Хомуло Михаил. Полк, к бою !

   Увы, война распорядилась по-своему, очень жестоко. И сколько же еще судеб людских она покалечит?!
   Так я думал в тот вечер. А густые осенние сумерки уже опускались на подмосковную землю. Там, где был противник, в небо то и дело взлетали ракеты. Это гитлеровцы освещали местность перед своим передним краем. А далеко, в их тылу, в полнеба полыхало красное зарево. Где-то еще громыхала артиллерийская дуэль, тут и там, как бы предупреждая, что расчеты не спят, бодрствуют, потрескивали пулеметы.
   Политрук со взводом все не появлялся. Подумав, я снова послал к нему Карамаева. Примерно через час он вернулся, и не один. Во 2-м взводе осталось всего тринадцать человек. Были и тяжело раненные красноармейцы. Их зачем-то тоже принесли с собой, соорудив самодельные носилки из винтовок и плащ-палаток. Трое легкораненых пришли сами.
   Иван Иванович тяжело опустился на охапку соломы, которую мои бойцы взяли из стоящего неподалеку стога, и стал рассказывать:
   - В атаку я пошел со вторым взводом. Сильный фланговый огонь противника почти тотчас же положил нас на землю. Выручила артиллерия, подавившая вражеские пулеметы. Мы снова поднялись. Впереди, увлекая бойцов за собой, шел лейтенант Мрязев. Его первого и сразила вражеская пуля. Кто-то из красноармейцев закричал: "Лейтенант убит!" - и люди затоптались в нерешительности. Пришлось мне возглавить взвод. Ворвались мы в фашистские окопы, гитлеровцы начали отходить. Не выдерживают они нашей рукопашной. Ну, а потом... Как-то случилось, что наши боевые порядки перепутались, смешались подразделения третьего батальона. Пока разобрались, время-то и ушло...
   А у вас здесь, на левом фланге, тоже, конечно, жарко было, - продолжал политрук. - Мы же видели, как до двух рот гитлеровцев, смяв левофланговую роту третьего батальона, ринулись в тыл полка. А потом, словно натолкнувшись на какую-то стену, залегли. И сколько ни пытались продвинуться, ничего не получилось. Мы еще гадали, кто это так хорошо дерется. Потом слышим треск "максимов". Значит, это вы были?
   - Мы, - подтвердил я. - Несколько атак отбили, не дали гадам прорваться в тыл полка. Покрошили сволочей немало. Правда, у нас потери - один человек убит, другой легко ранен.
   - Кто? - спросил политрук.
   - Убит заряжающий Саввин, ранен наводчик Гребенюк.
   - А, Гребенюк, - кивнул Иван Иванович. - Знаю его. Хороший пулеметчик.
   - Все бойцы взвода заслуживают похвалы, - подсказал я. - Но меня другое волнует. С боеприпасами плохо, товарищ политрук. Осталось по пол-ленты на пулемет. К тому же и люди голодные, а старшины до сих пор нет. И даже неизвестно, где его искать.
   - Ищи. И не только о своем взводе проявляй заботу. Бери под командование вот и этих стрелков, занимай оборону и командуй. За старшиной послал кого-нибудь?
   - Послал. Но это не дело, товарищ политрук. Старшина сам должен нас искать, а не мы его.
   - Знаю, знаю. Разберусь.
   * * *
   Составив список 2-го взвода, я произвел боевой расчет. В живых во взводе осталось всего два младших командира. Решил разделить людей на два отделения, в каждом по шесть бойцов. Одного красноармейца назначил в расчет Гришанова подносчиком патронов. Вместо Саввина. Приказал отделениям окопаться. А сам вернулся к политруку.
   Тот сидел на прежнем месте и, сняв сапоги, растирал руками свои отекшие, израненные еще в гражданскую войну ноги.
   - Иван Иванович, - я впервые назвал политрука по имени и отчеству, - вы привели сюда второй взвод по своей инициативе или кто приказал?
   Иванов, секунду о чем-то подумав, ответил:
   - Я встретил в третьем батальоне командира полка капитана Седых. Он, кстати, очень беспокоился за левый фланг. Потому-то и приказал мне взять вот этих стрелков и вместе с твоими пулеметчиками прикрыть его. Так и сказал: держитесь, мол, до тех пор, пока не пришлю смену.
   - Да-а, трудно было Седых сегодня, - вставил я. - Полк-то, считайте, без одного батальона воевал. Хорошо еще, что мы вовремя подоспели. А то бы не удержаться полку.
   - Подоспели... - отчего-то хмыкнул политрук. И тут же пояснил: - Скажу тебе по секрету. Клетнов-то привел сюда наш батальон самовольно, без разрешения командира дивизии. Вот сейчас Седых и боится, что и Клетнову и ему нагорит по первое число. Может, комдив и сам бы ввел батальон в бой на этом направлении, но... порядок есть порядок. Самовольство в бою преступлению сродни. Хоть и есть поговорка, что победителей не судят, но как все на деле-то обернется, и сам не знаю.
   Между прочим, и я тебе совет хочу дать, - продолжил после паузы Иван Иванович. - Не всегда смотри на происходящие события только со своей колокольни. Гляди глубже. Вот вы сегодня дали фашистам трепку. Думаешь, угомонятся? Как бы не так! Вчера вечером наши разведчики захватили "языка", ефрейтора. Этот фашист из четвертой танковой группы оказался. Ну, доложил Седых об этом комдиву. Высказал и беспокойство. Мол, завтра, то есть вот сегодня, жарко полку будет, целая фашистская дивизия на него навалится.
   - А комдив что же? - поинтересовался я.
   - Представь себе, даже обрадовался. Поблагодарил Седых за хорошую информацию. Теперь мы ее, дескать, нашли.
   - Кого нашли?
   - Да четвертую же танковую группу! Ее, оказывается, ищут. А она - вот она, перед нами. И сегодня еще только цветики были. Завтра, глядишь, и ягодки поспеют.
   - Выстоим! - не совсем уверенно заверил я политрука. И тут же постарался вернуть его к теме самовольства Клетнова: - Так как же наш батальон здесь оказался?
   - А вот так. Седых его еще вчера попросил. Но комдив ответил: "Нет, своего резерва не дам. Этот батальон у меня единственный остался. Знаете, какую полосу обороны занимает наша дивизия? Вот то-то. Так что обходитесь наличными силами".
   - А Седых?
   - А что Седых? Он тоже в какой-то мере виноват в самовольстве Клетнова. Правда, его и понять можно. Ведь всего два батальона против моторизованной дивизии врага! Как тут выстоять? Вот он и решил позвонить Клетнову, рассказать про сложившуюся обстановку. Хитрил, конечно. А Клетнов, выслушав, только и спросил: "Где?" Седых и назвал ему по телефону рубеж, где у полка наибольшая слабина обозначается. Вроде бы так просто назвал, для информации. А Клетнов...
   - А что же теперь делать?
   - Что... - Иван Иванович досадливо сплюнул, сказал: - Батальон надо немедленно выводить из боя, вот что! Комдив небось и так уже рвет и мечет. Ох и будет же нам всем баня!
   Политрук начал натягивать промокшие сапоги. Я, стоя перед ним, думал. Думал о поступке нашего комбата. Что он не прав, это неоспоримо. На войне самовольство недопустимо. Может, наш батальон больше был нужен на другом направлении, где вели сегодня бой два других полка дивизии. И в то же время... Мы ведь не пропустили здесь фашистов, отбили. Вдруг это и послужит оправданием для Клетнова?
   Мои мысли прервал громкий окрик:
   - Стой, кто идет?!
   - Свои. Ищем пулеметный взвод...
   В сопровождении Карамаева к нам подошел, тяжело дыша, красноармеец. Политрук сразу же узнал его.
   - Это вы, Рябов?
   - Я, товарищ политрук. Меня послал командир роты. Приказал всем, кто здесь с вами, срочно сниматься и следовать к нему.
   Вот оно, начинается!
   - Что будем делать? - тихо спросил меня политрук.
   - Как что? Последний приказ, естественно, выполнять, - ответил я.
   - Все это верно, - задумчиво протянул политрук. И тут же спросил: - А фланг? Бросить неприкрытым фланг полка? Ведь капитан Седых приказал до прибытия смены с рубежа не уходить...
   - Что же тогда делать?
   - А вот что, - решительно сказал Иван Иванович. - Оставлять открытым фланг полка нельзя! Так что... слушай теперь мой приказ! Оставайтесь с людьми здесь, дожидайтесь смену. А уже потом присоединитесь к роте. Со старшим лейтенантом Новожиловым я этот вопрос утрясу лично.
   - Понятно, товарищ политрук.
   Иван Иванович и связной ушли.
   * * *
   И тут только я вспомнил про красноармейца Саввина. Спросил Гребенюка, готова ли могила.
   - Готова, товарищ лейтенант, - ответил он. - Здесь она, недалеко, шагов тридцать, под березкой. Место приметное.
   Оставив у пулеметов по одному человеку, я собрал взвод, построил его перед вырытой могилой. Ее дно бойцы застлали сосновыми ветками. Здесь же, рядом, лежала еще куча нарубленного лапника. Им решили прикрыть тело погибшего Саввина.
   Став на правый фланг взвода, вполголоса скомандовал:
   - Смирно! Красноармейцам Гришанову, Иванову и Селезневу выйти из строя!
   Названные бойцы вышли, встали около тела Саввина.
   - Красноармейцам Громову и Шумейко - заряжай! - Щелкнули затворы винтовок. И я коротко произнес: - Прощай, наш боевой товарищ. Мы отомстим за тебя фашистам.
   Негромко треснул троекратный ружейный салют...
   Прошло еще несколько часов. Ни старшины, ни красноармейца, ушедшего его искать, по-прежнему нет. Вестей от политрука тоже.
   Пошел мелкий, моросящий дождь. Навалилась усталость, разболелась голова. Решил прилечь под кустом на разостланную плащ-палатку. Только закрыл глаза, как сразу же в памяти всплыли картины сегодняшнего боя.
   Не знаю, сколько пролежал в таком полузабытьи. На ноги меня подняла усилившаяся артиллерийская канонада. Гитлеровцы стреляли по площадям, нанося удары то по переднему краю, то по глубине нашей обороны. Несколько снарядов залетело и к нам. К счастью, никого не задело.
   Справа и чуть впереди, захлебываясь, застрочили вражеские пулеметы. Им сразу же начали вторить автоматы, испуганными всполохами заметались в небе ракеты. С чего бы это? Ведь немцы по ночам не воюют. Заметили что-нибудь подозрительное? Или стреляют просто так, для острастки? Ночью фашисты тоже нервничают.
   Сзади послышался какой-то шум. Прислушался. Да, кто-то идет к нам. Вон звякнула обо что-то саперная лопатка, донесся приглушенный русский говор, топот ног.
   - Кто такие? - спросил вполголоса подходящих.
   - Смена, - ответил удивительно знакомый голос.
   - Жора, ты?! - не поверил я.
   - Он самый, - ответил Кузнецов охрипшим голосом. Младший лейтенант Г. И. Кузнецов вот уже более двух лет командует пулеметным взводом в 7-й стрелковой роте 3-го батальона. Мы познакомились с ним на соревновании пулеметных взводов еще в Чите. Он был женат, жил с семьей на частной квартире. Помню, однажды Кузнецов попросил меня одолжить ему до получки рублей тридцать. "Понимаешь, - объяснил он смущенно, - кое-что жена купила по хозяйству, то да се. Словом, не дотяну до дня "пехоты".
   С той одолженной тридцатки наши взаимоотношения и стали вот такими, доверительными.
   И вот теперь этот Жора (так, во всяком случае, он представился мне при нашем знакомстве) стоит передо мной. Усталый, с охрипшим голосом.
   - Значит, жив и невредим? - вырвалось у меня.
   - Как видишь, - прохрипел он, И тут же пожаловался: - Ну и ад же кромешный стоял вчера! Ни минуты передышки. Ваш батальон и "катюши" выручили нас здорово! Видел их работу? Только клочья от фашистов летели! А они все равно прут... Слушай, - неожиданно переменив тему разговора, обратился он ко мне, - а почему ваш батальон вывели из боя? Без него нам туго придется.
   - Начальству виднее, - уклонился я от прямого ответа. И в свою очередь спросил: - А куда направился наш батальон? Знаешь?
   - Туда куда-то. - Кузнецов неопределенно махнул рукой в тыл.
   - Что ж, значит, нам надо поторопиться, чтобы догнать его. Давай принимай поскорее мои владения. Сколько у тебя бойцов?
   - Шестнадцать вместе со мной. К тому же один "максим" и "дегтярь". Так Кузнецов назвал ручной пулемет системы Дегтярева.
   - Не густо... Ну что, начнем?
   Я вызвал к себе командиров отделений, и те повели людей Кузнецова на свои позиции.
   - А сколько у тебя пулеметов? - спросил Жора.
   - Два "максима" и один ручной.
   - А у нас во второй - прямое попадание мины. Расчет весь наповал, да и "максим" в металлолом превратило...
   На востоке разгоралась заря. Сводный мой взвод уже готов к движению. Но куда идти, где искать батальон? Связной, которого обещал прислать политрук, так пока еще и не прибыл.
   - Не знаю, куда и идти, - признался я Кузнецову.
   - Дуй прямо к командиру полка, - посоветовал тот. - Его командный пункт вон на той высоте. - Кузнецов показал направление. - Я дам тебе бойца, он проводит.
   Мы двинулись за проводником.
   * * *
   Командный пункт полка был оборудован наспех. Всего несколько отрытых щелей. И в одной из этих щелей, накрытой сверху лишь плащ-палаткой, находился капитан Седых.
   - У него сейчас командиры батальонов, - подсказал мне часовой, стоящий у входа.
   Отодвинув угол плащ-палатки, я втиснулся в щель. Огляделся. Командир полка сидел на корточках, держа на коленях развернутую карту. Начальник штаба, нагнувшись, подсвечивал ему карманным фонариком. Справа и слева, тоже на корточках и тоже с картами, сидели командиры 2-го и 3-го батальонов.
   - Задача понятна, товарищи? - услышал я голос Седых. - Повторяю, зарываться как можно поглубже в землю. Ни шагу назад, таков приказ! Вчера мы удержали занимаемый рубеж, нужно выстоять и сегодня. А теперь по местам.
   Когда командиры батальонов разошлись, я доложил капитану, что сдал свою позицию, но где искать сейчас свой батальон - не знаю.
   Капитан Я. И. Седых поднялся, шагнул ко мне. Взяв мои руки выше локтей, потряс их, спросил:
   - Значит, это ты прикрывал левый фланг полка? Ну, молодец! Удержался-таки вчера! А ведь было трудно, очень трудно, а? Правда, сегодня тоже не станет легче. Фашисты полезут с не меньшей силой. И если вчера они пытались прорвать нашу оборону с ходу, то сегодня будут искать в ней слабое место. Но ничего, выстоим! Ведь и полк уже не тот, понюхал, как говорится, пороху.
   Седых умолк, задумался, видимо что-то прикидывая в уме. Затем взял из рук начальника штаба карту, попросил подсветить фонариком. И, обращаясь уже ко мне, сказал:
   - Где ваш батальон, спрашиваешь? Сегодня ему предстоит задача, пожалуй, посложнее, чем он решал вчера. Давай-ка свою карту. Видишь старое Варшавское шоссе? Вот здесь. - И он ткнул пальцем в карту, показывая нарисованную синим карандашом жирную линию с аппендиксом в сторону востока. - Нанеси себе этот выступ. Вчера до моторизованного полка фашистов с танками прорвалось вдоль шоссе на стыке между нашим двести шестьдесят шестым стрелковым полком и соседней дивизией. Ваш батальон должен сосредоточиться вот здесь. - Капитан Седых нарисовал красным карандашом на моей карте кружок в лесу, что примерно в десяти - двенадцати километрах западнее деревни Кресты. - Помнишь, эту деревню мы проходили, когда следовали к фронту? До нее гитлеровцы, правда, не дошли, остановили их. И вот теперь командующий армией собирает все, что есть под руками, и направляет именно сюда. Тебе со взводом тоже следует быть там. Уяснил?
   Протянув на прощанье руку, командир полка еще раз поблагодарил меня за вчерашний бой и отпустил. Я выбрался из щели, так и не задав Седых вопроса, все время мучившего меня: что с нашим комбатом? Крепко ли ему попало за вчерашнее самовольство? Как обошлось?
   Когда подошел к взводу, личный состав, кроме Гребенюка, крепко спал. Заметив меня, ефрейтор поднялся с плащ-палатки, хотел было будить бойцов. Я подал ему знак повременить. Уже сутки, как люди почти ничего не ели, и еще неизвестно, когда же доберутся до кухни. Так что пусть хоть лишнюю минуту поспят.
   Но и спешить надо. До батальона еще часа два хорошего ходу. Притом по лесу.
   ...Багрянился восход, день обещал быть погожим. Справа гремела артиллерийская канонада, а на участке полка пока еще шла только редкая перестрелка.
   Почва в лесу после длительных дождей размокла, на сапоги налипали комья грязи. Особенно тяжело было номерам расчетов. Они несли на себе разобранные пулеметы, коробки с лентами. А в каждом расчете, кстати, осталось всего по три человека.
   На привале я спросил у стрелков, кто из них хочет стать пулеметчиком. Желающих не оказалось. Ведь все они видели, как под тяжестью станков гнулись спины моих подчиненных, как наводчики перекладывали с одного натруженного плеча на другое тела пулеметов, а подносчики обвешаны четырьмя-пятью коробками, хоть сейчас и пустыми. А каково им будет, если набить ленты патронами?
   Пришлось просто приказать двум молодым и крепким бойцам нести станки, чередуясь с моими ребятами.
   - Если понравится, - пошутил я, - то зачислю вас в пулеметный взвод на все виды довольствия.
   Эти мои слова они встретили без видимого удовольствия.
   Через два с половиной часа мы все же подошли к району сосредоточения своего батальона. И вовремя. Он уже был построен в походную колонну.
   3-я рота замыкала строй батальона. Командира же и политрука на месте не оказалось. На мой вопрос, где они, лейтенант Илларионов ответил:
   - У командира батальона. Задачу получают. - И тут же спросил: - А Вася-то, знаешь?..
   Я молча кивнул головой.
   - Мы думали, что и вас уже не увидим больше...
   - Как видишь, целы. - И тут же перешел к волновавшему меня вопросу: Где кухня, где старшина? Люди голодные, боеприпасов нет...
   И тут как раз сзади послышался зычный голос старшины роты:
   - Кто еще не завтракал, живо на кухню!
   Старшина шел вдоль строя роты. Шел в расстегнутой шинели, сбив шапку на затылок. Увидев меня с Илларионовым, направился к нам:
   - Что ж взвод-то ваш, лейтенант, не идет на завтрак? Повара ведь могут и вылить суп из котлов.
   - Не лейтенант, а товарищ лейтенант! - резко оборвал я его. - Понятно?
   - Ну пусть товарищ лейтенант, подумаешь, - передернул плечами старшина.
   - Через пятнадцать минут, товарищ старшина, накормить моих людей и выдать боеприпасы! Слышите? Засекаю время! - приказал я по-прежнему повышенным тоном. И достал часы.
   Старшина что-то пробормотал и отвернулся от меня.
   - Не выполните приказ, пойдете вторым номером к пулемету! - уже не сдержавшись, крикнул я.
   - А я вам не подчиненный. Что вы кричите на меня при всех?! - попытался было старшина сам перейти в атаку.
   - Отставить разговоры! Повторяю еще раз: через пятнадцать минут накормить второй и пулеметный взводы и выдать боеприпасы! - властно приказал я. - К тому же приведите себя в порядок! И станьте как следует, когда с вами разговаривает лейтенант!
   - С вами, товарищ лейтенант, и пошутить нельзя, - испуганно пробормотал старшина, застегивая шинель. И тут же сорвался с места, побежал к моим людям.
   Вскоре пришли командир и политрук роты. Они очень обрадовались, увидев меня. Я вкратце доложил им обо всем и подал ротному список боевого расчета 2-го взвода и своих людей.
   - О тебе спрашивал комбат, - сказал командир роты. - Ему тоже нужно доложить о твоем прибытии.
   Он тут же написал короткую записку и отправил ее с посыльным к командиру батальона. Через несколько минут красноармеец вернулся и доложил, что лейтенанта Хомуло вызывает к себе капитан Клетнов.
   - Иди! - сказал Новожилов. - Вчера тяжело ранен командир второй роты старший лейтенант Митин. Вот, вместо него... Разговор шел о тебе. Протягивая руку, пристально посмотрел мне в глаза, тихо произнес: - Желаю удачи.
   Политрук же обнял меня, похлопал по спине, сказал:
   - В бою береги себя.
   * * *
   Да, так оно и вышло. Меня назначили командиром 2-й стрелковой роты. Роты... Одно только название. В действительности же в строю всего лишь шестьдесят человек. Вот они идут, усталые, какие-то даже понурые.
   Впереди роты вышагивает высокий, крепкого телосложения политрук Н. А. Сафронов. Рядом с ним какой-то, среднего роста, младший лейтенант.
   Поравнявшись с Сафроновым, отдаю ему честь, здороваюсь за руку.
   - К нам? - спрашивает он.
   - К вам. Только что назначен вместо Митина.
   - Добре... - Политрук помолчал. А затем зачем-то уточнил: - А Семена Ивановича в голову ранило. Осколком. Жаркий вчера денек был! Видишь, что осталось от роты?
   Я молча кивнул головой. Попросил:
   - Ознакомьте меня хоть кратко с ротой. Кто командует взводами, сколько в живых командиров отделений, какое вооружение?
   - На первом взводе - вот он, младший лейтенант Елинский. - Сафронов кивнул на своего спутника. - Взводом командует два года. Вторым, третьим и пулеметным взводами командуют временно младшие командиры срочной службы. Сам понимаешь, это не средний комсостав, но вчера обстрелялись, пороху понюхали. Из оружия в роте - один станковый пулемет, шесть ручных. Остальное винтовки. Вот и все, что можно сказать.
   Вызвав командиров взводов в голову колонны, я накоротке познакомился и с ними. Не забыл вызвать и старшину. Ему строго-настрого наказал следить за своевременной доставкой во взводы боеприпасов и питания.
   Впереди завиднелась небольшая, шириной метров двести, поляна. И только мы подошли к ней, как над головами засвистели пули. Фашисты!
   Гитлеровцы били разрывными пулями. Попадая в ветки деревьев, те с резким треском лопались, разбрызгивая более мелкие осколки. И от этого создавалось впечатление, что в нас стреляют со всех сторон.
   Роты залегли, ответили огнем на огонь.
   И все-таки нужно как можно быстрее выбить автоматчиков противника, засевших на противоположной стороне поляны. Моя рота к ним ближе всех. Поэтому...
   Передаю по цепи команду: делаем из всех видов оружия два залпа, после чего - вперед. Так и поступаем. Гремят залпы, бойцы дружно поднимаются и устремляются через поляну. С противоположной стороны ее нас встречают огнем из автоматов, бьет даже один пулемет. Но порыв роты уже не остановить. Гранатами подавлен вражеский пулемет, автоматчики же, не приняв ближнего боя, скрываются в лесу.
   Позже выяснилось, что это была всего лишь разведка противника. Главные же силы гитлеровцев, сконцентрированные в мощный кулак на узком участке фронта, готовились с утра повести наступление вдоль шоссе на Подольск. Начало наступления - 8.00.
   Свой удар по нашим, еще не успевшим как следует закрепиться частям и подразделениям фашисты нанесли с двух сторон, по сходящимся направлениям. И сначала даже имели успех. Но, не сумев вовремя ввести резервы для развития прорыва (те, как оказалось, попали под огневой удар наших "катюш" и артиллерии), вначале остановились, а потом и попятились.
   В этом бою только нашим батальоном было подбито три и захвачено два исправных вражеских танка, более десятка орудий и автомашин с боеприпасами, тридцать пленных. Но и роты понесли потери. В моей 2-й стрелковой, например, осталось всего сорок девять человек. Из оружия кроме винтовок - один станковый и четыре ручных пулемета.
   После этих боев нашей дивизии было приказано временно перейти к обороне, хотя задача сбить противника с плацдарма на восточном берегу реки Нара и осталась для нее в силе...
   В ночь на 30 октября наш батальон стал в оборону на правом фланге 129-го стрелкового полка, а значит, и дивизии, оседлав при этом Варшавское шоссе. В самом центре боевого порядка батальона, как раз и седлая шоссе, заняла оборону моя рота. Справа, до излучины реки Нара, готовила опорный пункт на двух безымянных высотах 1-я рота. Ее от нас отделяла глубокая балка. Слева, охватывая небольшую березовую рощу, оборонялась 3-я рота. Ею теперь командовал лейтенант Илларионов, а старший лейтенант Новожилов принял 3-й стрелковый батальон.
   - Тебе оборонять вот эту полоску - двести метров вправо и столько же влево от шоссе. Роте придается взвод сорокапятимиллиметровых пушек и пулеметный взвод, - сказал Клетнов, ставя мне боевую задачу. - На каждого бойца иметь не менее двух противотанковых гранат и по две бутылки с горючей смесью. Зарываться в землю поглубже. Командующий немецкой танковой группой ввел вчера в бой только две моторизованные дивизии. Танковые, видимо, еще на подходе. Так что имей это в виду, жди.
   Рота приступила к отрывке огневых позиций и окопов, соединяя их между собой траншеями и ходами сообщения. Впереди заняли оборону два стрелковых взвода со станковым пулеметом в каждом. Третий же взвод, тоже со станковым пулеметом, расположился в трехстах метрах сзади, перекрывая шоссе. Рядом с ним, расставя справа и слева от шоссе по орудию, расположился противотанковый взвод. Расположился с таким расчетом, чтобы сорокапятки могли поражать танки противника и перед передним краем, и в случае, если они все-таки вклинятся в нашу оборону. Запасные огневые позиции артиллеристы подготовили невдалеке от основных. С них можно было поражать танки врага и на стыках с соседними ротами.
   Я планировал, если, конечно, успеем, отрыть по одному ходу сообщения от взводов первого эшелона в тыл, к моему КП, который расположил справа от дороги, и на позиции взвода второго эшелона и противотанковых пушек. Причем отрыть эти ходы от внешних флангов взводов, чтобы в случае прорыва противника на стыке с соседями рота, заняв круговую оборону, могла воспользоваться ими как отсечными позициями.
   Этот замысел был уже порожден опытом предыдущих боев. Особенно того, первого дня, когда прорвавшийся противник пытался выйти в тыл нашему полку.
   Когда противник начнет свое новое наступление, мы, естественно, не знали. Но все говорило за то, что это случится в ближайшие дни. Над нами то и дело пролетали в наш тыл тяжелые немецкие бомбовозы, с раннего утра и до позднего вечера в небе посменно висели "рамы". Они выискивали и фотографировали боевые порядки советских войск, подход и сосредоточение резервов, огневые позиции артиллерии. После каждого такого облета "рама" поспешно улетала к себе, а через некоторый промежуток времени над тем или иным районом нашей обороны "юнкерсы" выстраивали "чертово колесо".