Он вглядывался и вглядывался во тьму, которую не разгоняли огоньки свечей, и одновременно – куда-то внутрь себя, выделяя отдельные детали своих смутных видений и силясь разглядеть чужое лицо, скрытое под темным капюшоном. Это было очень трудно, но Роману все же удалось мысленно заглянуть под нависавшую надо лбом незнакомца ткань и даже осветить неким призрачным светом хищное зеленоглазое лицо, навсегда обветренное морскими штормами.
   Что ж, догадка оказалась верной – это был сэр Морган, человек, с которым Роману доводилось сталкиваться еще в те давние времена, когда он был не музыкантом Луниным, а доном Раймундо, арагонским дворянином, магом и чародеем, вынужденным силой обстоятельств начинать новую жизнь на британских берегах.
   В первый раз их пути пересеклись в Лондоне, при дворе короля Эдуарда Третьего, где Раймундо успешно занимался алхимией и получил золото, из которого чеканили королевские дукаты (в Британии их долго называли раймундинами).
   Конечно, он нажил там много врагов – у придворных магов иначе и не бывает… И наибольшую злобу питал к заезжему испанцу один из пэров, сэр Персиваль Морли. Говорили, что он тоже тайно занимается алхимией и посему лелеет неугасимую ненависть к своим более удачливым конкурентам.
   Каково же было удивление дона Раймундо, когда двести лет спустя, следуя в качестве монсеньора Аквавивы-и-Арагона, чрезвычайного посла папы Пия Пятого, морским путем из Рима в Мадрид, он был захвачен в плен английскими пиратами и в их предводителе Перри Моргане узнал своего давнего недруга лорда Морли.
   Видимо, за прошедшие века лорду тоже удалось получить философский камень и синтезировать вожделенный эликсир бессмертия, и он теперь вынужденно продолжал жизнь в новом обличье.
   Монсеньор Аквавива, попав в плен, был продан в рабство, откуда его выкупили друзья только через два года, полных унижений и мучений… Естественно, он поклялся отомстить проклятому английскому пирату.
   Случай к этому представился через двадцать лет, когда испанским королем овладела безумная идея силой захватить английское побережье и основать в Британии испанскую колонию. В Андалусии спешно формировали «Непобедимую армаду» для молниеносных и блистательных побед.
   Англичане, не исключая и английских пиратов, охваченных общим патриотическим подъемом, делали все, чтобы сорвать военные поставки испанцев для нужд армады, и гонялись за каждым испанским судном. Пират Морган поджидал каравеллы испанцев у пролива Гибралтар, где у них не было свободы маневра, и безжалостно расправлялся с ними. Дон Раймундо, ставший к тому времени офицером испанского флота, взял на себя операцию по уничтожению вредоносного противника.
   Корабль Моргана был обстрелян из пушек и с множеством пробоин пущен на дно. Спастись не должен был ни один пират… Но Моргана, отведавшего эликсира бессмертия, морская пучина погубить не могла. Он выплыл и много дней болтался в море, пока его не подобрал английский фрегат. Вернувшись в Лондон, он потряс соотечественников рассказами о собственном героизме. Виселицу, к которой он был заочно приговорен на родине, отменили и, напротив, щедро наградили пирата за мужественную борьбу против проклятых испанцев.
   Прошло еще несколько довольно бурных веков. Дон Раймундо, по загадочным даже для самого себя причинам осевший в холодной и тяжелой для жизни Москве, узнал, что и Морган объявился в этих краях. Теперь опасные приключения и безумные авантюры были в прошлом – Морган подвизался в роли скромного профессора, преподававшего студентам английский язык. Но, как оказалось, это поприще он избрал не случайно… Еще во времена своих пиратских скитаний он увлекся алой магией – чарами на огне и крови.
   Среди зеленой молодежи, которую профессор Морган мог легко увлечь собственной эрудицией и приобщенностью к тайным знаниям, он вербовал сподвижников и учеников. И занимался с ними отнюдь не английскими глаголами…
   Ему удалось создать нечто вроде секты, тайной организации или боевой дружины, где безоговорочно признавалась его власть. Именовалась команда Моргана Алым кланом. Молодых неофитов он обучал основам магических знаний, никогда не раскрывая все тайны до конца, но даже фокусы вроде чар личины, позволяющих менять собственную внешность, воспринимались его учениками как мистическое откровение, а сам Морган – как величайший пророк и волшебник.
   И то, что Маргарита попала в сферу интересов клана Моргана, было очень опасно…
   Что ж, теперь Роман знал, кто именно вступил в борьбу за душу молодой колдуньи. А древние не зря говорили: предупрежден – значит, вооружен.
   И еще они говорили: статус человека определяется силой его врагов. Авторитет Маргариты в магическом сообществе явно возрос, раз сам сэр Морган проявляет интерес к вовлечению этой прекрасной дамы в свои сети…
 
   Довольно далеко от Москвы, в безлюдном месте на берегу большой реки возвышался холм, который редкие побывавшие тут люди именовали Лысой горой.
   Гора, если считать горой обычный, хотя и высокий холм, и вправду была лысой. Настолько, насколько вообще может быть лысой гористая местность. Деревья переставали попадаться на полпути к плоской вершине, и только несколько кривых кустиков торчали наверху, производя тот же самый эффект, что и жалкий пушок на макушке облысевшего человека.
   Нынешним вечером на «лысине» горы ярко пылал большой костер, и в его мерцающем свете мелькали темные фигуры. На Лысой горе обычно собирались ведьмы, и как раз наступил час традиционного шабаша. Это было одно из восьми главных праздничных сборищ года – Имболк, ночь огней, время очищения, обновления и подготовки к окончанию зимы, к возвращению солнечного света… Недаром его издревле праздновали в начале февраля, ведь февраль, februare, и означает «очищение»…
   Правда, если в теплых европейских странах февраль и вправду символизирует окончание зимы, то на среднерусских широтах зима еще в полном разгаре. Но традиция есть традиция.
   Указания но характеру празднования Имболка, содержащиеся в друидических трактатах, приятны и незатейливы: «Отведать всякой пищи по порядку – вот что следует делать в Имболк, – омыть руки, ноги, голову…»
   Праздничные омовения ведьмы проводили не на Лысой горе, ввиду неподходящих природных условий, а в других, более располагающих к принятию водных процедур местах. На шабаш все являлись уже свежевымытыми и лишь символически омывали лицо и руки. Тем не менее подготовительной суеты перед наступлением Имболка все равно оказалось много.
   Что там происходило, было совершенно неясно – кружевная тень рваного облака периодически закрывала луну, и лишь отблески костра освещали большую поляну, по которой кружились темные призрачные тени… Можно было подумать, что ведьмы готовятся творить злые чары, если бы чей-то голос вдруг не вскричал с капризной интонацией:
   – Ты хочешь сказать, что мы все принесли салат «оливье»? Девочки, ну надо же было заранее договориться о меню! Я, к примеру, могла бы сделать «цезарь» или хотя бы «техасский салат» с ветчиной и кукурузой!
   – О чем речь? – отозвался другой голос, обладавший стальными интонациями привыкшего командовать человека. – Преврати одну из мисок с «оливье» в миску с «техасским», если тебе так угодно, и не порти другим праздник. У нас настоящий пикник – костер такой яркий, сидим так уютно. Только гитары не хватает, и твое ворчание тут лишнее… Надеюсь, термос с горячим кофе кто-нибудь прихватил?
   Ведьмы, надо сказать, не так уж сильно отличаются от обычных людей и тоже любят отдохнуть на природе в хорошей компании. Особенно если им древними традициями предписано отведать всякой пищи по порядку…
   Художников, писателей и кинематографистов всегда привлекали такие темы, как шабаши ведьм, хотя обыкновенные творческие люди имеют несколько искаженное представление о том, что там на самом деле происходит. Среднестатистические творцы слишком много времени проводят в душных, прокуренных комнатах, вперившись в экран монитора и предаваясь фантазиям, вместо того чтобы выйти на свежий воздух и приглядеться к природному течению жизни.
   И что они могут навоображать за своими компьютерами касательно шабаша ведьм – скорее всего, пресловутые танцы нагишом в неверном лунном свете? Даже в странах с теплым климатом это не слишком популярное развлечение, а уж в России и в летнюю пору редко выпадают такие ночи, когда хотелось бы раздеться в ночной прохладе и попрыгать среди оголтелого комарья. А что говорить про раннюю весну или позднюю осень – брр! Зимние пляски нагишом по пояс в снегу можно даже не обсуждать. Нормальным разумным ведьмам это обычно и в голову не приходит в силу полной противоестественности таких развлечений.
   Или, скажем, языческие боги, которым ведьмы должны поклоняться… По мнению лиц с художественным воображением, представители языческого бестиария непременно появляются на сборищах ведьм и вносят в атмосферу шабаша нотки вакхической распущенности.
   На самом-то деле ведьмы не такие уж поклонницы древних богов – им ведь постоянно и зачастую без всякого удовольствия приходится иметь с уцелевшими языческими божествами дело. Но верить в них и истово им поклоняться? Это все равно что верить в соседа по лестничной площадке и поклоняться ему или обожествлять продавщицу из ближней булочной… Свои ведь люди! К тому же далеко не каждый из языческих богов, в силу специфики характера и воспитания, оказался бы к месту на Лысой горе на клановой вечеринке ведьм. Там и без них было чем заняться. Пусть уж лучше не путаются под ногами!
   Что же касается волшебных мазей, зелий, притирок и всяческих снадобий, вот они и вправду весьма популярны в среде ведьм и колдуний. Некоторые мази помогают летать, другие неплохо справляются с приступами радикулита или ранними морщинами… Большинство ведьм находятся в том почтенном возрасте, когда мази и зелья из пустого баловства превращаются в предмет первой необходимости, особенно если беспокоят суставы или, скажем, хронический бронхит, пли стянутость кожи после водных процедур… Обменяться магическими рецептами – это одно из самых важных и приятных дел, свойственных сборищам ведьм.
   Но вот если коснуться темы дружеского общения между коллегами по чародейскому цеху – с этим на шабашах сплошные проблемы. Каждая ведьма любит подчеркнуть собственную значительность и индивидуальность, вместо того чтобы восхищаться талантами товарок. Психологический конфликт сильных личностей налицо, ничего не поделаешь…
   – А что-то я Горынскую не вижу. Она опять не сочла нужным удостоить нас своим присутствием? – спросила высокая ведьма в очках, похожая на строгую учительницу математики. – Начинающим не стоило бы пренебрегать помощью коллектива единомышленников… Но некоторые любят показать, что они умнее всех. Для ведьмы общего профиля Горынская слишком уж оригинальничает.
   – Насколько я знаю, ее просто нет сейчас в наших пределах, – отозвалась любительница кукурузного салата. – Краем уха я слышала, что она отправилась в королевство Мерлина. Не знаю, что уж ее на это сподвигло…
   Ведьмы издали разнообразные возгласы, свидетельствующие о крайнем изумлении. В свете костра было хорошо видно лицо училки, выражение которого недвусмысленно свидетельствовало – если Маргарита Горынская еще и не сошла с ума, то ей совсем недолго осталось.
   Дама, интересовавшаяся салатами (она была домашней хозяйкой, что наложило на ее облик черты домовитости и некоторой перегруженности семейными проблемами и одновременно выработало привычку требовать от окружающих беспрекословного подчинения), решила заступиться за молодую коллегу:
   – Полагаю, суть в том, что в жизни женщины рано или поздно наступает такой момент, когда ей хочется найти себя.
   – А чего ж ей тут-то себя не поискать? Чего по другим мирам болтаться?
   В разговор вступила красавица блондинка, считавшаяся модной телеведущей (неплохая карьера для особы, перешагнувшей рубеж девяностолетия; правда, почти все силы у нее уходили на чары, помогающие держать себя в должной форме и выглядеть лет на шестьдесят моложе своих лет):
   – Что толку сидеть на одном месте? Нужно почаще переезжать, чтобы чего-то в жизни добиться. Большинство людей не любят покидать насиженное место, и у тех, кто легок на подъем, всегда будет преимущество. Меняй свое окружение, меняй мужчин, меняй страны, меняй занятия – и, если все делаешь правильно, весь мир будет твоим.
   – То-то ты так и мотаешься взад-вперед! – огрызнулась училка. – Метла остыть не успевает. Но мир к твоим ногам пока так и не рухнул, как я погляжу. А вот мне все-таки интересно – кто это отправил нашу неопытную коллегу в мир Мерлина? Не иначе как без гнома Буртининкаса не обошлось! Вот они, твои чужеземцы.
   – Почему это мои? И кстати… вряд ли можно назвать Буртининкаса чужеземцем, – передернула плечами блондинка.
   – А как же его еще называть? Гном, который живет на два мира, самый настоящий чужеземец и будет. В этом-то чужеземство и заключается – чтобы и нашим, и вашим… Добрые-то гномы сидят в своих подземельях и полезные ископаемые добывают – медь там, алмазы или изумруды, – а не Мерлинам всяким прислуживают, одной ногой в ином мире стоя.
   – Вообще-то уже не те времена, – вклинилась домохозяйка, – когда все безропотно занимались своими делами. Теперь нечасто найдешь настоящее подземелье гномов. Большинство гномов в наши дни приучились к свету белому, шастают где хотят и вообще заняты отхожим промыслом, зашибая деньги по большим городам. Известно, в городе-то гномом быть куда как легче и комфортнее – не нужно проводить жизнь под землей, в штольнях, без остановки стуча молотком, как товарищ Стаханов. И по поводу колебания цен на рынке цветных металлов и драгоценных камней беспокоиться им уже ни к чему… Но кто скажет, имеют ли они право по-прежнему считать себя гномами после этого? Потеря уважения к старым традициям – вот главная беда нашего времени.
   – Девочки, вы совсем не о том говорите, – перебила ее училка. – Что нам за дело до гномьих традиций? Лично мне интересно, как там Горынская в иных мирах плутает. Не хочу сказать, что она там непременно пропадет и сгинет, но… всякое может случиться. Лично я охотно глянула бы своими глазами, как там и что. А может, и вмешалась бы… Смотря по обстоятельствам.
   – По-моему, излишняя опека никому на пользу не пойдет, – заметила теледива. – Может быть, судьба дает ей шанс поработать над собой. Ведьма должна воспитывать в себе победительные настроения. К примеру, смело бродить по темным ночным улицам, кишащим хулиганами и бандитами. И пребывать при этом в полной уверенности, что в ее родном городе нет ничего ужаснее, чем она сама, если ее как следует разозлят. Хотя… я бы тоже одним глазком взглянула, как Горынская устроилась, из чистого любопытства. У Маргариты в таком месте, как Камелот, могут возникнуть серьезные проблемы. Она практически никогда не пользуется ведьмовством ради достижения собственных целей. А что толку быть ведьмой, если не насылаешь чары?
   – Ну вот, как всегда – вы уже намылились в королевство Мерлина, а мне не предлагаете составить вам компанию даже из простой вежливости. Я, по-вашему, должна сидеть в Москве и изнывать от любопытства? А я, между прочим, не люблю, когда нечто невысказанное витает в воздухе. И если уж я что-то не люблю, то это всегда проявляется самым неожиданным образом. Короче говоря, мало никому не покажется.
   Ни одна из ведьм при этом разговоре не выразила удивления по поводу беспардонности своих приятельниц. Обычно у ведьм нет секретов друг от друга: по своей натуре они чрезвычайно любопытны и в ведьмовской среде ничего невозможно утаить.
   Присоединившись к общему хороводу, кружившемуся вокруг костра, три подруги немного поплясали, чтобы согреться, потом выпили кофе с коньячком, закусили пирожками и вернулись к важной теме.
   – Допустим, мы могли бы махнуть в Камелот сами по себе, никак не привязывая наш визит к похождениям Горынской. Мы будем просто путешествовать и отдыхать. Ну и следить за ситуацией, конечно. А на месте разберемся, что там и как, – задумчиво сказала училка, глядя куда-то вдаль. – Жанна, у тебя ведь там крестная живет? Может быть, навестим старушку?..
   Фея-крестная, та самая, что обычно провожала Золушек на балы и наделяла принцесс при рождении всякими волшебными дарами, и вправду удалилась в архаичный Камелот, не найдя себя в новой жизни. Одним из последних даров феи-крестной был дар вечной молодости, оставленный малютке Жанне девяносто три года назад… И этот дар до сих нор оставался со своей обладательницей, хотя и несколько поблек с годами и требовал все больше усилий от Жанны по поддержанию собственной неувядаемой юности.
   – Навестить крестную можно, я не возражаю, – ответила она. – Но учтите – у старушки развилась страшная рассеянность, и вообще, склероз ее мучает. Так что возможны кое-какие эксцессы. У крестной, к примеру, просто мания какая-то развилась по поводу тыкв. Вечно она превращает их в кареты. Как увидит где-нибудь тыкву, сразу хвать свою волшебную палочку и делает карету на колесиках. К большому неудовольствию тех, кто эти тыквы выращивает, – им, может, кареты вовсе и ни к чему, им, может, тыквенной каши хотелось бы… а во дворе вместо спелой тыквы экипаж катается! И изволь дожидаться полуночи, пока получишь свою расколдованную тыкву обратно, да еще в побитом виде. Уже набралось много жертв этих сомнительных экспериментов.
   – Да и ладно, – отмахнулась домохозяйка, не привыкшая уделять внимание подобным мелочам. – У всех свои слабости. Игры с тыквами выглядят вполне безобидно. Надеюсь, при всей своей рассеянности она тебя узнает. А пару тыкв можно прихватить с собой в качестве гостинца для старушки – пусть себе делает кареты, если уж такая блажь пришла… Значит, договорились – завтра собираемся в вояж. Нам тоже не помешает слегка взбодриться.
   – Ох и сложное это дело – обязанности подлинной ведьмы, – вздохнула Жанна. – Только и делаешь, что взбадриваешься.

ГЛАВА 8

   Трое пришельцев, въехав в мощенный каменными плитами двор замка Камелота, спешились и передали поводья своих коней подбежавшим пажам.
   Между тем послышались звуки рога и во двор стремительно ворвалась кавалькада.
   – Эй, не въезжала ли в замок знатная фея по имени Маргарита? – закричали они. – Куда же ее светлость подевалась? Король выслал нас навстречу гостье, которой по знатности рода не подобает путешествовать без свиты. Но мы проскакали по дороге до самых границ королевства и нигде не встретили направлявшейся к замку молодой дамы… Непонятно, как мы могли разминуться, но все же… Стражи ворот, отвечайте, не вступал ли кто-нибудь в замок?
   – В замок вступили две дамы, одна из которых рыцарь, и еще один рыцарь, который сперва был без дамы, а потом стал рыцарем той дамы, которая и сама рыцарь.
   – Тьфу, – сплюнул старший из конников. – Ты сам-то понимаешь, что ты несешь, стражник?
   – Слышишь, о чем они говорят? Не из-за тебя ли тут случился переполох? – прошептала на ухо Маргарите Валька. – Сдается мне, что ты и есть та знатная фея Маргарита, которую эти олухи потеряли. Небось проскакали мимо нас по дороге, пока мы у ручья делали себе лошадок…
   – Фея Маргарита – могущественная колдунья, и король не простит, если мы ее чем-то обидим, – продолжали стенать конники. – А его величество лучше не злить! Это может выйти боком всему Камелоту… Говорят, фея прибыла из далекого мира, из королевства по имени «Москва», где ей нет равных…
   – Учитывая сомнительный успех моих первых магических опытов, можно сказать, что мне удалось создать неплохую репутацию, и за короткий срок, – бросила Маргарита валькирии и решительно выступила вперед. – Господа! Если вы ищете фею Маргариту, прибывшую из Москвы, то это я.
   Все вокруг тут же замерли в почтительных позах, словно играли в «замри-отомри», а потом принялись затейливым образом раскланиваться.
   Пара пажей, прилепившихся к Маргарите с обеих сторон, повела ее к высокой башне из серого камня. Следом за ними хвостом поплелась целая процессия – видимо, таким образом Маргарите оказывали почести.
   Она все время нервно оглядывалась, пока не увидела Вальку и подобранного той бесхозного рыцаря-неудачника, стоявших плечом к плечу. Валькирия помахала ей рукой каким-то задорно-успокоительным жестом, словно говорила: «Иди-иди, не тревожься! Нам тут и без тебя будет неплохо!»
   Что ж, Валька свой человек в этих местах и, надо думать, не пропадет. И компания рыцаря ее вполне устраивает… Но все же Маргоша из товарищеских соображений поинтересовалась:
   – А как же мои друзья?
   – Не тревожьтесь, ваша светлость, – ответствовали ей. – О ваших друзьях в замке позаботятся. Ваши друзья – наши друзья и тем паче – друзья нашего короля.
   По крутой винтовой лестнице Маргариту проводили в верхний ярус башни, где обнаружилась узкая комната со стрельчатым окном и необъятных размеров кроватью с балдахином, закрепленным на четырех витых столбиках.
   Там Маргариту ожидали четыре женщины – видимо, служанки, – встретившие гостью короля низкими поклонами.
   К ее услугам оказались большой медный таз, кувшин с теплой водой, холщовое полотенце и неплохой выбор нарядов, виденных прежде московской феей лишь в голливудских фильмах на темы раннего Средневековья. Маргарита выбрала зеленое платье, украшенное золотой сеткой, и высокий остроконечный колпак с вуалью – на картинках, иллюстрирующих сказки Перро или братьев Гримм, феи обычно изображались в подобных уборах.
   Что и говорить, убор наводил на мысль, что даме на голову водрузили большой рожок мороженого (но ведь наводил он на эту мысль только тех, кто имел привычку потреблять вафельные рожки, а таких в здешнем королевстве, надо думать, немного).
   Перед тем как облачиться в платье, пришлось еще нацепить на себя множество разнообразных предметов, назначение которых было не совсем понятным, а зеленое платье оказалось уже последним слоем, как верхние листы на кочане капусты. Маргоша, привыкнув, что под платьем не бывает почти ничего, кроме самой Маргоши (ну и еще кое-какие незначительные мелочи чисто функционального характера), наверное, и не справилась бы со средневековым нарядом без помощи и консультаций служанок. Любезные женщины к тому же помогли ей уложить соответствующим манером волосы, и фея из нее в конце концов получилась хоть куда.
   Не успели служанки водрузить высокий колпак на затейливую прическу, украшенную вплетенными жемчужинами и золотыми нитями, как Маргариту оглушил ужасающий рев множества труб и дудок.
   – Обеденный час близок, – сообщили служанки. – Слышите, ваша светлость, это трубят сигнал на обед! За трапезой вы будете представлены королю…
   За стенами замка уже темнело, на лестнице, освещенной лишь одним криво торчащим из железного гнезда факелом, было, мягко говоря, сумрачно, но Маргоше удалось преодолеть все ступеньки, не расквасив себе носа.
   Во-первых, ей помогали любезные служанки, хорошо знавшие каждую выбоину па ступеньках, а во-вторых, у нее был кое-какой опыт: в доме, где Маргоша жила до того, как бабушка оставила ей престижную квартиру в Гагаринском переулке, регулярно не горели лампочки в подъезде, и преодолевать восемь ступенек от входной двери к лифту приходилось примерно в таких же условиях.
   Вскоре перед ней забрезжил свет (казавшийся ярким только после погруженной во тьму лестницы), распахнулись двери, и чей-то голос торжественно объявил:
   – Высокочтимая фея Маргарита из рода чародеев Хорнов!
   На Маргариту устремилось множество взглядов. Оказавшись объектом всеобщего внимания, она, как обычно, почувствовала себя не в своей тарелке. Но к ней уже спешил, поднявшись из-за стола, стоявшего на высоком помосте, седовласый человек в усеянной звездами мантии.
   – Леди Маргарита, я счастлив приветствовать вас под сводами моего замка!
   Это и был король Мерлин Пятый. Он чем-то смахивал на Шопа Коннери, но, естественно, не в роли Бонда, а в роли короля Артура. Кинематографический камелотский стиль, во всяком случае, чувствовался.
   Маргарита несколько опешила, но ее вывел из растерянности знакомый шепот Вальки, донесшийся откуда-то из-за спины:
   – Поклон, поклон! Маргошка, дура, поклонись королю! Никаких благородных манер у тебя нету, леди, блин!
   Маргоша, вызвав в памяти образы дам из виденных когда-либо «костюмных» фильмов – госпожи Бонасье, леди Гвиневеры, Маргариты Валуа, – попыталась изобразить поклон вроде тех, которыми эти дамы приветствовали высокородных лиц…
   Конечно, на экране воплощали дам из разных исторических эпох Маргошины современницы, обученные старинным поклонам в театральных училищах. Во всяком случае, когда Маргарита сделала перед королем подобный реверанс, по залу пронесся восхищенный шепот – здесь подобные проявления грации были редкостью.