Хомяков Петр Михайлович. Тайна царя Иоанна

   Кузнецов сразу же после Киева начал настойчиво выяснять у Патрика, почему именно так все произошло.
   – Куда мы снова плывем? Почему нельзя было переправить библиотеку из Киева самолетом? Почему нельзя было произвести расчет с ними уже в Киеве? Почему нельзя было встретиться в Киеве же с более высокопоставленными, чем Патрик, представителями Белого Интернационала?
   Примерно такие вопросы в разных вариантах задавал Кузнецов.
   Патрик поначалу не мог найти некоего правильного тона и правильных убедительных формулировок. Чувствовалось, что это у него самого вызывает досаду. Тем в большей степени злился и досадовал Кузнецов.
   Но где-то перед Запорожьем у них состоялся наконец-то разговор, во время которого взаимопонимание было достигнуто.
   – Видишь ли Святослав, – сказал тогда Патрик. – Мне кажется, что ты неправильно оцениваешь Белый Интернационал. Ты прямо-таки думаешь, что мы чуть ли не Мировое Правительство, что мы всесильны. Что стоит стране освободиться от тоталитаризма и пережитков социализма советского, китайского или кубинского образца, как тут же появляемся мы и начинаем чуть ли не командовать.
   Это не так. Более того, если бы это было так, нам бы просто нечего было делать. Сиди себе и жди, пока очередной пещерный режим, как у вас изящно выражаются, не обосрется и не рухнет сам под тяжестью собственного идиотизма.
   А мы тогда приходили бы на готовенькое. Как, опять же у вас говорят, все в белом.
   Но, во-первых, такого уровня могущества не достиг даже Запад в целом. Официальный, сильный и богатый Запад. А во-вторых, мы сами на Западе не командуем. Мы сами что-то вроде полуоппозиции. На самом Западе нам многое не нравится. И, что существеннее, мы многим не нравимся.
   И мы боремся за некие цели как внутри самого Запада, так и в странах, которые только присоединяются к западному миру. Боремся, чтобы они вступили в цивилизованное сообщество как можно более соответствующими нашим взглядам и целям. И это особенно важно для нас. Ибо именно такие страны могут стать нашей главной опорой. Мы сразу делаем их не частично своими, а своими целиком.
   Понимаешь!
   – Прекрасно понимаю. И должен сказать, идея более чем здравая.
   – Хорошо, что ты все так правильно понял, но я продолжу. Да, на Украине Запад переиграл Россию, пытающуюся сейчас возродить у себя, да и во всем вашем СНГ то, что у вас называют «совком».
   Но, во-первых, переиграл не окончательно. Здесь еще масса полевых агентов и агентов влияния Кремля. А, во-вторых, победил Запад, а не Белый Интернационал. И на Украине на уровне идей это тоже хорошо понимают.
   Поэтому возможности наши тут хотя и значительно больше, чем в России, но они не безграничны. Вот так придти с вашими сундуками в аэропорт и потрясая мобильником, из которого доносился бы командный голос некоего начальника, симпатизирующего нам, погрузиться в самолет и улететь без прохождения формальностей, мы не можем.
   Мы сами здесь не столько дипломаты, сколько агенты. Хотя нам и симпатизируют многие в украинской верхушке и украинских спецслужбах. Но ведь не только нам! Есть и люди прямо противоположных взглядов!
   Поэтому действуем мы именно как агенты.
   Теперь представив эту ситуацию, осознай свою позицию. Кто ты?
   – Мне кажется, что мы это давно обговорили. Мы в некотором роде русский отряд Белого Интернационала.
   – Правильно! Правильно. Так вот, представь себе, нужно провести определенную операцию. Для этого нужно подтянуть, деньги, связи и полевых агентов. Деньги и связи мы подтянули. А полевых агентов не хватает. Ба, да у нас здесь под рукой целый русский отряд! Впрягайтесь в выполнение общей задачи, ребята! А вы в ответ, – да нет, мы только туристы. И требуем обеспечения комфортных условий путешествия у туроператора.
   Это, что ли, твоя позиция?
   – Нет, ты чего Патрик сдурел?! Да когда русские так себя вели? Да если говорить о делах самоорганизации белых людей, то вспомни, как самоотверженны были русские добровольцы в армии буров во время англо-бурской войны. Как русские капитаны спасали бурских и русских пленных с цейлонских каторг.
   Если мы встаем под знамена, то бьемся до конца. Разумеется, если сами встали под эти знамена, а не под дулами пулеметов сталинских заградотрядов.
   – Браво, Михалыч! – сказал Патрик, ибо частенько звал профессора так.– А то, я уж думал, что вы, установив с нами контакт, уляжетесь на печи, и будете думать, что даже национальную антиимперскую революцию в России за вас сделают некие толпы «агентов Белого Интернационала», или хотя бы «агентов Запада». Нет, ребята! Деньгами, крышей на Западе, поддержкой в мировых СМИ, иногда конкретной помощью по частным вопросам, типа моей помощи вам при вывозе этой библиотеки, поможем.
   Но национальную революцию у себя в стране делать вам самим. А если оказались за бугром, в одной упряжке с нашими бойцами, то тяните эту упряжку наравне с ними как полевые агенты.
   – Я понял, дружище. И рад, что мы объяснились. Но почему ты это не сказал сразу и прямо. Мы готовы рисковать, стрелять и плыть хоть до Кейптауна, – тут Патрик как-то многозначительно улыбнулся, – но чтобы нам четко поставили задачу. Пойми теперь и ты. Допустим, ты приглашаешь меня на пикник. Я прихожу на полянку, а она пристрелена снайперами врага.
   Они, естественно, начинают в меня палить. А вы их тем самым вычисляете и потом уничтожаете.
   Так вы скажите прямо: «Михалыч, надо выйти на эту полянку и побыть живой мишенью». Я даже о своих шансах спрашивать не буду, выйду и спляшу под их прицелами что угодно. Да еще и х…м помашу.
   При этих словах Патрик рассмеялся. Улыбнулся и Кузнецов. И продолжал:
   – И если после таких плясок я не выживу, я вам, летя в страну Вечного Лета, даже слова упрека не брошу. Надо, так надо. На войне, как на войне.
   Но скажите прямо, мать вашу! Не используйте втемную! Уважайте в нас надежных соратников, а не лохов.
   Патрик задумался.
   – Отлично, что мы с тобой, наконец, поговорили. Знаешь, ваша страна представляет сейчас одну из точек, нажав на которую, можно вызвать изменение ситуации во всем мире. И Белый Интернационал это понимает. Вы нам очень важны как равноправные соратники, находящиеся на направлении главного удара.
   Нам очень важно найти с вами взаимопонимание. И мы его находим. В том числе и сейчас. В этом разговоре. Твои замечания я считаю справедливыми. И могу пообещать, что они будут учтены.
   С другой стороны я рад, что ты лучше понял, что же такое Белый Интернационал. Теперь еще раз определимся, кто есть кто.
   Ты и твоя команда.
   Кузнецов хотел его прервать уточнениями, но Патрик как будто поняв, что он хочет сказать, опередил его.
   – Я уже понял, что твоя команда это Алексей и Виталий. Тамара вам симпатизирует, а Семен ваш временный попутчик. Скорее надежный, хотя я могу и ошибаться, но вам нисколечко ни симпатизирующий.
   Итак, твоя команда это одновременно и продавцы весьма ценного товара, за который Белый Интернационал готов заплатить, и полевые агенты этого самого Интернационала, которые обеспечивают доставку этого товара, и верхушка будущего русского отдела этого Интернационала.
   Так что ты одновременно и простой продавец краденного, и командир отделения охраны некой частной международной структуры, и генерал ордена, член совета директоров той же самой структуры.
   – Четко, Патрик, четко. Молодец. Теперь все точки над «i» расставлены. Теперь, как говорил наш Суворов, я знаю свой маневр.
   – Должен сделать комплимент твоим ребятам. Они выше всяких похвал. Вот это бойцы! Ни одного вопроса. Спокойствие, полное доверие шефу, энтузиазм, интерес. Ради такого контингента мы и будем помогать Руси. Без таких парней Белый мир не сможет выжить.
   – Спасибо на добром слове, Патрик.
   И вот теперь они плыли уже по Каховскому водохранилищу. По пути отдыхая, и развлекаясь, как могли. Хотя пистолеты, после консультаций с коллегами Патрика в Киеве, решено было оставить. Более того, они из них еще и постреляли немного на каком-то стрельбище, привыкая каждый к своему стволу.
   – Ценю твой энтузиазм, – ответил Патрик на реплику Кузнецова.
   Между тем, левый берег немного придвинулся, и им стали видны большие обрывы из красной глины. Обрывы состояли как бы из долгой череды гладко отполированных водой глинистых колонн.
   – Смотри, Патрик, какое интересное явление природы, – сказал Кузнецов.
   – И все же, Михалыч, нет более красивого явления природы, чем женщина.
   – Что, не прочь полюбоваться на прелести Тамары и жаждешь, чтобы она вышла сейчас позагорать рядом с нами?
   – Ни в коем случае, Михалыч! Это же такой стресс, видеть такую прелесть и не обладать ей. Говорю тебе, как биолог по базовому образованию. При таких стрессах, выбросы катехоламинов превышают их выброс при электрошоке в разы.
   – А что такое катехоламины?
   – Долго объяснять, профессор.
   – Ладно, но все равно звучит заманчиво.
   – Так что пусть лучше уж ваш Семен не выпускает ее из койки. А то мы все здесь скончаемся от разрыва сердца. Кстати, мне кажется, что если бы в программу олимпиад был включен спортивный секс, наш подполковник уже мог бы претендовать на участие в этом виде спорта. В начале нашего путешествия он начинал как новичок. А теперь, судя по всему, становится мастером. Впрочем, с таким тренером.
   Он многозначительно замолчал.
   – Слушай Патрик, чисто ради моего просвещения, что на Западе джентльмены вот так могут обсуждать даму?
   – Обиделся?
   – Нет, интересуюсь.
   – Отличный вопрос, Святослав. Отличный. Видишь ли, на Западе нет абсолютов. В принципе можно все, но в соответствующем месте, в соответствующее время и в соответствующей форме. Византийский абсолют создан для идиотов. Которым нельзя доверить оценку ситуации и определение что в данном случае можно, а что нельзя. Поэтому для верности лучше сразу все запретить. А если не все, то как можно больше.
   – Поразительно верное понимание этой сволочной модели жизни. Ну, ничего, мы еще врежем по нему и нашей библиотекой и нашей политикой.
   Рядом раздался шорох. Они разом обернулись и увидели, что размягченные полуденным солнцем и интересной беседой не заметили, как к ним подошла Тамара.
   Она была ослепительно красива. Сейчас, под ярким южным солнцем ее волосы показались Кузнецову несколько более светлыми, чем казались раньше. Не светло-каштановые, а цвета слегка потемневшей меди. Ну, а фигура! Фигура ее была просто идеальной. В плавках у Кузнецова сразу возникло напряжение.
   – Мальчики, хотите пари?
   – Согласны, княжна.
   – Сто против одного, что вы сейчас говорили о бабах.
   Она легко и упруго присела рядом с ними, опершись спиной о какую то бухту истрепанных, но промытых дождями и забортной водой, просушенных солнцем канатов.
   – Не испачкаешься, княжна, они могут быть грязными? – сказал Кузнецов, показывая на канаты.
   – Не беспокойся, я прежде, чем примоститься здесь, посмотрела, куда сажусь. Но не уходи от ответа.
   – Пари не корректно. Это очевидно, как закон всемирного тяготения. Разумеется о бабах.
   – И по причине присутствия на борту только одной из них, вы перемывали косточки именно ей.
   – Неужели подслушивала?
   Она засмеялась.
   – Нет, просто догадалась. Эх, мальчики, по уму, по нашему ведьмовскому обычаю, надо бы мне здесь всех вас обиходить. Но, извините, Семен не поймет.
   – Извиняем, княжна. Хотя такое признание для нас несколько необычно.
   – Вам надо еще очень много в себе пересматривать, прежде чем стать неоязычниками. Византийскую заразу надо из себя выдавливать по капле. Чехов говорил, что выдавливать надо раба. Он просто не понимал, что раб и столь обожаемый в России «раб Божий» это одно и то же.
   – Эх, мальчики, – продолжила она после небольшой паузы, – беда многих политических реформаторов в том, что они не понимают роли настоящей женщины в любом проекте. Тем боле роли ведьмы.
   Последнее слово она проговорила медленно, как бы прислушиваясь к себе, и резко вскочила.
   Их кораблик дал гудок, потом другой.
   – Тревога, мальчики, – тихо сказала она и кинулась внутрь корабля.
   – Ты що, сказився! – раздался истерический голос за бортом слева по курсу.
   Кузнецов и Святослав резко вскочили. Их корабль продолжал давать гудки, но не обращая на них внимания, ему наперерез шла убогая лодчонка, как будто желая их протаранить. Мужик, сидевший там ругался на южно-украинском суржике, мешая русские и украинские слова, осыпая бранью их капитана, который якобы таранил его лодку.
   Слева по борту, но уже сзади, нарастал шум мотора. К ним подходил милицейский катер.
   – Остановиться! – приказали с катера.
   Капитан отдал соответствующий приказ в машинное отделение и корабль стал.
   – Святослав, прикрывать меня до последней возможности. Я должен успеть дозвониться, – шепнул Патрик, исчезая в люке.
   Катер ловко пришвартовался. Из него на палубу быстро взобрались три человека. Четвертым был тот мужичок с лодки, который при ближайшем рассмотрении оказался отнюдь не плюгавым. Подтянутый, жилистый, быстрый в движениях, с цепким, настороженным взглядом.
   Пришедшие быстро рассыпались по палубе. Старший подошел к невысокой рубке.
   – Капитан, вы уклонились от рекомендованного фарватера, и чуть не протаранили эту лодку. Поворачивайте в Верхний Рогачик. Там составим соответствующий протокол. Кстати, проверим правильность оформления груза.
   Старший говорил по-русски. Без южного акцента.
   – Командир, если составлять протоколы, то лучше в Великую Лепетиху, там ваше отделение.
   – Прекратите пререкания! Выполняйте!
   Пришедшие, среди которых человек с лодки вел себя как свой, между тем быстро обшарили палубу и устремились к люку. Кузнецов неловко стал у них на пути.
   – В чем дело, панове? – спросил он, мешая тому, кто хотел пройти вовнутрь. – Корабль зафрахтован мною, это мой груз и почему вы по такому надуманному основанию меняете курс? В, конце концов, покажите документы!
   У люка уже сгрудились двое, пытаясь, пока еще вежливо оттащить его от люка.
   – Болваны! – заорал старший. – Дайте ему пинка, и быстро вниз.
   Кузнецову ловко заломили руки. Но это заняло двух человек. И в люк бросился один.
   «Можно было бы замочить их», – подумал Кузнецов. Но тут снизу донесся шум. Один из державших Кузнецова отпустил его и бросился вниз. Оставшийся ослабил хватку. И тут Кузнецов голой пяткой ударил его в подъем стопы. Хватка еще больше ослабла, и Святослав что есть силы въехал державшего локтем назад в солнечное сплетение.
   Тот съежился и отпустил профессора. Но в это время к ним подскочил старший и огрел чем-то Кузнецова по затылку.
   Когда Кузнецов очнулся, то увидел, что полулежит на палубе рядом с той бухтой каната, где недавно сидела Тамара. Самой Тамары не было видно. А рядом с Кузнецовым сидели, прикованные друг к другу наручниками Виталий и Алексей. Было видно, что им досталось в потасовке.
   На палубе же было уже не четверо, а пятеро чужаков. Наверное, милицейский катер тащился за ними на буксире. И пятый из налетчиков в милицейской форме поднялся на палубу.
   Мыльников стоял рядом со старшим и хмуро слушал его.
   – Очнулся, герой, – обернулся к нему старший. – Сашко, наручники на него не забудь.
   К Кузнецову подошел не милиционер, а мужик из лодки и пристегнул его наручниками к какой-то скобе на палубе.
   Корабль шел довольно медленно. Впереди, слева по курсу виднелся мыс, за которым надо было поворачивать в залив, где находилась уединенная пристань Верхнего Рогачика.
   Кузнецов хорошо представлял по карте местность, и сразу понял, что в Рогачик их везут отнюдь не для составления протокола. Ближайший населенный пункт находился в полутора километрах. И пристань вполне возможно, вообще была сейчас пуста.
   А если там, на пустой пристани ждут именно их? Ждут без посторонних свидетелей?
   – Капитан, прибавь ходу, – властно крикнул старший.
   Кораблик чуть-чуть прибавил ходу. Так, только чтобы обозначить выполнение приказа.
   Старший, между тем, обратился к Мыльникову:
   – Так, так, пан подполковник, вас тут ищут по всей России и окрестным странам, а вы оказывается, просто отпуск решили продлить. А может вас действительно похитили эти бандиты? И вы по каким-то причинам не хотите сейчас этого говорить? Так вы не стесняйтесь. Тут все под контролем. А в Верхнем Рогачике вообще все будет еще надежнее.
   Старший хотел что-то еще сказать капитану, наверное, чтобы тот не валял дурака, а прибавил ходу
   Но откуда-то сзади и слева послышалось легкое жужжание, стремительно усиливающее и переходящее в рев. Над корабликом завис вертолет. Из него в мегафон рявкнули.
   – Остановиться!
   Капитан немедленно дал приказ «Стоп машина!».
   На палубе растерялись. В это время вертолет еще немного снизился, и из него на палубу по тонкому канату стали по одному спускаться люди.
   Старший помедлил совсем недолго и крикнул «Огонь!». Двое из налетчиков вскинули автоматы, которые у них откуда-то теперь были.
   Но в это время из люка раздалось два выстрела. Один из автоматчиков рухнул на палубу, а другой выронил автомат из простреленной руки.
   Из люка стремительно выскочила Тамара. А за ней Патрик. Он стрелял на ходу, сняв еще одного из нападавших.
   Старший стал разворачиваться в сторону Тамары, выхватывая пистолет, но стоявший рядом Мыльников что есть силы двинул его в челюсть. Надо сказать, удар был так себе. Но его хватило, чтобы старший на мгновение потерял равновесие.
   Дело довершил Кузнецов, с трудом дотянувшись, он, оставаясь лежать, подсек ногу старшего, и тот упал на палубу. Впрочем, пистолет он не выронил.
   Между тем, с вертолета уже спустились два человека, которые вместе с Патриком и Мыльниковым навалились на мужика из лодки, оказавшегося самым ловким, сильным и подготовленным.
   Лежавшего старшего они, видимо посчитали отключенным. А зря. Он быстро достал мобильный телефон и начал судорожно давить на клавиши. Судя по всему, он хотел быстро отправить заранее заготовленную смс.
   – Мужики, старшого держите, – заорал Кузнецов.
   К тому бросился один из спустившихся и еще один, только что спрыгнувший на палубу. Мобильник был выбит из рук старшего. А сам он оказался в наручниках.
   – «Прокол», – прочитал один из спустившихся неотправленную смс… – Это який же такий прокол. Немае никоего проколу. Усе нормально.
   И добавил уже по-русски, обращаясь ко всем пленникам.
   – СБУ, господа. Капитан, продолжайте движение согласно маршруту. Запускайте машину. Эй, кто-нибудь, освободите пана профессора и его хлопцев. А вы, пани, и вправду дивчина моторная.
   И он поцеловал Тамаре руку.
   – А вы откуда про меня знаете? – кокетливо спросила она.
   – СБУ, пани, знает все.
   – Что там произошло? – строго спросил Владислав Борисович у знакомого нам милицейского генерала. На этот раз тот предстал пред ясными очами кремлевского вельможи в одном из кабинетов на Старой площади.
   – Все шло по плану. Корабль вычислили, захватили. Об этом было получено сообщение группой поддержки в Верхнем Рогачике. А потом произошел какой-то сбой. Сообщения о провале операции получено не было, но и корабль в Рогачик не пришел. Ждали до утра. Потом сообщили кому следует, начали искать.
   – Да к утру он уже в Черном море был!
   – Наверное поэтому не нашли ни в Каховке, ни в Херсоне.
   – Н-н– да, – протянул вельможа. Ждали до утра. По такой погодке, с таким вином и такими девочками, как в тех местах, можно было и больше подождать.
   – Так ведь они же не наши подчиненные, а так, симпатизирующие. Ну, за деньги, разумеется, – несколько смущенно добавил он. – Но не подчиненные.
   – Ладно, Федя, – брезгливо сказал вельможа. – Свободен.

Глава 7. Стрельба не закончилась

   – Менять будете, Кульбай Баймуратович? – спросила крупье Вика, стройная девушка с бледным, выразительным лицом и светлыми глазами. Она была стройна, но не худа. И вообще ее можно было бы даже назвать красавицей, если бы не эта бледность, это явственно чувствующееся утомление и отсутствие тонуса.
   – Вика, сколько раз говорил тебе, называй меня Колей.
   – Не могу Кульбай Баймуратович, моему папе, столько же, сколько и вам. Потом при чем тут Коля? Кульбай, это не Коля, а хозяин озера в переводе на русский.
   – Ба, ты знаешь казахский?
   – Нет, просто папа там долго работал. И у него иногда проскальзывает.
   Они сидели за столиком казино. Крупье Вика и крупный, сильный, холеный казах лет сорока пяти. В дорогом костюме, с золотым «Ролексом» на левой руке, и массивным перстнем-печаткой с крупным бриллиантом на безымянном пальце правой.
   – Ладно, дай две.
   Он посмотрел в свои карты, и сбросил две.
   – Открываемся, – сказала Вика и выложила на стол стрит флэш.
   У Кульбая оказалось каре.
   – А я думал, на этот раз выиграю. Но, не везет в карты, повезет в любви. Эй, Вадик!
   Рядом появился подтянутый молодой человек в костюме одного фасона с тем, что был на Кульбае.
   – Как там наш кастинг? Позовите. А ты, Вика раздавай.
   Он сделал ставку. Между тем к столику подошли три девушки. Типичные центровые проститутки.
   – Вадик, я же говорил, не таких типичных. Это так пошло. Дай им по триста баксов за беспокойство, и пусть они уйдут.
   Так, этот посетитель казино дал трем девкам с Тверской за минуту стояния перед ним четыре месячных зарплаты заведующего отделением в районной больнице российского райцентра.
   Он снова открыл свои карты, поменял одну.
   – Теперь то точно выиграю я, – сказал он. – Стрит флэш.
   – Вы проиграли, у меня роял флэш, – сказала Вика.
   Кульбай искренне рассмеялся. В это время к нему быстро подошел Вадим и что-то шепнул на ухо.
   Кульбай поднялся.
   – Сегодня не удастся больше поиграть, Вика, но запомни, лучше тридцать лет питаться живой кровью, чем триста лет падалью.
   После этого он величественно поднялся и удалился.
   Все, что он потратил сегодня за один вечер, превышало его официальное годовое жалование генерала ФСБ. В спецслужбы новой России он пришел из КГБ, решив не возвращаться в родной Казахстан.
   И ничего, весьма процветал в этой стране, где подчиненные ему русские офицеры не дотягивали до зарплаты и одалживались у своих родителей-пенсионеров.
   Выйдя на улицу, Кульбай сел в огромный джип.
   – На Старую площадь, – бросил он шоферу.
   Джип мягко тронулся с места. За ним последовал джип охраны.
   – Чего беспокоишь так поздно старого казаха, Владислав, – спросил он, войдя в кабинет Владислава Борисовича.
   – Есть дело как раз для тебя, Кульбай.
   – Говори, дружище, говори.
   – Если позволишь, я кратко. Некая группа увезла из России много старых книга и рукописей.
   – Пусть их ищут менты и Интерпол.
   – Нет, Кульбай. Менты их искать не могут по многим причинам.
   – Достаточно одной, – рассмеялся Кульбай. – Они их не найдут.
   – И поэтому тоже. Но не будем тратить время на шутки и колкости в адрес соседей. Итак, книг примерно столько, сколько может поместиться на трех малых катерах. Как они упакованы, не знаем. Но знаем, что на конечном пути маршрута их везли вот на этом кораблике. – Он показал фото корабля, на котором плыли Кузнецов и его товарищи. – А плыли эти деятели по Днепру. – Генерал расстелил на столе заранее приготовленную карту. – Здесь наши люди этот кораблик захватили. А потом каким-то образом их самих перехватили.
   – Когда это было?
   – Позавчера.
   – И что же я должен сделать?
   – Найти этих людей и их груз. Вот их досье. – Он выложил перед Кульбаем объемистую папку. – Но с ними еще три человека. На них, к сожалению, ничего нет.
   – Фото этих трех в их досье есть?
   – Да.
   – Ладно, а когда найду? Доставить сюда?
   – Нет, уничтожь.
   Кульбай перебирал снимки.
   – И эту красавицу тоже?
   – И ее тоже.
   – А если на недельку отложить ее ликвидацию?
   – На твое усмотрение. Но в итоге ее тоже надо ликвидировать. Не обессудь. Даже, если сильно понравится.
   – Так, а груз?
   – Знаешь, мы тут долго думали и решили. Груз тоже уничтожь. Но обязательно, – он произнес это слово с особым нажимом, – уничтожь. Гарантировано. Поэтому с десяток книг и рукописей возьми и привези в качестве доказательств. А вот золотые обложки, на некоторых книгах они есть, возьми себе. Но предварительно покажи нам. Для гарантии.
   И еще, обязательно привези доказательства уничтожения захваченных пленников.
   – Это головы, что ли?
   – Если сможешь, то головы.
   – Слушай, кто из нас дикий азиат, ты, или я?
   – А тебе не все равно?
   – Вообще-то все равно.
   – Обложки вещь хорошая, но откуда я знаю, сколько они будут стоить? Деньги нужны, а не золотые обложки. Сначала на оперативные расходы. Потом в качестве приза.
   – Дюжины, а то и больше золотых обложек тебе мало? Типа этой.
   Он показал цветное фото той книги, которую удалось продать Тамаре.
   – Неплохо, но я же не купец. Продам за бесценок.
   – Ладно, сколько на оперативные, сколько за приз.
   – На оперативные триста. Приз миллион.
   – Не подавишься? Ты же у нас на службе.
   – Тогда выписывай командировочные, давай задание в письменном виде и отправляй в командировку с моими нищими подчиненными.
   – Издеваешься?
   – Как можно?! В таком кабинете, с таким человеком?!
   – Ладно, на оперативные расходы двести пятьдесят тысяч долларов. В качестве приза полмиллиона. А обложки продашь дорого, кто тебя надуть решится. Кроме того, из тех десятка книг и рукописей, что привезешь, пару-тройку отдадим тебе тоже на продажу. По нашему выбору. Но книги там ценнейшие, так что на них и на обложках до миллиона дотянешь.