Страница:
Внутри заведения тепло и сумрачно, старомодный интерьер являл собой сочетание дерева и бронзы, посетителей можно пересчитать по пальцам. Кейт решила, что не стоит уединяться в кабинке. Вместо этого выбрала столик в углу: отсюда хорошо просматривался весь зал. Любимое место параноиков. Кстати, она уже подметила, что та же привычка и у Эйнджи Ди Марко. Она не стала садиться напротив Кейт, то есть спиной к выходу, а устроилась на боковом стуле спиной к стене, откуда виден любой, кто хотел бы подойти к их столику.
Официантка принесла меню и приняла заказ на напитки. Кейт не отказалась бы от стакана джина, однако все же остановила выбор на шардонне. Эйнджи заказала ром с кока-колой.
Представительница сферы обслуживания вопросительно посмотрела на Кейт.
– У нее есть удостоверение личности, – ответила та, пожимая плечами.
Официантка ушла, а по лицу девушки промелькнуло торжествующее выражение.
– Я думала, вы не дадите мне выпить.
– Какая разница, – ответила адвокат, вытаскивая из сумочки упаковку «Тайленола». – Можно подумать, ты сопьешься от одного стакана.
Она сделала вид, словно не понимает, что эта девица нарочно ее подначивает. Слегка растерянная, cлегка разочарованная, Эйнджи откинулась на спинку стула.
– Вы не похожи на других социальных работников.
– А со сколькими тебе приходилось иметь дело?
– С несколькими. Они все как одна были или суки, или страшные зануды. Меня мутило от одного их вида.
– Все понятно. Но многие скажут тебе, что я очень даже неплохой соцработник.
– И все равно вы не такая. Я не знаю… – Эйнджи не договорила, как будто подыскивая нужное слово. – Как будто вы сами на себе многое испытали, типа того.
– Скажем так: я пришла на эту работу несколько необычным путем.
– Этот как понимать?
– Я не люблю командовать людьми и не люблю, когда мною помыкают.
– Но должен же быть кто-то, кто командует вами.
– Никто, кроме непосредственного начальника по службе. – С этими словами Кейт положила на язык таблетку и запила ее водой. – Ты должна познакомиться с моим напарником. Кстати, ты нашла в фотоархиве что-то стоящее?
Стоило ей изменить тему, как настроение Эйнджи тоже мгновенно испортилось. Уголки рта опустились, а сама она уставилась в стол.
– Нет. Я бы сама сказала.
– Неужели? – вполголоса спросила Кейт, за что удостоилась колючего взгляда. – Завтра утром ты будешь работать с художником над составлением фоторобота. Как думаешь, у тебя получится? Ты достаточно хорошо его рассмотрела, чтобы дать описание внешности?
– Я лишь видела его в отблесках огня, – буркнула под нос Эйнджи.
– Примерно с какого расстояния?
Эйнджи провела обкусанным ногтем по пятну на столешнице.
– Не знаю. С довольно близкого. Я шла короткой дорогой через парк. Мне хотелось писать, и я нырнула за кусты. А потом увидела, как он спускается с холма. Он что-то тащил…
Лицо девушки исказила гримаса. Прикусив губу, она опустила голову – словно хотела скрыть за упавшей на лицо челкой рвущиеся наружу эмоции. Кейт не стала торопить и терпеливо ждала, прекрасно понимая ее состояние. Ведь жуткое зрелище стало шоком даже для такого дитя улицы, как Эйнджи. Если же прибавить то, через что ей пришлось пройти в полицейском управлении, плюс элементарную усталость, неудивительно, что девушка держится из последних сил.
«И я хотела бы быть рядом с ней в тот момент, когда она окончательно сломается», – подумала Кейт. Этот аспект ее работы был особенно неприятен. По идее, с жертв полагалось сдувать пылинки. На самом же деле в процессе расследования их порой подвергали даже большему прессингу, нежели подозреваемых. Адвокат при этом оказывался сидящим на двух стульях. С одной стороны, он представитель системы, с другой – должен оберегать того, кто не по своей воле оказался втянут в жернова машины правосудия.
Вскоре вернулась официантка с напитками. Кейт заказала чизбургеры с жареной картошкой и вернула меню.
– Я не знала, что он такое тащит, – прошептала Эйнджи, когда официантка отошла от их столика. – Я просто поняла, что кто-то идет, и поспешила спрятаться.
Как зверек, который прекрасно знает, что ночь кишит хищниками.
– Наверное, в парке ночью страшно, – мягко сказала Кейт, задумчиво крутя за ножку бокал с вином. – Одно дело гулять там днем. Нам кажется, что там так красиво, хорошо, чистый воздух, никакого шума… Но наступает ночь, и он меняется, как злой лес из «Волшебника страны Оз». Сомневаюсь, что найдутся желающие гулять там в глухую полночь. Кстати, а что в парке забыла ты?
– Я же уже сказала. Просто шла и срезала путь.
– Шла откуда и куда? И главное, почему в такое время? – поинтересовалась Кейт, хотя и без нажима.
Эйнджи пригнулась над стаканом рома с кока-колой и втянула напиток через соломинку. От Кейт не укрылось, как она вся напряглась. Не иначе как сейчас попытается скрыть за колючим взглядом страх.
– Эйнджи, я в полиции не первый день. Ты даже не представляешь, чего только я не насмотрелась за эти годы. Так что ты меня ничем не удивишь.
Девчонка выдавила невеселый смешок и посмотрела на телевизор над барной стойкой. Передавали выпуск местных новостей. Ведущий Пол Мейджерс – как обычно, хорош собой и серьезен как никогда – поведал публике о том, как какой-то ненормальный устроил перестрелку в администрации округа. На мгновение зрителям показали портрет задержанного и поведали историю его недавно распавшегося брака: как жена неделю назад, забрав с собой детей, ушла в приют.
Провоцирующий стресс, подумала Кейт. Нечему удивляться.
– Никому нет дела до того, нарушала ты закон или нет, – обратилась она к Эйнджи. – Совершено убийство, и оно все собой отменяет: проституцию, незаконный отстрел белок… кстати, лично я считаю второе благодеянием для города, – пошутила она. – У меня в прошлом месяце на чердаке завелась белка. А ведь они переносчики инфекций. Те же крысы, только с пушистыми хвостами.
Ноль эмоций. Никакой реакции, даже слабой улыбки. Ни типичного для подростков возмущения по поводу наплевательского отношения к животным.
– Пойми, я не пытаюсь давить. Я говорю как твой адвокат, как тот, кто защищает тебя. И чем раньше расскажешь правду, тем лучше для всех, в том числе и для тебя. Окружной прокурор кидается на всех, как бешеный пес. Он пытался выкручивать руки Ковачу, требуя, чтобы тот обращался с тобой как с подозреваемой.
Эйнджи сделала круглые глаза.
– Пошел он знаете куда! Я ничего такого не делала!
– Ковач тебе верит, и именно поэтому ты сейчас сидишь в баре, а не в камере следственного изолятора. Плюс я сказала свое веское слово. Но дело серьезное. Убийца – враг города номер один, и ты единственная, кто его видел. Так что все ждут от тебя свидетельских показаний.
Опершись локтями о стол, девушка зарылась лицом в ладони и прошептала сквозь пальцы:
– Господи, ну я и влипла!
– А вот это верно, моя хорошая, – мягко сказала Кейт. – Давай мы с тобой заключим уговор, самый что ни на есть простой. Этот псих будет убивать и дальше, пока его не остановят. Как ты смотришь на то, что именно ты поможешь обезвредить его?
Затаив дыхание, она ждала, что собеседница скажет в ответ. Ну, давай же, наберись мужества! Сквозь пальцы видно лицо девушки – красное, как будто изнутри ее сжигал огонь. Было видно, как напряглись худенькие плечи. Казалось, даже воздух вокруг них сгустился от ожидания.
Увы, в данной ситуации простых решений нет и быть не может, подумала Кейт, услышав, как в сумочке пронзительно заверещал пейджер и все испортил. Момент был упущен. Выругавшись в адрес современных средств связи, она пошарила в сумке.
– Подумай, Эйнджи, о том, что я тебе сказала, – произнесла Кейт, вставая из-за стола. – Все зависит от тебя, а я здесь для того, чтобы тебе помочь.
«Что делает меня чем-то вроде сообщницы», – подумала она, направляясь к телефону-автомату в нише рядом с туалетом.
Нет, простых решений нет, и не будет.
Глава 7
Официантка принесла меню и приняла заказ на напитки. Кейт не отказалась бы от стакана джина, однако все же остановила выбор на шардонне. Эйнджи заказала ром с кока-колой.
Представительница сферы обслуживания вопросительно посмотрела на Кейт.
– У нее есть удостоверение личности, – ответила та, пожимая плечами.
Официантка ушла, а по лицу девушки промелькнуло торжествующее выражение.
– Я думала, вы не дадите мне выпить.
– Какая разница, – ответила адвокат, вытаскивая из сумочки упаковку «Тайленола». – Можно подумать, ты сопьешься от одного стакана.
Она сделала вид, словно не понимает, что эта девица нарочно ее подначивает. Слегка растерянная, cлегка разочарованная, Эйнджи откинулась на спинку стула.
– Вы не похожи на других социальных работников.
– А со сколькими тебе приходилось иметь дело?
– С несколькими. Они все как одна были или суки, или страшные зануды. Меня мутило от одного их вида.
– Все понятно. Но многие скажут тебе, что я очень даже неплохой соцработник.
– И все равно вы не такая. Я не знаю… – Эйнджи не договорила, как будто подыскивая нужное слово. – Как будто вы сами на себе многое испытали, типа того.
– Скажем так: я пришла на эту работу несколько необычным путем.
– Этот как понимать?
– Я не люблю командовать людьми и не люблю, когда мною помыкают.
– Но должен же быть кто-то, кто командует вами.
– Никто, кроме непосредственного начальника по службе. – С этими словами Кейт положила на язык таблетку и запила ее водой. – Ты должна познакомиться с моим напарником. Кстати, ты нашла в фотоархиве что-то стоящее?
Стоило ей изменить тему, как настроение Эйнджи тоже мгновенно испортилось. Уголки рта опустились, а сама она уставилась в стол.
– Нет. Я бы сама сказала.
– Неужели? – вполголоса спросила Кейт, за что удостоилась колючего взгляда. – Завтра утром ты будешь работать с художником над составлением фоторобота. Как думаешь, у тебя получится? Ты достаточно хорошо его рассмотрела, чтобы дать описание внешности?
– Я лишь видела его в отблесках огня, – буркнула под нос Эйнджи.
– Примерно с какого расстояния?
Эйнджи провела обкусанным ногтем по пятну на столешнице.
– Не знаю. С довольно близкого. Я шла короткой дорогой через парк. Мне хотелось писать, и я нырнула за кусты. А потом увидела, как он спускается с холма. Он что-то тащил…
Лицо девушки исказила гримаса. Прикусив губу, она опустила голову – словно хотела скрыть за упавшей на лицо челкой рвущиеся наружу эмоции. Кейт не стала торопить и терпеливо ждала, прекрасно понимая ее состояние. Ведь жуткое зрелище стало шоком даже для такого дитя улицы, как Эйнджи. Если же прибавить то, через что ей пришлось пройти в полицейском управлении, плюс элементарную усталость, неудивительно, что девушка держится из последних сил.
«И я хотела бы быть рядом с ней в тот момент, когда она окончательно сломается», – подумала Кейт. Этот аспект ее работы был особенно неприятен. По идее, с жертв полагалось сдувать пылинки. На самом же деле в процессе расследования их порой подвергали даже большему прессингу, нежели подозреваемых. Адвокат при этом оказывался сидящим на двух стульях. С одной стороны, он представитель системы, с другой – должен оберегать того, кто не по своей воле оказался втянут в жернова машины правосудия.
Вскоре вернулась официантка с напитками. Кейт заказала чизбургеры с жареной картошкой и вернула меню.
– Я не знала, что он такое тащит, – прошептала Эйнджи, когда официантка отошла от их столика. – Я просто поняла, что кто-то идет, и поспешила спрятаться.
Как зверек, который прекрасно знает, что ночь кишит хищниками.
– Наверное, в парке ночью страшно, – мягко сказала Кейт, задумчиво крутя за ножку бокал с вином. – Одно дело гулять там днем. Нам кажется, что там так красиво, хорошо, чистый воздух, никакого шума… Но наступает ночь, и он меняется, как злой лес из «Волшебника страны Оз». Сомневаюсь, что найдутся желающие гулять там в глухую полночь. Кстати, а что в парке забыла ты?
– Я же уже сказала. Просто шла и срезала путь.
– Шла откуда и куда? И главное, почему в такое время? – поинтересовалась Кейт, хотя и без нажима.
Эйнджи пригнулась над стаканом рома с кока-колой и втянула напиток через соломинку. От Кейт не укрылось, как она вся напряглась. Не иначе как сейчас попытается скрыть за колючим взглядом страх.
– Эйнджи, я в полиции не первый день. Ты даже не представляешь, чего только я не насмотрелась за эти годы. Так что ты меня ничем не удивишь.
Девчонка выдавила невеселый смешок и посмотрела на телевизор над барной стойкой. Передавали выпуск местных новостей. Ведущий Пол Мейджерс – как обычно, хорош собой и серьезен как никогда – поведал публике о том, как какой-то ненормальный устроил перестрелку в администрации округа. На мгновение зрителям показали портрет задержанного и поведали историю его недавно распавшегося брака: как жена неделю назад, забрав с собой детей, ушла в приют.
Провоцирующий стресс, подумала Кейт. Нечему удивляться.
– Никому нет дела до того, нарушала ты закон или нет, – обратилась она к Эйнджи. – Совершено убийство, и оно все собой отменяет: проституцию, незаконный отстрел белок… кстати, лично я считаю второе благодеянием для города, – пошутила она. – У меня в прошлом месяце на чердаке завелась белка. А ведь они переносчики инфекций. Те же крысы, только с пушистыми хвостами.
Ноль эмоций. Никакой реакции, даже слабой улыбки. Ни типичного для подростков возмущения по поводу наплевательского отношения к животным.
– Пойми, я не пытаюсь давить. Я говорю как твой адвокат, как тот, кто защищает тебя. И чем раньше расскажешь правду, тем лучше для всех, в том числе и для тебя. Окружной прокурор кидается на всех, как бешеный пес. Он пытался выкручивать руки Ковачу, требуя, чтобы тот обращался с тобой как с подозреваемой.
Эйнджи сделала круглые глаза.
– Пошел он знаете куда! Я ничего такого не делала!
– Ковач тебе верит, и именно поэтому ты сейчас сидишь в баре, а не в камере следственного изолятора. Плюс я сказала свое веское слово. Но дело серьезное. Убийца – враг города номер один, и ты единственная, кто его видел. Так что все ждут от тебя свидетельских показаний.
Опершись локтями о стол, девушка зарылась лицом в ладони и прошептала сквозь пальцы:
– Господи, ну я и влипла!
– А вот это верно, моя хорошая, – мягко сказала Кейт. – Давай мы с тобой заключим уговор, самый что ни на есть простой. Этот псих будет убивать и дальше, пока его не остановят. Как ты смотришь на то, что именно ты поможешь обезвредить его?
Затаив дыхание, она ждала, что собеседница скажет в ответ. Ну, давай же, наберись мужества! Сквозь пальцы видно лицо девушки – красное, как будто изнутри ее сжигал огонь. Было видно, как напряглись худенькие плечи. Казалось, даже воздух вокруг них сгустился от ожидания.
Увы, в данной ситуации простых решений нет и быть не может, подумала Кейт, услышав, как в сумочке пронзительно заверещал пейджер и все испортил. Момент был упущен. Выругавшись в адрес современных средств связи, она пошарила в сумке.
– Подумай, Эйнджи, о том, что я тебе сказала, – произнесла Кейт, вставая из-за стола. – Все зависит от тебя, а я здесь для того, чтобы тебе помочь.
«Что делает меня чем-то вроде сообщницы», – подумала она, направляясь к телефону-автомату в нише рядом с туалетом.
Нет, простых решений нет, и не будет.
Глава 7
– Какого черта ты сделала с моей свидетельницей? – зажав трубку между ухом и плечом, Ковач привалился к стене анатомички. Засунув руку в карман хирургического халата, надетого прямо поверх костюма, он вытащил из кармана пиджака коробочку мятной мази и густо намазал обе ноздри.
– Я подумала, что неплохо будет отнестись к ней по-человечески и покормить горячим обедом, потому что от вас, легавых, этого никогда не дождешься, – ответила Конлан.
– Тебя что, пончики уже не устраивают? Какая же ты, на фиг, после этого американка?
– Такая, которая имеет хотя бы зачаточное представление о гражданских правах.
– Ну-ну, не кипятись, все понятно, – с этими словами Ковач заткнул пальцем свободное ухо, лишь бы не слышать, как рядом, надрывно визжа, распиливает кости пила. – Сэйбин спрашивал. И что я должен ему сказать? Что ты умыкнула девицу, прежде чем я успел упрятать ее за решетку? Кстати, это так. Но уж лучше пусть тебя возьмут за твою пухлую попку, чем меня за мою старую морщинистую задницу.
– Насчет Сэйбина не бери в голову. Я получила его согласие.
– У тебя есть фото, как он ставит свою подпись? Как заверяет у нотариуса?
– Боже, у тебя паранойя.
– А ты как думала? Я стреляный воробей. И не первый день в полиции.
– Не первый, причем не считаешь нужным прогибаться и лизать начальству задницу. В этом я уверена на все сто.
Ковач усмехнулся. Кейт всегда называет вещи своими именами. И главное, она права. Он вел дела так, как считал нужным, не беря в голову, как на то посмотрит начальство и как это скажется на продвижении по службе.
– И куда же ты повезешь нашего ангела после вашего пира?
– Как куда? Официально в «Феникс», а надо бы в изолятор для несовершеннолетних, потому что ей там самое место. Но с другой стороны, нужно же ее куда-то пристроить, потому что, если верить удостоверению личности, ей уже есть двадцать один. У тебя есть ее фото?
– Есть. Я покажу его народу из отдела по делам несовершеннолетних. Вдруг кто-то узнает. А второй экземпляр передам в полицию нравов.
– Если дашь еще один экземпляр мне, я тоже покажу ее народу в моем отделе.
– Пока достаточно. Главное, держи меня в курсе, а эту кралю – на коротком поводке, – Ковач на мгновение повысил голос, перекрикивая воду, льющуюся в стальную мойку. – Мне пора. Доктор Смерть сейчас вскроет нашу поджаренную тушку.
– Господи, Сэм, о таких вещах не шутят.
– Ничего, как-нибудь переживу. Ты знаешь, что я говорю.
– Знаю. Только пусть тебя не слышат те, кому этого лучше не знать. Кстати, следственная группа уже сформирована?
– Да. Мы сможем начать, как только начальство уберется, – с этими словами он покосился на Куинна. Тот о чем-то беседовал с патологоанатомом и Хэмиллом из криминологической лаборатории. Как и он сам, эти двое были в халатах и бахилах. – Так что там у тебя за история с нашим супергероем?
Ответ последовал не сразу. На другом конце провода пару секунд царило выразительное молчание.
– Ты на что намекаешь?
– На что намекаю? А ты как думаешь? Что за история? Что вы такое от нас скрываете?
Еще одна пауза.
– Мы были знакомы по работе, вот и все. Я работала в отделе бихевиористики. Мы и народ из следственного отдела частенько сталкивались по работе. Кроме того, он был другом Стива… моего бывшего мужа.
Последние слова она добавила после секундной паузы, как будто они только-только пришли ей в голову. Ковач принял к сведению и запомнил все, чтобы на досуге поразмышлять на эту тему. Был другом Стива. Ага, тут явно что-то не так, подумал он, но в следующий момент, отделившись от толпы, сгрудившейся вокруг трупа, в комнату, вся зеленая, вошла Лиска. Казалось, ее вот-вот вырвет. Ковач быстро дал Кейт номер своего пейджера, объяснил, как звонить, и повесил трубку.
– Они готовы к представлению, – сказала Лиска, вытаскивая из кармана пиджака коробочку с мятной мазью. Отвинтив крышку, она сунула в баночку нос и пару раз глубоко вдохнула. – Боже, ну и запашок! – прошептала она и, развернувшись, вслед за Ковачем направилась назад в анатомичку. – Казалось, кого я только не видела? Утопленников, алкашей в помойных ящиках, парня, которого на День независимости забыли в багажнике «Крайслера» и он провалялся там все выходные… Но не припомню, чтобы кто-то вонял, как этот поджаренный труп.
От тошнотворного запаха некуда деться. Казалось, он проникал даже под одежду, забивался в уши, нос, рот всех присутствующих, налипал на язык, застревал в горле. В анатомичке было зябко, но даже постоянно подаваемый сюда из вентиляционной системы свежий воздух и химический цветочный аромат аэрозоля бессильны его уничтожить – тошнотворный запах жареной человеческой плоти и внутренних органов.
– Люблю жареное, – пошутил Ковач.
Лиска сощурилась и ткнула в него пальцем.
– Ради бога, никаких шуточек насчет жареных потрохов, а не то я блевану прямо тебе под ноги.
– У, какие мы нежные…
– Погоди, как только все закончится, ты у меня получишь за такие слова.
В анатомичке стояли три стола: посередине – пустой, а те, что по краям, были заняты. Они прошли мимо одного как раз в тот момент, когда ассистент вставил пластиковый пакет с внутренними органами в тело мужчины с толстыми желтыми ногтями на ногах. Над каждым столом располагалась шкала весов – примерно таких же, на каких на рынке взвешивают виноград или сладкий перец. Здесь на них взвешивали сердце и мозг.
– Вы хотите начать без меня? – спросила патологоанатом и вопросительно выгнула бровь.
По мнению сослуживцев, у Мэгги Стоун в голове явно не хватало одной извилины. Она вечно всех в чем-то подозревала, в хорошую погоду гоняла на «Харлее» и всегда имела при себе пистолет. Впрочем, что касалось работы, то здесь ей не было равных.
Те, кто знал Мэгги в былые годы, утверждали, что когда-то ее волосы были мышино-русого цвета. Память Сэма хранила немало такого рода подробностей; наверное, именно поэтому от него ушли две жены. Он не мог не обратить внимания на Стоун. Хотя ей и было далеко за сорок, недавно она сменила огненно-рыжий цвет волос на платиновый. Сами волосы подстрижены коротко, почти по-мальчишески, и торчали во все стороны, отчего казалось, что она, чем-то напуганная, выскочила из постели. Глаза ее были прозрачно-зелеными, как у русалки.
Мэгги переключила внимание на обожженное тело, которое, скрючившись, как богомол, лежало на столе из нержавейки, и ею овладело спокойствие.
– Эй, Ларс, может, мы попробуем ее чуть-чуть выпрямить?
Подойдя к краю стола, она крепко схватила труп за плечи, а ее ассистент, верзила-швед, взялся за щиколотки. Вместе они потянули обезглавленное тело каждый на себя. Вскоре раздался хруст – примерно такой же бывает, когда ломают цыплячье крылышко.
Лиска, прикрыв рукой рот, отвернулась. Ковач даже не пошелохнулся. По другую сторону стола с каменным лицом застыл Куинн. Взгляд был прикован к телу, как будто он ожидал, что вот-вот ему раскроются все секреты. Хэмилл, один из двух представителей криминологической лаборатории в составе следственной группы, предпочел отвести глаза к потолку. Это был невысокого роста, жилистый мужчина с телом бегуна. Жаль только, что волосы начали предательски рано редеть, отчего его и без того внушительный лоб казался вдвое больше обычного.
Мэгги Стоун отошла от стола и взяла карточку.
– Доктор Мэгги Стоун, – негромко произнесла она для аудиозаписи, хотя со стороны могло показаться, будто она обращается к трупу. – Дело номер 11-7820. Неизвестная женщина. Белая. Голова отделена от тела и на данный момент не найдена. Тело в длину пятьдесят пять дюймов, вес – сто двадцать два фунта.
Длина тела и вес были измерены заранее. Кроме того, сделаны подробные фото, проведено рентгенологическое исследование останков. Мэгги также тщательно прошлась по телу лазером, в надежде обнаружить не видимые невооруженным глазом улики. И вот теперь дюйм за дюймом изучала тело, в мельчайших подробностях описывая каждую отметину, каждую рану.
Сгоревшая одежда осталась на теле. Под действием высокой температуры волокна расплавились и намертво приклеились к коже – своего рода предупреждение об опасности, которую таят синтетические ткани.
Стоун особенно подчеркнула «тяжкие телесные повреждения в области шеи», нанесенные, по ее мнению, каким-то зазубренным инструментом.
– Уже после наступления смерти?
Стоун посмотрела на зияющую рану, как будто пыталась сквозь нее заглянуть мертвой девушке в сердце.
– Да, – наконец процедила она.
Чуть ниже на горле были хорошо различимы следы удавки – но не один разбухший рубец, а несколько – явное свидетельство того, что веревку несколько раз то затягивали, то ослабляли, пока издевались над жертвой. Скорее всего, это и стало причиной смерти – асфиксия вследствие сдавливания горла веревкой. Впрочем, доказать это почти невозможно, поскольку голова отсутствует. Самым убедительным доказательством факта удушения является раздробленная гиоидная кость в основании языка в верхней части трахеи, то есть выше той линии, по которой была отрезана голова. Нельзя проверить и глаза на предмет внутреннего кровоизлияния – а ведь это еще один верный признак удушения.
– Он и с другими поступал так же? – поинтересовался Куинн, имея в виду множественные следы веревки на горле жертвы.
Мэгги кивнула.
– А другие тела, степень повреждения огнем у них примерно такая же?
– Да.
– И другие тоже были одеты?
– Да, но уже после того, как он их убил. По крайней мере, мы так считаем. Потому что на теле имелись ранения, а вот соответствующих повреждений одежды не имелось.
– Причем это была не их собственная одежда, – подал голос Ковач, – а та, которую он сам для них выбрал. Это всегда синтетика. Потому что она плавится на теле и скрывает любые следы.
«Пытливому уму это говорит гораздо больше», – подумал Куинн, чувствуя, как его охватывает нетерпение. Хотя профили убийц иногда бывают полезны, рядовой коп, который все эти годы сидел в нем, нашептывал, что следователи порой склонны приписывать убийцам несвойственную им хитрость и прозорливость. Иногда преступник делает что-то просто так, потому что ему это нравится. Из любопытства, или из вредности, или потому, что знает, как завести расследование в тупик.
– Отпечатки пальцев, их можно получить?
– Нет, – ответила Стоун, рассматривая левую руку мертвой девушки: верхний слой кожи имел грязный желтоватый оттенок и отслаивался. Ниже все было красным. Там, где кожа сгорела полностью, проглядывали белые костяшки кисти. – По крайней мере, не такие, какие нужны. Предполагаю, что убийца положил тело со скрещенными руками на груди или на животе. Огонь моментально расплавил блузку, и эта липкая масса приклеилась на кончики пальцев еще до того, как сухожилия начали сокращаться и в результате оттянули руки от тела.
– А есть ли возможность удалить с кончиков пальцев остатки расплавленной ткани? – поинтересовался Куинн. – Кстати, отпечатки – правда, зеркальные – могли сохраниться и на самой ткани.
– Здесь у нас нет такой возможности, – ответила Стоун. – Может, это попробуют сделать специалисты из вашингтонской лаборатории? Мы могли бы отделить руки и отправить их на экспертизу.
– Я попрошу Уолша сделать звонок.
Кстати, кашляет он, как туберкулезник. Уолш попросил, чтобы ему разрешили отсутствовать на вскрытии. Действительно, следственной группе в полном составе здесь делать нечего. Потому что утром пройдет совещание, где им сообщат все подробности, покажут фото…
А пока Стоун методично двигалась дальше вдоль тела. Ноги жертвы голые, кожа обгорелая, в пузырях. Рисунок ожогов нерегулярный. Сильнее всего пострадали те участки кожи, на которые попало горючее вещество.
– На правой и левой лодыжке остались следы веревки, – сообщила Стоун и затянутой в резиновую перчатку рукой едва ли не с нежностью погладила голеностопный сустав обгорелого трупа. Допустимый максимум сочувствия и сострадания к жертве.
Ковач пристально посмотрел на красные рубцы, стараясь не думать о том, что последние часы жизни несчастная женщина провела привязанной к кровати в комнате ужасов неизвестного маньяка, из последних сил пытаясь освободиться от врезавшихся в тело пут.
– Образцы волокон уже отправлены в криминалистическую лабораторию, – сообщила Стоун. – Похоже, что они совпадают с предыдущими – белая полипропиленовая крученая веревка, – уточнила она для Куинна и Хэмилла. – Чертовски крепкая. Ее можно купить в любом хозяйственном магазине. Их почему-то покупают в таком количестве, что хватило бы, чтобы обвязать Луну. Так что установить, где она куплена, невозможно.
– Глубокие повреждения кожи в виде двойной буквы Х в нижней части стоп, – продолжила отчет Мэгги. Она измерила и зарегистрировала каждый порез, затем продемонстрировала следы зажженной сигареты на кончиках пальцев.
– Интересно, что это? Истязание или же он обезобразил жертву лишь для того, чтобы невозможно было установить ее личность? – задал вопрос Хэмилл.
– И то и другое, – ответила Лиска.
– Похоже, что многое из этого он сделал, еще когда она была жива, – уточнила Стоун.
– Выродок, – буркнул Ковач.
– Даже если бы она вырвалась, убежать далеко все равно не смогла бы, – заметил спецагент. – В Канаде был один случай несколько лет назад, когда жертве нарочно перерезали ахиллесово сухожилие… Скажите, а предыдущие жертвы имели такие же повреждения?
– Каждую зверски истязали, но самыми разными способами, – ответила Стоун. – Если хотите, я могу приготовить для вас копии заключений.
– Спасибо, их для меня уже делают.
Снять одежду с тела было невозможно, только вместе с кожей. Мэгги и ее ассистент начали осторожно удалять расплавленные волокна пинцетом. При этом Стоун то и дело негромко ругалась.
Ковач застыл в напряженном ожидании. Патологоанатом и ее напарник уже удалили остатки блузки и слой кожи с левой стороны грудной клетки.
– Ага, а вот и они.
– Что? – спросил Куинн и подошел к Мэгги.
Ковач тоже переместился ближе, чтобы лучше рассмотреть следы рук убийцы.
– Эту подробность нам удалось удержать в секрете от прессы. Видите, он наносил ей колотые раны?
Примерно в районе сердца грудь девушки «украшало» небольшое кровавое созвездие из восьми отметин, размером примерно в полдюйма каждое.
– У тех двоих были такие же, – сказал Ковач, глядя на Джона. – Обе были сначала задушены, а потом он колол их ножом.
– Рисунок ран совпадает?
– Да. В виде звезды. Видите? – он протянул руку на высоте дюймов трех над трупом и указательным пальцем начертил в воздухе орнамент. – Более длинные лучи образуют букву – большую Х. Вторую, поменьше, образуют короткие. Так что это он, наш старый знакомый.
– Есть и другие совпадения, – согласилась Стоун. – Посмотрите, соски и ареолы срезаны.
– На мертвой?
– На живой.
Стоун посмотрела на ассистента.
– Ларс, давай мы ее перевернем. Надо взглянуть, что там у нее на спине.
Тело, перед тем как маньяк поджег его, лежало спиной на земле. Таким образом, повреждения ограничивались лишь передней стороной. Мэгги удалила неповрежденные остатки одежды и положила их в пластиковый мешок для отправки в лабораторию. Кусок красной трикотажной юбки, клочок лиловой блузки. Нижнего белья не было.
– Ага, – пробормотала она и посмотрела на Ковача. – На правой ягодице отсутствует кусок.
– Он это делал и с остальными? – уточнил Куинн.
– Да. У первой жертвы он вырезал кусок правой груди, у второй – кусок правой ягодицы.
– Хотел уничтожить следы зубов? – предположил Хэмилл.
– Возможно, – отозвался Куинн. – Такого рода убийцы нередко кусают свои жертвы. Есть на тканях следы синяков? Ведь маньяк не просто легонько покусывает, он впивается зубами.
Стоун взяла в руки линейку, чтобы измерить раны.
– Даже если синяки и были, он вырезал их вместе со следами зубов. Отсутствует внушительный кусок мышечной ткани.
– Боже праведный, – проговорил Ковач, глядя на блестящий красный прямоугольник на теле жертвы. Кусок был вырезан небольшим острым ножом с поразительной точностью. – Кем он себя вообразил? Ганнибалом Лектером?[4]
Куинн посмотрел на него с той стороны стола, где полагалось быть голове.
– У каждого времени свои герои.
Дело номер 11-7629, неизвестная белая женщина. Органических причин для смерти не было. Она здорова во всех отношениях. Упитанная, она, как и многие, носила с десяток лишних фунтов. Что именно она положила в желудок в последний раз – этого доктор Стоун определить не смогла. Если это Джиллиан, то ужин, который она ела в доме отца, уже успел перевариться. Тело не несло никаких следов болезни или естественных дефектов. Возраст – где-то в промежутке от двадцати до двадцати пяти. Молодая, пышущая здоровьем, впереди у нее вся жизнь. До тех пор, пока она не перешла дорогу убийце.
Кстати, такой тип преступников редко выбирает в качестве жертв тех, кому и без того жить остается недолго.
– Я подумала, что неплохо будет отнестись к ней по-человечески и покормить горячим обедом, потому что от вас, легавых, этого никогда не дождешься, – ответила Конлан.
– Тебя что, пончики уже не устраивают? Какая же ты, на фиг, после этого американка?
– Такая, которая имеет хотя бы зачаточное представление о гражданских правах.
– Ну-ну, не кипятись, все понятно, – с этими словами Ковач заткнул пальцем свободное ухо, лишь бы не слышать, как рядом, надрывно визжа, распиливает кости пила. – Сэйбин спрашивал. И что я должен ему сказать? Что ты умыкнула девицу, прежде чем я успел упрятать ее за решетку? Кстати, это так. Но уж лучше пусть тебя возьмут за твою пухлую попку, чем меня за мою старую морщинистую задницу.
– Насчет Сэйбина не бери в голову. Я получила его согласие.
– У тебя есть фото, как он ставит свою подпись? Как заверяет у нотариуса?
– Боже, у тебя паранойя.
– А ты как думала? Я стреляный воробей. И не первый день в полиции.
– Не первый, причем не считаешь нужным прогибаться и лизать начальству задницу. В этом я уверена на все сто.
Ковач усмехнулся. Кейт всегда называет вещи своими именами. И главное, она права. Он вел дела так, как считал нужным, не беря в голову, как на то посмотрит начальство и как это скажется на продвижении по службе.
– И куда же ты повезешь нашего ангела после вашего пира?
– Как куда? Официально в «Феникс», а надо бы в изолятор для несовершеннолетних, потому что ей там самое место. Но с другой стороны, нужно же ее куда-то пристроить, потому что, если верить удостоверению личности, ей уже есть двадцать один. У тебя есть ее фото?
– Есть. Я покажу его народу из отдела по делам несовершеннолетних. Вдруг кто-то узнает. А второй экземпляр передам в полицию нравов.
– Если дашь еще один экземпляр мне, я тоже покажу ее народу в моем отделе.
– Пока достаточно. Главное, держи меня в курсе, а эту кралю – на коротком поводке, – Ковач на мгновение повысил голос, перекрикивая воду, льющуюся в стальную мойку. – Мне пора. Доктор Смерть сейчас вскроет нашу поджаренную тушку.
– Господи, Сэм, о таких вещах не шутят.
– Ничего, как-нибудь переживу. Ты знаешь, что я говорю.
– Знаю. Только пусть тебя не слышат те, кому этого лучше не знать. Кстати, следственная группа уже сформирована?
– Да. Мы сможем начать, как только начальство уберется, – с этими словами он покосился на Куинна. Тот о чем-то беседовал с патологоанатомом и Хэмиллом из криминологической лаборатории. Как и он сам, эти двое были в халатах и бахилах. – Так что там у тебя за история с нашим супергероем?
Ответ последовал не сразу. На другом конце провода пару секунд царило выразительное молчание.
– Ты на что намекаешь?
– На что намекаю? А ты как думаешь? Что за история? Что вы такое от нас скрываете?
Еще одна пауза.
– Мы были знакомы по работе, вот и все. Я работала в отделе бихевиористики. Мы и народ из следственного отдела частенько сталкивались по работе. Кроме того, он был другом Стива… моего бывшего мужа.
Последние слова она добавила после секундной паузы, как будто они только-только пришли ей в голову. Ковач принял к сведению и запомнил все, чтобы на досуге поразмышлять на эту тему. Был другом Стива. Ага, тут явно что-то не так, подумал он, но в следующий момент, отделившись от толпы, сгрудившейся вокруг трупа, в комнату, вся зеленая, вошла Лиска. Казалось, ее вот-вот вырвет. Ковач быстро дал Кейт номер своего пейджера, объяснил, как звонить, и повесил трубку.
– Они готовы к представлению, – сказала Лиска, вытаскивая из кармана пиджака коробочку с мятной мазью. Отвинтив крышку, она сунула в баночку нос и пару раз глубоко вдохнула. – Боже, ну и запашок! – прошептала она и, развернувшись, вслед за Ковачем направилась назад в анатомичку. – Казалось, кого я только не видела? Утопленников, алкашей в помойных ящиках, парня, которого на День независимости забыли в багажнике «Крайслера» и он провалялся там все выходные… Но не припомню, чтобы кто-то вонял, как этот поджаренный труп.
От тошнотворного запаха некуда деться. Казалось, он проникал даже под одежду, забивался в уши, нос, рот всех присутствующих, налипал на язык, застревал в горле. В анатомичке было зябко, но даже постоянно подаваемый сюда из вентиляционной системы свежий воздух и химический цветочный аромат аэрозоля бессильны его уничтожить – тошнотворный запах жареной человеческой плоти и внутренних органов.
– Люблю жареное, – пошутил Ковач.
Лиска сощурилась и ткнула в него пальцем.
– Ради бога, никаких шуточек насчет жареных потрохов, а не то я блевану прямо тебе под ноги.
– У, какие мы нежные…
– Погоди, как только все закончится, ты у меня получишь за такие слова.
В анатомичке стояли три стола: посередине – пустой, а те, что по краям, были заняты. Они прошли мимо одного как раз в тот момент, когда ассистент вставил пластиковый пакет с внутренними органами в тело мужчины с толстыми желтыми ногтями на ногах. Над каждым столом располагалась шкала весов – примерно таких же, на каких на рынке взвешивают виноград или сладкий перец. Здесь на них взвешивали сердце и мозг.
– Вы хотите начать без меня? – спросила патологоанатом и вопросительно выгнула бровь.
По мнению сослуживцев, у Мэгги Стоун в голове явно не хватало одной извилины. Она вечно всех в чем-то подозревала, в хорошую погоду гоняла на «Харлее» и всегда имела при себе пистолет. Впрочем, что касалось работы, то здесь ей не было равных.
Те, кто знал Мэгги в былые годы, утверждали, что когда-то ее волосы были мышино-русого цвета. Память Сэма хранила немало такого рода подробностей; наверное, именно поэтому от него ушли две жены. Он не мог не обратить внимания на Стоун. Хотя ей и было далеко за сорок, недавно она сменила огненно-рыжий цвет волос на платиновый. Сами волосы подстрижены коротко, почти по-мальчишески, и торчали во все стороны, отчего казалось, что она, чем-то напуганная, выскочила из постели. Глаза ее были прозрачно-зелеными, как у русалки.
Мэгги переключила внимание на обожженное тело, которое, скрючившись, как богомол, лежало на столе из нержавейки, и ею овладело спокойствие.
– Эй, Ларс, может, мы попробуем ее чуть-чуть выпрямить?
Подойдя к краю стола, она крепко схватила труп за плечи, а ее ассистент, верзила-швед, взялся за щиколотки. Вместе они потянули обезглавленное тело каждый на себя. Вскоре раздался хруст – примерно такой же бывает, когда ломают цыплячье крылышко.
Лиска, прикрыв рукой рот, отвернулась. Ковач даже не пошелохнулся. По другую сторону стола с каменным лицом застыл Куинн. Взгляд был прикован к телу, как будто он ожидал, что вот-вот ему раскроются все секреты. Хэмилл, один из двух представителей криминологической лаборатории в составе следственной группы, предпочел отвести глаза к потолку. Это был невысокого роста, жилистый мужчина с телом бегуна. Жаль только, что волосы начали предательски рано редеть, отчего его и без того внушительный лоб казался вдвое больше обычного.
Мэгги Стоун отошла от стола и взяла карточку.
– Доктор Мэгги Стоун, – негромко произнесла она для аудиозаписи, хотя со стороны могло показаться, будто она обращается к трупу. – Дело номер 11-7820. Неизвестная женщина. Белая. Голова отделена от тела и на данный момент не найдена. Тело в длину пятьдесят пять дюймов, вес – сто двадцать два фунта.
Длина тела и вес были измерены заранее. Кроме того, сделаны подробные фото, проведено рентгенологическое исследование останков. Мэгги также тщательно прошлась по телу лазером, в надежде обнаружить не видимые невооруженным глазом улики. И вот теперь дюйм за дюймом изучала тело, в мельчайших подробностях описывая каждую отметину, каждую рану.
Сгоревшая одежда осталась на теле. Под действием высокой температуры волокна расплавились и намертво приклеились к коже – своего рода предупреждение об опасности, которую таят синтетические ткани.
Стоун особенно подчеркнула «тяжкие телесные повреждения в области шеи», нанесенные, по ее мнению, каким-то зазубренным инструментом.
– Уже после наступления смерти?
Стоун посмотрела на зияющую рану, как будто пыталась сквозь нее заглянуть мертвой девушке в сердце.
– Да, – наконец процедила она.
Чуть ниже на горле были хорошо различимы следы удавки – но не один разбухший рубец, а несколько – явное свидетельство того, что веревку несколько раз то затягивали, то ослабляли, пока издевались над жертвой. Скорее всего, это и стало причиной смерти – асфиксия вследствие сдавливания горла веревкой. Впрочем, доказать это почти невозможно, поскольку голова отсутствует. Самым убедительным доказательством факта удушения является раздробленная гиоидная кость в основании языка в верхней части трахеи, то есть выше той линии, по которой была отрезана голова. Нельзя проверить и глаза на предмет внутреннего кровоизлияния – а ведь это еще один верный признак удушения.
– Он и с другими поступал так же? – поинтересовался Куинн, имея в виду множественные следы веревки на горле жертвы.
Мэгги кивнула.
– А другие тела, степень повреждения огнем у них примерно такая же?
– Да.
– И другие тоже были одеты?
– Да, но уже после того, как он их убил. По крайней мере, мы так считаем. Потому что на теле имелись ранения, а вот соответствующих повреждений одежды не имелось.
– Причем это была не их собственная одежда, – подал голос Ковач, – а та, которую он сам для них выбрал. Это всегда синтетика. Потому что она плавится на теле и скрывает любые следы.
«Пытливому уму это говорит гораздо больше», – подумал Куинн, чувствуя, как его охватывает нетерпение. Хотя профили убийц иногда бывают полезны, рядовой коп, который все эти годы сидел в нем, нашептывал, что следователи порой склонны приписывать убийцам несвойственную им хитрость и прозорливость. Иногда преступник делает что-то просто так, потому что ему это нравится. Из любопытства, или из вредности, или потому, что знает, как завести расследование в тупик.
– Отпечатки пальцев, их можно получить?
– Нет, – ответила Стоун, рассматривая левую руку мертвой девушки: верхний слой кожи имел грязный желтоватый оттенок и отслаивался. Ниже все было красным. Там, где кожа сгорела полностью, проглядывали белые костяшки кисти. – По крайней мере, не такие, какие нужны. Предполагаю, что убийца положил тело со скрещенными руками на груди или на животе. Огонь моментально расплавил блузку, и эта липкая масса приклеилась на кончики пальцев еще до того, как сухожилия начали сокращаться и в результате оттянули руки от тела.
– А есть ли возможность удалить с кончиков пальцев остатки расплавленной ткани? – поинтересовался Куинн. – Кстати, отпечатки – правда, зеркальные – могли сохраниться и на самой ткани.
– Здесь у нас нет такой возможности, – ответила Стоун. – Может, это попробуют сделать специалисты из вашингтонской лаборатории? Мы могли бы отделить руки и отправить их на экспертизу.
– Я попрошу Уолша сделать звонок.
Кстати, кашляет он, как туберкулезник. Уолш попросил, чтобы ему разрешили отсутствовать на вскрытии. Действительно, следственной группе в полном составе здесь делать нечего. Потому что утром пройдет совещание, где им сообщат все подробности, покажут фото…
А пока Стоун методично двигалась дальше вдоль тела. Ноги жертвы голые, кожа обгорелая, в пузырях. Рисунок ожогов нерегулярный. Сильнее всего пострадали те участки кожи, на которые попало горючее вещество.
– На правой и левой лодыжке остались следы веревки, – сообщила Стоун и затянутой в резиновую перчатку рукой едва ли не с нежностью погладила голеностопный сустав обгорелого трупа. Допустимый максимум сочувствия и сострадания к жертве.
Ковач пристально посмотрел на красные рубцы, стараясь не думать о том, что последние часы жизни несчастная женщина провела привязанной к кровати в комнате ужасов неизвестного маньяка, из последних сил пытаясь освободиться от врезавшихся в тело пут.
– Образцы волокон уже отправлены в криминалистическую лабораторию, – сообщила Стоун. – Похоже, что они совпадают с предыдущими – белая полипропиленовая крученая веревка, – уточнила она для Куинна и Хэмилла. – Чертовски крепкая. Ее можно купить в любом хозяйственном магазине. Их почему-то покупают в таком количестве, что хватило бы, чтобы обвязать Луну. Так что установить, где она куплена, невозможно.
– Глубокие повреждения кожи в виде двойной буквы Х в нижней части стоп, – продолжила отчет Мэгги. Она измерила и зарегистрировала каждый порез, затем продемонстрировала следы зажженной сигареты на кончиках пальцев.
– Интересно, что это? Истязание или же он обезобразил жертву лишь для того, чтобы невозможно было установить ее личность? – задал вопрос Хэмилл.
– И то и другое, – ответила Лиска.
– Похоже, что многое из этого он сделал, еще когда она была жива, – уточнила Стоун.
– Выродок, – буркнул Ковач.
– Даже если бы она вырвалась, убежать далеко все равно не смогла бы, – заметил спецагент. – В Канаде был один случай несколько лет назад, когда жертве нарочно перерезали ахиллесово сухожилие… Скажите, а предыдущие жертвы имели такие же повреждения?
– Каждую зверски истязали, но самыми разными способами, – ответила Стоун. – Если хотите, я могу приготовить для вас копии заключений.
– Спасибо, их для меня уже делают.
Снять одежду с тела было невозможно, только вместе с кожей. Мэгги и ее ассистент начали осторожно удалять расплавленные волокна пинцетом. При этом Стоун то и дело негромко ругалась.
Ковач застыл в напряженном ожидании. Патологоанатом и ее напарник уже удалили остатки блузки и слой кожи с левой стороны грудной клетки.
– Ага, а вот и они.
– Что? – спросил Куинн и подошел к Мэгги.
Ковач тоже переместился ближе, чтобы лучше рассмотреть следы рук убийцы.
– Эту подробность нам удалось удержать в секрете от прессы. Видите, он наносил ей колотые раны?
Примерно в районе сердца грудь девушки «украшало» небольшое кровавое созвездие из восьми отметин, размером примерно в полдюйма каждое.
– У тех двоих были такие же, – сказал Ковач, глядя на Джона. – Обе были сначала задушены, а потом он колол их ножом.
– Рисунок ран совпадает?
– Да. В виде звезды. Видите? – он протянул руку на высоте дюймов трех над трупом и указательным пальцем начертил в воздухе орнамент. – Более длинные лучи образуют букву – большую Х. Вторую, поменьше, образуют короткие. Так что это он, наш старый знакомый.
– Есть и другие совпадения, – согласилась Стоун. – Посмотрите, соски и ареолы срезаны.
– На мертвой?
– На живой.
Стоун посмотрела на ассистента.
– Ларс, давай мы ее перевернем. Надо взглянуть, что там у нее на спине.
Тело, перед тем как маньяк поджег его, лежало спиной на земле. Таким образом, повреждения ограничивались лишь передней стороной. Мэгги удалила неповрежденные остатки одежды и положила их в пластиковый мешок для отправки в лабораторию. Кусок красной трикотажной юбки, клочок лиловой блузки. Нижнего белья не было.
– Ага, – пробормотала она и посмотрела на Ковача. – На правой ягодице отсутствует кусок.
– Он это делал и с остальными? – уточнил Куинн.
– Да. У первой жертвы он вырезал кусок правой груди, у второй – кусок правой ягодицы.
– Хотел уничтожить следы зубов? – предположил Хэмилл.
– Возможно, – отозвался Куинн. – Такого рода убийцы нередко кусают свои жертвы. Есть на тканях следы синяков? Ведь маньяк не просто легонько покусывает, он впивается зубами.
Стоун взяла в руки линейку, чтобы измерить раны.
– Даже если синяки и были, он вырезал их вместе со следами зубов. Отсутствует внушительный кусок мышечной ткани.
– Боже праведный, – проговорил Ковач, глядя на блестящий красный прямоугольник на теле жертвы. Кусок был вырезан небольшим острым ножом с поразительной точностью. – Кем он себя вообразил? Ганнибалом Лектером?[4]
Куинн посмотрел на него с той стороны стола, где полагалось быть голове.
– У каждого времени свои герои.
Дело номер 11-7629, неизвестная белая женщина. Органических причин для смерти не было. Она здорова во всех отношениях. Упитанная, она, как и многие, носила с десяток лишних фунтов. Что именно она положила в желудок в последний раз – этого доктор Стоун определить не смогла. Если это Джиллиан, то ужин, который она ела в доме отца, уже успел перевариться. Тело не несло никаких следов болезни или естественных дефектов. Возраст – где-то в промежутке от двадцати до двадцати пяти. Молодая, пышущая здоровьем, впереди у нее вся жизнь. До тех пор, пока она не перешла дорогу убийце.
Кстати, такой тип преступников редко выбирает в качестве жертв тех, кому и без того жить остается недолго.