Холт Виктория. Мадам Змея

   — Катрин, — сказал король, — дела обстоят плохо. Столько лет брака, и ни единого ребенка! Ты можешь это объяснить?
   — Ваше Величество, я могу лишь сказать, — печально отозвалась она, — что если бы дофин проводил со мной столько времени, сколько он проводит с вдовой сенешаля…
   Король вздохнул.
   — Я возмущен его поведением, — перебил он девушку. — Это похоже на Генриха! Он, наследник трона, ставит увлечение женщиной выше своих прямых обязанностей. Это невероятно.
   — Ваше Величество, я надеюсь, что это увлечение продлится недолго.
   — С Генрихом все возможно. Катрин, следует что-то предпринять. Семь лет — большой срок. До эпизода в Пьемонте я еще мог думать, что он бесплоден. Дочь моя, нельзя допустить, чтобы твоя юная соотечественница превзошла тебя в этом деле.
   Ударив хлыстом лошадь, он ускакал. Катрин была не в силах развлекать короля. Он оставил ее огорченной, безутешной. Он начинает испытывать к ней враждебность, подумала она. Его голос звучал менее ласково, чем раньше. Он выделил слова «нельзя допустить». Он хотел сказать, что если она не забеременеет, ее ждет развод.
   Если я потеряю Генриха, подумала Катрин, я не захочу жить.
   Король весь день пребывал в состоянии задумчивости; неужели он уже принял решение о разводе?
   Но она беспокоилась зря. Король забыл о ней. Он чувствовал себя неважно и не получал удовольствия от охоты; он снова с грустью вспоминал дни своей молодости. Он также думал об Анне. Почему она не поехала с ним сегодня? Как относится эта еще молодая и красивая женщина к пожилому мужчине, которым он становился? Любовь фаворитки, в отличие от чувств матери и сестры, не является безусловной. Ее нельзя принимать как должное. Маргарита, королева Наваррская, всегда думала о его благе. Анна заботилась о себе. Он вспомнил, как в первые годы их любви она требовала бриллианты, которые он подарил своей прежней любовнице, мадам де Шатобриан; Анна утверждала, что дело не в их стоимости, а в выгравированных на перстнях девизах, сочиненных его сестрой. Он был без ума от Анны и попросил мадам де Шатобриан вернуть драгоценности. Но Анна оказалась обманутой — мадам де Шатобриан переплавила их, чтобы изделия со словами, адресованными ей, не достались другой женщине. Он восхитился поступком своей бывшей пассии, но Анна разозлилась на них обоих. Анна всегда была надменной, уверенной в себе. Многие восторгались ее красотой; Франциску это нравилось, все лучшее принадлежало ему. Но он часто спрашивал себя, насколько активно проявляют свое восхищение Анной ее поклонники в его отсутствие. Он думал об адмирале Шабо де Брионе, Кристиане де Нанси, Ги де Шабо и о других, включая поэта Маро.
   И все же, сомневаясь в верности Анны, он был несчастлив без нее. Если бы он обвинил ее в изменах, она тотчас бы указала ему на его собственное поведение. При французском дворе существовало равенство полов. Первый распутник Франции не мог жаловаться на то, что его фаворитка имеет любовников.
   Он не получал удовольствия от охоты в отсутствие Анны; Франциск решил побыстрей завершить дневную забаву и возвратиться к мадам д'Этамп.

 
   — Ты не боишься, что король застанет тебя в моей постели и отправит на гильотину? — спросила Анна д'Этамп, небрежно лаская волосатую грудь своего любовника — капитана гвардейцев Кристиана де Нанси.
   — Старик должен радоваться тому, что я делаю счастливой его фаворитку. В худшем случае я рискую карьерой. Надеюсь, ты обратишь его внимание на то, что я заслуживаю досрочного повышения в звании.
   — Несомненно. В постели ты стоишь целой армии. Ложе, особенно брачное, — твое любимое поле битвы.
   — Да, в старости мне будет что вспомнить.
   — Надеюсь, ты добивался моей благосклонности не ради новых эполет. Или они дороже тебе, чем обладание мною?
   — Можешь не сомневаться — что хорошо для короля, хорошо и для простого капитана.
   Анна легла на спину, положила руки под голову и томно потянулась.
   — Налей мне, пожалуйста, вина, — попросила она де Нанси.
   — А что мне за это будет? — шутливо спросил капитан.
   — Все, — ответила Анна.
   — Одна женщина никогда не может дать мужчине все, — заметил гвардеец, нехотя поднимаясь с постели. Наполнив бокал, он поднес его Анне. Женщина оперлась о локоть и утолила жажду.
   — Кажется, мы заболтались. Охота и правда не может длиться вечно, — заметила она.
   Похоже, вино ударило ей не только в голову, подумал де Нанси. Его сильная властная рука скользнула от бюста Анны к ее бедрам. Прекрасные физические данные счастливо сочетались в нем со знанием женского тела и его потребностей. Он в совершенстве овладел этим инструментом. Смочив палец слюной, он дотронулся до розового бугорка, расположенного под треугольником Венеры, и начал его массировать.
   — Иди же ко мне, — быстро отреагировала на ласки Анна.
   Он овладел ею грубо, мощно, неистово. Такое обращение нравилось Анне. Женственные придворные уже давно вызывали у нее аллергию — порой она мечтала о том, чтобы ее изнасиловал грубый, могучий конюх. Но это могло произойти только в ее воображении. Де Нанси был неплохим компромиссом — под совершенными манерами в нем таилась необузданная, дикая натура.
   Она трижды побывала на вершине блаженства, прежде чем покрытый испариной гвардеец перекатился на спину.
   — Король уже ни на что не способен, разве что делать вид, будто он управляет несчастной Францией. Хотя по старой памяти считает себя первым мужчиной этой страны, — заявила Анна, приходя в себя.
   Приехав во дворец, Франциск тотчас направился в покои Анны. Там он наткнулся на ее фрейлину — мадемуазель де Колльер была чем-то взволнована; она покраснела и даже попыталась задержать короля. Он оттолкнул ее в сторону и быстро прошел в комнату Анны, где торопливо одевался Кристиан де Нанси. Анна в халате, расшитом серебристыми нитями, с растрепанными светлыми вьющимися волосами, заметно растерялась. Мадемуазель де Колльер вбежала в комнату. Девушка была напугана сильнее, чем провинившаяся пара.
   Франциск с побагровевшим от гнева лицом и яростно бьющимся сердцем мигом оценил ситуацию; день выдался жаркий, душный, и девушка, которой поручили ждать у окна прибытия короля, задремала. Когда она проснулась, у нее уже не было времени предупредить свою госпожу.
   Подобные вещи казались весьма забавными — когда они происходили с другими людьми.
   Анна провинилась; чтобы понять это, королю хватило одного брошенного на нее взгляда. Де Нанси выглядел как человек, которому известно, что его карьера погублена; что касается фрейлины, то она опустилась на колени перед королем, обняла его ноги и умоляюще посмотрела на Франциска.
   Он подошел к окну и вызвал свою охрану. Он стоял спиной к троице, находившейся в комнате, и смотрел на двор. Он чувствовал себя слишком плохо, чтобы рассердиться. Он подозревал нечто подобное. Он сравнивал себя — старого, больного, усталого, — с сильным, молодым капитаном гвардейцев. Десять… пять лет тому назад подобное было невозможным. Он все отлично понимал. Не следовало винить Анну в том, что она решила развлечься в его отсутствие с красивым молодым человеком. На ее месте он поступил бы также. Он слишком ясно отдавал себе отчет в происшедшем, чтобы сердиться.
   Он был всемогущим; он мог заточить де Нанси в тюрьму; он мог отвергнуть Анну. И что дальше? Кем он заменит ту, которая была единственной в своем роде? Анна потеряет свое положение первой дамы двора, а он, Франциск, будет несчастен без нее.
   Стражники вошли в комнату.
   Франциск, разыграв великий гнев, указал на капитана:
   — Арестуйте этого человека! Пусть он поразмышляет в тюрьме о том, прилично или нет затевать интрижку с фрейлиной мадам д'Этамп в покоях ее госпожи.
   Охрана схватила молодого де Нанси, который испытал огромное облегчение.
   — Встань, — сказал Франциск девушке, — и покинь нас.
   Она обрадованно поднялась с пола и выбежала из комнаты.
   Франциск повернулся лицом к Анне.
   — Думаю, ты согласишься, — сказал он, когда дверь закрылась, — что мое поведение было сдержанным в той же мере, в какой твое было безрассудным.
   Анна пребывала в замешательстве; Франциск получал удовольствие, видя ее в таком состоянии. Он накажет ее тем, что на некоторое время оставит в неведении относительно ее участи.
   История о том, что король застал де Нанси с Анной д'Этамп, просочилась в придворное общество. Несчастная мадемуазель де Колльер, испугавшаяся, что она потеряет свою репутацию, все же сохранила ее. Все знали, кто был героиней этого маленького фарса. Де Нанси уже несколько недель был любовником фаворитки. По королевскому двору поползли недобрые слухи, затрагивавшие не только Кристиана де Нанси, но и других молодых дворян из окружения мадам д'Этамп. Распускали их сторонники Дианы.
   Катрин была слишком поглощена своими собственными проблемами, чтобы обращать внимание на склоки между любовницами короля и дофина. Внезапно она поняла, что может извлечь выгоду из этой ситуации.
   Анна была ее подругой; они часто проводили время вместе; Катрин не составляло труда подбросить идею сообразительной женщине.
   Во время очередной прогулки в составе Узкого Круга Катрин сказала Анне:
   — Король души не чает в герцоге Орлеанском! Думаю, он охотно передал бы ему титул дофина. Уверена, он предпочел бы, чтобы молодой Карл был его старшим сыном, а Генрих — младшим.
   Анна бросила на нее взгляд. Как глупа эта итальянка! — подумала она. Именно этого и добивалась Катрин. Как безрассудно… сеять такие семена! Конечно, это невозможно… Так ли это? Способна ли она уговорить Франциска лишить Генриха титула дофина и сделать наследником престола младшего сына? — спросила себя Анна. Позволят ли королю французские законы изменить правила наследования трона? Если это возможно, то это должно быть сделано. Положение Анны д'Этамп изменится самым решительным образом, если королем Франции вместо дофина Генриха станет Карл Орлеанский. Когда Карл взойдет на трон, мадам де Пуатье потеряет свое влияние при дворе. И молодая итальянка станет незначительной фигурой! Какой глупостью с ее стороны было подбросить эту идею единственному человеку, способному осуществить ее, если это вообще возможно.
   Анна не знала, как отчаянно билось сердце Катрин, она даже не поняла, что итальянка заметила, как сильно удалось ей взволновать фаворитку короля.
   План Катрин был смелым, рискованным, но он отвечал ее целям. Теперь следовало ждать, что мадам д'Этамп начнет заигрывать с молодым Карлом Орлеанским, после чего Диана поймет, что Катрин необходимо срочно завести ребенка.
   Катрин сама проявляла наблюдательность и велела Мадаленне следить за происходящим. Мало что укрылось от взора Катрин. Она приглядывала за Дианой и Анной; Катрин знала, что она умнее их обеих. Диана еще не поняла, почему Анна стала кокетничать с Карлом. Скоро это произойдет, и тогда Генрих явится к своей жене, чтобы подарить ей ребенка.
   Как вдохновляла Катрин эта тайная работа! Как глупы эти две женщины, демонстрирующие свою взаимную неприязнь. Катрин наблюдала за их маневрами и улыбалась в душе.
   Диана успешно погубила адмирала Шабо де Бриана. Он набивал свои сундуки деньгами из государственной казны, но в глазах Дианы главный его проступок состоял в том, что он был тайным любовником и горячим сторонником Анны. С восхитительной ловкостью Диана добилась его удаления со двора, прежде чем Анна успела вмешаться в это дело. Анна, естественно, пожелала немедленно отомстить Диане. Она задалась целью опорочить самого Монморанси.
   Катрин знала, что Анне не по силам сделать это, если нужные карты сами не лягут ей в руки. Франциск старался не вмешиваться в борьбу двух женщин, которые раскалывали его двор. Он обещал себе остановить их обеих, когда его здоровье улучшится. Партия католиков поддерживала Диану. Реформисты объединялись вокруг Анны. Он покажет им, что должна существовать только одна партия — партия короля.
   Но Франциск видел, что испанский король Карл Пятый не собирался выполнять обещания, данные им во время визита во Францию. Одна из причин, по которой ему предоставили право воспользоваться французской землей, как своей собственной, заключалась в том, что Карл предварительно сделал намек относительно будущего Милана. Испанец предложил женить молодого Карла Орлеанского на дочери Фердинанда Австрийского и обещал в случае заключения этого брака распорядиться герцогством Миланским таким образом, что французский король останется доволен этим. Если бы Карл Пятый пожелал выразиться яснее, он бы мог сказать, что Франциску предлагается обменять младшего сына на Милан. Но проехав через Францию и усмирив Фландрию, Карл Пятый передумал. Он уже не нуждался так сильно в дружбе с Францией и невозмутимо заявил, что Франциску следует отказаться от всяких претензий на Милан. Теперь уже Карл предложил выдать за герцога Орлеанского свою старшую дочь. Ее приданым станут Нидерланды, они отойдут к Франции после его, Карла Пятого, кончины.
   Любое упоминание о Милане всегда сильно волновало Франциска. Он пришел в ярость, поняв, что желанной для него собственностью лишь помахали перед его носом. Когда он узнал, что Карл Пятый даровал Милан своему сыну Филиппу, Анна, оказавшись возле французского короля, зашептала ему на ухо:
   — Можешь не сомневаться — Монморанси с самого начала знал о готовящемся обмане. Он сознательно скрывал это. Он не хотел, чтобы герцог Орлеанский получил Милан, поскольку в этом случае его возросшее могущество стало бы раздражать дофина. Монморанси работает не на тебя, а на дофина Генриха. Разве ты не заметил, как они дружны? Неужели ты будешь стоять и смотреть, как они интригуют против тебя?
   Результатом этого разговора стало следующее: Франциск, к ярости Дианы и Генриха и к радости Анны, отправил своего бывшего любимца, великого генерала, коннетабля Франции де Монморанси в его загородный замок.
   Анна выиграла более значительную битву.
   Борьба продолжалась. Во Франции началась нешуточная религиозная война.
   Катрин заметила, что Анна д'Этамп все сильнее сближается с Карлом Орлеанским.

 
   Весь двор обсуждал неудовлетворительное состояние брака дофина и итальянки. Какая польза от этого бесплодного союза? Почему они еще не развелись?
   Конечно, в отсутствии детей виновна итальянка. Генрих доказал в Пьемонте, что он — полноценный мужчина.
   Диана поощряла такие разговоры. Катрин продемонстрировала характер, она дружила с мадам д'Этамп. Если Катрин не является на самом деле покорной, кроткой женой, какой ее считала прежде Диана, то итальянку следует устранить.
   Анна поддерживала Катрин. Она намекнула ей, что заступится за нее перед королем. Катрин знала, что Анна сделает это, потому что мадам д'Этамп была заинтересована в сохранении этого бездетного брака. В случае развода и новой женитьбы Генриха, в результате которой появятся дети, как она сможет уговорить короля сделать дофином Карла Орлеанского? Катрин поняла, что этот план прочно засел в голове Анна; если Диана догадается о нем, она тотчас прекратит агитировать за развод.
   В душе внешне спокойной Катрин поднималась буря. Она увидела себя разведенной женщиной. Ее, вплотную приблизившуюся к французской короне, отправят в Италию. Ей было двадцать три года; девять лет она боролась за любовь мужа. Неужели теперь ее ждет поражение?
   Она не заплакала. Вместо этого она окинула взглядом прожитые годы и увидела свои ошибки. Ей не следовало демонстрировать Генриху свою страсть. Она должна была понять, что этим еще сильнее оттолкнет от себя влюбленного в другую женщину мужа. Могла ли она понять это, будучи ребенком? Тогда она ничего не знала об отношениях людей, о любви.
   — Святая Дева! — промолвила Катрин. — Если бы я снова стала девочкой-невестой, я повела бы себя совсем иначе!
   Но надеяться на шанс начать все сначала было бесполезно. Таких чудес не бывает. Чудеса — это то, что способен сотворить сам человек. Она должна что-то сделать. Но что?
   Убить Диану? Она охотно совершила бы это. С легким сердцем подмешала бы в напиток яд, который умертвил бы ее соперницу. Но какую пользу принес бы этот поступок? Она не смела, даже по прошествии этих лет, оказаться замешанной в убийстве. Многие при дворе помнили о том, как умер дофин Франциск. Осторожность… осторожность прежде всего. Но она должна что-то предпринять. Должна совершить чудо.
   Как? Она была вне себя от горя и страха.
   Она горячо любила эту страну — не меньше, чем своего мужа. Катрин знала, что любовь к кому-то всегда делает человека слабым, даже если речь идет о взаимном чувстве — в этом случае избранник может умереть или разлюбить; но любовь к стране не была проявлением глупости, потому что страна не способна на измену.
   Амбуаз, Блуа, Шенонсо. Эти величественные замки вставали перед глазами Катрин. Она видела Париж, Сену, Нотр-Дам, дворец Ле Турнель, освещенные свечами залы Бастилии, Лувр и великолепный Фонтенбло. Потерять все это и оказаться в мрачном дворце Медичи или темном каменном монастыре? Ни за что!
   Кто поможет ей? Кто спасет ее? Последнее слово было за одним человеком. Он всегда проявлял к ней доброту и рыцарскую галантность. Слабая надежда. Но другой не было.
   Она посмотрела на себя в зеркало и увидела на своем лице следы страданий. Очень скоро она узнает, что ее ждет — несчастье или успех. Она сделала ставку на свое знание характера Франциска. Результат будет зависеть от того, насколько сильно он желает развода. Если он уже принял решение, она не сможет повлиять на короля.
   Она отправилась в его покои и попросила пажа передать Франциску, что она просит у него аудиенции с глазу на глаз. Она решила подождать в приемной, убранной не менее роскошно, чем его апартаменты. Катрин прикоснулась к бархатным шторам; нигде в мире не было такой роскоши, как при дворе французского короля. Это был самый веселый, жизнерадостный, интеллектуальный двор на всей земле. Здесь женщины не служили лишь украшением мира мужчин, они пользовались равными с ними правами. Она полюбила этот свой дом.
   — Да поможет мне Святая Дева! — пробормотала Катрин. — Я умру, если меня лишат человека и земли, которых я люблю.
   Король совещался с иерархами церкви. Катрин привела час в напряженном ожидании, прежде чем ее впустили к нему. Она низко поклонилась. Подняв полные муки глаза, Катрин попросила, чтобы он поговорил с ней наедине.
   Эти добрые, усталые глаза с висевшими под ними мешками увидели ее молящий взгляд. Он жестом попросил удалиться кардинала Лоррена, его главного камерария, графа де Сент-Пола и сопровождавших их мужчин.
   — Я хочу остаться один с моей дочерью, — сказал он.
   Катрин робко, благодарно посмотрела на короля. Увидев, что его шут Бриандас, считавший себя привилегированной персоной, остался на диване у окна, Франциск повысил голос:
   — И ты тоже, Бриандас. Уйди отсюда.
   — Ваше Величество, — нахальный малый поднял брови, — я решил, что вы хотите, чтобы я остался здесь в качестве компаньонки молодой дамы.
   Франциск указал ему рукой на дверь. Отвесив низкий насмешливый поклон, шут успел.
   — Ну, Катрин, моя малышка!
   Очаровательный ласковый голос заставил Катрин искренне расплакаться.
   Франциск редко оставался безучастным к женским слезам.
   — Катрин, моя дорогая, что случилось?
   Она опустилась на колени и поцеловала его ногу. Он поднял девушку и сочувственно посмотрел на ее мокрые щеки. Вытащил надушенный платок и осушил глаза Катрин.
   — Вы так добры, — всхлипнула она. — Я бы не смогла жить, если бы лишилась радости служить вам.
   Как трогательно, подумал король. Просто восхитительно. Она всегда умеет найти подходящие слова. Это было нежной любовной сценой. Платоническая любовь — самая спокойная и приятная. Дочернее восхищение волновало короля еще сильнее оттого, что Катрин не была его родной дочерью.
   — Скажи мне, малышка, — произнес он. — Не сомневайся в том, что я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе.
   — Возлюбленный мой господин, я прошу вас простить мне мою бесцеремонность. Боязнь лишиться вашего блестящего общества дала мне смелость обратиться к вам. Я люблю эту страну, у которой такой великий и славный король. Я познала здесь счастье. Это правда, что у меня нет детей, а мой муж околдован женщиной, которая по возрасту годится ему в матери. Это — моя трагедия; благодаря тому, что вы удостаивали меня своей одобрительной улыбки, я была счастлива; моя жизнь имела смысл, потому что порой мне удавалось радовать моего благородного короля. Я пришла не для того, чтобы просить о том, что может быть для вас неприятным; то, что не способно радовать моего господина, не нужно и мне.
   — Говори, моя дорогая, — сказал король. — Поделись всем, что происходит в твоей душе.
   — Если вы пожелаете, я удалюсь в монастырь. Мое сердце будет разбито, но я сделаю это. Но если вы захотите, чтобы я продолжала служить вам, я стану счастливейшей женщиной Франции. В чем бы ни заключалась ваша воля, я с готовностью исполню ее. Потеря вашего общества для меня равносильна смерти. Я знаю, что служить вам — главная радость моей жизни.
   Она снова заплакала — ее охватил страх. Катрин поняла, что король усадил ее на свое колено и обнял, как ребенка. Надежда вернулась и засияла ярче, чем все рубины и сапфиры королевского камзола.
   Франциск задумался. Он почти принял решение о разводе. Вытерев слезы Катрин, он сказал себе: «Генрих проводит слишком много времени с женщиной, уже не способной по возрасту к деторождению. В любом случае она могла бы дать ему лишь бастардов. Пусть Генрих остается бездетным. Тогда в случае смерти дофина на трон взойдет Карл — если он еще будет жив к тому времени».
   Как приятно играть роль рыцаря, если чувствуешь, что это ничем тебе не грозит. Он мог успокоить свою юную дочь, которая так очаровательно демонстрировала ему свою любовь, и одновременно порадовать Анну. Мужчине редко удается ублажить одновременно сразу двух женщин.
   — Дитя мое, — сказал король, — господь пожелал, чтобы ты стала моей невесткой и женой дофина. Кто я такой, чтобы противиться его воле? Успокойся, дочь моя. Возможно, господь еще исполнит ваше с дофином самое страстное желание.
   Катрин подняла глаза, еще полные слез, но уже светящиеся радостью. Она быстро соображала. Это лишь отсрочка, поняла девушка. Еще один год королевской милости. Кто знает, что случится за это время?
   Она схватила его руку и покрыла ее поцелуями. Она преднамеренно отбросила всякую сдержанность, потому что хотела, чтобы король увидел ее обожание.
   Она извинилась за свою смелость. Благодарила его снова и снова. Она просила лишь одного — права оставаться рядом с ним, видеть его каждый день, слушать, как он читает стихи и поет.
   Катрин восхищалась собой. Как умело она держалась! Как умно разыграла эту сцену! Каждое слово, произнесенное ею, было единственно верным. Как печально и трагично, что она, способная очаровать умного отца, предназначена судьбой простоватому сыну!
   Наконец он отпустил Катрин; на прощанье она страстно заверила короля в своей преданности ему, он же подтвердил свою привязанность к ней.
   Это было поражением партии католиков. Король дал дофине отсрочку.

 
   Диана встревожилась. Она видела, что дружба Анны с молодым Карлом Орлеанским крепнет. Король, похоже, все сильнее привязывался к младшему сыну, в то время как его нелюбовь к Генриху становилась более заметной. Франциск отложил на неопределенный срок развод. Означало ли это, что Анна попыталась уговорить своего любовника изменить порядок наследования трона, возвысить младшего принца над старшим? История Франции еще не знала подобных прецедентов. Кто мог предсказать, что способен сделать ради любимой женщины надломленный болезнью король, который всегда гордился своей рыцарской щедростью?
   Диана тотчас поняла, что ей следует предпринять. Она должна сделать все от нее зависящее, чтобы бесплодный брак перестал быть таковым.
   Она попросила дофину об аудиенции.
   Катрин приняла ее в своих покоях; они вели пустую беседу об Италии и художниках этой страны. Катрин догадывалась, почему любовница мужа удостоила ее этого визита. Взволнованная дофина испытывала унижение.
   Она глядела на спокойное, красивое лицо Дианы, и в ее голове мелькали безумные мысли. Сможет ли она сделать так, чтобы ночью в покои соперницы вошли мужчины и покалечили или даже убили спящую Диану?
   Ненавижу ее, думала Катрин, приветливо улыбаясь. Она не знает о том, что я посылала Мадаленну следить за ними. Она хочет, чтобы я считала, что их связывает лишь платоническая дружба. Ей неизвестно, что я видела все глазами Мадаленны. Я бы хотела найти способ, который позволит мне самой посмотреть на них, когда они будут вдвоем.
   — Мадам, — сказала Диана, — вы знаете о моей дружбе с дофином. Она очень давняя. Я была для него матерью.
   Порочной, распутной матерью, с горечью подумала Катрин.
   — Наша дружба зародилась, когда он был очень юн, и продлится до моей смерти, поскольку я старше его и почти уверена, что умру раньше дофина.
   Если бы это случилось завтра! Как бы я обрадовалась, увидев тебя с кинжалом в груди и кровью на черно-белом платье! С лицом, уже не безмятежным, но искаженным предсмертной агонией! Я потребую у Космо или Лоренцо яд, приводящий к медленной, мучительной смерти, которая будет выглядеть как следствие обычной болезни.