Хомуло Михаил. Полк, к бою !

   Еще минут пять поговорив с нами, капитан Седых ушел. Но спустя полчаса снова позвонил по телефону. Сказал:
   - Новая вводная, Хомуло. Завтра с утра к тебе подойдет Клетнов с хозяйством и будет работать в сторону правого соседа, чтобы помочь тому восстановить положение. И еще. Третью роту оставь на месте, нам приказано расширяться влево. Понял?
   - Понял!
   - Ну действуй.
   Только положил трубку, как вошел младший лейтенант Акатьев, доложил:
   - Прибыл связной из первой роты. Принес записку от комиссара батальона.
   Развернул листок, при тусклом свете карманного фонарика увидел знакомый почерк Ивана Ивановича. Он сообщал, что в 1-й роте осталось в строю тридцать три человека. Из них в 1-м и 2-м взводах, вместе взятых, - четырнадцать бойцов, в 3-м - девятнадцать. Из оружия кроме винтовок один станковый и три ручных пулемета, одно противотанковое ружье. Боеприпасов мало. В конце записки комиссар спрашивал, кого я думаю назначить вместо выбывшего по ранению командира роты.
   Да, с этим вопросом я явно подзатянул. Ведь знал же, что 1-й стрелковой командовать практически некому. Ротный и командир 1-го взвода ранены, политрук и командир 3-го взвода ранены. Остался один замполитрука. Не его же ставить на роту. Но тогда кого же? Не дело ведь самому комиссару батальона сидеть в этой роте и практически командовать ею.
   Промелькнула мысль: "Акатьева". Но ведь и в штабе кому-то надо быть. А что, если...
   - Товарищ Акатьев, где командир взвода связи? Найдите его, и оба - ко мне...
   - Вот что, други, - сказал я, когда Акатьев и компзвода связи предстали передо мной, - в первой стрелковой не осталось ни одного командира, который мог бы принять роту. Поэтому... Младший лейтенант Акатьев, вы назначаетесь командиром первой роты! А вы, младший лейтенант Брайловский, - адъютантом батальона.
   Акатьев коротко ответил: "Есть!", а вот Брайловский молчал.
   - Разве я непонятно сказал, товарищ Брайловский? - спросил я его.
   Тот, заикаясь, наконец ответил:
   - П-понятпо, т-товарищ комбат, т-только как-то все неожиданно... Справлюсь ли?
   Понять младшего лейтенанта Я. П. Брайловского было можно. Пришел он в батальон из запаса. Срочную отслужил в частях связи младшим командиром. Затем работал учителем в средней школе. И конечно же был далек от военного дела. А тут - адъютант батальона (позднее эта должность будет называться начальник штаба батальона)! Но мусолить этот вопрос сейчас недосуг, пришлось сказать довольно резко:
   - На войне часто бывают неожиданности, товарищ Брайловский! Сколько их, к примеру, было за один только сегодняшний день, не считали? А справиться должны! Вступайте в должность. - И уже бывшему адъютанту батальона: Товарищ Акатьев, берите связного, идите в первую роту. Найдите комиссара, представьтесь ему. Затем занимаемый рубеж обороны передайте второй роте, а свою переведите ближе к резерву батальона и расположите фронтом на правого соседа. Завтра с утра вместе с пятьдесят первым полком будете контратаковать прорвавшегося на правом фланге противника. Вам придается и резерв. Есть вопросы?
   - Ясно, товарищ комбат.
   - Передайте комиссару, пусть возвращается на командный пункт батальона. Я на рассвете буду у вас.
   Акатьев козырнул, позвал связного и по ходу сообщения направился в 1-ю стрелковую роту.
   * * *
   Часам к четырем ночи были отданы все необходимые распоряжения, уточнены задачи артиллерии, подсчитаны потери в подразделениях. Старшины подвезли боеприпасы, накормили людей. Прибыл на командный пункт и комиссар батальона.
   От ужина он отказался, заявив, что плотно поел в 1-й роте.
   - Ведь готовили-то ужин на всех, а в строю едва ли треть осталась, - с горечью заметил Иван Иванович.
   Я ввел комиссара в обстановку, рассказал о задаче, которую предстоит выполнить с рассветом. Затем предложил хоть часок отдохнуть. Но Иванов заявил, что заснуть сейчас вряд ли сможет, поэтому мы вышли из блиндажа.
   Резко похолодало. Плотные тучи низко проносились над землей. Шел снег. Порывистый ветер разносил его по полю, срывал остатки сухих листьев с недалекого кустарника. Подумалось: хорошо, что, как доложил командир хозяйственного взвода, уже получено на складе полка теплое белье, валенки, варежки, а для командного состава  - дубленые полушубки. А то не за горами и тридцатиградусные морозы.
   На рассвете мы переместились на новый наблюдательный пункт, который с трудом оборудовали наши люди в замерзшем грунте. Когда располагались, все время слышали, как в тылу у противника ревели моторы танков.
   - Буксуют они у них, что ли? - проговорил кто-то.
   - Нет, прогревают двигатели, - сказал комиссар. - При такой температуре их сразу не заведешь.
   - Готовится, значит, вражина. Мало ему, что ли, вчера досталось?
   - Пусть лезет. И сегодня получит не меньше, чем вчера, - откликнулся один из бойцов. Причем сказал это как-то обыденно, спокойно, с уверенностью. И это обрадовало. Значит, почувствовали бойцы свою силу.
   В шесть часов позвонил командир полка. Доложил ему о готовности батальона выполнить поставленную задачу.
   - Начало в восемь, - сказал капитан Седых. - Давай помоги правому соседу восстановить оборону. Это ведь и в наших интересах, понял? Желаю удачи.
   О начале огневой подготовки я сообщил находившемуся рядом командиру артиллерийского дивизиона.
   - В восемь, значит, - нахмурился Жданеев. - Темновато еще будет, трудно пристреливаться. Но попробую, может, что и получится. Да и погодка сегодня не из лучших: снег, метель. - Повторил: - Попробую.
   Уточнены задачи младшему лейтенанту Акатьеву, командирам резервного взвода и охраны танков. И все же глодало сердце сомнение: мало еще опыта у Акатьева, справится ли? Решил: возглавлю атаку его роты и резерва сам.
   Состоялся разговор и с командирами 2-й и 3-й рот. Их задача заключалась в том, чтобы отражать атаки гитлеровцев с фронта, не дать им прорвать оборону батальона в тот момент, когда наше основное внимание будет обращено на правый фланг, на соседа.
   За старшим лейтенантом Ковалевым пришлось посылать связного. Он явился через несколько минут, сказал удрученно:
   - Остался один танк, комбат, понимаешь? Вернее, два, но тот, который у шоссе, снять не могу, боюсь рисковать. А одна тридцатьчетверка вчера под вечер получила повреждение ходовой части. Болванкой выбило торсион и разорвало гусеницу. Сейчас там ремонтники возятся. Глядишь, к началу событий и поставят в строй.
   - Хорошо бы, - сказал я. - Поддержать стрелков огнем из двух танков великое дело. У меня ведь в первой роте почти не осталось пулеметов. А с винтовкой много ли навоюешь? Так что ты уж поторопи ремонтников, пусть поспешат...
   - Они молодцы: работают как звери. Ведь тоже понимают. Ну, я пошел. Ковалев поправил на голове танкошлем. Еще раз уточнил: - Значит, в восемь? Добро!
   На востоке медленно, будто нехотя, занимался рассвет. Тяжелые снежные облака продолжали низко ползти с запада на восток. Мела усиливавшаяся с каждой минутой поземка. Пора было идти в 1-ю роту, еще раз уточнить задачу, подбодрить нового ротного.
   Акатьева мы с комиссаром застали в окружении бойцов. Небольшого роста, коренастый, он стоял среди них и что-то громко рассказывал, жестикулируя.
   Когда мы приблизились, младший лейтенант Акатьев скомандовал "Смирно!" и четко отрапортовал. Вид у него был какой-то воинственный. На лице и в глазах не видно и тени растерянности. Это меня обрадовало. "Молодец, подумал я. - Старается перед боем поднять настроение у подчиненных. Что ж, пусть сам и ведет их в атаку".
   Час от часу все больше светлело. Сквозь метель уже стало хотя и туманно, но все же просматриваться вчерашнее поле боя, испещренное разрывами снарядов и мин, с деревьями, у которых были сбиты верхушки. Я еще раз уточнил командиру роты замысел предстоящего боя, задачу его подразделений и соседей, рассказал Акатьеву и о действиях 51-го полка.
   Пока мы с младшим лейтенантом работали на местности, комиссар побеседовал с личным составом. За вчерашний день он здесь со многими перезнакомился, и сегодня у него шел с бойцами просто дружеский разговор. Иван Иванович давал им напутствие, напоминая, что в атаке нужно как можно больше стрелять из стрелкового оружия, поражать в первую очередь пулеметы противника. "Сегодня, - сказал он в заключение, - мы должны восстановить передний край обороны у правого соседа и надолго отбить у фашистов охоту совать свой нос к нам".
   На наблюдательный пункт мы вернулись в семь часов сорок минут. Командиры артиллерийского дивизиона и минометной роты доложили, что к артподготовке у них все готово.
   В этот момент слева в траншее послышался окрик:
   - Стой, кто идет?!
   - Свои! - узнал я голос бывшего нашего комбата, а ныне командира 51-го полка, Д. Ф. Клетнова.
   - Сюда, товарищ капитан, - позвал я его. Клетнов, а с ним еще человек восемь сопровождающих подошли к нам.
   - Не успел уйти из батальона, как уже забыли своего комбата, скрипучим голосом сказал Клетнов, протягивая мне руку.
   Доложил ему, что готов поддержать атаку полка. Для участия в артподготовке привлекаются артдивизион и минометная рота. Затем два танка и стрелковая рота переходят в контратаку вместе с подразделениями его полка.
   - Вот и хорошо. Только огонька не жалей, - попросил Клетнов. - Бить так бить врага по-настоящему! А то видишь, что получается? Если вчера мы удержались, то он возьми да и сунься к правому соседу. Не хамство ли? Но ничего, мы его сегодня проучим! Товарищ Петров! - обратился он к одному из своих командиров. - Развертывайте радиостанцию и входите в связь с командирами батальонов. Времени в обрез, надо еще командиру дивизии докладывать... Где тут у тебя, Хомуло, получше бы разместиться?
   Я посоветовал ему расположиться с группой управления в траншее справа от меня, мотивируя это тем, что рота батальона будет атаковать слева от боевых порядков его полка.
   - А отсюда управлять боем будет удобнее и вам и мне.
   - Правильно, - согласился Клетнов и посмотрел на часы.
   Я тоже взглянул на свои. Стрелки показывали семь часов сорок пять минут.
   * * *
   Да, время летело быстро. Уже почти совсем рассвело.
   Ровно в 8.00 наша артиллерия открыла огонь по противнику. На линии старого наблюдательного пункта, справа и слева от него, начали развертываться в предбоевой порядок батальоны полка Клетнова. И этим допустили непростительную ошибку. Ведь в течение вчерашнего дня траншея, где находился этот наблюдательный пункт, обстреливалась вражеской артиллерией и, естественно, была хорошо пристреляна. И теперь стоило появиться в ней батальонным колоннам, как туда сразу же полетели десятки снарядов.
   Правда, комбаты не растерялись. Броском преодолев эту траншею, подразделения полка начали уже в чистом поле развертываться в боевой порядок. А вскоре с криками "ура" батальоны ринулись на врага.
   Но что с моей 1-й ротой? Почему она не поднимается? Вон ведь даже танки Ковалева уже пошли вперед, а она...
   И тут я вспомнил. Ракеты! Ведь я предупредил Акатьева, что сигнал перехода в атаку - серия красных ракет. И вот...
   - Брайловский! Серию красных ракет в сторону первой роты, живо! крикнул я что было силы.
   В небо взметнулось несколько красных ракет. Тотчас же бойцы 1-й роты выскочили из траншей и рванулись в атаку. Я вздохнул с облегчением. И ругнул себя в душе. Потому что, увлекшись действиями батальонов полка Клетнова, напрочь забыл о сигнале для своей роты. Да-а, комбат, будь-ка в бою повнимательнее!
   Бой между тем разгорался, вступал в полную силу. Возросла плотность огня гитлеровцев по нашим наступающим подразделениям. Но бойцов уже не остановить. Вот они сблизились с врагом, пустили в ход гранаты. Умолкли фашистские пулеметы. Ну, теперь начинается кульминация боя - рукопашная схватка. Выдержат ли ее гитлеровцы?
   Нет, не выдержали! Вот они выскакивают из траншей, отходят, отстреливаясь на ходу. Огонь не прицельный, от него потерь мало, и это дает возможность нашим бойцам еще быстрее продвигаться вперед.
   Но что это? Один танк Ковалева вдруг загорелся. Экипаж выскакивает из него, отползает в сторону. Другой же танк мчится дальше, пулеметным огнем расстреливая бегущих гитлеровцев. Но вскоре тоже останавливается, поворачивает назад. Понимаю: Ковалев не рискует продолжать преследование одним танком. Что ж, все верно. Нужно беречь машину. А то, не ровен час, встретится на ее пути какой-нибудь отчаявшийся фашист с гранатой, тогда... Танки нам ой как нужны! Так что спасибо Ковалеву и на этом.
   Контратака полка Клетнова была для гитлеровцев полной неожиданностью. Ведь еще к исходу вчерашнего дня им казалось, что у русских исчерпаны все резервы. А сегодня о рассвета вдруг мощная контратака целого волка! К этому фашисты были не готовы. Кстати, на сегодняшний день они вообще не планировали каких-либо активных боевых действий даже со своей стороны. Погода-то нелетная, а без авиации... Правда, намечалось лишь снять один пехотный батальон перед левым флангом обороны нашей дивизии и к утру перебросить его против моего батальона. Придав ему несколько танков, попытаться повторить вчерашний первоначальный успех и прорваться-таки к шоссе! Именно об этом рассказал нам с Клетновым пленный лейтенант.
   Но не вышло! Смелый и своевременный маневр 51-го полка, предпринятая им контратака сорвали замысел фашистского командования.
   Кстати, выдвинутый вперед немецкий пехотный батальон тоже был разгромлен. Полк капитана Клетнова продолжал успешно продвигаться дальше.
   А наша 1-я рота, выполнив поставленную перед ней задачу, вернулась на свой прежний рубеж обороны.
   * * *
   В течение трех последующих суток в полосе обороны нашей дивизии противник не предпринимал больше никаких активных действий. Приходил в себя. Лишь на своем переднем крае гитлеровцы днем и ночью вели инженерные работы, ставили дополнительные ряды проволочных заграждений.
   Но по ночам во вражеском тылу ревели моторы, лязгали гусеницы. Это настораживало.
   - Что-то замышляют все-таки фашисты, - то и дело говорил Иван Иванович, прислушиваясь к этим ночным шумам. - Надо и нам готовиться. Как бы в ближайшее время гитлеровцы снова не перешли в наступление.
   - Готовиться... А в каком плане? С кем встречать-то будем врага? В ротах, считай, по тридцати с небольшим человек только и осталось. Оружия группового - вообще единицы, - с горечью отвечал я комиссару. - Пополнение, пополнение нужно. Иначе... Иначе и траншеи в полный профиль не помогут.
   Да, пополнение... Его ждали как манны небесной. И почти в открытую поругивали начальство - оно-то о; чем-нибудь думает или нет?!
   Думало! И предпринимало все возможное, чтобы ввести хотя бы тонюсенькую струйку свежей крови в израненные тела подразделений.
   Вскоре пополнили и мой батальон. Правда, это была снова ополченцы и добровольцы с московских заводов, учреждений и организаций. Но... Даже с помощью их мы смогли довести численность рот до семидесяти пяти человек в каждой. Не так много, но это же и не тридцать!
   И что тоже немаловажно - увеличилась в них и партийная прослойка. Теперь в каждой роте было по два-три коммуниста.
   Батальон по-прежнему оборонял шоссейную дорогу Малоярославец Подольск, или, как мы коротко именовали ее, - Варшавку. Полоса обороны дивизии была сужена до восьми километров по фронту, а для полков - до трех с небольшим. Одним словом, у командиров полков появилась возможность вывести по одному батальону во второй эшелон, создать хоть какую-то глубину обороны.
   Наш же комполка Седых, кроме того, умудрился даже создать на двух высотках, расположенных справа и слева от шоссе, противотанковый район из восьми орудий, прикрытый сводной ротой из 1-го батальона. Это еще больше эшелонировало оборону полка в глубину, усиливало ее в противотанковом отношении.
   Постоянно думали над усилением обороны и мы, командиры и политработники батальонного звена.
   - Слушай, комбат, - сказал как-то в раздумье Иван Иванович, - ты не подметил, как немецкие танки на нас наступают? Только в лоб. Боятся даже подвернуть вправо или влево, бока нам подставить. А нельзя ли заставить их это делать?
   - Можно, конечно, - ответил я комиссару. - Артиллерии бы только побольше. С разных сторон по ним бить.
   - А если все-таки подручными средствами?
   Мне становилась попятной мысль комиссара. Конечно, можно и подручными. Скажем, выкопать ров. Но для этого уйма времени требуется. Да и рабочих рук...
   Иванов же думал о другом.
   - Скажем, - после небольшой паузы продолжил он, - завал сделать...
   - К тому же в нужный момент облить его бензином и поджечь, - подхватил я его мысль.
   - А эта идея еще лучше, - одобрительно кивнул Иван Иванович. - Тогда для завалов не обязательно даже и деревья. Достаточно хвороста и соломы. И поверь, в огонь танки не полезут, побоятся, что пламя перекинется на их моторную группу. Начнут разворачиваться для обхода, а тут мы по бортам и...
   Что ж, сказано - сделано. Объяснили свой замысел командирам рот. И ночью в глубине обороны батальона соорудили несколько таких завалов.
   И вовремя! Ибо, перегруппировав войска, гитлеровцы на рассвете четвертых суток снова попытались перейти в наступление.
   Еще до восхода солнца их мощный артиллерийский огонь обрушился на оборону наших войск. А затем "юнкерсы" закрутили над нами уже знакомое "чертово колесо". Снова посыпались на землю бомбы, затем пустые бочки, обрезки рельсов, истошно завывали самолетные сирены.
   Но нервы у наших людей были уже далеко не те, что при первых бомбежках. Добрая половина личного состава побывала в боях, получила хорошую закалку, научилась выдержке. А главное - бойцы уверовали в свою силу, в надежность укрытий.
   К тому же, как уже говорилось выше, в ротах увеличилась прослойка коммунистов и комсомольцев, которые являлись цементирующей силой в среде бойцов, надежными помощниками командиров и политработников. Я, например, до сих пор помню одного из них - Алексея Кирилловича Николаева. Был он из ополченцев, до войны работал токарем на заводе имени Владимира Ильича Ленина. К нам он прибыл пулеметчиком. И вот однажды Алексей Кириллович рассказал о себе.
   Воевал еще в первую мировую. И тоже пулеметчиком. Гражданскую начал под Касторной, сражался против Деникина. Войну закончил в Крыму. Под Перекопом был ранен. Член партии с весны 1920 года. Разве такой человек дрогнет в бою? Ни за что! Напротив, он и других увлечет на подвиг личным примером.
   И таких, как А. К. Николаев, в батальоне было немало. Чем не опора для меня, командира? Да и для комиссара тоже.
   Но это - о людях. Была же и еще одна существенная деталь, повышающая боеспособность батальона. Дело в том, что и по количеству автоматического оружия, находящегося в ротах, мы уже тоже были иными. Ведь бойцы пополнения прибывали к нам, как правило, не с обычными уже трехлинейками, а с новенькими автоматами.
   Кроме того, в батальоне теперь имелось шесть "максимов" и двадцать два ручных пулемета. Все это, вместе взятое, рождало не только у нас, командно-политического состава, но и у всех бойцов уверенность в том, что фашисты не пройдут.
   * * *
   ...Казалось, не будет конца и края сплошному гулу, скрежету, грохоту рвущегося металла, завыванию сирен носящихся в воздухе самолетов. Все вокруг заволокло дымом, гарью и густой пылью. Завалило кое-где землей траншеи и укрытия.
   Особенно усиленно противник обрабатывал центр боевого порядка полка левый фланг нашего батальона и 2-й батальон, оборонявшийся слева. Здесь гитлеровские артиллеристы делали даже несколько ложных переносов огня в тыл нашей обороны, чтобы затем с новой силой обрушить его на передний край.
   Становилось ясно, что враг нанесет свой главный удар именно по центру боевого порядка полка.
   Но вот улетели самолеты, начала стихать и артиллерийская канонада. Вслед за этим на нашу оборону поползли танки и густые цепи пехоты. Кстати, танкам фашисты уже успели сделать белый камуфляж, под цвет зимнего ландшафта, а часть пехоты одели в такие же белые маскировочные халаты.
   В это время в небе появились три краснозвездных "ястребка", между ними и пятью "мессерами" завязался ожесточенный воздушный бой. Но наблюдать за ним некогда, сейчас и нам будет жарко...
   Ближе и ближе подкатывают к обороне батальонов вражеские танки. Пехота, подгоняемая окриками офицеров, тоже участила шаг.
   На наблюдательном пункте батальона напряжение. Рядом со мной стоит младший лейтенант Акатьев (он снова вернулся на должность адъютанта, передав роту лейтенанту Жарикову, прибывшему с пополнением), держит в руках ракетницу и нетерпеливо ждет моей команды. Телефонист, напрягая голос, вызывает роты, повторяя одни и те же слова: "Первая, вторая, третья, как слышите?"
   Но вот я поворачиваюсь к Акатьеву, киваю ему головой. Он вскидывает вверх руку, нажимает на спуск. С шипением уходит в небо ракета. Это сигнал: "Всем огонь!" Одновременно слышу, протяжную и громкую команду капитана Жданеева: "Натянуть шнуры!" После небольшой паузы - продолжение: "Дивизиону, энзэо "Клен" - огонь!"
   Над нами шелестят снаряды и рвутся впереди позиций 2-й роты. Столбы огня и дыма закрывают собой несколько немецких танков и бегущую пехоту.
   - Цель! - снова прозвучал голос Жданеева. - Прицел меньше...
   А вот застрочили и наши пулеметы, автоматы. В их дробь вплетаются более резкие выстрелы винтовок. Вражеские пехотинцы отвечают огнем с хода, упирая прыгающие автоматы в животы. Некоторые из них падают и больше не поднимаются.
   В бинокль хорошо просматривается вся местность перед нашей обороной. Считаю: восемнадцать танков и до полка пехоты наступает на батальон. Из них пятнадцать броневых машин и густые цепи автоматчиков целят прямо на 2-ю и 3-ю роты. Сюда же спешит и второй эшелон вражеского полка.
   Да, цепи пехоты противника очень густые. Если смотреть невооруженным глазом, то кажется - движется сплошная серо-белая стена. И только в бинокль можно разглядеть небольшие интервалы между отдельными солдатами и подразделениями.
   Некоторые танки уже открыли огонь из пушек. Бьют по нашей обороне с дальних дистанций. Мы уже знаем этот шаблонный прием, который сводится к тому, чтобы вызывать преждевременный огонь наших противотанковых средств. А затем засечь их и... Но на сей раз провокация немецких танкистов успеха не имела.
   Все наши бойцы и командиры давно усвоили, что усиленный огонь из всего оружия по танкам и пехоте противника надо открывать только тогда, когда они будут свертываться в колонны для преодоления проходов в минных полях и проволочных заграждениях. Поэтому ждут.
   ...Перед 2-й ротой фашисты уже проделали два прохода, к которым сразу же устремились восемь танков. Первой в проход вошла машина, из полуоткрытого люка которой то и дело вылетали зеленые ракеты. Значит, это танк командира. Вот бы хорошо нашим пэтээровцам подбить его непосредственно на проходе, чтобы он, встав, не дал бы возможности другим преодолеть минное поле.
   Продолжаю наблюдать в бинокль за этим танком. Вот он прошел уже половину прохода... Мне очень хорошо видно, как медленно, будто вынюхивая, ползет из стороны в сторону башня с пушкой. Матерый, видать, подлец сидит у прицела, ищет того, кто будет по нему стрелять, чтобы тут же ответить снарядом или пулеметной очередью.
   Но почему наши не стреляют? Может, погибли расчеты противотанковых ружей?
   Танк уже прошел минное поле и, набирая скорость, начинает делать разворот влево, освобождая проход для другого, следовавшего за ним всего в нескольких метрах. Но вдруг резко подпрыгивает, окутывается дымом. Наехал-таки на мину!
   - Есть один! - кричу тем, кто стоит со мной рядом. Слева же от шоссе танки противника преодолевают проход почему-то свободно. Вот уже второй миновал его, разворачивается, выгодно подставляя свой левый борт для наших противотанкистов. Пехота на бегу тоже начинает свертываться в колонны по отделениям и, поливая нашу оборону огнем из автоматов, рвется к проходам вслед за танками.
   - Почему никто не стреляет?! Пехоту, хотя бы пехоту надо отсекать от танков! - кричу я Акатьеву. Тот в свою очередь, прикрывая трубку рукой, что-то кому-то кричит по телефону.
   Вижу, как пехота с других участков тоже начинает свертываться и бежит к тому, свободному проходу.
   Что же Елинский?! Почему нет огня?
   А вот на первом проходе гитлеровцы начинают какую-то возню. Всматриваюсь в бинокль. Экипаж подбитого танка, выскочив из люков, цепляет его тросом, а шедший следом старается отбуксировать его, освободить проход.
   - Капитан Жданеев, огонь по проходам! - командую я.
   - Нельзя, товарищ комбат, можем поразить своих...
   - Тогда отсекайте за проходами пехоту.
   Перед 1-й ротой вражеская пехота тем временем залегла, а танки, потеряв одного подбитым, отошли и укрылись за складками местности.
   3-я рота по-прежнему ведет сильный огонь. Перед ее позициями танки остановились, поливают теперь пулеметным огнем все, что видят. Да, здесь им дали достойный отпор! Вон один танк горит, другой, опустив пушку вниз, тоже застыл на месте.
   А в районе обороны 2-й роты до сих пор творится что-то непонятное. Уже три фашистских танка прошли по проходу, развернулись и теперь приближаются к нашей первой траншее, ведя огонь на ходу. А вслед за ними бежит целая колонна пехоты.
   - Эх, туда сейчас хотя бы пару пулеметов! - невольно вырывается у меня.