Страница:
– Что? – раздраженно спросил он.
– Ты уверен, что это та дорога?
– Слушай…
Боамунд, который спал как бревно с тех пор, как они покинули бар Перри, внезапно дернулся, открыл глаза и произнес:
– Останови фургон!
– Что?
– Я сказал, останови фургон.
Туркин взглянул на него и покачал головой.
– Здесь нельзя, – сказал он, – это же магистраль. Придется тебе подождать, пока мы не доберемся до "Маленького Повара" или чего-нибудь в этом роде.
– Да не это, идиот! – рявкнул Боамунд. – Мы приехали. Это здесь.
Пертелоп пожал плечами.
– Ты босс, Сопливчик, – произнес он. – Вон впереди площадка. Подойдет?
– Да, – нетерпеливо сказал Боамунд, – замечательно, подруливай. – Его брови были нахмурены; судя по виду, это был внезапный приступ сосредоточенности, словно он изо всех сил пытался удержать что-то большое и скользкое у себя в сознании.
– С тобой все хорошо, Бо? – спросил Бедевер. – Ты выглядишь как-то странновато.
– Вообще-то, – ответил Боамунд, – мне приснился сон.
– Ага, – вмешался Туркин, – вот и оно. У Сопливчика опять начали слипаться мозги.
Боамунд яростно отмахнулся от него.
– Заткнись, Тур. Это был очень важный сон, и я пытаюсь вспомнить его. А это не так-то просто, знаешь ли.
Фургон остановился, и рыцари выпрыгнули из него. Снаружи было холодно, с неба сыпала мелкая морось. Позади проволочной изгороди туман накатывался на опушку большого соснового леса.
– Там, – показал Боамунд. – Вон тот лес. За этими деревьями есть озеро. Туда-то нам и надо.
Бедевер умудрился завладеть картой и теперь внимательно ее изучал.
– Вы знаете, а он прав, – сказал он. – Во всяком случае, здесь в округе полно затопленных гравийных карьеров. По крайней мере, если там Мериден, – опустив карту, он кивнул в северном направлении, – то за этими деревьями действительно есть затопленные карьеры. В противном случае, мы можем находиться где угодно.
Он оборвал себя и посмотрел вниз. Ноготь дергал его за рукав.
– Ты сказал – Мериден? – возбужденно переспросил карлик.
– Именно так, – ответил Бедевер. – А в чем дело?
– Мериден, – повторил карлик. – Там делают мотоциклы.
Бедевер поднял бровь.
– Кто-нибудь понял, о чем он болтает? При чем здесь мотоциклы? – недоуменно спросил он. Галахад кивнул:
– Старая фабрика «Триумф» располагалась в Меридене, – подтвердил он. – И что?
Карлик ухмыльнулся.
– Ничего, – отозвался он. – Просто Мерриден, знаете ли, находится точно в географическом центре Альбиона, вот и все.
Галахад нахмурился.
– Это, конечно, чрезвычайно интересно, – сказал он. – Ну а теперь, малютка, давай-ка топай быстрее, а то…
– Ну-ка повтори, – прервал Бедевер.
– Мериден, – раздельно произнес карлик, – это точный центр Альбиона, с географической точки зрения. – Он подмигнул Бедеверу. – Мне показалось, что стоит об этом сказать, – добавил он.
– Спасибо, – Бедевер задумчиво пощипал кончик носа и взглянул на карту. – Знаете, – проговорил он, – а это, если подумать, действительно довольно интересно.
– Да ну? – насмешливо взглянул на него Ламорак. – Я-то лично никогда не видел смысла в географии. Кому, скажите, какое дело, где расположена столица королевства Нортгэльского?
– Точно в центре, – проговорил Бедевер, скорее для себя, чем для кого-нибудь другого. – Разрази меня гром!..
– Ваше Величество…
– М-м?
– Мне кажется, вам лучше свернуть к обочине, Ваше Величество.
Королева взглянула в зеркальце заднего вида, вздохнула и нажала на тормоз. Помощники переглянулись и обменялись ухмылками. Они предвкушали то, что должно было произойти.
Полисмен подошел к машине и постучал в стекло. Он был молод, высок и рыжеволос. Забавно, сказала сама себе Королева, насколько молодо они все выглядят в наши дни. Она опустила стекло и улыбнулась.
– Добрый вечер, офицер, – обольстительно проговорила она.
Полицейский не отреагировал на улыбку; по крайней мере, не показал этого.
– Знаете ли вы, – сказал он, – что вы ехали со скоростью более ста десяти миль в час, мадам?
– Неужели! – воскликнула Королева. – Это просто удивительно! Я совершенно не ощущала ничего подобного.
– Прошу вас, выйдите из машины, мадам.
– Но на улице дождь!
Лицо полисмена оставалось бесстрастным.
– Выйдите из машины, пожалуйста, – повторил он. – Я вынужден попросить вас предъявить…
– Простите?
– Я вынужден попросить вас… вас… вас… вас… – промолвила маленькая зеленая лягушка; затем она заметила, что что-то не так. Она подпрыгнула на месте раза два, потом села и раскрыла рот. Королева с печалью покачала головой и обратилась ко второму полисмену.
– Офицер, – произнесла Королева, – я собираюсь и вас превратить в лягушку.
Полисмен тупо таращился на нее.
– Прошу вас, не примите это на свой счет, – продолжала Королева, – я же знаю, вы просто делаете свою работу, и это совсем не ваша вина, просто так сложились обстоятельства. Это совсем не больно, обещаю вам.
Она улыбнулась, и у ее ног возникла вторая лягушка. Очень аккуратно, словно боясь повредить их хрупкие лапки, Королева подобрала двух земноводных с земли и посадила их к себе на ладонь.
– Ну вот, – произнесла она. – Когда-нибудь по этой дороге проедет принцесса. Возможно, – добавила она, – эта принцесса будет ехать со скоростью сто двадцать с лошадиным фургоном на буксире. И если вы будете с ней очень-очень вежливы и не станете спрашивать у нее водительские права, возможно, она поцелует вас, и вы снова станете полицейскими. Ну а если нет, попробуйте ловить мух. Мне говорили, что у них довольно специфический вкус, но если притерпеться, то оно стоит того. Чао!
Она мягко подтолкнула их указательным пальцем между задних лапок, чтобы побудить спрыгнуть с ее ладони, еще раз улыбнулась и забралась обратно в автобус.
– Ну, что ж, – сказала она.
– Где?
Боамунд угрюмо насупился. Это был такой живой, убедительный сон, из тех, которые ты уверен, что вспомнишь; но теперь в его голове оставался только какой-то липкий серебристый след в том месте, где он когда-то был.
– Это где-то здесь, – произнес он. – Озеро. Все в тумане. Ну, вы знаете такие вещи.
– Но здесь и в помине нет никакого озера, Бо, – покачал головой Туркин. – Ты же понимаешь, такую вещь, как озеро, трудно проглядеть. Ты, должно быть, просто вообразил его.
– Я не воображал его! – заорал Боамунд. – Это было озеро, и оно было здесь!
– Но сейчас его здесь нет, – с ухмылкой возразил Туркин. – Здесь только деревья и вот это.
Он махнул рукой в сторону маленькой, наполовину недостроенной группки фешенебельных коттеджей и пожал плечами. Остальные рыцари, против обыкновения чувствительные к замешательству своего лидера, не говорили ничего.
– Мы можем попробовать поискать там, – предложил Боамунд; и Бедеверу вспомнился один кот, которого он когда-то знал, – у того была манера каждый раз, когда шел дождь, обходить по очереди все двери и окна, вероятно, в надежде найти хоть одно, за которым светит солнце. – Наверно, его просто не видно из-за тумана. Уверен, что если мы посмотрим как следует…
– Ну-ну, будет тебе, – продолжал уговаривать Туркин с той же невыносимо раздражающей интонацией, словно говоря: "Будем же наконец разумными людьми". – Мы уже достаточно долго пробовали, никакого озера здесь нет, ну и хватит об этом…
Его речь оборвалась громким всплеском. Туркин все же нашел озеро.
Призрак перечитал написанное и понял, что это хорошо. Такое чувство приходит иногда, если ты призрак.
Он посмотрел на часы, которые показывали теперь точное время, и увидел, что уже половина десятого. Самое время послать это по факсу, пока в манчестерской студии все не разошлись.
Неторопливо шагая по пустому дому, призрак удивлялся про себя, что же казалось ему таким трудным. Стоило ему смириться с мыслью, что сцена должна начинаться с Майка Болдуина, как это просто пришло к нему, словно кто-то диктовал ему текст непосредственно в его голове. Он просто сел, взял лист бумаги, – и не испортил ни строчки.
Только сейчас он заметил, на чем писал: это был тот странный кусок пергамента, который он обнаружил в часах. Не раздумывая, он стер пемзой картинки и заглавие, но вся эта скучная латынь осталась на листе. Однако, сейчас уже слишком поздно что-то с этим делать.
Приступ легкого любопытства все же овладел им; он присел на краешек сундука и прищурился на манускрипт. Прошли годы с тех пор, когда он в последний раз пытался прочесть что-то на латыни, и слава Богу, – чертовски глупый язык, надо же было такое придумать, чтобы половина слов кончалась на «-us», а другая половина на «-o». Буквы были маленькими и тесно посаженными, что не очень-то помогало разбирать текст.
Historia Verissima de Calice Sancto, quae Latine vortit monachus Glastonburiensis Simon Magus ex libello vetere Gallico, res gestas equitum magorumque opprobria argentariorumque continens…
…Очень правдивая история святого чего-то, с которой Симон Маг, monachus, – это значит монах, ну да, монах из Гластонбери, что-то сделал на латыни – непонятный глагол в конце строки, – в которой содержится… ага, содержатся деяния всадников и магов, а также opprobria – позорное что-то – argentariorum, то есть людей, имеющих дело с деньгами…
Куча древней чепухи. Сейчас отправлю факс, пообещал себе призрак, возьму пемзу и сотру все это к чертям, а потом, может быть, мне удастся написать на этом листе что-нибудь достойное. Позорные деяния людей, имеющих дело с деньгами, скажите пожалуйста! Кто, черт побери, захочет об этом читать?
Он вошел в кабинет, набрал номер на факсе и заправил лист пергамента в приемный лоток. Послышались обычные звуки, словно кто-то душил утку, и пергамент, спазматически дергаясь, пополз, зажевываемый маленькими пластмассовыми челюстями. Когда пересылка была закончена, он вытащил лист, тщательно удалил полоску регистрации и пошел искать пемзу.
– Боамунд.
– Что?
– Не хочу дергать тебя по пустякам, но помнишь вот эту кожаную книжечку, которую мы притащили из Атлантиды?
– И что?
– Там из нее лезет какой-то здоровенный кусок бумаги.
Денни Беннетт зевнул, потянулся к кофейнику, обнаружил, что в нем ничего нет и выругался.
Девять тридцать. Это был долгий день. Однако, новый документальный фильм продвигался вперед, идеи били ключом, адреналин бежал по жилам. Теперь, если только ему удастся найти способ связать шотландских горцев и Совет по Развитию Островов с резней в Гленкоу, у него уже будет что-то.
Он подвинул к себе диаграмму и начал пристально ее рассматривать. Как все его конспиративные карты, она была разрисована по меньшей мере семью различными цветами – голубой для ЦРУ, зеленый для ФБР, красный для М-16, лиловый для Английской Национальной Оперы, и так далее. Диаграмма показывала красивое многоцветное переплетение вокруг побега Принца Чарли и ровную оранжевую линию, связывающую его с североморскими нефтяными компаниями; теперь ей не хватало только нескольких розовых штрихов в правом верхнем углу. Что у нас означает розовый? Ага, люди из Совета по Правам Заимодавцев. Там определенно что-то происходит. Но что?
Дальше по коридору, в той части здания, где располагались ребята из мыльных сериалов, тихо зазвенел факс. Мыльные сериалы! Подонки общества. Опиум для народа. Почему ему никогда не приходят факсы, интересно знать?
Однако, следовало признать, что в коммерческом телевидении использовались гелевые ручки гораздо лучшего качества, нежели те, с которыми он имел дело на Би-Би-Си. Если ты в муках творчества непреднамеренно откусывал кончик такой ручки, тебе потом не приходилось ходить три дня с ярко-зеленым языком.
Что-то мешало ему сосредоточиться. Он пытался выкинуть это из своей головы, но оно не желало уходить: непрекращающийся вибрирующий писк, словно машина, страдающая зубной болью. Да это же тот факс в конце коридора, понял он, – вероятно, его заело, а эти ленивые ублюдки уже давно разошлись по домам. С огромной неохотой – поскольку он уже видел способ связать розовый с желтым так, чтобы не пересекать голубой, – он поднялся на ноги и пошел в «Мыльные сериалы», чтобы разобраться наконец с треклятой машинкой.
Как и следовало ожидать, в факсе застряла бумага. Несколько резких ударов ладонью быстро вывели механизм из затруднительного положения; он вытащил листок, швырнул его на стол и повернулся, чтобы уходить. Потом нахмурился и снова повернулся к столу.
Чем, черт возьми, занимаются мыльные сериальщики, если они получают факсы на латыни?
Начало, разумеется, было на английском, – и тот, кто писал его, имел большие трудности с орфографией, – какая-то ерундовая пьеска про людей, которых звали Альф и Дейрдре. Но потом рукописный текст кончался, и далее шел десяток абзацев мелким шрифтом, и Денни мог поклясться, что это латынь, насколько он мог разобрать. Это было, по меньшей мере, странно. Очень странно.
Прошло уже – о, лет пятнадцать, даже двадцать, с тех пор, когда учителя в школе оставили попытки научить его латыни; но память Денни была похожа на багажник семейного автомобиля. Вещи, которые давно уже никому не нужны и которые, по общему убеждению, вообще были выброшены много лет назад, имели тенденцию скапливаться там, прячась, выжидая удобного момента, чтобы выскочить на поверхность, когда никто этого не ожидает. К собственному удивлению, он обнаружил, что даже может кое-что разобрать…
Не осознавая, что он делает, он присел на край стола и погрузился в чтение.
– Что она делает, Беддерс? – требовательно спросил Боамунд.
– Печатает, – отвечал Бедевер, пораженный. – Черт, Бо, похоже, у этой штуки внутри встроенный миниатюрный факс. Круто!
– Что такое…
Но Бедевер уже рассматривал узенькую полоску бумаги, упорно ползущую из боковины Персонального Органайзера Знаний.
– Это магический артефакт, – произнес он. – Это значит, что ты можешь посылать письма и документы и все что хочешь по всему миру за считанные секунды.
– А, так вот это что, – облегченно сказал Боамунд. – Только вот где у нее крылья?
Бедевер поднял бровь.
– Что ты имеешь в виду? Какие крылья?
– В мое время, – объяснил Боамунд, – когда кто-то хотел отправить письмо с одного конца мира в другой за несколько секунд, он использовал волшебного ворона. Но где у него крылья?
– Они его усовершенствовали, – сказал Бедевер; его внимание было приковано к бумаге у него в руках. – Теперь все делается с помощью электричества. Поэтому это и называется бескрылым телеграфом. А знаешь, это может оказаться интересным. Похоже, мы перехватили чью-то линию, и…
Помимо своей воли рыцари сгрудились вокруг, заглядывая ему через плечо, – все, кроме Туркина, который был слишком занят тем, что выжимал свою рубашку и дрожал от холода. Группа искателей приключений погрузилась в молчание.
– Так-так, – проговорил наконец Ламорак. – Интересно – это еще мягко сказано. Подумать только, Кен Барлоу и Лиз Макдональд…
– Да не этот кусок, – оборвал Бедевер. – Вот здесь, ниже. Бог мой…
– Но это же по-латыни, Беддерс. Я в латыни всегда был ни в зуб ногой.
Бедевер читал доволько бегло, и его палец вскоре оказался внизу страницы.
– Проклятье! – сказал он. – Она обрывается. Однако, для начала неплохо. Интересно, за каким дьяволом кому-то понадобилось пересылать это по факсу?
– Что там написано, Беддерс? – нетерпеливо прервал его Боамунд. – И если у этой штуки нет крыльев, то каким образом.?
Бедевер, однако, не слушал его. Он широко улыбался.
– Понимаю, – раздельно произнес он. – Очень, очень интересно, в самом деле. Так вот для чего эта штука была нужна на самом деле! – Тут он, по-видимому, заметил остальных рыцарей и повернулся к ним. – У нас в руках, – сказал он, – находится первая часть истории о том, как был утерян Святой Грааль, рассказанной современником, ну, или почти современником; и, черт побери, – тут его лицо расплылось в уже совершенно необъятной ухмылке, – вы никогда не догадаетесь, кто этот современник, написавший эту бумагу.
Они будут просто вне себя, сказал себе Симон Маг, – особенно Машо. Однако, он предупреждал их, и не разбив яйца, не сделаешь омлета, и так далее. Наверное, ему в лучшем случае будет лучше идти одному.
Он взглянул на карту, лежащую на соседнем сиденье, но в кабине было слишком темно. Придется полагаться на память, а ведь прошло, пожалуй, лет восемьсот с тех пор, как он в последний раз ездил по этой дороге. К счастью, он обладал хорошим чувством направления.
– Ковентри, – произнес он вслух. Хорошая идея – эти новомодные придорожные указатели; сберегает кучу времени, когда не надо каждый раз останавливаться и спрашивать дорогу у каких-нибудь морщинистых стариков-крестьян. Он наклонился вперед и включил радио. «Вокруг Британии», замечательно. Он любил эту программу. Простая развлекательная музыка, никаких придурочных шуточек.
Вполне понятно, что ему было немного не по себе. Это дело шло к исполнению долгое время, в него было вложено много сил. Он взглянул на спидометр и слегка отпустил педаль газа. Не стоит спешить, было бы глупо, если бы его сейчас задержали за превышение скорости.
(«Вас… вас… вас…» – донеслось кваканье с обочины дороги, когда микроавтобус со свистом пронесся мимо.)
Крутя руль, он перебирал в уме все, что ему еще оставалось сделать. Было еще множество вещей, которые могли пойти наперекосяк, но так оно всегда бывает. Наступил тот момент, когда ему не оставалось ничего, кроме как сесть, откинуться на спинку кресла и позволить им продолжать самим. Они, в общем-то, вполне здравомыслящие парни, если не ожидать от них ничего экстраординарного, и при них был карлик, на случай, если они попадут в слишком уж серьезную переделку.
«Вокруг Британии» сменилась прогнозом погоды, – довольно точным, одобрительно заметил Симон Маг; хорошо работают ребята, особенно если учесть, какими потрясающе примитивными технологиями они пользуются, – а затем программой для садоводов. Симон Маг зевнул и выключил радио. В любом случае, он был уже почти на месте.
Окружающий ландшафт определенно выглядел знакомым, и Симон Маг свернул с магистрали на А-45. Он почти мог слышать это, оно звало его…
– Симон!
Он поднял голову и увидел в зеркале заднего вида лицо Аристотеля. Проклятье! Он забыл вырубить эту чертову штуку!
– Привет, Ари, – ответил он. – Я вас предупреждал. Я же сказал: три минуты.
– Как ты мог? – вопросил Аристотель, белый от ярости. – Бросить нас вот так, черт знает где…
– Я подберу вас на обратном пути, – утешил его Симон Маг. – Послушай, почему бы тебе не пойти выпить чашечку чая, а? Сыграть партию-другую в «Космических завоевателей»… И, э-э, скажи там миссис Магус, что меня срочно вызвали, или придумай что-нибудь такое, хорошо? Спасибо тебе.
Он протянул руку и щелкнул маленьким переключателем, расположенным за зеркальцем. Лицо Аристотеля исчезло, сменившись изображением тяжелого грузовика.
Ну что ж. Если он что-нибудь забыл, теперь уже слишком поздно.
Рыцари понемногу отсыревали.
– Итак, – говорил Бедевер, – это все, разумеется, очень прямолинейно, но… Альбион – это на самом деле не Альбион, это… – он порылся в памяти, подыскивая подходящий термин. – Это нечто, что можно назвать финансовым учреждением, – сказал он неуверенно. Он знал, что это совсем не так, но неважно. Не было смысла пытаться понять это; все, что от них требовалось, – это действовать дальше, и все станет ясно само собой.
– Понимаю, – соврал Боамунд. – Так и что же от нас теперь требуется?
– У меня с собой дорожный набор для игры в триктрак, – сказал Ламорак.
Боамунд обдумал это.
– Хорошо, – произнес он. – И что потом?
– Ну, тем временем нам кто-нибудь подвернется и скажет нам, что делать дальше, полагаю. Ты же слышал, что сказал Беддерс, Бо. Нам следует быть терпеливыми.
Как неизбежно и должно было оказаться, выяснилось, что Ламорак забыл взять с собой кости, так что в конце концов они просто уселись под деревом и стали играть в «двадцать вопросов». К этому времени темнота стояла уже непроглядная, и туман начинал свиваться вокруг них серыми клубами.
– Твоя очередь, Бо. Задумай что-нибудь.
Боамунд некоторое время размышлял, нахмурив брови. Когда он сказал «Готово», в его голосе было что-то, заинтересовавшее Бедевера, но он не стал высказывать свои мысли вслух.
– Два слова, – сказал Боамунд. – Из царства минералов.
– Минералов, – повторил Галахад. – Это что-то, что ожидаешь найти у себя в доме?
Боамунд немного подумал; было похоже, словно он слушает какой-то голос, подсказывающий ему ответ.
– Да, – ответил он, и его голос прозвучал удивленно. – Один.
– Больше или меньше футбольного мяча? – спросил Туркин.
– Больше, – ответил Боамунд. – Черт, – прибавил он. – Два.
– Это сделано из металла?
– Да, – сказал Боамунд, затем нахмурился. – Нет, – поправился он. – Нет, пожалуй, не из металла. Три.
– Предмет домашнего обихода, сделан не из металла, больше, чем футбольный мяч, – размышлял Пертелоп. – Это механизм?
– Нет. Четыре.
– Не механизм, хорошо. Его можно найти в кухне?
Боамунд подождал ответа. Когда ответ пришел, он, по-видимому, сам был поражен.
– Да, – сказал он. – Пять.
– Так, – произнес Галахад. – Минерал, не металлический, больше футбольного мяча, не механизм, находится на кухне. Мусорная корзина?
– Нет. Шесть.
– Корзинка для овощей?
– Нет. Семь.
– Это сделано из пластмассы? – спросил Ламорак.
Боамунд послушал, и его рот открылся от изумления.
– Да, – сказал он. – Восемь.
– Банка для круп?
– Это не больше футбольного мяча, идиот.
– Встречаются и больше, – скромно ответил Туркин. – Я как-то зашел в один магазин…
– Это не банка для круп, – спокойно произнес Боамунд. – Девять.
– Кухонные весы, – предположил Пертелоп. – Нет, это механизм; беру назад. А, знаю: это большая плетеная хлебница.
– Нет. Десять.
– Стакан для сбивания коктейлей?
– Нет. Одиннадцать.
– Черт, мы где-то совсем рядом, – сказал Ламорак. – Давайте-ка посмотрим: это большая пластмассовая кухонная принадлежность, не механизм. Подставка для посуды?
– Нет. Двенадцать.
– Заковыристая штука, – произнес Галахад. – Это не может быть горшок для муки, потому что он глиняный, а не пластмассовый. Лам, что обычно находится в шкафчике под раковиной, сразу за смесителем?
Напряженное молчание. Бедевер поднял глаза и увидел, что дождь прекратился.
– Может быть, отстойник? – предположил Пертелоп. – У нас ведь его еще не было?
– Это не отстойник; тринадцать, – сказал Боамунд. – А кстати, что такое отстойник?
– А как насчет ведра? – спросил Галахад. – Ну, знаешь, для мытья полов?
– Четырнадцать.
– Давайте повторим еще раз, – предложил Туркин, и пока они делали это, Боамунд всматривался (если можно так сказать) в отчетливую, ясную картинку в своем уме. Не может же это быть…
– Мусорный совок и швабра, – сказал Галахад за всех. – То есть, они могут быть в кухне, если нет специального чулана под лестницей.
– Пятнадцать, – ответил Боамунд отсутствующим голосом. Образ в его голове отказывался исчезать; он даже стал еще ярче.
– Я пытаюсь вспомнить, – сказал Туркин, – что у них было в кухне в «Пицце-на-ходу». – Он тряхнул головой. – Но это не механизм. Не знаю, это хорошая задачка.
– Ламповый абажур, – вмешался Ламорак, и в его голосе проскользнула нотка отчаяния. Но Боамунд только покачал головой и сказал:
– Шестнадцать.
– Я знаю! – воскликнул Пертелоп. – Как глупо было сразу не догадаться! Это пластмассовый дуршлаг.
– Семнадцать.
– Тазик для салатов.
– Восемнадцать.
– Находится в кухне, боже ты мой!
– Ящик для столовых приборов.
Боамунд снова покачал головой.
– Девятнадцать, – промурлыкал он.
Рыцари посмотрели друг на друга; и тут Бедевер, который по-прежнему смотрел в небеса и заметил, что тучи разошлись и на небе показались звезды, откашлялся.
– Я думаю, – сказал он, – что это Святой Грааль.
– Правильно, – ответил Боамунд. – Двадцать.
9
– Ты уверен, что это та дорога?
– Слушай…
Боамунд, который спал как бревно с тех пор, как они покинули бар Перри, внезапно дернулся, открыл глаза и произнес:
– Останови фургон!
– Что?
– Я сказал, останови фургон.
Туркин взглянул на него и покачал головой.
– Здесь нельзя, – сказал он, – это же магистраль. Придется тебе подождать, пока мы не доберемся до "Маленького Повара" или чего-нибудь в этом роде.
– Да не это, идиот! – рявкнул Боамунд. – Мы приехали. Это здесь.
Пертелоп пожал плечами.
– Ты босс, Сопливчик, – произнес он. – Вон впереди площадка. Подойдет?
– Да, – нетерпеливо сказал Боамунд, – замечательно, подруливай. – Его брови были нахмурены; судя по виду, это был внезапный приступ сосредоточенности, словно он изо всех сил пытался удержать что-то большое и скользкое у себя в сознании.
– С тобой все хорошо, Бо? – спросил Бедевер. – Ты выглядишь как-то странновато.
– Вообще-то, – ответил Боамунд, – мне приснился сон.
– Ага, – вмешался Туркин, – вот и оно. У Сопливчика опять начали слипаться мозги.
Боамунд яростно отмахнулся от него.
– Заткнись, Тур. Это был очень важный сон, и я пытаюсь вспомнить его. А это не так-то просто, знаешь ли.
Фургон остановился, и рыцари выпрыгнули из него. Снаружи было холодно, с неба сыпала мелкая морось. Позади проволочной изгороди туман накатывался на опушку большого соснового леса.
– Там, – показал Боамунд. – Вон тот лес. За этими деревьями есть озеро. Туда-то нам и надо.
Бедевер умудрился завладеть картой и теперь внимательно ее изучал.
– Вы знаете, а он прав, – сказал он. – Во всяком случае, здесь в округе полно затопленных гравийных карьеров. По крайней мере, если там Мериден, – опустив карту, он кивнул в северном направлении, – то за этими деревьями действительно есть затопленные карьеры. В противном случае, мы можем находиться где угодно.
Он оборвал себя и посмотрел вниз. Ноготь дергал его за рукав.
– Ты сказал – Мериден? – возбужденно переспросил карлик.
– Именно так, – ответил Бедевер. – А в чем дело?
– Мериден, – повторил карлик. – Там делают мотоциклы.
Бедевер поднял бровь.
– Кто-нибудь понял, о чем он болтает? При чем здесь мотоциклы? – недоуменно спросил он. Галахад кивнул:
– Старая фабрика «Триумф» располагалась в Меридене, – подтвердил он. – И что?
Карлик ухмыльнулся.
– Ничего, – отозвался он. – Просто Мерриден, знаете ли, находится точно в географическом центре Альбиона, вот и все.
Галахад нахмурился.
– Это, конечно, чрезвычайно интересно, – сказал он. – Ну а теперь, малютка, давай-ка топай быстрее, а то…
– Ну-ка повтори, – прервал Бедевер.
– Мериден, – раздельно произнес карлик, – это точный центр Альбиона, с географической точки зрения. – Он подмигнул Бедеверу. – Мне показалось, что стоит об этом сказать, – добавил он.
– Спасибо, – Бедевер задумчиво пощипал кончик носа и взглянул на карту. – Знаете, – проговорил он, – а это, если подумать, действительно довольно интересно.
– Да ну? – насмешливо взглянул на него Ламорак. – Я-то лично никогда не видел смысла в географии. Кому, скажите, какое дело, где расположена столица королевства Нортгэльского?
– Точно в центре, – проговорил Бедевер, скорее для себя, чем для кого-нибудь другого. – Разрази меня гром!..
– Ваше Величество…
– М-м?
– Мне кажется, вам лучше свернуть к обочине, Ваше Величество.
Королева взглянула в зеркальце заднего вида, вздохнула и нажала на тормоз. Помощники переглянулись и обменялись ухмылками. Они предвкушали то, что должно было произойти.
Полисмен подошел к машине и постучал в стекло. Он был молод, высок и рыжеволос. Забавно, сказала сама себе Королева, насколько молодо они все выглядят в наши дни. Она опустила стекло и улыбнулась.
– Добрый вечер, офицер, – обольстительно проговорила она.
Полицейский не отреагировал на улыбку; по крайней мере, не показал этого.
– Знаете ли вы, – сказал он, – что вы ехали со скоростью более ста десяти миль в час, мадам?
– Неужели! – воскликнула Королева. – Это просто удивительно! Я совершенно не ощущала ничего подобного.
– Прошу вас, выйдите из машины, мадам.
– Но на улице дождь!
Лицо полисмена оставалось бесстрастным.
– Выйдите из машины, пожалуйста, – повторил он. – Я вынужден попросить вас предъявить…
– Простите?
– Я вынужден попросить вас… вас… вас… вас… – промолвила маленькая зеленая лягушка; затем она заметила, что что-то не так. Она подпрыгнула на месте раза два, потом села и раскрыла рот. Королева с печалью покачала головой и обратилась ко второму полисмену.
– Офицер, – произнесла Королева, – я собираюсь и вас превратить в лягушку.
Полисмен тупо таращился на нее.
– Прошу вас, не примите это на свой счет, – продолжала Королева, – я же знаю, вы просто делаете свою работу, и это совсем не ваша вина, просто так сложились обстоятельства. Это совсем не больно, обещаю вам.
Она улыбнулась, и у ее ног возникла вторая лягушка. Очень аккуратно, словно боясь повредить их хрупкие лапки, Королева подобрала двух земноводных с земли и посадила их к себе на ладонь.
– Ну вот, – произнесла она. – Когда-нибудь по этой дороге проедет принцесса. Возможно, – добавила она, – эта принцесса будет ехать со скоростью сто двадцать с лошадиным фургоном на буксире. И если вы будете с ней очень-очень вежливы и не станете спрашивать у нее водительские права, возможно, она поцелует вас, и вы снова станете полицейскими. Ну а если нет, попробуйте ловить мух. Мне говорили, что у них довольно специфический вкус, но если притерпеться, то оно стоит того. Чао!
Она мягко подтолкнула их указательным пальцем между задних лапок, чтобы побудить спрыгнуть с ее ладони, еще раз улыбнулась и забралась обратно в автобус.
– Ну, что ж, – сказала она.
– Где?
Боамунд угрюмо насупился. Это был такой живой, убедительный сон, из тех, которые ты уверен, что вспомнишь; но теперь в его голове оставался только какой-то липкий серебристый след в том месте, где он когда-то был.
– Это где-то здесь, – произнес он. – Озеро. Все в тумане. Ну, вы знаете такие вещи.
– Но здесь и в помине нет никакого озера, Бо, – покачал головой Туркин. – Ты же понимаешь, такую вещь, как озеро, трудно проглядеть. Ты, должно быть, просто вообразил его.
– Я не воображал его! – заорал Боамунд. – Это было озеро, и оно было здесь!
– Но сейчас его здесь нет, – с ухмылкой возразил Туркин. – Здесь только деревья и вот это.
Он махнул рукой в сторону маленькой, наполовину недостроенной группки фешенебельных коттеджей и пожал плечами. Остальные рыцари, против обыкновения чувствительные к замешательству своего лидера, не говорили ничего.
– Мы можем попробовать поискать там, – предложил Боамунд; и Бедеверу вспомнился один кот, которого он когда-то знал, – у того была манера каждый раз, когда шел дождь, обходить по очереди все двери и окна, вероятно, в надежде найти хоть одно, за которым светит солнце. – Наверно, его просто не видно из-за тумана. Уверен, что если мы посмотрим как следует…
– Ну-ну, будет тебе, – продолжал уговаривать Туркин с той же невыносимо раздражающей интонацией, словно говоря: "Будем же наконец разумными людьми". – Мы уже достаточно долго пробовали, никакого озера здесь нет, ну и хватит об этом…
Его речь оборвалась громким всплеском. Туркин все же нашел озеро.
Призрак перечитал написанное и понял, что это хорошо. Такое чувство приходит иногда, если ты призрак.
Он посмотрел на часы, которые показывали теперь точное время, и увидел, что уже половина десятого. Самое время послать это по факсу, пока в манчестерской студии все не разошлись.
Неторопливо шагая по пустому дому, призрак удивлялся про себя, что же казалось ему таким трудным. Стоило ему смириться с мыслью, что сцена должна начинаться с Майка Болдуина, как это просто пришло к нему, словно кто-то диктовал ему текст непосредственно в его голове. Он просто сел, взял лист бумаги, – и не испортил ни строчки.
Только сейчас он заметил, на чем писал: это был тот странный кусок пергамента, который он обнаружил в часах. Не раздумывая, он стер пемзой картинки и заглавие, но вся эта скучная латынь осталась на листе. Однако, сейчас уже слишком поздно что-то с этим делать.
Приступ легкого любопытства все же овладел им; он присел на краешек сундука и прищурился на манускрипт. Прошли годы с тех пор, когда он в последний раз пытался прочесть что-то на латыни, и слава Богу, – чертовски глупый язык, надо же было такое придумать, чтобы половина слов кончалась на «-us», а другая половина на «-o». Буквы были маленькими и тесно посаженными, что не очень-то помогало разбирать текст.
Historia Verissima de Calice Sancto, quae Latine vortit monachus Glastonburiensis Simon Magus ex libello vetere Gallico, res gestas equitum magorumque opprobria argentariorumque continens…
…Очень правдивая история святого чего-то, с которой Симон Маг, monachus, – это значит монах, ну да, монах из Гластонбери, что-то сделал на латыни – непонятный глагол в конце строки, – в которой содержится… ага, содержатся деяния всадников и магов, а также opprobria – позорное что-то – argentariorum, то есть людей, имеющих дело с деньгами…
Куча древней чепухи. Сейчас отправлю факс, пообещал себе призрак, возьму пемзу и сотру все это к чертям, а потом, может быть, мне удастся написать на этом листе что-нибудь достойное. Позорные деяния людей, имеющих дело с деньгами, скажите пожалуйста! Кто, черт побери, захочет об этом читать?
Он вошел в кабинет, набрал номер на факсе и заправил лист пергамента в приемный лоток. Послышались обычные звуки, словно кто-то душил утку, и пергамент, спазматически дергаясь, пополз, зажевываемый маленькими пластмассовыми челюстями. Когда пересылка была закончена, он вытащил лист, тщательно удалил полоску регистрации и пошел искать пемзу.
– Боамунд.
– Что?
– Не хочу дергать тебя по пустякам, но помнишь вот эту кожаную книжечку, которую мы притащили из Атлантиды?
– И что?
– Там из нее лезет какой-то здоровенный кусок бумаги.
Денни Беннетт зевнул, потянулся к кофейнику, обнаружил, что в нем ничего нет и выругался.
Девять тридцать. Это был долгий день. Однако, новый документальный фильм продвигался вперед, идеи били ключом, адреналин бежал по жилам. Теперь, если только ему удастся найти способ связать шотландских горцев и Совет по Развитию Островов с резней в Гленкоу, у него уже будет что-то.
Он подвинул к себе диаграмму и начал пристально ее рассматривать. Как все его конспиративные карты, она была разрисована по меньшей мере семью различными цветами – голубой для ЦРУ, зеленый для ФБР, красный для М-16, лиловый для Английской Национальной Оперы, и так далее. Диаграмма показывала красивое многоцветное переплетение вокруг побега Принца Чарли и ровную оранжевую линию, связывающую его с североморскими нефтяными компаниями; теперь ей не хватало только нескольких розовых штрихов в правом верхнем углу. Что у нас означает розовый? Ага, люди из Совета по Правам Заимодавцев. Там определенно что-то происходит. Но что?
Дальше по коридору, в той части здания, где располагались ребята из мыльных сериалов, тихо зазвенел факс. Мыльные сериалы! Подонки общества. Опиум для народа. Почему ему никогда не приходят факсы, интересно знать?
Однако, следовало признать, что в коммерческом телевидении использовались гелевые ручки гораздо лучшего качества, нежели те, с которыми он имел дело на Би-Би-Си. Если ты в муках творчества непреднамеренно откусывал кончик такой ручки, тебе потом не приходилось ходить три дня с ярко-зеленым языком.
Что-то мешало ему сосредоточиться. Он пытался выкинуть это из своей головы, но оно не желало уходить: непрекращающийся вибрирующий писк, словно машина, страдающая зубной болью. Да это же тот факс в конце коридора, понял он, – вероятно, его заело, а эти ленивые ублюдки уже давно разошлись по домам. С огромной неохотой – поскольку он уже видел способ связать розовый с желтым так, чтобы не пересекать голубой, – он поднялся на ноги и пошел в «Мыльные сериалы», чтобы разобраться наконец с треклятой машинкой.
Как и следовало ожидать, в факсе застряла бумага. Несколько резких ударов ладонью быстро вывели механизм из затруднительного положения; он вытащил листок, швырнул его на стол и повернулся, чтобы уходить. Потом нахмурился и снова повернулся к столу.
Чем, черт возьми, занимаются мыльные сериальщики, если они получают факсы на латыни?
Начало, разумеется, было на английском, – и тот, кто писал его, имел большие трудности с орфографией, – какая-то ерундовая пьеска про людей, которых звали Альф и Дейрдре. Но потом рукописный текст кончался, и далее шел десяток абзацев мелким шрифтом, и Денни мог поклясться, что это латынь, насколько он мог разобрать. Это было, по меньшей мере, странно. Очень странно.
Прошло уже – о, лет пятнадцать, даже двадцать, с тех пор, когда учителя в школе оставили попытки научить его латыни; но память Денни была похожа на багажник семейного автомобиля. Вещи, которые давно уже никому не нужны и которые, по общему убеждению, вообще были выброшены много лет назад, имели тенденцию скапливаться там, прячась, выжидая удобного момента, чтобы выскочить на поверхность, когда никто этого не ожидает. К собственному удивлению, он обнаружил, что даже может кое-что разобрать…
Не осознавая, что он делает, он присел на край стола и погрузился в чтение.
– Что она делает, Беддерс? – требовательно спросил Боамунд.
– Печатает, – отвечал Бедевер, пораженный. – Черт, Бо, похоже, у этой штуки внутри встроенный миниатюрный факс. Круто!
– Что такое…
Но Бедевер уже рассматривал узенькую полоску бумаги, упорно ползущую из боковины Персонального Органайзера Знаний.
– Это магический артефакт, – произнес он. – Это значит, что ты можешь посылать письма и документы и все что хочешь по всему миру за считанные секунды.
– А, так вот это что, – облегченно сказал Боамунд. – Только вот где у нее крылья?
Бедевер поднял бровь.
– Что ты имеешь в виду? Какие крылья?
– В мое время, – объяснил Боамунд, – когда кто-то хотел отправить письмо с одного конца мира в другой за несколько секунд, он использовал волшебного ворона. Но где у него крылья?
– Они его усовершенствовали, – сказал Бедевер; его внимание было приковано к бумаге у него в руках. – Теперь все делается с помощью электричества. Поэтому это и называется бескрылым телеграфом. А знаешь, это может оказаться интересным. Похоже, мы перехватили чью-то линию, и…
Помимо своей воли рыцари сгрудились вокруг, заглядывая ему через плечо, – все, кроме Туркина, который был слишком занят тем, что выжимал свою рубашку и дрожал от холода. Группа искателей приключений погрузилась в молчание.
– Так-так, – проговорил наконец Ламорак. – Интересно – это еще мягко сказано. Подумать только, Кен Барлоу и Лиз Макдональд…
– Да не этот кусок, – оборвал Бедевер. – Вот здесь, ниже. Бог мой…
– Но это же по-латыни, Беддерс. Я в латыни всегда был ни в зуб ногой.
Бедевер читал доволько бегло, и его палец вскоре оказался внизу страницы.
– Проклятье! – сказал он. – Она обрывается. Однако, для начала неплохо. Интересно, за каким дьяволом кому-то понадобилось пересылать это по факсу?
– Что там написано, Беддерс? – нетерпеливо прервал его Боамунд. – И если у этой штуки нет крыльев, то каким образом.?
Бедевер, однако, не слушал его. Он широко улыбался.
– Понимаю, – раздельно произнес он. – Очень, очень интересно, в самом деле. Так вот для чего эта штука была нужна на самом деле! – Тут он, по-видимому, заметил остальных рыцарей и повернулся к ним. – У нас в руках, – сказал он, – находится первая часть истории о том, как был утерян Святой Грааль, рассказанной современником, ну, или почти современником; и, черт побери, – тут его лицо расплылось в уже совершенно необъятной ухмылке, – вы никогда не догадаетесь, кто этот современник, написавший эту бумагу.
Они будут просто вне себя, сказал себе Симон Маг, – особенно Машо. Однако, он предупреждал их, и не разбив яйца, не сделаешь омлета, и так далее. Наверное, ему в лучшем случае будет лучше идти одному.
Он взглянул на карту, лежащую на соседнем сиденье, но в кабине было слишком темно. Придется полагаться на память, а ведь прошло, пожалуй, лет восемьсот с тех пор, как он в последний раз ездил по этой дороге. К счастью, он обладал хорошим чувством направления.
– Ковентри, – произнес он вслух. Хорошая идея – эти новомодные придорожные указатели; сберегает кучу времени, когда не надо каждый раз останавливаться и спрашивать дорогу у каких-нибудь морщинистых стариков-крестьян. Он наклонился вперед и включил радио. «Вокруг Британии», замечательно. Он любил эту программу. Простая развлекательная музыка, никаких придурочных шуточек.
Вполне понятно, что ему было немного не по себе. Это дело шло к исполнению долгое время, в него было вложено много сил. Он взглянул на спидометр и слегка отпустил педаль газа. Не стоит спешить, было бы глупо, если бы его сейчас задержали за превышение скорости.
(«Вас… вас… вас…» – донеслось кваканье с обочины дороги, когда микроавтобус со свистом пронесся мимо.)
Крутя руль, он перебирал в уме все, что ему еще оставалось сделать. Было еще множество вещей, которые могли пойти наперекосяк, но так оно всегда бывает. Наступил тот момент, когда ему не оставалось ничего, кроме как сесть, откинуться на спинку кресла и позволить им продолжать самим. Они, в общем-то, вполне здравомыслящие парни, если не ожидать от них ничего экстраординарного, и при них был карлик, на случай, если они попадут в слишком уж серьезную переделку.
«Вокруг Британии» сменилась прогнозом погоды, – довольно точным, одобрительно заметил Симон Маг; хорошо работают ребята, особенно если учесть, какими потрясающе примитивными технологиями они пользуются, – а затем программой для садоводов. Симон Маг зевнул и выключил радио. В любом случае, он был уже почти на месте.
Окружающий ландшафт определенно выглядел знакомым, и Симон Маг свернул с магистрали на А-45. Он почти мог слышать это, оно звало его…
– Симон!
Он поднял голову и увидел в зеркале заднего вида лицо Аристотеля. Проклятье! Он забыл вырубить эту чертову штуку!
– Привет, Ари, – ответил он. – Я вас предупреждал. Я же сказал: три минуты.
– Как ты мог? – вопросил Аристотель, белый от ярости. – Бросить нас вот так, черт знает где…
– Я подберу вас на обратном пути, – утешил его Симон Маг. – Послушай, почему бы тебе не пойти выпить чашечку чая, а? Сыграть партию-другую в «Космических завоевателей»… И, э-э, скажи там миссис Магус, что меня срочно вызвали, или придумай что-нибудь такое, хорошо? Спасибо тебе.
Он протянул руку и щелкнул маленьким переключателем, расположенным за зеркальцем. Лицо Аристотеля исчезло, сменившись изображением тяжелого грузовика.
Ну что ж. Если он что-нибудь забыл, теперь уже слишком поздно.
Рыцари понемногу отсыревали.
– Итак, – говорил Бедевер, – это все, разумеется, очень прямолинейно, но… Альбион – это на самом деле не Альбион, это… – он порылся в памяти, подыскивая подходящий термин. – Это нечто, что можно назвать финансовым учреждением, – сказал он неуверенно. Он знал, что это совсем не так, но неважно. Не было смысла пытаться понять это; все, что от них требовалось, – это действовать дальше, и все станет ясно само собой.
– Понимаю, – соврал Боамунд. – Так и что же от нас теперь требуется?
– У меня с собой дорожный набор для игры в триктрак, – сказал Ламорак.
Боамунд обдумал это.
– Хорошо, – произнес он. – И что потом?
– Ну, тем временем нам кто-нибудь подвернется и скажет нам, что делать дальше, полагаю. Ты же слышал, что сказал Беддерс, Бо. Нам следует быть терпеливыми.
Как неизбежно и должно было оказаться, выяснилось, что Ламорак забыл взять с собой кости, так что в конце концов они просто уселись под деревом и стали играть в «двадцать вопросов». К этому времени темнота стояла уже непроглядная, и туман начинал свиваться вокруг них серыми клубами.
– Твоя очередь, Бо. Задумай что-нибудь.
Боамунд некоторое время размышлял, нахмурив брови. Когда он сказал «Готово», в его голосе было что-то, заинтересовавшее Бедевера, но он не стал высказывать свои мысли вслух.
– Два слова, – сказал Боамунд. – Из царства минералов.
– Минералов, – повторил Галахад. – Это что-то, что ожидаешь найти у себя в доме?
Боамунд немного подумал; было похоже, словно он слушает какой-то голос, подсказывающий ему ответ.
– Да, – ответил он, и его голос прозвучал удивленно. – Один.
– Больше или меньше футбольного мяча? – спросил Туркин.
– Больше, – ответил Боамунд. – Черт, – прибавил он. – Два.
– Это сделано из металла?
– Да, – сказал Боамунд, затем нахмурился. – Нет, – поправился он. – Нет, пожалуй, не из металла. Три.
– Предмет домашнего обихода, сделан не из металла, больше, чем футбольный мяч, – размышлял Пертелоп. – Это механизм?
– Нет. Четыре.
– Не механизм, хорошо. Его можно найти в кухне?
Боамунд подождал ответа. Когда ответ пришел, он, по-видимому, сам был поражен.
– Да, – сказал он. – Пять.
– Так, – произнес Галахад. – Минерал, не металлический, больше футбольного мяча, не механизм, находится на кухне. Мусорная корзина?
– Нет. Шесть.
– Корзинка для овощей?
– Нет. Семь.
– Это сделано из пластмассы? – спросил Ламорак.
Боамунд послушал, и его рот открылся от изумления.
– Да, – сказал он. – Восемь.
– Банка для круп?
– Это не больше футбольного мяча, идиот.
– Встречаются и больше, – скромно ответил Туркин. – Я как-то зашел в один магазин…
– Это не банка для круп, – спокойно произнес Боамунд. – Девять.
– Кухонные весы, – предположил Пертелоп. – Нет, это механизм; беру назад. А, знаю: это большая плетеная хлебница.
– Нет. Десять.
– Стакан для сбивания коктейлей?
– Нет. Одиннадцать.
– Черт, мы где-то совсем рядом, – сказал Ламорак. – Давайте-ка посмотрим: это большая пластмассовая кухонная принадлежность, не механизм. Подставка для посуды?
– Нет. Двенадцать.
– Заковыристая штука, – произнес Галахад. – Это не может быть горшок для муки, потому что он глиняный, а не пластмассовый. Лам, что обычно находится в шкафчике под раковиной, сразу за смесителем?
Напряженное молчание. Бедевер поднял глаза и увидел, что дождь прекратился.
– Может быть, отстойник? – предположил Пертелоп. – У нас ведь его еще не было?
– Это не отстойник; тринадцать, – сказал Боамунд. – А кстати, что такое отстойник?
– А как насчет ведра? – спросил Галахад. – Ну, знаешь, для мытья полов?
– Четырнадцать.
– Давайте повторим еще раз, – предложил Туркин, и пока они делали это, Боамунд всматривался (если можно так сказать) в отчетливую, ясную картинку в своем уме. Не может же это быть…
– Мусорный совок и швабра, – сказал Галахад за всех. – То есть, они могут быть в кухне, если нет специального чулана под лестницей.
– Пятнадцать, – ответил Боамунд отсутствующим голосом. Образ в его голове отказывался исчезать; он даже стал еще ярче.
– Я пытаюсь вспомнить, – сказал Туркин, – что у них было в кухне в «Пицце-на-ходу». – Он тряхнул головой. – Но это не механизм. Не знаю, это хорошая задачка.
– Ламповый абажур, – вмешался Ламорак, и в его голосе проскользнула нотка отчаяния. Но Боамунд только покачал головой и сказал:
– Шестнадцать.
– Я знаю! – воскликнул Пертелоп. – Как глупо было сразу не догадаться! Это пластмассовый дуршлаг.
– Семнадцать.
– Тазик для салатов.
– Восемнадцать.
– Находится в кухне, боже ты мой!
– Ящик для столовых приборов.
Боамунд снова покачал головой.
– Девятнадцать, – промурлыкал он.
Рыцари посмотрели друг на друга; и тут Бедевер, который по-прежнему смотрел в небеса и заметил, что тучи разошлись и на небе показались звезды, откашлялся.
– Я думаю, – сказал он, – что это Святой Грааль.
– Правильно, – ответил Боамунд. – Двадцать.
9
Прежде, чем кто-нибудь успел что-то сказать, за их спиной раздалось мягкое покашливание, и к ним подошел человек.
– Добрый вечер, джентльмены, – произнес он.
Тысячелетний инстинкт заставил рыцарей проворно вскочить на ноги.
– Добрый вечер, мистер Магус, сэр, – хором ответили они.
Симон Маг осмотрел свою одежду и вздохнул. Он приложил все усилия, пытаясь замаскироваться под пожилого лесоруба, но переодевание никогда не было его сильной стороной.
– Готовы?
Рыцари переглянулись.
– Да, сэр, – сказал Боамунд. – Все готовы.
– Замечательно. В таком случае, Боамунд, не будешь ли ты так добр проследовать за мной? Остальные, оставайтесь здесь, пока я не позову.
Среди рыцарей раздался тихий ропот недовольства – слышны были отдельные мятежные реплики о том, что это нечестно, и что некоторые люди ходят у учителей в любимчиках. Симон Маг, повернувшись, кинул на них взгляд, и ворчание моментально стихло.
– Ведите себя хорошо, – сказал Симон Маг и пошел прочь.
– Добрый вечер, джентльмены, – произнес он.
Тысячелетний инстинкт заставил рыцарей проворно вскочить на ноги.
– Добрый вечер, мистер Магус, сэр, – хором ответили они.
Симон Маг осмотрел свою одежду и вздохнул. Он приложил все усилия, пытаясь замаскироваться под пожилого лесоруба, но переодевание никогда не было его сильной стороной.
– Готовы?
Рыцари переглянулись.
– Да, сэр, – сказал Боамунд. – Все готовы.
– Замечательно. В таком случае, Боамунд, не будешь ли ты так добр проследовать за мной? Остальные, оставайтесь здесь, пока я не позову.
Среди рыцарей раздался тихий ропот недовольства – слышны были отдельные мятежные реплики о том, что это нечестно, и что некоторые люди ходят у учителей в любимчиках. Симон Маг, повернувшись, кинул на них взгляд, и ворчание моментально стихло.
– Ведите себя хорошо, – сказал Симон Маг и пошел прочь.