– Думал? А что это такое?
   – …но это выглядело настолько неправдоподобно, по-идиотски! У меня нет слов, чтобы описать, что это было.
   Уилл бросил на Мэри хмурый взгляд; глаза его слезились от новокаина.
   – Уилл, – упершись руками в колени, Мэри подалась вперед, – Брайса не напугаешь. Он ведь пойдет на мокрое дело. Ты его «достал», и не надо говорить, что он может сделать. У таких парней денег больше, чем у Господа Бога, и я действительно не думаю, что Брайс ошивался где-то поблизости, когда людям раздавали совесть. У него есть власть, способная разрушить «Старз-энд-Барз».
   – Ага. Что ж, теперь это проблема Джея Ди – не моя.
   Стиснув зубы, Мэри встала.
   – Мне осточертело ломать голову над тем, кто из вас тупоголовее! – взорвалась она, откидывая дрожащими руками волосы назад. – Ладно, забудем Брайса. А как насчет Саманты? Куда ты ее заберешь? Быть может, на угольные шахты?
   – А вот это, Мэри Ли, не твое дело, – пробормотал Уилл, потупившись и разглядывая свежие густые пятна крови на джинсах. – Так что выбрось из головы. Ты ничего не знаешь о нас с Самантой.
   – Это верно, – покачала головой Мэри. Взяв с пола сумочку, она перекинула ремешок через плечо и направилась к выходу. Уже взявшись за ручку двери, Мэри обернулась и тяжело посмотрела на Уилла: – Тебе нужно повзрослеть.
* * *
   Джей Ди слегка наклонился в седле? пока его конь взбирался на вершину холма Голубой скалы. Натянув поводья, Рафферти остановил мерина и посидел минуту, опершись на луку седла, прислушиваясь, приглядываясь, выжидая. Сержант, выгнув шею, лениво поматывал головой из стороны в сторону и шевелил ушами, прислушиваясь к щебетанию птиц.
   Дел считал Голубую скалу нижней границей своей территории. Он постоянно мотался по этим местам, осуществляя круглосуточное патрулирование по всему периметру этой части владений Рафферти. Дел очень устыдился бы, узнав, что его «пограничная служба» известно Джею Ди. Дел не желал быть бременем для семьи, считая себя «недоразумением», неполноценным человеком – в силу поврежденности рассудка.
   Джей Ди безжалостно бичевал себя за то, что постоянно жаловался Делу на стремление чужаков захватить земли Рафферти, изливал свою злобу по поводу Люси. Он использовал дядю, никогда не задумываясь над тем, что это может стать опасным, словно Дел не был способен сформировать собственное мнение.
   Господи, если Дел принимал все эти разговоры близко к сердцу, он мог рассматривать убийство Люси как благородный жест. Одно насильственное действие могло столкнуть его с узкой, скользкой дорожки в бездонный водоворот.
   Джею Ди не хотелось в это верить. Но он не мог избавиться от возникающих вопросов и обретавших ясность ответов на них. И он не мог изолировать «Старз-энд-Барз» от внешнего мира, как бы сильно ему этого ни хотелось.
   Джей Ди припомнил разбитое, злое лицо Уилла, и мысли его потекли в новом неприятном направлении, но резкий звук ружейного выстрела, донесшийся откуда-то сверху стер образ брата. Сердце Джея Ди замерло, и он, пришпорив коня, продолжил подъем по тропинке.
   В лагере Дела не было. Собаки не выбежали навстречу. Не было и серой кобылы в загоне. Привязав коня к стойке и ослабив подпругу, Джей Ди внимательно осмотрел округу, в надежде обнаружить Дела где-нибудь в дальнем конце. Никого. Место, как всегда, было пустынно. Змея лежала, свернувшись в своей клетке, прибитой у входа в хижину. Вряд ли это было нормально, но такова уж была прихоть Дела, которому подобная форма защиты казалась вполне обычной. Перебравшись жить в хижину, Дел первым делом повесил у двери эту клетку и засадил туда страшную змею.
   Какая-то безотчетная интуиция подсказывала Джею Ди, что ему следует зайти в хижину и осмотреть ее, но он решительно отказался от этой идеи. Хижина Дела была местом священным, и никто не мог войти в нее без приглашения хозяина. Рафферти всегда уважал частную жизнь своего дяди. И теперь он не переступит этой линии.
   |Джей Ди уселся на скамейку и принялся ждать. Если бы Уилл не ушел, сегодня они бы перегнали сюда скот. Но Уилл ушел.
   «Ты дал ему пинка под зад, Джей Ди. Собственному брату, – невесело подумал Рафферти. – А теперь вот сидишь и ждешь дядю, чтобы выяснить, не причастен ли он к двум убийствам. Какая из твоих обязанностей берет верх: поступать в соответствии с законом, моральное право или же собственное понятие о праве? Если ты стремишься объединить семью, как тогда сможешь вернуть Уилла и что насчет твоих подозрений в отношении Дела? Если же на первое место ставишь землю, то чем ты тогда отличаешься от Брайса?»
   Джей Ди обхватил голову руками и тяжело вздохнул. Человек вынужден играть ту партию, которую предлагает ему жизнь. И ничего не попишешь. Никакого нытья, ни послаблений, ни желаний лучшего расклада карт.
   Откуда-то снизу, из темного коридора ведущей на север лесной тропы, раздался возбужденный собачий лай, и на двор примчался черно-белый сеттер Дела. Джей Ди остался на месте и спокойно смотрел на тропу. Через несколько секунд на опушке густого леса появился Дел. Его серая кобыла вылетела из леса, будто демон, ворвавшийся в этот мир из другого измерения; уши плотно прижаты, бешено раздувающиеся ноздри, широко раскрытые оливковые глаза. Она на полном галопе вскочила во двор. Приподнявшись в седле, Дел приложил карабин к плечу и прицелился в Джея Ди.
   – Господи, Дел! – вскакивая со скамейки, закричал Рафферти.
   Узнав Джея Ди, Дел опустил ружье и резко рванул лошадь влево. Боже, он чуть было не застрелил Джея Ди! Он почти позволил бушевавшим в нем монстрам спустить курок!
   Одеревеневшими ногами Дел соскочил на землю и ухватился за ствол карабина, чтобы скрыть сильную дрожь в руках.
   – Какого черта… – Джей Ди прикусил язык, успев удержаться от худших слов, которые он мог произнести: Ты с ума сошел? Совсем потерял голову? Он успел заметить в потупленном взгляде Дела смятение и страх, хотя тот поспешил отвернуться, чтобы привязать лошадь к стойке загона.
   Сердце Рафферти учащенно билось. Взорвавшийся в крови адреналин заставил все тело содрогнуться.
   – Ты целился в меня, напарник. Кажется, мне следовало сообщить по радио о своем приезде.
   Дел не ответил, старательно затягивая узел вокруг столба. Разгоряченная кобыла все еще пританцовывала на месте, не отойдя от горячки бешеной скачки. Дел сосредоточился на своем «рагере-77», выщелкивая из магазина медные патроны, как бобы из стручка.
   – Я слышал выстрел, когда был на Голубой скале. Это ты стрелял?
   – Возможно.
   – Что-нибудь убил?
   – Ничего.
   – Не в твоем стиле, Дел, тратить патрон попусту, – прищурился Джей Ди.
   Отвернувшись от племянника, Дел сунул ружье в седельный чехол.
   – Слишком далеко, – буркнул он. – Видимость плохая.
   – Что это было?
   Дел тяжело сглотнул и потер шрам на подбородке. Он не мог признаться в том, что ему привиделся тигр. Днем тигры не выходят из убежищ. Дел покачал головой и поморщился от приступа боли, обжегшей его искалеченные скулы. Нет, черт возьми, Джею Ди нельзя говорить про тигров… так же, как нельзя говорить про блондинок, танцующих при лунном свете.
   – Дел?
   – Рысь, – ответил Дел. – Не хочу, чтобы они ошивались в округе, когда пригонят скот.
   – Скот мы пригоним чуть позже. Может быть, через неделю.
   Дел не стал спрашивать о причине задержки. Хотя и был ей рад. Он не хотел, чтобы скот пригоняли именно сейчас. Сначала он должен прогнать блондинку. Женщину и ее дружков. Если бы у него был разум, чтобы понять, что он поступает правильно!
   Гремучая змея подняла голову и зашипела на входивших в хижину. Дел не удостоил ее даже взглядом. Войдя в дом, он прошел на кухню и достал из шкафчика две банки кока-колы. Джей Ди опустился в кресло у стола и, отхлебывая из банки, следил за тем, как Дел, потирая подбородок, мечется по комнате, словно посаженный в клетку дикий зверь. Хижина была идеально убрана и чиста, как каждое из висевших на стене ружей. В комнате в качестве освежителя воздуха стоял запах ружейной смазки.
   – Ты, случайно, не был вчера на Маленькой Змейке в районе прудов? – как бы невзначай, спросил Джей Ди.
   Дел подскочил, точно от удара электротоком.
   – Нет… нет!.. – пробормотал он и в упор посмотрел на Джея Ди, его серые глаза сверкали. – Ты не привел с собой ту блондинку, нет?
   – Нет. – Джей Ди едва сдержал вздох.
   – Я не хочу, чтобы она здесь появлялась. Она несет беду! – Дел ткнул указательным пальцем в племянника. – Послушайся меня, Джей Ди.
   Рафферти не был уверен, о ком говорит Дел – о Люси или о Мэри Ли и различает ли он их. В любом случае этот разговор следовало поскорее закончить.
   – Не волнуйся на ее счет, Дел. Оставь ее. Я сам с ней справлюсь. Не забивай себе голову.
   – Не верь ей! – прорычал Дел. – Я не верю ни одной из блондинок. Все они несут беду.
   – Это уж точно, – буркнул себе под нос Рафферти. Глотнув в очередной раз тепловатой воды, он заставил себя перейти к главной теме разговора: – Вчера на Маленькой Змейке я нашел тело мертвого Миллера Даггерпонта. Кажется, у него случился инфаркт. Вот я и подумал, может быть, ты видел его, когда рыбачил?
   Сделав вид, что рассеянно попивает «коку», Джей Ди пристально следил за реакцией дяди, пытаясь уловить малейшие признаки того, что Дел знает о случившемся… или признаки вины. Самого его чувство вины съедало поедом.
   – Дел, ты что-нибудь видел?
   «Я видел в горах тигра. Я видел танцующих в лунном свете мертвецов. Сумасшедшие вещи». Дел почувствовал, как горло его сдавил спазм. Он попытался глотнуть «коки», но половина воды стекла по омертвевшей стороне рта и пролилась на рубашку.
   – Я… я видел рысь – вот и все, – пробормотал он, промокая пятно носовым платком. – Не хочу, чтобы эта рысь ошивались в округе, когда пригонят скот.
   Делу показалось, что он уже говорил это, но не мог вспомнить с уверенностью. Под металлической пластинкой голова жужжала и звенела, словно в нее залетела стая москитов. Дел не мог припомнить, когда в последний раз он спал больше двух часов и не видел кошмарных сновидений. Дел убеждал себя, что теперь ему очень важно как можно больше бодрствовать. Он должен помочь в охране ранчо. Он должен быть уверен, что его не украдут блондинки, или городские идиоты, или человек, командовавший псами.
   Джей Ди глубоко и протяжно вздохнул сквозь стиснутые зубы.
   – Дел, я должен спросить тебя: видел ли ты что-либо, когда застрелили ту женщину? – Джей Ди мучительно подбирал слова поделикатнее. У Дела свои проблемы, но у него было чувство собственного достоинства. – Есть в этом деле что-нибудь такое, о чем бы ты хотел мне сказать?
   Дел, не отрываясь, смотрел на свои ружья; его искалеченный рот ритмично открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. В глазах блестели беспомощные слезы и отражался черный свет тысяч ночных кошмаров. Джей Ди почувствовал, как в душе его точно что-то ломается. Преданность и обязанность боролись между собой, давя друг на друга все сильнее и сильнее.
   – Дел? Ты можешь что-нибудь об этом сказать?
   – Нет, – пробормотал Дел, уставившись на свои карабины и винтовки. – Ты же не хочешь, чтобы рыси ошивались в округе, когда пригонят скот.
   Джей Ди протер глаза. Он понимал, что ему следует еще надавить. Понимал, что должен напрямую спросить у Дела, имеет ли тот какое-то отношение к смерти Люси. Но, видит Бог, он не мог заставить себя сделать это. Тут же его поразила другая мысль. Куин поверил Джею Ди на честное слово, что Дел только нашел тело. Если он солгал шерифу, то утратит доверие к себе. Если же выдаст Дела, вряд ли после сможет сам это перенести.
   А если твой дядя – убийца?
   Тупик. Ответ затянулся в петлю. Потяни за конец, ковбой, и назови это долгом. Завтра появится новый.
   – Где ты видел рысь? – тихо спросил Джей Ди. – Может, я взгляну по пути домой.

Глава 24

   Остаток дня униженная и оскорбленная Саманта провела в своей комнате, отказываясь впустить туда Брайса. Он говорил с ней через закрытую дверь, уверяя, что все образуется, что ей не следует прогонять его. Но Саманта, зарывшись лицом в подушку, хранила молчание, и Брайс в конце концов удалился.
   Саманта прорыдала до тех пор, пока не почувствовала, что это может плохо для нее кончиться, после чего уснула тяжелым, глубоким сном без сновидений. Когда она проснулась, солнце уже скрылось за горами, и комната была полна сумраком и тенями.
   Как только сознание вернуло ее в реальность, Саманта закрыла глаза. Припомнилось сразу все: ее неудачное замужество, пьяный, спотыкающийся Уилл на террасе, то, как он ударил Брайса и каких мерзостей наговорил ей и про нее.
   Возьми мою жену… Черт, мне она никогда даром была не нужна!
   Глаза Саманты защипало, горло сдавил спазм, но слез не было. Она выплакала их все. Более несчастной Саманта никогда еще себя не чувствовала.
   Бедная, глупая девчонка! Решила, что сможешь притвориться другой, да? Тупоумная мечтательница! Повзрослей, Саманта. Повзрослей и посмотри, кто ты есть на самом деле.
   Дрожа от самобичевания, Саманта встала с постели и посмотрела на себя в огромное зеркало в резной оправе, висевшее над белым бюро из сосны. Отражение было не из приятных. Даже слабое освещение не Могло скрыть следов недавних рыданий. Нанесенный с такой тщательностью макияж размазался по вспухшему лицу. Элегантное шелковое платье измялось. Прическа растрепалась, волосы спутались. Куда-то запропастилась одна серьга.
   Саманта выглядела жалкой. Она и чувствовала себя жалкой.
   Неудивительно, что Уиллу она не нужна. Наивная и глупая. Друзья Брайса, наверное, сейчас смеются над ней там, внизу. Бедная, недалекая официанточка с мальчишескими ухватками, возомнившая, что сможет вращаться в кругу богатых и красивых людей!
   Дыхание сбилось от подступивших к горлу новых спазмов рыданий, и она отвернулась от зеркала. Внутри Саманта ощущала пустоту – боль и пустоту, Плечи ее опустились, и вся она согнулась, точно старуха.
   Саманта подошла к выходившему на бассейн окну и прислонилась лбом к холодному стеклу. Подводные огни уже зажглись, но никого из гостей Брайса у бассейна не было. Саманта подумала, не собрались ли они все внизу и нельзя ли будет ей как-нибудь незаметно проскользнуть мимо них и потихоньку покинуть дом.
   Время пребывания Золушки на балу истекло.
   Давясь сухими рыданиями, Саманта собрала все наряды, купленные для нее Брайсом, и повесила их в шкаф. Она сняла оставшуюся серьгу, ожерелье и браслеты, после чего отправилась в ванную комнату, где смыла весь макияж и остатки аромата духов. Саманта заплела волосы в привычную «рабочую» косу, завязав ее красной лентой, извлеченной из собственной сумочки. Потом она натянула на себя старенькие джинсы, но тут остановилась, задумавшись, стоит ли надевать белую оксфордскую рубашку.
   Рубашка принадлежала Уиллу. Сжав в кулаках тонкую материю, Саманта потерла пальцами мягкий, ношеный воротник и поднесла его к лицу. Ей казалось, что она все еще может ощутить запах Уилла, почувствовать тепло его тела. Но теперь она поняла, что больше это не получится. Уилл ушел из ее жизни. Рубашка, быть может, все еще принадлежит ему, но Саманта уже нет. Уиллу она не нужна. И никогда не была нужна.
   Сердце Саманты заныло. Сложив рубашку, она положила ее в ящик комода, выбрав вместо нее белую шелковую футболку – самое простенькое из того, что она могла взять с собой.
   Желая оставить как можно меньше следов своего пребывания в этой комнате, Саманта разгладила покрывало на постели и вымыла ванну. Она просто ускользнет из дома, из жизни живущих в этом доме людей, и вернется к тому, что осталось от ее собственной жизни. Убогий домишко, ржавый автомобиль и щенок.
   Придется одолжить машину. Или, возможно, ее подбросит кто-нибудь из рабочих…
   – Саманта? – послышался за дверью голос Брайса. Похолодевшая Саманта на негнущихся ногах, чувствуя, что сердце бьется где-то в районе горла, направилась к двери. Она не хотела видеть Брайса и как-то не думала, что ей придется снова с ним столкнуться. Возможно, если она снова не ответит на его призыв, он…
   – Саманта, я знаю, что ты уже проснулась. Я слышал, как ты бродила по комнате. Открой дверь, дорогая. Я принес тебе кое-что на ужин. Нам нужно поговорить.
   – Я… я не знаю, что сказать, – пробормотала Саманта.
   – Тебе и не надо ничего говорить, – ласково сказал Брайс. – Ты будешь просто есть, а я буду говорить за нас обоих. Идет?
   «Он слишком добр», – кусая губы, подумала Саманта.
   Поколебавшись еще мгновение, она открыла дверь. На пороге стоял Брайс с подносом. Единственными видимыми признаками его борьбы с Уиллом были синяк и порез на щеке да свежие ссадины на костяшках пальцев правой руки. Нижняя губа была рассечена и распухла. Брайс долгим критическим взглядом оценил наряд Саманты и лишь слегка хмыкнул.
   – Я подумала, что мне осталось только уйти, – призналась Саманта и приглушила свет лампы, чтобы Брайс мог заниматься своим делом, не видя при этом ее заплаканных глаз и припухшего лица.
   Поставив поднос на небольшой круглый столик у окна, Брайс занялся сервировкой – снял с подноса салфетку и наполнил два бокала вином. Он предусмотрел подобную реакцию Саманты на происшедшее. Унижение было слишком тяжелым для хрупкого «эго» девушки. Рафферти еще заплатит за это. И расплачиваться он будет долго и мучительно. Парень держал в руках прекраснейшую розу и безжалостно сломал ее.
   – Почему ты решила уйти, дорогая? – ласково спросил Брайс.
   Саманта уставилась на него со смутным чувством, что она все еще не очнулась от сна. Тон Брайса был спокоен и участлив, будто ничего вообще не произошло.
   – Ну… после того, что случилось днем… я просто подумала…
   Повернувшись к Саманте, Брайс одарил ее самой теплой и понимающей улыбкой – отеческой, по его собственному мнению.
   – Ты в этом не виновата.
   – Уилл – мой муж…
   – Уилл болван! Он не имел никакого права являться сюда. Он не смеет говорить тебе такие вещи!
   Саманта проглотила подступивший к горлу комок.
   – Я его жена.
   – Уилл тебя не достоин. – Наклонив голову, Брайс подошел к Саманте, легко читая ее чувства по ясным карим глазам. Он осторожно извлек руки Саманты из карманов джинсов и заключил ее пальцы в свои сухие ладони. – Он не твой владелец.
   «Ты ему не нужна», – добавила про себя Саманта.
   Она не могла быть женой человека, отказывавшегося быть ее мужем. Она – не жена. У нее никого нет. У нее ничего нет!
   Новая волна слез наполнила глаза Саманты, и губы ее задрожали.
   Улыбнувшись, Брайс привлек Саманту к себе и обнял.
   – Саманта, он не стоит твоих слез. У него был бриллиант, а он его выбросил. Тут его потеря, а не твоя.
   Саманта прижалась к плечу Брайса и разрыдалась так, словно настал конец света. Брайс подумал, что для Саманты это конец ее прошлой жизни, сгоревшей как дешевая рождественская мишура. Словно, разбив скорлупу старого мирка, она выходит в новый, большой, лучший мир. Его мир. Брайс любил сравнения. Саманта была для него прекрасным птенцом в цветущем раю. И он введет ее в этот рай и всему научит. И она будет его.
   – Про… прости… те, – всхлипнула Саманта, пытаясь отстраниться от Брайса. С детства ей внушали, что нельзя плакать перед людьми. А она уже второй раз рыдала при Эване Брайсе, хотя знала его всего несколько дней.
   Брайс позволил ей отклониться лишь настолько, чтобы самому иметь возможность стереть подушечкой большого пальца слезы со щек Саманты. Его широкий рот снова расплылся в нежной улыбке, и он поймал взгляд девушки.
   – В таком случае я удостоился великой чести, – промурлыкал он. – Тебе уютно со мной. Ты мне веришь. Для меня это очень много значит – быть твоим другом. Саманта, я желаю тебе только добра.
   Саманта посмотрела в его сияющие добрым светом глаза и почувствовала, как на душе отчаянно заскребли кошки. Она ему нравится. Он думает о ней, как о друге.
   – Мне нужен друг, – прошептала Саманта.
   – Я здесь! – Брайс медленно привлек девушку к себе и снова обнял, гладя рукой ее волосы. Другая рука гипнотизирующе, ритмично поглаживала ей спину. – Я здесь, – прошептал Брайс и потерся губами об ухо Саманты. – Я буду всем, что тебе нужно.
   Саманта обняла Брайса, и он повлек ее в ленивый, медленный танец, все теснее прижимая к себе, Внешний мир погрузился в глухую, непроглядную черноту. Время исчезло, обратившись в нереальный, туманный мир. И Саманта пустилась в плавание по этому миру. Связав себя со своим новым другом, она позволила своим мыслям раствориться в сладкой мгле.
   Губы Брайса снова прикоснулись к виску Саманты, поласкали ее ухо.
   Я буду всем, что тебе нужно…
   Я дам тебе все…
   Я люблю тебя…
   Саманта, как сухая губка, впитывала в себя слова нежности. Она сама не понимала, действительно ли их произносит Брайс или же ей просто до боли хочется услышать эти слова от кого-нибудь вообще. Не во сне ли все это? Прежде такое бывало с ней только во сне.
   – Я люблю тебя, – прошептал Брайс, целуя Саманту в щеку и краешек губ. Она почувствовала его желание.
   – Мы не можем, – прошептала Саманта, но даже не шевельнулась, чтобы отстраниться, медленно дрейфуя в тумане мечты.
   – Можем, – промурлыкал Брайс. – Я люблю тебя, Саманта. Позволь мне показать тебе, как.
   Саманта подумала, что ей следует остановить Брайса, Но не могла. Она так долго не испытывала этого чувства, была так одинока!
   Она заглянула в горящие странным светом глаза Брайса:
   – Ты правда меня любишь?
   – Да, – ответил Брайс и в какой-то момент сам поверил в это.
* * *
   – Ты ее трахнул, да? – Шерон гневно выплюнула сознательно выбранное, резкое, гадкое слово, которым только могла описать случившееся. А в происшедшем она не сомневалась.
   Брайс не удостоил кузину ответом. Он стоял у большого окна в элегантной гостиной и смотрел в ночь. Он действительно едва обращал внимание на присутствие Шерон. Брайс пребывал в эйфории; тело его словно наполнила новая, неведомая энергия, заставив чувствовать, как в нем бьется мощь жизненных сил. Голова кружилась от стремительно сменявших друг друга идей и планов. Но Шерон в них места не было.
   Подобную идею Шерон уж никак не могла принять с благодарностью. Разъяренной тигрицей она металась по полутемной комнате. В тусклом свете бра глаза ее пылали гневом.
   – Она такая милая! – проворковал в черное пространство окна Брайс, охваченный необычайным умилением. – Просто не верится, до чего она была мила и желанна.
   Восторг Брайса бичом хлестнул по самолюбию Шерон, ранив ее в самое сердце. Она не умела быть «милой». Зато она прекрасно знала, что такое желание. Сейчас Шерон больше всего желала оторвать Эвана от его пассии. Если он слишком увлечется девчонкой, то просто вышвырнет Шерон вон. Мысль напугала ее, но Шерон никогда не показывала страха кузену. Никогда!
   – Все мы желанны, – выдохнула она, прижимаясь к Брайсу и давая ему возможность почувствовать свои полные груди под тонкой материей черной шелковой пижамы. Шерон принялась тереться о Брайса, точно кошка, и попыталась прикоснуться к нему сквозь плотную материю джинсов. Брайс отвернулся и отошел, не проявив ни малейшего интереса к ее поползновениям.
   Паника тяжелой рукой схватила Шерон за горло, и ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы не выдать страха.
   – Если она была так уж хороша, что ты делаешь здесь?
   Брайс остановился у бара, задумавшись, не пропустить ли стаканчик, но тут же отказался от этой идеи.
   Ему не хотелось, чтобы что-то смешивалось с его возвышенным состоянием, могло бы замедлить полет мысли. Он чувствовал себя бриллиантом – сверкающим, твердым, мощным.
   – Она такая хрупкая, – сказал он. – Но ей не хватает утонченности. Возможно, она себе на уме. Если я стану надоедать ей своей страстью, это может оттолкнуть ее. – Поглаживая щеку, Брайс уставился невидящим взором в пространство и довольно улыбнулся собственной сообразительности. – Утонченность. Это счастливый билет.
   – А как насчет того, чтобы сделать утонченной меня? – Выдавив из себя улыбку, Шерон снова подошла к Брайсу. В голосе ее послышалась легкая дрожь отчаяния. Она надеялась, что Брайс этого не заметит. В груди все сильнее и сильнее сжималась какая-то пружина.
   – Не сегодня, – нетерпеливо отмахнулся Брайс, снова отходя от Шерон, уже второй раз за вечер. Даже не взглянув на нее. Не прикоснувшись, не пообещав, что это будет завтра. Пружина сжалась сильнее.
   – Не сегодня? – выкрикнула Шерон голосом, вибрирующим гневными нотами. Обойдя белый кожаный диван, она преградила Брайсу путь к окну. – Ты намерен сохранить себя для своей драгоценной принцессы-девственницы? Ведь так?
   Брайс окинул ее холодным, безразличным взглядом:
   – Поди после этого разберись с женской логикой. Стоя на этом же самом месте, ты уговаривала меня переспать с Самантой.
   – Ты – подонок! – Вопль потерявшей над собой контроль Шерон теперь уже походил на рев дикого зверя. – После того, кем я была для тебя! После всего, что я для тебя сделала! – Брайс попытался опять отвернуться от Шерон, но она в ярости вцепилась пальцами в его руку, стараясь удержать его, а другой рванула на груди пижаму, обнажая грудь. – Посмотри на меня! Посмотри на меня, черт тебя побери!
   Брайс посмотрел. Без желания. Без эмоций. Уставившись на Шерон, Брайс поразился увиденному: отчаяние, униженность, развращенность; потрепанная, стареющая проститутка, похоть которой не знала границ. Правда, Брайсу и в голову не пришло, что смотрится-то он в зеркало. Он был выше этого и вне этого. Готовый к новой славе. Возрожденный в глазах юного и чистого существа. Посмотрев в глаза кузине, Брайс сказал без всякого выражения: