. Вы чудовища. Вроде инопланетян, которые хотят уничтожить человечество.
   Марти широко улыбнулся.
   — Вы знаете, а это сравнение раньше как-то не приходило мне в голову. Но единственное, что мы хотим уничтожить — это способность человеческой расы к самоуничтожению.
   — Если даже это сработает — в чем я далеко не уверен, — что хорошего в том, если мы превратимся в нечто иное, в каких-то нелюдей?
   — Половину из нас и так нельзя назвать людьми в полном смысле этого слова, — спокойно возразил Марти.
   — Вы поняли, что я имел в виду.
   — А много ему известно о том, почему это надо сделать так спешно? — поинтересовался я.
   — Только в общих чертах, без подробностей, — ответил Марти.
   — Вы, наверное, толкуете об этом «абсолютном оружии», какое бы оно там ни было? Мы привыкли уживаться с «абсолютным оружием» аж с тысяча девятьсот сорок пятого года, — ухмыльнулся Инграм.
   — Даже раньше, — вставил Мендес. — Аэропланы, танки, нервно-паралитический газ тоже когда-то считали абсолютным оружием. Но эта штука чуточку более опасна. И чуть более абсолютна.
   — И это вы ее придумали! — воскликнул Инграм, глядя на Амелию со странным, благоговейным выражением на лице. — Но все другие люди, все эти «Двадцать» — они тоже знают о ней.
   — Не знаю, как много им известно, — ответила Амелия. — Я с ними не подключалась.