Страница:
– Помнишь эти конверты, которые ты им дал?
Боамунд кивнул.
– Ты знаешь, – продолжал карлик, – что им было не позволено вскрывать их до тех пор, пока они не отправятся?
Боамунд кивнул еще раз.
– Что ж, – сказал Ноготь, – они там все сейчас их читают. Я, э-э… подумал, что тебе лучше об этом знать.
Боамунд улыбнулся.
– Я и предполагал, что они так поступят, – сказал он. – Именно поэтому я и не дал им настоящие конверты.
– О! – Ноготь приподнял бровь. – А с виду они выглядели совсем как…
Боамунд нахмурился.
– Ну да, разумеется, это были настоящие конверты, – сказал он нетерпеливо. – Вот только то, что в них написано, – не настоящее задание.
– Не настоящее?
Боамунд позволил себе тихонько хохотнуть.
– О нет, – сказал он. – Все, что там написано, это «Позор вам, вы обесчещены». Это научит их уму-разуму!
Боже мой, подумал Ноготь про себя, и мне предстоит отправляться в путешествие с этими безумцами!
– Тогда зачем же, – спросил он так мягко, как только мог, – зачем же ты дал им эти конверты сейчас?
– Потому что я заранее знал, что они их откроют.
– Но, – сказал карлик осторожно, – если ты знал заранее…
– И теперь, – продолжал Боамунд, – с одной стороны, они будут знать, что я знал, что они их откроют, а с другой стороны, они будут знать, что все они – полный отстой, и тогда мы все будем знать, что к чему, разве ты не видишь? – И Боамунд победно ухмыльнулся. – Думаю, это называется искусством управления кадрами, – добавил он.
Там, откуда я родом, это называется по-другому, дражайший, – сказал сам себе Ноготь.
– Ага, – сказал он вслух. – Управление кадрами. Ну что ж, прости, что побеспокоил.
Он слегка поклонился и направился обратно в кухню, где другие рыцари сидели на кухонных столах, поджидая его.
– Вы были правы, – сказал он. – Он окончательно сбрендил.
– А я что говорил! – сказал Туркин. – Ну да ладно, насколько я знаю, нигде в правилах не говорится, что мы должны повиноваться Великому Магистру, который слетел с катушек. Предлагаю связать его, засунуть куда-нибудь в кладовку и вернуться к нашим делам.
Бедевер поднял руку.
– Ну хорошо, – сказал он, – я понял твою мысль и согласен, что он ведет себя несколько странно. Но…
– Несколько странно! – фыркнул Туркин. – Да ну же, Беддерс, посмотри фактам в лицо. Малыш Сопливчик окончательно свихнулся. Рано или поздно это должно было случиться. Проблема Сопливчика в том, что его голова слишком мала для его мозгов. От этого в котелке возникает ужасное давление, и в конце концов – чик, и ты крякнул! Пойду-ка я схожу за веревкой…
Бедевер оставался тверд.
– Постой, Тур, – сказал он спокойно. – То, что Бо поступает немного необычно, еще не значит, что мы должны оставить квест, не так ли, парни?
Четыре пары бровей приподнялись как одна. Завладев их вниманием, Бедевер соскользнул со стола, достал себе из коробки кусок печенья и продолжал:
– Я имею в виду, – сказал он, – что рано или поздно, но мы должны отыскать эту проклятую штуку, или мы будем сидеть здесь веками. Так?
Молчание. Склоненные головы. Бедевер прочистил горло, куда попали крошки, и пошел дальше:
– Именно так, – сказал он. – И вот как раз сейчас, когда все мы слегка разболтались и уже не очень-то следим за событиями, а тут еще и Нантри сбежал так внезапно, прихватив все наши… В общем, как раз в этот момент нам внезапно подворачивается малыш Бо с этой своей шарадой в руках, да еще зная в точности, что такое этот самый Грааль, господи боже мой! Признайтесь-ка, разве это не удивительно? По крайней мере, для меня это удивительно. Вряд ли это просто совпадение.
По необычной тишине сэр Бедевер заключил, что его коллеги признали, что он попал в точку. Он оживленно продолжал:
– Я, ребята, вот что имею в виду – хорошо, пусть Бо немного не в себе, ну так что из того? У нас есть инструкция, мы знаем, что такое Грааль, – так давайте пойдем наконец поищем эту проклятую штуковину! К тому же, – добавил он с нажимом, – мне, по крайней мере, кажется, что лучшая программа действий – это то, что предложил Бо: разделиться и достать все эти носки и прочую дребедень. Это все равно надо сделать, – сказал он. – В инструкции сказано, что надо. Я прав?
Рыцари пристыженно смотрели на него.
– Но, Беддерс, – сказал Пертелоп, почти умоляя. – Он же спятил!
– Наполеон был такой же, – отвечал Бедевер.
– Ничего подобного!
– Ну хорошо, – сказал Бедевер. – тогда Александр Македонский. У многих великих вождей были нелады с головой, это общеизвестный факт. Именно это и делает их великими. Я не имею в виду, – оговорился он, – что Бо великий вождь. Я только хочу сказать, что не стоит становиться ослами только потому, что он осел. Это было бы просто глупо, правда ведь?
Туркин хрипло хохотнул.
– Так значит, он дает фургон тебе, не так ли? – прорычал он. – Я так и думал.
Бедевер проигнорировал его.
– Ну же, парни, – настаивал он. – Давайте проголосуем. Кто за? – четыре руки, включая его собственную. – Против? – Одна рука. – Значит, решено. Ну, Тур, брось, будь человеком.
– Ну ладно, – проворчал Туркин. – Только чур, потом меня не винить, хорошо?
Бедевер ухмыльнулся.
– Ну конечно, не будем, – сказал он. – У нас ведь будет Бо. Для этого, – мудро добавил он, – людям и нужны вожди.
Это был корабль.
«О боже, – сказал себе Денни Беннетт, – так значит, мне все же не придется умирать. Какое облегчение!»
В течение последних шести дней – с тех самых пор, как радиопиратский корабль «Имельда Маркос» наткнулся на айсберг и потонул, – Денни раздумывал, не был ли его переход из Би-Би-Си в коммерческое радио ошибочным шагом, с точки зрения карьеры. «С одной стороны, – говорил он себе, лежа на спине в надувной шлюпке и щурясь на солнце, – у меня было свое шоу, полная режиссерская свобода, неограниченный счет на расходы и шансы на разработку абсолютно нового подхода к радиодраме; с другой стороны, дом Буша тоже не начал черпать воду сразу же после того, как получил пробоину».
В последние наполненные паникой минуты существования корабля Денни был так занят, выбирая свои восемь граммофонных пластинок, что остальной команде надоело его ждать, и они отплыли на спасательной шлюпке. В довершение всех бед, на борту не оказалось переносного проигрывателя. Очевидно, их уже перестали производить.
И вот теперь, как раз когда он уже начинал укорять себя за то, что не взял на себя труд упаковать хотя бы немного воды и пищи, – вот, пожалуйста, целый корабль, плывущий прямо на него! «Как это обнадеживает, – бормотал Денни про себя, приподнимая свое изможденное тело на одном локте и слабо маша рукой. – Видно, там, наверху, я кому-то нравлюсь».
Корабль подошел поближе, и над бортом показалась чья-то голова.
– Эге-гей! – воскликнула голова. – Простите, вы не могли бы мне сказать, я уже пересекла демаркационную линию времени? Мне не встречалось никаких указателей уже несколько дней!
– Помогите! – отвечал Денни.
– Простите?
– Я сказал: «Помогите!»
Голова была женской, тридцатилетней, белокурой, с симпатичными глазками.
– Как это замечательно, – произнесла она. – Не хотите ли вы купить акции общего инвестиционного траст-фонда?
В глубине глотки Денни послышался сдавленный звук; представьте себе ванну ртути, которую пытаются опорожнить через сливное отверстие, и вы получите некоторое представление об этом звуке.
– Акции инвестиционного траст-фонда, – повторила голова. – В этом на самом деле нет ничего сложного. Вы платите сумму капитала менеджерам фонда, а они инвестируют ваши деньги в большое количество допущенных к котировке акций, которые…
– Ну да, – прохрипел Денни, – большое спасибо, я знаю, что такое инвестиционный фонд. Нет ли у вас воды?
Голова огляделась вокруг, обозревая бесконечные морские просторы.
– Но мне кажется, здесь вполне достаточно воды, – произнесла она. – А почему вы спрашиваете?
– Пресной воды, – объяснил Денни. – Питьевой воды.
– А, вот что вам нужно. «Перье» или что-то в этом роде?
– Сойдет и это.
– Очень сожалею, но у нас она закончилась, остался только джин. Но если вас не интересуют акции инвестиционного траст-фонда, то что вы думаете насчет персональных акций? В настоящий момент доступны несколько совершенно безупречных продуктов, которые я могла бы без колебаний вам рекомендовать. Вот, например…
– Ладно, – сказал Денни, втягивая воздух в легкие, – тогда пищи. Я не ел три дня.
– О! – Голова нахмурилась. – Надеюсь, вы не имеете в виду, что у вас нет денег? Потому что если это так, то, боюсь, нет большого смысла продолжать наше обсуждение, как вы думаете?
Денни хрипло рассмеялся.
– Деньги? У меня куча денег, – сказал он. – Для начала, при мне зарплата за два года от «Радио Имельда». Чего у меня нет, так это…
– …гибкой системы пенсионных отчислений, подогнанной под ваши личные потребности, – ручаюсь, вы это хотели сказать! – прервала его, кивая, голова. – Думаю, я смогу помочь вам в этом, поскольку волей случая я являюсь агентом «Акций Жизни Лионесс», и этой фирмой как раз разработан один специальный пакет…
– Его можно есть?
Голова издала серебристый смешок.
– В качестве альтернативы, – продолжала она, – я могу предложить совершенно замечательные индексированные «Гибкие Рентные Облигации Бережливости Лионесс», обеспечивающие доступ к капиталу наряду с гарантированным размером поступлений, выплата ежемесячно, с весьма конкурентоспособным налогообложением. Вас заинтересовало это предложение?
Денни потряс головой.
– Возможно, вы здесь чего-то недопоняли, – сказал он. – Вот я сижу здесь, болтаясь по воле волн в утлой лодчонке, умирая от голода и жажды…
– Ага, – сказала голова, – я поняла. То, что вас действительно интересует в данном случае, – это действительно конструктивное планирование налога на наследство, возможно, включающее создание оффшорного треста. Очень глупо с моей стороны было не подумать об этом сразу.
– Но я не хочу умирать, – вскричал Денни. – Я…
– Хорошо, – терпеливо отвечала голова, – в таком случае, мы можем адаптировать пакет таким образом, чтобы обеспечить максимальную гибкость благодаря наиболее полному использованию ежегодных свободных подлежащих дарению сумм. Кстати говоря, хорошо бы, если бы вы наконец высказали свои пожелания. Мне очень не хочется вас торопить, но время – деньги, сами понимаете…
Денни опустился на дно лодки и застонал. Голова смотрела на него поверх ограждения.
– Эй! – сказала она. – Ну как, по рукам?
– Убирайся.
– Простите?
– Я сказал: убирайся. Сгинь. Пропади.
– Думаю, что не совсем поняла вас. Вы ведь хотите оформить пенсионный полис, не правда ли?
– Нет.
Голова выглядела шокированной.
– Вы не хотите?
– Нет.
– Правда?
– Правда.
– Ну что ж! – Голова наморщила лоб. – Тогда как хотите. Но смотрите, если вы передумаете, вы всегда можете отослать нам факс, наш номер 0553…
Денни перевернулся лицом вниз и начал пронзительно кричать; он все еще кричал девять часов спустя, когда его подобрал нефтяной танкер. Когда он рассказал капитану танкера о своем приключении со странным кораблем, тот хмуро кивнул головой.
– Знаю, – сказал он. – Я сам его видел. Мы зовем его «Летучий Нормандец».
Денни был полумертвым от обезвоживания и долгого пребывания на солнце, но он все же был журналистом, а история есть история.
– Расскажите мне о нем, – попросил он.
– Это ужасно, – отвечал капитан, осеняя себя крестным знамением. – С теми, кто увидит этот корабль, могут случиться самые кошмарные вещи.
Он помолчал, закрыв глаза.
– Самые кошмарные вещи, – повторил он.
– Например?
– Ну, – отвечал капитан, – некоторые из них умирают, некоторые сходят с ума, некоторые лет пять или шесть живут вроде бы совершенно нормально, а потом хватают мачете и начинают крошить всех без разбора. Некоторые попросту исчезают. А некоторые…
– Что некоторые?
– А некоторые из этих людей, – мрачно сказал капитан, – доходят до того, что действительно покупают страховку.
3
Боамунд кивнул.
– Ты знаешь, – продолжал карлик, – что им было не позволено вскрывать их до тех пор, пока они не отправятся?
Боамунд кивнул еще раз.
– Что ж, – сказал Ноготь, – они там все сейчас их читают. Я, э-э… подумал, что тебе лучше об этом знать.
Боамунд улыбнулся.
– Я и предполагал, что они так поступят, – сказал он. – Именно поэтому я и не дал им настоящие конверты.
– О! – Ноготь приподнял бровь. – А с виду они выглядели совсем как…
Боамунд нахмурился.
– Ну да, разумеется, это были настоящие конверты, – сказал он нетерпеливо. – Вот только то, что в них написано, – не настоящее задание.
– Не настоящее?
Боамунд позволил себе тихонько хохотнуть.
– О нет, – сказал он. – Все, что там написано, это «Позор вам, вы обесчещены». Это научит их уму-разуму!
Боже мой, подумал Ноготь про себя, и мне предстоит отправляться в путешествие с этими безумцами!
– Тогда зачем же, – спросил он так мягко, как только мог, – зачем же ты дал им эти конверты сейчас?
– Потому что я заранее знал, что они их откроют.
– Но, – сказал карлик осторожно, – если ты знал заранее…
– И теперь, – продолжал Боамунд, – с одной стороны, они будут знать, что я знал, что они их откроют, а с другой стороны, они будут знать, что все они – полный отстой, и тогда мы все будем знать, что к чему, разве ты не видишь? – И Боамунд победно ухмыльнулся. – Думаю, это называется искусством управления кадрами, – добавил он.
Там, откуда я родом, это называется по-другому, дражайший, – сказал сам себе Ноготь.
– Ага, – сказал он вслух. – Управление кадрами. Ну что ж, прости, что побеспокоил.
Он слегка поклонился и направился обратно в кухню, где другие рыцари сидели на кухонных столах, поджидая его.
– Вы были правы, – сказал он. – Он окончательно сбрендил.
– А я что говорил! – сказал Туркин. – Ну да ладно, насколько я знаю, нигде в правилах не говорится, что мы должны повиноваться Великому Магистру, который слетел с катушек. Предлагаю связать его, засунуть куда-нибудь в кладовку и вернуться к нашим делам.
Бедевер поднял руку.
– Ну хорошо, – сказал он, – я понял твою мысль и согласен, что он ведет себя несколько странно. Но…
– Несколько странно! – фыркнул Туркин. – Да ну же, Беддерс, посмотри фактам в лицо. Малыш Сопливчик окончательно свихнулся. Рано или поздно это должно было случиться. Проблема Сопливчика в том, что его голова слишком мала для его мозгов. От этого в котелке возникает ужасное давление, и в конце концов – чик, и ты крякнул! Пойду-ка я схожу за веревкой…
Бедевер оставался тверд.
– Постой, Тур, – сказал он спокойно. – То, что Бо поступает немного необычно, еще не значит, что мы должны оставить квест, не так ли, парни?
Четыре пары бровей приподнялись как одна. Завладев их вниманием, Бедевер соскользнул со стола, достал себе из коробки кусок печенья и продолжал:
– Я имею в виду, – сказал он, – что рано или поздно, но мы должны отыскать эту проклятую штуку, или мы будем сидеть здесь веками. Так?
Молчание. Склоненные головы. Бедевер прочистил горло, куда попали крошки, и пошел дальше:
– Именно так, – сказал он. – И вот как раз сейчас, когда все мы слегка разболтались и уже не очень-то следим за событиями, а тут еще и Нантри сбежал так внезапно, прихватив все наши… В общем, как раз в этот момент нам внезапно подворачивается малыш Бо с этой своей шарадой в руках, да еще зная в точности, что такое этот самый Грааль, господи боже мой! Признайтесь-ка, разве это не удивительно? По крайней мере, для меня это удивительно. Вряд ли это просто совпадение.
По необычной тишине сэр Бедевер заключил, что его коллеги признали, что он попал в точку. Он оживленно продолжал:
– Я, ребята, вот что имею в виду – хорошо, пусть Бо немного не в себе, ну так что из того? У нас есть инструкция, мы знаем, что такое Грааль, – так давайте пойдем наконец поищем эту проклятую штуковину! К тому же, – добавил он с нажимом, – мне, по крайней мере, кажется, что лучшая программа действий – это то, что предложил Бо: разделиться и достать все эти носки и прочую дребедень. Это все равно надо сделать, – сказал он. – В инструкции сказано, что надо. Я прав?
Рыцари пристыженно смотрели на него.
– Но, Беддерс, – сказал Пертелоп, почти умоляя. – Он же спятил!
– Наполеон был такой же, – отвечал Бедевер.
– Ничего подобного!
– Ну хорошо, – сказал Бедевер. – тогда Александр Македонский. У многих великих вождей были нелады с головой, это общеизвестный факт. Именно это и делает их великими. Я не имею в виду, – оговорился он, – что Бо великий вождь. Я только хочу сказать, что не стоит становиться ослами только потому, что он осел. Это было бы просто глупо, правда ведь?
Туркин хрипло хохотнул.
– Так значит, он дает фургон тебе, не так ли? – прорычал он. – Я так и думал.
Бедевер проигнорировал его.
– Ну же, парни, – настаивал он. – Давайте проголосуем. Кто за? – четыре руки, включая его собственную. – Против? – Одна рука. – Значит, решено. Ну, Тур, брось, будь человеком.
– Ну ладно, – проворчал Туркин. – Только чур, потом меня не винить, хорошо?
Бедевер ухмыльнулся.
– Ну конечно, не будем, – сказал он. – У нас ведь будет Бо. Для этого, – мудро добавил он, – людям и нужны вожди.
Это был корабль.
«О боже, – сказал себе Денни Беннетт, – так значит, мне все же не придется умирать. Какое облегчение!»
В течение последних шести дней – с тех самых пор, как радиопиратский корабль «Имельда Маркос» наткнулся на айсберг и потонул, – Денни раздумывал, не был ли его переход из Би-Би-Си в коммерческое радио ошибочным шагом, с точки зрения карьеры. «С одной стороны, – говорил он себе, лежа на спине в надувной шлюпке и щурясь на солнце, – у меня было свое шоу, полная режиссерская свобода, неограниченный счет на расходы и шансы на разработку абсолютно нового подхода к радиодраме; с другой стороны, дом Буша тоже не начал черпать воду сразу же после того, как получил пробоину».
В последние наполненные паникой минуты существования корабля Денни был так занят, выбирая свои восемь граммофонных пластинок, что остальной команде надоело его ждать, и они отплыли на спасательной шлюпке. В довершение всех бед, на борту не оказалось переносного проигрывателя. Очевидно, их уже перестали производить.
И вот теперь, как раз когда он уже начинал укорять себя за то, что не взял на себя труд упаковать хотя бы немного воды и пищи, – вот, пожалуйста, целый корабль, плывущий прямо на него! «Как это обнадеживает, – бормотал Денни про себя, приподнимая свое изможденное тело на одном локте и слабо маша рукой. – Видно, там, наверху, я кому-то нравлюсь».
Корабль подошел поближе, и над бортом показалась чья-то голова.
– Эге-гей! – воскликнула голова. – Простите, вы не могли бы мне сказать, я уже пересекла демаркационную линию времени? Мне не встречалось никаких указателей уже несколько дней!
– Помогите! – отвечал Денни.
– Простите?
– Я сказал: «Помогите!»
Голова была женской, тридцатилетней, белокурой, с симпатичными глазками.
– Как это замечательно, – произнесла она. – Не хотите ли вы купить акции общего инвестиционного траст-фонда?
В глубине глотки Денни послышался сдавленный звук; представьте себе ванну ртути, которую пытаются опорожнить через сливное отверстие, и вы получите некоторое представление об этом звуке.
– Акции инвестиционного траст-фонда, – повторила голова. – В этом на самом деле нет ничего сложного. Вы платите сумму капитала менеджерам фонда, а они инвестируют ваши деньги в большое количество допущенных к котировке акций, которые…
– Ну да, – прохрипел Денни, – большое спасибо, я знаю, что такое инвестиционный фонд. Нет ли у вас воды?
Голова огляделась вокруг, обозревая бесконечные морские просторы.
– Но мне кажется, здесь вполне достаточно воды, – произнесла она. – А почему вы спрашиваете?
– Пресной воды, – объяснил Денни. – Питьевой воды.
– А, вот что вам нужно. «Перье» или что-то в этом роде?
– Сойдет и это.
– Очень сожалею, но у нас она закончилась, остался только джин. Но если вас не интересуют акции инвестиционного траст-фонда, то что вы думаете насчет персональных акций? В настоящий момент доступны несколько совершенно безупречных продуктов, которые я могла бы без колебаний вам рекомендовать. Вот, например…
– Ладно, – сказал Денни, втягивая воздух в легкие, – тогда пищи. Я не ел три дня.
– О! – Голова нахмурилась. – Надеюсь, вы не имеете в виду, что у вас нет денег? Потому что если это так, то, боюсь, нет большого смысла продолжать наше обсуждение, как вы думаете?
Денни хрипло рассмеялся.
– Деньги? У меня куча денег, – сказал он. – Для начала, при мне зарплата за два года от «Радио Имельда». Чего у меня нет, так это…
– …гибкой системы пенсионных отчислений, подогнанной под ваши личные потребности, – ручаюсь, вы это хотели сказать! – прервала его, кивая, голова. – Думаю, я смогу помочь вам в этом, поскольку волей случая я являюсь агентом «Акций Жизни Лионесс», и этой фирмой как раз разработан один специальный пакет…
– Его можно есть?
Голова издала серебристый смешок.
– В качестве альтернативы, – продолжала она, – я могу предложить совершенно замечательные индексированные «Гибкие Рентные Облигации Бережливости Лионесс», обеспечивающие доступ к капиталу наряду с гарантированным размером поступлений, выплата ежемесячно, с весьма конкурентоспособным налогообложением. Вас заинтересовало это предложение?
Денни потряс головой.
– Возможно, вы здесь чего-то недопоняли, – сказал он. – Вот я сижу здесь, болтаясь по воле волн в утлой лодчонке, умирая от голода и жажды…
– Ага, – сказала голова, – я поняла. То, что вас действительно интересует в данном случае, – это действительно конструктивное планирование налога на наследство, возможно, включающее создание оффшорного треста. Очень глупо с моей стороны было не подумать об этом сразу.
– Но я не хочу умирать, – вскричал Денни. – Я…
– Хорошо, – терпеливо отвечала голова, – в таком случае, мы можем адаптировать пакет таким образом, чтобы обеспечить максимальную гибкость благодаря наиболее полному использованию ежегодных свободных подлежащих дарению сумм. Кстати говоря, хорошо бы, если бы вы наконец высказали свои пожелания. Мне очень не хочется вас торопить, но время – деньги, сами понимаете…
Денни опустился на дно лодки и застонал. Голова смотрела на него поверх ограждения.
– Эй! – сказала она. – Ну как, по рукам?
– Убирайся.
– Простите?
– Я сказал: убирайся. Сгинь. Пропади.
– Думаю, что не совсем поняла вас. Вы ведь хотите оформить пенсионный полис, не правда ли?
– Нет.
Голова выглядела шокированной.
– Вы не хотите?
– Нет.
– Правда?
– Правда.
– Ну что ж! – Голова наморщила лоб. – Тогда как хотите. Но смотрите, если вы передумаете, вы всегда можете отослать нам факс, наш номер 0553…
Денни перевернулся лицом вниз и начал пронзительно кричать; он все еще кричал девять часов спустя, когда его подобрал нефтяной танкер. Когда он рассказал капитану танкера о своем приключении со странным кораблем, тот хмуро кивнул головой.
– Знаю, – сказал он. – Я сам его видел. Мы зовем его «Летучий Нормандец».
Денни был полумертвым от обезвоживания и долгого пребывания на солнце, но он все же был журналистом, а история есть история.
– Расскажите мне о нем, – попросил он.
– Это ужасно, – отвечал капитан, осеняя себя крестным знамением. – С теми, кто увидит этот корабль, могут случиться самые кошмарные вещи.
Он помолчал, закрыв глаза.
– Самые кошмарные вещи, – повторил он.
– Например?
– Ну, – отвечал капитан, – некоторые из них умирают, некоторые сходят с ума, некоторые лет пять или шесть живут вроде бы совершенно нормально, а потом хватают мачете и начинают крошить всех без разбора. Некоторые попросту исчезают. А некоторые…
– Что некоторые?
– А некоторые из этих людей, – мрачно сказал капитан, – доходят до того, что действительно покупают страховку.
3
Между городом Джайлс, что лежит к северу от хребта Томкинсона, и Форрестом на Нулларборской равнине простирается Великая Пустыня Виктория. Она горяча, безводна, безлюдна и безжалостна; и что бы ни было на уме у Творца, когда Он создавал ее такой, это наверняка не был человек.
В таком месте чувствуешь себя по-настоящему ужасно, если у тебя болят зубы.
– У меня где-то в рюкзаке есть немного гвоздичного масла, – сказал сэр Пертелоп. – Говорят, гвоздичное масло – отличная штука. Мне оно, правда, еще ни разу не помогало, но может быть, я просто слишком чувствителен к боли.
– М-м-м-м, – отвечал его соратник.
– В аптечке, конечно, есть еще аспирин, – продолжал Пертелоп, – но я бы его не рекомендовал, так как он растворимый, и поскольку вода у нас кончилась…
– М-м-м-м.
– Что и говорить, – добавил Пертелоп утешающе, – если бы мы нашли немного воды, это было бы совсем другое дело. Но пока что… – он украдкой бросил взгляд на голубое, стального оттенка, небо, и быстро опустил глаза. – А вот моя тетя Беатриса рассказывала, что если сосать камешек…
– Заткни глотку, – сказал сэр Ламорак.
Оскорбленный Пертелоп поправил на плечах рюкзак и решительным шагом прошел несколько ярдов к востоку. Потом он остановился.
– Если это север, – сказал он, показывая на юг, – то Англия находится в семнадцати тысячах миль вот за той большой зазубренной скалой. Подумать только, – добавил он. С минуту он стоял, раздумывая, затем пожал плечами и зашагал – для протокола, шел он на запад.
Они пытались добраться до Сиднея.
Когда эти двое сходили с авиалайнера в Брисбене несколько месяцев назад, это не казалось им слишком трудной задачей. Да, действительно, никто из них до тех пор не бывал в Австралии, но перед отъездом из Англии они предусмотрительно купили железнодорожные билеты, заранее заказали номер в отеле и приобрели по экземпляру «Что к чему в Сиднее». Их проблемы начались в Брисбенском аэропорту, когда Пертелоп забыл в автобусе сумку, в которой были все их бумаги.
Ничего страшного, объяснил Пертелоп. Нам всего-навсего нужно будет добираться автостопом. Австралийцы известны как дружелюбные, приветливые люди, находящие удовольствие в том, чтобы помогать путешественникам, попавшим в затруднительную ситуацию.
Шестнадцать часов ходьбы по дороге, и они действительно умудрились поймать попутку – грузовик, полный свежезабитых туш, который довез их аж до самого Сент-Джорджа, где водитель наконец силой выкинул их из кузова, после того как Пертелоп проявил настойчивость, непременно желая исполнить «Vos Quid Admiramini» своим обычным гнусавым речитативом. После небольшой паузы, которую они использовали для перегруппировки багажа и съедения того, что осталось от пакета мятных пряников, которые Ламорак купил в Хитроу, они отправились дальше пешком в Дирранбанди. Вряд ли удастся в двух словах объяснить, как они умудрились отклониться от курса на тринадцать тысяч миль; единственное, что тут можно сделать, не берясь за написание новой книги, это сказать, что на задней обложке ламораковского календаря Национального Треста была напечатана карта мира, и что несмотря на то, что Пертелоп слышал о Колумбе и кривизне земной поверхности, он никогда не мог почувствовать себя полностью убежденным. Основной предпосылкой его навигационной теории была идея о том, что центр мира находится в Иерусалиме, и все карты должны интерпретироваться соответствующим образом.
Пертелоп посмотрел на часы.
– Что ты думаешь насчет того, чтобы остановиться здесь и перекусить? – спросил он. – Мы можем присесть вон под той скалой. Оттуда открывается вполне симпатичный вид на… э-э… пустыню.
Хотя Смерть преследовала их по пятам на каждом шагу их пути, на манер откормленного голубя у дверей бульварного кафе, больше всего она приблизилась к тому, чтобы сделать две новые зарубки на рукоятке своей косы, в пятидесяти милях к востоку от хребта Макгрегора, когда Пертелоп во время своих утренних упражнений случайно перевернул ржавую пивную банку, в которой хранились остатки их воды. Они бродили кругами в течение двух дней и наконец выбились из сил, но тут их подобрала группа кочующих аборигенов, которых Ламорак сумел убедить, что его библиотечный билет является на самом деле карточкой «Америкен Экспресс», и те дали им галлон воды и шесть сушеных ящериц в обмен, как выяснилось, на право брать из Публичной Библиотеки Стерчли три художественных и три нехудожественных произведения еженедельно без ограничения срока. С этого момента все, что им оставалось, – это брести от одной буровой скважины до другой, по дороге как можно тише подкрадываясь к ничего не подозревающим змеям.
Пертелоп, однако, отказался причинять вред параматтскому рогатому питону, которого они поймали в результате шестичасовой борьбы среди скал горы Вудрофф, указав, что он является вымирающим видом. Вскоре после этого у Ламорака разболелся правый верхний моляр.
– Ну-ка посмотрим, – сказал Пертелоп. – У нас есть… – Он развязал свой рюкзак и начал рыться в его содержимом (три чистых рубашки, три пары нижнего белья, экземпляр «Что к чему в Сиднее» с закладкой, отмечающей описание нью-орлеанского джазового фестиваля, швейцарский армейский нож с шестью сломанными лезвиями, электробритва, пара брюк, теннисная ракетка, губная гармошка, двое спортивных штанов, полотенце, «Гермолен», гвоздичное масло, упаковка пластырей, бутылка шампуня от перхоти, таблетки от желудочных недомоганий, маникюрные ножницы, некоторое количество женского белья…)
– У тебя в рюкзаке есть что-нибудь, Лам? – спросил Пертелоп. – У меня, кажется, совсем пусто.
Ламорак оторвал голову от рук, произнес: «Нет», и опустил ее обратно.
– Ага, – Пертелоп нахмурился и поскреб в затылке. – Это неудачно, – прибавил он. – Видимо, придется искать корешки или ягоды, или что-нибудь в этом роде. – Он обвел взглядом спекшуюся, бесплодную землю. Много времени прошло с тех пор, когда какое-либо растение было столь безрассудно, чтобы вверить свои корни столь враждебному окружению.
– Пертелоп.
Сэр Пертелоп поднял взгляд.
– Что? – спросил он.
– Ты же знаешь, нам всегда остается каннибализм.
Пертелоп моргнул.
– Каннибализм? – повторил он.
– Ну да, – безмятежно отвечал его сотоварищ. – Ну, знаешь, употребление в пищу человеческого мяса. В свое время это было довольно популярно.
Пертелоп с минуту подумал, затем покачал головой.
– Я даже думать не хочу об этом, – твердо сказал он. – После всего, что мы прошли бок о бок! Ты встанешь у меня поперек горла, если можно так выразиться.
Ламорак поднялся на ноги.
– Хорошо, – сказал он спокойно. – Могу тебя понять. В таком случае, если ты минуточку постоишь спокойно, будет ни капельки не больно.
Какой-то винтик щелкнул в мозгу Пертелопа, вставая на место.
– Подожди, – сказал он. – Шутки шутками, но не будем делать глупостей. То есть, когда веселье переходит границы, можно пораниться или…
Ламорак улыбнулся и прыгнул по направлению к нему, держа в руке небольшой камень. Голод, жажда и зубная боль довольно сильно ослабили его, но он промахнулся всего лишь на несколько дюймов. Он приземлился в пыль, выругался и с трудом поднялся с земли.
– Ящерицы, – сказал Пертелоп. – Уверен, что тут вокруг полно ящериц, просто мы не знаем, куда надо смотреть. Проблема в том, что маленькие бестии – настоящие профессионалы по части маскировки. Ты не поверишь, на Новых Гебридах есть один вид ящериц, которые…
Он отклонился в сторону, и ошеломляющий удар, нацеленный на него Ламораком, пропал втуне, рассеяв свою мощь в сухом воздухе.
– Кончай болтать о своих тухлых ящерицах и помоги лучше мне подняться, – прорычал Ламорак. – Я, кажется, подвернул лодыжку.
– Ты сам виноват, – отвечал Пертелоп. – Кидаешься на людей с такими огромными каменюками. Кто-нибудь другой на моем месте мог бы подумать…
Ламорак вскочил на ноги, выдавая тем самым лживость своего предыдущего заявления, и попытался провести бросок через бедро. Но поскольку его бедро находилось чуть выше двух футов от земли, попытка не удалась.
– Ламорак, – строго сказал Пертелоп, – понимаешь ли ты, что ведешь себя совершенно безобразно? Что может подумать проходящий мимо путник, если увидит тебя сейчас?
– Как посмотреть, – пропыхтел в ответ Ламорак. – Если он будет знать, что мне приходилось терпеть от тебя с тех самых пор, как мы покинули Бирмингем, он, возможно, подумает: «Удачи тебе, старина!» – Он отшвырнул камень, который приземлился едва ли в двух футах от него, и тяжело опустился на землю.
– Да ну! – воскликнул оскорбленный Пертелоп.
Ламорак глубоко втянул в себя воздух, посмотрел на свои ободранные, кровоточащие руки и вздохнул.
– Знаешь что, – сказал он, – давай договоримся. Ты берешь компас, карту, свой рюкзак, мой рюкзак – в общем, все, – а я остаюсь здесь, чтобы умереть с миром. Как тебе такой план?
Пертелоп покачал головой.
– Не волнуйся, – жизнерадостно сказал он, – я совершенно не собираюсь просто взять и бросить тебя, как ты мог такое подумать?
– Правда?
– Правда.
Ламорак покивал, затем вновь потянулся дрожащей рукой за камнем. Пертелоп пинком отшвырнул камень в сторону, отошел и мрачно пристроился под песчаной дюной.
Впрочем, это было ненадолго; Пертелоп никогда не умел долго дуться. Поэтому, как раз когда Ламорак задремал и уже видел во сне вожделенный плавательный бассейн, полный охлажденного пива и обложенный со всех сторон гамбургерами, Пертелоп присел рядом, на расстоянии нескольких благоразумных футов, и, вытянув правую ногу, потыкал своего товарища под ребра.
– Ничего, – сказал он. – Нам что-нибудь обязательно подвернется, вот увидишь.
Ламорак тихо простонал и перевернулся на бок. Пертелоп подобрался поближе.
– Кроме ящериц, – сказал он, – здесь есть еще змеи и какой-то вид маленьких птичек. Вообще-то говоря, птички нынче встречаются довольно редко, из-за разрушения их среды обитания токсичными промышленными отходами, так что мы будем есть их только как самое крайнее средство. Но, как я уже сказал, у нас еще остаются ящерицы и…
– М-н-н-н.
– А еще может случиться, – продолжал Пертелоп, – что нас спасет какое-нибудь племя бродячих аборигенов, хотя вообще-то их не стоит так называть, потому что на самом деле у них очень древняя и благородная культура, с очень развитой религией неомистического толка, которая позволяет им синхронизироваться с землей, и все такое. Я где-то…
– Пертелоп, – сказал Ламорак, – я лежу на упаковочном ящике.
– Ну так подвинься немного. Я где-то читал, что они могут идти много дней не отдыхая, всего лишь распевая песни, и выйти в точности туда, куда они хотели попасть, просто гармонизируя волновую структуру излучения своего мозга с латентными геотермальными энергиями…
– Пертелоп, тут написано «Консервированные персики».
– Прости?
– На крышке, – отвечал Ламорак. – Здесь этикетка, на которой написано: «Консервированные персики».
Повисла минутная пауза.
– Что ты сказал? – переспросил Пертелоп.
– О господи боже мой, – заорал Ламорак, – да подойди ты сюда и посмотри сам!
Они вдвоем выскребли наполовину засыпанный ящик из земли и сломали отвертку пертелоповского швейцарского армейского ножа, срывая крышку.
Упаковка была полна жестянок с персиками.
– Быстрее, – прошипел Ламорак, – дай мне твой чертов ножик. – Он схватил его и лихорадочно защелкал лезвием открывашки, пытаясь подцепить его ломающимися ногтями.
– Постой-ка, – сказал Пертелоп, крутя в руках банку. – Прости, Лам, но боюсь, что мы не можем их есть. Очень жаль, но…
Ламорак застыл.
– Какого черта, что значит – мы не можем их есть? – спросил он. – Конечно, они немного заржавели, но…
Пертелоп покачал головой.
– Не в этом дело, – сказал он решительно. – Видишь, что здесь написано на этикетке? Сделано в Южной Африке. Так что, боюсь…
Ламорак посмотрел на него очень пристально и положил нож на землю.
– То есть, – продолжал Пертелоп, – я понимаю, нам действительно не повезло, но я всегда говорил, что принципы есть принципы, и было бы неблагородно, если бы мы следовали им только в хорошие времена, поскольку…
Он все еще продолжал говорить, когда Ламорак ударил его консервной банкой по голове.
Западноавстралийский орден Фруктовых Монахов является одной из немногих уцелевших ветвей великой волны воинствующего монашества, возникшей вскорости после падения Константинополя в 1205 году. Тамплиеры, госпитальеры и Рыцари св. Иоанна по большей части прекратили свое существование или были поглощены другими организациями и потеряли свою самобытность; но Monachi Fructuarii все еще держались своего древнего уклада, и их орден оставался в основном таким же, как во дни своего основателя, св. Анастасиуса из Иоппы.
По легенде, святой Анастасиус, вдохновленный примером солдата, давшего Христу во время крестных страданий смоченную в уксусе губку, установил свой первый ларек с фруктовым соком возле основного паломнического пути из Антиохии в Иерусалим в 1219 году. К середине тринадцатого столетия ярко раскрашенные киоски ордена были привычным для взгляда явлением по всем городам и весям Святой Земли; а после того, как падение Акры положило конец присутствию крестоносцев на Ближнем и Среднем Востоке, монахи обратили свой взор на другие пустынные уголки земли. Постепенное сокращение личного состава, разумеется, сильно ограничило размах их деятельности, так что в наши дни им приходится довольствоваться тем, чтобы оставлять ящики с консервированными фруктами в случайных точках, полагаясь на то, что Провидение направит к ним заплутавшего странника.
В таком месте чувствуешь себя по-настоящему ужасно, если у тебя болят зубы.
– У меня где-то в рюкзаке есть немного гвоздичного масла, – сказал сэр Пертелоп. – Говорят, гвоздичное масло – отличная штука. Мне оно, правда, еще ни разу не помогало, но может быть, я просто слишком чувствителен к боли.
– М-м-м-м, – отвечал его соратник.
– В аптечке, конечно, есть еще аспирин, – продолжал Пертелоп, – но я бы его не рекомендовал, так как он растворимый, и поскольку вода у нас кончилась…
– М-м-м-м.
– Что и говорить, – добавил Пертелоп утешающе, – если бы мы нашли немного воды, это было бы совсем другое дело. Но пока что… – он украдкой бросил взгляд на голубое, стального оттенка, небо, и быстро опустил глаза. – А вот моя тетя Беатриса рассказывала, что если сосать камешек…
– Заткни глотку, – сказал сэр Ламорак.
Оскорбленный Пертелоп поправил на плечах рюкзак и решительным шагом прошел несколько ярдов к востоку. Потом он остановился.
– Если это север, – сказал он, показывая на юг, – то Англия находится в семнадцати тысячах миль вот за той большой зазубренной скалой. Подумать только, – добавил он. С минуту он стоял, раздумывая, затем пожал плечами и зашагал – для протокола, шел он на запад.
Они пытались добраться до Сиднея.
Когда эти двое сходили с авиалайнера в Брисбене несколько месяцев назад, это не казалось им слишком трудной задачей. Да, действительно, никто из них до тех пор не бывал в Австралии, но перед отъездом из Англии они предусмотрительно купили железнодорожные билеты, заранее заказали номер в отеле и приобрели по экземпляру «Что к чему в Сиднее». Их проблемы начались в Брисбенском аэропорту, когда Пертелоп забыл в автобусе сумку, в которой были все их бумаги.
Ничего страшного, объяснил Пертелоп. Нам всего-навсего нужно будет добираться автостопом. Австралийцы известны как дружелюбные, приветливые люди, находящие удовольствие в том, чтобы помогать путешественникам, попавшим в затруднительную ситуацию.
Шестнадцать часов ходьбы по дороге, и они действительно умудрились поймать попутку – грузовик, полный свежезабитых туш, который довез их аж до самого Сент-Джорджа, где водитель наконец силой выкинул их из кузова, после того как Пертелоп проявил настойчивость, непременно желая исполнить «Vos Quid Admiramini» своим обычным гнусавым речитативом. После небольшой паузы, которую они использовали для перегруппировки багажа и съедения того, что осталось от пакета мятных пряников, которые Ламорак купил в Хитроу, они отправились дальше пешком в Дирранбанди. Вряд ли удастся в двух словах объяснить, как они умудрились отклониться от курса на тринадцать тысяч миль; единственное, что тут можно сделать, не берясь за написание новой книги, это сказать, что на задней обложке ламораковского календаря Национального Треста была напечатана карта мира, и что несмотря на то, что Пертелоп слышал о Колумбе и кривизне земной поверхности, он никогда не мог почувствовать себя полностью убежденным. Основной предпосылкой его навигационной теории была идея о том, что центр мира находится в Иерусалиме, и все карты должны интерпретироваться соответствующим образом.
Пертелоп посмотрел на часы.
– Что ты думаешь насчет того, чтобы остановиться здесь и перекусить? – спросил он. – Мы можем присесть вон под той скалой. Оттуда открывается вполне симпатичный вид на… э-э… пустыню.
Хотя Смерть преследовала их по пятам на каждом шагу их пути, на манер откормленного голубя у дверей бульварного кафе, больше всего она приблизилась к тому, чтобы сделать две новые зарубки на рукоятке своей косы, в пятидесяти милях к востоку от хребта Макгрегора, когда Пертелоп во время своих утренних упражнений случайно перевернул ржавую пивную банку, в которой хранились остатки их воды. Они бродили кругами в течение двух дней и наконец выбились из сил, но тут их подобрала группа кочующих аборигенов, которых Ламорак сумел убедить, что его библиотечный билет является на самом деле карточкой «Америкен Экспресс», и те дали им галлон воды и шесть сушеных ящериц в обмен, как выяснилось, на право брать из Публичной Библиотеки Стерчли три художественных и три нехудожественных произведения еженедельно без ограничения срока. С этого момента все, что им оставалось, – это брести от одной буровой скважины до другой, по дороге как можно тише подкрадываясь к ничего не подозревающим змеям.
Пертелоп, однако, отказался причинять вред параматтскому рогатому питону, которого они поймали в результате шестичасовой борьбы среди скал горы Вудрофф, указав, что он является вымирающим видом. Вскоре после этого у Ламорака разболелся правый верхний моляр.
– Ну-ка посмотрим, – сказал Пертелоп. – У нас есть… – Он развязал свой рюкзак и начал рыться в его содержимом (три чистых рубашки, три пары нижнего белья, экземпляр «Что к чему в Сиднее» с закладкой, отмечающей описание нью-орлеанского джазового фестиваля, швейцарский армейский нож с шестью сломанными лезвиями, электробритва, пара брюк, теннисная ракетка, губная гармошка, двое спортивных штанов, полотенце, «Гермолен», гвоздичное масло, упаковка пластырей, бутылка шампуня от перхоти, таблетки от желудочных недомоганий, маникюрные ножницы, некоторое количество женского белья…)
– У тебя в рюкзаке есть что-нибудь, Лам? – спросил Пертелоп. – У меня, кажется, совсем пусто.
Ламорак оторвал голову от рук, произнес: «Нет», и опустил ее обратно.
– Ага, – Пертелоп нахмурился и поскреб в затылке. – Это неудачно, – прибавил он. – Видимо, придется искать корешки или ягоды, или что-нибудь в этом роде. – Он обвел взглядом спекшуюся, бесплодную землю. Много времени прошло с тех пор, когда какое-либо растение было столь безрассудно, чтобы вверить свои корни столь враждебному окружению.
– Пертелоп.
Сэр Пертелоп поднял взгляд.
– Что? – спросил он.
– Ты же знаешь, нам всегда остается каннибализм.
Пертелоп моргнул.
– Каннибализм? – повторил он.
– Ну да, – безмятежно отвечал его сотоварищ. – Ну, знаешь, употребление в пищу человеческого мяса. В свое время это было довольно популярно.
Пертелоп с минуту подумал, затем покачал головой.
– Я даже думать не хочу об этом, – твердо сказал он. – После всего, что мы прошли бок о бок! Ты встанешь у меня поперек горла, если можно так выразиться.
Ламорак поднялся на ноги.
– Хорошо, – сказал он спокойно. – Могу тебя понять. В таком случае, если ты минуточку постоишь спокойно, будет ни капельки не больно.
Какой-то винтик щелкнул в мозгу Пертелопа, вставая на место.
– Подожди, – сказал он. – Шутки шутками, но не будем делать глупостей. То есть, когда веселье переходит границы, можно пораниться или…
Ламорак улыбнулся и прыгнул по направлению к нему, держа в руке небольшой камень. Голод, жажда и зубная боль довольно сильно ослабили его, но он промахнулся всего лишь на несколько дюймов. Он приземлился в пыль, выругался и с трудом поднялся с земли.
– Ящерицы, – сказал Пертелоп. – Уверен, что тут вокруг полно ящериц, просто мы не знаем, куда надо смотреть. Проблема в том, что маленькие бестии – настоящие профессионалы по части маскировки. Ты не поверишь, на Новых Гебридах есть один вид ящериц, которые…
Он отклонился в сторону, и ошеломляющий удар, нацеленный на него Ламораком, пропал втуне, рассеяв свою мощь в сухом воздухе.
– Кончай болтать о своих тухлых ящерицах и помоги лучше мне подняться, – прорычал Ламорак. – Я, кажется, подвернул лодыжку.
– Ты сам виноват, – отвечал Пертелоп. – Кидаешься на людей с такими огромными каменюками. Кто-нибудь другой на моем месте мог бы подумать…
Ламорак вскочил на ноги, выдавая тем самым лживость своего предыдущего заявления, и попытался провести бросок через бедро. Но поскольку его бедро находилось чуть выше двух футов от земли, попытка не удалась.
– Ламорак, – строго сказал Пертелоп, – понимаешь ли ты, что ведешь себя совершенно безобразно? Что может подумать проходящий мимо путник, если увидит тебя сейчас?
– Как посмотреть, – пропыхтел в ответ Ламорак. – Если он будет знать, что мне приходилось терпеть от тебя с тех самых пор, как мы покинули Бирмингем, он, возможно, подумает: «Удачи тебе, старина!» – Он отшвырнул камень, который приземлился едва ли в двух футах от него, и тяжело опустился на землю.
– Да ну! – воскликнул оскорбленный Пертелоп.
Ламорак глубоко втянул в себя воздух, посмотрел на свои ободранные, кровоточащие руки и вздохнул.
– Знаешь что, – сказал он, – давай договоримся. Ты берешь компас, карту, свой рюкзак, мой рюкзак – в общем, все, – а я остаюсь здесь, чтобы умереть с миром. Как тебе такой план?
Пертелоп покачал головой.
– Не волнуйся, – жизнерадостно сказал он, – я совершенно не собираюсь просто взять и бросить тебя, как ты мог такое подумать?
– Правда?
– Правда.
Ламорак покивал, затем вновь потянулся дрожащей рукой за камнем. Пертелоп пинком отшвырнул камень в сторону, отошел и мрачно пристроился под песчаной дюной.
Впрочем, это было ненадолго; Пертелоп никогда не умел долго дуться. Поэтому, как раз когда Ламорак задремал и уже видел во сне вожделенный плавательный бассейн, полный охлажденного пива и обложенный со всех сторон гамбургерами, Пертелоп присел рядом, на расстоянии нескольких благоразумных футов, и, вытянув правую ногу, потыкал своего товарища под ребра.
– Ничего, – сказал он. – Нам что-нибудь обязательно подвернется, вот увидишь.
Ламорак тихо простонал и перевернулся на бок. Пертелоп подобрался поближе.
– Кроме ящериц, – сказал он, – здесь есть еще змеи и какой-то вид маленьких птичек. Вообще-то говоря, птички нынче встречаются довольно редко, из-за разрушения их среды обитания токсичными промышленными отходами, так что мы будем есть их только как самое крайнее средство. Но, как я уже сказал, у нас еще остаются ящерицы и…
– М-н-н-н.
– А еще может случиться, – продолжал Пертелоп, – что нас спасет какое-нибудь племя бродячих аборигенов, хотя вообще-то их не стоит так называть, потому что на самом деле у них очень древняя и благородная культура, с очень развитой религией неомистического толка, которая позволяет им синхронизироваться с землей, и все такое. Я где-то…
– Пертелоп, – сказал Ламорак, – я лежу на упаковочном ящике.
– Ну так подвинься немного. Я где-то читал, что они могут идти много дней не отдыхая, всего лишь распевая песни, и выйти в точности туда, куда они хотели попасть, просто гармонизируя волновую структуру излучения своего мозга с латентными геотермальными энергиями…
– Пертелоп, тут написано «Консервированные персики».
– Прости?
– На крышке, – отвечал Ламорак. – Здесь этикетка, на которой написано: «Консервированные персики».
Повисла минутная пауза.
– Что ты сказал? – переспросил Пертелоп.
– О господи боже мой, – заорал Ламорак, – да подойди ты сюда и посмотри сам!
Они вдвоем выскребли наполовину засыпанный ящик из земли и сломали отвертку пертелоповского швейцарского армейского ножа, срывая крышку.
Упаковка была полна жестянок с персиками.
– Быстрее, – прошипел Ламорак, – дай мне твой чертов ножик. – Он схватил его и лихорадочно защелкал лезвием открывашки, пытаясь подцепить его ломающимися ногтями.
– Постой-ка, – сказал Пертелоп, крутя в руках банку. – Прости, Лам, но боюсь, что мы не можем их есть. Очень жаль, но…
Ламорак застыл.
– Какого черта, что значит – мы не можем их есть? – спросил он. – Конечно, они немного заржавели, но…
Пертелоп покачал головой.
– Не в этом дело, – сказал он решительно. – Видишь, что здесь написано на этикетке? Сделано в Южной Африке. Так что, боюсь…
Ламорак посмотрел на него очень пристально и положил нож на землю.
– То есть, – продолжал Пертелоп, – я понимаю, нам действительно не повезло, но я всегда говорил, что принципы есть принципы, и было бы неблагородно, если бы мы следовали им только в хорошие времена, поскольку…
Он все еще продолжал говорить, когда Ламорак ударил его консервной банкой по голове.
Западноавстралийский орден Фруктовых Монахов является одной из немногих уцелевших ветвей великой волны воинствующего монашества, возникшей вскорости после падения Константинополя в 1205 году. Тамплиеры, госпитальеры и Рыцари св. Иоанна по большей части прекратили свое существование или были поглощены другими организациями и потеряли свою самобытность; но Monachi Fructuarii все еще держались своего древнего уклада, и их орден оставался в основном таким же, как во дни своего основателя, св. Анастасиуса из Иоппы.
По легенде, святой Анастасиус, вдохновленный примером солдата, давшего Христу во время крестных страданий смоченную в уксусе губку, установил свой первый ларек с фруктовым соком возле основного паломнического пути из Антиохии в Иерусалим в 1219 году. К середине тринадцатого столетия ярко раскрашенные киоски ордена были привычным для взгляда явлением по всем городам и весям Святой Земли; а после того, как падение Акры положило конец присутствию крестоносцев на Ближнем и Среднем Востоке, монахи обратили свой взор на другие пустынные уголки земли. Постепенное сокращение личного состава, разумеется, сильно ограничило размах их деятельности, так что в наши дни им приходится довольствоваться тем, чтобы оставлять ящики с консервированными фруктами в случайных точках, полагаясь на то, что Провидение направит к ним заплутавшего странника.