Хоуг Тэми. Прах к праху

   Эйнджи пару секунд пристально смотрела на нее, а когда молчание затянулось, перевела взгляд на Сэйбина, затем на Лиску и Ковача, а затем на Роба Маршалла, как будто изучала и оценивала.
   – Я видела его в отблесках огня, – произнесла она наконец и уставилась в пол. – Он поджег тело и сказал: «Прах к праху».
   – Ты бы его узнала, если бы встретила снова? – потребовал Сэйбин.
   – Узнала бы, – пробормотала девушка и поднесла к губам окурок. Его конец вспыхнул красным огоньком на фоне бледного лица. Когда она заговорила снова, голос был хриплым от волнения и дыма. – Он сам дьявол.
 
   – Ну и что вы скажете? – спросила Кейт, первой переходя в наступление, как только они вышли из комнаты для допросов.
   Сэйбин повернулся к ней. Лицо было перекошено от ярости.
   – Я как раз собирался задать тебе тот же самый вопрос. Нам нужно склонить ее к сотрудничеству.
   – И ты думаешь, что добьешься этого, если будешь то и дело наезжать на нее, словно бульдозер? Кстати, может, ты этого не заметил, но она игнорировала твои вопросы.
   – Как я мог чего-то добиться, если ты то и дело встревала в наш разговор, как только мне удавалось хоть что-то из нее вытащить?
   – Сила всегда наталкивается на сопротивление, Тед. Моя работа и состоит в том, чтобы встревать в разговоры. Ведь я адвокат, – парировала Кейт, понимая, что навлекает гнев не кого-нибудь, а самого окружного прокурора. И в его власти снять ее с расследования.
   Мне явно везет, подумала она. Расследование грозило зайти в тупик, еще даже толком не начавшись. Может, оно даже к лучшему, если ее отстранят от этого дела.
   – В конце концов, кто, как не ты, втянул меня, – сказала она. – Это ведь ты хотел, чтобы я втерлась к ней в доверие. Или ты уже забыл? А это, скажу я тебе, ох как непросто, даже если ты станешь давить всей командой. По идее, она должна хотеть поделиться тем, что видела. Должна верить, что мы не дадим ее в обиду. Неужели ты и впрямь считаешь, будто она доверяет тебе и не боится, что, когда расскажет все, что ей известно, ты не выставишь ее за порог управления за ненадобностью? Чем, по-твоему, заканчиваются подобные истории для таких еще, в сущности, детей, как она?
   – Ты же не хотела браться за этот случай именно потому, что она еще ребенок, – хмуро напомнил Сэйбин. – С чего вдруг сейчас взялась ее защищать?
   – Но ты хотел, чтобы я взялась, потому что у меня есть опыт, подход к людям, – в свою очередь напомнила Кейт. – В таком случае доверься мне и не вмешивайся. Я прекрасно знаю, как следует допрашивать свидетелей.
   Сэйбин никак не отреагировал и повернулся к Ковачу.
   – Ты говорил, что девицу поймали при попытке к бегству.
   – Не совсем так.
   – Когда туда прибыли наши, она выбегала из парка, – раздраженно напомнил Сэйбин. – И бежала прочь от горящего тела, что делает ее не свидетельницей, а подозреваемой. Тряхани ее как следует. Припугни. Пригрози. Можешь поступить, как тебе угодно. Глядишь, она и расколется. А сейчас у меня через пару минут встреча с шефом и мэром. Пресс-конференция назначена на пять. К этому времени нужен фоторобот убийцы.
   С этими словами Сэйбин поправил пиджак, размял на манер боксера, выдержавшего пять раундов, плечи и вышел. Конлан посмотрела на Сэма. Тот состроил кислую мину.
   – Видела, с каким дерьмом приходится иметь дело?
   – Тебе? – переспросила Кейт. – Да он мог выгнать меня взашей в любую минуту. Но мне наплевать, что у него назначена встреча с Дженет Рено. Власть не дает права запугивать свидетелей ни ему самому, ни кому-то от его имени. Потому что стоит силой наехать на девушку, как можешь поставить крест на себе как профессионале.
   Ковач состроил гримасу.
   – Господи, Кейт, сторожевой пес говорит, дави на нее как можешь. И что теперь мне прикажете делать? Показать ему нос? Да он так ухватит меня за яйца, что те треснут, как орехи на Рождество.
   – Я воспользуюсь ими вместо теннисных мячиков.
   – Ты уж извини меня. Но Сэйбин главнее, и ему ничего не стоит кастрировать меня и мою пенсию. Ладно, давай глянем на это дело с хорошей стороны. Для бродяжки тюрьма что-то вроде шикарного отеля.
   Адвокат повернулась за поддержкой к боссу. Роб с пришибленным видом переминался с ноги на ногу.
   – Пойми, Кейт, на нас давят обстоятельства.
   – Понимаю. А еще я знаю, что если на глазах у нашей бродяжки маньяк поджигал бы тело обычной проститутки, то никакой пресс-конференции не было бы. И Тед Сэйбин даже не удосужился бы узнать имя жертвы. Но это не меняет того, чему она стала свидетелем, Роб. Это не меняет того, кто она такая и как с ней следует обращаться. Она ждет, что на нее начнут наезжать. И заранее заняла оборонительную позицию.
   На лице Ковача застыла гримаса – кислая и недовольная одновременно.
   – Мне казалось, ты не хотела браться за это дело.
   – И сейчас не хочу, – честно призналась Кейт. – У меня нет ни малейшего желания оказаться в одном болоте с аллигаторами. Но раз так получилось, я намерена играть по своим правилам. И прошу не ставить мне палки в колеса. Или назначайте на мое место кого-то еще. Я не марионетка и требую, чтобы руки у меня оставались свободными. А сильные мира сего пусть помалкивают в тряпочку. Мне они не указ.
   Конечно, все не совсем так. Пусть эта работа ей не по душе, но, с другой стороны, кто может это сделать лучше? По крайней мере, Тед Сэйбин думает именно так. Для него она в первую очередь бывший агент ФБР. И хотя эта зацикленность на ее прошлом порядком раздражала, вместе с тем невозможно отрицать, что это давало ей дополнительный вес как в общении с ним самим, так и с Маршаллом.
   Истинный же вопрос заключался в ином: чего это будет лично ей стоить? И почему она готова заплатить такую цену? Потому что от этой истории мерзостью шибало за целую милю. Кейт едва ли не кожей чувствовала, как та прилипает, присасывается, словно щупальца осьминога. По идее, самое разумное – перерезать щупальца и бежать. Если, конечно, хватит здравого смысла. Увы, она заглянула в душу Эйнджи Ди Марко и увидела там страх.
   – Роб, как, по-твоему, что сделает с нами Сэйбин? – спросила она. – Отрубит головы или отправит на костер?
   – Не вижу ничего смешного, – последовал ответ.
   – А я и не собиралась шутить. Наберись самоуважения и не иди у него на поводу – вот и все, что я хотела сказать.
   Роб вздохнул и засунул большой палец за пояс брюк.
   – Я поговорю с ним, и тогда станет ясно, что делать дальше. И вообще, вдруг к пяти часам фото этой девицы отыщется в полицейском каталоге, – произнес он без особой надежды в голосе.
   – У тебя наверняка должны быть связи в Висконсине, – сказала Кейт. – Сделай запрос, вдруг кое-что и отыщется. По крайней мере, мы выясним, кто она такая на самом деле.
   – То есть ты советуешь, чтобы я им позвонил? Правильно тебя понял?
   Конлан сделала невинное лицо – мол, при чем здесь я? Она давно уже заметила, что инициатива чаще исходит от нее, и не собиралась щадить чувства начальника. Впрочем, Роба, похоже, это устраивало, даже если он этого и не признавал.
   Вот и сейчас Роб понуро зашагал прочь.
   – Да, твой начальник – человек действия, – съязвил Сэм.
   – Думаю, Сэйбин хранит его яйца заспиртованными у себя на полке, – отозвалась адвокат.
   – Это точно. Не хотел бы я, чтобы и мои пополнили его коллекцию. Постарайся выудить из девчонки что-нибудь дельное. Причем к пяти часам, – произнес Ковач и положил Кейт руку на плечо – как будто успокаивая и приободряя одновременно. – Ты смотри у меня, не вздумай сбежать. Потому что это дело – твое.
   Сэм направился в туалет. Кейт хмуро посмотрела вслед.
   – И все же ты не ответил на вопрос. Почему именно я вечно оказываюсь не в том месте и не в то время?

Глава 4

   Специальный агент Джон Куинн вышел из самолета и, прошагав по соединительному рукаву, вошел в здание аэровокзала Миннеаполиса. Таких аэровокзалов он насмотрелся немало – серых, безликих и неуютных. Единственное, что скрашивало их усталые от толп прилетающих и улетающих стены, – это радость встречи родных и близких, в данном случае коротко стриженного парня в синей летной форме.
   На какой-то миг даже стало завидно. Зависть эта жила в Джоне ровно столько, сколько он себя помнил, если не с самого рождения. А ведь ему уже сорок четыре. Собственные родственники предпочитали взаимные обиды и склоки, а не радость встреч. Впрочем, родных он тоже не видел уже многие годы. Слишком занят, слишком далеко живет, причем своей жизнью. Слишком стыдится их, как сказал бы отец – и наверняка был бы прав.
   Он заметил агента-оперативника неподалеку от стойки прилетов. Винс Уолш. Согласно личному делу, пятьдесят два года. Солидный послужной список. В июне выйдет на пенсию. На вид можно дать все шестьдесят два. Нездоровый, землистый цвет лица, само лицо обрюзгшее и обвисшее, как будто под действием двойной силы тяжести, отчего на щеках и поперек лба залегли глубокие морщины. Глядя на него, нетрудно было догадаться, что Винс немало повидал на своем веку и теперь находился на пути к инфаркту. В общем, он был из породы тех, кто предпочитает заниматься делом, а не тратить драгоценное время, встречая в аэропорту высоких гостей из Вашингтона.
   Заметив столичного гостя, Уолш уголками рта изобразил улыбку. Отвечай тем же, отдал себе внутреннюю команду Куинн: сделай в меру приветливое, дружелюбное лицо, но только не перестарайся, дистанция пусть остается. И он, чуть сутулясь от усталости, зашагал дальше. Ему и голову не пришло расправить плечи. Да и зачем?
   – Вы Уолш? – спросил он, подойдя к встречавшему.
   – А вы Джон Куинн, – произнес тот, когда спецагент потянулся во внутренний карман за удостоверением. – У вас есть багаж?
   – Нет, только тот, что в руках. – Пузатый саквояж заметно превышал размеры разрешенной ручной клади. В другой руке агент держал «дипломат», в котором лежали ноутбук и пачка документов. Уолш не стал предлагать свои услуги в качестве носильщика.
   – Спасибо, что встретили, – произнес Куинн, когда они зашагали по длинному коридору. – Так я смогу сразу взяться за дело. Не хотелось бы напрасно терять время, накручивая мили по незнакомому городу.
   – Отлично.
   Не слишком вдохновляющее начало, но какое уж есть. Ничего, он еще успеет расколоть Уолша, пока они будут ехать в управление. Главное сейчас – взять с места в карьер. Потому что случай чрезвычайный. Впрочем, все случаи чрезвычайные. Один за другим, один за другим – и так без конца. При этой мысли вновь навалилась усталость, отчего в желудке возникло неприятное ощущение.
   Они молча прошли к главному терминалу, затем на лифте поднялись этажом выше, перешли улицу и оказались на парковке, где Уолш в нарушение всех правил оставил старенький «Форд» на пятачке, предназначенном для инвалидов. Бросив вещи в багажник, Куинн уселся на заднее сиденье и приготовился с ветерком промчаться по хайвею. Салон машины пропитался табачным дымом – даже бежевая обивка приобрела серый оттенок, такой же, как и кожа самого водителя.
   Уолш нажал на газ и, как только они выехали на пятый хайвей, потянулся за пачкой «Честерфилда». Ухватив губами сигарету, вытащил ее из пачки и спросил:
   – Вы не возражаете? – И, не дожидаясь ответа, щелкнул зажигалкой.
   Куинн приоткрыл окно.
   – Это ваша машина.
   – Еще целых семь месяцев.
   Уолш зажег сигарету, втянул полные легкие всевозможных смол и никотина и подавил кашель.
   – Черт, никак не отпускает простуда.
   – Это все погода, – заметил Куинн, а про себя добавил: «Или рак легких».
   Серое небо нависло над Миннеаполисом. Дождь и холод. Редкая растительность погрузилась в сон и останется безжизненной до самой весны. А до нее в этой части Штатов еще ох как далеко! Это в Виргинии уже в начале марта все пробуждается к новой жизни, но только не здесь.
   – Могло быть и хуже, – отозвался Уолш, как будто прочел его мысли. – Например, метель. Несколько лет назад тут на Хэллоуин мело так, что глаз не открыть. В ту зиму снегу нападало футов десять в высоту, не меньше, и пролежал он аж до самого мая. Ненавижу это место.
   Куинн не стал спрашивать, что его здесь держит. Не хотелось выслушивать очередные наезды на Бюро или жалобы женатого мужчины на родственников со стороны жены, которые, мол, совсем достали, или что еще вы можете услышать от человека вроде Уолша по поводу того, как ему надоела такая собачья жизнь. И вообще, с него хватает своих проблем, о которых Уолш вряд ли хотел бы услышать.
   – Увы, Винс. Утопия потому так и называется, что ее нигде нет.
   – Ну, меня бы, на худой конец, устроил Скоттсдейл. Надоело мерзнуть. Приезжайте к нам в июне – и застанете меня уже там. Духу моего здесь не будет. Хватит горбатиться на этой неблагодарной работе, пора на заслуженный отдых.
   Сказав это, Уолш с подозрением покосился на Куинна, как будто разглядел в нем фэбээровскую подсадную утку, которая только и ждет, чтобы остаться одному и доложить по телефону кому следует.
   – Да, работа утомляет, – согласился Куинн. – Но меня больше всего раздражает политика, – добавил он и попал точно в больное место. – Когда находишься на оперативной работе, получаешь оплеухи с обеих сторон: и от местного начальства, и от Бюро.
   – Это точно. Будь моя воля, ушел бы хоть сегодня. Тем более что это новое дело – сплошная головная боль. Заранее знаю, что пинать будут больно и, главное, до бесконечности.
   – Расследование уже начато?
   – Конечно, иначе зачем вас сюда направили?
   С этими словами Уолш взял с сиденья папку и протянул Куинну:
   – Снимки с места преступления. Не для слабонервных.
   Не сводя с Уолша темных глаз, Куинн взял папку.
   – Скажите, Винс, вы что-то против меня имеете? – спросил он, что называется, в лоб, хотя и постарался смягчить вопрос, придав лицу слегка виноватое выражение – мол, прости, дружище, не хотел тебя обидеть. В такой ситуации он бывал не раз и заранее знал, какую реакцию можно ожидать от собеседника, когда ФБР присылает своего агента. Кто-то был искренне рад, кто-то лишь делал вид, кто-то с трудом прятал раздражение, кто-то не скрывал его вообще. Уолш попадал в третью категорию: то есть был из тех, кто якобы говорит то, что думает.
   – Да нет, с какой стати, – произнес он наконец. – Потому что если мы как можно скорее не возьмем за задницу этого мерзавца, то все окажемся под обстрелом. Так что я ничего против вас не имею. У вас своя работа, у меня своя.
   – И все-таки это ваш случай. Меня прислали лишь вам в помощь.
   – Забавно. Я то же самое сказал лейтенанту в нашем отделе.
   Впрочем, Куинн никак не отреагировал, потому что уже мысленно разрабатывал стратегию. Не исключено, что придется действовать в обход Уолша, хотя вряд ли для ведения следствия назначили бы кого-то другого. Такой случай, как этот, требует участия опытного оперативника, иначе зачем он здесь нужен. Если Питер Бондюран в состоянии заставить вашингтонское начальство плясать под свою дудку, вряд ли местное управление станет портить с ним отношения. Если верить факсам, Уолш имел безупречную репутацию и огромный опыт. Может, даже чересчур. Чересчур много дел, чересчур много подковерных интриг…
   Куинн уже имел представление о местном раскладе сил. Найденное тело было третьим по счету, что давало основания утверждать, что в городе действует серийный убийца. Обычно в таких случаях с ФБР консультировались по телефону, и то не всегда. Как правило, на местах старались взять расследование целиком и полностью в свои руки – по крайней мере, на начальном этапе.
   Куинн на пару секунд закрыл глаза и постарался загнать эмоции как можно дальше.
   – Этот ваш мистер Бондюран. У него знакомые в самых верхах, – произнес он. – Кстати, что он за человек?
   – Горилла весом в девятьсот фунтов. У него здесь компьютерная фирма, которая выполняет кучу оборонных заказов. Для Пентагона. Он уже давно заявлял о том, что хотел бы свалить из нашего штата. Думаю, губернатор и местные политиканы готовы выстроиться в очередь, лишь бы только расцеловать его задницу. По их словам, этот парень тянет на миллиард баксов, если не больше.
   – Вы с ним уже разговаривали?
   – Нет. Можно подумать, ему интересно какое-то там полицейское управление. Насколько мне известно, он сразу обратился к начальству, причем как можно выше.
   И через пару часов ФБР отрядило спецагента Куинна в Миннеаполис, наплевав на обычную процедуру распределения заданий по штатам. Наплевав на то, что он и без того уже вел не один десяток дел. Наплевав на обычные в таких случаях согласования и разрешения.
   Интересно, кисло подумал Куинн, Бондюран запросил именно его? В последний год его имя часто мелькало в прессе. Впрочем, он сам здесь ни при чем. Просто журналюгам нравится его имидж. А все потому, что тот вписывается в классическое представление о том, какими должны быть спецагенты: спортивного вида брюнет с квадратной челюстью и пронзительным взглядом. Потому что он фотогеничен, хорошо получается на снимках, хорошо смотрится с телеэкрана. Его наверняка с удовольствием сыграл бы Джордж Клуни. В отдельные дни этот имидж бывал очень даже полезен. В отдельные дни – забавлял. Но чаще всего раздражал.
   – Он требует, чтобы мы срочно раскрыли это дело. И никаких «но», – продолжал тем временем Уолш. – Труп еще не успел остыть, а ему уже подавай убийцу. Еще даже толком не установлено, что это его дочь. Потому что как установишь, если головы нет. Но толстосумы не привыкли слушать чужие доводы, им все подавай сию же минуту. Ждать они не привыкли.
   – И как обстоят дела с опознанием?
   – Составлен цифровой портрет. Сейчас пытаются взять отпечатки пальцев. Но руки сильно обгорели, насколько я слышал. Судмедэксперты запросили медицинскую историю Джиллиан Бондюран, вдруг обнаружатся какие-то зацепки – например, старые переломы или что-то еще. В целом рост и телосложение совпадают. Нам известно, что накануне в пятницу Джиллиан ужинала с отцом. Она вышла из дома примерно в полночь, и с тех пор ее никто не видел.
   – А ее машина?
   – Пока не найдена. Вскрытие назначено на сегодняшний вечер. Может, ребятам повезет и они смогут сличить содержимое желудка с тем, что она якобы ела у папаши. Хотя лично я сильно сомневаюсь. В таком случае ее должны были убить сразу же. Что не слишком похоже на почерк нашего маньяка. Пресс-конференция назначена на пять часов, – продолжал Уолш. – Хотя я не сказал бы, что пресса настолько терпелива. История уже вышла в эфир. И главное, мерзавцу успели дать имя – Крематор. Кто-то ловко придумал.
   – Насколько мне известно, это убийство напоминает другие случаи, которые имели место пару лет назад. Есть какая-то связь?
   – Вы имеете в виду убийства в городском парке? Связи нет, но есть много общего. Те жертвы были черными, плюс один азиат-трансвестит, которого убийца прихлопнул по ошибке. Проститутки или предположительно проститутки. Впрочем, первыми жертвами этого Крематора тоже были ночные бабочки. Но в том-то и беда, что проституток убивают постоянно. Они – самые легкие жертвы. С той разницей, что пару лет назад это были черные, а в этом году – белые. По-моему, все говорит за то, что это два разных убийцы.
   – Верно. Серийный убийца, как правило, остается в границах своей этнической группы.
   – К тому же по одному убийству в городском парке кого-то уже осудили, а по остальным закрыли дела. А раз убийца найден, к чему разыскивать дополнительные улики? Чтобы повесить на него все остальные случаи? Да и вообще, сколько пожизненных заключений можно присудить одному человеку?.. Кстати, сегодня утром я разговаривал с одним из следователей, – добавил Уолш и потушил сигарету в грязноватой пепельнице. – Он сказал, что, мол, сомневаться не приходится, что это два совершенно разных почерка. Хотя, если сказать по правде, я про те убийства знаю не больше вашего. До сегодняшнего утра у ребят были лишь две мертвые шлюхи. Я читал про них в газете, как все остальные. И потому знаю, что тот, другой убийца головы своим жертвам не отрезал. Отрезанная голова – это, скажу я вам, что-то новенькое. До сих пор головы у всех были на месте.
   Смысл собственных слов дошел до него не сразу, а когда дошел, Уолш неодобрительно покачал головой, как будто осуждая себя за неудачную шутку.
   Куинн посмотрел в окно на серый монотонный пейзаж: на дождь, на голые, черные, словно обугленные, деревья, – и на какой-то миг проникся сочувствием к безликим, безымянным жертвам, которым если что и причитается, то только ярлык с порядковым номером. В жизни они знали и печаль, и радость. На пути к смерти наверняка испытывали боль и ужас. У них были друзья и родные, которые наверняка оплакивали их гибель. Но пресса и общество в целом отвели им самую низкую ступеньку в социальной иерархии, самый низкий общий знаменатель – две мертвые шлюхи. Куинн видел сотни таких и помнил всех.
   Он вздохнул, потер виски, чувствуя, что надвигается головная боль, которая почти постоянно прописалась в лобных долях мозга. Он слишком устал, чтобы начинать расследование с дипломатических расшаркиваний. Причем усталость эта въелась в него до мозга костей и давила свинцовым грузом. За последние несколько лет число убийств начинало зашкаливать. Ночами, не имея сил уснуть, он мог часами прокручивать в голове имена жертв. Считать трупы. Это совсем не то, что считать слонов. Приятные сны после этого не снятся.
   – Вы сначала в гостиницу или к нам в управление? – спросил Уолш.
   Господи, можно подумать, ему это надо… С другой стороны, то, что было надо в этой жизни, давно ушло.
   – Думаю, я начну с осмотра места преступления, – ответил Куинн и открыл на коленях папку с фотографиями, тяжелую, словно налитую свинцом. – Хочу посмотреть, где он оставил тело.
 
   Парк производил впечатление места слета бойскаутов – черное пятно потухшего костра, желтая лента, натянутая от дерева к дереву, символически ограждая территорию. Мертвая, притоптанная трава, вдавленные, словно фантики от конфет, в мокрую землю листья. Из урны на склоне невысокого холма ветром по всей дорожке разнесло смятые стаканчики из-под кофе.
   Уолш остановил машину. Они с Куинном вышли и встали на возвышении. Куинн окинул взглядом огороженное место, которое находилось чуть ниже их, в неглубокой лощине. Отличное укрытие, отметил про себя спецагент. Деревья в парке росли густо, как лиственные, так и хвойные, и в глухую полночь парк наверняка превращался в замкнутый, темный мирок. Ближайшие здания – аккуратные домики представителей среднего класса – располагались на приличном расстоянии, а до небоскребов деловой части города несколько миль. Даже крошечная автостоянка не видна, скрытая деревьями и кустами сирени, которые наверняка радовали глаз весной. Кусты высаживали плотными рядами, чтобы скрывать закрытый на замок сарай с парковым инвентарем и небольшой гараж, в котором стояла колесная техника.
   Убийца наверняка оставил машину именно здесь, после чего отнес мертвое тело по дорожке вниз, чтобы совершить там жуткую церемонию. Куинн перевел взгляд на прожектор, установленный на шесте рядом с сараем. Стекло было разбито, но осколков на земле он не заметил.
   – Известно, как давно не работает прожектор?
   Уолш посмотрел вверх; струи дождя тотчас ударили ему в лицо. Он заморгал и поморщился.
   – Это лучше спросить у полицейских.
   Куинн был готов спорить на что угодно – прожектор неисправен максимум пару дней. Не больше, потому что в противном случае его бы уже починили. Если же разбитый фонарь – дело рук убийцы, значит, он заранее готовил место. Заранее пришел сюда, разбил, убрал осколки, чтобы те не привлекли внимания. Ведь если служба безопасности парка не сразу заметит неисправный прожектор, то не сразу и заменит на новый. Если все это так, то мы имеем дело с умышленным, заранее спланированным убийством. И осторожным, опытным преступником. Потому что такие вещи приходят только с опытом. И со временем доходят до совершенства.
   Не обращая внимания на дождь, хлеставший по голове, Куинн лишь повыше поднял воротник и зашагал вниз по холму, помня о том, что преступник проделал этот же путь с мертвым телом в руках. Расстояние приличное – ярдов пятьдесят-шестьдесят. У следственной группы наверняка имеются точные данные. Чтобы перенести тело на такое расстояние, нужно быть сильным. От того, когда он ее убил, в свою очередь, зависело, как нес. Проще всего перекинуть тело через плечо – трупное окоченение еще не наступило либо уже наступило и прошло. Если он смог нести ее, перекинув через плечо, то его рост мог быть в принципе любым. Если же нес перед собой, значит, это довольно крупный мужчина. Куинн надеялся, что вскрытие поможет выяснить.
   – И какую площадь огородили? – поинтересовался он, выдохнув со словами облачко белого пара.
   Уолш, то и дело кашляя, едва поспевал за ним.
   – Всю часть парка, включая автостоянку и сарай. Ребята из уголовного отдела позвали себе в помощь специалистов и мобильную лабораторию из местного отделения бюро расследований. Следует отдать им должное, они в буквальном смысле прочесали каждый дюйм.
   – А когда начался дождь?
   – Утром.
   – Черт, – буркнул Куинн. – А накануне какой была земля, твердой или мягкой?
   – Твердой, как камень. Они не обнаружили никаких следов, лишь подобрали кое-какой мусор – обрывки бумаги, окурки. Но, черт возьми, это ведь парк, общественное место. Мусор мог оставить кто угодно.
   – А в предыдущих двух случаях было найдено что-то особенное?