Страница:
Филипп произнес тираду с напором, на едином дыханий. Однако он впервые говорил вслух о предстоящей помолвке и был вынужден признать, что собственные слова оставили в душе неприятный осадок.
– Прекрасно, ваше сиятельство.
Уэссингтон ясно понимал: если поверенный перешел на столь официальный тон, это означает, что клиент перегнул палку, и потому необходимо умерить пыл.
– Так что благодарю за намерение решить накопившиеся проблемы с помощью выгодного брака, но я просто не могу согласиться на подобный вариант. Пожалуйста, передайте молодой леди самые искренние извинения. Попытайтесь убедить мистера Фицсиммонса, что я глубоко расстроен отсутствием возможности познакомиться с его дочерью. Вы и сами прекрасно знаете, что следует говорить в подобных случаях.
Граф сложил листки в папку и протянул адвокату. Какое унижение! Тамбертон даже не пошевелился, чтобы взять бумаги.
Достойный адвокат минуту-другую молча смотрел в глаза бесчестному и безответственному аристократу, а потом встал.
– Простите, сэр, но вам следует поискать кого-то другого, кто согласится передать ваши слова мисс Фицсиммонс. Или же придется сделать это самому.
– В таком случае я приказываю, Тамбертон.
– Простите, сэр, но впредь я не хочу исполнять ваши распоряжения. Больше того, позволю себе считать, что долголетнее сотрудничество с семейством Уэссингтон подошло к концу.
– Боже милостивый! Неужели вы хотите сказать, что увольняетесь?
– Все касающиеся рода графов Роузвуд документы завтра же рано утром будут отправлены сюда с посыльным, после чего вы сможете передать их другому поверенному.
Филипп растерялся и испугался.
– Но я не приму никаких документов. Вы работали с моим дедом и отцом и вполне устраиваете меня.
– Беда в том, что вы не устраиваете меня. Доход от адвокатской практики стабилен и более чем достаточен, так что я нисколько не нуждаюсь в тех мизерных суммах, которые изредка поступают от вас.
Тамбертон повернулся, чтобы уйти. Однако планы бесчувственного графа относительно судьбы маленькой Эмили настолько потрясли его душу, что он едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не начать умолять о жалости к девочке.
– Я не позволю вам уйти.
– Ваше желание не имеет ни малейшего значения.
Тамбертон сделал шаг по направлению к двери, но Филипп оказался гораздо проворнее: быстро вскочив, он решительно преградил путь. Хотелось закричать, унизить старика, заставить его подчиниться, надавить весом титула и положения в свете. Однако холодный, полный решимости и презрения взгляд старого адвоката заставил одуматься. Филипп очень тихо попросил:
– Подождите, сэр. Пожалуйста, не уходите в таком гневе.
– Филипп… – Тамбертон на мгновение умолк, а потом заговорил снова: – Послушайте, Уэссингтон. Ваш отец слыл игроком и волокитой. Он обладал множеством недостатков и даже пороков, но при этом оставался добрым, благородным и щедрым человеком. За долгие годы знакомства я ни разу не видел и не слышал, чтобы старый граф намеренно обидел другого человека, а уж тем более беззащитную, не способную постоять за себя душу. – На сей раз старик не смог сдержать слез, а потому просто провел по глазам тыльной стороной ладони. – Я всегда искренне возлагал на вас большие надежды! Что бы вы ни делали, как бы ни поступали, какие бы неприятности ни доставляли мне лично и всем окружающим, я постоянно твердил себе, что в глубине сложной натуры кроются разум и доброта, которые непременно сумеют дать благотворные ростки. Однако, увы, тридцать лет ожидания оказались совершенно бесплодными. Намерение поступить с Эмили таким образом… – Голос сорвался. Адвокат отстранил Филиппа и направился к двери. – Больше я не в состоянии общаться с вами. Вынужден умыть руки и отойти от дел.
Сделав несколько быстрых шагов, почтенный адвокат действительно провел руками по фалдам сюртука, словно стремясь стряхнуть с ладоней налипшую грязь.
Филипп вернулся в библиотеку и снова уселся за стол. Унять нервную дрожь никак не удавалось. Нет, Тамбертон ни за что не оставит его в столь критический момент! Не бросит на произвол судьбы! Да еще из-за такой безделицы, как брачный контракт Эмили. Испокон веку девочек выдавали замуж по сговору. Таков заведенный порядок, и гневная вспышка Тамбертона совершенно неуместна.
Девочка жила далеко, в трех днях пути, в старинном родовом поместье Роузвуд – там она меньше мозолила глаза. И все же мысли о малышке не давали покоя. Мать Эмили, Энн, оказалась настоящей шлюхой. Разумеется, очень красивой и обходительной, с прекрасными манерами. Филипп встретился с ней в семнадцать лет и сразу без памяти влюбился. Энн была старше на три года и к тому же очень хитра и расчетлива. Красавица прекрасно знала, чего хочет, и раскладывала карты аккуратно, в полном соответствии с обстоятельствами. Филипп женился по любви и очень скоро обнаружил, что спутницу жизни он интересовал исключительно как носитель благородного титула и соответствующего положения в обществе.
Оглядываясь назад, граф вполне отдавал себе отчет, что в первую брачную ночь супруга вовсе не была девственницей. Тогда, правда, юношеская неопытность помешала это заметить. А к тому времени, когда всерьез зашла речь о ребенке, молодой муж уже застукал неверную в постели со своим лучшим другом, Ричардом Фарроу. А сколько было других любовников? Филипп отчаянно страдал на протяжении трех долгих лет несчастного брака, до тех пор, пока жена не сжалилась и не отпустила его на свободу, умерев от гриппа. Только смерть положила конец жестоким и бесконечным изменам.
Вот так, в итоге бурных событий необдуманного, скоропалительного и болезненного союза, молодой граф Роузвуд остался с ребенком на руках.
С гневом и отвращением качая головой, Филипп подошел к буфету, надеясь найти на полке что-нибудь покрепче. Увы, все бутылки оказались пусты; пришлось позвонить и вызвать Грейвза. Слуга появился значительно позже, чем хотелось бы, но упрекать его за медлительность вряд ли стоило. Джон был единственным, кто до сих пор находил в себе силы оставаться в доме.
– Где леди Маргарет?
– Она устала от долгого ожидания, сэр, и попросила передать, что встреча состоится вечером, в назначенное время.
Филипп вздохнул с облегчением. Каждый день, едва проснувшись, Маргарет требовала долгих и глубоких сексуальных радостей. Ему же сейчас было совсем не до ее фантазий.
– Отлично. Я как раз решил провести время в клубе. Прикажи подать экипаж.
Грейвз откашлялся и неторопливо обвел взглядом библиотеку, пытаясь подобрать слова.
– Если позволите, сэр… дело в том, что с экипажем возникла небольшая проблема…
– В чем дело?
– В то время как вы беседовали с адвокатом, пришли какие-то люди с официальными бумагами и забрали его в счет оплаты накопившихся долгов.
Филипп уныло покачал головой и безнадежно вздохнул. Что за напасть!
– Спасибо, Грейвз. Если что-нибудь понадобится, я позвоню.
Слуга едва заметно склонил голову, показывая, что все понял, и тихо удалился. Филипп почти упал в кресло и в безысходном отчаянии закрыл лицо руками. Всю жизнь молодой граф следовал примеру отца и вел привилегированную жизнь богатого аристократа. Кутил, играл в карты и развлекался с женщинами, проявляя отчаянную бесшабашность и нисколько не думая о финансовом состоянии семьи.
Никто не счел нужным поведать молодому человеку, что на протяжении всей своей жизни отец практически не занимался делами поместий и не распоряжался деньгами. С годами пристрастие к игре становилось все более неукротимым и захватывало все сильнее, так что после смерти старого графа от фамильного состояния остались лишь жалкие крохи.
Открыв наконец глаза, Филипп увидел оставленные Тамбертоном бумаги. Жена. Огромное приданое. Он попытался рассмотреть возможные последствия сделки со всех сторон. В том обществе, к которому принадлежал Филипп, браки по расчету были вполне обычным явлением. Граф Роузвуд вовсе не станет первым из мужчин, связавшим себя священными узами с той, которую практически не знает. Однако до сих пор еще ни разу не приходилось слышать ни о ком, кто женился бы на особе из совершенно иного мира, на представительнице иного, низшего социального круга.
– Какого черта! – решительно тряхнул головой Филипп. – Что, в конце концов, мешает встретиться с этой дочкой судовладельца? Если дело все-таки дойдет до свадьбы, то смелый шаг сразу решит все бесчисленные проблемы, а обращать на жену внимание никто не заставляет.
Филипп снова позвонил. Через некоторое, достаточно продолжительное, время появился верный слуга.
– Грейвз, необходимо отправить Тамбертону бутылку французского бренди.
– Непременно, сэр.
– А попутно следует передать мои нижайшие извинения и прочую чепуху, которая принята в подобных случаях. Да, и еще непременно надо сказать старому лису, что я все-таки решил принять во внимание его совет и изменил планы насчет Эмили.
Грейвз вопросительно поднял бровь. Если он и слышал сплетни слуг о нечестивом сватовстве, то не позволил себе ни единым намеком проявить осведомленность.
– Скажи также, что встреча с мисс Фицсиммонс доставит мне истинное удовольствие.
Глава 3
– Прекрасно, ваше сиятельство.
Уэссингтон ясно понимал: если поверенный перешел на столь официальный тон, это означает, что клиент перегнул палку, и потому необходимо умерить пыл.
– Так что благодарю за намерение решить накопившиеся проблемы с помощью выгодного брака, но я просто не могу согласиться на подобный вариант. Пожалуйста, передайте молодой леди самые искренние извинения. Попытайтесь убедить мистера Фицсиммонса, что я глубоко расстроен отсутствием возможности познакомиться с его дочерью. Вы и сами прекрасно знаете, что следует говорить в подобных случаях.
Граф сложил листки в папку и протянул адвокату. Какое унижение! Тамбертон даже не пошевелился, чтобы взять бумаги.
Достойный адвокат минуту-другую молча смотрел в глаза бесчестному и безответственному аристократу, а потом встал.
– Простите, сэр, но вам следует поискать кого-то другого, кто согласится передать ваши слова мисс Фицсиммонс. Или же придется сделать это самому.
– В таком случае я приказываю, Тамбертон.
– Простите, сэр, но впредь я не хочу исполнять ваши распоряжения. Больше того, позволю себе считать, что долголетнее сотрудничество с семейством Уэссингтон подошло к концу.
– Боже милостивый! Неужели вы хотите сказать, что увольняетесь?
– Все касающиеся рода графов Роузвуд документы завтра же рано утром будут отправлены сюда с посыльным, после чего вы сможете передать их другому поверенному.
Филипп растерялся и испугался.
– Но я не приму никаких документов. Вы работали с моим дедом и отцом и вполне устраиваете меня.
– Беда в том, что вы не устраиваете меня. Доход от адвокатской практики стабилен и более чем достаточен, так что я нисколько не нуждаюсь в тех мизерных суммах, которые изредка поступают от вас.
Тамбертон повернулся, чтобы уйти. Однако планы бесчувственного графа относительно судьбы маленькой Эмили настолько потрясли его душу, что он едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не начать умолять о жалости к девочке.
– Я не позволю вам уйти.
– Ваше желание не имеет ни малейшего значения.
Тамбертон сделал шаг по направлению к двери, но Филипп оказался гораздо проворнее: быстро вскочив, он решительно преградил путь. Хотелось закричать, унизить старика, заставить его подчиниться, надавить весом титула и положения в свете. Однако холодный, полный решимости и презрения взгляд старого адвоката заставил одуматься. Филипп очень тихо попросил:
– Подождите, сэр. Пожалуйста, не уходите в таком гневе.
– Филипп… – Тамбертон на мгновение умолк, а потом заговорил снова: – Послушайте, Уэссингтон. Ваш отец слыл игроком и волокитой. Он обладал множеством недостатков и даже пороков, но при этом оставался добрым, благородным и щедрым человеком. За долгие годы знакомства я ни разу не видел и не слышал, чтобы старый граф намеренно обидел другого человека, а уж тем более беззащитную, не способную постоять за себя душу. – На сей раз старик не смог сдержать слез, а потому просто провел по глазам тыльной стороной ладони. – Я всегда искренне возлагал на вас большие надежды! Что бы вы ни делали, как бы ни поступали, какие бы неприятности ни доставляли мне лично и всем окружающим, я постоянно твердил себе, что в глубине сложной натуры кроются разум и доброта, которые непременно сумеют дать благотворные ростки. Однако, увы, тридцать лет ожидания оказались совершенно бесплодными. Намерение поступить с Эмили таким образом… – Голос сорвался. Адвокат отстранил Филиппа и направился к двери. – Больше я не в состоянии общаться с вами. Вынужден умыть руки и отойти от дел.
Сделав несколько быстрых шагов, почтенный адвокат действительно провел руками по фалдам сюртука, словно стремясь стряхнуть с ладоней налипшую грязь.
Филипп вернулся в библиотеку и снова уселся за стол. Унять нервную дрожь никак не удавалось. Нет, Тамбертон ни за что не оставит его в столь критический момент! Не бросит на произвол судьбы! Да еще из-за такой безделицы, как брачный контракт Эмили. Испокон веку девочек выдавали замуж по сговору. Таков заведенный порядок, и гневная вспышка Тамбертона совершенно неуместна.
Девочка жила далеко, в трех днях пути, в старинном родовом поместье Роузвуд – там она меньше мозолила глаза. И все же мысли о малышке не давали покоя. Мать Эмили, Энн, оказалась настоящей шлюхой. Разумеется, очень красивой и обходительной, с прекрасными манерами. Филипп встретился с ней в семнадцать лет и сразу без памяти влюбился. Энн была старше на три года и к тому же очень хитра и расчетлива. Красавица прекрасно знала, чего хочет, и раскладывала карты аккуратно, в полном соответствии с обстоятельствами. Филипп женился по любви и очень скоро обнаружил, что спутницу жизни он интересовал исключительно как носитель благородного титула и соответствующего положения в обществе.
Оглядываясь назад, граф вполне отдавал себе отчет, что в первую брачную ночь супруга вовсе не была девственницей. Тогда, правда, юношеская неопытность помешала это заметить. А к тому времени, когда всерьез зашла речь о ребенке, молодой муж уже застукал неверную в постели со своим лучшим другом, Ричардом Фарроу. А сколько было других любовников? Филипп отчаянно страдал на протяжении трех долгих лет несчастного брака, до тех пор, пока жена не сжалилась и не отпустила его на свободу, умерев от гриппа. Только смерть положила конец жестоким и бесконечным изменам.
Вот так, в итоге бурных событий необдуманного, скоропалительного и болезненного союза, молодой граф Роузвуд остался с ребенком на руках.
С гневом и отвращением качая головой, Филипп подошел к буфету, надеясь найти на полке что-нибудь покрепче. Увы, все бутылки оказались пусты; пришлось позвонить и вызвать Грейвза. Слуга появился значительно позже, чем хотелось бы, но упрекать его за медлительность вряд ли стоило. Джон был единственным, кто до сих пор находил в себе силы оставаться в доме.
– Где леди Маргарет?
– Она устала от долгого ожидания, сэр, и попросила передать, что встреча состоится вечером, в назначенное время.
Филипп вздохнул с облегчением. Каждый день, едва проснувшись, Маргарет требовала долгих и глубоких сексуальных радостей. Ему же сейчас было совсем не до ее фантазий.
– Отлично. Я как раз решил провести время в клубе. Прикажи подать экипаж.
Грейвз откашлялся и неторопливо обвел взглядом библиотеку, пытаясь подобрать слова.
– Если позволите, сэр… дело в том, что с экипажем возникла небольшая проблема…
– В чем дело?
– В то время как вы беседовали с адвокатом, пришли какие-то люди с официальными бумагами и забрали его в счет оплаты накопившихся долгов.
Филипп уныло покачал головой и безнадежно вздохнул. Что за напасть!
– Спасибо, Грейвз. Если что-нибудь понадобится, я позвоню.
Слуга едва заметно склонил голову, показывая, что все понял, и тихо удалился. Филипп почти упал в кресло и в безысходном отчаянии закрыл лицо руками. Всю жизнь молодой граф следовал примеру отца и вел привилегированную жизнь богатого аристократа. Кутил, играл в карты и развлекался с женщинами, проявляя отчаянную бесшабашность и нисколько не думая о финансовом состоянии семьи.
Никто не счел нужным поведать молодому человеку, что на протяжении всей своей жизни отец практически не занимался делами поместий и не распоряжался деньгами. С годами пристрастие к игре становилось все более неукротимым и захватывало все сильнее, так что после смерти старого графа от фамильного состояния остались лишь жалкие крохи.
Открыв наконец глаза, Филипп увидел оставленные Тамбертоном бумаги. Жена. Огромное приданое. Он попытался рассмотреть возможные последствия сделки со всех сторон. В том обществе, к которому принадлежал Филипп, браки по расчету были вполне обычным явлением. Граф Роузвуд вовсе не станет первым из мужчин, связавшим себя священными узами с той, которую практически не знает. Однако до сих пор еще ни разу не приходилось слышать ни о ком, кто женился бы на особе из совершенно иного мира, на представительнице иного, низшего социального круга.
– Какого черта! – решительно тряхнул головой Филипп. – Что, в конце концов, мешает встретиться с этой дочкой судовладельца? Если дело все-таки дойдет до свадьбы, то смелый шаг сразу решит все бесчисленные проблемы, а обращать на жену внимание никто не заставляет.
Филипп снова позвонил. Через некоторое, достаточно продолжительное, время появился верный слуга.
– Грейвз, необходимо отправить Тамбертону бутылку французского бренди.
– Непременно, сэр.
– А попутно следует передать мои нижайшие извинения и прочую чепуху, которая принята в подобных случаях. Да, и еще непременно надо сказать старому лису, что я все-таки решил принять во внимание его совет и изменил планы насчет Эмили.
Грейвз вопросительно поднял бровь. Если он и слышал сплетни слуг о нечестивом сватовстве, то не позволил себе ни единым намеком проявить осведомленность.
– Скажи также, что встреча с мисс Фицсиммонс доставит мне истинное удовольствие.
Глава 3
Джейн стояла на краю обрыва и отрешенно смотрела в бескрайнюю морскую даль. Безжалостно холодный зимний ветер трепал накидку.
Джейн оказалась в трех часах езды от отцовского дома и лишь немного в стороне от прямой дороги в Лондон. Она просто не могла не заглянуть в самый милый сердцу уголок на земле.
За спиной, у высокой скалы, приютился небольшой дом – то единственное на свете состояние, которое принадлежало ей и только ей. Домик достался в наследство от давно умершей матери. К нему прилагалась пенсия служанке-вдове, которая круглый год поддерживала в доме идеальный порядок. Все остальное, включая одежду на плечах Джейн, считалось собственностью отца, поскольку было приобретено на его деньги. Конечно, судовладелец платил дочери небольшое жалованье за усердную работу в семейном бизнесе, но назвать эту сумму иначе как карманными деньгами было трудно. Хватало лишь на ленты да на булавки.
Раньше Джейн даже не приходило в голову усомниться в справедливости заведенного порядка. Однако сейчас, оказавшись перед фактом коварного предательства, она горько жалела, что не настояла на получении настоящего жалованья. Она бы понемногу откладывала на черный день – такой, как сейчас, когда единственным выходом казалось бегство. Можно было бы уехать во Францию или в Италию. Или даже в далекие экзотические страны – например, на Ямайку или в колонии. Куда угодно, лишь бы подальше от безжалостной жесткости отца.
Джейн подняла камешек и бросила вниз, в море. Задумчиво покачала головой. Какой смысл оплакивать судьбу? Совсем скоро ей предстоит выйти замуж за незнакомого человека. Изменить что-нибудь не представляется возможным. Не будь решение отца столь абсурдным, она бы всласть посмеялась над иронией судьбы.
Всю жизнь, с самого детства, Джейн каждый вечер молилась и усердно благодарила Господа за то, что он послал ей такого замечательного отца.
Джейн рано осознала, что родилась не только для того, чтобы готовить, шить и рожать детей. Отец понимал, насколько младшая дочь отличается от других представительниц прекрасного пола, и Джейн с благодарностью воспринимала серьезное отношение к себе. Во всяком случае, ей самой всегда казалось, что так оно и было.
Истинное положение вещей открылось лишь сейчас. Чарльз по-своему любил дочку, терпел ее присутствие, позволял утолять любознательность участием в семейном бизнесе, однако едва присутствие Джейн оказалось обременительным, он тут же, ни секунды не сомневаясь, отмахнулся от нее. Джейн и представить не могла, что отец способен на подобную низость.
Заглядывая в будущее, романтически настроенная юная особа неизменно видела себя в работе рядом с отцом. Вот она помогает ему совершенствовать и развивать семейное дело – до тех пор пока, много-много лет спустя, Чарльз не уйдет на покой и она не окажется во главе предприятия, твердой рукой направляя успешный бизнес к новым свершениям. В шкале жизненных ценностей замужество всегда занимало самую низшую строчку.
Оглянувшись, Джейн увидела, что от дверей дома ей машет рукой лучшая и единственная подруга Элизабет. Невысокая, полненькая, с пышными, слегка вьющимися светлыми волосами и милыми ямочками на розовых щечках, миссис Керью походила на очаровательную, ярко раскрашенную куклу. Беременность лишь добавила лицу красок, а глазам – блеска. Небольшой срок, всего лишь четыре месяца, не помешал Элизабет воспользоваться прекрасной возможностью и вместе с подругой отправиться в Лондон, чтобы запастись приданым для будущего ребенка.
Как только Джейн подошла к двери, Элизабет схватила девушку за руку и буквально втащила в прихожую, тут же плотно закрыв дверь, чтобы укрыться от пронизывающего ветра.
Поначалу решение Джейн остановиться на пару дней в любимом доме вызывало сомнение: ведь в Лондоне ждали такие серьезные дела! Нельзя было терять ни минуты; каждое выигранное мгновение увеличивало срок, отведенный на принятие жизненно важного решения. Муж Элизабет, Эдвард, приходился Джейн дальним родственником. Эдварда и Элизабет обручили еще в колыбели. Конечно, Эдварда никак нельзя было назвать самым страстным и самым ярким из мужчин. Но, во всяком случае, он оказался разумным, добрым, а главное – абсолютно надежным. Немалые достоинства. Джейн могло повезти куда меньше.
– Ты гуляешь уже почти два часа. О чем можно столько думать?
– Ты и сама прекрасно знаешь, что занимает мои мысли.
– Успела прочитать бумаги джентльменов?
– Нет еще. Решила, что после обеда посмотрим вместе.
– Ой, это будет ужасно интересно! – Элизабет повела подругу в маленькую уютную кухню. Наливая горячий суп, она лукаво взглянула через плечо: – Интересно, найдется ли среди них кто-нибудь потрясающе красивый?
Джейн насмешливо закатила глаза.
– Право, Лиз, это вовсе не важно.
– Но ведь недостатки красивого мужа кажутся не такими уж страшными.
– Мне нет никакого дела до внешности будущего супруга. Честно говоря, я не планирую особенно тесно с ним общаться. Не имеет значения ни как он выглядит, ни чем занимается, ни куда направляется. Главное, чтобы не мешал мне жить так, как считаю нужным.
Элизабет со смехом уселась за стол.
– Но дело в том, что у мужа могут оказаться на этот счет совсем иные взгляды.
– Не забывай, – убежденно возразила Джейн, – что на свете нет и не может быть мужчины красивее, умнее и интереснее Грегори.
Элизабет отломила кусочек хлеба и взглянула на подругу сквозь полуопущенные ресницы. Девушки делились сердечными тайнами с раннего детства, и потому давняя влюбленность мисс Фицсиммонс в зятя вовсе не была для Элизабет новостью. Чувство возникло вскоре после появления Грегори в семье. В то время Джейн только исполнилось тринадцать, и в юной голове теснился целый сонм романтических мечтаний. Грегори умело играл на чувствах свояченицы, постоянно оказывая знаки внимания, выслушивая идеи и поощряя благородные устремления. Элизабет не могла не усмотреть в действиях молодого человека медленного, завуалированного, но тщательно спланированного совращения.
Сейчас Джейн шел уже двадцатый год, однако во многих отношениях она оставалась совершенно невинной и несведущей. Всю вину за неожиданный и печальный поворот событий Элизабет возлагала исключительно на Грегори и никак не могла понять, почему расплачиваться за содеянное приходилось Джейн, а не ему.
– Знаю, тебе кажется, что ты любишь Грегори, – наконец прервала молчание Элизабет.
– Мне вовсе не кажется, Лиз. Я твердо уверена в своих чувствах. А он любит меня.
– Допустим. Но сейчас необходимо как можно скорее забыть о Грегори и начать строить собственную семейную жизнь. На той дорожке, по которой тебя ведет муж старшей сестры, не встретится ничего хорошего.
Конечно, Чарльз Фицсиммонс выбрал не самый тонкий выход из запутанной ситуации, однако в глубине души Элизабет радовалась твердому решению отца вырвать дочку из когтей хищника. Что и говорить, Грегори вел себя как истинный негодяй и подлец. Он сумел до такой степени вскружить Джейн голову, что даже сейчас, когда девушку бесцеремонно и безжалостно выгнали из родного дома, она не видела в случившемся его вины. Искренне влюбленная, подруга хранила верность с почти фанатической убежденностью, но в данных обстоятельствах подобная преданность могла принести лишь вред.
Джейн отломила кусочек хлеба. Настойчивое стремление Грегори к физической близости становилось невыносимым и всерьез тяготило.
– Грегори с самого начала мечтает о том, чтобы мы стали любовниками. Вот мне и пришла в голову мысль отдать девственность мужу, чтобы потом, когда я наконец-то вернусь домой, возлюбленный мог получить то, к чему так упорно стремится.
Элизабет опрометчиво отправила в рот целую ложку супа. Услышав слова подруги, она едва не подавилась. С опаской оглянувшись, чтобы убедиться, что миссис Хиггинс не слышала скандального заявления, Элизабет снова перевела укоризненный взгляд на Джейн и предостерегающе прошептала:
– То есть ты хочешь сказать, что готова совершить измену, прелюбодеяние?
– Нет, – с некоторым сомнением ответила Джейн. Так не хотелось признавать справедливость слов подруги – Мой брак не будет настоящим супружеским союзом. Я вытерплю церемонию и все, что последует за ней, только для того, чтобы успокоить отца и завоевать право вернуться домой.
– Ах, Джейн, милая девочка… – огорченно вздохнула Элизабет.
Вскоре подруги закончили скромную трапезу и перешли в комнату, к уютно пылающему камину. Расчетливая невеста открыла роковую папку, в которой таилось неизведанное, полное неожиданностей и тайн будущее.
– Давай начнем вот с этого, – предложила она. – Филипп Уэссингтон, граф Роузвуд.
– Джейн. – Элизабет взяла подругу за руку, и та подняла глаза от листка, который начала читать. – Я желаю тебе только добра, а потому просто обязана высказать собственное мнение об этом странном плане.
– О каком плане?
– О каком плане? – уже возмущенно переспросила миссис Керью. – Да о сознательном и циничном намерении обманывать мужа и наставлять ему рога. Об измене!
– Разве можно считать изменой искреннюю любовь?
– По-моему, ты сошла с ума.
– С какой стати ты так решила? Всего лишь из-за того, что я отказываюсь покорно сдаться на волю жестокого и несправедливого отца? Грегори – единственный мужчина, которого я люблю и буду любить. Тебе прекрасно известно, как трудно жить с Гертрудой; она постоянно ворчит, брюзжит, обижает и даже оскорбляет мужа. Он не находит ни понимания, ни сочувствия, а потому отчаянно нуждается во мне и моем участии. Я просто не имею права оставить его на произвол судьбы.
– Но, милая Джейн, не забывай, что тебе придется спать в одной постели с мужем…
– Только в первую брачную ночь.
– Ты ничего не понимаешь. Прежде чем удастся вернуться домой, тебе предстоит провести с этим человеком целых полгода. Если он еще тебя отпустит… – Честно говоря, Элизабет не верила в такой поворот событий, но решила пока оставить эту скользкую тему в стороне. – Скорее всего муж захочет видеть тебя рядом каждую ночь. И не только видеть, но и сжимать в пламенных объятиях. Подобная жизнь изменит тебя до неузнаваемости… все это так интимно, так лично и тайно… я хорошо тебя знаю, а потому просто не могу представить, что ты сможешь заниматься этим сначала с одним мужчиной, а потом с другим…
– Но ты ведь сама говорила, что постель – это в лучшем случае обязанность, супружеский долг и ничего больше.
Элизабет слегка покраснела. Эдвард очень серьезно относился к брачным узам, но, не отличаясь особой эмоциональностью, а тем более пылкостью, вовсе не блистал в искусстве любви. Чрезвычайно преданный и в то же время очень религиозный человек, он честно исполнял завет Библии относительно воспроизведения потомства и каждую ночь приходил в спальню жены, но в глубине души продолжал считать наготу серьезным грехом. Супруги до сих пор не видели друг друга раздетыми.
– У большинства пар так и случается. Но поверь, за время замужества я успела наслушаться женских откровений. Оказывается, некоторые мужчины воспринимают любовь как искусство. Они дарят супруге огромное удовольствие и рассчитывают получить в ответ наслаждение. А что, если твой будущий супруг окажется как раз таким?
Джейн выразительно помахала бумагами перед носом подруги.
– Неужели ты искренне считаешь, что джентльмен, который согласен жениться лишь после того, как ему хорошо за это заплатят, может преуспеть в исполнении супружеских обязанностей? Ну же, Лиз, подумай как следует!
Наморщив хорошенький лобик, Элизабет на минуту задумалась, а потом без особенного энтузиазма согласилась:
– Да, наверное, ты права.
– Не сомневаюсь, что все эти жертвы безжалостной судьбы стремятся в брачное ярмо не больше, чем я сама. Так что, думаю, мы оформим, а затем скрепим супружество, и на этом семейный союз благополучно закончится.
– Тебе действительно удается упростить картину, однако не забывай об одном весьма существенном обстоятельстве.
– И что же это за обстоятельство?
Элизабет положила руку на слегка округлившийся животик.
– Что, если встречи с Грегори закончатся беременностью? Как ты объяснишь появление ребенка мужу, с которым даже не спала в одной постели? А некоторым из этих джентльменов, – Элизабет показала на лежащий сверху листок, – например, вот этому самому графу Роузвуду, непременно потребуется наследник. Неужели ты способна пойти на подобный риск? Измена благородному и самолюбивому мужу может стоить жизни!
– Хм… – Джейн задумчиво приложила палец к губам. Очень не хотелось показывать подруге, что эта мысль привела ее в замешательство. Неужели невозможно найти простой способ облегчить тупиковую ситуацию, в которой она так неожиданно оказалась? – Честно говоря, о ребенке-то я и не подумала. Отец ни за что не позволит вернуться к работе, если я вдруг забеременею.
Мысль привела в такое расстройство, что Джейн откинулась на спинку дивана и в отчаянии воскликнула:
– Но что же мне теперь делать?
Пытаясь хоть как-то успокоить мятущуюся душу, Элизабет нежно сжала руку Джейн.
– Все образуется, Джейн. Вот увидишь. – Миссис Керью постаралась беззаботно улыбнуться. – Давай-ка лучше еще немного почитаем, что написано об этом графе.
Филипп сидел за небольшим обеденным столом, накрытым в спальне Маргарет. Комната была выдержана в красных, золотых и черных тонах. Отделку закончили совсем недавно, и Маргарет считала ее вершиной художественного вкуса. Филиппу же сочетание цветов напоминало будуар Моники, его любимой проститутки в богатом салоне наслаждения, которым владела знаменитая на весь Лондон мадам Леблан.
Появление Маргарет оказалось чрезвычайно эффектным. Корсаж ее платья был настолько открытым, что стоило красотке немного наклониться, как граф невольно почувствовал восторг.
Филипп поцеловал любовницу в губы, а потом склонился к глубокому декольте.
Прелестная, хотя и не безупречно отвечающая вкусу графа особа относилась к числу тех немногих женщин, которым доставляло удовольствие непосредственное участие в его бурной, беспорядочной жизни. Маргарет пила, с азартом играла в карты, не чуралась случайных связей. Она могла быть столь же грубой, резкой и несдержанной на язык, как самый отчаянный из мужчин, и немногое в этом мире способно было удивить и расстроить ее. Как жаль, что Уэссингтон не мог на ней жениться!
Вместо этого приходилось терпеть унижение и искать расположения какой-то простушки, дочки торговца, к тому же наверняка тупой или страшной. Но еще страшнее, если эта кошка в мешке вдруг окажется молчаливой, забитой тихоней. Как правило, джентльмены его круга любили ухаживать за легкомысленными и недалекими дамами, но сам Филипп откровенно презирал не слишком умных, ограниченных особ. Вечер, проведенный с созданием, не способным издавать никаких звуков, кроме нечленораздельного верещания, вызывал у него резкое отвращение. А эта Джейн Фицсиммонс наверняка соединит в себе все самые неприятные качества.
К тому моменту как слуга принес второе блюдо, Маргарет уже не сомневалась, что Филипп полностью занят посторонними мыслями.
– Филипп, почему ты сегодня так рассеян? Терпеть не могу, когда ты не обращаешь на меня внимания.
– Прости, – тут же равнодушно пробормотал граф. – О чем ты спросила?
– Вчера вечером я встретила Морриса. Мы разговорились, и он просил узнать, принял ли ты окончательное решение насчет свадебного контракта Эмили.
Хотя Маргарет ни за что на свете не признала бы своей роли в готовящейся помолвке, но именно она вдохновила Морриса на бесстыдное сватовство.
Разумеется, сама красотка надеялась получить от циничной сделки немалую выгоду. Ей довелось всего лишь несколько раз побеседовать с девочкой, но и недолгого общения вполне хватило, чтобы почувствовать откровенную ненависть ребенка. После свадьбы с Филиппом она не намерена терпеть эту вопиющую грубость. Тем более что маленькая нахалка определенно хороша собой, а через несколько лет и вовсе станет настоящей красавицей. Маргарет готова была умереть, лишь бы не пришлось сопровождать падчерицу на светских раутах и видеть, что все молодые люди будут падать к ее ногам. Больше того, расходы на содержание молодой девушки поистине умопомрачительны! Если уж тратить деньги на наряды и драгоценности, то только на свои собственные. Так что как ни крути, а девчонке вовсе не место в их с Филиппом жизни!
Джейн оказалась в трех часах езды от отцовского дома и лишь немного в стороне от прямой дороги в Лондон. Она просто не могла не заглянуть в самый милый сердцу уголок на земле.
За спиной, у высокой скалы, приютился небольшой дом – то единственное на свете состояние, которое принадлежало ей и только ей. Домик достался в наследство от давно умершей матери. К нему прилагалась пенсия служанке-вдове, которая круглый год поддерживала в доме идеальный порядок. Все остальное, включая одежду на плечах Джейн, считалось собственностью отца, поскольку было приобретено на его деньги. Конечно, судовладелец платил дочери небольшое жалованье за усердную работу в семейном бизнесе, но назвать эту сумму иначе как карманными деньгами было трудно. Хватало лишь на ленты да на булавки.
Раньше Джейн даже не приходило в голову усомниться в справедливости заведенного порядка. Однако сейчас, оказавшись перед фактом коварного предательства, она горько жалела, что не настояла на получении настоящего жалованья. Она бы понемногу откладывала на черный день – такой, как сейчас, когда единственным выходом казалось бегство. Можно было бы уехать во Францию или в Италию. Или даже в далекие экзотические страны – например, на Ямайку или в колонии. Куда угодно, лишь бы подальше от безжалостной жесткости отца.
Джейн подняла камешек и бросила вниз, в море. Задумчиво покачала головой. Какой смысл оплакивать судьбу? Совсем скоро ей предстоит выйти замуж за незнакомого человека. Изменить что-нибудь не представляется возможным. Не будь решение отца столь абсурдным, она бы всласть посмеялась над иронией судьбы.
Всю жизнь, с самого детства, Джейн каждый вечер молилась и усердно благодарила Господа за то, что он послал ей такого замечательного отца.
Джейн рано осознала, что родилась не только для того, чтобы готовить, шить и рожать детей. Отец понимал, насколько младшая дочь отличается от других представительниц прекрасного пола, и Джейн с благодарностью воспринимала серьезное отношение к себе. Во всяком случае, ей самой всегда казалось, что так оно и было.
Истинное положение вещей открылось лишь сейчас. Чарльз по-своему любил дочку, терпел ее присутствие, позволял утолять любознательность участием в семейном бизнесе, однако едва присутствие Джейн оказалось обременительным, он тут же, ни секунды не сомневаясь, отмахнулся от нее. Джейн и представить не могла, что отец способен на подобную низость.
Заглядывая в будущее, романтически настроенная юная особа неизменно видела себя в работе рядом с отцом. Вот она помогает ему совершенствовать и развивать семейное дело – до тех пор пока, много-много лет спустя, Чарльз не уйдет на покой и она не окажется во главе предприятия, твердой рукой направляя успешный бизнес к новым свершениям. В шкале жизненных ценностей замужество всегда занимало самую низшую строчку.
Оглянувшись, Джейн увидела, что от дверей дома ей машет рукой лучшая и единственная подруга Элизабет. Невысокая, полненькая, с пышными, слегка вьющимися светлыми волосами и милыми ямочками на розовых щечках, миссис Керью походила на очаровательную, ярко раскрашенную куклу. Беременность лишь добавила лицу красок, а глазам – блеска. Небольшой срок, всего лишь четыре месяца, не помешал Элизабет воспользоваться прекрасной возможностью и вместе с подругой отправиться в Лондон, чтобы запастись приданым для будущего ребенка.
Как только Джейн подошла к двери, Элизабет схватила девушку за руку и буквально втащила в прихожую, тут же плотно закрыв дверь, чтобы укрыться от пронизывающего ветра.
Поначалу решение Джейн остановиться на пару дней в любимом доме вызывало сомнение: ведь в Лондоне ждали такие серьезные дела! Нельзя было терять ни минуты; каждое выигранное мгновение увеличивало срок, отведенный на принятие жизненно важного решения. Муж Элизабет, Эдвард, приходился Джейн дальним родственником. Эдварда и Элизабет обручили еще в колыбели. Конечно, Эдварда никак нельзя было назвать самым страстным и самым ярким из мужчин. Но, во всяком случае, он оказался разумным, добрым, а главное – абсолютно надежным. Немалые достоинства. Джейн могло повезти куда меньше.
– Ты гуляешь уже почти два часа. О чем можно столько думать?
– Ты и сама прекрасно знаешь, что занимает мои мысли.
– Успела прочитать бумаги джентльменов?
– Нет еще. Решила, что после обеда посмотрим вместе.
– Ой, это будет ужасно интересно! – Элизабет повела подругу в маленькую уютную кухню. Наливая горячий суп, она лукаво взглянула через плечо: – Интересно, найдется ли среди них кто-нибудь потрясающе красивый?
Джейн насмешливо закатила глаза.
– Право, Лиз, это вовсе не важно.
– Но ведь недостатки красивого мужа кажутся не такими уж страшными.
– Мне нет никакого дела до внешности будущего супруга. Честно говоря, я не планирую особенно тесно с ним общаться. Не имеет значения ни как он выглядит, ни чем занимается, ни куда направляется. Главное, чтобы не мешал мне жить так, как считаю нужным.
Элизабет со смехом уселась за стол.
– Но дело в том, что у мужа могут оказаться на этот счет совсем иные взгляды.
– Не забывай, – убежденно возразила Джейн, – что на свете нет и не может быть мужчины красивее, умнее и интереснее Грегори.
Элизабет отломила кусочек хлеба и взглянула на подругу сквозь полуопущенные ресницы. Девушки делились сердечными тайнами с раннего детства, и потому давняя влюбленность мисс Фицсиммонс в зятя вовсе не была для Элизабет новостью. Чувство возникло вскоре после появления Грегори в семье. В то время Джейн только исполнилось тринадцать, и в юной голове теснился целый сонм романтических мечтаний. Грегори умело играл на чувствах свояченицы, постоянно оказывая знаки внимания, выслушивая идеи и поощряя благородные устремления. Элизабет не могла не усмотреть в действиях молодого человека медленного, завуалированного, но тщательно спланированного совращения.
Сейчас Джейн шел уже двадцатый год, однако во многих отношениях она оставалась совершенно невинной и несведущей. Всю вину за неожиданный и печальный поворот событий Элизабет возлагала исключительно на Грегори и никак не могла понять, почему расплачиваться за содеянное приходилось Джейн, а не ему.
– Знаю, тебе кажется, что ты любишь Грегори, – наконец прервала молчание Элизабет.
– Мне вовсе не кажется, Лиз. Я твердо уверена в своих чувствах. А он любит меня.
– Допустим. Но сейчас необходимо как можно скорее забыть о Грегори и начать строить собственную семейную жизнь. На той дорожке, по которой тебя ведет муж старшей сестры, не встретится ничего хорошего.
Конечно, Чарльз Фицсиммонс выбрал не самый тонкий выход из запутанной ситуации, однако в глубине души Элизабет радовалась твердому решению отца вырвать дочку из когтей хищника. Что и говорить, Грегори вел себя как истинный негодяй и подлец. Он сумел до такой степени вскружить Джейн голову, что даже сейчас, когда девушку бесцеремонно и безжалостно выгнали из родного дома, она не видела в случившемся его вины. Искренне влюбленная, подруга хранила верность с почти фанатической убежденностью, но в данных обстоятельствах подобная преданность могла принести лишь вред.
Джейн отломила кусочек хлеба. Настойчивое стремление Грегори к физической близости становилось невыносимым и всерьез тяготило.
– Грегори с самого начала мечтает о том, чтобы мы стали любовниками. Вот мне и пришла в голову мысль отдать девственность мужу, чтобы потом, когда я наконец-то вернусь домой, возлюбленный мог получить то, к чему так упорно стремится.
Элизабет опрометчиво отправила в рот целую ложку супа. Услышав слова подруги, она едва не подавилась. С опаской оглянувшись, чтобы убедиться, что миссис Хиггинс не слышала скандального заявления, Элизабет снова перевела укоризненный взгляд на Джейн и предостерегающе прошептала:
– То есть ты хочешь сказать, что готова совершить измену, прелюбодеяние?
– Нет, – с некоторым сомнением ответила Джейн. Так не хотелось признавать справедливость слов подруги – Мой брак не будет настоящим супружеским союзом. Я вытерплю церемонию и все, что последует за ней, только для того, чтобы успокоить отца и завоевать право вернуться домой.
– Ах, Джейн, милая девочка… – огорченно вздохнула Элизабет.
Вскоре подруги закончили скромную трапезу и перешли в комнату, к уютно пылающему камину. Расчетливая невеста открыла роковую папку, в которой таилось неизведанное, полное неожиданностей и тайн будущее.
– Давай начнем вот с этого, – предложила она. – Филипп Уэссингтон, граф Роузвуд.
– Джейн. – Элизабет взяла подругу за руку, и та подняла глаза от листка, который начала читать. – Я желаю тебе только добра, а потому просто обязана высказать собственное мнение об этом странном плане.
– О каком плане?
– О каком плане? – уже возмущенно переспросила миссис Керью. – Да о сознательном и циничном намерении обманывать мужа и наставлять ему рога. Об измене!
– Разве можно считать изменой искреннюю любовь?
– По-моему, ты сошла с ума.
– С какой стати ты так решила? Всего лишь из-за того, что я отказываюсь покорно сдаться на волю жестокого и несправедливого отца? Грегори – единственный мужчина, которого я люблю и буду любить. Тебе прекрасно известно, как трудно жить с Гертрудой; она постоянно ворчит, брюзжит, обижает и даже оскорбляет мужа. Он не находит ни понимания, ни сочувствия, а потому отчаянно нуждается во мне и моем участии. Я просто не имею права оставить его на произвол судьбы.
– Но, милая Джейн, не забывай, что тебе придется спать в одной постели с мужем…
– Только в первую брачную ночь.
– Ты ничего не понимаешь. Прежде чем удастся вернуться домой, тебе предстоит провести с этим человеком целых полгода. Если он еще тебя отпустит… – Честно говоря, Элизабет не верила в такой поворот событий, но решила пока оставить эту скользкую тему в стороне. – Скорее всего муж захочет видеть тебя рядом каждую ночь. И не только видеть, но и сжимать в пламенных объятиях. Подобная жизнь изменит тебя до неузнаваемости… все это так интимно, так лично и тайно… я хорошо тебя знаю, а потому просто не могу представить, что ты сможешь заниматься этим сначала с одним мужчиной, а потом с другим…
– Но ты ведь сама говорила, что постель – это в лучшем случае обязанность, супружеский долг и ничего больше.
Элизабет слегка покраснела. Эдвард очень серьезно относился к брачным узам, но, не отличаясь особой эмоциональностью, а тем более пылкостью, вовсе не блистал в искусстве любви. Чрезвычайно преданный и в то же время очень религиозный человек, он честно исполнял завет Библии относительно воспроизведения потомства и каждую ночь приходил в спальню жены, но в глубине души продолжал считать наготу серьезным грехом. Супруги до сих пор не видели друг друга раздетыми.
– У большинства пар так и случается. Но поверь, за время замужества я успела наслушаться женских откровений. Оказывается, некоторые мужчины воспринимают любовь как искусство. Они дарят супруге огромное удовольствие и рассчитывают получить в ответ наслаждение. А что, если твой будущий супруг окажется как раз таким?
Джейн выразительно помахала бумагами перед носом подруги.
– Неужели ты искренне считаешь, что джентльмен, который согласен жениться лишь после того, как ему хорошо за это заплатят, может преуспеть в исполнении супружеских обязанностей? Ну же, Лиз, подумай как следует!
Наморщив хорошенький лобик, Элизабет на минуту задумалась, а потом без особенного энтузиазма согласилась:
– Да, наверное, ты права.
– Не сомневаюсь, что все эти жертвы безжалостной судьбы стремятся в брачное ярмо не больше, чем я сама. Так что, думаю, мы оформим, а затем скрепим супружество, и на этом семейный союз благополучно закончится.
– Тебе действительно удается упростить картину, однако не забывай об одном весьма существенном обстоятельстве.
– И что же это за обстоятельство?
Элизабет положила руку на слегка округлившийся животик.
– Что, если встречи с Грегори закончатся беременностью? Как ты объяснишь появление ребенка мужу, с которым даже не спала в одной постели? А некоторым из этих джентльменов, – Элизабет показала на лежащий сверху листок, – например, вот этому самому графу Роузвуду, непременно потребуется наследник. Неужели ты способна пойти на подобный риск? Измена благородному и самолюбивому мужу может стоить жизни!
– Хм… – Джейн задумчиво приложила палец к губам. Очень не хотелось показывать подруге, что эта мысль привела ее в замешательство. Неужели невозможно найти простой способ облегчить тупиковую ситуацию, в которой она так неожиданно оказалась? – Честно говоря, о ребенке-то я и не подумала. Отец ни за что не позволит вернуться к работе, если я вдруг забеременею.
Мысль привела в такое расстройство, что Джейн откинулась на спинку дивана и в отчаянии воскликнула:
– Но что же мне теперь делать?
Пытаясь хоть как-то успокоить мятущуюся душу, Элизабет нежно сжала руку Джейн.
– Все образуется, Джейн. Вот увидишь. – Миссис Керью постаралась беззаботно улыбнуться. – Давай-ка лучше еще немного почитаем, что написано об этом графе.
Филипп сидел за небольшим обеденным столом, накрытым в спальне Маргарет. Комната была выдержана в красных, золотых и черных тонах. Отделку закончили совсем недавно, и Маргарет считала ее вершиной художественного вкуса. Филиппу же сочетание цветов напоминало будуар Моники, его любимой проститутки в богатом салоне наслаждения, которым владела знаменитая на весь Лондон мадам Леблан.
Появление Маргарет оказалось чрезвычайно эффектным. Корсаж ее платья был настолько открытым, что стоило красотке немного наклониться, как граф невольно почувствовал восторг.
Филипп поцеловал любовницу в губы, а потом склонился к глубокому декольте.
Прелестная, хотя и не безупречно отвечающая вкусу графа особа относилась к числу тех немногих женщин, которым доставляло удовольствие непосредственное участие в его бурной, беспорядочной жизни. Маргарет пила, с азартом играла в карты, не чуралась случайных связей. Она могла быть столь же грубой, резкой и несдержанной на язык, как самый отчаянный из мужчин, и немногое в этом мире способно было удивить и расстроить ее. Как жаль, что Уэссингтон не мог на ней жениться!
Вместо этого приходилось терпеть унижение и искать расположения какой-то простушки, дочки торговца, к тому же наверняка тупой или страшной. Но еще страшнее, если эта кошка в мешке вдруг окажется молчаливой, забитой тихоней. Как правило, джентльмены его круга любили ухаживать за легкомысленными и недалекими дамами, но сам Филипп откровенно презирал не слишком умных, ограниченных особ. Вечер, проведенный с созданием, не способным издавать никаких звуков, кроме нечленораздельного верещания, вызывал у него резкое отвращение. А эта Джейн Фицсиммонс наверняка соединит в себе все самые неприятные качества.
К тому моменту как слуга принес второе блюдо, Маргарет уже не сомневалась, что Филипп полностью занят посторонними мыслями.
– Филипп, почему ты сегодня так рассеян? Терпеть не могу, когда ты не обращаешь на меня внимания.
– Прости, – тут же равнодушно пробормотал граф. – О чем ты спросила?
– Вчера вечером я встретила Морриса. Мы разговорились, и он просил узнать, принял ли ты окончательное решение насчет свадебного контракта Эмили.
Хотя Маргарет ни за что на свете не признала бы своей роли в готовящейся помолвке, но именно она вдохновила Морриса на бесстыдное сватовство.
Разумеется, сама красотка надеялась получить от циничной сделки немалую выгоду. Ей довелось всего лишь несколько раз побеседовать с девочкой, но и недолгого общения вполне хватило, чтобы почувствовать откровенную ненависть ребенка. После свадьбы с Филиппом она не намерена терпеть эту вопиющую грубость. Тем более что маленькая нахалка определенно хороша собой, а через несколько лет и вовсе станет настоящей красавицей. Маргарет готова была умереть, лишь бы не пришлось сопровождать падчерицу на светских раутах и видеть, что все молодые люди будут падать к ее ногам. Больше того, расходы на содержание молодой девушки поистине умопомрачительны! Если уж тратить деньги на наряды и драгоценности, то только на свои собственные. Так что как ни крути, а девчонке вовсе не место в их с Филиппом жизни!