Холт Виктория. Опороченная Лукреция

   В августе внезапно умер кардинал Джованни Борджа. Он слыл богатым человеком, а после смерти его состояние оказалось даже более внушительным, чем предполагалось. Папа и Чезаре не могли не обрадоваться доставшемуся им наследству.
   Через несколько дней после его кончины Чезаре и Александр получили приглашение на ужин, который должен был состояться на загородной вилле кардинала Адриана Кастелли да Корнето.
   Корнетто недаром считался одним из самых богатых кардиналов Александра Четвертого – его дворец в Борго-Нуово строил знаменитый архитектор Браманте. Достопримечательности этого дворца он и хотел показать гостям перед тем, как вместе с ними поехать на виллу.
   Отец и сын Борджа с удовольствием приняли его приглашение. Они вынашивали свои планы на этот вечер.
 
   У Чезаре были свои люди во всех важных домах Рима – в том числе и среди прислуги кардинала. Он приказал подсыпать порцию кантареллы в вино Адриана да Корнето. Не самую большую дозу, половину обычной. Кардинал должен был умереть через несколько дней после застолья.
   В Борго Нуово они выехали вместе. Кардинал встретил их у входа в свой недостроенный дворец.
   – Своим приездом вы оказали мне огромную честь, Ваше Святейшество, – сказал Адриан. – Проходите, я покажу вам новое творение нашего великого зодчего.
   Чезаре оглядел фасад дворца и ухмыльнулся. Браманте потрудился на славу – и, вне всяких сомнений, закончит начатую работу. Вот только принадлежать она будет не Корнето, а семье Борджа.
   Они обошли весь дворец и заглянули внутрь, где не могли не восхититься удобством и великолепной отделкой помещений. Александр и Чезаре проявляли интерес ко всем подробностям планировки здания.
   – Ну, – наконец сказал кардинал, – теперь поедем на мою виллу. Осмотр недостроенного дворца – утомительное занятие. Тем более на такой жаре.
   – Признаться, я бы не отказался от кубка доброго вина, – вздохнул Папа.
   Через полчаса они прискакали на виллу, где уже был накрыт стол для гостей.
   – Утолим-ка сначала жажду! – воскликнул Корнето. Тотчас принесли вина.
   Вино было превосходное – выдержанное, из лучших виноградников Требии. Александр залпом осушил кубок и попросил налить еще. Чезаре только пригубил, а остальные сделали по глотку и принялись обсуждать предстоящий ужин.
   За столом Александр смеялся громче всех. Чезаре благодушно улыбался. Корнето был доволен, но не подавал виду.
   Кардинал знал, чью зависть могли вызвать его обширные владения. Вот почему он сделал все возможное, чтобы спасти от смерти себя и своих близких.
   Его слуги верой и правдой служили ему. Яд, который Борджа намеревались подсыпать в его кубок, они принесли своему хозяину и предложили добавить в вино Чезаре и Александра. Однако кардинал решил, что небольшая порция смертельного порошка должна достаться каждому его гостю – в таком случае им всем предстояло на следующий день почувствовать слабое или даже довольно сильное недомогание, и смерть отца и сына Борджа можно было бы объяснить каким-нибудь заразным заболеванием, подхваченным в жаркую летнюю пору, когда грязные римские улицы распространяли немало опасных инфекций. Впрочем, если бы даже кто-то и заподозрил истинную причину гибели двух виднейших членов семьи Борджа, многие подумали бы, что произошло досадное недоразумение и вино, предназначавшееся кардиналу, по ошибке попало в кубки Папы и его сына.
   Корнето ожидал действия яда, но Александр, выпивший два кубка с отравленным вином и не сделавший ни глотка воды, был по-прежнему оживлен и весел. Своими разговорами он развлекал всю компанию, а когда вместе с Чезаре покинул виллу, то и тогда не проявлял не малейших признаков недомогания.
   Весь следующий день – одиннадцатого августа – кардинал тщетно ждал известия о смерти Папы. Под вечер он не выдержал и отправился навестить Александра. Тот был как всегда радушен и обходителен.
   Верно ли, размышлял Корнето, что Борджа наделены какими-то сверхъестественными силами? В самом ли деле они связаны с дьяволом?
 
   Утром тринадцатого августа Папа проснулся раньше обычного – и не сразу смог вспомнить, где находится. Он попытался привстать, но страшная боль в животе повалила его обратно на подушки.
   Александр позвал слуг, и те тотчас вбежали в спальню.
   – Ваше Свя… – начал один из них и осекся, уставившись на него.
   Александр хотел спросить, почему они с таким странным видом смотрят на своего хозяина, – однако слова едва давались ему.
   – Помогите… Помогите мне… встать, – прохрипел он. Но когда они попробовали помочь, Александр со стоном упал на кровать и несколько минут лежал, тяжело дыша и обливаясь потом. Боль была так невыносима, что он не мог думать ни о чем другом.
   Наконец, как и в прежние критические моменты жизни, ему удалось собрать всю свою недюжинную волю. До крови кусая губы, он боролся с болью и заставлял себя помнить, кем он был: несокрушимым Александром Четвертым. Тем самым Александром, который подмял под себя Священную Коллегию и единолично правил всей католической церковью. Тем, чей сын должен был править всем миром.
   И так велики были его жизненные силы, что Александр все-таки победил боль. Его мысли прояснились, он вспомнил прошедшие дни и сказал себе: меня отравили.
   Он не забыл улыбающееся лицо Адриана да Корнето, предложившего ему утолить жажду после осмотра дворца. Не забыл и того слугу, который подал ему два кубка вина из отборного красного винограда.
   Произошло ли это по ошибке? Может быть, слуга перепутал кубки? Или та ошибка была умышленной? Ах, какая разница?… Если имел место любой из этих двух случаев, он обречен. Но… Нет! Любой другой человек был бы уже в могиле. Александр не такой, как все. Он выживет. Ему нельзя умирать. Он нужен Чезаре – тот еще не совсем прочно обосновался в Романьи. Он нужен Лукреции. Как в далекой Ферраре обойдутся с ней, если будут знать, что ее отец не сможет постоять за дочь?
   Он простонал:
   – Ступайте к герцогу Романскому и попросите его прийти ко мне. Я должен срочно поговорить с ним.
   Боль постепенно возвращалась. Она накатывала на него волнами, и он понимал, что борется с кантареллой – старым другом их семьи, превратившимся в беспощадного врага всех Борджа.
   Ничего, думал Александр. Ничего со мной не случится. Никто не сможет меня победить. Корнето сполна ответит за измену. Когда придет Чезаре…
   В комнату вошли слуги, но сына среди них не было. Где Чезаре?
   Кто-то склонился над его изголовьем. Ему показалось, что он не расслышал обращенных к нему слов, и попросил их повторить.
   – Ваше Святейшество, герцог Романский болен… Ему так же плохо, как и вам, Ваше Святейшество.
 
   Чезаре метался в постели. В перерывах между приступами боли он кричал:
   – Где мой отец? Приведите его ко мне! Быстрее, быстрее! Если через пять минут его здесь не будет, все отправитесь на тот свет!
   Но его голос слабел с каждым разом, и слуги, стоявшие у изголовья постели, цепенели от ужаса. Им казалось, что Чезаре Борджа очутился на своем смертном одре.
   – Мой господин, Его Святейшество уже посылал за вами. Он не может прийти… Он тоже болеет…
   Наконец Чезаре разобрал их слова.
   – … ему очень плохо…
   У него потемнело в глазах – не только от боли. Итак, они оба выпили яд, предназначавшийся кардиналу. Он даже помнил вкус того терпкого красного вина.
   Чезаре попытался встать. Скверную шутку сыграл этот лукавый Адриан, подумал он. Боже, какая боль!.. Сейчас Чезаре горел жаждой мщения.
   Он прохрипел:
   – Немедленно послать за кардиналом Корнето. Я хочу поговорить с ним. Скажите ему, что для него же лучше не откладывать встречи со мной… О Пресвятая Богородица… какие адские муки…
   Его глаза налились кровью.
   – Ну, чего стоите! – вдруг заорал он. – Живо сюда этого кардинала!
   Вскоре ему принесли еще одну новость.
   – Мой господин, кардинал не может прибыть к вам. Он прикован к постели, и его болезнь похожа на вашу.
   Чезаре уткнулся лицом в подушку. Кто-то ошибся. Или сошел с ума.
 
   По Риму разнесся слух.
   – Папа умирает.
   Вскоре у ворот Ватикана собралась толпа. Когда напряжение достигло предела, взбудораженные люди ворвались в римскую резиденцию и вынесли или разгромили все, что имело хоть какую-то ценность. Такие бунты случались всякий раз, когда умирал очередной Папа.
   Новостей ждали весь день; из уст в уста передавался один вопрос:
   – Как там Его Святейшество?
   Отвечали – борется за жизнь, со всей своей неукротимой энергией борется. В них есть что-то сверхъестественное, в этих Борджа. Они заключили договор с дьяволом. Наверное, Папа и его сын приняли по порции их собственного порошка – кто-то перепутал кубки с вином. По ошибке ли, умышленно ли – какая разница? Важно, что Александр умирает.
   А в комнате, находящейся непосредственно над апартаментами Папы, боролся со смертью Чезаре Борджа.
   Великие дни наступали в Риме.
 
   Чезаре слышал приглушенные голоса. Это этажом ниже молились о спасении Папы.
   Сам он изнемогал от боли и отказывался думать о том, что станет делать, если умрет отец. Чезаре не был дураком. Он понимал, что основанное им королевство покоится на власти и богатстве Александра. Знал он и то, что итальянские города открывали ему ворота не столько из страха перед его армией, сколько из-за невозможности противостоять католической церкви.
   Что случится с Чезаре Борджа, если исчезнет эта могучая поддержка? Кому он сможет довериться? Сейчас у него не было сил даже подняться с постели, и все-таки он догадывался, что люди, толпившиеся у ворот Ватикана, молились о его смерти.
   С трудом открыв глаза, он увидел двоих мужчин, стоявших у окна, и подозвал их. Одним оказался его брат. По щекам Гоффредо текли слезы.
   – Брат, – силясь приподняться, проговорил Чезаре, – кто это рядом с вами? Свет режет мне глаза, и я не могу разглядеть его.
   – Ваш добрый слуга, дон Микелетто Корелла.
   – Ах да, – продолжая щуриться, сказал Чезаре, – пусть он тоже подойдет ко мне.
   Микелетто Корелла встал на колени у изголовья и взял Чезаре за руку.
   – Мой господин, я готов служить вам.
   – Как мой отец? – спросил Чезаре. – Говорите правду, не жалейте меня. Сейчас не то время.
   – Он очень плох.
   – Смерть неизбежна?
   – Если бы он был обычным человеком, то в этом не было бы никаких сомнений. Но Его Святейшество обладает сверхъестественной силой. Говорят, есть вероятность, что ему удастся перебороть воздействие яда.
   – Господи, помоги моему отцу!..
   – Он не умрет! – воскликнул Гоффредо. – Борджа не умирают!
   – Если это в человеческих силах, то он выживет, – сказал Чезаре. – Но мы должны быть готовы ко всему, что бы ни случилось. Если мой отец умрет, вам придется завладеть ключами от подвалов и перевезти все семейные сбережения в какое-нибудь надежное место.
   – Можете положиться на вашего слугу, мой господин, – ответил Корелла.
   – И в то же время все должны думать, что я и мой отец уже поправляемся. Никому не говорите о нашем состоянии. Скажите, что мы заразились какой-нибудь неопасной болезнью.
   – Все, кто был на вечере у Корнето, сейчас лежат в постелях. Кардинал говорит, что всему виной заразный летний воздух и, чем быстрее Леонардо да Винчи, ваш архитектор фортификационных сооружений, сконструирует свою канализационную систему, тем будет лучше для римлян.
   – Пусть все так и считают. Значит, все гости пострадали, да? Но ведь не в такой степени, как мой отец… и не так, как я. По-моему, это очень подозрительно. Но все равно, уверяйте всех, что мы выздоравливаем. Тихо! Кто к нам идет?
   – Кое-то из кардиналов Священной Коллегии. Они хотят справиться о вашем самочувствии.
   – Поддержите меня, – сказал Чезаре. – Им не нужно знать о том, как мне плохо. Ну, давайте же… улыбайтесь, болтайте о чем-нибудь. Пусть думают, что через несколько дней я встану с постели.
   Вошли кардиналы. Они только что были у Папы, и их явно разочарованные лица приободрили Чезаре – он понял, что Александр сумел произвести на них такое же впечатление, какое он сам собирался им внушить.
 
   Так велики были жизненные силы Александра, что не прошло и трех дней после отравления он уже мог сидеть на кровати и играть в карты с прислугой.
   Чезаре слышал смех, доносившийся из комнаты под ним, – слышал и ликовал, начиная верить в скорое выздоровление отца.
   Только сейчас он осознал исполинское величие Александра. Вот почему звуки отцовского смеха казались Чезаре сладчайшими из всех, какие ему доводилось слышать.
   Корелла и Гоффредо сходили вниз и рассказали ему о том, что там происходило.
   – Видел бы ты лица этих кардиналов! – воскликнул Гоффредо. – Они не могут скрыть разочарования.
   – Надеюсь, вы запомнили их, – сказал Чезаре. – Когда я встану на ноги, мне придется испытать вашу зрительную память.
   Проведя ладонью по взмокшему лбу, Чезаре через силу улыбнулся.
   Никому не дано победить величайшего из всех Борджа, с гордостью подумал он. Кто бы ни восстал против него, он всегда одержит верх.
 
   Ночью Александр проснулся.
   – Где я? – закричал он. Слуги бросились к постели.
   – В своей постели, Ваше Святейшество.
   – Да? – облегченно выдохнул он. – А то мне что-то померещилось.
   Затем он невнятно забормотал какие-то слова. Некоторые можно было разобрать.
   – Я пришел взглянуть на детей, Ванноцца. На вас… и на детей… на Джованни… Джованни…
   Слуги переглянулись. Кто-то прошептал:
   – Его рассудок блуждает в прошлом.
   Утром ему стало немного лучше. Он прослушал мессу и принял причастие.
   Затем тихо прошептал:
   – Я устал. Оставьте меня. Пожалуйста. Мне нужно отдохнуть.
   Гоффредо и Корелла слышали, что Папа чувствует себя не так хорошо, как вчера, – но Чезаре ничего не сказали. Он провел бессонную ночь, и они не хотели волновать его.
   В Ватикане атмосфера накалялась с каждым часом. Все ждали и не верили, что происходившее было явью.
   Папа угасал прямо на глазах. Обычная оживленность покинула его; он выглядел старым и беспомощным.
   Кто-то из слуг наклонился к его изголовью и спросил, желает ли он кого-нибудь видеть.
   Он дотронулся до него своей пылающей жаром ладонью и пробормотал:
   – Я болен, друзья мои. Я очень болен.
   Из его глаз исчез их обычный веселый блеск. Теперь они были тусклыми и невыразительными.
   Вечером у его постели собрались кардиналы.
   – Его нужно подготовить к последнему помазанию, – решили они.
   После свершения этого обряда Александр открыл глаза.
   – Ну вот я и пришел к концу своего жизненного пути, – тихо сказал он. – Для меня не осталось ни одного открытого земного пути. Прощайте, друзья мои. Я отправляюсь в царство небесное.
   Все, кто стоял у его постели, изумленно переглянулись. На лице человека, лежавшего перед ними, не было ни малейшего признака страха. Ему и вправду казалось, что на небесах, куда он собирался, его ждет такой же теплый прием, как и любой из ставших привычными за последние двенадцать лет. Словно это и не был Родриго Борджа, Папа Римский Александр Четвертый, наместник Христа на земле. Он не видел призраков тех людей, которых предал смерти. Перед его глазами сияли ворота Рая, настежь распахнутые для него.
   Так умер Родриго Борджа.
 
   Люди, молча стоявшие у постели, разом вздрогнули, когда вдруг распахнулась дверь и в комнату вошли солдаты во главе с доном Микелетто Кореллой.
   – Мы пришли охранять Его Святейшество, – сказал Корелла.
   Затем он повернулся к кардиналу-казначею и протянул вперед руку.
   – Дайте мне ключи от папских подвалов.
   – По чьему приказу? – нахмурился кардинал.
   – По приказу герцога Романского.
   В комнате наступила тишина. Папа больше не мог распоряжаться делами Ватикана. Сын Александра, этот тиран Чезаре, лежал при смерти. Людьми, которых потревожил Корелла, владела одна и та же мысль: кончилось кровавое правление семьи Борджа.
   – Я не могу дать вам ключи, – ответил кардинал-казначей.
   Корелла обнажил кинжал и приставил лезвие к горлу кардинала. Тот возвел глаза к потолку. Корелла засмеялся.
   – Мой хозяин поправляется с каждым днем, – сказал он. – Дайте ключи, Ваше Высокопреосвященство, а не то отправитесь на небо вслед за Его Святейшеством.
   Кардинал разжал пальцы, и ключи со звоном упали на пол. Корелла подобрал их. Затем направился к дверям, чтобы перепрятать сокровища Александра, пока толпа не ворвалась в Ватикан.
 
   Чезаре лежал в постели и проклинал свою беспомощность.
   Он знал, что слуги уже разграбили апартаменты его отца. Корелла успел перепрятать большую часть сокровищ, но кое-что досталось горожанам.
   Во всем Риме не умолкали крики:
   – Папа умер! Конец семье Борджа!
   Бывшие синьоры городов, вошедших в герцогство Романья, посылали гонцов в Ватикан.
   Чезаре не умер, но сейчас не смог бы даже защитить себя – сейчас, когда сила и здоровье были так нужны ему. Рим ждали большие перемены. Итальянцы готовились свергнуть тиранию Пасущегося Быка.
   Чезаре стонал и думал о будущем.
   – О мой отец, – шептал он, – вы оставили нас одинокими и беззащитными. Что мы будем делать без вас?
   Будь он здоров, он бы ничего не боялся. Он привел бы в Рим свою армию. Тогда бы все увидели, что на место одного великана Борджа встал другой. Все трепетали бы перед ним. Но сейчас он мог только скрежетать зубами и проклинать свое бессилие.
 
   В Меделане стояла чудесная погода; за весь август не выдалось ни одного дождливого дня.
   Адриана и несколько служанок помогали Лукреции одеваться, когда вбежал карлик и радостно прокричал, что на виллу прибыл почетный гость – не кто иной, как сам кардинал Ипполит.
   Лукреция вздохнула. Если Ипполит пожелает остаться, это не сможет не сказаться на интимной близости Меделаны и Остеллато, где сейчас работает Пьетро Бембо.
   – Нужно предупредить Пьетро, – сказала Адриана.
   – Не спешите. Может быть, мой деверь просто проезжал мимо и решил заглянуть.
   – Будем надеяться, что Альфонсо не послал его шпионить за вами.
   – Ладно, сейчас все узнаем, – сказала Лукреция. – Где мой головной убор? Пойду встречу его.
   Но Ипполит уже стоял в дверях. Он не улыбался, и по выражению его лица Лукреция поняла, что произошло что-то ужасное.
   – Ипполит! – воскликнула она и подбежала к нему. Обычных церемоний не последовало – он положил руки ей на плечи и внимательно посмотрел в глаза.
   – Сестра моя, – запинаясь, произнес он, – я… у меня плохие новости.
   – Альфонсо?.. – начала она. Он покачал головой.
   – Умер ваш отец.
   Она онемела от ужаса. Неужели это правда? Но как мог умереть человек, который всегда казался ей самым живым из всех живущих на земле людей? Она не верила – у нее не хватало духу смириться с этой бедой.
   Ипполит взял ее за талию и подвел к креслу.
   – Сядьте, – сказал он. Она подчинилась.
   – Увы, – соболезнующим тоном продолжил он, – ваш отец был отнюдь не молодым человеком. Лукреция, дорогая моя, я понимаю, как велико ваше горе, но когда-нибудь это должно было случиться.
   Она молчала. У нее такой вид, будто она впала в какое-то сонное оцепенение. Ее рассудок отказывался признавать то, что сказал Ипполит.
   Он почувствовал, что должен продолжать говорить. Молчание терзало ее больше, чем любые слова.
   – Он был в полном здравии, – продолжил он, – и ничто не предвещало его кончину. Все началось после того, как его и вашего брата пригласили на ужин, который давал кардинал Корнето. Это было десятого августа. Через два дня ему стало плохо. Он отчаянно боролся за свою жизнь и умер только под вечер восемнадцатого. Я помчался к вам, как только пришло сообщение о его смерти. Ах, Лукреция, я знаю, как вы любили друг друга. Что еще мне сказать, чтобы утешить вас?
   Тогда она заговорила.
   – Теперь уже ничто и никто не сможет утешить меня, – отрешенным голосом сказала она.
   Она не смотрела на него.
   Ипполит встал на колени, взял ее руку и поцеловал. Затем сказал, что он и его братья будут заботиться о ней. Она потеряла отца, но есть и другие, любящие ее. Она покачала головой и повернулась к нему.
   – Если вы хотите успокоить меня, то, прошу вас, уйдите. Мне будет легче, если я останусь наедине со своим горем.
   Ипполит сделал знак служанкам, и они вышли вместе с ним. Она закрыла лицо руками и зарыдала.
 
   У нее дрожали руки, горло то и дело сдавливали спазмы, хотя слез уже не было.
   – Умер, – шептала она. – Умер. Значит, мы остались одни. Как же мы сможем жить без вас?
   Она всегда чувствовала его любовь и нежность. Знала, что в любую минуту найдет защиту у него. Да, он был уже не молод – так говорили о нем, – но она никогда не думала о его смерти. Может быть, подсознательно верила в его бессмертие. Сильный и добрый кардинал ее детства, могущественный Папа ее юности и ранней зрелости, приводивший в ужас многих и заставлявший всех пресмыкаться перед ним, – он любил ее так, как только один Борджа способен любить другого Борджа.
   – Умер, – шептала она и не слышала своего шепота.
   – Умер? – спрашивала она себя.
   Этого не могло быть. Мир не мог быть таким жестоким.
   – Почему меня не было рядом с ним? – шептала она. – Я бы сумела выходить его. Мне бы удалось его спасти. Но он умирал, а я развлекалась со своим любовником. Умирал – а я не знала об этом.
   Вновь и вновь она вспоминала свою последнюю встречу с ним. Видела его глаза, чувствовала руки, обнимавшие ее. Тогда он долго держал ее в своих объятьях, как будто не хотел отпускать из той комнаты в ватиканском дворце, за окнами которого шел густой снег. Улицы были белыми от тех пушистых хлопьев, а у парадного выхода стояли лошади, нетерпеливо бившие копытами и ждавшие, когда закончится их затянувшееся прощание. Последнее прощание!
   Вернется ли к ней ее прежняя жизнь?
 
   Никто не мог утешить ее. Она никого не слушала, не спала и отказывалась от пищи. Лежала на полу в своей комнате и вспоминала прошлую жизнь. Ее золотистые волосы растрепались, на ней было все то же платье, в каком застал ее Ипполит.
   Когда приехал Пьетро, служанки вздохнули с облегчением. Больше никто не мог бы утешить ее.
   Он поднялся к ней и увидел ее неподвижно распростертой на полу.
   Он опустился на колени и обнял ее за плечи.
   – Я все знаю, – прошептал он. – И приехал, чтобы разделить твое горе.
   Она даже не повернулась к нему.
   – Это мое горе, – сказала она, – и больше ничье. Никто не сможет понять, что оно значит для меня.
   – Дорогая Лукреция, твой безутешный вид разбивает мое сердце. Неужели ты не видишь, что я страдаю так же глубоко, как и ты?
   Она покачала головой.
   – Оставь меня, – сказала она. – Прошу тебя, оставь. Это все, что ты сможешь для меня сделать.
   Он снова попытался утешить ее, но Лукреция его уже не слушала. Никто не мог понять глубины ее горя, как никто не понимал и глубины той любви, которую один Борджа питал к другому.

Глава 8
ГЕРЦОГИНЯ ФЕРРАРСКАЯ

   Через два дня в Меделану приехал Альфонсо.
   Вид супруги поразил его – даже ее волосы утратили обычный золотистый блеск.
   Он тоже пробовал увещевать ее.
   – Послушай, ты уже много месяцев не видела своего отца. К чему же весь этот театр?
   – Неужели ты не можешь понять, что я… что я больше никогда не увижу его?
   – Напротив – прекрасно понимаю. Вот потому и удивляюсь, глядя на тебя.
   Она снова зарыдала.
   – Я приехал не для того, чтобы выслушивать твои жалобы, – сказал Альфонсо, не выносивший общества плачущих женщин.
   – В таком случае тебе лучше оставить меня наедине с моим горем.
   – Только ли с горем? – прищурился он.
   – Не волнуйся, здесь нет никого… кто смог бы по-настоящему понять меня.
   Альфонсо кивнул – практичному по натуре, ему трудно было понять природу любви, связывавшей Лукрецию и Александра. Ее состояние он объяснял страхом за будущее – в подобных опасениях Альфонсо не видел ничего странного. Король Франции уже намекнул, что не станет препятствовать расторжению его брака. Феррару вынудили принять Лукрецию Борджа как невесту, но никто их не заставляет удерживать ее – так писал Луи.
   Ему стало жалко ее.
   – Не бойся, – сказал он. – Расторжения брака не будет. Намеки короля Франции для нас не имеют большого значения.
   – Какие намеки? – спросила она.
   – Ты и в самом деле ничего не знаешь? Тебе безразлично, что происходит за пределами Меделаны?
   – Я не слышала никаких новостей с тех пор, как сюда приезжал Ипполит.
   Он рассказал о враждебности французов по отношению к ее семье.
   – Но тебе нечего бояться, – повторил Альфонсо. – В случае расторжения брака нам пришлось бы вернуть приданое, а на такой шаг мой отец никогда не решится.
   Он засмеялся – представил лицо Эркюля, расстающегося со своими бесценными дукатами. Затем обнял Лукрецию за талию и попытался пробудить в ней большее внимание к визиту ее супруга. Она воскликнула:
   – Король Франции не посмеет так обращаться со мной!.. Мой отец умер, но у меня еще есть брат!
   – Ах да, твой брат, – насмешливо повторил Альфонсо. Она резко повернулась к нему. В ее глазах мелькнул ужас.
   – Чезаре! – закричала она. – Что с Чезаре?
   – Ему не повезло – в такое время нельзя было оставаться прикованным к постели. Он лежал при смерти и ничего не мог поделать, а толпы народа грабили апартаменты и подвалы его отца… Впрочем, кое-что ему, видимо, удалось спасти.