Холт Виктория. Мадам Змея

   — Давай потанцуем, мой дорогой дофин.
   Все смотрели на эти две пары — на короля и Марию, Катрин и Франциска. В такие моменты Катрин чувствовала, что она действительно королева Франции.
   — Ты прекрасно выглядишь, мой сын, — сказала она, и это было правдой.
   — Сегодня — счастливейший день моей жизни, — признался жених.
   — Тебе повезло, мой сын. Люби свою жену. Семья — великая вещь, если, конечно, она основана на взаимной любви.
   Мальчик с жалостью посмотрел на нее. Он все понимал. Она думала о своей любви к его отцу и о любви короля к герцогине де Валентинуа. Бедная мама! Никогда раньше он не называл ее мысленно «бедной мамой».
   Но его собственная жизнь была столь прекрасной, что он не мог грустить из-за других людей. Катрин видела, как он смотрит на свою ослепительную молодую жену.
   Она засмеялась.
   — Ты должен танцевать с Марией, мой сын.
   — Мама, скажи мне: ты когда-нибудь встречала более красивую девушку?
   — Нет. Думаю, нет. Но я скажу тебе кое-что, месье дофин. Твоя сестра Марго может превзойти ее.
   — Нет, мама, это невозможно.
   Она улыбнулась, радуясь его счастью, потому что он был ее сыном. Пусть он наслаждается своим состоянием; она считала, что он проживет недолго. Он должен был освободить место для Карла и затем для Генриха. Обязательно!
   В начале пятого бал закончился; участникам торжеств предстояло перебрался через Сену во Дворец Правосудия для продолжения праздника. Король и принцы ехали на превосходных лошадях, королева и Мария сидели в паланкинах, принцессы — в каретах, фрейлины — на белых жеребцах; везде висели дорогие гобелены, на которых золотыми нитями были вышиты лилии.
   Во Дворце Правосудия гостей ждал ужин; юродские власти так великолепно украсили интерьер здания, что люди сравнивали его залы с Елисеевскими Полями. Чудесная музыка сопровождала каждое блюло; веселье нарастало, везде звучали оживленные голоса, раскованный смех.
   Потом начался новый бал.
   Видам де Шартр разыскал королеву. Общее возбуждение захватило Катрин; от выпитого вина она разрумянилась, стала оживленной; мир показался ей более ярким, красочным, в ее сердце снова появилась надежда.
   Она не отводила глаз от короля, который тоже был более возбужденным и радостным, чем обычно; помолодевший король напомнил Катрин о первых годах их совместной жизни.
   Пока он живет на земле, подумала королева, я буду нуждаться в нем. Ничто не имеет для меня большего значения, пока его любовь принадлежит другой женщине.
   — Какая очаровательная королева получится из юной шотландки! — сказала Катрин Видаму.
   — Очаровательная королева уже сидит сейчас на троне, — отозвался он.
   Его глаза ярко блестели; он много выпил.
   Катрин ответила на лесть смехом, но ей было приятно услышать комплимент.
   Она позволила Видаму оставаться рядом с ней, держать ее за руку во время танца. Катрин знала, что это будет замечено.
   Видел ли ее Генрих? Она надеялась, что видел.
   Он уважал ее за решительные действия, связанные с Сент-Квентином. Захочет ли он ее как женщину благодаря тому, что Видам де Шартр демонстрировал всем свое восхищение королевой?
   Она танцевала с королем, дофином и Видамом.
   Когда они вернулись после бала в Лувр, Катрин, поглядев на себя в зеркало, увидела, что ее глаза стали более яркими, а щеки горели. Надежда омолодила ее на десять лет.
   Придет ли сегодня король? — спросила она себя. В воображении Катрин возникла маленькая сцена — Генрих выговаривает ей за флирт с Видамом. Она мысленно ответила ему: «Генрих, неужели ты ревнуешь?»
   Она почти не спала в эту ночь; даже ранним утром Катрин еще надеялась на появление Генриха.
   Но, как это часто случалось в прошлом, он не пришел. И все же Катрин не теряла надежды.

 
   — Одна свадьба порождает другую, — сказала Катрин своей старшей дочери.
   Бедная Элизабет! Какой юной она была! Ей исполнилось только четырнадцать лет — она еще не созрела для замужества.
   Катрин послала за девочкой, чтобы лично сообщить ей новость.
   — Моя любимая дочь, я хочу поговорить с тобой о твоем браке.
   Девочка посмотрела на мать своими большими темными глазами.
   Я становлюсь излишне чувствительной, подумала Катрин; она смутилась, вспомнив, как когда-то давно ее, еще девочку, вызвал к себе папа, чтобы поговорить с ней о замужестве.
   — Да, мама?
   — Ты, наверно, знала, когда женился Франциск, что твоя очередь — следующая?
   Несчастный ребенок проглотил слюну.
   — Да, мама.
   — Ты не должна печалиться, это чудесная новость. Тебя ждет отличный брак.
   Девочка молчала. Кто станет ее супругом? Она перебирала в памяти знакомых ей молодых людей. Наверно, кто-то из Бурбонов — в их жилах течет королевская кровь. Или какой-нибудь де Гиз — в последнее время эта семья поднялась едва ли не выше королевской. У герцога де Гиза был сын — молодой Генрих. Перспектива получить его в мужья одновременно пугала и волновала девочку. Генрих обещал стать копией своего отца.
   — О, мама, — вырвалось у Элизабет, — не мучай меня. Скажи, кто он? Кто?..
   — Моя девочка, ты поедешь в Испанию. Станешь женой его августейшего Величества, испанского короля Филиппа.
   Девочка побледнела, у нее был такой вид, будто она вот-вот упадет в обморок. В Испанию! Это так далеко от дома! К испанскому королю! Но ведь он уже старый человек.
   — Похоже, ты не сознаешь, какая честь тебя ждет, моя дочь.
   — Но, мама, — прошептала Элизабет, — это так далеко!
   — Ерунда! — Катрин заставила себя громко рассмеяться. — Подумай, моя дорогая, ты станешь королевой… Королевой страны, которую многие считают самой великой на свете. Подумай об этом!
   — Но я не хочу ехать.
   — Не хочешь стать королевой Испании?
   — Нет, мама. Я бы предпочла остаться французской принцессой.
   — Что? Быть старой девой, как твоя тетя Маргарита?
   — Она собирается выйти замуж. Почему я не могу подождать, пока мне не исполнится столько лет, сколько сейчас тете Маргарите?
   — Потому что, моя дорогая, решено, что ты выйдешь замуж за короля Испании.
   — Я ненавижу короля Испании.
   — Замолчи! Это все, чем ты можешь отблагодарить меня за то, что я воспитывала, оберегала, учила тебя?
   — Он старый.
   — Ему всего лишь тридцать с небольшим.
   — Но он женат на английской королеве, мама.
   — Ты ведь знаешь, что английская королева умерла.
   — Но я слышала, что он собирается жениться на новой королеве.
   — Ты должна прислушиваться не к сплетням, а к голосу рассудка. Моя дорогая дочь, ты выйдешь замуж за короля Филиппа.
   — Когда, мама?
   — О, это будет организовано скоро, не бойся.
   — Именно этого я и боюсь. Он приедет сюда за мной… или меня отправят к нему?
   — Вы поженитесь в Нотр-Дам, как Франциск и Мария.
   — Значит, он приедет за мной?
   Катрин убрала волосы с горячего лба дочери.
   — У тебя разыгралось воображение! Неужели ты полагаешь, что великий король Испании отправится за женой в такое путешествие? Конечно, нет; в церемонии бракосочетания примет участие доверенное лицо Филиппа. Герцог Альба займет место короля Испании. Тебе понравилась свадьба Франциска, верно? Теперь твоя очередь.
   Элизабет бросилась к ногам матери.
   — О, мама, мама, я не хочу выходить замуж. Я не могу уехать отсюда. Не хочу покидать родной дом ради старого человека.
   Катрин, смягчившись, привлекла к себе девочку; она подвела дочь к дивану, села рядом с ней, обняла Элизабет. Королева заговорила с дочерью так, как она не говорила ни с одним из своих детей, кроме Генриха. Она рассказала ей о своем детстве, о своем честолюбивом и хитром родственнике, папе римском, о монастыре Мюрате, о толпе, требовавшей, чтобы маленькую Екатерину отдали солдатам; наконец, она поведала дочери о приезде во Францию, о том, как она боялась новой жизни, но со временем полюбила ее.
   Девочка, слушая мать, стала постепенно успокаиваться.
   — Но Испания — это страна, пленником которой был мой отец, — печально промолвила Элизабет. — Он провел там худшие годы своей жизни.
   — Моя дорогая, — сказала Катрин, — у нас нет выбора, мы должны подчиниться.
   — Да, дорогая мама.
   — Мы все познали страдания, подобные твоим. Возможно, король Испании покажется тебе таким же замечательным человеком, каким я считаю твоего отца. Сейчас во всем свете для меня нет человека лучше Генриха, однако когда-то я боялась его, как ты боишься короля Испании.
   — Надеюсь, это произойдет, мама, но я полна дурных предчувствий.
   Катрин нежно обняла дочь; королева тоже испытывала чувство растерянности.

 
   Король пришел в личную комнату Катрин, и она отпустила своих девушек.
   — Я хочу поговорить с тобой, Генрих.
   Он повернулся к ней; лучи солнца упали на его лицо. Он постарел со времени штурма Сент-Квентина; его лучшие годы были уже в прошлом. Катрин напомнила себе, что молодость Генриха досталась Диане, и в ее душе всколыхнулась горькая обида.
   — Насчет Элизабет, — добавила она.
   Генрих явно испытал облегчение.
   — Элизабет, — повторил он.
   — Она почти не раскрывает рта, заметно побледнела. Боюсь, она заболевает. Она никогда не блистала здоровьем.
   — Известие о скором замужестве — серьезное испытание для ребенка, — мягко промолвил Генрих. — Оно могло разволновать девочку.
   Он вспомнил о том дне, когда ему сообщили, что у него будет жена-итальянка.
   Катрин подошла к мужу; ей хотелось быть поближе к нему; она взяла его под руку.
   — Мы это понимаем, Генрих, верно?
   — Да.
   Она сжала его руку.
   — И кое-кто из нас обнаружил, что все не так плохо, как казалось.
   — Верно.
   Она, засмеявшись, прижалась щекой к его плечу.
   — Нам повезло, Генрих.
   Теперь он, похоже, смутился. Не вспомнил ли он те дни, когда она, отбросив осторожность, молила его о том, чтобы он ответил на ее неистовую, требовательную страсть?
   Он совсем не изменился, с грустью подумала Катрин.
   Но он все же относится к ней, конечно, не так, как прежде, когда он считал ее пустым местом. Теперь он сознавал, что она способна быть сильной, влиять на его министров. Между прошлым и настоящим находился Сент-Квентин.
   Она неподвижно стояла рядом с ним.
   — Значит, нам нечем утешить дочь?
   Он покачал головой.
   — Несчастное дитя! — пробормотал Генрих.
   — Она переживет это. Ей страшно, потому что она очень молода.
   — Она переживет это, — повторил он.
   — Как другие… до нее.
   Генрих шагнул к двери. Катрин произнесла в отчаянии:
   — Генрих, до меня дошли слухи.
   Он остановился, подождал; она непринужденно рассмеялась.
   — Ты удивишься. Как ты думаешь, о ком?
   — Не представляю. Нет… нет…
   Повернувшись лицом к жене, он испуганно посмотрел на нее; она почувствовала, что ее сердце екнуло.
   — О Элизабет? — продолжил он.
   Она снова засмеялась, на этот раз с горечью.
   — Нет, не о нашей дочери. Это были слухи… обо мне.
   — О тебе… Катрин! Что ты хочешь сказать?
   — Ты, возможно, заметил, что этот глупый молодой человек, Франциск де Вендом…
   Генрих, похоже, недоумевал.
   — Что такое? — спросил он.
   — Он уделял мне много внимания в последнее время.
   Генрих нахмурился.
   — Молодой Вендом! — сказал король. — Эти Бурбоны — ужасные хитрецы. Уверен, ему что-то от тебя надо.
   Катрин возмутилась. Ему даже не приходит в голову, что молодой человек хочет соблазнить королеву. Генрих ясно дал ей понять это, намекнув на стремление Вендома получить какую-то выгодную должность при дворе.
   Катрин чувствовала, что развивать ее мысль будет глупо, но она не могла прогнать надежду из сердца.
   — Некоторые люди думают, что этот глупец… влюблен в меня.
   Генрих, похоже, удивился.
   — О, вряд ли. Тебе следует остерегаться его. Эти коварные Бурбоны… вечно ищут выгоды.
   — Хотела бы я разделять твою уверенность, — сердито произнесла Катрин.
   Но мысли Генриха были уже далеко, он не заметил ее злости.
   Когда король ушел, Катрин стала расхаживать по комнате. Он был по-прежнему равнодушен к ней. Он терпел ее общество. Он стал уважать ее немного больше, но ей не нужно было его уважение.
   Хорошо, она даст месье де Вендому надежду! Займется легким флиртом. Заставит людей посплетничать. Тогда, возможно, Генрих обратит внимание на жену. Она не пойдет дальше публичного флирта; она не желала ничего серьезного; Катрин хотела только одного мужчину, она знала, что другого у нее не может быть. Но она могла жить, лишь надеясь и продолжая мечтать о том дне, когда Генрих будет принадлежать ей.
   Стук в дверь прервал мысли королевы. Кто это? — подумала она. Оказалось, что паж принес ей письмо.
   Она взглянула на него, и ее сердце забилось чаще. Она узнала почерк Нострадамуса. Письмо пришло из Прованса — этот провидец находился сейчас там.
   Катрин отпустила пажа и принялась читать послание астролога.
   Она дважды прочитала письмо, и ее охватили недобрые предчувствия. Нострадамус сообщал, что он сильно колебался, не зная, следует ему писать это письмо или нет. Но он все же пришел к заключению, что сделать это — его долг. Последнее время ему снились весьма тревожные сны, главными фигурами в которых были король и королева.
   Несколько лет тому назад ему приснился сон, который произвел на астролога такое сильное впечатление, что он записал его. Теперь этот сон стал повторяться. Нострадамус видел двух львов, сражавшихся друг с другом. Они боролись дважды. Один из этих львов был молодым, другой — старым. Старый лев терпел поражение, молодой выбивал ему глаз. Старый лев умирал в мучениях. Таким было содержание повторяющегося сна.
   Катрин, страстная почитательница астрологов и их дара предсказывать будущее, серьезно задумалась об услышанном. Нострадамус намекнул, что старый лев — это Генрих, поскольку на его гербе был изображен лев. Нострадамус был уверен, что королю угрожает какая-то опасность. Он умолял королеву оберегать короля от всяких несчастий.
   Катрин сильно опечалилась. Если Нострадамус увидел умирающего льва, который символизировал Генриха, ничто не могло спасти короля. Если королю было суждено погибнуть, значит, это произойдет.
   Кто был молодым львом? Испания? Англия? Это исключено. Эти страны нельзя назвать молодыми. Возможно, лев — это не Генрих, а Франция. Это было вполне вероятно. Франция в опасности. Последняя война, которая закончилась штурмом Сент-Квентина и подписанием договора Като-Камбрези, была серьезным ударом для страны. Де Гиз противился подписанию этого соглашения, он говорил, что двадцать лет успешных кампаний не исправят нанесенного им ущерба. Одним росчерком пера король отдал итальянские земли, которые завоевывались в течение последних трех десятилетий. Результатом этого шага должны были стать браки Элизабет и сестры короля Маргариты, которая выходила замуж за герцога Савойского. Король устал от итальянских войн, он хотел вызволить из плена своего друга коннетабля. Англичане были изгнаны с французской земли; пусть Франция удовлетворится этим. Генрих заявил, что Италия — это западня, в которой со времен его отца и Карла Пятого оставались богатства и жизни французов.
   И все же… вся страна была повергнута в скорбь подписанием этого договора. Это была первая схватка, из которой лев вышел, зализывая раны.
   Что дальше? — спрашивала себя Катрин. Испания? Или Англия?
   Она ни с кем не обсуждала сон Нострадамуса, но ее охватила грусть. Элизабет бродила по дворцу, точно бледное привидение; девочка перестала смеяться, ее нынешняя улыбка казалась жалкой тенью прежней.
   Катрин часто виделась с де Шартром, он пользовался ее благосклонностью, она позволяла ему сидеть рядом с ней на собраниях Круга, с наигранной радостью выслушивала его любезности.
   Наблюдая за подготовкой свадьбы Элизабет с испанцем, Катрин испытывала все более сильную грусть.

 
   Люди прибывали в Париж из пригорода. Они танцевали на улицах, шумно веселились на набережных Сены. Ветер трепал многочисленные французские и испанские флаги.
   Настал день, когда Альба вошел в город с пятью сотнями своих людей. На них была одежда черного, красного и желтого цветов. Парижане, увидев герцога, испытали разочарование, хотя он выглядел великолепно в черном костюме. Справа от него ехал граф Эдмонт, слева — принц Оранжский. На них люди смотрели настороженно. Еще недавно эти двое возглавляли армии, воевавшие с французами. Растерянные мужчины и женщины не понимали действий правительства, планов и замыслов короля.
   Эта свадьба отличалась от предыдущей. Тогда французский дофин женился на прелестнейшей из девушек; влюбленная пара была очаровательной, молодые люди выросли рядом, провели вместе восемь лет. Это трогало, казалось романтичным. Сейчас надменный испанец в черном костюме женился по доверенности на маленькой принцессе! Человек с руками, обагренными кровью французов, будет повторять слова брачной клятвы вместе с юной девушкой, потому что его господин не счел нужным лично приехать в Париж!
   Филипп Испанский! Его имя наводило страх на французов. За плечами Филиппа уже было два брака; говорили, что он плохо обращался со старой королевой Англии и сделал ее несчастной, навлек на эту женщину гнев британцев, а затем бросил свою супругу. Новая королева Англии, рыжеволосая злючка, отомстила за свою сестру. Она подразнила Филиппа, делая вид, будто серьезно относится к вниманию короля Испании, и оставила его с носом. Она посмеялась над ним в безопасности своей островной крепости. Он решил жениться на Элизабет Французской, не сумев получить в супруги Элизабет Английскую.
   Нет, народ не мог считать этот брак таким счастливым, как брак дофина.
   Почти сразу же после свадьбы Элизабет должна была выйти замуж сестра короля, Маргарита.
   Для людей любая свадьба лучше, чем отсутствие таковой; торжества сулили избавление от скуки, от однообразия ежедневной работы.
   Когда принцесса появилась на публике, держа под руку отца, в толпе стали раздаваться крики, в воздух полетели шляпы. Девушка была в платье из серебристой ткани, с жемчугом грушевидной формы на золотой цепочке, подаренным будущим мужем. Катрин не хотела, чтобы девочка надевала на себя этот жемчуг, поскольку, по слухам, это украшение, имевшее свою мрачную историю, приносило несчастье его обладателю. Но могла ли Катрин пренебречь этикетом, запретив невесте надеть на себя подарок жениха?
   Река искрилась под июньским солнцем; звон колоколов уведомил толпу, что бракосочетание по доверенности состоялось. Под пение труб и рожков девушка вышла из собора; ее лицо горело так сильно, что только стоявшие рядом могли заметить в глазах принцессы печаль.
   — Да здравствует королева Испании! — кричали люди. Мир с Испанией! Мир… больше не будет войны. Это помогало забыть о том, что девушка покинет свой дом и отправится через Пиренеи в Испанию, к незнакомцу, которого она никогда не видела, хотя и знала о его жестокости и расчетливости.
   Колокола звенели, люди кричали, на улицах звучала музыка.
   За банкетом во Дворце Правосудия последовал бал, состоявшийся в Лувре.

 
   Катрин наблюдала за королем, танцевавшим с дочерью. Неужели эта тоска никогда не отпустит меня? — спрашивала себя королева. Неужели я никогда не освобожусь от этой страсти и боли?
   Генрих казался более счастливым, чем в последнее время. Мир… пусть временный, думал он. Союз со старым недругом — лучший способ избавления от проблем. Он устал от войн. Его отец мечтал покорить Италию; почему он, Генрих, должен наследовать эту мечту? Его правление запомнится изгнанием англичан с французской земли. Эта победа сотрет унижение Ажинкура. Генрих был счастлив. Его маленькая Элизабет? Она излишне напугана. Кого не испугает брак с могущественным Филиппом? Генрих должен заставить ее понять, какая большая честь оказана ей.
   Он ласково заговорил с Элизабет; она посмотрела на него своими печальными глазами и попыталась улыбнуться. Она любила отца.
   Он тоже любил ее, как и всех своих детей. Генрих утешал себя: дети с королевской кровью не имеют возможности выбирать себе супругов по желанию. Несомненно, Элизабет предпочла бы выйти замуж за молодого де Гиза — как и любая другая француженка. Но ей пришлось стать женой Филиппа… как и ему — жениться на Катрин. Такие трагедии можно пережить.
   Они исполнили торжественное «Испанское шествие» в честь отсутствующего жениха. Королева танцевала с герцогом Альбой.
   Но как во время танца, так я болтая с Видамом, Катрин ощущала близость несчастья.
   Она не могла забыть сон Нострадамуса.

 
   Праздник продолжался. Герцог Савойский прибыл в Париж, чтобы жениться на сестре короля. Его появление стало великолепным зрелищем — герцога сопровождали мужчины в костюмах из алого атласа, малиновых сапогах и черных бархатных плащах с золотой кружевной каймой.
   Гостей ждали новые роскошные торжества; герцог Савойский не должен был почувствовать, что эта свадьба — менее важная, чем предыдущая.
   На улице Сент-Антуан, возле Ле Турнель, была сооружена арена для турнира; находясь в своих покоях, Катрин слышала стук молотков — рабочие возводили шатер. Ее тревога постепенно нарастала. Ей вдруг показалось, что эти люди строят эшафот для публичной казни, а не готовятся к турниру.
   Я позволила этому Нострадамусу напугать меня подумала Катрин. Все это ерунда. Просто его сообщение расстроило меня.

 
   Наступило тринадцатое июня. День выдался солнечным. Генрих пришел в покои Катрин, чтобы сопровождать ее на турнир. Король показался ей очень красивым. Его лицо светилось предвкушением удовольствия. Он по-мальчишески любит спорт, но турниры пользовались его особой любовью.
   Ему не терпелось отправиться туда поскорее, но королева хотела задержать Генриха. Сегодня все ее чувства обострились. Глядя на Генриха, стоявшего у окна и смотревшего на толпу, Катрин вспоминала моменты прошлого. Ее душу раздирали противоречивые эмоции. Она сердилась и ревновала, нежность сменялась в сердце женщины страстью. Она сдержала свое желание броситься к Генриху, обнять его, вымолить у мужа поцелуй, заставить его любить ее сейчас с тем неистовством, которое он берег для других. Слезы подступили к глазам Катрин. Она вспомнила, как он наблюдал через окно за мучительной смертью портного; тогда он держал ее за руку; успокаивая его, она ощущала, что они были близки, как никогда прежде.
   — Пойдем к арене, — сказал он. — Все ждут начала турнира. Слышишь крики? Это зовут нас.
   Она быстро подошла к нему и сжала его руку. Генрих удивленно посмотрел на жену.
   — Генрих, — с дрожью в голосе промолвила она, — не ходи туда… Останься здесь со мной.
   Он решил, что она сошла с ума. Внезапно Катрин рассмеялась, ее руки резко опустились вниз.
   — Катрин, я не понимаю. Остаться здесь?
   — Нет! — в отчаянии крикнула она. — Ты меня не понял. Когда ты научишься понимать меня?
   Он отпрянул назад. Она испугалась. Какая она дура! В ее-то возрасте не владеть своими чувствами!
   — Как глупо, — сказала она. — Со мной что-то происходит. Я беспокоюсь… Генрих, я ужасно беспокоюсь.
   Он, похоже, испытал удивление, но чувство неловкости прошло. Она беспокоится. Значит, это не было тем проявлением страсти, которого он боялся с давних времен.
   Она колебалась. Но этот момент показался ей неподходящим для пересказа сна.
   — Наша дочь… — промолвила Катрин, — она так грустна. Меня это волнует, Генрих. Даже пугает.
   В ее глазах появились слезы, но они были связаны не с Элизабет, как решил Генрих. Ему захотелось утешить Катрин.
   — Это пройдет, Катрин. Причина в том, что она еще ребенок.
   — У нее такой трагический вид.
   — Мы знаем, что это временная печаль. Все не так плохо, как кажется.
   Она была охвачена отчаянием; Катрин испытывала единственное желание — не отпускать Генриха.
   — Что нам известно о Филиппе?
   — Он — король Испании, один из могущественнейших монархов Европы… мы можем гордиться тем, что наша дочь выходит за него замуж.
   Катрин шагнула к Генриху, прижалась к нему.
   — Ты очень мне помогаешь, Генрих. Ты такой надежный, здравомыслящий.
   Ее дрожащие пальцы гладили его камзол, поглядев на лицо мужа, она увидела, что он добродушно улыбается. Он не знал, что к нему прильнула сгорающая от страсти женщина. Он считал ее лишь встревоженной матерью.
   — Ну, Катрин. Твое беспокойство вполне естественно. Но мы не можем больше задерживаться. Спустимся к арене. Ты слышишь, с каким нетерпением они ждут начала турнира?
   Он взял ее за руку и повел из комнаты.
   Когда они вышли из дворца, пение труб возвестило о появлении королевской четы. Толпа бурно приветствовала их.
   — Да здравствует король! Да здравствует королева! — кричали люди.
   Да, подумала Катрин. Да здравствует король! Да здравствует королева! Святая Дева, помоги нам пережить этот турнир.
   Тревога не отпускала Катрин в течение всего дня. Лучи солнца обжигали королеву, сидевшую на галерее с герцогом Савойским и знатными дамами, но еще сильнее ее душу жгла ненависть к Диане, седовласой и величественной; герцогиня де Валентинуа, как и прежде, не сомневалась в чувствах короля.
   Героем дня был Генрих. Это справедливо, думала Катрин. Он выглядел великолепно на норовистом жеребце, подаренном герцогом Савойским.
   Он выбрал себе в противники молодого капитана шотландской гвардии, некоего Монтгомери — красивого юношу и умелого бойца.
   Катрин пережила мгновение страха, когда шотландец едва не сбросил короля с коня. Толпа испуганно ахнула Катрин подалась вперед, затаив дыхание. Она молилась. Но король удержался в седле.