Строчка из записки встала у нее перед глазами. Она нашла чистое место на промокательной бумаге между пятнами кофе и номерами телефонов местных ресторанов с доставкой еды на дом и написала чернилами: «невежество не значит невинность, но ГРЕХ». Невежество какое? Кого? Цитата из стихов Роберта Браунинга. Это существенно? Ее ум перетасовывал варианты, как колоду карт. Невежество, невинность, грех, поэзия, литература, книги… Книги! Меган остановилась на этой карте, когда слово всплыло в памяти, и дюжина других вопросов быстро отошла в сторону.
В ее голове зазвенел тревожный колокольчик. Она схватила телефон и быстро набрала номер отдела отчетов БКР. Зажав трубку между плечом и ухом, она выдернула из портфеля распечатку известных преступников и начала просматривать список имен и адресов.
– Отчетный отдел. Аннет слушает. Чем могу помочь?
– Аннет, это – Меган О’Мэлли. Вы можете уточнить кое-что по вчерашнему списку для меня?
– Все, что угодно для нашей воинственной героини. Как зовут этого ублюдка?
– Свэйн. Оли Свэйн.
Утро было заполнено бесконечными телефонными звонками и импровизированными встречами. Как и предполагал Митч, ему позвонили члены муниципалитета, Дон Гиллен – мэр города, и все, сидя в своих офисах, выражали ужас, возмущение и слепую веру в способность Митча как начальника полиции сделать все наилучшим образом.
День снега начался всего день назад, и было много дискуссий по поводу, стоит ли это событие отменить или отложить. С одной стороны, казалось омерзительным возобновлять праздник. Но в противовес морали стояли экономические соображения, связанные с каникулами в школах и колледже Оленьего Озера и туристами, которые уже заказали отели и пансионы. Если они отменят праздник, не будет ли это означать, что они уступили насилию? Если они продолжат, можно будет использовать праздник для притока новых добровольцев и проведения митингов с целью оказать моральную поддержку и собрать пожертвования для организации более широкого поиска?
После двадцати минут разговора с мэром Митч принял решение прекратить разговоры и, как говорится, умыл руки. Дон был хорошим человеком, способным, заинтересованным. Митч согласился с важностью проблемы, но дал понять, что должен заняться непосредственно розыском пропавшего ребенка.
Кроме исчезновения Джоша, у него были ежедневные обязанности, которыми также нельзя было пренебречь, – посещение тюрьмы, рассмотрение вновь поступивших документов, продолжение расследования серии краж. Ждали своей очереди бюллетень от региональной группы по борьбе с наркотиками, просьба от администрации Колледжа Харрисона о занятиях по криминалистике, которые Митч должен помочь вести в этом семестре. Это были обычные ежедневные обязанности, составляющие жизнь шефа полиции небольшого городка. Но сегодня каждый чувствовал себя подобно камню в лавине, все дела навалились на него сразу.
Натали ворвалась в кабинет и вылетела из него, как ураган, освободив его от огромного количества черной работы. Он слышал, как без умолку звонит ее телефон, и мысленно поблагодарил за то, что она оставила ему только самые неотложные дела, требующие его личного вмешательства. В двенадцать пятнадцать она принесла ему обед, доставленный из соседнего ресторанчика сети «Сабвей». В два пятнадцать она ругала его за то, что он так и не дотронулся до него.
– Думаешь, калории выпрыгнут из сумки и всосутся тебе в тело через воздух? – грозно спросила она, очищая от бумаг небольшую площадку на столе перед пакетом с едой. – Ты и мой Трой, должно быть, одинаковые. Тот тоже думает, что просто находиться в одной комнате с учебником по высшей математике уже достаточно, чтобы превратиться в математического гения. Вы вместе могли бы открыть клуб – «Бригада Осмоса».
– Извини, Нат! – Митч потер рукой глаза и продолжил листать толстый, за шесть месяцев, отчет о бродягах и мародерах, выискивая что-либо, что могло бы как-то быть связанным с Ханной, Полом или Джошем, или с детьми вообще. – У меня просто не было и двух секунд.
– Так возьми сейчас, – приказала она. – Не будешь же ты весь день работать голодным.
– Слушаюсь, мэм!
– И поделись картофельными чипсами с агентом O’Мэлли, – сказала она, распахивая дверь. Меган стояла за дверью в ожидании. – А то сильный ветер сможет унести ее в Висконсин.
– Я принесла еду с собой, спасибо, – сказала Меган, показывая банан.
Натали закатила глаза.
– Целый банан? Как же вы осилите его?
– Я буду счастлива, если мне удастся очистить его, не говоря о том, чтобы откусить, – пробормотала Меган, опускаясь на стул для посетителей. Она уронила пачку бумаг на стол и водрузила банан поверх груды.
– Немножко легкого чтива? – спросил Митч, выкапывая бутерброд с индейкой из пакета. Он откусил большой кусок и принялся демонстративно жевать, поглядывая на Меган.
Она не могла отвести глаз от его жующего рта, и странный жар охватил ее. Меган объяснила это тем, что слишком тепло одета. Он ел так, как будто не хотел по-пустому тратить энергию на жевание, уничтожая бутерброд огромными кусками. Маленькая капелька майонеза, похожая на запятую, сползла на подбородок, скрыв под собой шрам. Он нетерпеливо стер ее большим пальцем и облизнул его подушечку – действие, которое, казалось, слишком сильно повлияло на частоту биения ее пульса.
Чувствуя отвращение к себе, Меган резко отвела взгляд и быстро осмотрела кабинет. Чистый и опрятный, без каких-либо выставленных трофеев своих увлечений. Еще более любопытно, что не было стены, удовлетворяющей его эго, – никаких сертификатов, свидетельств или благодарностей. Полицейский такого ранга и с таким опытом, как Митч, мог бы накопить к этому времени полный ящик красивых бумаг. Единственным украшением на стене были фотографии маленькой девочки с длинными темными волосами и большой желтой собаки с роликовым коньком в зубах.
– Вернитесь на землю, О’Мэлли! – сказал он, помахав рукой. – Что за распечатка?
– Известные преступники, – ответила она, включая в работу мозг. – Я пытаюсь сравнить отчеты о недавних инцидентах в округе с отчетами Отдела транспортных средств о замеченных или задержанных автомобилях в тот же период, на всякий случай. Вдруг что-нибудь совпадет. Уменьшим варианты, затем, если мы получим шанс…
– Что-нибудь есть?
– Пока нет. Я также позвонила в архив и попросила проверить вашего парня Оли Свэйна, или попытаться это сделать. Но у них на него ничего нет. Самое большое – штрафная квитанция.
Митч откусил еще кусок и жадно проглотил его.
– Оли? Он безопасен.
– Вы так близки с Оли? – спросила Меган, держа пальцы скрещенными.
– Нет, но он здесь гораздо дольше, чем я, и у нас никогда не было серьезной жалобы на него. – Холт запил индейку теплой легкой кока-колой и поморщился.
Меган выпрямилась.
– Не означает ли это, что у вас были жалобы, которые вы посчитали несерьезными?
Он пожал плечами.
– Одна из мам хоккеистов высказалась немного раздраженно, что он постоянно крутится вокруг детей на катке, но он ничего не делал. Фу ты, черт! Я имею в виду, что он работал на катке. А что, по-вашему, он должен был делать – скрываться в своем закутке весь день и ночь?
– Она утверждала что-нибудь определенное?
– Что Оли вызывает у нее мурашки.
– Ну и дела, представить только!
– Она также обвинила руководителя отряда бойскаутов-малышей в этом же, требовала, чтобы я послал кого-нибудь тайно в воскресную школу Святого Елизиуса, потому что все знают, что священники – гомосексуальные педофилы, и обвиняла учителя второго класса, где учился ее сын, в извращении умов детей, потому что он читал им книги Шела Сильверстейна[3], громко, на уроке, и показывал иллюстрации, в которых любой христианин мог увидеть грязные фаллические символы.
– Ох! – Меган опустилась на стул, огорченная.
– Верно! Но дети никогда не жаловались на Оли. И тренеры никогда не жаловались на Оли. Что заставило вас выделить его?
– Он вызвал мурашки и у меня, – сказала Меган застенчиво. Она хмуро посмотрела на банан, затем очистила его от шкурки и откусила. Пережевывая, она постаралась сосредоточиться. Оли Свэйн все еще вызывал у нее дрожь. К сожалению, это не считали веской причиной для того, чтобы взять кого-то в разработку и снять у него отпечатки пальцев. – Вчера вечером он показался каким-то уклончивым. Нервным. У меня сложилось мнение, что он не любит полицейских.
– Оли всегда нервный и уклончивый. Это – часть его шарма, – сказал Митч, неуловимо приоткрыв свой собственный. Он принялся перекладывать бумаги как предлог, чтобы удержаться от взгляда на ее губы, плотно обхватившие банан. – Кроме того, я осуществил его проверку сам, когда миссис Фавр направила свою жалобу. Оли держит нос чистым.
«Чего не скажешь о другой части его анатомии». Меган сморщила нос, вспомнив аромат его зрелого тела.
– Вы не думаете, что он мог иметь какое-нибудь отношение к исчезновению Джоша?
– У него никогда не хватило бы духу украсть ребенка, а затем стоять передо мною, смотреть мне в глаза и говорить, что он ничего не знает.
– Он смотрел вам в глаза? Своим настоящим глазом или искусственным?
Митч укоризненно покачал головой, затем наклонился, чтобы нажать кнопку жужжащего аппарата внутренней связи.
– Да?
– Кристофер Прист хочет видеть вас, Шеф, – раздался голос Натали. – Говорит, что он может помочь в расследовании.
– Пропустите его.
Митч свалил остатки своего обеда в мусорное ведро, вытер руки салфеткой и вышел из-за стола. Меган поднялась и также выбросила недоеденный банан. Адреналин подскочил в ней при мысли о возможном лидерстве.
Человек, который появился в кабинете, никоим образом не походил на чьего-нибудь спасителя. Он был маленьким, тощим, его тело полностью поглощала сине-белая спортивная куртка Университета Харриса. Но даже в этой форменной куртке никто никогда не принял бы его за спортсмена. Не меньше грузовика стероидов понадобилось бы, чтоб освободить преподавателя от внешности компьютерного урода. У Кристофера Приста был бледный, хрупкий вид человека, для которого самым опасным видом спорта могли быть шахматы. На взгляд Меган, ему могло быть тридцать семь, ну, тридцать девять. Ростом метра полтора, с каштановыми, мышиного оттенка волосами, с грязно-карими глазами за слишком большими для его лица очками. В общем, ничем не примечательный.
– Профессор, – обменялся с ним рукопожатием Митч. – Это – агент О’Мэлли из БКР. Агент О’Мэлли, Кристофер Прист, руководитель кафедры информатики в Университете Харриса.
Они пожали друг другу руки – рука Меган, крепкая и сильная, которая могла бы удержать без дрожи девятимиллиметровый полуавтоматический «глок», и рука священника, тонкая, пакетик с костями, которые, казалось, складывались в нем одна на другую. Ей пришлось побороться с желанием посмотреть вниз, чтобы убедиться, что она не причинила ему боль.
– Ваше имя кажется мне знакомым, – сказала она, пытаясь найти нужную информацию в своей памяти. – Вы работаете с несовершеннолетними правонарушителями, верно?
Прист улыбнулся, его улыбка была соединением застенчивости и гордости.
– Я использую в программе научную фантастику и вестерны с кабельного канала.
– Это – замечательная программа, – Митч жестом указал Присту на свободный стул и вернулся за стол. – Вы должны гордиться ею. Уводить детей с неверной дороги и давать им шанс получить образование и иметь будущее – более чем похвально.
– Ну, спасибо, однако я не могу взять всю похвалу только себе. Фил Пиккард и Гарретт Райт также проводят много времени с детьми.
Он устроился на стуле, его большая, не по размеру, куртка поднялась до мочек ушей, делая его похожим на мультипликационную черепаху, готовую втянуть свою голову под панцирь.
– Я услышал о Джоше Кирквуде. Я чувствую себя так же ужасно, как Ханна и Пол.
– Вы хорошо с ними знакомы? – спросила Меган.
– Мы в некотором роде соседи. Их дом – последний на Лейкшор-драйв. Мой находится позади них, так сказать, – в четверти мили на север через парк. Конечно, я знаю Ханну. Все в городе знают Ханну. Мы были вместе в нескольких благотворительных комитетах. Было какое-нибудь известие?
Митч покачал головой.
– Вы полагаете, что смогли бы нам помочь – каким образом?
– Я слышал, что вы создали командный пункт. Он служит координационным центром для поиска и обработки полученной информации, так?
– Да.
– Ну, я помню, как читал газетные сообщения во время поиска той молодой девушки в Инвер Гроув Хайтс. Полиция рассказывала о большом объеме информации, с которой они должны были иметь дело, и насколько тяжело это было. Что-то не учли, какие-то работы повторили несколько раз из-за отсутствия связи, отнимала много времени перепроверка фактов и так далее.
– Аминь! – сказала Меган, обмахиваясь страницами распечатки известных преступников.
– Я хотел бы предложить решение, – сказал Прист. – Моя кафедра имеет в наличии много персональных компьютеров. Сейчас зимние каникулы и студентов не так много в городе, но я знаю, что те, кто все еще находится здесь, более чем готовы помочь. Мы можем загрузить все, что вы хотите, на наши компьютеры, дать вам способность получать конкретную информацию, перекрестные ссылки, одним словом, все, что вам нужно. Мы можем также отсканировать фотографию Джоша и разместить ее по Соединенным Штатам и Канаде на электронных информационных табло. Это была бы хорошая практика для моих студентов и избавило бы вас, парни, от большой головной боли.
Митч откинулся на спинку стула и отрегулировал ее наклон поудобнее. Одной из вещей, которых ему больше всего недоставало после работы в полиции большого города, был доступ к современному оборудованию. Отцов города Оленье Озеро больше беспокоило строительство хорошего нового здания для тюрьмы и полицейского управления, но они с трудом осознавали необходимость обеспечить их современным компьютерным оборудованием. В настоящее время у отдела было с полдюжины персональных компьютеров каменного века. Натали даже принесла для работы свой собственный ноутбук.
– Я не знаю, – сказал он, зачесывая рукой волосы назад. – Студенты могут столкнуться с конфиденциальной информацией. Но они не принимали присягу. Это может стать проблемой.
– Разве нельзя им присягнуть или что-нибудь в этом роде? – спросил Прист.
– Может быть. Позвольте мне посоветоваться с юристом округа, и я тотчас же свяжусь с вами.
Профессор кивнул и приподнялся со стула.
– Просто позвоните мне. Перевезти оборудование не проблема, у нас есть грузовик. Мы установили бы все в мгновение ока.
– Спасибо.
Они снова обменялись рукопожатием, и Прист направился к выходу. Он задержался в дверях, уже взявшись за ручку, и печально покачал головой.
– Это была плохая неделя, во многом. Похитили Джоша Кирквуда. Сейчас я иду в больницу навестить моего студента, который попал вчера в ту ужасную автокатастрофу. Моя мать всегда говорила, что беда приходит трижды подряд. Будем надеяться, она была не права.
– Давайте будем, – прошептал Митч, закрывая за ним дверь.
– Было бы здорово получить эти компьютеры, – размышляла Меган вслух. – А еще лучше, если бы у нас появилась хоть пара улик, чтобы сразу же загрузить их.
– Да, неплохо бы. За весь день я так ничего и не услышал, кроме слабых отговорок, – проворчал Митч. – Жалко, что я сейчас не там. Пока ждешь – состаришься!
– Так пойдемте! – сказала Меган импульсивно и тут же мысленно обругала себя. Было много работы, которую ей необходимо сделать в офисе, и не имело никакого смысла находиться в обществе человека, который запросто мог отвлечь ее от дел чем-то несущественным, таким, как, к примеру, поглощение своего обеда.
– Я имею в виду… я подумала, что мне следовало бы перейти на командный пункт, а затем присоединиться к одной из групп на пару часов, – плавно пошла на попятную Меган. – Вы могли бы сделать так же. И не обязательно со мной. На самом деле, вероятно, было бы лучше, если бы мы разделились.
Митч наблюдал, как краска смущения начала заливать ее щеки. Его чувство юмора было на исходе, но он не смог сдержать легкую усмешку, забравшуюся в уголок рта. Какое облегчение подумать о чем-то помимо дела хотя бы в течение минуты! Сдержанный и собранный агент О’Мэлли, оказывается, может краснеть! Это могло быть неплохим развлечением.
Он поднялся и обошел стол, засунув руки в карманы брюк. Его пристальный взгляд пригвоздил Меган к стулу.
– Вы краснеете, агент O’Мэлли.
– Нет. Я просто горячая. – Она вздрогнула, подумав о подтексте сказанного. – Здесь очень жарко, – поспешила добавить Меган.
Он придвинулся немного ближе.
– Вы горячая?
Он смотрел ей в глаза пристально, проницательно, хищно. Казалось, что наступило самое подходящее время, чтобы ответить колкостью и поскорее убрать свою задницу подальше от огня. Но никакие возражения не приходили ей на ум, никакие слова не срывались с внезапно пересохших губ. Ее мышцы напряглись, но она не могла сдвинуться с места. Он будто прочитал ее мысли, и в одно мгновение склонился над ней. Она отдернула руки назад, когда его широкие ладони ухватились за подлокотники.
– И что же так разгорячило вас? – шепнул он, забывая свой обет не разжигать желание. Ему нравилось ощущение небольшого волнения. Это слегка оживляло, прогоняя навалившуюся усталость, и вместо опасения им овладело чувство ожидания. – Вы боитесь поехать со мной в одной машине, агент O’Мэлли?
– Я не боюсь вас, – прошептала Меган, воспользовавшись своей гордостью, как мечом. Ей не нравилось это коварное желание, которое как дым дрейфовало туда и обратно в их отношениях. Неуловимое и неосязаемое, оно окутало тьмой границы дозволенного, изменило надежды. Она не доверяла желанию и не доверяла себе, когда оно накрывало ее как кипящий поток. – Я ничего не боюсь.
Митч наблюдал, как решительность крепла в зеленой глубине ее глаз. Она позволила ему продолжить игру до этой точки, но затем начала отступать. Ну что же, сказал он себе. Не стоит жалеть. Не то время, не то место, и они не те люди. И не стоит обвинять других людей за все плохое, что произошло с тобой, но и не надо злиться на свое поведение.
– Не говори ерунды, – пробормотал он, чувствуя, как застарелая усталость вновь наваливается на него, гася искорки надежды. – Мы все боимся чего-то.
Глава 10
В ее голове зазвенел тревожный колокольчик. Она схватила телефон и быстро набрала номер отдела отчетов БКР. Зажав трубку между плечом и ухом, она выдернула из портфеля распечатку известных преступников и начала просматривать список имен и адресов.
– Отчетный отдел. Аннет слушает. Чем могу помочь?
– Аннет, это – Меган О’Мэлли. Вы можете уточнить кое-что по вчерашнему списку для меня?
– Все, что угодно для нашей воинственной героини. Как зовут этого ублюдка?
– Свэйн. Оли Свэйн.
Утро было заполнено бесконечными телефонными звонками и импровизированными встречами. Как и предполагал Митч, ему позвонили члены муниципалитета, Дон Гиллен – мэр города, и все, сидя в своих офисах, выражали ужас, возмущение и слепую веру в способность Митча как начальника полиции сделать все наилучшим образом.
День снега начался всего день назад, и было много дискуссий по поводу, стоит ли это событие отменить или отложить. С одной стороны, казалось омерзительным возобновлять праздник. Но в противовес морали стояли экономические соображения, связанные с каникулами в школах и колледже Оленьего Озера и туристами, которые уже заказали отели и пансионы. Если они отменят праздник, не будет ли это означать, что они уступили насилию? Если они продолжат, можно будет использовать праздник для притока новых добровольцев и проведения митингов с целью оказать моральную поддержку и собрать пожертвования для организации более широкого поиска?
После двадцати минут разговора с мэром Митч принял решение прекратить разговоры и, как говорится, умыл руки. Дон был хорошим человеком, способным, заинтересованным. Митч согласился с важностью проблемы, но дал понять, что должен заняться непосредственно розыском пропавшего ребенка.
Кроме исчезновения Джоша, у него были ежедневные обязанности, которыми также нельзя было пренебречь, – посещение тюрьмы, рассмотрение вновь поступивших документов, продолжение расследования серии краж. Ждали своей очереди бюллетень от региональной группы по борьбе с наркотиками, просьба от администрации Колледжа Харрисона о занятиях по криминалистике, которые Митч должен помочь вести в этом семестре. Это были обычные ежедневные обязанности, составляющие жизнь шефа полиции небольшого городка. Но сегодня каждый чувствовал себя подобно камню в лавине, все дела навалились на него сразу.
Натали ворвалась в кабинет и вылетела из него, как ураган, освободив его от огромного количества черной работы. Он слышал, как без умолку звонит ее телефон, и мысленно поблагодарил за то, что она оставила ему только самые неотложные дела, требующие его личного вмешательства. В двенадцать пятнадцать она принесла ему обед, доставленный из соседнего ресторанчика сети «Сабвей». В два пятнадцать она ругала его за то, что он так и не дотронулся до него.
– Думаешь, калории выпрыгнут из сумки и всосутся тебе в тело через воздух? – грозно спросила она, очищая от бумаг небольшую площадку на столе перед пакетом с едой. – Ты и мой Трой, должно быть, одинаковые. Тот тоже думает, что просто находиться в одной комнате с учебником по высшей математике уже достаточно, чтобы превратиться в математического гения. Вы вместе могли бы открыть клуб – «Бригада Осмоса».
– Извини, Нат! – Митч потер рукой глаза и продолжил листать толстый, за шесть месяцев, отчет о бродягах и мародерах, выискивая что-либо, что могло бы как-то быть связанным с Ханной, Полом или Джошем, или с детьми вообще. – У меня просто не было и двух секунд.
– Так возьми сейчас, – приказала она. – Не будешь же ты весь день работать голодным.
– Слушаюсь, мэм!
– И поделись картофельными чипсами с агентом O’Мэлли, – сказала она, распахивая дверь. Меган стояла за дверью в ожидании. – А то сильный ветер сможет унести ее в Висконсин.
– Я принесла еду с собой, спасибо, – сказала Меган, показывая банан.
Натали закатила глаза.
– Целый банан? Как же вы осилите его?
– Я буду счастлива, если мне удастся очистить его, не говоря о том, чтобы откусить, – пробормотала Меган, опускаясь на стул для посетителей. Она уронила пачку бумаг на стол и водрузила банан поверх груды.
– Немножко легкого чтива? – спросил Митч, выкапывая бутерброд с индейкой из пакета. Он откусил большой кусок и принялся демонстративно жевать, поглядывая на Меган.
Она не могла отвести глаз от его жующего рта, и странный жар охватил ее. Меган объяснила это тем, что слишком тепло одета. Он ел так, как будто не хотел по-пустому тратить энергию на жевание, уничтожая бутерброд огромными кусками. Маленькая капелька майонеза, похожая на запятую, сползла на подбородок, скрыв под собой шрам. Он нетерпеливо стер ее большим пальцем и облизнул его подушечку – действие, которое, казалось, слишком сильно повлияло на частоту биения ее пульса.
Чувствуя отвращение к себе, Меган резко отвела взгляд и быстро осмотрела кабинет. Чистый и опрятный, без каких-либо выставленных трофеев своих увлечений. Еще более любопытно, что не было стены, удовлетворяющей его эго, – никаких сертификатов, свидетельств или благодарностей. Полицейский такого ранга и с таким опытом, как Митч, мог бы накопить к этому времени полный ящик красивых бумаг. Единственным украшением на стене были фотографии маленькой девочки с длинными темными волосами и большой желтой собаки с роликовым коньком в зубах.
– Вернитесь на землю, О’Мэлли! – сказал он, помахав рукой. – Что за распечатка?
– Известные преступники, – ответила она, включая в работу мозг. – Я пытаюсь сравнить отчеты о недавних инцидентах в округе с отчетами Отдела транспортных средств о замеченных или задержанных автомобилях в тот же период, на всякий случай. Вдруг что-нибудь совпадет. Уменьшим варианты, затем, если мы получим шанс…
– Что-нибудь есть?
– Пока нет. Я также позвонила в архив и попросила проверить вашего парня Оли Свэйна, или попытаться это сделать. Но у них на него ничего нет. Самое большое – штрафная квитанция.
Митч откусил еще кусок и жадно проглотил его.
– Оли? Он безопасен.
– Вы так близки с Оли? – спросила Меган, держа пальцы скрещенными.
– Нет, но он здесь гораздо дольше, чем я, и у нас никогда не было серьезной жалобы на него. – Холт запил индейку теплой легкой кока-колой и поморщился.
Меган выпрямилась.
– Не означает ли это, что у вас были жалобы, которые вы посчитали несерьезными?
Он пожал плечами.
– Одна из мам хоккеистов высказалась немного раздраженно, что он постоянно крутится вокруг детей на катке, но он ничего не делал. Фу ты, черт! Я имею в виду, что он работал на катке. А что, по-вашему, он должен был делать – скрываться в своем закутке весь день и ночь?
– Она утверждала что-нибудь определенное?
– Что Оли вызывает у нее мурашки.
– Ну и дела, представить только!
– Она также обвинила руководителя отряда бойскаутов-малышей в этом же, требовала, чтобы я послал кого-нибудь тайно в воскресную школу Святого Елизиуса, потому что все знают, что священники – гомосексуальные педофилы, и обвиняла учителя второго класса, где учился ее сын, в извращении умов детей, потому что он читал им книги Шела Сильверстейна[3], громко, на уроке, и показывал иллюстрации, в которых любой христианин мог увидеть грязные фаллические символы.
– Ох! – Меган опустилась на стул, огорченная.
– Верно! Но дети никогда не жаловались на Оли. И тренеры никогда не жаловались на Оли. Что заставило вас выделить его?
– Он вызвал мурашки и у меня, – сказала Меган застенчиво. Она хмуро посмотрела на банан, затем очистила его от шкурки и откусила. Пережевывая, она постаралась сосредоточиться. Оли Свэйн все еще вызывал у нее дрожь. К сожалению, это не считали веской причиной для того, чтобы взять кого-то в разработку и снять у него отпечатки пальцев. – Вчера вечером он показался каким-то уклончивым. Нервным. У меня сложилось мнение, что он не любит полицейских.
– Оли всегда нервный и уклончивый. Это – часть его шарма, – сказал Митч, неуловимо приоткрыв свой собственный. Он принялся перекладывать бумаги как предлог, чтобы удержаться от взгляда на ее губы, плотно обхватившие банан. – Кроме того, я осуществил его проверку сам, когда миссис Фавр направила свою жалобу. Оли держит нос чистым.
«Чего не скажешь о другой части его анатомии». Меган сморщила нос, вспомнив аромат его зрелого тела.
– Вы не думаете, что он мог иметь какое-нибудь отношение к исчезновению Джоша?
– У него никогда не хватило бы духу украсть ребенка, а затем стоять передо мною, смотреть мне в глаза и говорить, что он ничего не знает.
– Он смотрел вам в глаза? Своим настоящим глазом или искусственным?
Митч укоризненно покачал головой, затем наклонился, чтобы нажать кнопку жужжащего аппарата внутренней связи.
– Да?
– Кристофер Прист хочет видеть вас, Шеф, – раздался голос Натали. – Говорит, что он может помочь в расследовании.
– Пропустите его.
Митч свалил остатки своего обеда в мусорное ведро, вытер руки салфеткой и вышел из-за стола. Меган поднялась и также выбросила недоеденный банан. Адреналин подскочил в ней при мысли о возможном лидерстве.
Человек, который появился в кабинете, никоим образом не походил на чьего-нибудь спасителя. Он был маленьким, тощим, его тело полностью поглощала сине-белая спортивная куртка Университета Харриса. Но даже в этой форменной куртке никто никогда не принял бы его за спортсмена. Не меньше грузовика стероидов понадобилось бы, чтоб освободить преподавателя от внешности компьютерного урода. У Кристофера Приста был бледный, хрупкий вид человека, для которого самым опасным видом спорта могли быть шахматы. На взгляд Меган, ему могло быть тридцать семь, ну, тридцать девять. Ростом метра полтора, с каштановыми, мышиного оттенка волосами, с грязно-карими глазами за слишком большими для его лица очками. В общем, ничем не примечательный.
– Профессор, – обменялся с ним рукопожатием Митч. – Это – агент О’Мэлли из БКР. Агент О’Мэлли, Кристофер Прист, руководитель кафедры информатики в Университете Харриса.
Они пожали друг другу руки – рука Меган, крепкая и сильная, которая могла бы удержать без дрожи девятимиллиметровый полуавтоматический «глок», и рука священника, тонкая, пакетик с костями, которые, казалось, складывались в нем одна на другую. Ей пришлось побороться с желанием посмотреть вниз, чтобы убедиться, что она не причинила ему боль.
– Ваше имя кажется мне знакомым, – сказала она, пытаясь найти нужную информацию в своей памяти. – Вы работаете с несовершеннолетними правонарушителями, верно?
Прист улыбнулся, его улыбка была соединением застенчивости и гордости.
– Я использую в программе научную фантастику и вестерны с кабельного канала.
– Это – замечательная программа, – Митч жестом указал Присту на свободный стул и вернулся за стол. – Вы должны гордиться ею. Уводить детей с неверной дороги и давать им шанс получить образование и иметь будущее – более чем похвально.
– Ну, спасибо, однако я не могу взять всю похвалу только себе. Фил Пиккард и Гарретт Райт также проводят много времени с детьми.
Он устроился на стуле, его большая, не по размеру, куртка поднялась до мочек ушей, делая его похожим на мультипликационную черепаху, готовую втянуть свою голову под панцирь.
– Я услышал о Джоше Кирквуде. Я чувствую себя так же ужасно, как Ханна и Пол.
– Вы хорошо с ними знакомы? – спросила Меган.
– Мы в некотором роде соседи. Их дом – последний на Лейкшор-драйв. Мой находится позади них, так сказать, – в четверти мили на север через парк. Конечно, я знаю Ханну. Все в городе знают Ханну. Мы были вместе в нескольких благотворительных комитетах. Было какое-нибудь известие?
Митч покачал головой.
– Вы полагаете, что смогли бы нам помочь – каким образом?
– Я слышал, что вы создали командный пункт. Он служит координационным центром для поиска и обработки полученной информации, так?
– Да.
– Ну, я помню, как читал газетные сообщения во время поиска той молодой девушки в Инвер Гроув Хайтс. Полиция рассказывала о большом объеме информации, с которой они должны были иметь дело, и насколько тяжело это было. Что-то не учли, какие-то работы повторили несколько раз из-за отсутствия связи, отнимала много времени перепроверка фактов и так далее.
– Аминь! – сказала Меган, обмахиваясь страницами распечатки известных преступников.
– Я хотел бы предложить решение, – сказал Прист. – Моя кафедра имеет в наличии много персональных компьютеров. Сейчас зимние каникулы и студентов не так много в городе, но я знаю, что те, кто все еще находится здесь, более чем готовы помочь. Мы можем загрузить все, что вы хотите, на наши компьютеры, дать вам способность получать конкретную информацию, перекрестные ссылки, одним словом, все, что вам нужно. Мы можем также отсканировать фотографию Джоша и разместить ее по Соединенным Штатам и Канаде на электронных информационных табло. Это была бы хорошая практика для моих студентов и избавило бы вас, парни, от большой головной боли.
Митч откинулся на спинку стула и отрегулировал ее наклон поудобнее. Одной из вещей, которых ему больше всего недоставало после работы в полиции большого города, был доступ к современному оборудованию. Отцов города Оленье Озеро больше беспокоило строительство хорошего нового здания для тюрьмы и полицейского управления, но они с трудом осознавали необходимость обеспечить их современным компьютерным оборудованием. В настоящее время у отдела было с полдюжины персональных компьютеров каменного века. Натали даже принесла для работы свой собственный ноутбук.
– Я не знаю, – сказал он, зачесывая рукой волосы назад. – Студенты могут столкнуться с конфиденциальной информацией. Но они не принимали присягу. Это может стать проблемой.
– Разве нельзя им присягнуть или что-нибудь в этом роде? – спросил Прист.
– Может быть. Позвольте мне посоветоваться с юристом округа, и я тотчас же свяжусь с вами.
Профессор кивнул и приподнялся со стула.
– Просто позвоните мне. Перевезти оборудование не проблема, у нас есть грузовик. Мы установили бы все в мгновение ока.
– Спасибо.
Они снова обменялись рукопожатием, и Прист направился к выходу. Он задержался в дверях, уже взявшись за ручку, и печально покачал головой.
– Это была плохая неделя, во многом. Похитили Джоша Кирквуда. Сейчас я иду в больницу навестить моего студента, который попал вчера в ту ужасную автокатастрофу. Моя мать всегда говорила, что беда приходит трижды подряд. Будем надеяться, она была не права.
– Давайте будем, – прошептал Митч, закрывая за ним дверь.
– Было бы здорово получить эти компьютеры, – размышляла Меган вслух. – А еще лучше, если бы у нас появилась хоть пара улик, чтобы сразу же загрузить их.
– Да, неплохо бы. За весь день я так ничего и не услышал, кроме слабых отговорок, – проворчал Митч. – Жалко, что я сейчас не там. Пока ждешь – состаришься!
– Так пойдемте! – сказала Меган импульсивно и тут же мысленно обругала себя. Было много работы, которую ей необходимо сделать в офисе, и не имело никакого смысла находиться в обществе человека, который запросто мог отвлечь ее от дел чем-то несущественным, таким, как, к примеру, поглощение своего обеда.
– Я имею в виду… я подумала, что мне следовало бы перейти на командный пункт, а затем присоединиться к одной из групп на пару часов, – плавно пошла на попятную Меган. – Вы могли бы сделать так же. И не обязательно со мной. На самом деле, вероятно, было бы лучше, если бы мы разделились.
Митч наблюдал, как краска смущения начала заливать ее щеки. Его чувство юмора было на исходе, но он не смог сдержать легкую усмешку, забравшуюся в уголок рта. Какое облегчение подумать о чем-то помимо дела хотя бы в течение минуты! Сдержанный и собранный агент О’Мэлли, оказывается, может краснеть! Это могло быть неплохим развлечением.
Он поднялся и обошел стол, засунув руки в карманы брюк. Его пристальный взгляд пригвоздил Меган к стулу.
– Вы краснеете, агент O’Мэлли.
– Нет. Я просто горячая. – Она вздрогнула, подумав о подтексте сказанного. – Здесь очень жарко, – поспешила добавить Меган.
Он придвинулся немного ближе.
– Вы горячая?
Он смотрел ей в глаза пристально, проницательно, хищно. Казалось, что наступило самое подходящее время, чтобы ответить колкостью и поскорее убрать свою задницу подальше от огня. Но никакие возражения не приходили ей на ум, никакие слова не срывались с внезапно пересохших губ. Ее мышцы напряглись, но она не могла сдвинуться с места. Он будто прочитал ее мысли, и в одно мгновение склонился над ней. Она отдернула руки назад, когда его широкие ладони ухватились за подлокотники.
– И что же так разгорячило вас? – шепнул он, забывая свой обет не разжигать желание. Ему нравилось ощущение небольшого волнения. Это слегка оживляло, прогоняя навалившуюся усталость, и вместо опасения им овладело чувство ожидания. – Вы боитесь поехать со мной в одной машине, агент O’Мэлли?
– Я не боюсь вас, – прошептала Меган, воспользовавшись своей гордостью, как мечом. Ей не нравилось это коварное желание, которое как дым дрейфовало туда и обратно в их отношениях. Неуловимое и неосязаемое, оно окутало тьмой границы дозволенного, изменило надежды. Она не доверяла желанию и не доверяла себе, когда оно накрывало ее как кипящий поток. – Я ничего не боюсь.
Митч наблюдал, как решительность крепла в зеленой глубине ее глаз. Она позволила ему продолжить игру до этой точки, но затем начала отступать. Ну что же, сказал он себе. Не стоит жалеть. Не то время, не то место, и они не те люди. И не стоит обвинять других людей за все плохое, что произошло с тобой, но и не надо злиться на свое поведение.
– Не говори ерунды, – пробормотал он, чувствуя, как застарелая усталость вновь наваливается на него, гася искорки надежды. – Мы все боимся чего-то.
Глава 10
День 2-й
17.16
– 8 °C
Сегодня за долгие часы ожидания Ханна по-новому оценила переживания членов семей, которые обычно сидят в холле больницы все то время, пока оперируют их любимого человека. Она не могла ничего делать, кроме как ждать и молиться. Она потеряла контроль. Не могла ни в чем участвовать. Не было никаких сил отвлечь себя домашней работой, если бы кто и позволил ей заняться делами. Все, что она могла делать, – это ждать и прислушиваться к стрекотанию винтов вертолетов, рассекавших воздух, когда они медленно летали взад и вперед над городом. Гигантские стервятники, кружившие над крышами, сканировали землю своими электронными глазами – теплофотоэлементами – в надежде уловить хоть какие признаки ее сына… или его тела.
Ее дом был полон посторонних. Незнакомые люди из БКР следили за их телефоном, ожидая сообщений или требований. Друзья из соседних домов и женщины даже из других районов города дежурили у нее, опасаясь нервного срыва. Они позаботились также о ее внешнем виде. Одна женщина постоянно вертелась и суетилась рядом, не оставив ей ни малейшего шанса заняться нуждами Лили. Другая постирала белье и отмыла ванну от следов мыльной пены. Каждый час или около они менялись как вахта, и Ханна поймала себя на том, что пытается понять, какую смену она посчитала бы наихудшей.
Впрочем, она знала, которую она ненавидела больше всего. Она охотнее бы почистила всю плитку в ванной комнате, чем сидела бы в гостиной с наблюдателем номер два – вот она, правда, которая ясно показывала, до какого отчаяния она была доведена.
Пол обычно с готовностью свидетельствовал, что у нее нет желания заниматься работой по дому. Она справлялась с самыми необходимыми делами, но никогда не получала от этого удовольствия. Это была только домашняя работа и ничего кроме, и казалось, что она никогда не заканчивается. Все дела нужно начинать снова в тот же момент, как она только что закончила их. Эта рутина отнимала время, которое она лучше провела бы с детьми. Она проклинала каждую секунду, которую тратила на чистку ковров пылесосом, вместо того чтобы играть с Джошем. Она проклинала Пола, приговорившего ее к выполнению этой неблагодарной работы. Она давно наняла бы кого-нибудь, кто приходил бы и делал уборку, стирал белье и раз в неделю пек свежее печенье, если бы не Пол с его постоянной долбежкой об отсутствии у нее стремления вести домашние дела.
В доме его матери всегда пахло лимонным маслом и воском для полировки мебели. Его мать всегда тратила субботу на выпечку хлеба, сладких рулетов и печенья. Ханна указала ему однажды, что он ненавидит свою мать, никогда не навещает ее, женился на полной противоположности и поэтому не имеет никакого права жаловаться.
– По крайней мере, я знал, что она – моя мать. По крайней мере, мой отец знал, что она – женщина…
– Ты тоже знал бы, что я женщина, если бы я не валилась с ног от усталости, доводя этот дом до твоих немыслимо высоких стандартов…
– Дом? Тебя никогда не бывает в этом чертовом доме! Ты день и ночь в больнице…
– Мне приходится думать, что спасение людей немного важнее, чем уборка и выпечка булочек к кофе!
Удивительно, что она помнила конкретно эти гневные слова так хорошо; их было слишком много в последнее время.
Вздохнув, Ханна поднялась и, пройдя гостиную наискосок, подошла к большому окну, в котором, как на картине, виднелось озеро. Изогнутое, как дверная ручка изо льда, Оленье Озеро было около десяти километров в длину и около двух в ширину, с полудюжиной маленьких заливчиков, врезающихся в лесистые берега. Обычно вид озера приносил ей умиротворение. Но сегодня он только усилил ее чувства беспокойства и одиночества.
Автомобили опасно припарковались на скользкой, покрытой снегом обочине Лейкшор-драйв. Репортеры располагались лагерем, как гиены, ждущие объедков после львиной охоты. В ожидании любых обрывков новостей. Надеясь на ее появление, когда они смогли бы рвать ее на части своими вопросами. Зелено-белая патрульная машина стояла на подъездной дорожке к дому – ее охрана, которую прислал Митч, да благослови его Бог! В миле на север хижины любителей подледного лова, как разноцветные грибы, усеяли безлесный подход к озеру. Но сегодня никто не приехал ловить рыбу. Короткий зимний день исчезал, уступая место густым сумеркам. В окнах домов, расположенных по берегу озера, загорались огни, но в окнах школы было темно. Лед на озере напротив школы был расчищен от снега, и обычно дети могли кататься там на коньках, но сегодня вечером ни одного ребенка тут не было. Из-за Джоша.
Из-за меня.
Как рябь от камня, брошенного в водоем, известие о страшном событии мгновенно распространилось и коснулось жизней людей, которых она даже и не знала. Все расплачивались за ее грех. Он казался таким незначительным, просто промахом, ошибкой, которую можно и простить. Но никто не простил бы ее, меньше всего сама Ханна. Джоша не было, а ее приговорили к этому наказанию – сидеть дома и не делать ничего, в то время как ее соседи наводили порядок, а полицейский за ее кухонным столом читал роман в мягкой обложке.
Нет ничего хуже ожидания.
Ханна отвернулась от окна и посмотрела на женщину, одну из тех, у которой также пропадал ребенок. Еще один нежелательный посетитель. Она не знала, что хуже – принимать сочувствие от друзей или от незнакомцев. Она ненавидела этот женский взгляд «я-была-в-таком-же-положении-что-и-ты»…
Женщина стояла около нее, типичная жительница пригорода или сельской местности в вязаном костюме с латунными пуговицами, с темно-рыжими гладкими волосами до плеч.
– Я прошла через это два года назад, – доверительно начала женщина. – Мой бывший муж украл нашего сына.
– Вы боялись за его жизнь? – без обиняков спросила Ханна.
Женщина нахмурилась и немного подумала.
– Ну, пожалуй, нет, но…
– Тогда простите, но я не думаю, что вы можете знать, что я сейчас чувствую.
Не обращая внимания на обескураженное выражение лица женщины, Ханна прошла мимо нее в кухню.
– Но у меня до сих пор травма! – крикнула женщина ей вслед звенящим от возмущения голосом.
Полицейский оторвался от книги. Весь его вид показывал огромное нежелание вмешиваться в эту сцену. Ханна не осуждала его. Ей и самой очень бы хотелось избежать ее тоже.
– Мне нужно на воздух, подышать, – сказала она. – Я буду рядом снаружи, если телефон зазвонит.
Она прошла в кладовку и надела старую черную меховую парку Пола, которую он в последнее время надевал только для грязной домашней работы. Беря с полки рукавицы, она ясно представила, какая бы снайперская перестрелка началась, если бы он, вернувшись домой, поймал ее в этой парке.
– У тебя есть собственная куртка!
– Какая разница? Ты же не носишь ее.
Ханна даже не попыталась бы объяснить ему, что когда надевает какую-нибудь его вещь, она, так или иначе, дает ей ощущение безопасности, защищенности, любви. Это не имело никакого смысла – и определенно не будет иметь никакого смысла для Пола, если сказать ему, что она испытывает больше комфорта от его одежды, чем от него самого. Ханна никогда не смогла бы объяснять ему, что одежда была как воспоминания о том, что они когда-то делили, о том, кем он когда-то был для нее. Одежда была как саван привидения, и она заворачивалась в него и испытывала боль за то, что умерло в их браке.
Она открыла дверь к гаражу и вскрикнула, увидев темную фигуру человека, стоящего на ступеньке черного входа с поднятым кулаком.
– Ханна!
– О, мой Бог! Отец Том! У меня чуть инфаркт не случился!
17.16
– 8 °C
Сегодня за долгие часы ожидания Ханна по-новому оценила переживания членов семей, которые обычно сидят в холле больницы все то время, пока оперируют их любимого человека. Она не могла ничего делать, кроме как ждать и молиться. Она потеряла контроль. Не могла ни в чем участвовать. Не было никаких сил отвлечь себя домашней работой, если бы кто и позволил ей заняться делами. Все, что она могла делать, – это ждать и прислушиваться к стрекотанию винтов вертолетов, рассекавших воздух, когда они медленно летали взад и вперед над городом. Гигантские стервятники, кружившие над крышами, сканировали землю своими электронными глазами – теплофотоэлементами – в надежде уловить хоть какие признаки ее сына… или его тела.
Ее дом был полон посторонних. Незнакомые люди из БКР следили за их телефоном, ожидая сообщений или требований. Друзья из соседних домов и женщины даже из других районов города дежурили у нее, опасаясь нервного срыва. Они позаботились также о ее внешнем виде. Одна женщина постоянно вертелась и суетилась рядом, не оставив ей ни малейшего шанса заняться нуждами Лили. Другая постирала белье и отмыла ванну от следов мыльной пены. Каждый час или около они менялись как вахта, и Ханна поймала себя на том, что пытается понять, какую смену она посчитала бы наихудшей.
Впрочем, она знала, которую она ненавидела больше всего. Она охотнее бы почистила всю плитку в ванной комнате, чем сидела бы в гостиной с наблюдателем номер два – вот она, правда, которая ясно показывала, до какого отчаяния она была доведена.
Пол обычно с готовностью свидетельствовал, что у нее нет желания заниматься работой по дому. Она справлялась с самыми необходимыми делами, но никогда не получала от этого удовольствия. Это была только домашняя работа и ничего кроме, и казалось, что она никогда не заканчивается. Все дела нужно начинать снова в тот же момент, как она только что закончила их. Эта рутина отнимала время, которое она лучше провела бы с детьми. Она проклинала каждую секунду, которую тратила на чистку ковров пылесосом, вместо того чтобы играть с Джошем. Она проклинала Пола, приговорившего ее к выполнению этой неблагодарной работы. Она давно наняла бы кого-нибудь, кто приходил бы и делал уборку, стирал белье и раз в неделю пек свежее печенье, если бы не Пол с его постоянной долбежкой об отсутствии у нее стремления вести домашние дела.
В доме его матери всегда пахло лимонным маслом и воском для полировки мебели. Его мать всегда тратила субботу на выпечку хлеба, сладких рулетов и печенья. Ханна указала ему однажды, что он ненавидит свою мать, никогда не навещает ее, женился на полной противоположности и поэтому не имеет никакого права жаловаться.
– По крайней мере, я знал, что она – моя мать. По крайней мере, мой отец знал, что она – женщина…
– Ты тоже знал бы, что я женщина, если бы я не валилась с ног от усталости, доводя этот дом до твоих немыслимо высоких стандартов…
– Дом? Тебя никогда не бывает в этом чертовом доме! Ты день и ночь в больнице…
– Мне приходится думать, что спасение людей немного важнее, чем уборка и выпечка булочек к кофе!
Удивительно, что она помнила конкретно эти гневные слова так хорошо; их было слишком много в последнее время.
Вздохнув, Ханна поднялась и, пройдя гостиную наискосок, подошла к большому окну, в котором, как на картине, виднелось озеро. Изогнутое, как дверная ручка изо льда, Оленье Озеро было около десяти километров в длину и около двух в ширину, с полудюжиной маленьких заливчиков, врезающихся в лесистые берега. Обычно вид озера приносил ей умиротворение. Но сегодня он только усилил ее чувства беспокойства и одиночества.
Автомобили опасно припарковались на скользкой, покрытой снегом обочине Лейкшор-драйв. Репортеры располагались лагерем, как гиены, ждущие объедков после львиной охоты. В ожидании любых обрывков новостей. Надеясь на ее появление, когда они смогли бы рвать ее на части своими вопросами. Зелено-белая патрульная машина стояла на подъездной дорожке к дому – ее охрана, которую прислал Митч, да благослови его Бог! В миле на север хижины любителей подледного лова, как разноцветные грибы, усеяли безлесный подход к озеру. Но сегодня никто не приехал ловить рыбу. Короткий зимний день исчезал, уступая место густым сумеркам. В окнах домов, расположенных по берегу озера, загорались огни, но в окнах школы было темно. Лед на озере напротив школы был расчищен от снега, и обычно дети могли кататься там на коньках, но сегодня вечером ни одного ребенка тут не было. Из-за Джоша.
Из-за меня.
Как рябь от камня, брошенного в водоем, известие о страшном событии мгновенно распространилось и коснулось жизней людей, которых она даже и не знала. Все расплачивались за ее грех. Он казался таким незначительным, просто промахом, ошибкой, которую можно и простить. Но никто не простил бы ее, меньше всего сама Ханна. Джоша не было, а ее приговорили к этому наказанию – сидеть дома и не делать ничего, в то время как ее соседи наводили порядок, а полицейский за ее кухонным столом читал роман в мягкой обложке.
Нет ничего хуже ожидания.
Ханна отвернулась от окна и посмотрела на женщину, одну из тех, у которой также пропадал ребенок. Еще один нежелательный посетитель. Она не знала, что хуже – принимать сочувствие от друзей или от незнакомцев. Она ненавидела этот женский взгляд «я-была-в-таком-же-положении-что-и-ты»…
Женщина стояла около нее, типичная жительница пригорода или сельской местности в вязаном костюме с латунными пуговицами, с темно-рыжими гладкими волосами до плеч.
– Я прошла через это два года назад, – доверительно начала женщина. – Мой бывший муж украл нашего сына.
– Вы боялись за его жизнь? – без обиняков спросила Ханна.
Женщина нахмурилась и немного подумала.
– Ну, пожалуй, нет, но…
– Тогда простите, но я не думаю, что вы можете знать, что я сейчас чувствую.
Не обращая внимания на обескураженное выражение лица женщины, Ханна прошла мимо нее в кухню.
– Но у меня до сих пор травма! – крикнула женщина ей вслед звенящим от возмущения голосом.
Полицейский оторвался от книги. Весь его вид показывал огромное нежелание вмешиваться в эту сцену. Ханна не осуждала его. Ей и самой очень бы хотелось избежать ее тоже.
– Мне нужно на воздух, подышать, – сказала она. – Я буду рядом снаружи, если телефон зазвонит.
Она прошла в кладовку и надела старую черную меховую парку Пола, которую он в последнее время надевал только для грязной домашней работы. Беря с полки рукавицы, она ясно представила, какая бы снайперская перестрелка началась, если бы он, вернувшись домой, поймал ее в этой парке.
– У тебя есть собственная куртка!
– Какая разница? Ты же не носишь ее.
Ханна даже не попыталась бы объяснить ему, что когда надевает какую-нибудь его вещь, она, так или иначе, дает ей ощущение безопасности, защищенности, любви. Это не имело никакого смысла – и определенно не будет иметь никакого смысла для Пола, если сказать ему, что она испытывает больше комфорта от его одежды, чем от него самого. Ханна никогда не смогла бы объяснять ему, что одежда была как воспоминания о том, что они когда-то делили, о том, кем он когда-то был для нее. Одежда была как саван привидения, и она заворачивалась в него и испытывала боль за то, что умерло в их браке.
Она открыла дверь к гаражу и вскрикнула, увидев темную фигуру человека, стоящего на ступеньке черного входа с поднятым кулаком.
– Ханна!
– О, мой Бог! Отец Том! У меня чуть инфаркт не случился!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента