Страница:
Эмили самостоятельно взобралась на лошадь. Однако Ричард поддержал ее, когда она начала подниматься на ноги. Потом он отпустил поводья, и умное животное медленно, крохотными шажками пошло по кругу, бережно неся на спине драгоценную ношу. Участники смелого трюка так увлеклись тренировкой, что даже не заметили, как в парадной аллее показался экипаж. Эмили шикарно завершила номер смелым сальто и приземлилась рядом с Ричардом, умудрившись устоять на ногах.
И тут Эмили и Ричард с удивлением услышали звонкий женский смех и аплодисменты. Оба застыли в искреннем недоумении. Гости наведывались в поместье нечасто. Иногда заезжал кто-нибудь из соседей. Время от времени появлялся мистер Моррис, якобы для того, чтобы проведать девочку по просьбе отца – во всяком случае, так он говорил. Вот, собственно, и все посетители.
Эмили сделала шаг вперед. Экипаж казался новым, элегантным, а на двери красовался фамильный герб Уэссингтонов. Сердце взволнованно забилось: неужели отец решил приехать без предупреждения?
Редкие визиты Филиппа действовали на Эмили как обоюдоострый меч, принося одновременно и счастье, и отчаяние. Счастье доставляла встреча с горячо любимым отцом; отчаяние возникало от несбывшихся надежд получить хотя бы малую толику внимания и доброты. Увы, ни того ни другого она никогда не видела.
Эмили тщетно пыталась понять, почему отец не пылает к ней любовью. Если бы хоть кто-нибудь сумел объяснить причину холодности, то ее непременно удалось бы устранить. Все вокруг утверждали, что Филипп прекрасно относится к дочке, но сама Эмили ясно видела, что это не так, что взрослые зачем-то обманывают. На самом деле отец ее ненавидит. Но почему?
Может быть, она разочаровала его уже в самом начале своей коротенькой жизни, родившись девочкой?
Дверь экипажа распахнулась. С подножки, не дожидаясь помощи лакея, спустилась женщина. Пышные каштановые волосы с рыжеватым отливом, заплетенные в толстые косы и красиво уложенные на затылке, скромное серое платье с белым воротником и белыми манжетами. Эмили внезапно охватил ужас. Неужели отец все-таки нанял новую гувернантку?
– Какой восхитительный трюк! – с горячим энтузиазмом воскликнула незнакомка. – В жизни не видела ничего подобного.
– Чем могу помочь? – вежливо поинтересовалась Эмили.
– Я приехала, чтобы встретиться с мисс Эмили Уэссингтон и домоправительницей миссис Смайт.
– Я – Эмили Уэссингтон, – представилась девочка и на всякий случай гордо подняла голову – а вдруг леди вздумает прокомментировать ее смелый наряд. Однако незнакомка, казалось, даже не заметила, во что одета юная хозяйка дома.
– Теперь я и сама вижу, кто ты. Сходство с отцом не позволяет сомневаться.
– А вы – моя новая гувернантка?
– Какой ужас! Разумеется, нет.
– Так кто же вы?
– Джейн Уэссингтон.
Эмили недоуменно нахмурилась:
– Но я не знаю родственницы с таким именем.
– Ах, Боже мой, неужели граф ничего не сообщил? – Джейн по наивности ожидала некоего подобия гостеприимства. Пусть и не раскрытых объятий, но, во всяком случае, определенного признания и от самой Эмили, и от слуг. Что же теперь делать?
В надежде хоть в ком-нибудь найти союзника, Джейн обратила внимание на седовласого инвалида, который стоял возле лошади. Издали этот человек казался пожилым. Сейчас же, при ближайшем рассмотрении, он оказался не старше ее супруга. Лишние годы наслаивались за счет седины и печальных морщин.
– А кем можете быть вы, сэр? – Эмили твердо знала, что ни в коем случае не должна говорить отцу или кому-то из его знакомых, что Ричард до сих пор остается в поместье. Его присутствие в Роузвуде относилось к тем секретам, которые старательно оберегали все обитатели дома. Никто и никогда не рассказывал Эмили, почему отец так ненавидит этого человека. Ясно было одно – упоминать о нем ни в коем случае нельзя. Если отец услышит, то непременно прогонит Ричарда. А Эмили не допускала даже мысли, что может потерять друга или каким-то образом причинить ему боль.
Она сделала шаг в сторону, тщетно пытаясь заслонить крупного мужчину своей хрупкой фигуркой.
– Это никто. Вернее, конечно, кто-то, но просто никто из тех, кто может вас заинтересовать. Он всего лишь… да… смотрел мою лошадь. Думает ее купить… Но как раз собирался уходить. – Эмили умоляюще взглянула на друга, надеясь, что тому не придет в голову возражать.
Джейн не могла понять, в чем дело. Эмили почему-то лгала, причем лгала открыто, отчаянно и дерзко. Она определенно не хотела, чтобы только что приехавшая молодая леди узнала, кто этот инвалид. Ну что же, пусть будет так.
– Возможно, у нас еще будет время познакомиться.
– Возможно, и будет, – сдержанно ответил инвалид, внимательно осматривая Джейн с ног до головы умными, острыми серыми глазами. – Так вы – новая учительница Эмили?
– Нет, я… О, это так трудно объяснить, а я очень устала с дороги. Если бы нашлось что-нибудь перекусить, то я смогла бы рассказать все более внятно.
– Объясните сейчас же, немедленно.
Он настаивал, но не грубо и не заносчиво. Ему удалось превратить слова в почти вежливую просьбу. И все же Джейн показалось, хотя она и не была в этом уверена, что он ни за что не впустит незваную гостью в дом до тех пор, пока она не расскажет о себе и не объяснит, зачем пожаловала.
– Ну что же, пусть будет по-вашему. Вообще-то я – леди Джейн Уэссингтон. Супруга графа Уэссингтона.
В воздухе повисла такая тишина, словно и ветер в деревьях, и птицы, и весенние кузнечики внезапно замолчали, пораженные неслыханным известием. Судя по лицам обоих слушателей, сообщение оказалось серьезной ошибкой.
По лицу Эмили пронеслась целая вереница разнообразных чувств – недоумение, сомнение, гнев, недоверие, удивление.
– Не верю.
– Это правда, Эмили. И мне очень жаль, что ты узнаешь об этом именно таким образом.
– Но папа никогда ничего не говорил.
– Он собирался послать сообщение о свадьбе.
В разговор вступил таинственный инвалид:
– Пожалуйста, не обращайте внимания на нашу неловкость. Мы всего лишь очень удивлены. Право, не получили ни строчки.
– Понимаю. Не волнуйтесь, я не обиделась. Все произошло так быстро, что я и сама иногда не верю.
– Но если вы вышли замуж за папу, то, значит, должны стать моей… моей… – У Эмили словно застревало в горле это отвратительное слово.
– Боюсь, что так. Я – твоя мачеха. Поверь, мне эта роль кажется настолько же странной, как и тебе.
Эмили провела рукой по воздуху, показывая на прическу и платье Джейн.
– Но вы такая… простая.
– Эмили! – резко оборвал девочку инвалид. – Что за манеры! Сейчас же попроси прощения!
– Нет-нет, все в порядке. – Не желая усугублять огорчение Эмили, Джейн постаралась не обижаться. – Так оно и есть. Я действительно выгляжу не самым лучшим образом. А это платье выбрала лишь потому, что оно удобно в дороге. Но я с удовольствием привела бы себя в порядок и немного отдохнула. А потом мы обязательно побеседуем, и я непременно отвечу на все вопросы.
– Конечно, леди Уэссингтон, – моментально согласился инвалид. – Пойдемте в дом. Миссис Смайт чрезвычайно удивится. – Он взглянул на Эмили, которая неожиданно побледнела и, казалось, едва дышала. – Почему бы тебе не побежать вперед, милая? Предупреди миссис Смайт о приезде гостьи. – С этими словами не пожелавший назвать себя незнакомец вновь обратился к Джейн, любезно предлагая руку.
– О, прошу прощения, я хотел сказать, о приезде нового члена семейства.
Эмили продолжала стоять, молча глядя на Джейн. Голубые глаза не выражали ни капли симпатии. Зато в них светились ненависть и ревность.
– Беги, Эмили, – тихо напомнила Джейн. – А я приду через пару минут, и тогда мы поговорим обо всем на свете.
– Я не желаю с вами разговаривать! Никогда! – Эмили резко развернулась и помчалась к дому. Через мгновение она уже исчезла из виду.
– Ну что же, надеюсь, я держалась достойно, как вам кажется? – вздохнула Джейн.
– Простите малышку, прошу вас. Не знаю, успел ли кто-нибудь вам рассказать, но отношения девочки с отцом не из легких. Думаю, она просто растерялась, не в силах определить свое место в новом жизненном укладе.
– Забавно, но я и сама пытаюсь решить тот же вопрос. Так что у нас с Эмили много общего.
Первые несколько дней Джейн провела, исследуя огромный дом; запоминая имена и лица тех немногочисленных слуг, которые все еще остались в поместье; вникая в тонкости распорядка обширного, хотя и заметно обедневшего хозяйства. Единственной недоступной пониманию тайной оставалась Эмили. Девочка упорно держалась на расстоянии, ни разу не села вместе с новой мачехой за стол и даже не хотела ни минуты побыть с ней наедине. Джейн решила не настаивать на сближении, прекрасно понимая, что всему свое время.
К началу второй недели жизнь в поместье уже выглядела привычной и обыденной. Приехали Мег и Грейвз. После того как граф отказался отпустить дворецкого в Роузвуд, тот предпринял решительный шаг и оставил службу. Вместе с миссис Смайт пара с энтузиазмом принялась за возрождение поместья. Сразу ощутив помощь толковых и преданных людей, Джейн наконец-то выбрала время для изучения финансового состояния огромного и сложного хозяйства. К ее искреннему удивлению, все бухгалтерские книги оказались в полном порядке: записи велись регулярно, отчетность предстала точной и подробной – вплоть до мельчайших деталей, подсчеты радовали дотошностью.
Проведя почти целый день в неустанных проверках, Джейн пришла к неоспоримому и не слишком утешительному выводу: поместье представляло собой огромное, почти фантастических размеров ненасытное чудовище, готовое сожрать все, что попадалось на пути. Затраты казались безмерными, а доход – мизерным. Так стоило ли удивляться тому, что граф задыхался в тисках денежных проблем?
Джейн прекрасно знала огромную сумму собственного приданого. И все же, если пустить дело на самотек, через несколько лет деньги просочатся сквозь пальцы и нужда снова заглянет в окна. Необходимо действовать, причем действовать быстро, энергично и толково. Вот только Джейн, к сожалению, не знала, что именно следует предпринять, и сомневалась, что граф способен подсказать выход. Но ведь кто-то должен знать, с чего начать возрождение хозяйства?
В эту самую минуту миссис Смайт проходила по коридору мимо библиотеки и заглянула, чтобы узнать, не нуждается ли в чем-нибудь госпожа.
Джейн подняла голову от стола:
– Я как раз просматриваю учетные книги и вижу, что они ведутся со всей тщательностью. Скажите, пожалуйста, кто ими занимался все эти годы?
– Мастер Ричард, миледи, – ни на секунду не задумавшись, ответила экономка.
О, сам таинственный Ричард Фарроу!
– А где же он сейчас?
– Думаю, в конюшне вместе с Эмили.
– Будьте добры, передайте, что мне необходимо срочно с ним повидаться.
Миссис Смайт прикусила губу, раздумывая, что сказать, и в то же время понимая, что не может не выполнить вежливый, но вполне определенный приказ.
– Немедленно передам, миледи, – наконец ответила она.
– Не беспокойтесь, мэм. Я всего лишь хочу поговорить с ним о деле.
Через некоторое время появился Ричард и остановился у двери, наблюдая за поглощенной бесконечной вереницей цифр леди Уэссингтон. Наконец Джейн подняла голову, и он почтительно выпрямился:
– Простите, миледи. Не думал, что состояние дел в имении сможет вас заинтересовать.
– Цифры показывают, что кому-то давно пора этим заинтересоваться.
Ричард пожал плечами.
– Стараемся делать все, что можем.
– Я вовсе не в осуждение. Присаживайтесь, прошу. – С этими словами Джейн показала на кресло по другую сторону стола, прекрасно понимая, что мастер Фарроу куда больше привык сидеть за столом, чем перед ним.
– Книги ведутся очень аккуратно. Больше того, заметно, что вы прилагаете немалые усилия, пытаясь удержать корабль на плаву. Ведь все это ваша работа, не так ли?
Ричард предпочел вежливо промолчать.
– Так скажите же, сэр, в чем заключается великая тайна? Вы работаете здесь, но вас нет. Живете здесь, но вас нет. Управляете финансовыми делами, но вас нет.
В ответ на откровенное недоумение Ричард наконец улыбнулся.
– Хорошо, я открою вам правду, миледи, только попрошу об одном: если вы решите рассказать обо всем мужу, то ни за что не упоминайте о знакомстве со мной Эмили.
– О знакомстве с вами?
– Да. То есть о том, что она знает о моем присутствии здесь.
– А почему вам нельзя здесь находиться?
– Потому что Филипп чрезвычайно огорчится. – Ричард неловко поерзал на стуле. – Мы с графом выросли вместе. Однако наши пути разошлись уже много лет назад.
– Так вы больше не дружите?
– Говоря откровенно, леди Джейн, ваш супруг отчаянно ненавидит меня. И если он узнает, что я до сих пор здесь, то тут же прогонит.
– И все же вы остаетесь здесь, помогаете в делах поместья, ухаживаете за животными, возитесь с Эмили?
Ричард пожал плечами.
– Мое семейство служило в Роузвуде в течение многих веков. Здесь мой дом, единственное место, где я жил и живу. Я люблю поместье, а Филипп давно его ненавидит. Если бы все это время я не занимался делами, то кто бы ими занимался?
– А о чем же думает муж? Кто, по его мнению, занимается хозяйством?
– Честно говоря, не думаю, что его очень заботит состояние дел. Он задерживается здесь всего раз в год на несколько дней – как правило, летом, по пути в другие поместья. Когда случается что-нибудь важное, я сообщаю мистеру Тамбертону, а он передает известие графу. Тот ни разу не поинтересовался источником информации. Думаю, полагает, что у Тамбертона здесь свой человек.
Джейн устало потерла глаза.
– Просто немыслимо.
– Простите, миледи. Вовсе не хотел вас огорчить.
– Не извиняйтесь. Я недоумеваю, как муж может вести себя настолько беспечно, когда дело касается такого огромного поместья, как Роузвуд. Неужели он ожидает, что все способно продолжаться само собой?
– Образ мыслей графа мне неведом, однако не приходится сомневаться в том, что необходимо немедленно предпринять самые решительные действия.
– Согласна. И надеюсь, что вы готовы приступить к работе. Мне необходим толковый наставник, чтобы докопаться до сути проблем.
– Так вы не скажете графу, что я здесь?
– Мастер Фарроу, – выразительно приподняла бровь Джейн, – я придерживаюсь того мнения, что если супруг чего-то не знает, то совсем не обязательно его в этом просвещать.
Ричард признательно улыбнулся:
– Леди Джейн, с огромным удовольствием объясню вам все, что знаю сам. Позвольте начать с главного: мы с вами живем на самых плодородных землях Англии.
Глава 15
И тут Эмили и Ричард с удивлением услышали звонкий женский смех и аплодисменты. Оба застыли в искреннем недоумении. Гости наведывались в поместье нечасто. Иногда заезжал кто-нибудь из соседей. Время от времени появлялся мистер Моррис, якобы для того, чтобы проведать девочку по просьбе отца – во всяком случае, так он говорил. Вот, собственно, и все посетители.
Эмили сделала шаг вперед. Экипаж казался новым, элегантным, а на двери красовался фамильный герб Уэссингтонов. Сердце взволнованно забилось: неужели отец решил приехать без предупреждения?
Редкие визиты Филиппа действовали на Эмили как обоюдоострый меч, принося одновременно и счастье, и отчаяние. Счастье доставляла встреча с горячо любимым отцом; отчаяние возникало от несбывшихся надежд получить хотя бы малую толику внимания и доброты. Увы, ни того ни другого она никогда не видела.
Эмили тщетно пыталась понять, почему отец не пылает к ней любовью. Если бы хоть кто-нибудь сумел объяснить причину холодности, то ее непременно удалось бы устранить. Все вокруг утверждали, что Филипп прекрасно относится к дочке, но сама Эмили ясно видела, что это не так, что взрослые зачем-то обманывают. На самом деле отец ее ненавидит. Но почему?
Может быть, она разочаровала его уже в самом начале своей коротенькой жизни, родившись девочкой?
Дверь экипажа распахнулась. С подножки, не дожидаясь помощи лакея, спустилась женщина. Пышные каштановые волосы с рыжеватым отливом, заплетенные в толстые косы и красиво уложенные на затылке, скромное серое платье с белым воротником и белыми манжетами. Эмили внезапно охватил ужас. Неужели отец все-таки нанял новую гувернантку?
– Какой восхитительный трюк! – с горячим энтузиазмом воскликнула незнакомка. – В жизни не видела ничего подобного.
– Чем могу помочь? – вежливо поинтересовалась Эмили.
– Я приехала, чтобы встретиться с мисс Эмили Уэссингтон и домоправительницей миссис Смайт.
– Я – Эмили Уэссингтон, – представилась девочка и на всякий случай гордо подняла голову – а вдруг леди вздумает прокомментировать ее смелый наряд. Однако незнакомка, казалось, даже не заметила, во что одета юная хозяйка дома.
– Теперь я и сама вижу, кто ты. Сходство с отцом не позволяет сомневаться.
– А вы – моя новая гувернантка?
– Какой ужас! Разумеется, нет.
– Так кто же вы?
– Джейн Уэссингтон.
Эмили недоуменно нахмурилась:
– Но я не знаю родственницы с таким именем.
– Ах, Боже мой, неужели граф ничего не сообщил? – Джейн по наивности ожидала некоего подобия гостеприимства. Пусть и не раскрытых объятий, но, во всяком случае, определенного признания и от самой Эмили, и от слуг. Что же теперь делать?
В надежде хоть в ком-нибудь найти союзника, Джейн обратила внимание на седовласого инвалида, который стоял возле лошади. Издали этот человек казался пожилым. Сейчас же, при ближайшем рассмотрении, он оказался не старше ее супруга. Лишние годы наслаивались за счет седины и печальных морщин.
– А кем можете быть вы, сэр? – Эмили твердо знала, что ни в коем случае не должна говорить отцу или кому-то из его знакомых, что Ричард до сих пор остается в поместье. Его присутствие в Роузвуде относилось к тем секретам, которые старательно оберегали все обитатели дома. Никто и никогда не рассказывал Эмили, почему отец так ненавидит этого человека. Ясно было одно – упоминать о нем ни в коем случае нельзя. Если отец услышит, то непременно прогонит Ричарда. А Эмили не допускала даже мысли, что может потерять друга или каким-то образом причинить ему боль.
Она сделала шаг в сторону, тщетно пытаясь заслонить крупного мужчину своей хрупкой фигуркой.
– Это никто. Вернее, конечно, кто-то, но просто никто из тех, кто может вас заинтересовать. Он всего лишь… да… смотрел мою лошадь. Думает ее купить… Но как раз собирался уходить. – Эмили умоляюще взглянула на друга, надеясь, что тому не придет в голову возражать.
Джейн не могла понять, в чем дело. Эмили почему-то лгала, причем лгала открыто, отчаянно и дерзко. Она определенно не хотела, чтобы только что приехавшая молодая леди узнала, кто этот инвалид. Ну что же, пусть будет так.
– Возможно, у нас еще будет время познакомиться.
– Возможно, и будет, – сдержанно ответил инвалид, внимательно осматривая Джейн с ног до головы умными, острыми серыми глазами. – Так вы – новая учительница Эмили?
– Нет, я… О, это так трудно объяснить, а я очень устала с дороги. Если бы нашлось что-нибудь перекусить, то я смогла бы рассказать все более внятно.
– Объясните сейчас же, немедленно.
Он настаивал, но не грубо и не заносчиво. Ему удалось превратить слова в почти вежливую просьбу. И все же Джейн показалось, хотя она и не была в этом уверена, что он ни за что не впустит незваную гостью в дом до тех пор, пока она не расскажет о себе и не объяснит, зачем пожаловала.
– Ну что же, пусть будет по-вашему. Вообще-то я – леди Джейн Уэссингтон. Супруга графа Уэссингтона.
В воздухе повисла такая тишина, словно и ветер в деревьях, и птицы, и весенние кузнечики внезапно замолчали, пораженные неслыханным известием. Судя по лицам обоих слушателей, сообщение оказалось серьезной ошибкой.
По лицу Эмили пронеслась целая вереница разнообразных чувств – недоумение, сомнение, гнев, недоверие, удивление.
– Не верю.
– Это правда, Эмили. И мне очень жаль, что ты узнаешь об этом именно таким образом.
– Но папа никогда ничего не говорил.
– Он собирался послать сообщение о свадьбе.
В разговор вступил таинственный инвалид:
– Пожалуйста, не обращайте внимания на нашу неловкость. Мы всего лишь очень удивлены. Право, не получили ни строчки.
– Понимаю. Не волнуйтесь, я не обиделась. Все произошло так быстро, что я и сама иногда не верю.
– Но если вы вышли замуж за папу, то, значит, должны стать моей… моей… – У Эмили словно застревало в горле это отвратительное слово.
– Боюсь, что так. Я – твоя мачеха. Поверь, мне эта роль кажется настолько же странной, как и тебе.
Эмили провела рукой по воздуху, показывая на прическу и платье Джейн.
– Но вы такая… простая.
– Эмили! – резко оборвал девочку инвалид. – Что за манеры! Сейчас же попроси прощения!
– Нет-нет, все в порядке. – Не желая усугублять огорчение Эмили, Джейн постаралась не обижаться. – Так оно и есть. Я действительно выгляжу не самым лучшим образом. А это платье выбрала лишь потому, что оно удобно в дороге. Но я с удовольствием привела бы себя в порядок и немного отдохнула. А потом мы обязательно побеседуем, и я непременно отвечу на все вопросы.
– Конечно, леди Уэссингтон, – моментально согласился инвалид. – Пойдемте в дом. Миссис Смайт чрезвычайно удивится. – Он взглянул на Эмили, которая неожиданно побледнела и, казалось, едва дышала. – Почему бы тебе не побежать вперед, милая? Предупреди миссис Смайт о приезде гостьи. – С этими словами не пожелавший назвать себя незнакомец вновь обратился к Джейн, любезно предлагая руку.
– О, прошу прощения, я хотел сказать, о приезде нового члена семейства.
Эмили продолжала стоять, молча глядя на Джейн. Голубые глаза не выражали ни капли симпатии. Зато в них светились ненависть и ревность.
– Беги, Эмили, – тихо напомнила Джейн. – А я приду через пару минут, и тогда мы поговорим обо всем на свете.
– Я не желаю с вами разговаривать! Никогда! – Эмили резко развернулась и помчалась к дому. Через мгновение она уже исчезла из виду.
– Ну что же, надеюсь, я держалась достойно, как вам кажется? – вздохнула Джейн.
– Простите малышку, прошу вас. Не знаю, успел ли кто-нибудь вам рассказать, но отношения девочки с отцом не из легких. Думаю, она просто растерялась, не в силах определить свое место в новом жизненном укладе.
– Забавно, но я и сама пытаюсь решить тот же вопрос. Так что у нас с Эмили много общего.
Первые несколько дней Джейн провела, исследуя огромный дом; запоминая имена и лица тех немногочисленных слуг, которые все еще остались в поместье; вникая в тонкости распорядка обширного, хотя и заметно обедневшего хозяйства. Единственной недоступной пониманию тайной оставалась Эмили. Девочка упорно держалась на расстоянии, ни разу не села вместе с новой мачехой за стол и даже не хотела ни минуты побыть с ней наедине. Джейн решила не настаивать на сближении, прекрасно понимая, что всему свое время.
К началу второй недели жизнь в поместье уже выглядела привычной и обыденной. Приехали Мег и Грейвз. После того как граф отказался отпустить дворецкого в Роузвуд, тот предпринял решительный шаг и оставил службу. Вместе с миссис Смайт пара с энтузиазмом принялась за возрождение поместья. Сразу ощутив помощь толковых и преданных людей, Джейн наконец-то выбрала время для изучения финансового состояния огромного и сложного хозяйства. К ее искреннему удивлению, все бухгалтерские книги оказались в полном порядке: записи велись регулярно, отчетность предстала точной и подробной – вплоть до мельчайших деталей, подсчеты радовали дотошностью.
Проведя почти целый день в неустанных проверках, Джейн пришла к неоспоримому и не слишком утешительному выводу: поместье представляло собой огромное, почти фантастических размеров ненасытное чудовище, готовое сожрать все, что попадалось на пути. Затраты казались безмерными, а доход – мизерным. Так стоило ли удивляться тому, что граф задыхался в тисках денежных проблем?
Джейн прекрасно знала огромную сумму собственного приданого. И все же, если пустить дело на самотек, через несколько лет деньги просочатся сквозь пальцы и нужда снова заглянет в окна. Необходимо действовать, причем действовать быстро, энергично и толково. Вот только Джейн, к сожалению, не знала, что именно следует предпринять, и сомневалась, что граф способен подсказать выход. Но ведь кто-то должен знать, с чего начать возрождение хозяйства?
В эту самую минуту миссис Смайт проходила по коридору мимо библиотеки и заглянула, чтобы узнать, не нуждается ли в чем-нибудь госпожа.
Джейн подняла голову от стола:
– Я как раз просматриваю учетные книги и вижу, что они ведутся со всей тщательностью. Скажите, пожалуйста, кто ими занимался все эти годы?
– Мастер Ричард, миледи, – ни на секунду не задумавшись, ответила экономка.
О, сам таинственный Ричард Фарроу!
– А где же он сейчас?
– Думаю, в конюшне вместе с Эмили.
– Будьте добры, передайте, что мне необходимо срочно с ним повидаться.
Миссис Смайт прикусила губу, раздумывая, что сказать, и в то же время понимая, что не может не выполнить вежливый, но вполне определенный приказ.
– Немедленно передам, миледи, – наконец ответила она.
– Не беспокойтесь, мэм. Я всего лишь хочу поговорить с ним о деле.
Через некоторое время появился Ричард и остановился у двери, наблюдая за поглощенной бесконечной вереницей цифр леди Уэссингтон. Наконец Джейн подняла голову, и он почтительно выпрямился:
– Простите, миледи. Не думал, что состояние дел в имении сможет вас заинтересовать.
– Цифры показывают, что кому-то давно пора этим заинтересоваться.
Ричард пожал плечами.
– Стараемся делать все, что можем.
– Я вовсе не в осуждение. Присаживайтесь, прошу. – С этими словами Джейн показала на кресло по другую сторону стола, прекрасно понимая, что мастер Фарроу куда больше привык сидеть за столом, чем перед ним.
– Книги ведутся очень аккуратно. Больше того, заметно, что вы прилагаете немалые усилия, пытаясь удержать корабль на плаву. Ведь все это ваша работа, не так ли?
Ричард предпочел вежливо промолчать.
– Так скажите же, сэр, в чем заключается великая тайна? Вы работаете здесь, но вас нет. Живете здесь, но вас нет. Управляете финансовыми делами, но вас нет.
В ответ на откровенное недоумение Ричард наконец улыбнулся.
– Хорошо, я открою вам правду, миледи, только попрошу об одном: если вы решите рассказать обо всем мужу, то ни за что не упоминайте о знакомстве со мной Эмили.
– О знакомстве с вами?
– Да. То есть о том, что она знает о моем присутствии здесь.
– А почему вам нельзя здесь находиться?
– Потому что Филипп чрезвычайно огорчится. – Ричард неловко поерзал на стуле. – Мы с графом выросли вместе. Однако наши пути разошлись уже много лет назад.
– Так вы больше не дружите?
– Говоря откровенно, леди Джейн, ваш супруг отчаянно ненавидит меня. И если он узнает, что я до сих пор здесь, то тут же прогонит.
– И все же вы остаетесь здесь, помогаете в делах поместья, ухаживаете за животными, возитесь с Эмили?
Ричард пожал плечами.
– Мое семейство служило в Роузвуде в течение многих веков. Здесь мой дом, единственное место, где я жил и живу. Я люблю поместье, а Филипп давно его ненавидит. Если бы все это время я не занимался делами, то кто бы ими занимался?
– А о чем же думает муж? Кто, по его мнению, занимается хозяйством?
– Честно говоря, не думаю, что его очень заботит состояние дел. Он задерживается здесь всего раз в год на несколько дней – как правило, летом, по пути в другие поместья. Когда случается что-нибудь важное, я сообщаю мистеру Тамбертону, а он передает известие графу. Тот ни разу не поинтересовался источником информации. Думаю, полагает, что у Тамбертона здесь свой человек.
Джейн устало потерла глаза.
– Просто немыслимо.
– Простите, миледи. Вовсе не хотел вас огорчить.
– Не извиняйтесь. Я недоумеваю, как муж может вести себя настолько беспечно, когда дело касается такого огромного поместья, как Роузвуд. Неужели он ожидает, что все способно продолжаться само собой?
– Образ мыслей графа мне неведом, однако не приходится сомневаться в том, что необходимо немедленно предпринять самые решительные действия.
– Согласна. И надеюсь, что вы готовы приступить к работе. Мне необходим толковый наставник, чтобы докопаться до сути проблем.
– Так вы не скажете графу, что я здесь?
– Мастер Фарроу, – выразительно приподняла бровь Джейн, – я придерживаюсь того мнения, что если супруг чего-то не знает, то совсем не обязательно его в этом просвещать.
Ричард признательно улыбнулся:
– Леди Джейн, с огромным удовольствием объясню вам все, что знаю сам. Позвольте начать с главного: мы с вами живем на самых плодородных землях Англии.
Глава 15
Филипп с трудом натянул сюртук. Новый портной уже успел создать несколько прекрасных костюмов, но этот оказался тесноват в плечах. Граф оглянулся, надеясь увидеть готового помочь слугу. Увы, тот, как всегда, не спешил. Парень был поистине невыносим. В нужный момент неизбежно отсутствовал, но зато всегда путался под ногами, когда его не звали.
В очередной раз помянув недобрым словом Джона Грейвза, граф в досаде дернул галстук, и узел развязался. Пришлось мучиться снова. Процесс вызвал новый поток не слишком лестных выражений. Предатель Грейвз проработал всего лишь три года. Неужели можно за такой короткий срок всей душой привязаться к какому-то слуге? Неблагодарный негодяй. Едва дела пошли в гору, он тут же сбежал. Филипп пытался разыскать беглеца, даже унизился до того, что обратился за помощью к сыщикам, но ничего не помогло. Парень словно сквозь землю провалился. За все проведенное вместе время Филипп ни разу не удосужился поинтересоваться прошлым толкового дворецкого, его происхождением и семьей. Так и получилось, что Джон Грейвз материализовался из неизвестности и в неизвестности растворился. Единственное, в чем не приходилось сомневаться: неверный исчез, и, судя по всему, исчез навсегда.
– Надеюсь, что ты голодаешь где-нибудь на задворках, подлый отступник! – пробормотал Филипп, спускаясь по лестнице в самом дурном расположении духа. В холле остановился в праведном гневе: вокруг не было ни души. Куда же, черт возьми, все подевались?
Да, без Джейн некому было заняться всей этой морокой, некому было следить за хозяйством, нанимать порядочных слуг и руководить ими. Ведь это прямая обязанность супруги! Зачем человеку жениться, если жена уклоняется от исполнения долга? Она не пожелала остаться даже до тех пор, пока от модистки привезут картонки с новыми туалетами. А ведь сама их заказала и уже успела примерить. Никому не нужные тряпки заполнили несколько больших шкафов и постоянно напоминали о темной странице жизни графа.
Проклиная самого себя на чем свет стоит за то, что отпустил Джейн, и ругая ее еще красноречивее, чем предателя Грейвза, Филипп вошел в небольшую гардеробную и разыскал плащ, шляпу и трость. Едва граф направился к двери, как появился слуга.
– Могу ли я чем-нибудь помочь, милорд? – поинтересовался он скучающим голосом.
– Отправляйся вздремнуть пару часиков, – раздраженно махнул рукой граф и вышел из дома.
Экипажа перед подъездом не оказалось, хотя распоряжение было отдано заранее. Впрочем, через несколько минут раздались радующие слух звуки: стук копыт и скрип колес. На козлах сидел какой-то неизвестный тип – должно быть, новый возница.
Лорд Уэссингтон пытался вернуть поместье в состояние былого великолепия, а потому количество слуг резко увеличилось, что само по себе на каждом шагу создавало проблемы. Дом наполнился людьми, которых он совсем не знал. Ему не было дела до них, а им – до него.
Если бы Джейн осталась дома, все выглядело бы совершенно иначе. Трудно было сказать, откуда явилась такая уверенность, но сомнений почему-то не возникало. В тысячный раз граф помянул жену недобрым словом. Как могло случиться, что едва знакомая женщина, с самой первой встречи доставлявшая одни лишь неприятности, постоянно, и днем и ночью, заставляла вспоминать о ней? Светский сезон подходил к концу, и уже недели через две бомонд должен был покинуть Лондон и разъехаться по поместьям и загородным домам. Сама собой возникла мысль отложить намеченные визиты и направиться прямиком в Роузвуд. Следовало проявить власть и заставить жену вернуться в город, хотя граф весьма туманно представлял, что именно будет с ней делать, согласись она приехать.
Прошлой ночью почему-то не спалось, и Уэссингтон сидел в холодной, одинокой и безрадостной спальне, размышляя о собственной неудавшейся жизни. Да, каким-то образом ему удалось превратиться в истинного подлеца и хама, да такого, что даже собственная жена не хотела его видеть. Раньше это обстоятельство казалось совершенно не важным. Однако сейчас почему-то все изменилось, и отъезд Джейн приобрел куда большее значение, чем хотелось бы Филиппу. Брачные клятвы, произнесенные перед Богом и собравшимися в церкви людьми, оказались важнее, чем представлялось прежде. Уэссингтон подошел к экипажу.
– На бал Милтонов. Знаете, куда ехать?
– Разумеется, сэр, – с готовностью подтвердил возница, вежливо приподняв шляпу.
В этот вечер проходило сразу несколько балов, и каждый из них старался затмить остальные пышностью и блеском. Бомонд стремился не упустить ни секунды веселья и мечтал сполна насладиться оставшимся до закрытия сезона временем. Филипп решил начать вечер с бала у Милтонов просто потому, что там вряд ли можно было наткнуться на Маргарет.
С того самого злополучного утра после свадьбы граф упорно избегал встречи с бывшей любовницей. Стоило лишь подумать о бесцеремонной красотке, как перед глазами сразу вставал образ Джейн: растерянной, униженной и оскорбленной – такой, какой она выглядела в гостиной. Вынести регулярное напоминание о собственной подлости оказалось настолько трудно, что Уэссингтон написал бывшей возлюбленной письмо, в котором предлагал на некоторое время прервать отношения, чтобы не дать разгореться сплетням и пересудам. В действительности же он твердо решил расстаться навсегда.
Единственный недостаток принятого решения заключался в том, что отсутствие постоянно доступной женщины вносило неразбериху в сексуальную жизнь. Граф не привык сдерживать желания и порывы, а потому отныне нередко пребывал в состоянии неудовлетворенности и выглядел хмурым и вечно раздраженным. Бедняга начал всерьез задумываться о союзе с проституткой одного из дорогих борделей.
В данный момент Уэссингтон считал себя свободным. Это означало, что он мог показываться в обществе с разными женщинами – с единственным условием: не появляться с одной и той же подругой больше трех раз подряд. Это правило установил он сам. Сегодня пришла очередь одной известной русской графини.
Войдя в зал, Филипп прислонился к стене и оглядел собравшихся. Дамы нигде не было видно. Продолжая поиски, граф неожиданно вздрогнул: в дальнем конце зала он заметил пышные каштановые волосы. Особа казалась вылитой Джейн. Филипп даже спросил себя, не могла ли своевольная супруга вернуться в Лондон, даже не предупредив мужа, но в этот самый момент возмутительница спокойствия повернулась. Да, определенное сходство, конечно, присутствовало, но это оказалась вовсе не Джейн. Слишком полная, слишком некрасивая и откровенно недовольная и собой, и собственным окружением.
На незнакомке было простое платье, вышедшее из моды и чересчур скромное для подобного яркого вечера. Стоящий справа седой джентльмен красовался в кителе, который мог носить только морской офицер высокого ранга. Слева от дамы Филипп заметил рано начавшего лысеть молодого человека; единственный из троих, он казался прилично одетым. Глядя на даму, отрешенно и потерянно стоящую в окружении сопровождающих джентльменов, Филипп ощутил неприятное предчувствие.
Он подошел к леди Каррингтон, давней приятельнице и в прошлом любовнице. Светская дама отличалась одним очень ценным качеством: она умудрялась знать все обо всех, однако умела хранить информацию для близких друзей. Граф склонился, чтобы никто из посторонних не услышал вопроса:
– Видишь вон то странное трио?
– Разумеется. Разве можно не заметить этих чудаков?
– И кто же это?
– Ты действительно не знаешь или притворяешься?
Филипп молча покачал головой, а всеведущая сплетница весело рассмеялась – впрочем, совсем негромко, чтобы не привлекать внимания окружающих. Взяла бокал шампанского, предложенный проходившим мимо официантом.
– Выпей, – посоветовала она графу. – Тебе потребуется немалое самообладание. Люди смотрят, так что постарайся сдержать реакцию.
– Реакцию на что?
– На то, что я сейчас скажу. – Приятельница выразительно подняла бровь. – Это твои новые родственники.
Уэссингтону действительно понадобилась вся возможная выдержка, чтобы не поперхнуться на глазах собравшегося в зале бомонда.
Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, граф наконец справился с глотком шампанского и даже сделал еще один, побольше.
– Ты, должно быть, шутишь.
– Вовсе нет, милый. Мистер Чарльз Фицсиммонс собственной персоной в компании старшей дочери и зятя. Говорят, они богаче самого Всевышнего. – Дама замолчала, ожидая реакции.
– Да, я что-то об этом слышал, – подтвердил граф нейтральным тоном. – И что же они здесь делают?
– Старик явился в Лондон, чтобы объявить о новом направлении семейного бизнеса. Ну и, конечно, встретиться с нужными людьми – банкирами, адвокатами и так далее.
– И в чем же конкретно заключается это новое направление?
– Говорят, гениальный зять подал блестящую идею относительно создания экспортно-импортной ветви. Разумеется, с использованием собственного флота, доков и оборудования. Дело очень важное. Можно сказать, грандиозное.
Филипп нахмурился.
– Но ведь… идея принадлежит Джейн.
– Что?
– Нет-нет, ничего особенного, это я так. – Уэссингтон не имел ни малейшего желания вступать в рассуждения относительно деловой смекалки жены. Делая вид, что потягивает шампанское, он исподтишка рассматривал внезапно появившихся родственников, сознавая необходимость знакомства. Наверняка те из присутствующих, кто знал о его родстве с семейством Фицсиммонс, с нетерпением ждали интересной сцены. Пересилив острое внутреннее сопротивление, граф Роузвуд через весь зал направился к судовладельцу из Портсмута.
Правила этикета предписывали попросить хозяйку бала или кого-нибудь из гостей, знакомых с Фицсиммонсами, представить его новым родственникам. Но если леди Милтон узнает, что джентльмен до сих пор не знаком с семейством собственной супруги, сплетням не будет конца. Поэтому Филипп предпочел подойти прямо к Чарльзу – так, чтобы окружающие решили, будто они хорошо знакомы. Он остановился напротив и поклонился самым любезным образом.
– Сэр, прошу простить мое бесцеремонное поведение, но мне не терпелось познакомиться с вами. Меня зовут Филипп Уэссингтон.
– Уэссингтон?
Чарльз Фицсиммонс несколько секунд озадаченно смотрел на молодого графа, словно никак не мог вспомнить, где и когда слышал это имя. Боже милостивый! Он отдал родную дочь, а в придачу несколько десятков тысяч фунтов совершенно чужому человеку и даже не потрудился запомнить! В голосе графа прозвучал сарказм:
– Муж Джейн.
– А, Уэссингтон! Да, конечно! – Почтенный глава семейства радушно пожал зятю руку, не переставая, однако, нервно оглядывать зал.
В очередной раз помянув недобрым словом Джона Грейвза, граф в досаде дернул галстук, и узел развязался. Пришлось мучиться снова. Процесс вызвал новый поток не слишком лестных выражений. Предатель Грейвз проработал всего лишь три года. Неужели можно за такой короткий срок всей душой привязаться к какому-то слуге? Неблагодарный негодяй. Едва дела пошли в гору, он тут же сбежал. Филипп пытался разыскать беглеца, даже унизился до того, что обратился за помощью к сыщикам, но ничего не помогло. Парень словно сквозь землю провалился. За все проведенное вместе время Филипп ни разу не удосужился поинтересоваться прошлым толкового дворецкого, его происхождением и семьей. Так и получилось, что Джон Грейвз материализовался из неизвестности и в неизвестности растворился. Единственное, в чем не приходилось сомневаться: неверный исчез, и, судя по всему, исчез навсегда.
– Надеюсь, что ты голодаешь где-нибудь на задворках, подлый отступник! – пробормотал Филипп, спускаясь по лестнице в самом дурном расположении духа. В холле остановился в праведном гневе: вокруг не было ни души. Куда же, черт возьми, все подевались?
Да, без Джейн некому было заняться всей этой морокой, некому было следить за хозяйством, нанимать порядочных слуг и руководить ими. Ведь это прямая обязанность супруги! Зачем человеку жениться, если жена уклоняется от исполнения долга? Она не пожелала остаться даже до тех пор, пока от модистки привезут картонки с новыми туалетами. А ведь сама их заказала и уже успела примерить. Никому не нужные тряпки заполнили несколько больших шкафов и постоянно напоминали о темной странице жизни графа.
Проклиная самого себя на чем свет стоит за то, что отпустил Джейн, и ругая ее еще красноречивее, чем предателя Грейвза, Филипп вошел в небольшую гардеробную и разыскал плащ, шляпу и трость. Едва граф направился к двери, как появился слуга.
– Могу ли я чем-нибудь помочь, милорд? – поинтересовался он скучающим голосом.
– Отправляйся вздремнуть пару часиков, – раздраженно махнул рукой граф и вышел из дома.
Экипажа перед подъездом не оказалось, хотя распоряжение было отдано заранее. Впрочем, через несколько минут раздались радующие слух звуки: стук копыт и скрип колес. На козлах сидел какой-то неизвестный тип – должно быть, новый возница.
Лорд Уэссингтон пытался вернуть поместье в состояние былого великолепия, а потому количество слуг резко увеличилось, что само по себе на каждом шагу создавало проблемы. Дом наполнился людьми, которых он совсем не знал. Ему не было дела до них, а им – до него.
Если бы Джейн осталась дома, все выглядело бы совершенно иначе. Трудно было сказать, откуда явилась такая уверенность, но сомнений почему-то не возникало. В тысячный раз граф помянул жену недобрым словом. Как могло случиться, что едва знакомая женщина, с самой первой встречи доставлявшая одни лишь неприятности, постоянно, и днем и ночью, заставляла вспоминать о ней? Светский сезон подходил к концу, и уже недели через две бомонд должен был покинуть Лондон и разъехаться по поместьям и загородным домам. Сама собой возникла мысль отложить намеченные визиты и направиться прямиком в Роузвуд. Следовало проявить власть и заставить жену вернуться в город, хотя граф весьма туманно представлял, что именно будет с ней делать, согласись она приехать.
Прошлой ночью почему-то не спалось, и Уэссингтон сидел в холодной, одинокой и безрадостной спальне, размышляя о собственной неудавшейся жизни. Да, каким-то образом ему удалось превратиться в истинного подлеца и хама, да такого, что даже собственная жена не хотела его видеть. Раньше это обстоятельство казалось совершенно не важным. Однако сейчас почему-то все изменилось, и отъезд Джейн приобрел куда большее значение, чем хотелось бы Филиппу. Брачные клятвы, произнесенные перед Богом и собравшимися в церкви людьми, оказались важнее, чем представлялось прежде. Уэссингтон подошел к экипажу.
– На бал Милтонов. Знаете, куда ехать?
– Разумеется, сэр, – с готовностью подтвердил возница, вежливо приподняв шляпу.
В этот вечер проходило сразу несколько балов, и каждый из них старался затмить остальные пышностью и блеском. Бомонд стремился не упустить ни секунды веселья и мечтал сполна насладиться оставшимся до закрытия сезона временем. Филипп решил начать вечер с бала у Милтонов просто потому, что там вряд ли можно было наткнуться на Маргарет.
С того самого злополучного утра после свадьбы граф упорно избегал встречи с бывшей любовницей. Стоило лишь подумать о бесцеремонной красотке, как перед глазами сразу вставал образ Джейн: растерянной, униженной и оскорбленной – такой, какой она выглядела в гостиной. Вынести регулярное напоминание о собственной подлости оказалось настолько трудно, что Уэссингтон написал бывшей возлюбленной письмо, в котором предлагал на некоторое время прервать отношения, чтобы не дать разгореться сплетням и пересудам. В действительности же он твердо решил расстаться навсегда.
Единственный недостаток принятого решения заключался в том, что отсутствие постоянно доступной женщины вносило неразбериху в сексуальную жизнь. Граф не привык сдерживать желания и порывы, а потому отныне нередко пребывал в состоянии неудовлетворенности и выглядел хмурым и вечно раздраженным. Бедняга начал всерьез задумываться о союзе с проституткой одного из дорогих борделей.
В данный момент Уэссингтон считал себя свободным. Это означало, что он мог показываться в обществе с разными женщинами – с единственным условием: не появляться с одной и той же подругой больше трех раз подряд. Это правило установил он сам. Сегодня пришла очередь одной известной русской графини.
Войдя в зал, Филипп прислонился к стене и оглядел собравшихся. Дамы нигде не было видно. Продолжая поиски, граф неожиданно вздрогнул: в дальнем конце зала он заметил пышные каштановые волосы. Особа казалась вылитой Джейн. Филипп даже спросил себя, не могла ли своевольная супруга вернуться в Лондон, даже не предупредив мужа, но в этот самый момент возмутительница спокойствия повернулась. Да, определенное сходство, конечно, присутствовало, но это оказалась вовсе не Джейн. Слишком полная, слишком некрасивая и откровенно недовольная и собой, и собственным окружением.
На незнакомке было простое платье, вышедшее из моды и чересчур скромное для подобного яркого вечера. Стоящий справа седой джентльмен красовался в кителе, который мог носить только морской офицер высокого ранга. Слева от дамы Филипп заметил рано начавшего лысеть молодого человека; единственный из троих, он казался прилично одетым. Глядя на даму, отрешенно и потерянно стоящую в окружении сопровождающих джентльменов, Филипп ощутил неприятное предчувствие.
Он подошел к леди Каррингтон, давней приятельнице и в прошлом любовнице. Светская дама отличалась одним очень ценным качеством: она умудрялась знать все обо всех, однако умела хранить информацию для близких друзей. Граф склонился, чтобы никто из посторонних не услышал вопроса:
– Видишь вон то странное трио?
– Разумеется. Разве можно не заметить этих чудаков?
– И кто же это?
– Ты действительно не знаешь или притворяешься?
Филипп молча покачал головой, а всеведущая сплетница весело рассмеялась – впрочем, совсем негромко, чтобы не привлекать внимания окружающих. Взяла бокал шампанского, предложенный проходившим мимо официантом.
– Выпей, – посоветовала она графу. – Тебе потребуется немалое самообладание. Люди смотрят, так что постарайся сдержать реакцию.
– Реакцию на что?
– На то, что я сейчас скажу. – Приятельница выразительно подняла бровь. – Это твои новые родственники.
Уэссингтону действительно понадобилась вся возможная выдержка, чтобы не поперхнуться на глазах собравшегося в зале бомонда.
Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, граф наконец справился с глотком шампанского и даже сделал еще один, побольше.
– Ты, должно быть, шутишь.
– Вовсе нет, милый. Мистер Чарльз Фицсиммонс собственной персоной в компании старшей дочери и зятя. Говорят, они богаче самого Всевышнего. – Дама замолчала, ожидая реакции.
– Да, я что-то об этом слышал, – подтвердил граф нейтральным тоном. – И что же они здесь делают?
– Старик явился в Лондон, чтобы объявить о новом направлении семейного бизнеса. Ну и, конечно, встретиться с нужными людьми – банкирами, адвокатами и так далее.
– И в чем же конкретно заключается это новое направление?
– Говорят, гениальный зять подал блестящую идею относительно создания экспортно-импортной ветви. Разумеется, с использованием собственного флота, доков и оборудования. Дело очень важное. Можно сказать, грандиозное.
Филипп нахмурился.
– Но ведь… идея принадлежит Джейн.
– Что?
– Нет-нет, ничего особенного, это я так. – Уэссингтон не имел ни малейшего желания вступать в рассуждения относительно деловой смекалки жены. Делая вид, что потягивает шампанское, он исподтишка рассматривал внезапно появившихся родственников, сознавая необходимость знакомства. Наверняка те из присутствующих, кто знал о его родстве с семейством Фицсиммонс, с нетерпением ждали интересной сцены. Пересилив острое внутреннее сопротивление, граф Роузвуд через весь зал направился к судовладельцу из Портсмута.
Правила этикета предписывали попросить хозяйку бала или кого-нибудь из гостей, знакомых с Фицсиммонсами, представить его новым родственникам. Но если леди Милтон узнает, что джентльмен до сих пор не знаком с семейством собственной супруги, сплетням не будет конца. Поэтому Филипп предпочел подойти прямо к Чарльзу – так, чтобы окружающие решили, будто они хорошо знакомы. Он остановился напротив и поклонился самым любезным образом.
– Сэр, прошу простить мое бесцеремонное поведение, но мне не терпелось познакомиться с вами. Меня зовут Филипп Уэссингтон.
– Уэссингтон?
Чарльз Фицсиммонс несколько секунд озадаченно смотрел на молодого графа, словно никак не мог вспомнить, где и когда слышал это имя. Боже милостивый! Он отдал родную дочь, а в придачу несколько десятков тысяч фунтов совершенно чужому человеку и даже не потрудился запомнить! В голосе графа прозвучал сарказм:
– Муж Джейн.
– А, Уэссингтон! Да, конечно! – Почтенный глава семейства радушно пожал зятю руку, не переставая, однако, нервно оглядывать зал.