Хомуло Михаил. Полк, к бою !

   Конечно, нам было понятно положение генерала Гаспаряна. Ведь дивизии была поставлена задача овладеть крепостью Осовец. А иных средств усиления он от старших начальников не получил. Вот теперь и манипулировал своим единственным артполком.
   И все же обидно и нам в такой критический момент оставаться без средств усиления.
   Радовало лишь то, что нашим соседом слева будет теперь свежий полк. Это конечно же облегчит выполнение поставленной командиром дивизии задачи. Нужно только теснее увязать с ним взаимодействие.
   Да и со своей стороны... Прежде всего следует произвести перегруппировку сил полка, так как все три батальона уже втянуты в дело. Во-первых, уплотнить поредевшие боевые порядки 2-го батальона, сместив его ближе к левому флангу. И с утра 13 августа наступать именно левым флангом полка. Из своего резерва вернуть командиру 3-го 9-ю стрелковую роту и ею занять свободный промежуток на левом фланге батальона. За счет сужения боевого порядка 1-го батальона высвободить 2-ю стрелковую роту, которая до этого действовала в центре батальона, и вывести ее в резерв вместо 9-й.
   И еще. В период огневой подготовки сосредоточить огонь батареи 120-мм минометов, артбатареи полка и всех трех минрот перед фронтом действия 3-го и 2-го батальонов, которым, с переходом 882-го стрелкового полка в наступление, решительной атакой прорвать оборону противника на довольно узком участке, шириной по фронту всего один километр двести метров.
   2-й стрелковой роте - резерву командира полка - двигаться за 2-м батальоном в готовности развить успех атакующих.
   С началом огневой подготовки 1-му стрелковому батальону из всех видов оружия подавлять противника с места, воспрещать его огневым точкам действовать против боевых порядков 3-го батальона, а также препятствовать маневру врага живой силой вдоль фронта. Но как только батальоны первого эшелона овладеют впереди лежащими высотами, он тоже переходит в атаку, нанося удар в обход рощи, что перед ним.
   За короткую летнюю ночь выполнить такой объем работ нелегко. И все-таки к 6.00 все намеченное было сделано.
   В 8.00, после пятнадцатиминутной огневой подготовки, все три полка дивизии одновременно перешли в наступление. И во второй половине дня 13 августа, прорвав оборону врага, овладели населенным пунктом Вулька-Пясечна и близлежащими к нему высотами, создав тем самым угрозу обхода города и крепости Осовец с северо-востока.
   А 14 августа нам уже зачитали приказ Верховного Главнокомандующего, в котором дивизии за отличные действия по овладению крепостью Осовец объявлялась благодарность.
   * * *
   4 сентября 1944 года дивизия вошла в состав 41-го стрелкового корпуса 3-й армии 2-го Белорусского фронта, а с 5 сентября, сосредоточившись в районе Черновец, уже получила задачу овладеть городом и крепостью Остроленка.
   Этот город и крепость являлись важным пунктом в обороне фашистов на реке Нарев. Здесь оборонялись их 81-й и 88-й пехотные полки 52-й дивизии и 11-й пехотный полк 14-й дивизии, усиленные танками и самоходными орудиями.
   Полевые укрепления на ближних подступах к городу представляли собой две линии траншей. Первая - полного профиля с системой открытых пулеметных площадок. Вторая состояла из отдельных окопов и ходов сообщения, направленных в тыл. Перед траншеями - проволочные заграждения в два, а в отдельных местах и в четыре ряда кольев. На самых ответственных направлениях эти заграждения усилены и малозаметными препятствиями.
   Первый пояс минных полей из противопехотных и противотанковых мин находился перед проволокой, второй - за ней. Каменные дома на окраине и подвалы оборудованы под огневые точки. При наличии в городе танков и самоходно-артиллерийских установок, а также сильной огневой поддержки с западного берега крепость Остроленка являлась довольно мощным опорным пунктом.
   По решению генерал-майора И. F. Гаспаряна дивизия наступала, имея в первом эшелоне 885-й и 878-й полки. Батальоны в полках действовали в одну линию.
   Особенностью боя за город и крепость Остроленка являлось то, что время на подготовку к наступлению исчислялось всего лишь несколькими часами. В полдень 5 сентября 1944 года дивизия после марша сосредоточилась в исходном районе, в 8-10 километрах от переднего края обороны противника. К двум часам ночи была проведена рекогносцировка, принято решение, доведены задачи. А в половине пятого 6 сентября уже началась артиллерийская подготовка, которая длилась 25 минут и закончилась залпом дивизиона реактивной артиллерии сигналом на наступление.
   ...В 5.00 батальоны полка, преодолев первый пояс заграждений, вышли ко второму. Но здесь под шквальным пулеметным и артиллерийским огнем, неся большие потери, вынуждены были залечь. Группы разграждения немедленно выдвинулись вперед и принялись проделывать проходы в минных полях.
   К 6.00 эти проходы были готовы. Ведя на ходу сильный огонь из автоматов и ручных пулеметов, роты стремительно ринулись в них и через несколько минут уже овладели обеими траншеями.
   И снова на пути встало минное поле. А группа разграждения из трех бойцов-саперов, следовавшая за 1-й ротой лейтенанта Акинфьева, выведена из строя. Тогда лейтенант, приказав командиру отделения противотанковых ружей сержанту Василькову бить по амбразурам пулеметов, кинулся к залегшим подчиненным и скомандовал:
   - Противотанковыми гранатами по минному полю, огонь!
   Рота сама проделала два прохода и снова пошла через них в атаку. К сожалению, в этом бою пуля вражеского снайпера сразила лейтенанта Ашгафьева, прекрасного человека и храброго командира. Но его подчиненные не дрогнули, продолжали идти вперед, мстя фашистам за смерть своего ротного...
   Не задерживаясь в траншеях, 1-й батальон, а за ним 2-й и 3-й ворвались на юго-восточную окраину Остроленки. Затем начали медленно продвигаться к центру города. Приходилось брать штурмом не только каждый дом, но и каждый этаж и чердак. И в этих схватках наши воины проявляли поистине чудеса героизма. Красноармеец Бабаскин, например, с двумя товарищами ворвался в дом, занятый группой гитлеровцев. Троих отважные воины уничтожили гранатами, а восемь фашистов взяли, в плен.
   Комсорг из 3-го батальона сержант Богатырев с тыла подобрался к дому, из которого фашисты вели сильный пулеметный огонь по нашим боевым порядкам. Проникнув через окно в него, он перебил из автомата находящихся в нем гитлеровцев. Но вскоре заметил, как к дому подходит другая группа врагов. Богатырев тут же лег за трофейный пулемет и открыл по ней огонь. На все предложения фашистов сдаться в плен комсорг отвечал меткими очередями. Тогда те подожгли дом. Богатырев геройски погиб, но его смерть дорого обошлась врагу. Десятки гитлеровцев полегли от метких выстрелов пулеметчика...
   До 9.00 противник предпринял против наших батальонов еще две контратаки. Последняя - силой до двух пехотных рот с десятью танками - была из района моста через реку Нарев. Но обе эти контратаки были отбиты, противник потерял при этом четыре танка и до сорока человек убитыми. Несколько десятков гитлеровцев мы взяли в плен.
   А через полчаса подразделения нашего полка, уничтожив последние очаги сопротивления врага, вместе с 885-м полком полностью овладели городом, вышли на восточный берег реки Нарев и закрепились здесь... И почти сразу же по приказу командования приступили к сдаче боевого участка 120-й гвардейской стрелковой Рогачевской дивизии.
   За мужество и отвагу, проявленные при овладении городом и крепостью Остроленка, приказом Верховного Главнокомандующего всему личному составу дивизии была объявлена благодарность. А наш 878-й стрелковый полк получил наименование Остроленковский.
   * * *
   Грандиозное наступление, начатое 23 июня силами пяти фронтов на центральном участке советско-германского фронта, к сентябрю в основном завершилось. Лишь небольшая часть сил 1-го и 2-го Белорусских фронтов еще продолжала наступательные действия.
   По директиве Ставки от 29 августа две армии левого крыла 2-го Белорусского фронта, одна из них - 3-я, должны были 4-5 сентября достичь реки Нарев, захватить плацдарм в районе Остроленки и перейти там к обороне.
   41-му стрелковому корпусу в первых числах сентября удалось форсировать Нарев с ходу и захватить небольшой плацдарм на его западном берегу южнее города Ружан. Для расширения этого плацдарма в течение сентября проводилась подготовка штабов и войск, в том числе и частей 290-й стрелковой дивизии.
   С 7 сентября дивизия была переподчинена 40-му стрелковому корпусу этой же армии и сосредоточена в лесах у населенного пункта Циск, что на восточном берегу реки Нарев. Севернее нас был город Ружан. В течение всего сентября полки занимались боевой подготовкой, доукомплектовывались личным составом, пополнялись вооружением и боевой техникой.
   ...Заканчивался сентябрь. В полку по-прежнему шли плановые занятия. На стрельбище днем и ночью проводились пристрелка оружия и стрельба из него, отрабатывались вопросы боевого слеживания подразделений. А в первых числах октября состоялось тактико-строевое учение в масштабе полка.
   Место для учения было выбрано вблизи расположения штаба 35-го стрелкового корпуса. Полк уже занял исходное положение, командирам батальонов еще раз уточнялась задача и доводились указания по взаимодействию. В это время к нам подъехало два "виллиса". Из них вышло несколько офицеров. Впереди шел небольшого роста, худенький генерал-майор, а за ним вразвалку - кряжистый полковник.
   Как и положено, я подошел к генералу, представился и доложил, чем занимаюсь со своими комбатами. Генерал назвал себя командиром 35-го стрелкового корпуса Никитиным и переспросил, какой дивизии мой полк. Затем поинтересовался:
   - А почему вы для учений выбрали именно этот район?
   Я доложил, что местность здесь не только позволяет наступать полком в одном направлении, но и дает возможность развернуть его во всех направлениях. Это нужно мне как руководителю учения, так как оно проводится тактико-строевым методом и здесь я могу не только отработать управление подразделениями, до и потренировать личный состав в слаженных действиях при маневре.
   - Любопытно, очень любопытно! - проговорил генерал хрипловатым голосом, обращаясь к полковнику и другим своим спутникам. - А вот наши командиры полков таких учений не проводят. Давайте посмотрим хотя бы это. Продолжайте, товарищ подполковник.
   Почему заинтересовался учениями полка командир 35-го, соседнего с нами корпуса, тогда как мы входили в состав 40-го, для меня, да и для комбатов стало ясно позже, когда был получен приказ командующего армией о передаче 290-й стрелковой дивизии в состав корпуса генерал-майора Н. А. Никитина. А сейчас генерал, да и полковник внимательно слушали мои указания командирам батальонов по вариантам действий в бою.
   До самого конца учения генерал неотлучно находился рядом со мной, командиром полка. И ни разу не перебил ни словом, ни жестом. Лишь иногда обращался к полковнику, и они что-то вполголоса обсуждали между собой. Как потом выяснилось, фамилия полковника была Н. А. Вязниковцев и он занимал должность начальника штаба корпуса.
   Когда был дан отбой, генерал-майор Н. А. Никитин тепло поблагодарил меня за хорошо организованное и проведенное учение. На прощание пожал руку и уехал.
   По возвращении я доложил командиру дивизии о проведенном с полком учении и о том, что на нем от начала до конца присутствовал командир 35-го стрелкового корпуса. Генерал Гаспарян, немного подумав, загадочно сказал:
   - Ничего, скоро узнаешь, почему Никитин присутствовал у тебя на занятиях.
   * * *
   8 октября 290-я стрелковая дивизия вошла в состав 35-го корпуса, а утром 12 октября уже вступила в бой.
   Противник любой ценой пытался удержать населенный пункт Червонка довольно мощный узел обороны, прикрывающий подступы к городу Макув-Мазовецкий. Здесь-то и развернулись тяжелые бои.
   Трое суток полки нашей дивизии отбивали непрерывные контратаки вражеских танков и пехоты, поддерживаемых огнем тяжелой артиллерии и многоствольных минометов. Но особенно ожесточенные бои начались 15 октября. Противник с утра ввел в дело свежие части 3-й танковой и 12-й пехотной дивизий. А затем с 14.00 до 21.00 гитлеровцы предприняли четыре контратаки, каждая силой от батальона и до полка пехоты, которые всякий раз сопровождали от 20 и до 50 танков и САУ. Но все эти контратаки мы отбили с большим уроном для противника.
   Правда, и наши полки первого эшелона понесли чувствительные потери. Погибло немало руководящего комсостава, в их числе командир 882-го стрелкового полка подполковник Ф. М. Стефаненко и командир 885-го подполковник В. И. Шипилов.
   В 20.00 меня вызвал к себе командир дивизии. Наблюдательный пункт его находился на западной опушке молодой дубовой рощи в полутора километрах от передовой. Справа, метрах в пятидесяти сзади от входа в блиндаж, я увидел грузовую машину и около нее - несколько бойцов и командиров. И когда уже подходил к блиндажу, кто-то сказал, что это привезли Стефаненко.
   - Как привезли? - невольно вырвалось у меня.
   - А вот так. Убит... - ответил тот же голос.
   - ...Видел? - не поднимаясь из-за стола и не ответив на мое приветствие, спросил меня комдив. - Второй командир полка за сегодняшний день погибает. Меня обвиняют, что дивизия не выполняет задачу, что я со своими командирами полков бездельничаю. А вы, - Исаак Гаспарович поднялся из-за стола и, повернувшись вправо, указал пальцем на незнакомого полковника, сидящего у стенки, - требуете посылать в пекло третий полк, чтобы и этого, - он повернул руку в мою сторону, - убили? Нет! Восемьсот семьдесят восьмой полк вводить в бой не буду! Дивизия не была как следует поддержана ни артиллерией, ни авиацией. Мы своими - только своими! - силами пробили брешь в обороне противника, а меня же за это еще и обвин...
   Голос комдива оборвался на полуслове. Он немного постоял, потом прижал правую руку к левой части груди и медленно, морщась от боли, сел на свое место.
   Мы знали, что генерал Гаспарян страдал ишемической болезнью сердца. И частенько на несколько дней ложился в медсанбат на профилактику. И вот сейчас, когда погибли такие люди, его сердце снова забарахлило. Да к тому же и эти неудачи, упреки, в основе своей и заслуженные, но все же... Дивизия ведь в самом деле сделала все, что было в ее силах.
   - Видел Стефаненко? - спросил между тем меня Исаак Гаспарович тихим голосом. - Шипилов - тоже. Иди, командир полка, простись с боевым другом. А что делать дальше, доведу до тебя потом... И не обращай внимания на мою горячность. И понимаю, что требуют с меня правильно, а вот... День сегодня такой нервный.
   На улице уже смеркалось, когда я вышел из блиндажа комдива. У автомашины по-прежнему толпились бойцы и командиры. Я подошел к ним, они расступились. Через открытый задний борт увидел лежащего на плащ-палатке Стефаненко, одного из лучших командиров полков, прошедшего с боями от Москвы почти до границы с Восточной Пруссией. И вот теперь...
   Стоявшие рядом с машиной молча смотрели на своего командира. И только адъютант Стефаненко, молоденький лейтенант, не мог сдержать слез.
   Сняв фуражку, я попрощался со своим боевым другом, мысленно дав клятву жестоко отомстить за него фашистским мерзавцам.
   * * *
   Подошел адъютант и сказал, что меня просил зайти к нему начальник штаба дивизии.
   В землянке подполковника П. К. Кузьмина довольно ярко горела самодельная, из гильзы, лампа, освещая разложенную на столе карту.
   - Миша, - неофициально и ласково обратился ко мне Павел Кузьмич, готовь свой полк для смены восемьсот восемьдесят второго и восемьсот восемьдесят пятого полков. В них осталось очень мало людей. В обоих в два раза меньше, чем у тебя одного. Дивизии приказано перейти к обороне. Комдив принял решение твоему полку к утру занять оборону на этом участке, - Кузьмин показал карандашом участок обороны полка, - а те два полка вывести в рощу юго-восточнее Залузе. О начале н окончании смены, занятии обороны докладывай. Письменный приказ получишь, а сейчас готовься.
   Я не удержался, спросил начальника штаба, кто тот строгий полковник, что сидит сейчас у командира дивизии. Павел Кузьмич помолчал, а затем сказал:
   - Заместитель командира корпуса. Мужик вроде бы и неплохой, но слишком уж подчас резок...
   Через несколько часов полк получил письменный боевой приказ комдива, в котором нам уже ставилась более конкретная задача. Полку с приданным артполком дивизии приказано было занять оборону на рубеже Шляхетска, Севереново. Основные усилия сосредоточить вдоль шоссе Залузе - Ружан.
   Смена полков первого эшелона прошла спокойно. Фашисты за трое суток непрерывных контратак тоже понесли немалые потери и сейчас, как говорится, зализывали свои раны.
   С утра 16 октября мы приступили к совершенствованию обороны. Боевой порядок на широком, более чем пять километров, участке пришлось строить в один эшелон, с выделением стрелковой роты в резерв командира полка. Батальоны же располагали свой боевой порядок в два эшелона.
   Здесь, на ружанском плацдарме, мы простились и с генерал-майором Исааком Гаспаровичем Гаспаряном, убывшим из дивизии в распоряжение штаба фронта. Произошло это так.
   На рассвете 20 октября мне позвонил начальник штаба дивизии подполковник Кузьмин и сообщил, что комдив приказал явиться к нему к 6.00 утра. Я спросил его, что нужно иметь при себе. Павел Кузьмич каким-то отрешенным голосом ответил, что брать ничего не надо.
   Прихватив с собой на всякий случай карту-решение на оборону и несколько чистых листов бумаги про запас, я к назначенному времени прибыл на КП командира дивизии. Здесь, в дубовой роще, было заметно какое-то оживление. Рядом с землянкой стояла большая санитарная палатка, окна которой светились, а около входа в нее толпились командиры. Среди них стоял и заместитель командира дивизии полковник А. М. Сальников.
   Доложив ему о прибытии по приказу комдива, я спросил, по какому случаю этот вызов.
   - А ты разве не знаешь? - в свою очередь спросил меня Сальников.
   - Нет.
   - Генерал Гаспарян уезжает от нас. Вот пригласил проститься.
   - Куда?
   - Пока в распоряжение штаба фронта, - ответил Сальников. - А там... Лечиться, видимо, заложат.
   Вскоре начальник тыла дивизии подполковник К. Н. Яковлев пригласил нас всех зайти в палатку. Там уже были накрыты столы. Всего собралось человек сорок. Здесь были и заместители командира дивизии, и начальники родов войск, служб и отделений, несколько командиров из других частей.
   Из наших командиров полков присутствовало лишь двое - командир артполка подполковник Н. С. Будаков, назначенный на эту должность вместо полковника Б. И. Токаря, ставшего недавно командующим артиллерией дивизии, и я.
   Все стояли за столами и ждали прибытия комдива. Разговор как-то не клеился, у всех лица встревожены и печальны.
   Исаак Гаспарович вошел своей обычной, вразвалочку, походкой и сразу же направился к центральному столу. Опершись на него руками, оглядел присутствующих и негромко сказал:
   - Товарищи! Я пригласил вас, чтобы проститься. Сегодня, буквально через несколько минут, я убываю из дивизии. А сейчас хочу поблагодарить всех вас и в вашем лице весь личный состав соединения за все то, что сделано вами во имя победы над врагом. Желаю вам здоровья и еще больших успехов в деле разгрома врага и прославления нашей славной дивизии! Подымаю бокал за всех присутствующих и отсутствующих, за всех бойцов и командиров двести девяностой!
   Исаак Гаспарович лишь слегка пригубил свое вино. Оно и понятно сердце.
   От имени всех собравшихся с ответным словом выступил полковник А. М. Сальников. Он поблагодарил генерала И. Г. Гаспаряна за все хорошее, что было сделано дивизией в период его командования, пожелал ему скорого выздоровления и успехов в дальнейших ратных делах на благо нашей любимой Родины.
   Все подошли к Исааку Гаспаровичу и чокнулись с ним. Но он снова лишь пригубил свой бокал. А затем, простившись со всеми присутствующими за руку, вышел из палатки.
   * * *
   14 ноября наш полк был выведен в тыл, и дивизия, полностью укомплектованная, составила второй эшелон 35-го стрелкового корпуса. Но в ночь на 22 декабря она снова сменила в обороне части 348-й стрелковой дивизии.
   Гитлеровцы по-прежнему вели себя тихо, видимо и не помышляя о наступлении. Правда, обе стороны вели непрерывную разведку, иногда даже разведку боем.
   Накануне Нового, 1945 года нам была поставлена задача уточнить состав обороняющегося перед полком противника. А именно - во что бы то ни стало добыть "языка".
   Весь день 29 декабря ушел на работу с разведчиками на местности. А до этого начальник разведки полка капитан Загайнов вместе с командиром разведвзвода старшим лейтенантом Маякиным в течение нескольких суток изучали режим жизни обороны противника: порядок дежурства у пулеметов, время смены наблюдателей и расчетов, часы принятия пищи и отдыха. И, естественно, расположение вражеских огневых точек, подступы к ним, виды заграждения перед передним краем обороны противника. Вечером 28 декабря капитан Загайнов прибыл ко мне уже с картой и доложил, что в результате тщательного анализа увиденного они с Маякиным пришли к единодушному мнению: поиск нужно проводить ночью и вот в этом месте. Капитан Загайнов указал карандашом на карте, где они решили его проводить.
   - Какие имеете для этого доводы? - спросил я у капитана.
   - Во-первых, - ответил Загайнов, - местность здесь открытая, передний край обороны противника от наших траншей отстоит метров на триста пятьдесят - четыреста. А нас больше ждут там, где траншеи наши и фашистов наиболее близко подходят друг к другу. Потому-то каждую ночь там и вспыхивает дежурная стрельба, местность беспрерывно освещается. А вот здесь, где мы наметили, гитлеровцы пускают ракеты от случая к случаю. Не ждут нас здесь. А мы... Объект захвата - вот эта пулеметная точка.
   Мы вчера целый день наблюдали за ней, - продолжал далее капитан. - У пулемета дежурит всего лишь один человек. Смена проходит через два часа. Причем фашисты сменяются самостоятельно, без разводящего, что в общем-то на них не похоже. Короче говоря, здесь у них полная беспечность, что нельзя сказать про другие участки. Особенно про этот, против четвертой стрелковой роты. Здесь не бывает ни одной спокойной ночи, все время стреляют и ракеты пускают. Оно и понятно, уж очень там близко траншеи друг от друга.
   Капитан Загайнов закончил свой доклад. Рядом с ним стоял командир взвода разведки старший лейтенант Маякин. Я спросил у него:
   - Ну а что скажешь ты, Алексей?
   - Добавить ничего не могу. Капитан доложил наше общее мнение.
   - Какие заграждения перед передним краем обороны противника?
   - Мы наблюдали проволоку в два ряда кольев, есть и мины, - ответил Маякин.
   - Как думаете все это преодолевать?
   - Все продумано, товарищ подполковник. Проволока и мины для нас не такое уж и препятствие, мы их мигом...
   - Как это мигом?
   - Да не впервой же, товарищ подполковник, - ответил Маякин, улыбаясь. У нас уже опыт по этой части есть. Мы только одно просим, чтобы артиллерия в случав чего прикрыла наш отход. Ведь расстояние-то от вражеской и до нашей траншеи все же великовато.
   - Хорошо, это я беру на себя.
   - А другого нам ничего и не надо, лишь ваше согласие. - Синие глаза этого бесстрашного юноши уже сверкали огоньком боевого возбуждения.
   Выслушав доводы обоих разведчиков, я, как уже говорилось выше, решил сам осмотреть район предполагаемого поиска и на местности убедиться в достоверности их докладов. На рассвете 29 декабря, одевшись в маскхалат, из первой траншеи 3-й роты долго и внимательно рассматривал оборону противника и ту огневую точку, что была намечена Загайновым и Маякиным как объект для захвата "языка". Находящийся рядом Маякин по ходу дела докладывал мне порядок действия группы обеспечения и прикрытия, группы захвата, а также самого его, командира взвода.
   Убедившись, что разведчики действительно выбрали удачное место и продумали предстоящий поиск до мелочей, я дал Маякину "добро".
   А утром... Утром 1 января 1945 года маякинцы обрадовали и меня, и вышестоящих начальников взятым "языком". Так своеобразно мы встретили Новый год.
   * * *
   С первых чисел января 1945 года части и соединения 3-й армии начали подготовку к наступлению. Но чтобы ввести противника в заблуждение, полки и дивизии, стоявшие в обороне, получили приказ имитировать ее дальнейшее совершенствование. Мы ставили ложные участки заграждений, оставляя на день мотки колючей проволоки у крайних столбов и тем самым создавая у фашистов впечатление, будто за ночь работы еще не закончились. А чтобы показать, что углубляем и траншеи, мы тоже ночами посыпали их брустверы, покрытые снегом, землей, которую брали со дна траншей.
   В глубине обороны также обозначались инженерные работы. И самолеты-разведчики противника, появляясь над этими районами, фотографировали их, убеждая свое командование в том, что русские далеки даже от мысли о наступлении.
   Но, повторяю, под прикрытием всех этих имитационных мероприятий у нас проводилась большая подготовительная работа к наступлению. Ибо нашим войскам предстояло прорвать довольно сильную, глубоко эшелонированную оборону противника.