Страница:
– Нам придется по очереди ухаживать за ним, – сказала Санча. – Иначе он не выживет.
Лукреция согласилась. Она уже осознала обоснованность тех страхов, которые так омрачали счастье Альфонсо, и теперь была полна решимости выходить супруга. Она понимала, от кого предстояло защищать его.
– Я прикажу поставить еще две кровати в этой комнате, – сказала она.
– Правильно – для нас обеих, – кивнула Санча. – Если он переживет эту кошмарную ночь, мы сами станем готовить для него пищу, но отсюда будем выходить только поодиночке. Кому-то из нас нужно все время быть рядом с ним.
– Так и сделаем, – сказал Лукреция.
Их разговор был прерван появлением неаполитанского посла.
– Как состояние моего господина? – спросил он.
– Пока не можем сказать ничего определенного, – ответила Санча.
– Их Святейшеству угодно, чтобы я видел, как лекари будут зашивать раны.
Санча пожала плечами.
– Почему они так долго не идут? – воскликнула Лукреция. – Неужели не понимают, что дорога каждая минута?
Санча обняла ее.
– Дорогая сестра, – сказала она, – ты перевозбуждена. Крепись, скоро они будут здесь… и если ночь пройдет хорошо… то мы с тобой спасем его.
Когда лекари наконец пришли, посол встал рядом с Альфонсо, чтобы наблюдать за их работой, а Санча отвела Лукрецию в угол комнаты.
Там она тихо спросила:
– Лукреция, ты понимаешь, что это значит… что все это значит?
– Я слышала его слова, – ответила Лукреция.
– Нам придется бороться за него – бороться с твоим братом и моим любовником.
– Я знаю.
– Его бы сбросили в Тибр – как твоего брата Джованни. Тот же самый метод!.. Слава Богу, что на сей раз он не удался!
– Слава Богу! – прошептала Лукреция.
– Будут и другие попытки.
– И их постигнет та же участь!
– Папа придерживается иного мнения. Вот почему он вызвал ночью неаполитанского посла и велел ему посмотреть, как лекари будут зашивать раны. Он не хочет, чтобы через некоторое время в Риме стали думать, будто его врачи впрыснули яд в кровь Альфонсо. Но ты-то любишь его, да? Ведь он твой супруг – то есть, должен значить для тебя больше, чем кто-либо! Поэтому, я могу доверить тебе своего младшего брата?
– Могу ли я доверить тебе своего супруга?
Тогда они расплакались и принялись утешать друг дружку. Наконец Санча сказала:
– Сейчас не время слезам. Если он поправится, мы должны будем охранять его. Нам нужно беречь силы, Лукреция.
– Санча, дорогая моя, – всхлипнула Лукреция, – как хорошо в такое время иметь друга, на которого можно положиться.
Санча улыбнулась сквозь слезы.
На улицах стояли небольшие группы людей, обсуждавшие неудачную попытку покушения на Альфонсо Бишельи. Ватикан будоражили самые противоречивые слухи и предположения.
Жизнь Альфонсо все еще висела на волоске от смерти. За ним ухаживали две женщины. В углу его комнаты стояли две кровати, но они еще ни разу не были заняты одновременно. Женщины спали по очереди, сами готовили пищу на переносной печи – и ни на минуту не оставляли раненого без присмотра.
Санча потребовала, чтобы за дверями покоев постоянно находился кто-нибудь из прислуги – Альфонсо или ее собственной. Она послала гонцов к королю Федерико, и вскоре из Неаполя прибыли знаменитый хирург Галеано да Анна и личный врач Федерико, мессир Клемент Гактула.
Когда в перерывах между сном и беспамятством Альфонсо видел, что рядом с ним неотлучно находились Лукреция или Санча и что лечили его врачи, присланные королем Неаполя, он как будто чувствовал новый прилив сил, и это благотворно сказывалось на его состоянии.
Папе досаждало отсутствие дочери в его собственных больничных покоях. Он даже намекал на излишнюю мелодраматичность ситуации, когда две женщины так самоотверженно опекают одного выздоравливающего мужчину.
Александр не на шутку тревожился. Ему было хорошо известно, на ком лежала ответственность за нападение, а это значило, что он мог лишь делать вид, будто желал наказать людей, покушавшихся на его зятя.
Во всем Риме говорили, что, если Альфонсо оправится после этой попытки убийства, то очень скоро последует другая – вероятно, более удачная. Всем было ясно, что за его жизнью охотится не кто иной, как Чезаре Борджа, окаянный Валентино.
Эти дни были невыносимо тяжелы для Лукреции. Могла ли она сейчас не вспоминать о тех жутких, мучительных временах, когда однажды услышала, что тело ее любовника нашли в Тибре? Она ведь знала, кто убил несчастного Педро – тот же самый человек, который пытался покончить с Альфонсо.
Порой Альфонсо начинал метаться в бреду, и тогда Лукреция бросалась к его постели, чтобы хоть немного успокоить супруга. Она понимала, какие кошмары не давали ему покоя; его губы не переставали шептать одно имя – Чезаре!
В конце концов Лукреция решила, что ей необходимо повидаться с братом; она должна показать ему, какие глубокие чувства питает к Альфонсо. Чезаре любит ее. Разве не были они близки друг другу? Разумеется, он откажется от своих смертоносных замыслов, когда узнает о ее безмерной любви к супругу.
Она оставила у Альфонсо Санчу и пошла к брату. Чезаре обрадовался ее приходу – и в то же время насторожился.
– Дорогая моя сестренка, ты все реже даришь мне удовольствие видеть тебя!
– Я все время провожу у своего супруга.
– Ах, да. Как его самочувствие?
– Чезаре, он будет жить – если его противники не предпримут другую, более успешную попытку расправиться с ним.
– Возможно ли это, когда его опекают двое таких бдительных ангелов-хранителей? – улыбнулся Чезаре. – Моя очаровательная, ты выглядишь уставшей. Вам следовало бы немного отдохнуть. А еще лучше – отправиться со мной на верховую прогулку. Что ты скажешь о поездке… ну, например, в Монте-Марио?
– Нет, Чезаре. Я должна вернуться к супругу.
Он обхватил ладонями ее затылок и легонько сдавил пальцами.
– У тебя нет времени на твою семью?
– Наш отец уже выздоровел, – сказала она, – тебе я сейчас не нужна, а мой супруг лежит при смерти. Ох, Чезаре! – Ее голос внезапно дрогнул. – Вокруг столько ужасных разговоров! Люди говорят…
Она заколебалась, и его пальцы крепче сдавили ее шею. Он приблизил к ней свое лицо – в глазах появился какой-то пугающий блеск.
– Ну, о чем же говорят люди? – спросил он.
– Они говорят, что за убийством герцога Гандийского и покушением на жизнь Альфонсо стоит один и тот же человек.
Она подняла голову и заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.
– Чезаре, что ты на это скажешь?
Он сильно сжал губы. Затем шумно втянул воздух через нос и наконец твердо произнес:
– Если так, то, полагаю, у этого человека были веские основания для подобных действий. И мне думается, твой муженек заслужил свои раны.
До сих пор она пыталась убедить себя в том, что не Чезаре виноват в покушении на ее супруга, – но теперь уже не могла поддаваться прежнему самообману.
Чезаре притянул ее к себе, и она внезапно почувствовала, что он всю жизнь смотрел на нее просто, как на прелестного домашнего котенка, с которым забавлялся в свое удовольствие, но всерьез считаться никогда не собирался. Он поцеловал ее.
– Тебе нужно отдохнуть, – повторил он. – Но я не буду настаивать на том, чтобы ты сегодня поехала со мной. Мне бы хотелось, чтобы ты сама изъявила такое желание.
– Это произойдет не раньше, чем поправится Альфонсо, – высвободившись из его рук, твердо ответила она.
– Ну что ж, – сказал он. – В таком случае тебе с Санчей придется запомнить: что не удалось сегодня, то может удастся завтра.
Лукреция опустила глаза и промолчала. Ее горло сдавили спазмы, которые она приписала страху.
Вернувшись, она решила посоветоваться с Санчей.
– Я была у Чезаре и теперь знаю, что он не успокоится до тех пор, пока не убьет Альфонсо.
– Для меня это не новость, – ответила Санча.
– Он предпримет новую попытку. Что нам делать?
– Мы здесь для того, чтобы помешать ему.
– Санча, возможно ли это?
– Пока мы с тобой поблизости, едва ли кто-нибудь осмелится напасть на него. Чезаре под подозрением. Если кого-то поймают с поличным, то на допросе может открыться очень многое. А Чезаре в этом не заинтересован.
– Ах, Санча! Учитывая причастность Чезаре, мой отец постарается сделать так, чтобы никакого дознания не было.
– Все равно, совершить убийство здесь, в Ватикане, – это не так просто. Скорее, они будут ждать, пока он поправится, а потом попытаются заманить его в какое-нибудь тихое местечко. Тогда можно будет снова напасть на него. А сейчас… я думаю, что сейчас нам нужно оберегать его от яда.
– Санча, мне страшно. Такое же чувство я испытывала давным-давно, когда еще совсем маленькой девочкой шла вечером по какой-нибудь аллее и попадала в тень кустарника или деревьев – тогда мне казалось, что в темноте меня подстерегают дикие звери и призраки, которые вот-вот набросятся на меня…
– С одним существенным различием, – мрачно заметила Санча. – Сейчас нас подстерегают не призраки.
– Санча, мы должны увезти его из Рима.
– Я уже думала об этом.
Лукреция вопросительно посмотрела на нее.
– Как только он немного окрепнет, мы незаметно вынесем его отсюда. Переоденем в наряд одного из наших слуг и в повозке отправим к моему дяде Федерико. Полагаю, нам это удастся.
– Санча, спасибо тебе за все, что ты сделали для моего супруга.
– Который мне приходится братом, – напомнила Санча. – Послушай, Лукреция. Когда завтра придут врачи, нам нужно будет спросить их совета. Ты знаешь того маленького горбуна из прислуги Альфонсо?
– Это тот, что обожает Альфонсо, как родного сына, и с самого первого дня дежурит за этими дверьми?
Санча кивнула.
– Мы можем довериться ему. Он приготовит лошадей и повозку. Как только у Альфонсо затянутся раны, они вдвоем сбегут отсюда.
Лукреция сидела у постели Альфонсо и держала его за руку. Он только что очнулся от своих кошмарных сновидений.
Она нагнулась к нему.
– Альфонсо, мой милый, все хорошо. Это я… Лукреция.
Альфонсо открыл свои голубые глаза, и она почувствовала щемящую нежность к нему – у него был точь-в-точь такой же взгляд, как у маленького Родриго.
– Лукреция, – прошептал он, – побудь со мной.
– Я здесь. Я никуда не уйду. Постарайся заснуть, мой дорогой.
– Я боюсь заснуть. Лукреция, мне снятся кошмары.
– Знаю, любимый.
– Он все время здесь… в моих снах. Он стоит надо мной… с этой своей ухмылкой, с этим свирепым блеском в глазах… и с мечом, занесенным для удара. А на этом мече кровь, Лукреция. Не моя – твоего брата…
– Ты только сам себя мучаешь.
– Он не остановится до тех пор, пока не избавится от меня. Он твой брат, и ты любишь его. Слишком любишь. Твой отец защищает его. Вы все его защищаете.
– Я лишь об одном думаю, Альфонсо, – как защитить тебя и как уберечь от всех этих тревог. Послушай, мой дорогой, у нас есть план. Как только ты немного окрепнешь, мы незаметно вывезем тебя из Рима.
– А ты?
– Я уеду следом за тобой.
– Поезжай со мной, Лукреция.
– А наш ребенок?
– Мы должны ехать вместе. Хватит с нас разлук.
Она подумала – устроить побег для нас троих? Нет, слишком опасно: тройной риск! Но ей не хотелось расстраивать его, объясняя все трудности, с которыми им пришлось бы столкнуться. Пусть он мечтает об их побеге. Пусть его ночные кошмары сменятся счастливыми снами.
– Хорошо, – сказала она. – Мы уедем вместе.
– Лукреция, мне не терпится поскорей покинуть этот город. Навсегда – с тобой и маленьким Родриго. Но когда же?.. Когда?
– Когда ты окрепнешь.
– Но ведь это будет еще так не скоро!
– Нет. Твои раны заживают. Врачи говорят – у тебя завидное здоровье. Теперь уже осталось недолго ждать. Вот об этом и думай, Альфонсо. Думай об этом все время.
Он послушался ее совета – и, когда заснул, на его губах появилась счастливая улыбка.
Альфонсо уже мог ходить по своей комнате. Иногда он сидел на балконе и разглядывал ватиканские сады или просто подставлял лицо солнечным лучам. Врачи сказали, что вскоре он сможет даже сидеть в седле. Он с нетерпением ждал этого дня.
Сначала Санча и Лукреция помогали ему передвигаться, поддерживая под локти. Затем настал тот знаменательный день, когда он впервые вышел на балкон самостоятельно.
– Ну, теперь уже совсем скоро, – прошептала Лукреция.
– Нужно подождать, пока он не окрепнет настолько, чтобы выдержать долгую поездку, – сказала Санча.
Они решили, что Альфонсо начнет делать физические упражнения, и он решил тут же испытать свои силы. Увидев стоявшего внизу маленького горбуна, который все время находился неподалеку от своего хозяина, он подозвал его и велел принести арбалет – ему хотелось проверить, хватит ли у него меткости подстрелить какую-нибудь птицу в саду.
Арбалет принесли, и он выстрелил.
Выстрел оказался неудачным, и горбун побежал в сад за стрелой.
Чезаре прогуливался в саду вместе с одним из своих командиров, доном Микелетто Кореллой. Внезапно ему на глаза попался горбун, державший в руке стрелу и направлявшийся ко входу в здание.
– Это, случаем, не слуга моего зятя? – спросил Чезаре.
– Должно быть, он. Недаром же ваш зять стоит с арбалетом в руках. Взгляните-ка – вон на том балконе.
– Во имя всех святых! – воскликнул Чезаре. – Мы с вами едва избежали смерти!
Корелла улыбнулся вместе со своим начальником.
– Если бы стрела попала одному из нас в сердце, мы бы и впрямь не остались в живых. Ведь я не привык обходиться без ваших мудрых советов, мой командир!
– Значит… он покушался на мою жизнь!
– Никто не обвинит вас, мой командир, если в сложившихся обстоятельствах вы примете самые решительные ответные меры.
Чезаре положил руку на его плечо, и они дружно засмеялись. Им предоставился случай, которого оба так долго ждали.
Наступил полдень – время, когда почти все обитатели папской резиденции отдыхали от августовского зноя. Альфонсо лежал в постели. Утренние физические упражнения утомили его, и он спал, улыбаясь во сне. Лукреция и Санча сидели по обеим сторонам постели. Они дремали.
Внезапно за дверями комнаты послышалось какое-то движение, и Санча пошла узнать, что случилось. Лукреция последовала за ней. В коридоре они увидели солдат, те арестовывали прислугу Альфонсо.
– В чем дело? – строго спросила Санча.
– Простите за беспокойство, мадонна, – сказал Микелетто Корелла, – но эти люди обвиняются в заговоре против Папы.
– Это невозможно! – воскликнула Лукреция.
– Такова воля Его Святейшества.
– Какой такой заговор? – спросила Санча.
– Не знаю, мадонна. Я всего лишь исполняю приказ. Он поклонился и в некотором замешательстве посмотрел на них – будто был смущен необходимостью расстраивать таких прелестных дам. Затем добавил:
– Его Святейшество отдыхает в своих покоях. Почему бы вам не сходить к нему и не попросить освободить этих людей, если вы так уверены в их невиновности?
Санча и Лукреция помчались в апартаменты Папы. Его там не было.
Тогда они внезапно переглянулись и, не сговариваясь, побежали в комнату Альфонсо. И опоздали.
Альфонсо лежал поперек постели. На его горле остались синеватые пятна – от безжалостных рук Микелетто Кореллы.
Глава 3
Лукреция согласилась. Она уже осознала обоснованность тех страхов, которые так омрачали счастье Альфонсо, и теперь была полна решимости выходить супруга. Она понимала, от кого предстояло защищать его.
– Я прикажу поставить еще две кровати в этой комнате, – сказала она.
– Правильно – для нас обеих, – кивнула Санча. – Если он переживет эту кошмарную ночь, мы сами станем готовить для него пищу, но отсюда будем выходить только поодиночке. Кому-то из нас нужно все время быть рядом с ним.
– Так и сделаем, – сказал Лукреция.
Их разговор был прерван появлением неаполитанского посла.
– Как состояние моего господина? – спросил он.
– Пока не можем сказать ничего определенного, – ответила Санча.
– Их Святейшеству угодно, чтобы я видел, как лекари будут зашивать раны.
Санча пожала плечами.
– Почему они так долго не идут? – воскликнула Лукреция. – Неужели не понимают, что дорога каждая минута?
Санча обняла ее.
– Дорогая сестра, – сказала она, – ты перевозбуждена. Крепись, скоро они будут здесь… и если ночь пройдет хорошо… то мы с тобой спасем его.
Когда лекари наконец пришли, посол встал рядом с Альфонсо, чтобы наблюдать за их работой, а Санча отвела Лукрецию в угол комнаты.
Там она тихо спросила:
– Лукреция, ты понимаешь, что это значит… что все это значит?
– Я слышала его слова, – ответила Лукреция.
– Нам придется бороться за него – бороться с твоим братом и моим любовником.
– Я знаю.
– Его бы сбросили в Тибр – как твоего брата Джованни. Тот же самый метод!.. Слава Богу, что на сей раз он не удался!
– Слава Богу! – прошептала Лукреция.
– Будут и другие попытки.
– И их постигнет та же участь!
– Папа придерживается иного мнения. Вот почему он вызвал ночью неаполитанского посла и велел ему посмотреть, как лекари будут зашивать раны. Он не хочет, чтобы через некоторое время в Риме стали думать, будто его врачи впрыснули яд в кровь Альфонсо. Но ты-то любишь его, да? Ведь он твой супруг – то есть, должен значить для тебя больше, чем кто-либо! Поэтому, я могу доверить тебе своего младшего брата?
– Могу ли я доверить тебе своего супруга?
Тогда они расплакались и принялись утешать друг дружку. Наконец Санча сказала:
– Сейчас не время слезам. Если он поправится, мы должны будем охранять его. Нам нужно беречь силы, Лукреция.
– Санча, дорогая моя, – всхлипнула Лукреция, – как хорошо в такое время иметь друга, на которого можно положиться.
Санча улыбнулась сквозь слезы.
На улицах стояли небольшие группы людей, обсуждавшие неудачную попытку покушения на Альфонсо Бишельи. Ватикан будоражили самые противоречивые слухи и предположения.
Жизнь Альфонсо все еще висела на волоске от смерти. За ним ухаживали две женщины. В углу его комнаты стояли две кровати, но они еще ни разу не были заняты одновременно. Женщины спали по очереди, сами готовили пищу на переносной печи – и ни на минуту не оставляли раненого без присмотра.
Санча потребовала, чтобы за дверями покоев постоянно находился кто-нибудь из прислуги – Альфонсо или ее собственной. Она послала гонцов к королю Федерико, и вскоре из Неаполя прибыли знаменитый хирург Галеано да Анна и личный врач Федерико, мессир Клемент Гактула.
Когда в перерывах между сном и беспамятством Альфонсо видел, что рядом с ним неотлучно находились Лукреция или Санча и что лечили его врачи, присланные королем Неаполя, он как будто чувствовал новый прилив сил, и это благотворно сказывалось на его состоянии.
Папе досаждало отсутствие дочери в его собственных больничных покоях. Он даже намекал на излишнюю мелодраматичность ситуации, когда две женщины так самоотверженно опекают одного выздоравливающего мужчину.
Александр не на шутку тревожился. Ему было хорошо известно, на ком лежала ответственность за нападение, а это значило, что он мог лишь делать вид, будто желал наказать людей, покушавшихся на его зятя.
Во всем Риме говорили, что, если Альфонсо оправится после этой попытки убийства, то очень скоро последует другая – вероятно, более удачная. Всем было ясно, что за его жизнью охотится не кто иной, как Чезаре Борджа, окаянный Валентино.
Эти дни были невыносимо тяжелы для Лукреции. Могла ли она сейчас не вспоминать о тех жутких, мучительных временах, когда однажды услышала, что тело ее любовника нашли в Тибре? Она ведь знала, кто убил несчастного Педро – тот же самый человек, который пытался покончить с Альфонсо.
Порой Альфонсо начинал метаться в бреду, и тогда Лукреция бросалась к его постели, чтобы хоть немного успокоить супруга. Она понимала, какие кошмары не давали ему покоя; его губы не переставали шептать одно имя – Чезаре!
В конце концов Лукреция решила, что ей необходимо повидаться с братом; она должна показать ему, какие глубокие чувства питает к Альфонсо. Чезаре любит ее. Разве не были они близки друг другу? Разумеется, он откажется от своих смертоносных замыслов, когда узнает о ее безмерной любви к супругу.
Она оставила у Альфонсо Санчу и пошла к брату. Чезаре обрадовался ее приходу – и в то же время насторожился.
– Дорогая моя сестренка, ты все реже даришь мне удовольствие видеть тебя!
– Я все время провожу у своего супруга.
– Ах, да. Как его самочувствие?
– Чезаре, он будет жить – если его противники не предпримут другую, более успешную попытку расправиться с ним.
– Возможно ли это, когда его опекают двое таких бдительных ангелов-хранителей? – улыбнулся Чезаре. – Моя очаровательная, ты выглядишь уставшей. Вам следовало бы немного отдохнуть. А еще лучше – отправиться со мной на верховую прогулку. Что ты скажешь о поездке… ну, например, в Монте-Марио?
– Нет, Чезаре. Я должна вернуться к супругу.
Он обхватил ладонями ее затылок и легонько сдавил пальцами.
– У тебя нет времени на твою семью?
– Наш отец уже выздоровел, – сказала она, – тебе я сейчас не нужна, а мой супруг лежит при смерти. Ох, Чезаре! – Ее голос внезапно дрогнул. – Вокруг столько ужасных разговоров! Люди говорят…
Она заколебалась, и его пальцы крепче сдавили ее шею. Он приблизил к ней свое лицо – в глазах появился какой-то пугающий блеск.
– Ну, о чем же говорят люди? – спросил он.
– Они говорят, что за убийством герцога Гандийского и покушением на жизнь Альфонсо стоит один и тот же человек.
Она подняла голову и заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.
– Чезаре, что ты на это скажешь?
Он сильно сжал губы. Затем шумно втянул воздух через нос и наконец твердо произнес:
– Если так, то, полагаю, у этого человека были веские основания для подобных действий. И мне думается, твой муженек заслужил свои раны.
До сих пор она пыталась убедить себя в том, что не Чезаре виноват в покушении на ее супруга, – но теперь уже не могла поддаваться прежнему самообману.
Чезаре притянул ее к себе, и она внезапно почувствовала, что он всю жизнь смотрел на нее просто, как на прелестного домашнего котенка, с которым забавлялся в свое удовольствие, но всерьез считаться никогда не собирался. Он поцеловал ее.
– Тебе нужно отдохнуть, – повторил он. – Но я не буду настаивать на том, чтобы ты сегодня поехала со мной. Мне бы хотелось, чтобы ты сама изъявила такое желание.
– Это произойдет не раньше, чем поправится Альфонсо, – высвободившись из его рук, твердо ответила она.
– Ну что ж, – сказал он. – В таком случае тебе с Санчей придется запомнить: что не удалось сегодня, то может удастся завтра.
Лукреция опустила глаза и промолчала. Ее горло сдавили спазмы, которые она приписала страху.
Вернувшись, она решила посоветоваться с Санчей.
– Я была у Чезаре и теперь знаю, что он не успокоится до тех пор, пока не убьет Альфонсо.
– Для меня это не новость, – ответила Санча.
– Он предпримет новую попытку. Что нам делать?
– Мы здесь для того, чтобы помешать ему.
– Санча, возможно ли это?
– Пока мы с тобой поблизости, едва ли кто-нибудь осмелится напасть на него. Чезаре под подозрением. Если кого-то поймают с поличным, то на допросе может открыться очень многое. А Чезаре в этом не заинтересован.
– Ах, Санча! Учитывая причастность Чезаре, мой отец постарается сделать так, чтобы никакого дознания не было.
– Все равно, совершить убийство здесь, в Ватикане, – это не так просто. Скорее, они будут ждать, пока он поправится, а потом попытаются заманить его в какое-нибудь тихое местечко. Тогда можно будет снова напасть на него. А сейчас… я думаю, что сейчас нам нужно оберегать его от яда.
– Санча, мне страшно. Такое же чувство я испытывала давным-давно, когда еще совсем маленькой девочкой шла вечером по какой-нибудь аллее и попадала в тень кустарника или деревьев – тогда мне казалось, что в темноте меня подстерегают дикие звери и призраки, которые вот-вот набросятся на меня…
– С одним существенным различием, – мрачно заметила Санча. – Сейчас нас подстерегают не призраки.
– Санча, мы должны увезти его из Рима.
– Я уже думала об этом.
Лукреция вопросительно посмотрела на нее.
– Как только он немного окрепнет, мы незаметно вынесем его отсюда. Переоденем в наряд одного из наших слуг и в повозке отправим к моему дяде Федерико. Полагаю, нам это удастся.
– Санча, спасибо тебе за все, что ты сделали для моего супруга.
– Который мне приходится братом, – напомнила Санча. – Послушай, Лукреция. Когда завтра придут врачи, нам нужно будет спросить их совета. Ты знаешь того маленького горбуна из прислуги Альфонсо?
– Это тот, что обожает Альфонсо, как родного сына, и с самого первого дня дежурит за этими дверьми?
Санча кивнула.
– Мы можем довериться ему. Он приготовит лошадей и повозку. Как только у Альфонсо затянутся раны, они вдвоем сбегут отсюда.
Лукреция сидела у постели Альфонсо и держала его за руку. Он только что очнулся от своих кошмарных сновидений.
Она нагнулась к нему.
– Альфонсо, мой милый, все хорошо. Это я… Лукреция.
Альфонсо открыл свои голубые глаза, и она почувствовала щемящую нежность к нему – у него был точь-в-точь такой же взгляд, как у маленького Родриго.
– Лукреция, – прошептал он, – побудь со мной.
– Я здесь. Я никуда не уйду. Постарайся заснуть, мой дорогой.
– Я боюсь заснуть. Лукреция, мне снятся кошмары.
– Знаю, любимый.
– Он все время здесь… в моих снах. Он стоит надо мной… с этой своей ухмылкой, с этим свирепым блеском в глазах… и с мечом, занесенным для удара. А на этом мече кровь, Лукреция. Не моя – твоего брата…
– Ты только сам себя мучаешь.
– Он не остановится до тех пор, пока не избавится от меня. Он твой брат, и ты любишь его. Слишком любишь. Твой отец защищает его. Вы все его защищаете.
– Я лишь об одном думаю, Альфонсо, – как защитить тебя и как уберечь от всех этих тревог. Послушай, мой дорогой, у нас есть план. Как только ты немного окрепнешь, мы незаметно вывезем тебя из Рима.
– А ты?
– Я уеду следом за тобой.
– Поезжай со мной, Лукреция.
– А наш ребенок?
– Мы должны ехать вместе. Хватит с нас разлук.
Она подумала – устроить побег для нас троих? Нет, слишком опасно: тройной риск! Но ей не хотелось расстраивать его, объясняя все трудности, с которыми им пришлось бы столкнуться. Пусть он мечтает об их побеге. Пусть его ночные кошмары сменятся счастливыми снами.
– Хорошо, – сказала она. – Мы уедем вместе.
– Лукреция, мне не терпится поскорей покинуть этот город. Навсегда – с тобой и маленьким Родриго. Но когда же?.. Когда?
– Когда ты окрепнешь.
– Но ведь это будет еще так не скоро!
– Нет. Твои раны заживают. Врачи говорят – у тебя завидное здоровье. Теперь уже осталось недолго ждать. Вот об этом и думай, Альфонсо. Думай об этом все время.
Он послушался ее совета – и, когда заснул, на его губах появилась счастливая улыбка.
Альфонсо уже мог ходить по своей комнате. Иногда он сидел на балконе и разглядывал ватиканские сады или просто подставлял лицо солнечным лучам. Врачи сказали, что вскоре он сможет даже сидеть в седле. Он с нетерпением ждал этого дня.
Сначала Санча и Лукреция помогали ему передвигаться, поддерживая под локти. Затем настал тот знаменательный день, когда он впервые вышел на балкон самостоятельно.
– Ну, теперь уже совсем скоро, – прошептала Лукреция.
– Нужно подождать, пока он не окрепнет настолько, чтобы выдержать долгую поездку, – сказала Санча.
Они решили, что Альфонсо начнет делать физические упражнения, и он решил тут же испытать свои силы. Увидев стоявшего внизу маленького горбуна, который все время находился неподалеку от своего хозяина, он подозвал его и велел принести арбалет – ему хотелось проверить, хватит ли у него меткости подстрелить какую-нибудь птицу в саду.
Арбалет принесли, и он выстрелил.
Выстрел оказался неудачным, и горбун побежал в сад за стрелой.
Чезаре прогуливался в саду вместе с одним из своих командиров, доном Микелетто Кореллой. Внезапно ему на глаза попался горбун, державший в руке стрелу и направлявшийся ко входу в здание.
– Это, случаем, не слуга моего зятя? – спросил Чезаре.
– Должно быть, он. Недаром же ваш зять стоит с арбалетом в руках. Взгляните-ка – вон на том балконе.
– Во имя всех святых! – воскликнул Чезаре. – Мы с вами едва избежали смерти!
Корелла улыбнулся вместе со своим начальником.
– Если бы стрела попала одному из нас в сердце, мы бы и впрямь не остались в живых. Ведь я не привык обходиться без ваших мудрых советов, мой командир!
– Значит… он покушался на мою жизнь!
– Никто не обвинит вас, мой командир, если в сложившихся обстоятельствах вы примете самые решительные ответные меры.
Чезаре положил руку на его плечо, и они дружно засмеялись. Им предоставился случай, которого оба так долго ждали.
Наступил полдень – время, когда почти все обитатели папской резиденции отдыхали от августовского зноя. Альфонсо лежал в постели. Утренние физические упражнения утомили его, и он спал, улыбаясь во сне. Лукреция и Санча сидели по обеим сторонам постели. Они дремали.
Внезапно за дверями комнаты послышалось какое-то движение, и Санча пошла узнать, что случилось. Лукреция последовала за ней. В коридоре они увидели солдат, те арестовывали прислугу Альфонсо.
– В чем дело? – строго спросила Санча.
– Простите за беспокойство, мадонна, – сказал Микелетто Корелла, – но эти люди обвиняются в заговоре против Папы.
– Это невозможно! – воскликнула Лукреция.
– Такова воля Его Святейшества.
– Какой такой заговор? – спросила Санча.
– Не знаю, мадонна. Я всего лишь исполняю приказ. Он поклонился и в некотором замешательстве посмотрел на них – будто был смущен необходимостью расстраивать таких прелестных дам. Затем добавил:
– Его Святейшество отдыхает в своих покоях. Почему бы вам не сходить к нему и не попросить освободить этих людей, если вы так уверены в их невиновности?
Санча и Лукреция помчались в апартаменты Папы. Его там не было.
Тогда они внезапно переглянулись и, не сговариваясь, побежали в комнату Альфонсо. И опоздали.
Альфонсо лежал поперек постели. На его горле остались синеватые пятна – от безжалостных рук Микелетто Кореллы.
Глава 3
ЗАМОК НЕПИ
Погребальная процессия остановилась у небольшой часовни на площади Святого Петра, а затем направилась к кладбищу Санта Мария делле Феббри. Было уже темно, и впереди шли двадцать факельщиков в черных плащах с балахонами. В тишине раздавались только звуки шагов и тихие голоса монахов, молившихся за душу покойного.
Дворец Санта Мария дель Портико погрузился в траур. Слуги говорили шепотом – встречаясь в коридорах, опускали покрасневшие глаза.
В покоях мадонны Лукреции не было слышно плача – она и ее золовка корили себя в случившемся и пытались утешать друг друга.
Санча то приходила в ярость, то вновь впадала в отчаяние.
– Как мы могли оказаться такими дурами? – воскликнула она.
Лукреция потупилась.
– Нам не следовало поддаваться на их уловку.
– Потратить столько сил… провести столько бессонных ночей, самим готовить пищу, выхаживать его, ни на минуту не оставлять без присмотра… а затем… оказаться такими дурами!
Лукреция закрыла лицо руками.
– Ох, Санча, меня не покидает ужасное чувство, что я приношу несчастье всем, кто меня любит.
– Глупости! – закричала Санча. – Они бы не посмели это сделать, если бы мы не оставили его одного. Во всем виновата только беспросветная тупость.
– Мы ведь отлучились совсем ненадолго.
– Ровно настолько, чтобы этот мерзавец успел задушить его.
– Он сказал, что, когда они вошли в комнату, у Альфонсо началось кровотечение.
– Кровотечение! – воскликнула Санча. – Ты что, не видела синяков у него на горле? Пресвятая Богородица, забуду ли я их когда-нибудь?
– Прошу тебя, Санча, не надо.
Внезапно в дверях показалась запыхавшаяся Лойзелла. Ее глаза грозили вылезти из орбит.
– Сюда идет Валентино, – пролепетала она. – Вот-вот будет здесь.
Дверь тотчас закрылась. У Лойзеллы не было ни малейшего желания кокетничать с Чезаре Борджа.
– Как он смеет! – воскликнула Санча.
Лукреция задрожала. Она не желала видеть его – боялась выдать чувства, которые не могла не испытать при встрече с убийцей своего супруга.
Послышался топот солдатских сапог, и, когда дверь снова распахнулась, двое солдат встали на страже. Затем в комнату вошел Чезаре.
Лукреция отвернулась. Санча с ненавистью и презрением посмотрела на него.
Он холодно усмехнулся. Санча выпалила:
– Убийца! Как смеешь ты приходить сюда? Как смеешь осквернять наше горе?
Чезаре подошел к Лукреции.
– Правосудие свершилось, – ледяным тоном произнес он.
– Правосудие? – повернувшись к нему, медленно проговорила Лукреция. – Убийство человека, который никому не причинил зла, – это ты называешь правосудием?
Его лицо немного смягчилось.
– Что он никому не причинил зла, это не его заслуга. У него просто не хватило времени. Но он действовал так, что было ясно – либо он, либо я. Мне пришлось защищаться, вот и все.
– Он бы и пальцем тебя не тронул, – сказала Лукреция. – Не допустил бы, чтобы я страдала вместе с тобой.
– Дорогая сестра, у тебя слишком покладистый характер. Ты не знаешь, до чего людей доводят амбиции. Видишь ли, незадолго до смерти он покушался на мою жизнь. Хорошо еще, что я заметил его, когда он стоял на балконе и держал в руках арбалет!
– Он всего лишь стрелял в голубя – хотел испытать свои силы, – сказала Лукреция.
– Тебе нужен был предлог! – воскликнула Санча. – Вот ты и воспользовался этим случаем!
Чезаре явно игнорировал ее. Он продолжил:
– Существовал заговор… против меня… и против Папы. Дорогая сестра, ты позволила дурачить себя. Заговорщики собирались в твоих покоях – пока вы болтали о поэзии и искусстве, твой супруг и его друзья обсуждали планы военных действий. Его смерть была вполне своевременна.
– Так ты признаешь себя виновным в убийстве? – спросила Санча.
– Я признаю только то, что смерть Альфонсо Бишельи была угодна правосудию, – такая же участь ждет всех предателей. Лукреция, я пришел, чтобы сказать тебе следующее: вытри слезы и не оплакивай тех, кто замышлял заговор против твоего отца и брата. – Он взял ее за плечи. – Часть твоей прислуги уже находится под арестом. Так нужно, Лукреция. Девочка моя, не забывай того, что ты сама говорила, – кем бы мы ни были, прежде всего мы – Борджа.
Он хотел заставить ее улыбнуться, но выражение ее лица осталось каменным. Она сказала:
– Чезаре, уйди. Пожалуйста… немедленно уйди. Он опустил руки и, повернувшись, быстро вышел из комнаты.
Папа пригласил ее, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, но принял довольно сухо – отрешенное выражение лица и безутешная скорбь в глазах Лукреции отнюдь не пришлись ему по душе. Альфонсо умер; его уже ничто не вернет. А ей всего двадцать лет, она прелестна, как ангел, и он собирается устроить для нее брак не хуже прежнего. К чему же такой отчужденный вид?
Он поцеловал ее и на несколько секунд прижал к себе. Для перевозбужденного состояния Лукреции этого оказалось достаточно, чтобы вызвать у нее приступ исступленных рыданий.
– Ну хватит, хватит, дочь моя, – поморщился Александр. – Сколько можно лить слезы?
– Отец, я его так любила! – всхлипнула она. – Я во всем обвиняю себя.
– Ты… обвиняешь себя? Но это же глупо!
– Я поклялась смотреть за ним… и покинула его… оставила ровно настолько, чтобы подручные моего брата успели убить его.
– Мне не нравится этот разговор, – сказал Папа. Она закричала:
– Но ведь это правда!
– Дитя мое, твой супруг предал нас. Он принимал наших врагов и вступил с ними в заговор. Он сам виноват в своей смерти.
– Отец… и вы можете сказать такое?
– Дорогая моя, я должен говорить то, что считаю правдой.
– В ваших глазах Чезаре не может сделать ничего дурного.
Он с потрясенным видом уставился на нее.
– Дитя мое, ты критикуешь нас… твоего отца и твоего брата… и все из-за своего слепого увлечения каким-то… чужаком!
– Он был моим супругом, – напомнила она.
– Он не был одним из нас. Ты меня изумляешь. Вот уж никогда не предполагал, что услышу от тебя такие высказывания!
Она не упала на колени и не стала молить о прощении, что непременно сделала бы несколько месяцев назад, а вместо этого она продолжала стоять, сохраняя каменное выражение лица и ничуть не беспокоясь о том, какое неодобрение могла вызвать в своей семье, – так велико было ее горе, так опустошительно подействовала на нее потеря любимого человека.
– Отец, – наконец сказала она, – пожалуйста, разрешите мне пойти прилечь.
– Разумеется, ступай, если тебе так угодно, – сказал Папа таким холодным тоном, каким еще никогда не разговаривал с дочерью.
Александр никак не мог успокоиться. Положение сложилось довольно деликатное. Король Неаполя желал знать, каким образом погиб его родственник. Убийство герцога Бишельи сейчас обсуждалось во всех республиках и королевствах. Наверняка при этом вспоминалось убийство Джованни, герцога Гандийского. И говорилось примерно следующее: «Чезаре Борджа убил брата, а теперь и зятя. Кого же Валентино сделает своей следующей жертвой? Ясное дело, вступать в эту семью – небезопасно».
И вот в такой-то ситуации, размышлял Александр, нужно найти для Лукреции нового жениха; нужно – и все-таки придется подождать, пока улягутся слухи.
Но забудут ли когда-нибудь о позоре ее первого супруга и о смерти второго?
Прежний Александр обругал бы Чезаре за излишнюю поспешность действий, благодаря которой все поняли, кто убил его зятя. Нынешний Александр поступил иначе – воспользовался своим хитроумием, чтобы найти оправдание сыну.
Он позвал Чезаре, и они поговорили на эту тему.
– Чадо мое, сейчас к нам присматриваются во всех республиках и королевствах Италии, – начал он. – Многие полагают, что против нас не было никакого заговора, что Альфонсо ни в чем не провинился и что убийство было совершено из ненависти.
– Какое нам дело до их мнений?
– Всяким действиям, сын мой, лучше придавать видимость благих намерений. Альфонсо был просто глупым мальчишкой, но он был принцем Неаполя.
Чезаре щелкнул пальцами.
– Вот он и получил свой урок этот Неаполь со всеми своими ублюдочными принцами и принцессами.
– Нам нужно думать о будущем, Чезаре. Никто не должен говорить, что принц Неаполя… или, к примеру, Милана… или Венеции… может приехать к нам в Рим, каким-то образом вызвать наше недовольство, а потом расстаться с жизнью. Иначе, когда мы пожелаем пригласить к себе такого принца, он не будет спешить с приездом в Рим… что, конечно же, огорчит нас. Нет! Все эти люди должны зарубить себе на носу, что Альфонсо организовал заговор против тебя… и тебе пришлось принять ответные меры, прежде чем он смог бы тебя убить. Ты арестовал его слуг?
– Они сейчас в замке Сан-Анджело.
– Пусть там и остаются. Тебе предстоит провести допросы по этому заговору и кое-какие показания послать в Неаполь… как, впрочем, и в Милан. А еще лучше – распространить их по всей Италии.
– Считайте, что с этим делом уже покончено, – проворчал Чезаре.
– Нет. С подобными делами не может быть покончено до тех пор, пока остаются свидетели.
– Хорошо. Я это сделаю… в подходящее время.
– Ну вот и превосходно, сын мой. Полагаю, подходящее время наступит до твоего отъезда в армию.
Чезаре вдруг сжал правую руку в кулак и ударил по левой ладони.
– И подумать только! – воскликнул он. – Моя родная сестра снова будет препятствовать нам!
– Она очень любила своего супруга.
– Она любила нашего врага! Папа тяжело вздохнул.
– Увы! Грустно сознавать, но в своем горе она, кажется, совсем забыла о наших интересах.
Чезаре пристально посмотрел на отца. Еще совсем недавно Лукреция была его любимым ребенком, и Чезаре мог поклясться, что в Ватикане она пользовалась большей благосклонностью, чем кто-либо. Сейчас Папа уже не восторгался своей дочерью. Странное дело – Чезаре должен был совершить убийство, чтобы уменьшить отцовскую зависимость от сестры. Глупая Лукреция! Она могла бы править Италией, для этого от нее требовалась лишь любовь к отцу – ее чистая, бескорыстная любовь, и больше ничего. Ей же понадобилось показать, что ее скорбь по убитому супругу превосходит любовь к родителю – и Александр, который всегда избегал неприятных впечатлений, отвернулся от своей чрезмерно эмоциональной дочери.
Дворец Санта Мария дель Портико погрузился в траур. Слуги говорили шепотом – встречаясь в коридорах, опускали покрасневшие глаза.
В покоях мадонны Лукреции не было слышно плача – она и ее золовка корили себя в случившемся и пытались утешать друг друга.
Санча то приходила в ярость, то вновь впадала в отчаяние.
– Как мы могли оказаться такими дурами? – воскликнула она.
Лукреция потупилась.
– Нам не следовало поддаваться на их уловку.
– Потратить столько сил… провести столько бессонных ночей, самим готовить пищу, выхаживать его, ни на минуту не оставлять без присмотра… а затем… оказаться такими дурами!
Лукреция закрыла лицо руками.
– Ох, Санча, меня не покидает ужасное чувство, что я приношу несчастье всем, кто меня любит.
– Глупости! – закричала Санча. – Они бы не посмели это сделать, если бы мы не оставили его одного. Во всем виновата только беспросветная тупость.
– Мы ведь отлучились совсем ненадолго.
– Ровно настолько, чтобы этот мерзавец успел задушить его.
– Он сказал, что, когда они вошли в комнату, у Альфонсо началось кровотечение.
– Кровотечение! – воскликнула Санча. – Ты что, не видела синяков у него на горле? Пресвятая Богородица, забуду ли я их когда-нибудь?
– Прошу тебя, Санча, не надо.
Внезапно в дверях показалась запыхавшаяся Лойзелла. Ее глаза грозили вылезти из орбит.
– Сюда идет Валентино, – пролепетала она. – Вот-вот будет здесь.
Дверь тотчас закрылась. У Лойзеллы не было ни малейшего желания кокетничать с Чезаре Борджа.
– Как он смеет! – воскликнула Санча.
Лукреция задрожала. Она не желала видеть его – боялась выдать чувства, которые не могла не испытать при встрече с убийцей своего супруга.
Послышался топот солдатских сапог, и, когда дверь снова распахнулась, двое солдат встали на страже. Затем в комнату вошел Чезаре.
Лукреция отвернулась. Санча с ненавистью и презрением посмотрела на него.
Он холодно усмехнулся. Санча выпалила:
– Убийца! Как смеешь ты приходить сюда? Как смеешь осквернять наше горе?
Чезаре подошел к Лукреции.
– Правосудие свершилось, – ледяным тоном произнес он.
– Правосудие? – повернувшись к нему, медленно проговорила Лукреция. – Убийство человека, который никому не причинил зла, – это ты называешь правосудием?
Его лицо немного смягчилось.
– Что он никому не причинил зла, это не его заслуга. У него просто не хватило времени. Но он действовал так, что было ясно – либо он, либо я. Мне пришлось защищаться, вот и все.
– Он бы и пальцем тебя не тронул, – сказала Лукреция. – Не допустил бы, чтобы я страдала вместе с тобой.
– Дорогая сестра, у тебя слишком покладистый характер. Ты не знаешь, до чего людей доводят амбиции. Видишь ли, незадолго до смерти он покушался на мою жизнь. Хорошо еще, что я заметил его, когда он стоял на балконе и держал в руках арбалет!
– Он всего лишь стрелял в голубя – хотел испытать свои силы, – сказала Лукреция.
– Тебе нужен был предлог! – воскликнула Санча. – Вот ты и воспользовался этим случаем!
Чезаре явно игнорировал ее. Он продолжил:
– Существовал заговор… против меня… и против Папы. Дорогая сестра, ты позволила дурачить себя. Заговорщики собирались в твоих покоях – пока вы болтали о поэзии и искусстве, твой супруг и его друзья обсуждали планы военных действий. Его смерть была вполне своевременна.
– Так ты признаешь себя виновным в убийстве? – спросила Санча.
– Я признаю только то, что смерть Альфонсо Бишельи была угодна правосудию, – такая же участь ждет всех предателей. Лукреция, я пришел, чтобы сказать тебе следующее: вытри слезы и не оплакивай тех, кто замышлял заговор против твоего отца и брата. – Он взял ее за плечи. – Часть твоей прислуги уже находится под арестом. Так нужно, Лукреция. Девочка моя, не забывай того, что ты сама говорила, – кем бы мы ни были, прежде всего мы – Борджа.
Он хотел заставить ее улыбнуться, но выражение ее лица осталось каменным. Она сказала:
– Чезаре, уйди. Пожалуйста… немедленно уйди. Он опустил руки и, повернувшись, быстро вышел из комнаты.
Папа пригласил ее, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, но принял довольно сухо – отрешенное выражение лица и безутешная скорбь в глазах Лукреции отнюдь не пришлись ему по душе. Альфонсо умер; его уже ничто не вернет. А ей всего двадцать лет, она прелестна, как ангел, и он собирается устроить для нее брак не хуже прежнего. К чему же такой отчужденный вид?
Он поцеловал ее и на несколько секунд прижал к себе. Для перевозбужденного состояния Лукреции этого оказалось достаточно, чтобы вызвать у нее приступ исступленных рыданий.
– Ну хватит, хватит, дочь моя, – поморщился Александр. – Сколько можно лить слезы?
– Отец, я его так любила! – всхлипнула она. – Я во всем обвиняю себя.
– Ты… обвиняешь себя? Но это же глупо!
– Я поклялась смотреть за ним… и покинула его… оставила ровно настолько, чтобы подручные моего брата успели убить его.
– Мне не нравится этот разговор, – сказал Папа. Она закричала:
– Но ведь это правда!
– Дитя мое, твой супруг предал нас. Он принимал наших врагов и вступил с ними в заговор. Он сам виноват в своей смерти.
– Отец… и вы можете сказать такое?
– Дорогая моя, я должен говорить то, что считаю правдой.
– В ваших глазах Чезаре не может сделать ничего дурного.
Он с потрясенным видом уставился на нее.
– Дитя мое, ты критикуешь нас… твоего отца и твоего брата… и все из-за своего слепого увлечения каким-то… чужаком!
– Он был моим супругом, – напомнила она.
– Он не был одним из нас. Ты меня изумляешь. Вот уж никогда не предполагал, что услышу от тебя такие высказывания!
Она не упала на колени и не стала молить о прощении, что непременно сделала бы несколько месяцев назад, а вместо этого она продолжала стоять, сохраняя каменное выражение лица и ничуть не беспокоясь о том, какое неодобрение могла вызвать в своей семье, – так велико было ее горе, так опустошительно подействовала на нее потеря любимого человека.
– Отец, – наконец сказала она, – пожалуйста, разрешите мне пойти прилечь.
– Разумеется, ступай, если тебе так угодно, – сказал Папа таким холодным тоном, каким еще никогда не разговаривал с дочерью.
Александр никак не мог успокоиться. Положение сложилось довольно деликатное. Король Неаполя желал знать, каким образом погиб его родственник. Убийство герцога Бишельи сейчас обсуждалось во всех республиках и королевствах. Наверняка при этом вспоминалось убийство Джованни, герцога Гандийского. И говорилось примерно следующее: «Чезаре Борджа убил брата, а теперь и зятя. Кого же Валентино сделает своей следующей жертвой? Ясное дело, вступать в эту семью – небезопасно».
И вот в такой-то ситуации, размышлял Александр, нужно найти для Лукреции нового жениха; нужно – и все-таки придется подождать, пока улягутся слухи.
Но забудут ли когда-нибудь о позоре ее первого супруга и о смерти второго?
Прежний Александр обругал бы Чезаре за излишнюю поспешность действий, благодаря которой все поняли, кто убил его зятя. Нынешний Александр поступил иначе – воспользовался своим хитроумием, чтобы найти оправдание сыну.
Он позвал Чезаре, и они поговорили на эту тему.
– Чадо мое, сейчас к нам присматриваются во всех республиках и королевствах Италии, – начал он. – Многие полагают, что против нас не было никакого заговора, что Альфонсо ни в чем не провинился и что убийство было совершено из ненависти.
– Какое нам дело до их мнений?
– Всяким действиям, сын мой, лучше придавать видимость благих намерений. Альфонсо был просто глупым мальчишкой, но он был принцем Неаполя.
Чезаре щелкнул пальцами.
– Вот он и получил свой урок этот Неаполь со всеми своими ублюдочными принцами и принцессами.
– Нам нужно думать о будущем, Чезаре. Никто не должен говорить, что принц Неаполя… или, к примеру, Милана… или Венеции… может приехать к нам в Рим, каким-то образом вызвать наше недовольство, а потом расстаться с жизнью. Иначе, когда мы пожелаем пригласить к себе такого принца, он не будет спешить с приездом в Рим… что, конечно же, огорчит нас. Нет! Все эти люди должны зарубить себе на носу, что Альфонсо организовал заговор против тебя… и тебе пришлось принять ответные меры, прежде чем он смог бы тебя убить. Ты арестовал его слуг?
– Они сейчас в замке Сан-Анджело.
– Пусть там и остаются. Тебе предстоит провести допросы по этому заговору и кое-какие показания послать в Неаполь… как, впрочем, и в Милан. А еще лучше – распространить их по всей Италии.
– Считайте, что с этим делом уже покончено, – проворчал Чезаре.
– Нет. С подобными делами не может быть покончено до тех пор, пока остаются свидетели.
– Хорошо. Я это сделаю… в подходящее время.
– Ну вот и превосходно, сын мой. Полагаю, подходящее время наступит до твоего отъезда в армию.
Чезаре вдруг сжал правую руку в кулак и ударил по левой ладони.
– И подумать только! – воскликнул он. – Моя родная сестра снова будет препятствовать нам!
– Она очень любила своего супруга.
– Она любила нашего врага! Папа тяжело вздохнул.
– Увы! Грустно сознавать, но в своем горе она, кажется, совсем забыла о наших интересах.
Чезаре пристально посмотрел на отца. Еще совсем недавно Лукреция была его любимым ребенком, и Чезаре мог поклясться, что в Ватикане она пользовалась большей благосклонностью, чем кто-либо. Сейчас Папа уже не восторгался своей дочерью. Странное дело – Чезаре должен был совершить убийство, чтобы уменьшить отцовскую зависимость от сестры. Глупая Лукреция! Она могла бы править Италией, для этого от нее требовалась лишь любовь к отцу – ее чистая, бескорыстная любовь, и больше ничего. Ей же понадобилось показать, что ее скорбь по убитому супругу превосходит любовь к родителю – и Александр, который всегда избегал неприятных впечатлений, отвернулся от своей чрезмерно эмоциональной дочери.