Страница:
– Росс, – мягко сказала Пруденс, протягивая к нему руки, – пойдем в постель.
Он резко выпрямился и бросил на нее свирепый взгляд.
Пруденс прикусила губу. Он, вероятно, понял ее слова как весьма недвусмысленное приглашение. Но может быть, она сама виновата в этом? Ах, незадачливая Пруденс!
– Пойдемте спать, – поправилась она, ощущая ужасную неловкость.
Изыди, сатана! Изыди!
Росс презрительно скривил губы.
– Сегодня ночью вы, возможно, предпочли бы отправиться в постель к Сент-Джону. Но должен вас предупредить… Когда мы покинули Азорские острова, он приходил ко мне за лекарством. Похоже, лейтенант весело провел там время.
– За… каким лекарством?
– А вы не видели, к каким результатам приводят визиты госпожи гонореи? У распутных дам начинается жжение в некоторых интимных местечках. Припухлости, омерзительные выделения, которые могут продолжаться несколько недель. Потом появляются болезненные язвы… если только не обратиться к врачу. Язвы – это самое неприятное. Но все равно, идите, идите к своему Сент-Джону, если вам хочется.
Пруденс вздрогнула от этих жестоких слов, явно предназначенных для того, чтобы испугать ее. Она повернулась к кровати. Ее губы тряслись от ужаса и отвращения.
– Погасите свет, – сказала она, изо всех сил стараясь сохранить достоинство. – Я хочу спать.
Росс издал короткий торжествующий смешок.
– Я так и думал! – Он шагнул к кровати, сдернул с нее свою подушку и одно из одеял и холодно объявил: – Я буду спать на полу, чтобы ни у вас, ни у меня не возникло искушения.
Пруденс приостановилась, держась рукой за дверь в кают-компанию, и посмотрела на небо. Оно было мрачным – под стать ее настроению. В лазарете умирал молодой кроткий матрос. Его легкие на глазах пожирала болезнь. И она почти ничем не могла помочь, не могла дать ему покой и утешение.
Так хотелось разрыдаться на плече у Росса и поведать ему все свои горести. Но их дружба распалась, едва начавшись. Они соблюдали хрупкое перемирие, но разговаривали совсем мало и только по поводу разных мелких дел, касающихся их совместного житья. После той ночи, проведенной Россом на полу, Пруденс уговорила его вернуться на прежнее место. Ведь не было никакой гарантии, что Томпсон не зайдет к ним в каюту в неурочный час! А потом он донесет об увиденном Сликенхэму… Итак, они снова лежали рядом, но пространство между ними было не меньше океана, разделяющего Европу и Америку.
И тем не менее во сне Росс по-прежнему обнимал ее. И для Пруденс это было единственным утешением, хотя она с болью понимала, что он жаждет получить тепло и нежность не от нее, а совсем от другой женщины. Она мучилась от сознания своей вины, ибо начала ненавидеть эту давно умершую Марту. Но когда это произошло и почему?
– Моя милая леди, вы чем-то расстроены? Пруденс обернулась и увидела капитана Хэкетта, который спускался по сходням с юта.
– Я просто… это из-за одного молодого паренька, он умирает в лазарете. Я подумала: может, найти где-нибудь Библию и почитать ему?
– Вы так заботливы и великодушны, моя дорогая. Но я не намерен уступать вам в этих качествах. Я дам свою собственную Библию.
Хэкетт повел ее к своей каюте, пропустил внутрь и снял с головы треуголку. Потом тщательно пригладил темные волосы и кивнул в сторону небольшого столика, на котором стояли графин и несколько бокалов.
– Вы очень бледны. Присаживайтесь. И позвольте предложить вам глоток мадеры.
После некоторых колебаний Пруденс кивнула и села на стул. Быть может, вино согреет ей душу?.. Она пила медленно, маленькими глоточками, наслаждаясь напитком, от которого по всему телу разливался покой.
На красивом лице капитана, внимательно наблюдавшего за ней, играла добродушная улыбка. В этот миг он был похож на любящего отца, который окружает заботами своего ребенка. Когда Пруденс осушила бокал до последней капли, он протянул руку к графину.
– Не желаете ли еще, моя милая леди?
– Нет-нет!.. Я уже вполне пришла в себя. Капитан прошел к дальней двери, открыл ее и кивком пригласил Пруденс последовать за ним.
– Прошу вас.
За его спиной виднелся край кровати, занавешенной пологом. Пруденс почувствовала смутное беспокойство.
– Я подожду вас здесь.
– Но все мои книги там. Их много. Возможно, вы отыщете парочку забавных романов и развлечете этого беднягу.
– Да… разумеется.
В самом деле, с какой стати волноваться, если Хэкетт ведет себя так любезно? Он закрыл за собой дверь, но Пруденс по-прежнему казалось, что она в полной безопасности. Все его книги действительно стояли за дверью на книжной полке с бортиком. Если не закрыть дверь, туда и не дотянешься. Увидев названия на корешках, Пруденс с восторгом воскликнула:
– Ах, как жаль, что я только сейчас узнала о ваших книгах! Джонсон… Свифт! Это же мои любимые писатели!
– Вы читаете по-французски?
– Да.
– Тогда, может быть… – И он вручил ей увесистый том.
– Рабле? – Пруденс вспыхнула, вспомнив о непристойностях, которыми изобилует этот роман. – Ах, но он такой греховодник!
– Так вы и впрямь читали?
Она смущенно кивнула. Это запретное удовольствие стоило ей половины дня, проведенного взаперти в сыроварне. А потом мама сердито отчитала ее, хотя папочка, кажется, только обрадовался – правда, втайне.
Хэкетт снял с полки стопку книг и отнес их в другой конец каюты, к маленькому столику под иллюминатором.
– Здесь больше света. Надеюсь, кое-какие книги подойдут вам и вашему подопечному. Свою Библию я тоже дам.
Пруденс начала просматривать книги. «Робинзон Крузо» Дефо. Да, матросу это должно понравиться. Еще несколько романов, стихи. В самом низу лежал небольшой, изящно переплетенный томик. Пруденс раскрыла его, и у нее перехватило дыхание. Там было полно скабрезных картинок – точь-в-точь как в альбоме, который Бетси держала для своих клиентов. Пруденс мгновенно захлопнула книжку и с ужасом посмотрела на Хэкетта.
Он ответил ей невинной улыбкой.
– Произошла ошибка, моя милая леди. Я не собирался показывать вам это.
– Но ведь такая книга… Он пожал плечами.
– Нет ничего мучительнее одинокой жизни на борту корабля. Когда рядом нет женщин, мужчине приходится развлекаться всеми возможными способами.
– Но как же вы могли?..
Пруденс показалось, что улыбка Хэкетта стала чуть менее невинной.
– Ну-ну, моя милая леди! Вы ведь достаточно опытны и, конечно же, знаете, в чем нуждаются представители сильного пола. К сожалению, ваш супруг, – в его голосе появились нотки презрения, – …смею предположить, его потребности направлены в несколько иную сторону.
Пруденс сразу вспомнила свой давний разговор с Россом. Его считали приверженцем содомского греха – любителем мужчин и мальчиков. Никому и в голову не приходило, что он тоскует по покойной жене и способен страстно целовать ее, Пруденс.
– Чепуха! – пылко возразила она. – Росс очень любит меня… именно как мужчина.
Хэкетт скептически вздернул брови.
– Да? Всем известно, что вы с ним живете в одной каюте, но этим ваши отношения и ограничиваются.
Пруденс прикусила губу. Откуда Хэкетт узнал об этом? Ей было неловко. Но надо же как-то выкрутиться, даже солгать – лишь бы развеять подозрения капитана.
– Нет! Разумеется, этим дело не ограничивается! Хэкетт лукаво улыбнулся:
– Быть может, вы удовлетворяете его… какими-то не совсем обычными способами? Мне хочется услышать о них.
Пруденс встала с видом оскорбленной добродетели. Она не желала больше разговаривать с этим развратником. Правда, смысл последних фраз был не совсем понятен ей, но она чувствовала: в них кроется что-то безнравственное.
– Капитан Хэкетт, я добродетельная жена. Пожалуйста, позвольте мне пройти.
Загородив ей дорогу, Хэкетт рассмеялся. Он вел себя как настоящий ловелас.
– Разрази меня гром! И вы думаете, я поверю в эти небылицы? После того как вы начали охотиться за Сент-Джоном? И одарили его поцелуем? – Он покачал головой. – Глупый выбор! Ведь вы могли заполучить меня. – Хэкетт пригладил свои идеально уложенные локоны. – Мы отлично смотрелись бы вместе. Ваша красота вполне под стать моей.
Он шагнул к ней. Пруденс, затрепетав от страха, отступила назад. «Если бы хоть один иллюминатор был открыт, я могла бы закричать, – в смятении подумала она. – На палубе кто-нибудь да есть, меня услышали бы».
Между тем Хэкетт нарочито медленно снял китель. Он напоминал опасного хищника, который готовится схватить добычу. Взглянув на его крепкое, жилистое тело, Пруденс поняла, что ей не справиться с ним.
– Я могу быть очень щедрым с такой очаровательной дамой. Куда щедрее какого-то невзрачного докторишки.
Как это Бетси говорила о мужчинах? – Подарите безделушку в обмен на мое сокровище? – едко спросила Пруденс.
– Я могу подарить вам много больше, чем безделушки, моя милая леди. – Хэкетт легонько постучал пальцем по непристойной книжке. – Для женщины, которая… склонна к приключениям, у меня найдутся и алмазы.
Пруденс смерила его ледяным взглядом.
– Дайте же мне пройти!
Он вздохнул:
– Будем играть в «оскорбленную добродетель»?
– Я – порядочная женщина! – воскликнула Пруденс, в ярости топнув ногой.
Хэкетт со смехом покачал головой.
– Порядочная женщина никогда не переступила бы порог каюты одинокого мужчины. Только в том случае, если она знает, чего хочет.
– Чтобы чума вас взяла вместе с вашими мерзкими замыслами! Я намерена уйти отсюда.
– Ну разумеется. – Хэкетт самодовольно ухмыльнулся и отступил в сторону. Пруденс метнулась к двери. Но как только она потянулась к задвижке, капитан крепко схватил ее сзади. Его руки скользнули вверх по корсажу и надавили на грудь. Потом он резко развернул Пруденс и притянул к себе. – Ладно, давайте заканчивать эту игру! – издевательски рассмеялся он. – Вы не святая невинность и даже не жена, как я подозреваю. Мэннинг – болван. Ему не хватает ума оценить вас по достоинству и насладиться как следует. Но я с самого начала дал себе слово овладеть вами.
Лихорадочный блеск его глаз напугал Пруденс.
– Пожалуйста, дайте мне пройти, – прошептала она.
– Немного поздновато изображать из себя скромницу, которая, чуть что, теряет сознание, – пробормотал Хэкетт и вцепился ей в волосы. Другой рукой он обхватил ее за бедра и прижал к себе. Даже сквозь юбки Пруденс чувствовала, сколь сильно его желание.
Горячие губы Хэкетта овладели ее ртом, и Пруденс, застонав от ужаса и отвращения, начала колотить его по плечам. Но тщетно! В ответ донеслось лишь злобное удовлетворенное хихиканье. Пруденс билась в его объятиях вне себя от страха. Наконец ей удалось отдернуть голову и прервать этот ненавистный поцелуй. Она тут же плюнула Хэкетту прямо в лицо.
Капитан зло вскрикнул и отпрянул, его хватка ослабела, и Пруденс, вырвавшись из рук Хэкетта, со всего размаху дала ему пощечину. Он стер плевок и погладил щеку, на которой остались красные отметины пальцев. К удивлению Пруденс, губы Хэкетта медленно растянулись в похотливой улыбке.
– Черт меня подери, – со смехом промолвил он, – да вы, оказывается, из породы тигриц. Какое приятное открытие! Ничего, моя милая леди, скоро я укрощу вас. Вы будете рыдать от наслаждения и… от боли, пока я не закончу свое дело.
С этими словами Хэкетт опять бросился к ней и обнял с невероятной силой. Как Пруденс ни извивалась, она не могла вырваться из этих железных тисков. Он грубо швырнул ее на койку и принялся возиться с застежками штанов. Пруденс лежала, еле переводя дух, слишком ошеломленная, чтобы пошевелиться.
«Что делать?» – лихорадочно думала она. Когда Хэкетт навалится на нее всем телом, бежать будет поздно. Между тем капитан уже высвободил из убежища свое напрягшееся мужское достоинство и рванул вверх ее юбки. Пруденс подтянула колени к подбородку и, хорошенько прицелившись, ударила его в самую уязвимую точку.
Хэкетт отшатнулся, сморщившись и согнувшись пополам от боли.
Пруденс, с трудом соскочив с кровати, помчалась к двери, вихрем пронеслась через большую каюту, служившую столовой, и наконец оказалась на воле. Она прислонилась к поручням юта и перевела дух, едва сдерживая слезы. Много ли времени потребуется этому негодяю, чтобы прийти в себя и ринуться за ней следом?
Пруденс в отчаянии окинула взглядом матросов, слонявшихся по палубе. Да, эти несчастные люди слишком боятся капитана, чтобы встать на ее защиту. Росс! Сейчас он, наверное, в кубрике. Пруденс метнулась к люку.
Нет… Разве сможет она рассказать ему о случившемся? Ей некого винить, кроме самой себя. Ведь Росс пытался предостеречь ее – с первого же дня. А теперь, после этой дурацкой выходки с Сент-Джоном, он решит, что она сознательно поощряла капитана. А что еще может подумать Росс, узнав, как она по своей воле вошла в каюту Хэкетта? Только одно: что Пруденс – распутница и дурочка.
Она вытерла рот, пытаясь избавиться от омерзительных ощущений после поцелуя Хэкетта. А его прикосновения!.. Пруденс передернулась. Да, надо было слушаться Росса. Поступками мужчин, лишенных женского общества, руководит только вожделение. Помнится, Бетси – в присущей ей развязной манере – говорила:
– Удивительно! У мужиков, которые несколько недель провели без женщин, член так и выскакивает в полной боевой готовности, словно часовой на посту!
Хэкетт недвусмысленно показал ей, чего хочет, – и словом, и делом. А Сент-Джон… Эти льстивые речи, соблазнившие ее на поцелуй… А может, он всего лишь пытался скрыть таким образом свое низменное желание получить более весомые доказательства ее благосклонности? А Джеми… – Господи, прости за эти грешные мысли! – уж не был ли и он во власти своих животных инстинктов… помимо любви, конечно?
А Росс? Пруденс вспомнила о предательской выпуклости на его рубашке в то утро, когда он созерцал ее обнаженные ноги. Правда, тогда она сделала вид, будто по наивности не понимает, что это означает. Но к чему обманывать себя? Возможно, его отталкивает уже совершенный ею грех, возможно, ему не хочется брать на себя лишние заботы. Однако все это не помешало Россу испытать возбуждение. Им, как и остальными, владело безумное вожделение.
Пруденс затрепетала. Она чувствовала себя как животное, которое преследуют рычащие, брызжущие слюной псы. Меньше чем через две недели они будут в Виргинии. Не так уж скоро, если все это время придется оберегать остатки своей чести.
Она поспешно направилась в каюту, твердо решив отныне не терять голову. После долгих лет, проведенных в наивной простоте сельской жизни, мужское общество поначалу показалось ей волнующим. Но в действительности оно куда более пугающе и опасно, чем она могла представить.
Глава 12
Он резко выпрямился и бросил на нее свирепый взгляд.
Пруденс прикусила губу. Он, вероятно, понял ее слова как весьма недвусмысленное приглашение. Но может быть, она сама виновата в этом? Ах, незадачливая Пруденс!
– Пойдемте спать, – поправилась она, ощущая ужасную неловкость.
Изыди, сатана! Изыди!
Росс презрительно скривил губы.
– Сегодня ночью вы, возможно, предпочли бы отправиться в постель к Сент-Джону. Но должен вас предупредить… Когда мы покинули Азорские острова, он приходил ко мне за лекарством. Похоже, лейтенант весело провел там время.
– За… каким лекарством?
– А вы не видели, к каким результатам приводят визиты госпожи гонореи? У распутных дам начинается жжение в некоторых интимных местечках. Припухлости, омерзительные выделения, которые могут продолжаться несколько недель. Потом появляются болезненные язвы… если только не обратиться к врачу. Язвы – это самое неприятное. Но все равно, идите, идите к своему Сент-Джону, если вам хочется.
Пруденс вздрогнула от этих жестоких слов, явно предназначенных для того, чтобы испугать ее. Она повернулась к кровати. Ее губы тряслись от ужаса и отвращения.
– Погасите свет, – сказала она, изо всех сил стараясь сохранить достоинство. – Я хочу спать.
Росс издал короткий торжествующий смешок.
– Я так и думал! – Он шагнул к кровати, сдернул с нее свою подушку и одно из одеял и холодно объявил: – Я буду спать на полу, чтобы ни у вас, ни у меня не возникло искушения.
Пруденс приостановилась, держась рукой за дверь в кают-компанию, и посмотрела на небо. Оно было мрачным – под стать ее настроению. В лазарете умирал молодой кроткий матрос. Его легкие на глазах пожирала болезнь. И она почти ничем не могла помочь, не могла дать ему покой и утешение.
Так хотелось разрыдаться на плече у Росса и поведать ему все свои горести. Но их дружба распалась, едва начавшись. Они соблюдали хрупкое перемирие, но разговаривали совсем мало и только по поводу разных мелких дел, касающихся их совместного житья. После той ночи, проведенной Россом на полу, Пруденс уговорила его вернуться на прежнее место. Ведь не было никакой гарантии, что Томпсон не зайдет к ним в каюту в неурочный час! А потом он донесет об увиденном Сликенхэму… Итак, они снова лежали рядом, но пространство между ними было не меньше океана, разделяющего Европу и Америку.
И тем не менее во сне Росс по-прежнему обнимал ее. И для Пруденс это было единственным утешением, хотя она с болью понимала, что он жаждет получить тепло и нежность не от нее, а совсем от другой женщины. Она мучилась от сознания своей вины, ибо начала ненавидеть эту давно умершую Марту. Но когда это произошло и почему?
– Моя милая леди, вы чем-то расстроены? Пруденс обернулась и увидела капитана Хэкетта, который спускался по сходням с юта.
– Я просто… это из-за одного молодого паренька, он умирает в лазарете. Я подумала: может, найти где-нибудь Библию и почитать ему?
– Вы так заботливы и великодушны, моя дорогая. Но я не намерен уступать вам в этих качествах. Я дам свою собственную Библию.
Хэкетт повел ее к своей каюте, пропустил внутрь и снял с головы треуголку. Потом тщательно пригладил темные волосы и кивнул в сторону небольшого столика, на котором стояли графин и несколько бокалов.
– Вы очень бледны. Присаживайтесь. И позвольте предложить вам глоток мадеры.
После некоторых колебаний Пруденс кивнула и села на стул. Быть может, вино согреет ей душу?.. Она пила медленно, маленькими глоточками, наслаждаясь напитком, от которого по всему телу разливался покой.
На красивом лице капитана, внимательно наблюдавшего за ней, играла добродушная улыбка. В этот миг он был похож на любящего отца, который окружает заботами своего ребенка. Когда Пруденс осушила бокал до последней капли, он протянул руку к графину.
– Не желаете ли еще, моя милая леди?
– Нет-нет!.. Я уже вполне пришла в себя. Капитан прошел к дальней двери, открыл ее и кивком пригласил Пруденс последовать за ним.
– Прошу вас.
За его спиной виднелся край кровати, занавешенной пологом. Пруденс почувствовала смутное беспокойство.
– Я подожду вас здесь.
– Но все мои книги там. Их много. Возможно, вы отыщете парочку забавных романов и развлечете этого беднягу.
– Да… разумеется.
В самом деле, с какой стати волноваться, если Хэкетт ведет себя так любезно? Он закрыл за собой дверь, но Пруденс по-прежнему казалось, что она в полной безопасности. Все его книги действительно стояли за дверью на книжной полке с бортиком. Если не закрыть дверь, туда и не дотянешься. Увидев названия на корешках, Пруденс с восторгом воскликнула:
– Ах, как жаль, что я только сейчас узнала о ваших книгах! Джонсон… Свифт! Это же мои любимые писатели!
– Вы читаете по-французски?
– Да.
– Тогда, может быть… – И он вручил ей увесистый том.
– Рабле? – Пруденс вспыхнула, вспомнив о непристойностях, которыми изобилует этот роман. – Ах, но он такой греховодник!
– Так вы и впрямь читали?
Она смущенно кивнула. Это запретное удовольствие стоило ей половины дня, проведенного взаперти в сыроварне. А потом мама сердито отчитала ее, хотя папочка, кажется, только обрадовался – правда, втайне.
Хэкетт снял с полки стопку книг и отнес их в другой конец каюты, к маленькому столику под иллюминатором.
– Здесь больше света. Надеюсь, кое-какие книги подойдут вам и вашему подопечному. Свою Библию я тоже дам.
Пруденс начала просматривать книги. «Робинзон Крузо» Дефо. Да, матросу это должно понравиться. Еще несколько романов, стихи. В самом низу лежал небольшой, изящно переплетенный томик. Пруденс раскрыла его, и у нее перехватило дыхание. Там было полно скабрезных картинок – точь-в-точь как в альбоме, который Бетси держала для своих клиентов. Пруденс мгновенно захлопнула книжку и с ужасом посмотрела на Хэкетта.
Он ответил ей невинной улыбкой.
– Произошла ошибка, моя милая леди. Я не собирался показывать вам это.
– Но ведь такая книга… Он пожал плечами.
– Нет ничего мучительнее одинокой жизни на борту корабля. Когда рядом нет женщин, мужчине приходится развлекаться всеми возможными способами.
– Но как же вы могли?..
Пруденс показалось, что улыбка Хэкетта стала чуть менее невинной.
– Ну-ну, моя милая леди! Вы ведь достаточно опытны и, конечно же, знаете, в чем нуждаются представители сильного пола. К сожалению, ваш супруг, – в его голосе появились нотки презрения, – …смею предположить, его потребности направлены в несколько иную сторону.
Пруденс сразу вспомнила свой давний разговор с Россом. Его считали приверженцем содомского греха – любителем мужчин и мальчиков. Никому и в голову не приходило, что он тоскует по покойной жене и способен страстно целовать ее, Пруденс.
– Чепуха! – пылко возразила она. – Росс очень любит меня… именно как мужчина.
Хэкетт скептически вздернул брови.
– Да? Всем известно, что вы с ним живете в одной каюте, но этим ваши отношения и ограничиваются.
Пруденс прикусила губу. Откуда Хэкетт узнал об этом? Ей было неловко. Но надо же как-то выкрутиться, даже солгать – лишь бы развеять подозрения капитана.
– Нет! Разумеется, этим дело не ограничивается! Хэкетт лукаво улыбнулся:
– Быть может, вы удовлетворяете его… какими-то не совсем обычными способами? Мне хочется услышать о них.
Пруденс встала с видом оскорбленной добродетели. Она не желала больше разговаривать с этим развратником. Правда, смысл последних фраз был не совсем понятен ей, но она чувствовала: в них кроется что-то безнравственное.
– Капитан Хэкетт, я добродетельная жена. Пожалуйста, позвольте мне пройти.
Загородив ей дорогу, Хэкетт рассмеялся. Он вел себя как настоящий ловелас.
– Разрази меня гром! И вы думаете, я поверю в эти небылицы? После того как вы начали охотиться за Сент-Джоном? И одарили его поцелуем? – Он покачал головой. – Глупый выбор! Ведь вы могли заполучить меня. – Хэкетт пригладил свои идеально уложенные локоны. – Мы отлично смотрелись бы вместе. Ваша красота вполне под стать моей.
Он шагнул к ней. Пруденс, затрепетав от страха, отступила назад. «Если бы хоть один иллюминатор был открыт, я могла бы закричать, – в смятении подумала она. – На палубе кто-нибудь да есть, меня услышали бы».
Между тем Хэкетт нарочито медленно снял китель. Он напоминал опасного хищника, который готовится схватить добычу. Взглянув на его крепкое, жилистое тело, Пруденс поняла, что ей не справиться с ним.
– Я могу быть очень щедрым с такой очаровательной дамой. Куда щедрее какого-то невзрачного докторишки.
Как это Бетси говорила о мужчинах? – Подарите безделушку в обмен на мое сокровище? – едко спросила Пруденс.
– Я могу подарить вам много больше, чем безделушки, моя милая леди. – Хэкетт легонько постучал пальцем по непристойной книжке. – Для женщины, которая… склонна к приключениям, у меня найдутся и алмазы.
Пруденс смерила его ледяным взглядом.
– Дайте же мне пройти!
Он вздохнул:
– Будем играть в «оскорбленную добродетель»?
– Я – порядочная женщина! – воскликнула Пруденс, в ярости топнув ногой.
Хэкетт со смехом покачал головой.
– Порядочная женщина никогда не переступила бы порог каюты одинокого мужчины. Только в том случае, если она знает, чего хочет.
– Чтобы чума вас взяла вместе с вашими мерзкими замыслами! Я намерена уйти отсюда.
– Ну разумеется. – Хэкетт самодовольно ухмыльнулся и отступил в сторону. Пруденс метнулась к двери. Но как только она потянулась к задвижке, капитан крепко схватил ее сзади. Его руки скользнули вверх по корсажу и надавили на грудь. Потом он резко развернул Пруденс и притянул к себе. – Ладно, давайте заканчивать эту игру! – издевательски рассмеялся он. – Вы не святая невинность и даже не жена, как я подозреваю. Мэннинг – болван. Ему не хватает ума оценить вас по достоинству и насладиться как следует. Но я с самого начала дал себе слово овладеть вами.
Лихорадочный блеск его глаз напугал Пруденс.
– Пожалуйста, дайте мне пройти, – прошептала она.
– Немного поздновато изображать из себя скромницу, которая, чуть что, теряет сознание, – пробормотал Хэкетт и вцепился ей в волосы. Другой рукой он обхватил ее за бедра и прижал к себе. Даже сквозь юбки Пруденс чувствовала, сколь сильно его желание.
Горячие губы Хэкетта овладели ее ртом, и Пруденс, застонав от ужаса и отвращения, начала колотить его по плечам. Но тщетно! В ответ донеслось лишь злобное удовлетворенное хихиканье. Пруденс билась в его объятиях вне себя от страха. Наконец ей удалось отдернуть голову и прервать этот ненавистный поцелуй. Она тут же плюнула Хэкетту прямо в лицо.
Капитан зло вскрикнул и отпрянул, его хватка ослабела, и Пруденс, вырвавшись из рук Хэкетта, со всего размаху дала ему пощечину. Он стер плевок и погладил щеку, на которой остались красные отметины пальцев. К удивлению Пруденс, губы Хэкетта медленно растянулись в похотливой улыбке.
– Черт меня подери, – со смехом промолвил он, – да вы, оказывается, из породы тигриц. Какое приятное открытие! Ничего, моя милая леди, скоро я укрощу вас. Вы будете рыдать от наслаждения и… от боли, пока я не закончу свое дело.
С этими словами Хэкетт опять бросился к ней и обнял с невероятной силой. Как Пруденс ни извивалась, она не могла вырваться из этих железных тисков. Он грубо швырнул ее на койку и принялся возиться с застежками штанов. Пруденс лежала, еле переводя дух, слишком ошеломленная, чтобы пошевелиться.
«Что делать?» – лихорадочно думала она. Когда Хэкетт навалится на нее всем телом, бежать будет поздно. Между тем капитан уже высвободил из убежища свое напрягшееся мужское достоинство и рванул вверх ее юбки. Пруденс подтянула колени к подбородку и, хорошенько прицелившись, ударила его в самую уязвимую точку.
Хэкетт отшатнулся, сморщившись и согнувшись пополам от боли.
Пруденс, с трудом соскочив с кровати, помчалась к двери, вихрем пронеслась через большую каюту, служившую столовой, и наконец оказалась на воле. Она прислонилась к поручням юта и перевела дух, едва сдерживая слезы. Много ли времени потребуется этому негодяю, чтобы прийти в себя и ринуться за ней следом?
Пруденс в отчаянии окинула взглядом матросов, слонявшихся по палубе. Да, эти несчастные люди слишком боятся капитана, чтобы встать на ее защиту. Росс! Сейчас он, наверное, в кубрике. Пруденс метнулась к люку.
Нет… Разве сможет она рассказать ему о случившемся? Ей некого винить, кроме самой себя. Ведь Росс пытался предостеречь ее – с первого же дня. А теперь, после этой дурацкой выходки с Сент-Джоном, он решит, что она сознательно поощряла капитана. А что еще может подумать Росс, узнав, как она по своей воле вошла в каюту Хэкетта? Только одно: что Пруденс – распутница и дурочка.
Она вытерла рот, пытаясь избавиться от омерзительных ощущений после поцелуя Хэкетта. А его прикосновения!.. Пруденс передернулась. Да, надо было слушаться Росса. Поступками мужчин, лишенных женского общества, руководит только вожделение. Помнится, Бетси – в присущей ей развязной манере – говорила:
– Удивительно! У мужиков, которые несколько недель провели без женщин, член так и выскакивает в полной боевой готовности, словно часовой на посту!
Хэкетт недвусмысленно показал ей, чего хочет, – и словом, и делом. А Сент-Джон… Эти льстивые речи, соблазнившие ее на поцелуй… А может, он всего лишь пытался скрыть таким образом свое низменное желание получить более весомые доказательства ее благосклонности? А Джеми… – Господи, прости за эти грешные мысли! – уж не был ли и он во власти своих животных инстинктов… помимо любви, конечно?
А Росс? Пруденс вспомнила о предательской выпуклости на его рубашке в то утро, когда он созерцал ее обнаженные ноги. Правда, тогда она сделала вид, будто по наивности не понимает, что это означает. Но к чему обманывать себя? Возможно, его отталкивает уже совершенный ею грех, возможно, ему не хочется брать на себя лишние заботы. Однако все это не помешало Россу испытать возбуждение. Им, как и остальными, владело безумное вожделение.
Пруденс затрепетала. Она чувствовала себя как животное, которое преследуют рычащие, брызжущие слюной псы. Меньше чем через две недели они будут в Виргинии. Не так уж скоро, если все это время придется оберегать остатки своей чести.
Она поспешно направилась в каюту, твердо решив отныне не терять голову. После долгих лет, проведенных в наивной простоте сельской жизни, мужское общество поначалу показалось ей волнующим. Но в действительности оно куда более пугающе и опасно, чем она могла представить.
Глава 12
– На палубе сильный ветер, леди, прямо ужас! Вам бы лучше остаться наверху.
Пруденс приостановилась и улыбнулась Тоби Вэджу, который столкнулся с ней возле люка.
– И что насчет этого говорят твои предзнаменования? Тоби энергично закивал:
– Да-да, леди, а как же! Помните, какое вчера было солнышко – яркое да радостное. Словно кружочек масла в овсяной каше, верно?
– Да, пожалуй…
Пруденс наслаждалась прекрасным днем и своими надеждами. На сердце у нее стало светло. Если Господь смилостивится, то примерно через неделю они доберутся до спокойной гавани. Только бы ветер не подвел.
– Так вот, мой приятель – вы знаете, Гауки его кличут, – идет он, значит, мимо капитанской каюты – и вдруг слышит, что кэп свистит. Словно и не рад хорошей погоде. Не то что мы.
– И что же?
– Дьявол меня забери! Да ведь дурная это примета – свистеть на корабле! Все равно что плевать в лицо черту! Вишь ты, любому моряку это известно! И не успели мы глазом моргнуть, как налетел этот ветер. – Вэдж вздохнул. – Может, он и не нарочно… а все же это его проделки. В нашем кэпе сидит дьявол, прошу прощения, конечно.
Ну, с этим последним заявлением Пруденс охотно согласилась бы. А что касается погоды… Росс говорил, что они находятся в тропических широтах и здесь, неподалеку от Виргинии, часто бывают циклоны. Сентябрь в этих краях – самый опасный месяц, когда то и дело бушуют штормы. Но бессмысленно растолковывать это Вэджу, который давным-давно решил, что Хэкетт – причина всех бед, происходящих на корабле.
– Если и впрямь собирается шторм, – сказала Пруденс, – я, пожалуй, схожу в лазарет – поухаживаю за больными.
– Ладно, леди, как пожелаете. – Вэдж потеребил клок волос на лбу и вышел на палубу.
А Пруденс спустилась в лазарет. По пути она, как обычно, встретила множество матросов, которые занимались своей будничной работой. После ужасной сцены с Хэкеттом Пруденс делала все возможное, чтобы не ходить в одиночестве по темным закоулкам корабля. Когда Росс совершал свои обходы, она всегда сопровождала его и отыскивала для этого повод. Покидая лазарет, она придумывала какую-нибудь пустяковую причину и уговаривала Ричардса проводить ее до каюты.
Хэкетт делал вид, будто ничего не произошло. Он вел себя изысканно вежливо, но теперь и не пытался скрыть своих намерений. Его горящие похотью глаза то и дело задерживались на груди Пруденс.
Она так и не рассказала об этом случае Россу: уж слишком холодно он держался. А кроме того, Пруденс опасалась, как бы он не выкинул нечто безрассудное: ведь это может закончиться большими неприятностями. Оставалось только молить Бога о том, чтобы они добрались до берега раньше, чем ненависть Росса к капитану выплеснется в какой-нибудь опрометчивый поступок.
Когда Пруденс вошла в лазарет, резкий ветер и дождь уже врывались в иллюминаторы. Завываниям стихии вторили стоны раненых и больных. У Пруденс разрывалось сердце от этих погребальных звуков. Кивнув Ричардсу, она повязала свой фартук и двинулась вперед среди раскачивающихся гамаков.
Она поздоровалась со старым седым моряком с туго перевязанной головой. В черепе у него была трещина. Он лежал в лазарете уже неделю, все это время балансируя между жизнью и смертью. Но сегодня цвет лица у него стал значительно лучше, и Пруденс повеселела. Она умыла моряку лицо, пошутила насчет девушек, которых он будет обхаживать, когда они высадятся на берег. Потом занялась следующим больным.
Между тем шторм усиливался. В иллюминаторах вспыхивали зигзаги молний, то и дело озаряя лазарет причудливым светом. Гром гремел так, словно по палубам перекатывались пушечные ядра. Барабанил дождь. Волны поднимали корабль вертикально вверх и снова швыряли вниз. От сильной качки взад и вперед летали фонари, а полоскательные чашки скользили по полу.
Пруденс становилось все труднее держаться на ногах. Передвигаясь от одного матроса к другому, она цеплялась за гамаки, чтобы удержать равновесие. Это был самый сильный шторм за все время плавания, и работа шла с трудом. Больные не получили горячую мясную похлебку: в самом начале шторма коки погасили огонь в камбузе. Делать перевязки и давать лекарства было почти невозможно.
Вдруг совсем рядом с кораблем устрашающе сверкнула молния, и почти сразу послышался не менее сильный раскат грома, от которого судно вздрогнуло и подпрыгнуло на волнах. Ричардс, расплескавший ночной горшок, грубо выругался. Пруденс, которую отбросило к переборке, с трудом поднималась на ноги.
– Скоро наш корабль начнет скакать, как рыба, брошенная в кипяток. Ничего, конечно, с этим не поделаешь, миссис Мэннинг, – сказал Ричардс, с отвращением глядя на лужу, разлившуюся по полу. – Пока не пройдет шторм, надо держаться поближе к своей койке. – Отыскав свободный гамак, он подвесил его к балке. – Может, проводить вас в каюту?
Пруденс покачала головой: какой смысл понапрасну гонять Ричардса? Сейчас у тех, кто выстоял перед ударом шторма и может держаться на ногах, есть дела и поважнее. Она понаблюдала за Ричардсом, который, задрав ногу, впрыгнул в гамак, – иной возможности выполнить этот сложный маневр не было, – а потом осторожно двинулась к двери.
Спускаясь на нижнюю палубу, Пруденс судорожно цеплялась за скобы и поручни и наконец добралась до коридора, ведущего к каюте Росса. Она была совершенно вымотана своими отчаянными попытками устоять на ногах. Ей так хотелось поскорее оказаться в уютной, надежной кровати!
И вдруг она в ужасе отпрыгнула в сторону. В дверях, сгорбившись, стоял какой-то матрос и бормотал под нос нечто неразборчивое. С опаской приблизившись к нему, Пруденс разглядела в тусклом свете фонарей долговязую фигуру Гауки, приятеля Вэджа. Он вымок насквозь; длинные растрепанные волосы свисали на лицо слипшимися прядями.
– Что вы здесь делаете?
– Ох, мадам, я так испугался! Он ведь умрет, спаси Господь его душу!
«Кто, Росс? – тут же промелькнуло в сознании Пруденс. – Что же с ним случилось?» Она почувствовала, что ей не хватает воздуха.
– О ком вы? О докторе Мэннинге?
– Нет-нет, мадам! Я о Тоби.
– Он ранен?
– Еще хуже, мадам. А я тут один, и рассказать-то некому.
– Боже милостивый! Так что же стряслось?
– Мы были на палубе. Ну, я и другие канониры. Привязывали пушки перед штормом. А старина Тоби… тянул вместе с нами. Тут линь возьми и порвись, и орудие покатилось.
– Его раздавило? – вскрикнула Пруденс.
Гауки покачал головой. С его впалых щек стекали капли дождя.
– Нет, мадам. Я прыгнул к нему и бросил другой линь, ну, чтобы закрепить пушку. Но тут появляется капитан и как набросится на беднягу Тоби, точно наш боевой корабль на французский фрегат! И давай честить его: ты, мол, не матрос, а болван и растяпа, паршивый сукин сын… ну, и все такое. А потом показывает вверх, на грот-мачту. Нижние паруса-то, ясное дело, спущены из-за шторма. Но одна брам-стеньга порвалась. И вот, понимаете, свешивается она и болтается, точно здоровенная белая чайка в небе перед закатом.
– А разве нельзя было починить ее после того, как закончится шторм?
– В том-то и дело, мадам. И для корабля никакой опасности нет: парус-то маленький. Но кэп замахал кулаками на Тоби и закричал: «А ну, полезай наверх, урод проклятый, и тяни брам-стеньгу!»
– Но ведь Тоби – канонир. Он не умеет обращаться со снастями.
– Господи помилуй, конечно! Тоби пытался растолковать это капитану. Ведь таких отличных канониров, как Вэдж, у нас на полубаке отродясь не бывало! Только капитан и слушать его не стал. «Ты что-то слишком часто начал мне перечить, пес паршивый», – говорит. А потом пригрозил: дескать, не полезешь – получишь сотню палочных ударов.
– Господи Иисусе! И что же Тоби сделал? Гауки помрачнел.
– Ну, старина Тоби – он ведь парень бравый, его не запугаешь! Вот он и полез…
Пруденс слушала рассказ Гауки со все возрастающим ужасом.
– Значит, он благополучно залез наверх, а потом спустился?
– Нет, мадам. Залезть-то залез… а спуститься капитан ему не разрешил.
– Не разрешил спуститься?! В такой шторм? – Пруденс едва не сорвалась на крик.
– Он даже поставил у грот-мачты морского пехотинца с абордажной саблей. Я-то и другие канониры хотели стянуть Тоби вниз. Да ведь этот… с саблей, грозит, что, мол, разрубит гроты, если мы подойдем близко. Вот мы и топтались там на месте – беспомощные, как фрегат в безветренную погоду.
Пруденс задыхалась от ужаса:
– Значит, Тоби до сих пор там… наверху?
– Ну да, то-то и оно. Все цепляется за жизнь. Если только его уже не сдуло ветром.
– Господи, помоги ему!
Пруденс повернулась и зашагала к люку, стараясь приноровиться к неистовой качке корабля. Выбравшись на палубу, она юркнула под выступ бака, чтобы укрыться от беснующейся стихии. Свист ветра уже давно превратился в рев; дождь обрушивался на корабль ледяным потоком. Пушки громыхали в своих лафетах-тележках; лязг насосных цепей смешивался со скрипом шпангоутов и балок.
Через несколько секунд Пруденс вымокла до нитки – от дождя и перекатывающихся через борт волн. Ветер вырвал гребни из волос, и длинные пряди хлестали ее по лицу.
Она внимательно всматривалась в снасти. Господи, вот он! Пруденс содрогнулась. Тоби Вэдж, добравшийся примерно до середины мачты, висел там с побелевшим от смертельного страха лицом и завывал, как бешеная собака. От этих пронзительных, заупокойных звуков кровь стыла в жилах. С каждым рывком корабля мачта угрожающе раскачивалась, точно молодое деревце на ветру. «Откуда же только у бедняги берутся силы?!» – подумала Пруденс.
А капитан Хэкетт, укрывшийся от непогоды в дверях кают-компании, спокойно наблюдал за этой сценой. Он прижался к косяку, скрестив руки на груди; на его лице играла злорадная улыбка. На палубе, насквозь продуваемой ветром, собрались несколько матросов и офицеров. Они были слишком запуганы, чтобы вступить в спор со своим капитаном, и смущенно отводили в сторону взгляды. Даже морской пехотинец, стоявший на страже возле мачты, был явно пристыжен. И только капитанский прихвостень Сликенхэм улыбался с довольным видом.
Пруденс нетерпеливо оглядывалась по сторонам. Неужели ни у кого не хватит духа вступиться за Вэджа? В открытой двери бака мелькнула фигура Росса. Испустив вздох облегчения, она бросилась туда и крепко вцепилась в руку доктора.
– Бога ради, сделайте же что-нибудь!
Росс то сжимал, то разжимал кулаки. Его застывшее лицо стало похоже на маску. В глазах сверкал огонь бессильной злобы.
– Не могу, – холодно ответил он и сжал челюсти. – Я уже пытался образумить капитана, но он твердо решил довести дело до конца. Думаю, Хэкетт не успокоится, пока Вэдж не погибнет. И в мире будет одним уродом меньше, так он выразился.
Пруденс приостановилась и улыбнулась Тоби Вэджу, который столкнулся с ней возле люка.
– И что насчет этого говорят твои предзнаменования? Тоби энергично закивал:
– Да-да, леди, а как же! Помните, какое вчера было солнышко – яркое да радостное. Словно кружочек масла в овсяной каше, верно?
– Да, пожалуй…
Пруденс наслаждалась прекрасным днем и своими надеждами. На сердце у нее стало светло. Если Господь смилостивится, то примерно через неделю они доберутся до спокойной гавани. Только бы ветер не подвел.
– Так вот, мой приятель – вы знаете, Гауки его кличут, – идет он, значит, мимо капитанской каюты – и вдруг слышит, что кэп свистит. Словно и не рад хорошей погоде. Не то что мы.
– И что же?
– Дьявол меня забери! Да ведь дурная это примета – свистеть на корабле! Все равно что плевать в лицо черту! Вишь ты, любому моряку это известно! И не успели мы глазом моргнуть, как налетел этот ветер. – Вэдж вздохнул. – Может, он и не нарочно… а все же это его проделки. В нашем кэпе сидит дьявол, прошу прощения, конечно.
Ну, с этим последним заявлением Пруденс охотно согласилась бы. А что касается погоды… Росс говорил, что они находятся в тропических широтах и здесь, неподалеку от Виргинии, часто бывают циклоны. Сентябрь в этих краях – самый опасный месяц, когда то и дело бушуют штормы. Но бессмысленно растолковывать это Вэджу, который давным-давно решил, что Хэкетт – причина всех бед, происходящих на корабле.
– Если и впрямь собирается шторм, – сказала Пруденс, – я, пожалуй, схожу в лазарет – поухаживаю за больными.
– Ладно, леди, как пожелаете. – Вэдж потеребил клок волос на лбу и вышел на палубу.
А Пруденс спустилась в лазарет. По пути она, как обычно, встретила множество матросов, которые занимались своей будничной работой. После ужасной сцены с Хэкеттом Пруденс делала все возможное, чтобы не ходить в одиночестве по темным закоулкам корабля. Когда Росс совершал свои обходы, она всегда сопровождала его и отыскивала для этого повод. Покидая лазарет, она придумывала какую-нибудь пустяковую причину и уговаривала Ричардса проводить ее до каюты.
Хэкетт делал вид, будто ничего не произошло. Он вел себя изысканно вежливо, но теперь и не пытался скрыть своих намерений. Его горящие похотью глаза то и дело задерживались на груди Пруденс.
Она так и не рассказала об этом случае Россу: уж слишком холодно он держался. А кроме того, Пруденс опасалась, как бы он не выкинул нечто безрассудное: ведь это может закончиться большими неприятностями. Оставалось только молить Бога о том, чтобы они добрались до берега раньше, чем ненависть Росса к капитану выплеснется в какой-нибудь опрометчивый поступок.
Когда Пруденс вошла в лазарет, резкий ветер и дождь уже врывались в иллюминаторы. Завываниям стихии вторили стоны раненых и больных. У Пруденс разрывалось сердце от этих погребальных звуков. Кивнув Ричардсу, она повязала свой фартук и двинулась вперед среди раскачивающихся гамаков.
Она поздоровалась со старым седым моряком с туго перевязанной головой. В черепе у него была трещина. Он лежал в лазарете уже неделю, все это время балансируя между жизнью и смертью. Но сегодня цвет лица у него стал значительно лучше, и Пруденс повеселела. Она умыла моряку лицо, пошутила насчет девушек, которых он будет обхаживать, когда они высадятся на берег. Потом занялась следующим больным.
Между тем шторм усиливался. В иллюминаторах вспыхивали зигзаги молний, то и дело озаряя лазарет причудливым светом. Гром гремел так, словно по палубам перекатывались пушечные ядра. Барабанил дождь. Волны поднимали корабль вертикально вверх и снова швыряли вниз. От сильной качки взад и вперед летали фонари, а полоскательные чашки скользили по полу.
Пруденс становилось все труднее держаться на ногах. Передвигаясь от одного матроса к другому, она цеплялась за гамаки, чтобы удержать равновесие. Это был самый сильный шторм за все время плавания, и работа шла с трудом. Больные не получили горячую мясную похлебку: в самом начале шторма коки погасили огонь в камбузе. Делать перевязки и давать лекарства было почти невозможно.
Вдруг совсем рядом с кораблем устрашающе сверкнула молния, и почти сразу послышался не менее сильный раскат грома, от которого судно вздрогнуло и подпрыгнуло на волнах. Ричардс, расплескавший ночной горшок, грубо выругался. Пруденс, которую отбросило к переборке, с трудом поднималась на ноги.
– Скоро наш корабль начнет скакать, как рыба, брошенная в кипяток. Ничего, конечно, с этим не поделаешь, миссис Мэннинг, – сказал Ричардс, с отвращением глядя на лужу, разлившуюся по полу. – Пока не пройдет шторм, надо держаться поближе к своей койке. – Отыскав свободный гамак, он подвесил его к балке. – Может, проводить вас в каюту?
Пруденс покачала головой: какой смысл понапрасну гонять Ричардса? Сейчас у тех, кто выстоял перед ударом шторма и может держаться на ногах, есть дела и поважнее. Она понаблюдала за Ричардсом, который, задрав ногу, впрыгнул в гамак, – иной возможности выполнить этот сложный маневр не было, – а потом осторожно двинулась к двери.
Спускаясь на нижнюю палубу, Пруденс судорожно цеплялась за скобы и поручни и наконец добралась до коридора, ведущего к каюте Росса. Она была совершенно вымотана своими отчаянными попытками устоять на ногах. Ей так хотелось поскорее оказаться в уютной, надежной кровати!
И вдруг она в ужасе отпрыгнула в сторону. В дверях, сгорбившись, стоял какой-то матрос и бормотал под нос нечто неразборчивое. С опаской приблизившись к нему, Пруденс разглядела в тусклом свете фонарей долговязую фигуру Гауки, приятеля Вэджа. Он вымок насквозь; длинные растрепанные волосы свисали на лицо слипшимися прядями.
– Что вы здесь делаете?
– Ох, мадам, я так испугался! Он ведь умрет, спаси Господь его душу!
«Кто, Росс? – тут же промелькнуло в сознании Пруденс. – Что же с ним случилось?» Она почувствовала, что ей не хватает воздуха.
– О ком вы? О докторе Мэннинге?
– Нет-нет, мадам! Я о Тоби.
– Он ранен?
– Еще хуже, мадам. А я тут один, и рассказать-то некому.
– Боже милостивый! Так что же стряслось?
– Мы были на палубе. Ну, я и другие канониры. Привязывали пушки перед штормом. А старина Тоби… тянул вместе с нами. Тут линь возьми и порвись, и орудие покатилось.
– Его раздавило? – вскрикнула Пруденс.
Гауки покачал головой. С его впалых щек стекали капли дождя.
– Нет, мадам. Я прыгнул к нему и бросил другой линь, ну, чтобы закрепить пушку. Но тут появляется капитан и как набросится на беднягу Тоби, точно наш боевой корабль на французский фрегат! И давай честить его: ты, мол, не матрос, а болван и растяпа, паршивый сукин сын… ну, и все такое. А потом показывает вверх, на грот-мачту. Нижние паруса-то, ясное дело, спущены из-за шторма. Но одна брам-стеньга порвалась. И вот, понимаете, свешивается она и болтается, точно здоровенная белая чайка в небе перед закатом.
– А разве нельзя было починить ее после того, как закончится шторм?
– В том-то и дело, мадам. И для корабля никакой опасности нет: парус-то маленький. Но кэп замахал кулаками на Тоби и закричал: «А ну, полезай наверх, урод проклятый, и тяни брам-стеньгу!»
– Но ведь Тоби – канонир. Он не умеет обращаться со снастями.
– Господи помилуй, конечно! Тоби пытался растолковать это капитану. Ведь таких отличных канониров, как Вэдж, у нас на полубаке отродясь не бывало! Только капитан и слушать его не стал. «Ты что-то слишком часто начал мне перечить, пес паршивый», – говорит. А потом пригрозил: дескать, не полезешь – получишь сотню палочных ударов.
– Господи Иисусе! И что же Тоби сделал? Гауки помрачнел.
– Ну, старина Тоби – он ведь парень бравый, его не запугаешь! Вот он и полез…
Пруденс слушала рассказ Гауки со все возрастающим ужасом.
– Значит, он благополучно залез наверх, а потом спустился?
– Нет, мадам. Залезть-то залез… а спуститься капитан ему не разрешил.
– Не разрешил спуститься?! В такой шторм? – Пруденс едва не сорвалась на крик.
– Он даже поставил у грот-мачты морского пехотинца с абордажной саблей. Я-то и другие канониры хотели стянуть Тоби вниз. Да ведь этот… с саблей, грозит, что, мол, разрубит гроты, если мы подойдем близко. Вот мы и топтались там на месте – беспомощные, как фрегат в безветренную погоду.
Пруденс задыхалась от ужаса:
– Значит, Тоби до сих пор там… наверху?
– Ну да, то-то и оно. Все цепляется за жизнь. Если только его уже не сдуло ветром.
– Господи, помоги ему!
Пруденс повернулась и зашагала к люку, стараясь приноровиться к неистовой качке корабля. Выбравшись на палубу, она юркнула под выступ бака, чтобы укрыться от беснующейся стихии. Свист ветра уже давно превратился в рев; дождь обрушивался на корабль ледяным потоком. Пушки громыхали в своих лафетах-тележках; лязг насосных цепей смешивался со скрипом шпангоутов и балок.
Через несколько секунд Пруденс вымокла до нитки – от дождя и перекатывающихся через борт волн. Ветер вырвал гребни из волос, и длинные пряди хлестали ее по лицу.
Она внимательно всматривалась в снасти. Господи, вот он! Пруденс содрогнулась. Тоби Вэдж, добравшийся примерно до середины мачты, висел там с побелевшим от смертельного страха лицом и завывал, как бешеная собака. От этих пронзительных, заупокойных звуков кровь стыла в жилах. С каждым рывком корабля мачта угрожающе раскачивалась, точно молодое деревце на ветру. «Откуда же только у бедняги берутся силы?!» – подумала Пруденс.
А капитан Хэкетт, укрывшийся от непогоды в дверях кают-компании, спокойно наблюдал за этой сценой. Он прижался к косяку, скрестив руки на груди; на его лице играла злорадная улыбка. На палубе, насквозь продуваемой ветром, собрались несколько матросов и офицеров. Они были слишком запуганы, чтобы вступить в спор со своим капитаном, и смущенно отводили в сторону взгляды. Даже морской пехотинец, стоявший на страже возле мачты, был явно пристыжен. И только капитанский прихвостень Сликенхэм улыбался с довольным видом.
Пруденс нетерпеливо оглядывалась по сторонам. Неужели ни у кого не хватит духа вступиться за Вэджа? В открытой двери бака мелькнула фигура Росса. Испустив вздох облегчения, она бросилась туда и крепко вцепилась в руку доктора.
– Бога ради, сделайте же что-нибудь!
Росс то сжимал, то разжимал кулаки. Его застывшее лицо стало похоже на маску. В глазах сверкал огонь бессильной злобы.
– Не могу, – холодно ответил он и сжал челюсти. – Я уже пытался образумить капитана, но он твердо решил довести дело до конца. Думаю, Хэкетт не успокоится, пока Вэдж не погибнет. И в мире будет одним уродом меньше, так он выразился.