Карандашом, лежавшим тут же, на столе, Рэт подчеркнул одно из написанных Сыном Морехода названий. Этой чести удостоилась Аль-Басра, при кухне халифа которой служил когда-то Мореход, чей кулинарный шедевр в исполнении его сына доставил Рэту столько удовольствия (а затем и неприятностей).
Словно громом пораженный Крот застыл над столом, снова и снова перечитывая сделанную Рэтом приписку под списком городов:
Вернувшийся вскоре Сын Морехода застал его в этой позе.
— Мистер Крот, все в порядке? — спросил он.
— Увы, нет, друг мой. — Крот решил взять себя в руки. — Я, между прочим, жутко голоден, потому что ничего не ел с самого утра. Что касается Рэта, то думаю, аппетит вернется к нему с удвоенной силой, когда он проснется. И, честно говоря, я так устал, что, признаюсь, буду тебе премного обязан, если ты сам возьмешься состряпать что-нибудь там, на кухне, или на камбузе, как это у вас принято называть.
— Могу приготовить жареных ершей — вы оба их любите.
— Нет, давай придумаем что-нибудь… что-нибудь поинтереснее…
— Ну, я не знаю… Может быть, сварить яйца? Это полезно для желудка, да и вы с дядюшкой Рэтом любите ими позавтракать.
— Это верно, — согласился Крот. — Но понимаешь, боюсь, что в последнее время и моя, и его стряпня не отличались большим разнообразием. Нет ли у тебя в арсенале какого-либо экзотического, но не слишком острого или неимоверно странного блюда, которое было бы вполне по зубам и по желудку тому, кто привык к нашей обычной еде, но тем не менее хочет чего-нибудь этакого…
— Отец обычно делал для выздоравливающих после болезни одно блюдо. Оно называется «Ренданг даджинг». Кажется, у меня есть все необходимое для его приготовления.
— Раджинг данганг, говоришь? — почесал в затылке Крот.
— Нет, ренданг даджинг.Это по-малайски, а означает…
— Нет, нет, не переводи. Знать не желаю, что оно обозначает, как и то, что в него входит. Это блюдо, оно случайно не из Пенанга?
— Почти оттуда. Его готовят в одном месте в нескольких днях пути вверх по реке от Пенанга, в глубине джунглей.
— Тогда сделай, пожалуйста, одолжение — приготовь нам его.
— С удовольствием, — заявил Крысенок и взялся за дело.
Вскоре выяснилось, что для приготовления задуманного блюда требуются сухофрукты, в поисках которых Сын Морехода перерыл весь дом — от чердака до погреба. Поймав на себе недоверчивый взгляд Крота, он поспешил объяснить, что ищет всего лишь безобидные сухофрукты, под которыми подразумеваются самый обычный изюм, инжир, финики и курага.
— Ну-ну, финики так финики, — несколько успокоенный, кивнул Крысенку Крот, — делай как знаешь. Только очень прошу, обойдись, пожалуйста, безредьки, баклажанов, бананово-фасолевого соуса — хотя бы пару дней, если, конечно, тебе это не трудно!
VII НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
Погоду, которая стояла в окрестностях Реки в течение нескольких недель после неожиданного и напугавшего всех отравления Рэта, нельзя было назвать приятной. Нет, холода были не такими сильными, как тогда, в ноябре, когда лес завалило снегом, а реку сковало первым ледком, но холодный ветер, постоянные дожди со снегом, утренние заморозки — все это предупреждало о том, что зима еще проявит характер и произойдет это, по всей видимости, очень и очень скоро.
Внезапная «смертельная болезнь» Рэта, оказавшаяся на поверку обычным приступом несварения желудка, вызванным злоупотреблением вкусными, но непривычными произведениями кулинарного искусства Сына Морехода, на некоторое время превратилась в предмет шуток и вызвала всеобщее веселье по обоим берегам Реки. Пожалуй, только Крот не спешил радоваться вместе со всеми, и на это у него были свои причины: он никак не мог прийти в себя после того откровенного разговора, когда Рэт поведал ему свои тайные печали.
Кстати, и выздоровление Рэта вовсе не было таким уж полным и безоговорочным. И до того пошаливавший желудок Водяной Крысы так до конца и не оправился после столь массированного вторжения и с тех пор постоянно давал о себе знать. Боль не могла не сказываться на общем состоянии Рэта и на его настроении. Он все еще пытался изображать кипучую деятельность, брался то за одно, то за другое речное дело. Но Крот все чаще заставал своего друга подолгу стоявшим неподвижно, печально глядящим на заболевшую Реку, которая тоже никак не могла поправиться.
Чувствуя себя в какой-то мере ответственным за болезни и печали Рэта, Крот делал все, что мог, чтобы помочь ему. Он взял за правило два-три раза в неделю оставаться ночевать в домике Водяной Крысы, за что Рэт был ему очень благодарен. Присутствие друга действительно поднимало ему настроение. Если неотложные домашние дела заставляли гостя отлучаться в родной Кротовый тупик, Рэт с нетерпением ждал его возвращения и очень радовался, когда на другом берегу появлялся знакомый силуэт.
— Матрос! — раздавалась команда. — Быстро на весла! Срочно доставить Крота на этот берег, чтобы он ни одной лишней минуты не ждал на холоде.
Все было хорошо, за исключением того, что в былые времена (как признался однажды Крот своему племяннику) Рэт самбросился бы к лодке и налег на весла. Видимо, решил Крот, Рэт действительно сам не свой.Возраст ли был тому причиной или страдания Реки — но нужно было срочно искать способ вновь вдохнуть огонек жизни в потухшие глаза Водяной Крысы.
Теперь Рэт спал или просто отдыхал куда больше, чем раньше, и поэтому Крот проводил немало времени в компании Сына Морехода. Он не мог нарадоваться на Крысенка, не прекращавшего заботиться о своем усталом Капитане, скромно бравшегося за все речные дела, требовавшие его немалых навыков матросского дела, и не устававшего вспоминать о детстве, проведенном с отцом в самых разных уголках мира.
Как-то раз, посмотрев на календарь, Крот сказал:
— Затянулась что-то хандра у Рэтти. Сегодня уже первое декабря, а там, глядишь, скоро и Рождество.
— Рождество? — переспросил Крысенок. — Папа часто вспоминал его, когда рассказывал о своем детстве, но мы никогда не отмечали этот праздник.
— Что? Никогда не отмечали Рождество?! — Крот просто не верил своим ушам.
— Там, где мы жили, были другие праздники, в другое время года.
— Но это же ужасно! Так быть не должно! — не унимался Крот.
Он просто не мог подыскать подходящих слов, чтобы выразить свое отношение к тому, что Сын Морехода — уже опытный, умелый матрос, — оказывается, не знает толком, что такое Рождество.
— Папа говорил, что на Юге, там, где жарко, все по-другому. Украшенная новогодняя елка будет смешна и нелепа под палящим солнцем, да и у индейки вкус будет не тот, как и у пудинга. — Помолчав, Крысенок добавил: — А еще папа говорил, что самые счастливые дни в его жизни — это сочельники и рождественские праздники, которые он запомнил с тех пор, когда еще не начал странствовать по свету.
Крот надолго замолчал, думая о том, что раньше он даже не догадывался, как не хватает отца Сыну Морехода.
— Скучаешь по отцу? — спросил он.
Крысенок кивнул, помолчал и ответил:
— Мы с ним даже не попрощались. Вроде бы все шло хорошо, но вдруг болезнь свалила его. У него хватило сил и времени только на то, чтобы оформить отправку Королевской почтой, передать мне талисман — мой гвоздь, пожать мне лапу и сказать, что теперь мне придется самому искать свое место в жизни, а потом… потом…
Крысенок, всхлипывая, уткнулся в плечо Крота. Тот обнял его, и они еще долго стояли на берегу тихо журчащей реки, пока хмурое утро не превратилось в пасмурный день.
— Папа говорил… говорил, что…
— Что? Что он тебе говорил?
— Он говорил, что больше всего ему хотелось бы еще хоть раз в жизни отпраздновать Рождество дома. Но… ему так и не суждено было попраздновать в родных краях,
а я — ябольше никогда его не увижу.
Утерев Крысенку слезы, Крот заявил:
— Ничего, в этом году я лично прослежу, чтобы у тебя было самое веселое, самое радостное Рождество.
— И чтобы дядюшка Рэт тоже порадовался, — подхватил Сын Морехода.
— Согласен! Отличная мысль. Мы устроим вам двоим такое Рождество, которое вы никогда не забудете, праздник, который вдохнет в вас радость на целый год вперед!
Глаза Крысенка заблестели.
— А что именно мы должныделать на Рождество? — спросил он.
— Должны? Да ничего мы никому не должны. Просто задуматься на минуточку о том, чего хотелось бы твоим друзьям. Мы ведь дарим друг другу рождественские подарки и вообще окружаем себя в праздник лишь теми людьми и вещами, которые нам дороги. Ну а кроме того, есть еще специальный праздничный ужин с особым меню. Признаюсь тебе без ложной скромности, в наших местах я что-то вроде эксперта по этой части. Например, мой сливовый пудинг…
— А что такое «сливовый пудинг»?
— Да ты, похоже, и впрямь мало что знаешь о Рождестве. Ладно, потом объясню. Еще в праздник принято говорить поздравительные речи, веселые тосты — тут среди нас нет равных Тоуду. Этот наговорит чего угодно и кому угодно.
— А когда это все начинается?
— Когда начинается? А задолго до наступления праздника! Да ведь Рождество, рождественское настроение — это то, что всегда в нашем сердце, то, что помогает нам пережить долгие зимние ночи и холодное одиночество. Но вообще можно сказать, что начинается праздник в день зимнего солнцестояния, а потом достигает вершины, когда во всех домах, в каждой семье зажигают рождественский камин, а собравшиеся молча загадывают три желания: первое — чтобы был мир между нами, второе — чтобы нашли успокоение те, для кого уходящий год выдался трудным, полным забот и печалей, а третье каждый загадывает только для себя.
Так они скоротали за разговорами немало времени, и, когда настала пора возвращаться в дом Водяной Крысы, Крот сказал:
— Сейчас скажем Рэту, что нынешнее Рождество мы собираемся отпраздновать на славу, во что бы то ни стало. И не обращай внимания, если он начнет ворчать, говорить, что он уже слишком стар для всей этой ерунды, — он всегда так. Наоборот, это будет значить, что на самом деле ему становится лучше.
Впрочем, Рэт не стал возражать, и вскоре было решено, что это Рождество они отпразднуют все вместе, как и подобает дружным и любящим друг друга зверям.
Когда об этой идее сообщили Барсуку, он тотчас же заявил:
— Ну уж если собираться всем вместе, то не где-нибудь, а, сами понимаете, в Тоуд-Холле.
Тоуда уговаривать не пришлось. Он воспринял общее желание отпраздновать Рождество в его усадьбе как честь и даже комплимент его гостеприимству.
— Были, правда, времена, — вздохнул он, — когда я еще был совсем маленьким, отец открывал двери Тоуд-Холла для всех обитателей Берегов Реки и Дремучего Леса, и даже для ласок и горностаев. Но они тогда были скромнее, знали свое место и вели себя тише воды, ниже травы. Согласен, Барсук?
— С чем я согласен, так это с тем, что в былые времена вообще многое было лучше, чем сейчас, — мрачно заметил Барсук. — Я сегодня получил официальное письмо из Городского совета, ответ на мой запрос по поводу намечающегося строительства посреди Дремучего Леса. Похоже, по-доброму они не понимают. Что ж, будем сражаться до последнего! И как бы то ни было, чем бы все ни кончилось… Ладно, хватит о грустном: что будет — то будет. А пока давайте действительно приготовим и отметим Рождество так, чтобы было потом что вспомнить!
— Я думаю, нет смысла обсуждать, кому поручить подготовку праздничного стола, — конечно, большому мастеру этого дела — нашему Кроту и его племяннику! — весело предложил Тоуд.
Ответом ему был хор одобрительных возгласов и одинокий протестующий голос Крота, сообщившего, что на его кухне вряд ли удастся приготовить угощение для стольких гостей.
— Не беда, — успокоил его Тоуд, — моя кухня и весь персонал от последнего поваренка до старшей кухарки в твоем распоряжении.
— Приглашения — это мое дело, — деловито заявил Барсук. — А Портли будет моим помощником по доставке.
— Можешь воспользоваться моими именными карточками, — любезно предложил Тоуд, — все равно всех приглашаем в мою усадьбу. И не экономь на чернилах: у меня их полно!
— Что же касается игр, забав и развлечений, — продолжил Барсук, — то я думаю, что в этом деле не найти равных Выдре. Пусть он и возьмется за подготовку и организацию этой части праздника.
— Выдра, составь список игр, которых тебе не хватает, и я пошлю за ними в Город, — распорядился Тоуд.
— Украшением и сервировкой стола я бы предложил заняться Рэту, но боюсь, он сейчас не в том настроении, чтобы тратить время и силы на эти забавы. Поэтому мне кажется…
— Сэр, — подал голос Сын Морехода, — можно мне сказать?
Барсук кивнул.
— Мистер Рэт будет расстроен, если ему не поручат никакого дела, — сказал Крысенок. — В то же время сам он действительно не очень хочет что-то делать. Тогда пусть он говорит мне,своему помощнику, что нужно делать, а я уж постараюсь выполнить все указания в точности.
— Вот что такое настоящее рождественское настроение, — одобрительно закивал Барсук. — Я думаю, Кроту теперь не стоит волноваться, что Рэт перетрудится, готовясь к празднику. А терять такого мастера по расстановке всего и вся по местам мне не хотелось бы.
— И мне тоже, — тихонько добавил Сын Морехода.
Так мало-помалу все звери получили по кусочку приятных забот в подготовке общего праздника.
— А что буду делать я? — воскликнул вдруг Тоуд, неожиданно понявший, что события выходят из-под его контроля.
По правде говоря, Барсук слишком хорошо запомнил то далекое Рождество, когда отец Тоуда поручил своему сыну подготовить вечеринку. В результате Старый Тоуд взял с Барсука обещание никогда не доверять Тоуду подготовку к Рождеству.
Барсук вздрогнул, по физиономии его пробежала тень — это он вспомнил, как дорого обошлось то Рождество семье Тоуда и всем их друзьям, какие тяжелые последствия повлекли за собой некоторые невинные шутки молодой жабы. Вспомнил он и местного епископа, оказавшегося подвешенным к люстре вверх ногами, и отца нынешнего комиссара полиции, которого запеленали в разноцветную бумагу и вручили старьевщику как рождественский подарок, и — о, несправедливость! — дядю нынешнего судьи, в те времена — прокурора графства, просидевшего немалую часть праздничного вечера в темном подвале усадьбы — без единой крошки съестного.
— Ты,Тоуд? Что тыбудешь делать? — прорычал Барсук, собираясь припомнить Тоуду невеселые события той далекой зимы.
— Да, я, — просительным голосом произнес Тоуд. — Я бы тоже хотел как-то помочь, если мне разрешат. Между прочим, праздновать мы собираемся все-таки в моем доме. И если уж совсем честно, то Мастеру Тоуду тоже нужно доверить что-нибудь. Он-то ни в чем не виноват.
Барсук задумался: с одной стороны, он был бы рад держать Тоуда подальше от всех дел. С другой — исключать его из списка участников праздника было нельзя, да и не хотелось. Приходилось смириться с тем, что хозяин Тоуд-Холла, а значит, и всякого рода неприятности и неувязки будут неотъемлемой частью общего праздника. Но Барсук слишком хорошо помнил и тот праздничный вечер у себя дома, когда все шло из рук вон плохо, когда всем было скучно и как-то не по себе и только появление Тоуда поставило все на свои места, превратив собрание, напоминавшее поминки, в веселый, радостный праздник.
— Тоуд! — торжественно сказал Барсук. — Я оставил тебя напоследок, потому что именно тебя я хотел попросить…
— Проси! — воскликнул Тоуд.
— Мы все хотели поручить тебе…
— Поручайте! Я все сделаю!
— Это нелегко, но…
— Нет ничего невозможного для Тоуда из Тоуд-Холла!
— Это очень ответственное дело…
— Я готов отвечать!
— Оно потребует долгих раздумий…
— Думать — это мой конек!
— …и немало времени…
— Я поставил время себе на службу, и вот почему мне удалось столь многого и столь блестяще добиться.
— …и никто из нас не сделает это лучше тебя.
— Ну-ну. — Тоуд скромно опустил глаза, но все равно его распирало от гордости. — Кому-то дано вести, кому-то — быть ведомым; кто-то может, а кто-то — нет; кто-то — очень немногие, к числу которых принадлежу я, — могут перевернуть мир себе под стать (как сказал один поэт), другие же лишь карабкаются, прогрызая себе узкую тропинку в этом мире. Одни… короче, что именно ты собирался поручить мне?
— Подготовь речь.
— Речь? — переспросил Тоуд, не веря своим ушам.
Дело в том, что не так уж часто Барсук просил его об этой услуге. Слишком хорошо было известно, что речи Тоуда затягиваются чересчур надолго и обычно сбиваются на одну и ту же тему, а именно всестороннее и обстоятельное прославление жабьего рода-племени на отдельно взятом конкретном примере лично владельца Тоуд-Холла.
— Да, мы хотели попросить тебя подготовить рождественскую речь, — подтвердил Барсук. — Впрочем, дело это нелегкое, а у тебя, наверное, времени в обрез. Может быть, ты предпочитаешь, чтобы Крот…
— Крот? Ну ты меня насмешил! Да он двух слов связать не может, не сделав между ними длинной паузы.
— А если Рэтти? Он, наверное, уже поправится и сможет…
— Ничего он не сможет! Все его речи одинаковы: начинает разливаться соловьем по поводу моря, путешествий, дальних плаваний… А нам тут до моря — ой как далеко.
— Тогда, может быть, я сам?
— Ты? Да ты что, Барсук, совсем спятил? Нет, старина, ты пойми, я, конечно, не хотел бы показаться невежливым, но тебе придется изрядно потренироваться, чтобы выдавить твоими шутками хоть одну улыбку у гостей. Боюсь, на это тебе точно не хватит времени.
— Ну-ну, — процедил Барсук сквозь зубы.
— Так что ничего не поделаешь: придется мне браться за это дело. Ничего, время я выкроить сумею, правда боюсь, что не смогу тогда помочь вам в других делах. Знаешь что, Барсук: я чувствую, как на меня находит вдохновение. Мне срочно нужно записать великие мысли. Все, прошу меня извинить, я ухожу к себе в кабинет. Прошу прощения, дамы и господа… А кстати, дамы-то будут? А то одни «господа» звучит как-то некрасиво. А лорды ожидаются?
Бормоча подобную ерунду, Тоуд покинул общее собрание. Теперь до самого Рождества у него не будет ни единой свободной минуты, он не будет ни во что соваться, а значит, остальные могут спокойно готовиться к празднику.
Следующее утро выдалось морозным и солнечным. Почетные гости Тоуд-Холла Рэт и Крот спустились к роскошному завтраку, которым Тоуд традиционно потчевал старых друзей. Постепенно к завтракающим стали присоединяться и другие гости — Барсук, Выдра, Портли и, наконец, племянник Крота.
Тоуд вызвал всю прислугу, чтобы обитатели поместья на равных с гостями почувствовали, что дом (пусть даже роскошный особняк) и комната (пусть огромный холл) — это просто общее убежище от ненастья и спасение от опасностей, это тепло вечного очага, огонь которого должен был символизировать разжигаемый рождественский камин.
Честь зажечь праздничный камин была предоставлена Рэту. Большой зал, в котором позднее должны были накрыть рождественский стол, замер в ожидании. Вот чиркнула спичка — и первые огоньки пламени побежали по вязанке дров, осветили топку камина, отбросили первые блики на стены и окна… Со слезами на глазах смотрел Рэт на зажегшийся — для него и для всех — огонь.
— Загадал желание? — спросил Крот Сына Морехода.
— Да, — ответил тот, — чтобы был мир и покой для всех.
— А для себя?
— А у меня есть все, что мне нужно. Вы все так добры ко мне.
— Все равно у каждого из нас есть самая сокровенная мечта, желание, которое мы бережем только для себя. Загадывай же его скорее!
Крысенок повернулся к камину и долго смотрел на огонь. Затем глубоко вздохнул, и Крот понял, что желание загадано. Оставалось только надеяться и ждать, что оно исполнится.
— Всем шампанского! — завопил вдруг Тоуд, который в такие минуты отбрасывал все церемонии и на равных принимал всех, даже чистильщика обуви.
И что с того, что самые молодые ребята и девушки из прислуги становились от шампанского излишне смешливыми? Что с того, что помощник дворецкого притворно бурчал что-то себе под нос? Что с того, что кухарка, забывшись, на радостях чмокнула в щеку самого дворецкого? Если при этом Барсуку, едва сдерживающему смех, пришлось сесть и обхватить живот руками, если Крот не переставал улыбаться всем и каждому, если Выдра шутил и посмеивался, а племянник Крота и Портли откровенно хохотали, — то хозяин чувствовал себя на вершине блаженства. Он был счастлив, что всем гостям в его доме хорошо, что все они веселы и довольны, как во времена Старого Тоуда и даже во времена егоотца.
И если слуги расходились по своим комнатам и принимались за дела с отличным настроением и гордые за своего хозяина, то вовсе не потому, что он раз-другой в году угощал их бокалом шампанского. Нет, дело совсем не в этом. Просто все они знали, что в сердце мистера Тоуда, несмотря на все его странности и самовлюбленность, всегда, весь год есть место Рождеству, празднику, которым он щедро делится с ними, со своими друзьями, со своей усадьбой и со всем миром.
Но больше всех был потрясен этим праздником, конечно же, Сын Морехода. Ведь это было первое настоящее Рождество в его жизни. И все-таки, с каким бы азартом он ни играл в жмурки и в прятки, время от времени остальные замечали, как какая-то грусть пробегала по его мордочке, порой задерживаясь на ней. Тогда Крысенок старался вежливо и незаметно выйти из игры и все норовил задержаться у окна, глядя куда-то вдаль — на заснеженный сад и по-зимнему медленно текущую Реку.
— Что-то не так? — обратился к нему Племянник, знавший, что с Крысенком, как и с Рэтом, лучше всего было говорить начистоту.
— Нет, все замечательно. Просто… мне очень не хватает отца. Как жаль, что его нет с нами. Рождественский камин — онрассказывал мне об этом; елка с игрушками и свечами — у неготоже была такая; вокруг веселые взрослые и дети — онпомнил их всех; даже эти игры — онзнал и умел играть во все из них, и даже больше.
Племянник подумал и сказал:
— Мне кажется, что он сейчас был бы счастлив видеть тебя здесь, с нами, радующимся празднику. Пусть через тебя исполнится его заветное желание — справить Рождество дома, в кругу друзей.
— Согласен, — кивнул Сын Морехода. — Он действительно был бы этому рад. И все-таки насколько было бы лучше, если бы он был сейчас с нами!
Да, Рождество не было бы Рождеством без этих грустных размышлений о потерях прошедшего года, о бедах и неурядицах. Все эти мысли нужно обязательно уложить, упорядочить и дать им отдохнуть, чтобы спокойно вспомнить удачи, победы и радости, которые и дарят нам новые надежды.
— Пойдем, — негромко позвал Сына Морехода Племянник. — Всех приглашают к столу.
Огромный банкетный стол был приготовлен еще накануне. На следующее утро его еще раз протерли чистой тряпкой, накрыли белоснежной скатертью, украсили подсвечниками, вазочками, мешочками с подарками и сервировали лучшим фарфором и серебром Тоуд-Холла. В центре возвышался изящный букет из сосновых и еловых веток, украшенных золотыми и серебряными нитями.
— В течение ближайших пяти часов мне предстоит еще не раз выступить перед вами с речью, — обратился к присутствующим Тоуд, когда все гости заняли свои места за роскошным столом. — Это мое выступление — всего лишь второе за вечер.
— Третье! — поправил Выдра.
— Если не четвертое, — тихо шепнул Крот Рэту, сидевшему на почетнейшем месте — по левую руку от хозяина дома.
— В нашем роду есть традиция: на всех праздниках мой отец, мой дед, я сам и в будущем — я надеюсь — мой дорогой Мастер Тоуд — все мы произносили и будем произносить неизменный тост — за Незваного Гостя. Место этого Гостя — по правую руку от хозяина этого дома — всегда свободно. Барсук, ты лучше других знал моего отца, обычаи и традиции этого дома. Не хочешь ли ты добавить несколько слов?
Словно громом пораженный Крот застыл над столом, снова и снова перечитывая сделанную Рэтом приписку под списком городов:
«Где я хотел бы побывать, но уже никогда не буду».— Как же я был не прав, уговаривая Рэта остаться дома! — безутешно повторял Крот, сидя в кресле Рэта перед камином с атласом на коленях. — Как я был не прав!
Вернувшийся вскоре Сын Морехода застал его в этой позе.
— Мистер Крот, все в порядке? — спросил он.
— Увы, нет, друг мой. — Крот решил взять себя в руки. — Я, между прочим, жутко голоден, потому что ничего не ел с самого утра. Что касается Рэта, то думаю, аппетит вернется к нему с удвоенной силой, когда он проснется. И, честно говоря, я так устал, что, признаюсь, буду тебе премного обязан, если ты сам возьмешься состряпать что-нибудь там, на кухне, или на камбузе, как это у вас принято называть.
— Могу приготовить жареных ершей — вы оба их любите.
— Нет, давай придумаем что-нибудь… что-нибудь поинтереснее…
— Ну, я не знаю… Может быть, сварить яйца? Это полезно для желудка, да и вы с дядюшкой Рэтом любите ими позавтракать.
— Отец обычно делал для выздоравливающих после болезни одно блюдо. Оно называется «Ренданг даджинг». Кажется, у меня есть все необходимое для его приготовления.
— Раджинг данганг, говоришь? — почесал в затылке Крот.
— Нет, ренданг даджинг.Это по-малайски, а означает…
— Нет, нет, не переводи. Знать не желаю, что оно обозначает, как и то, что в него входит. Это блюдо, оно случайно не из Пенанга?
— Почти оттуда. Его готовят в одном месте в нескольких днях пути вверх по реке от Пенанга, в глубине джунглей.
— Тогда сделай, пожалуйста, одолжение — приготовь нам его.
— С удовольствием, — заявил Крысенок и взялся за дело.
Вскоре выяснилось, что для приготовления задуманного блюда требуются сухофрукты, в поисках которых Сын Морехода перерыл весь дом — от чердака до погреба. Поймав на себе недоверчивый взгляд Крота, он поспешил объяснить, что ищет всего лишь безобидные сухофрукты, под которыми подразумеваются самый обычный изюм, инжир, финики и курага.
— Ну-ну, финики так финики, — несколько успокоенный, кивнул Крысенку Крот, — делай как знаешь. Только очень прошу, обойдись, пожалуйста, безредьки, баклажанов, бананово-фасолевого соуса — хотя бы пару дней, если, конечно, тебе это не трудно!
VII НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
Внезапная «смертельная болезнь» Рэта, оказавшаяся на поверку обычным приступом несварения желудка, вызванным злоупотреблением вкусными, но непривычными произведениями кулинарного искусства Сына Морехода, на некоторое время превратилась в предмет шуток и вызвала всеобщее веселье по обоим берегам Реки. Пожалуй, только Крот не спешил радоваться вместе со всеми, и на это у него были свои причины: он никак не мог прийти в себя после того откровенного разговора, когда Рэт поведал ему свои тайные печали.
Кстати, и выздоровление Рэта вовсе не было таким уж полным и безоговорочным. И до того пошаливавший желудок Водяной Крысы так до конца и не оправился после столь массированного вторжения и с тех пор постоянно давал о себе знать. Боль не могла не сказываться на общем состоянии Рэта и на его настроении. Он все еще пытался изображать кипучую деятельность, брался то за одно, то за другое речное дело. Но Крот все чаще заставал своего друга подолгу стоявшим неподвижно, печально глядящим на заболевшую Реку, которая тоже никак не могла поправиться.
Чувствуя себя в какой-то мере ответственным за болезни и печали Рэта, Крот делал все, что мог, чтобы помочь ему. Он взял за правило два-три раза в неделю оставаться ночевать в домике Водяной Крысы, за что Рэт был ему очень благодарен. Присутствие друга действительно поднимало ему настроение. Если неотложные домашние дела заставляли гостя отлучаться в родной Кротовый тупик, Рэт с нетерпением ждал его возвращения и очень радовался, когда на другом берегу появлялся знакомый силуэт.
— Матрос! — раздавалась команда. — Быстро на весла! Срочно доставить Крота на этот берег, чтобы он ни одной лишней минуты не ждал на холоде.
Все было хорошо, за исключением того, что в былые времена (как признался однажды Крот своему племяннику) Рэт самбросился бы к лодке и налег на весла. Видимо, решил Крот, Рэт действительно сам не свой.Возраст ли был тому причиной или страдания Реки — но нужно было срочно искать способ вновь вдохнуть огонек жизни в потухшие глаза Водяной Крысы.
Теперь Рэт спал или просто отдыхал куда больше, чем раньше, и поэтому Крот проводил немало времени в компании Сына Морехода. Он не мог нарадоваться на Крысенка, не прекращавшего заботиться о своем усталом Капитане, скромно бравшегося за все речные дела, требовавшие его немалых навыков матросского дела, и не устававшего вспоминать о детстве, проведенном с отцом в самых разных уголках мира.
Как-то раз, посмотрев на календарь, Крот сказал:
— Затянулась что-то хандра у Рэтти. Сегодня уже первое декабря, а там, глядишь, скоро и Рождество.
— Рождество? — переспросил Крысенок. — Папа часто вспоминал его, когда рассказывал о своем детстве, но мы никогда не отмечали этот праздник.
— Что? Никогда не отмечали Рождество?! — Крот просто не верил своим ушам.
— Там, где мы жили, были другие праздники, в другое время года.
— Но это же ужасно! Так быть не должно! — не унимался Крот.
Он просто не мог подыскать подходящих слов, чтобы выразить свое отношение к тому, что Сын Морехода — уже опытный, умелый матрос, — оказывается, не знает толком, что такое Рождество.
— Папа говорил, что на Юге, там, где жарко, все по-другому. Украшенная новогодняя елка будет смешна и нелепа под палящим солнцем, да и у индейки вкус будет не тот, как и у пудинга. — Помолчав, Крысенок добавил: — А еще папа говорил, что самые счастливые дни в его жизни — это сочельники и рождественские праздники, которые он запомнил с тех пор, когда еще не начал странствовать по свету.
Крот надолго замолчал, думая о том, что раньше он даже не догадывался, как не хватает отца Сыну Морехода.
— Скучаешь по отцу? — спросил он.
Крысенок кивнул, помолчал и ответил:
— Мы с ним даже не попрощались. Вроде бы все шло хорошо, но вдруг болезнь свалила его. У него хватило сил и времени только на то, чтобы оформить отправку Королевской почтой, передать мне талисман — мой гвоздь, пожать мне лапу и сказать, что теперь мне придется самому искать свое место в жизни, а потом… потом…
Крысенок, всхлипывая, уткнулся в плечо Крота. Тот обнял его, и они еще долго стояли на берегу тихо журчащей реки, пока хмурое утро не превратилось в пасмурный день.
— Папа говорил… говорил, что…
— Что? Что он тебе говорил?
Утерев Крысенку слезы, Крот заявил:
— Ничего, в этом году я лично прослежу, чтобы у тебя было самое веселое, самое радостное Рождество.
— И чтобы дядюшка Рэт тоже порадовался, — подхватил Сын Морехода.
— Согласен! Отличная мысль. Мы устроим вам двоим такое Рождество, которое вы никогда не забудете, праздник, который вдохнет в вас радость на целый год вперед!
Глаза Крысенка заблестели.
— А что именно мы должныделать на Рождество? — спросил он.
— Должны? Да ничего мы никому не должны. Просто задуматься на минуточку о том, чего хотелось бы твоим друзьям. Мы ведь дарим друг другу рождественские подарки и вообще окружаем себя в праздник лишь теми людьми и вещами, которые нам дороги. Ну а кроме того, есть еще специальный праздничный ужин с особым меню. Признаюсь тебе без ложной скромности, в наших местах я что-то вроде эксперта по этой части. Например, мой сливовый пудинг…
— А что такое «сливовый пудинг»?
— Да ты, похоже, и впрямь мало что знаешь о Рождестве. Ладно, потом объясню. Еще в праздник принято говорить поздравительные речи, веселые тосты — тут среди нас нет равных Тоуду. Этот наговорит чего угодно и кому угодно.
— А когда это все начинается?
— Когда начинается? А задолго до наступления праздника! Да ведь Рождество, рождественское настроение — это то, что всегда в нашем сердце, то, что помогает нам пережить долгие зимние ночи и холодное одиночество. Но вообще можно сказать, что начинается праздник в день зимнего солнцестояния, а потом достигает вершины, когда во всех домах, в каждой семье зажигают рождественский камин, а собравшиеся молча загадывают три желания: первое — чтобы был мир между нами, второе — чтобы нашли успокоение те, для кого уходящий год выдался трудным, полным забот и печалей, а третье каждый загадывает только для себя.
Так они скоротали за разговорами немало времени, и, когда настала пора возвращаться в дом Водяной Крысы, Крот сказал:
— Сейчас скажем Рэту, что нынешнее Рождество мы собираемся отпраздновать на славу, во что бы то ни стало. И не обращай внимания, если он начнет ворчать, говорить, что он уже слишком стар для всей этой ерунды, — он всегда так. Наоборот, это будет значить, что на самом деле ему становится лучше.
Впрочем, Рэт не стал возражать, и вскоре было решено, что это Рождество они отпразднуют все вместе, как и подобает дружным и любящим друг друга зверям.
Когда об этой идее сообщили Барсуку, он тотчас же заявил:
— Ну уж если собираться всем вместе, то не где-нибудь, а, сами понимаете, в Тоуд-Холле.
Тоуда уговаривать не пришлось. Он воспринял общее желание отпраздновать Рождество в его усадьбе как честь и даже комплимент его гостеприимству.
— Были, правда, времена, — вздохнул он, — когда я еще был совсем маленьким, отец открывал двери Тоуд-Холла для всех обитателей Берегов Реки и Дремучего Леса, и даже для ласок и горностаев. Но они тогда были скромнее, знали свое место и вели себя тише воды, ниже травы. Согласен, Барсук?
— С чем я согласен, так это с тем, что в былые времена вообще многое было лучше, чем сейчас, — мрачно заметил Барсук. — Я сегодня получил официальное письмо из Городского совета, ответ на мой запрос по поводу намечающегося строительства посреди Дремучего Леса. Похоже, по-доброму они не понимают. Что ж, будем сражаться до последнего! И как бы то ни было, чем бы все ни кончилось… Ладно, хватит о грустном: что будет — то будет. А пока давайте действительно приготовим и отметим Рождество так, чтобы было потом что вспомнить!
— Я думаю, нет смысла обсуждать, кому поручить подготовку праздничного стола, — конечно, большому мастеру этого дела — нашему Кроту и его племяннику! — весело предложил Тоуд.
Ответом ему был хор одобрительных возгласов и одинокий протестующий голос Крота, сообщившего, что на его кухне вряд ли удастся приготовить угощение для стольких гостей.
— Не беда, — успокоил его Тоуд, — моя кухня и весь персонал от последнего поваренка до старшей кухарки в твоем распоряжении.
— Приглашения — это мое дело, — деловито заявил Барсук. — А Портли будет моим помощником по доставке.
— Можешь воспользоваться моими именными карточками, — любезно предложил Тоуд, — все равно всех приглашаем в мою усадьбу. И не экономь на чернилах: у меня их полно!
— Что же касается игр, забав и развлечений, — продолжил Барсук, — то я думаю, что в этом деле не найти равных Выдре. Пусть он и возьмется за подготовку и организацию этой части праздника.
— Выдра, составь список игр, которых тебе не хватает, и я пошлю за ними в Город, — распорядился Тоуд.
— Украшением и сервировкой стола я бы предложил заняться Рэту, но боюсь, он сейчас не в том настроении, чтобы тратить время и силы на эти забавы. Поэтому мне кажется…
— Сэр, — подал голос Сын Морехода, — можно мне сказать?
Барсук кивнул.
— Мистер Рэт будет расстроен, если ему не поручат никакого дела, — сказал Крысенок. — В то же время сам он действительно не очень хочет что-то делать. Тогда пусть он говорит мне,своему помощнику, что нужно делать, а я уж постараюсь выполнить все указания в точности.
— Вот что такое настоящее рождественское настроение, — одобрительно закивал Барсук. — Я думаю, Кроту теперь не стоит волноваться, что Рэт перетрудится, готовясь к празднику. А терять такого мастера по расстановке всего и вся по местам мне не хотелось бы.
— И мне тоже, — тихонько добавил Сын Морехода.
Так мало-помалу все звери получили по кусочку приятных забот в подготовке общего праздника.
— А что буду делать я? — воскликнул вдруг Тоуд, неожиданно понявший, что события выходят из-под его контроля.
По правде говоря, Барсук слишком хорошо запомнил то далекое Рождество, когда отец Тоуда поручил своему сыну подготовить вечеринку. В результате Старый Тоуд взял с Барсука обещание никогда не доверять Тоуду подготовку к Рождеству.
Барсук вздрогнул, по физиономии его пробежала тень — это он вспомнил, как дорого обошлось то Рождество семье Тоуда и всем их друзьям, какие тяжелые последствия повлекли за собой некоторые невинные шутки молодой жабы. Вспомнил он и местного епископа, оказавшегося подвешенным к люстре вверх ногами, и отца нынешнего комиссара полиции, которого запеленали в разноцветную бумагу и вручили старьевщику как рождественский подарок, и — о, несправедливость! — дядю нынешнего судьи, в те времена — прокурора графства, просидевшего немалую часть праздничного вечера в темном подвале усадьбы — без единой крошки съестного.
— Ты,Тоуд? Что тыбудешь делать? — прорычал Барсук, собираясь припомнить Тоуду невеселые события той далекой зимы.
— Да, я, — просительным голосом произнес Тоуд. — Я бы тоже хотел как-то помочь, если мне разрешат. Между прочим, праздновать мы собираемся все-таки в моем доме. И если уж совсем честно, то Мастеру Тоуду тоже нужно доверить что-нибудь. Он-то ни в чем не виноват.
Барсук задумался: с одной стороны, он был бы рад держать Тоуда подальше от всех дел. С другой — исключать его из списка участников праздника было нельзя, да и не хотелось. Приходилось смириться с тем, что хозяин Тоуд-Холла, а значит, и всякого рода неприятности и неувязки будут неотъемлемой частью общего праздника. Но Барсук слишком хорошо помнил и тот праздничный вечер у себя дома, когда все шло из рук вон плохо, когда всем было скучно и как-то не по себе и только появление Тоуда поставило все на свои места, превратив собрание, напоминавшее поминки, в веселый, радостный праздник.
— Тоуд! — торжественно сказал Барсук. — Я оставил тебя напоследок, потому что именно тебя я хотел попросить…
— Проси! — воскликнул Тоуд.
— Мы все хотели поручить тебе…
— Поручайте! Я все сделаю!
— Это нелегко, но…
— Нет ничего невозможного для Тоуда из Тоуд-Холла!
— Это очень ответственное дело…
— Я готов отвечать!
— Оно потребует долгих раздумий…
— Думать — это мой конек!
— …и немало времени…
— Я поставил время себе на службу, и вот почему мне удалось столь многого и столь блестяще добиться.
— …и никто из нас не сделает это лучше тебя.
— Ну-ну. — Тоуд скромно опустил глаза, но все равно его распирало от гордости. — Кому-то дано вести, кому-то — быть ведомым; кто-то может, а кто-то — нет; кто-то — очень немногие, к числу которых принадлежу я, — могут перевернуть мир себе под стать (как сказал один поэт), другие же лишь карабкаются, прогрызая себе узкую тропинку в этом мире. Одни… короче, что именно ты собирался поручить мне?
— Подготовь речь.
— Речь? — переспросил Тоуд, не веря своим ушам.
Дело в том, что не так уж часто Барсук просил его об этой услуге. Слишком хорошо было известно, что речи Тоуда затягиваются чересчур надолго и обычно сбиваются на одну и ту же тему, а именно всестороннее и обстоятельное прославление жабьего рода-племени на отдельно взятом конкретном примере лично владельца Тоуд-Холла.
— Да, мы хотели попросить тебя подготовить рождественскую речь, — подтвердил Барсук. — Впрочем, дело это нелегкое, а у тебя, наверное, времени в обрез. Может быть, ты предпочитаешь, чтобы Крот…
— Крот? Ну ты меня насмешил! Да он двух слов связать не может, не сделав между ними длинной паузы.
— А если Рэтти? Он, наверное, уже поправится и сможет…
— Ничего он не сможет! Все его речи одинаковы: начинает разливаться соловьем по поводу моря, путешествий, дальних плаваний… А нам тут до моря — ой как далеко.
— Тогда, может быть, я сам?
— Ты? Да ты что, Барсук, совсем спятил? Нет, старина, ты пойми, я, конечно, не хотел бы показаться невежливым, но тебе придется изрядно потренироваться, чтобы выдавить твоими шутками хоть одну улыбку у гостей. Боюсь, на это тебе точно не хватит времени.
— Ну-ну, — процедил Барсук сквозь зубы.
— Так что ничего не поделаешь: придется мне браться за это дело. Ничего, время я выкроить сумею, правда боюсь, что не смогу тогда помочь вам в других делах. Знаешь что, Барсук: я чувствую, как на меня находит вдохновение. Мне срочно нужно записать великие мысли. Все, прошу меня извинить, я ухожу к себе в кабинет. Прошу прощения, дамы и господа… А кстати, дамы-то будут? А то одни «господа» звучит как-то некрасиво. А лорды ожидаются?
Бормоча подобную ерунду, Тоуд покинул общее собрание. Теперь до самого Рождества у него не будет ни единой свободной минуты, он не будет ни во что соваться, а значит, остальные могут спокойно готовиться к празднику.
* * *
Как и надеялся Крот, это Рождество надолго запомнилось всем. Выпавший за три дня до праздника снег смягчил зимний пейзаж, приглушил все лесные и речные звуки. Но снег был не так глубок, чтобы помешать мышам-полевкам, которые, по давнему обычаю, ходили от дома к дому, пели под окнами и неизменно получали горячий пунш и что-нибудь перекусить. Последним был дом Водяной Крысы, куда они пришли как раз в ту минуту, когда Крот с Сыном Морехода собирали Рэта, потеплее одевали его и готовились отвезти на лодке к Тоуд-Холлу. Хор мышей-полевок сопровождал их на протяжении всего пути. Мышки бежали вдоль берега, звоня в колокольчики, размахивая фонариками и напевая веселые рождественские песенки.Тоуд вызвал всю прислугу, чтобы обитатели поместья на равных с гостями почувствовали, что дом (пусть даже роскошный особняк) и комната (пусть огромный холл) — это просто общее убежище от ненастья и спасение от опасностей, это тепло вечного очага, огонь которого должен был символизировать разжигаемый рождественский камин.
Честь зажечь праздничный камин была предоставлена Рэту. Большой зал, в котором позднее должны были накрыть рождественский стол, замер в ожидании. Вот чиркнула спичка — и первые огоньки пламени побежали по вязанке дров, осветили топку камина, отбросили первые блики на стены и окна… Со слезами на глазах смотрел Рэт на зажегшийся — для него и для всех — огонь.
— Загадал желание? — спросил Крот Сына Морехода.
— Да, — ответил тот, — чтобы был мир и покой для всех.
— А для себя?
— А у меня есть все, что мне нужно. Вы все так добры ко мне.
— Все равно у каждого из нас есть самая сокровенная мечта, желание, которое мы бережем только для себя. Загадывай же его скорее!
Крысенок повернулся к камину и долго смотрел на огонь. Затем глубоко вздохнул, и Крот понял, что желание загадано. Оставалось только надеяться и ждать, что оно исполнится.
И что с того, что самые молодые ребята и девушки из прислуги становились от шампанского излишне смешливыми? Что с того, что помощник дворецкого притворно бурчал что-то себе под нос? Что с того, что кухарка, забывшись, на радостях чмокнула в щеку самого дворецкого? Если при этом Барсуку, едва сдерживающему смех, пришлось сесть и обхватить живот руками, если Крот не переставал улыбаться всем и каждому, если Выдра шутил и посмеивался, а племянник Крота и Портли откровенно хохотали, — то хозяин чувствовал себя на вершине блаженства. Он был счастлив, что всем гостям в его доме хорошо, что все они веселы и довольны, как во времена Старого Тоуда и даже во времена егоотца.
И если слуги расходились по своим комнатам и принимались за дела с отличным настроением и гордые за своего хозяина, то вовсе не потому, что он раз-другой в году угощал их бокалом шампанского. Нет, дело совсем не в этом. Просто все они знали, что в сердце мистера Тоуда, несмотря на все его странности и самовлюбленность, всегда, весь год есть место Рождеству, празднику, которым он щедро делится с ними, со своими друзьями, со своей усадьбой и со всем миром.
Но больше всех был потрясен этим праздником, конечно же, Сын Морехода. Ведь это было первое настоящее Рождество в его жизни. И все-таки, с каким бы азартом он ни играл в жмурки и в прятки, время от времени остальные замечали, как какая-то грусть пробегала по его мордочке, порой задерживаясь на ней. Тогда Крысенок старался вежливо и незаметно выйти из игры и все норовил задержаться у окна, глядя куда-то вдаль — на заснеженный сад и по-зимнему медленно текущую Реку.
— Нет, все замечательно. Просто… мне очень не хватает отца. Как жаль, что его нет с нами. Рождественский камин — онрассказывал мне об этом; елка с игрушками и свечами — у неготоже была такая; вокруг веселые взрослые и дети — онпомнил их всех; даже эти игры — онзнал и умел играть во все из них, и даже больше.
Племянник подумал и сказал:
— Мне кажется, что он сейчас был бы счастлив видеть тебя здесь, с нами, радующимся празднику. Пусть через тебя исполнится его заветное желание — справить Рождество дома, в кругу друзей.
— Согласен, — кивнул Сын Морехода. — Он действительно был бы этому рад. И все-таки насколько было бы лучше, если бы он был сейчас с нами!
Да, Рождество не было бы Рождеством без этих грустных размышлений о потерях прошедшего года, о бедах и неурядицах. Все эти мысли нужно обязательно уложить, упорядочить и дать им отдохнуть, чтобы спокойно вспомнить удачи, победы и радости, которые и дарят нам новые надежды.
— Пойдем, — негромко позвал Сына Морехода Племянник. — Всех приглашают к столу.
Огромный банкетный стол был приготовлен еще накануне. На следующее утро его еще раз протерли чистой тряпкой, накрыли белоснежной скатертью, украсили подсвечниками, вазочками, мешочками с подарками и сервировали лучшим фарфором и серебром Тоуд-Холла. В центре возвышался изящный букет из сосновых и еловых веток, украшенных золотыми и серебряными нитями.
— Третье! — поправил Выдра.
— Если не четвертое, — тихо шепнул Крот Рэту, сидевшему на почетнейшем месте — по левую руку от хозяина дома.
— В нашем роду есть традиция: на всех праздниках мой отец, мой дед, я сам и в будущем — я надеюсь — мой дорогой Мастер Тоуд — все мы произносили и будем произносить неизменный тост — за Незваного Гостя. Место этого Гостя — по правую руку от хозяина этого дома — всегда свободно. Барсук, ты лучше других знал моего отца, обычаи и традиции этого дома. Не хочешь ли ты добавить несколько слов?