Страница:
Брайс, прикрыв веки, следил за реакцией Саманты.
– Пойдем, присоединяйся к нам, – сказал он наконец и потянул ее к своему столику.
– Нет, я не могу.
– Почему? Работу ты закончила, и ничто не мешает тебе присоединиться к нам и немножко выпить, идет?
Причин было множество: она не принадлежит к их кругу, она ему не подходит, она замужем, ей нужно идти домой… Только вот зачем? Пронесшиеся в голове Саманты мысли ясно отразились в ее темных глазах.
– Мне кажется, тебе нужно немного развлечься, – мягко сказал Брайс, приподняв указательным пальцем подбородок Саманты и дав понять теплым и добрым взглядом, что сохранит их общий секрет. – Разве не так?
Саманта посмотрела на людей, сидевших за обычным столиком Брайса у дальней стены. Улыбающиеся, красивые, богатые люди. Смеются. Счастливы. Может же она хоть на минутку стать одной из них! Саманта вспомнила Уилла, почувствовав, что своим решением каким-то образом предает его. Но тут же в голове у нее возник образ блондинки из «Проклятых и забытых»… И она подумала о пустом доме и своей пустой жизни. Ведь она заслуживает чего-то большего, не так ли? Выпивка, друзья – немного времени вдали от мучительного одиночества.
– Да, – кивнув самой себе, согласилась Саманта. – Да, мне бы этого хотелось.
– Хорошая девочка. – Брайс расцвел голливудской улыбкой и повлек Саманту к своему столику.
Прогоняя прочь напряжение дня, Мэри шагала по тротуару. На Мэйн-стрит бурлила жизнь. Перед баром «Проклятые и забытые», словно вереница лошадей, привязанных к ограде, выстроились в ряд большие старые пикапы. Более чем за квартал Мэри услышала голос Гарта Брукса, советующего народу «гладить против шерсти», и звонкий стук бильярдных шаров, заглушавший его «ковбойский» голос.
Мэри подумала, не ошивается ли там и Джей Ди? Но тут же сказала себе, что ей это совершенно безразлично.
Лавки, обслуживающие простой люд, стояли темные и безмолвные, однако модные магазины все еще сверкали яркими огнями, и двери их, подпертые горшками с геранью, были открыты. Но ни один из посетителей этих бутиков не выглядел местным жителем.
Мэри показалось странным, что теперь она тоже могла определить приезжих с первого взгляда. В конце концов, она и сама была приезжей. Но что-то в ее душе протестовало против такого ярлыка. Бродя по улицам города, она чувствовала себя так, словно выросла в Новом Эдеме. Более того: ее все более преследовала мысль, что мать и сестры там, в Сакраменто, всегда относились к ней как к чужачке.
Двадцать восемь лет Мэри билась в попытках стать «хорошей девочкой Дженнингсов» подобно своим сестрам – Лизабет и Аннализе. Но несмотря на все усилия, она так и осталась «этой девочкой Дженнингсов».
Удивительно – но здесь, перед витриной городской почты Нового Эдема, штат Монтана, она не испытывала чувства отторженности.
А Рафферти считал ее чужачкой.
Мэри продолжила свой путь по улице и, повинуясь внезапному порыву, завернула в магазин «Новый век» – просто потому, что он привлек ее огнями и наличием людей. Магазин был крошечный – уютное местечко, обшитое нестругаными кедровыми досками, где негде было развернуться среди книжных полок, витрин с кристаллами, подсвечниками и корзин, набитых полированными камнями. Воздух, словно духами, был наполнен приторным запахом ладана. Из динамиков портативного магнитофона доносились голоса птиц, журчание воды, шум деревьев – природа в ящике. Мэри усмехнулась при мысли: кому это могла прийти в голову идея, приехав в этот земной рай, устраивать прослушивание звуков, его наполнявших, с помощью многометровой магнитной ленты?
– Ну и как, действует обсидиан?[6]
Оторвавшись от созерцания березовых веточек в плетеной вазе, Мэри обернулась на голос и вздрогнула, встретившись взглядом со смотревшей на нее в упор М. Е. Фралик.
– Простите?
М. Е. драматически округлила глаза за большими стеклами очков, уперлась одной рукой в бок, а другую воздела к небесам, словно призывая богов себе в свидетели.
– До нее не доходит! – воскликнула дама с нетерпеливым отвращением и снова обратилась к Мэри, заговорив с ней тоном, каким разговаривают с непроходимым тупицей. – Камень, который я дала вам вчера. Обсидиан! Он прекрасно действует, блокируя беспокоящие колебания.
– Ах это… – Мэри виновато пожала плечами и, достав маленький камешек из кармана жакета, протянула его к свету. – Вероятно, мне нужно нечто большее, размером с баскетбольный мяч. И все же я вам очень благодарна. Спасибо.
В магазин нахлынула новая порция покупателей, отвлекших внимание М. Е., и Мэри удалось незаметно улизнуть.
Вернувшись в гостиницу, когда луна уже стала подниматься над вершинами Абсарокаса, Мэри отправилась в свой номер за гитарой. Что бы там ни говорил Рафферти, но ей доставила удовольствие вчерашняя ночь, проведенная на свежем воздухе. Только луна, горы и музыка. Это успокаивало в тысячу раз лучше, чем перекатывание какого-то там обсидиана.
Выйдя из лифта, Мэри увидела в холле Кевина Бронсона. Оторвавшись от пачки отчетов, он взглянул на Мэри и приветливо улыбнулся.
– Эй, Люси говорила нам, что вы играете. – Он взмахнул бумагами, указывая на старую гитару.
– Правда?
– Да, она сказала, что вы потрясающая певица. Она считала, что вы даром теряете время, околачиваясь в адвокатских конторах, вместо того чтобы отправиться в Лос-Анджелес, Нешвилл или куда-либо еще и распорядиться своим талантом по справедливости.
– Люси так сказала?
Мэри это показалось невероятным. Люси слышала ее игру всего несколько раз, случайно – во время вечеринок в местном баре. Иногда, правда, во время их девичьих посиделок в квартире Мэри, когда разговор иссякал, она брала гитару и просто забавлялась с ней, спев несколько тактов – так, первое попавшееся, что приходило в голову, рассеянно, случайно. А Люси слушала, потягивая пиво, и отпускала несколько ленивых комментариев: Мэр или, ты должна стать звездой. Пустая болтовня! Только для того, чтобы заполнить паузу после последней прозвучавшей ноты.
Кевин, казалось, был несколько сбит с толку удивлением Мэри, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы отпускать на этот счет какие-то замечания.
– Я как раз направлялся в бар – выпить чашечку кофе с Дрю. Не хотите к нам присоединиться? – Кевин снова улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. – Может быть, нам удастся уговорить вас сыграть нам что-нибудь.
Мэри рассмеялась и пошла рядом с Кевином.
– Можете смело взять меня за руку: я не стеснительная. Они сели за столик у камина и съели по ростбифу, запив его кофе со сливками. Мэри рассказала о своем путешествии в страну Миллера Даггерпонта, и ее сотрапезники покачали головами и усмехнулись выбору Люси относительно места своего конечного пребывания.
– Положительно черный юмор, – потягивая кофе, заметил Дрю. – Совершенно в стиле Люси.
– Никак не могу поверить, что она все оставила мне, – сболтнула, не подумав, Мэри. Она не могла не высказать своего недоумения, хотя чувствовала себя при этом так, словно признавалась в совершенном преступлении.
Дрю и Кевин переглянулись, однако не выказали ни потрясения, ни порицания. Дрю взялся за гриф прислоненной к столу гитары и чуть покачал инструмент.
– Вы останетесь?
– Не знаю, что и сказать, – ответила Мэри, но, уставившись на деку гитары, унеслась мыслями к бревенчатому дому, вспомнила ощущение покоя и умиротворения, которым напитывали ее горы. Вспомнила она и свою схватку с Рафферти – на земле, в пыли, его смущение, когда она плакала, и по всему телу разлилось тепло, имевшее очень отдаленное сходство со слабым огнем, тлевшим в центре камина.
Мэри заставила себя подумать о подруге, и по поверхности сознания, подобно масляным пятнам на воде, снова растеклись вопросы.
– Так что же случилось с тем батраком, который работал на Люси? – спросила она. – Я слышала, что после несчастного случая он просто смылся.
– Кендал Мортон? – поморщился Кевин. – Гнусный тип. Я всегда считал его поросенком, выросшим в отвратительного борова. Татуировки, гнилые зубы, вечно воняет потом.
Дрю хлебнул кофе и согласно кивнул:
– Странный парень. Неразговорчивый. Постоянно что-то скрывавший.
– Такой странный парень, и никому не пришло в голову допросить его после гибели Люси? – не веря своим ушам, удивилась Мэри.
– Не было необходимости, – объяснил Дрю. – Шеффилд объявился раньше, на том и поставили точку. Кроме того, у Мортона не было причины убивать Люси.
– С каких это пор людям требуется причина?
– Мотивация, – изящно пожал плечами Дрю. – Законы следствия. Вы должны быть знакомы с процедурой. У Мортона не было мотива…
– Но, судя по его явно подозрительному поведению, это, возможно, был тот самый случай, когда причина просто никому не известна. Вы не знаете, куда он мог деться?
Дрю нахмурился, взгляд его был скорее смущенным, нежели заинтересованным.
– Зачем вы пытаетесь найти в этом деле больше, чем в нем есть на самом деле? Произошел несчастный случай – такое случается. – Несколько мгновений Мэри ощущала устремленный на нее испытующий взгляд, но не поднимала глаз, уставившись в свою чашку кофе. Ей показалось, что в словах Дрю она уловила те же вопросы, что мучили и ее, но, снова заговорив, Дрю лишь повторил: – Дорогая, это был несчастный случай. Оставим все, как есть. Может быть, вы нам что-нибудь сыграете? – спросил он, протягивая гитару, так что Мэри оставалось либо принять ее, либо отклонить просьбу. – Люси говорила, что у вас потрясающий голос.
Отказавшись от продолжения темы, Мэри отодвинулась от стола, приняла гитару и прошлась по струнам, проверяя лады.
– Ожидалось, что я стану виолончелисткой, – призналась она. – Моя сестра Лизабет играет на скрипке, Аннализа – на флейте. Мама рассчитывала поразить своих друзей тем, что мы будем выступать трио на благотворительных мероприятиях.
– Что же помешало? – поинтересовался Кевин, Вспомнив причину, Мэри улыбнулась с легким оттенком неприязни.
– Мой преподаватель сказал, что смычок у меня ходит по струнам, точно ножовка по железной цепи ограды. После этого я стала пропускать занятия, скрываясь у одного престарелого хиппи, державшего магазин здоровой пищи в квартале от музыкальной школы. Он обычно тусовался с группой «Благодарные покойники». – Мэри выгнула бровь и положила пальцы на струны. – Мама была потрясена, когда узнала, но… оставим все, как есть…
Она взяла аккорд, радуясь, как всегда, изумительному резонансу старой гитары; потом принялась отбивать легкий, знакомый ритм и присоединилась к мелодии своим низким, богатым голосом.
Окончив петь, Мэри минуту растерянно сидела в полном безмолвии, растекшемся по всему притихшему залу. Грохот аплодисментов вернул ее в действительность. Чувствуя неловкость, она слегка округлила глаза и признательно подняла руку, пытаясь вернуть владельцев бара к прерванному разговору.
Кевин выглядел совершенно потрясенным и рассыпался в невероятных комплиментах, что Мэри отнесла к его естественному состоянию. Вокруг Кевина витала атмосфера детской восторженности, ощущения юношеской, не подверженной возрасту наивности. Испытующий взгляд Дрю был более тяжел. Мэри попыталась избавиться от него, потянувшись к чашке кофе и испытывая страстное желание закурить.
– Люси была права, – заявил Кевин. – Вы губили свой талант, вращаясь среди законников.
– Вам необходима аудитория, – сказал Дрю. – Нам бы очень хотелось, чтобы вы играли у нас все время, сколько здесь пробудете. У нас по выходным выступает трио. Скажите, что присоединитесь к ним.
– Я не очень-то люблю мешать другим музыкантам, – поморщилась Мэри. – Но возможно, поговорю с ними.
– Вы уже поговорили, – просиял взглядом зеленых глаз Дрю. – Лично я играю на пианино.
Они дружно рассмеялись, и Мэри удивилась тому, как славно она себя чувствует, проводя время со своими новыми друзьями. Сакраменто, Бред Инрайт и ее семья неожиданно показались ей далеким прошлым, оставшимся где-то за полсвета от нее.
– Мэрили, я надеюсь, это не последняя песня, которую мы услышали в вашем исполнении?
Эван Брайс улыбался Мэри точно давно потерянному другу. Она растянула рот в вежливой светской улыбке и пробормотала что-то банальное. Брайс ей сразу не понравился: отчасти потому, что имел отношение к смерти Люси, и по тому, что трудно было уловить. Она даже не задалась вопросом о причине своей неприязни. За годы работы в органах правосудия инстинкты, связанные с человеческой натурой, обострились у нее в душе до тонкости лезвия бритвы. Она редко тратила время на разбирательство, как работает ее чутье. Просто что-то в действии Брайса по схеме «я-твой-лучший-друг» звучало фальшиво.
Внешне Брайс выглядел почти таким же, каким увидела его Мэри во время первого знакомства: те же ковбойские сапоги, те же джинсы в обтяжку, недвусмысленно демонстрирующие пол Брайса, тот же дорогой ремень из кожи ручной выделки с костяными заклепками, выглядевшими так, будто они были «военными трофеями» с нагрудной цепи воина племени шайенн. Брайс только сменил ковбойку на поэтическую рубашку в тонкую полоску с пышными рукавами. Половина пуговиц на рубашке была расчетливо-небрежно расстегнута. У Мэри сложилось впечатление, что облегающие штаны и открытая грудь были сверхкомпенсацией чего-то… возможно, его роста, а вернее, недостатка оного.
– Я слышал, вы неожиданно стали владелицей недвижимости в нашем райском уголке, – засунув большие пальцы в карманы джинсов, сказал Брайс. В ответ на удивление Мэри он издал довольный смешок: – Боюсь, что это реалии маленького городка. Новости распространяются здесь со скоростью пожарной тревоги. Разумеется, я тут же, можно сказать, навострил уши: владения Люси граничат с моими.
– Да, я знаю.
Именно поэтому она и погибла. Мэри не позволила словам сорваться с языка, хорошо поднаторев в светских любезностях, чтобы проявить подобную бестактность. Кроме того, справедливости ради следует заметить, что не Брайс был тем идиотом с ружьем.
– Означает ли это, что вы присоединитесь к нашей общине? – Всем своим видом Брайс изображал такую искреннюю надежду, что она вряд ли заслуживала доверия. – Или же продадите?
– Сейчас еще рано говорить об этом.
– Разумеется, – слегка наклонив голову, уступая, пробормотал Брайс. – Что ж, если захотите объехать свои владения или окрестности – милости просим, обращайтесь без стеснений. Буду более чем счастлив сопровождать вас.
– Спасибо.
– Чудненькое место! Люси очень уютно там устроилась. Она когда-нибудь рассказывала вам, как стала владелицей фермы?
Во взгляде Брайса появилась странная колючесть. Мэри была не уверена, задает ли Брайс обычный невинный вопрос или же хочет посмотреть, пройдет ли Мэри какой-то тайный тест. Она ответила лишь то, что знала:
– Люси рассказывала, что увидела ранчо, когда проводила здесь отпуск. Потом ей достались какие-то деньги, и она решила его купить.
– Люси была очень удачлива… и очень умна.
В воздухе повисло странное напряжение. Но Брайс тут же улыбнулся.
– Надеюсь, мне доведется снова услышать вас, Мэри.
Вы очень талантливы.
– Спасибо.
Брайс попрощался и вернулся к своей компании. Кевин, стиснув челюсти, уставился в свою чашку. Дрю, опустив глаза, потер пальцем нижнюю губу. Потом взглянул на Мэри, и взгляд его показался почти зловещим в пляшущих тенях каминного огня.
– Брайсу до смерти хочется заполучить эту землю, – тихо произнес Дрю. – Так же, как и Джею Ди Рафферти, к слову сказать. Хотя лишняя сотня акров мало что изменит для и без того поразительных по размеру владений Брайса. Судя по слухам, ему принадлежит восемь тысяч акров.
– Господи!
– Да. – Дрю бросил взгляд через зал. Брайс смеялся над тостом, который произносил в его честь один из гостей. Справа от Брайса, на стуле, который обычно занимала его кузина Шерон Рассел, сейчас сидела Саманта Рафферти. Она тоже смеялась, но низко опустив голову, словно не хотела, чтобы кто-нибудь из компании увидел, что она не поняла сказанной шутки. Дрю помрачнел. Он собирает земли, как почтовые марки, – Ван Делен имел сильное подозрение, что предметом коллекционирования Эвана Брайса была не только земля, но Дрю держал свое мнение при себе и лишь подумал, что надо будет с глазу на глаз поговорить с Самантой, когда она выйдет на работу. – Забавный человек.
Не поднимая головы, Кевин отодвинулся от стола.
– Прошу прощения, – пробормотал он. – У меня дела. – Он неловко собрал принесенные с собой бумаги и удалился.
Дрю вздохнул и потер левый висок.
Мэри внезапно показалось, что она вторглась во что-то сугубо личное. Опустив гитару с колен, она встала.
– Благодарю за кофе. Думаю, мне пора закругляться. Хочу завтра встать пораньше. Жаль пропускать восход солнца.
Дрю выдавил из себя улыбку, которая тут же сошла, как только он взял протянутую руку Мэри.
– Будьте поосторожнее с Брайсом, дорогая, – пробормотал он. – Люси нравилось играть со змеями, но потом она сама испытала на себе их укусы. Я бы не хотел видеть вас раненой.
– В каком смысле «раненой»? В буквальном?
– Просто будьте осторожны.
Дрю поднялся и вышел в ту же боковую дверь, что и Кевин, оставив Мэри у камина. Она смотрела на Эвана Брайса, на то, как он без труда очаровывает сидящую рядом с ним молодую женщину, и мысли Мэри витали где-то в эдемском саду.
Она лучисто улыбнулась человеку, шедшему рядом с ней по разбитому тротуару к ее пустому дому. Брайс настоял на том, чтобы проводить Саманту домой и убедиться, что с ней все будет в порядке. Его красивая кузина дожидалась Эвана в «мерседесе», припаркованном у бордюрного камня, багажником к старому, потрепанному автомобилю Саманты.
– Да. – Саманта передернула плечами, как бы пытаясь освободиться от полученного удовольствия. – Было много забавного.
– Всем очень понравилось твое общество. Ты – глоток свежего воздуха, такая… не испорченная светом.
– Хотите сказать, наивная.
– Не в том смысле, Который может тебя обидеть. Ты молода, красива, полна обещаний, у тебя впереди так много всего.
Например, еще одна ночь в пустой постели. Или будущее, наполненное днями беготни вокруг столиков в «Лосе». Мысли тяжелым грузом навалились на Саманту, будто камни ступеней, по которым она поднималась на веранду.
Как только Саманта взялась за дверную ручку, Брайс взял ее за руку и повернул к себе. Лицо его было серьезно и выражало отеческую заботу – или то, что Саманта всегда представляла себе выражением отцовской заботы. Разумеется, отец Саманты не проявлял к ней подобного интереса. Он никогда не проявлял интереса к своим детям, относился к ним так, словно они были не более чем полудюжиной вечно путающихся под ногами дворовых щенков.
– Не позволяй своему разбитому сердцу закрыться, милая, – посоветовал Брайс. – Твой муж – дурак. Если завтра он исчезнет с лица земли, мир не остановится, ты так же будешь жить, и, осмелюсь заметить, твоя жизнь станет только лучше. В тебе так много заложено!
На глазах Саманты выступили слезы. Ну почему Уилл никогда не говорил ей о том, какая она замечательная? Потому, очевидно, что не разглядел в ней то, что увидел Брайс.
– Эй, только не плакать! – смахнув слезинку со щеки Саманты, промурлыкал Брайс. – Ты уже достаточно наплакалась. Когда у тебя следующий выходной?
– Послезавтра.
– Отлично! – улыбнулся Брайс. – Ты приедешь ко мне на ранчо и проведешь там целый день. Поплаваешь, прокатишься верхом, пообщаешься с людьми, которые тебе будут рады.
Саманта принялась было протестовать, но Брайс и слушать не хотел. Он сжал ее руки и, наклонившись, запечатлел отеческий поцелуй на щеке Саманты.
– Я сам заеду за тобой. Будь готова к девяти. Мы отправимся на прогулку верхом. Устроим пикник. Все будет замечательно.
Брайс повернулся и, неспешно спустившись по ступенькам веранды, легкой походкой направился к лоснящемуся в полумраке ночи «мерседесу».
Саманта вошла в погруженный в темноту дом и не стала зажигать лампу. В окна проникал свет от стоявшего на углу уличного фонаря, и этого было, вполне достаточно, чтобы видеть. Как обычно, Саманта питала тайную надежду на то, что дома ее ждет Уилл.
К ее огромному разочарованию, Уилла не было. Наверное, он никогда не думает о Саманте, его не волнует, одна ли она, и он и не знает, что Саманта провела вечер в компании людей, которые ездят на спортивных машинах и пьют шампанское. А не все ли ему равно?
Вопрос острым ножом вонзился в сердце Саманты. Теперь, когда никто мог их видеть и не кому было сказать, чтобы они прекратились, слезы потекли по щекам. Она медленно опустилась на дощатый пол гостиной и свернулась калачиком. Длинная коса, скользнув по плечу, канатом легла на пол.
Из кухни выскочил Мошенник – весь в напряжении: уши торчком, хвост вытянут, – большой, нескладный, весь светящийся собачьей любовью. В первый момент Мошенник гавкнул на Саманту и зарычал, испытывая неуверенность в том, как поступить с непонятной пришелицей. Наконец Саманта выпрямилась и протянула псу руку. Мошенник тут же прыгнул ей на колени, весь – воплощенное счастье, одарил Саманту чем-то похожим на объятие и принялся неистово слизывать слезы с ее щек.
Саманта крепко обняла щенка и горько разрыдалась, терзаясь мыслью, что собака, подаренная мужем, заботится о ней больше, чем сам Уилл.
Брайс повернулся и с восхищением посмотрел на кузину. В лунном свете она казалась просто восхитительной.
– Я еще не знаю. Пока что она ничем не выдала своей осведомленности.
Шерон освободила гриву белокурых волос от стягивавшей голову цветной ленты.
– Не могу себе представить, чтобы Люси оставила ей все, не посвятив подругу во все свои грязные маленькие секреты в этой сделке.
– Не имеет значения, – сказал Брайс, размышляя о возникших сложностях другого плана. – Не о чем беспокоиться.
Он и в самом деле нисколько не волновался. Для него это была игра. Игра, в которой он не может проиграть. Разумеется, ставки в ней очень высоки, но у него на руках почти все козыри. В этом заключалась прелесть власти и замечательного ума.
Люси это понимала. Возможно, она могла бы стать достойным конкурентом или же достойным партнером. Брайс в достаточной степени насладился шармом Люси в постели и вне ее, чтобы оценить способности этой женщины.
Жаль, что она погибла…
Глава 9
– Пойдем, присоединяйся к нам, – сказал он наконец и потянул ее к своему столику.
– Нет, я не могу.
– Почему? Работу ты закончила, и ничто не мешает тебе присоединиться к нам и немножко выпить, идет?
Причин было множество: она не принадлежит к их кругу, она ему не подходит, она замужем, ей нужно идти домой… Только вот зачем? Пронесшиеся в голове Саманты мысли ясно отразились в ее темных глазах.
– Мне кажется, тебе нужно немного развлечься, – мягко сказал Брайс, приподняв указательным пальцем подбородок Саманты и дав понять теплым и добрым взглядом, что сохранит их общий секрет. – Разве не так?
Саманта посмотрела на людей, сидевших за обычным столиком Брайса у дальней стены. Улыбающиеся, красивые, богатые люди. Смеются. Счастливы. Может же она хоть на минутку стать одной из них! Саманта вспомнила Уилла, почувствовав, что своим решением каким-то образом предает его. Но тут же в голове у нее возник образ блондинки из «Проклятых и забытых»… И она подумала о пустом доме и своей пустой жизни. Ведь она заслуживает чего-то большего, не так ли? Выпивка, друзья – немного времени вдали от мучительного одиночества.
– Да, – кивнув самой себе, согласилась Саманта. – Да, мне бы этого хотелось.
– Хорошая девочка. – Брайс расцвел голливудской улыбкой и повлек Саманту к своему столику.
* * *
Засунув руки глубоко в карманы жакета, Мэри неторопливо шла к «Загадочному лосю». Ей была невыносима мысль об ужине в отдельной кабинке элегантной гостиничной столовой. Даже после душа, смыв е себя запах дыма и пыль, Мэри чувствовала: душа ее пленилась духом ранчо и теперь стремилась к чему-то более незатейливому – простым людям, музыке кантри, музыкальному автомату. Ужин в кафе «Радуга» показался ей великолепной идеей. Жареный цыпленок с белым соусом. Пластинка с записью большого оркестра Лайла Ловетта. Нора Дэвис в розовой униформе и мудрым взглядом на мир.Прогоняя прочь напряжение дня, Мэри шагала по тротуару. На Мэйн-стрит бурлила жизнь. Перед баром «Проклятые и забытые», словно вереница лошадей, привязанных к ограде, выстроились в ряд большие старые пикапы. Более чем за квартал Мэри услышала голос Гарта Брукса, советующего народу «гладить против шерсти», и звонкий стук бильярдных шаров, заглушавший его «ковбойский» голос.
Мэри подумала, не ошивается ли там и Джей Ди? Но тут же сказала себе, что ей это совершенно безразлично.
Лавки, обслуживающие простой люд, стояли темные и безмолвные, однако модные магазины все еще сверкали яркими огнями, и двери их, подпертые горшками с геранью, были открыты. Но ни один из посетителей этих бутиков не выглядел местным жителем.
Мэри показалось странным, что теперь она тоже могла определить приезжих с первого взгляда. В конце концов, она и сама была приезжей. Но что-то в ее душе протестовало против такого ярлыка. Бродя по улицам города, она чувствовала себя так, словно выросла в Новом Эдеме. Более того: ее все более преследовала мысль, что мать и сестры там, в Сакраменто, всегда относились к ней как к чужачке.
Двадцать восемь лет Мэри билась в попытках стать «хорошей девочкой Дженнингсов» подобно своим сестрам – Лизабет и Аннализе. Но несмотря на все усилия, она так и осталась «этой девочкой Дженнингсов».
Удивительно – но здесь, перед витриной городской почты Нового Эдема, штат Монтана, она не испытывала чувства отторженности.
А Рафферти считал ее чужачкой.
Мэри продолжила свой путь по улице и, повинуясь внезапному порыву, завернула в магазин «Новый век» – просто потому, что он привлек ее огнями и наличием людей. Магазин был крошечный – уютное местечко, обшитое нестругаными кедровыми досками, где негде было развернуться среди книжных полок, витрин с кристаллами, подсвечниками и корзин, набитых полированными камнями. Воздух, словно духами, был наполнен приторным запахом ладана. Из динамиков портативного магнитофона доносились голоса птиц, журчание воды, шум деревьев – природа в ящике. Мэри усмехнулась при мысли: кому это могла прийти в голову идея, приехав в этот земной рай, устраивать прослушивание звуков, его наполнявших, с помощью многометровой магнитной ленты?
– Ну и как, действует обсидиан?[6]
Оторвавшись от созерцания березовых веточек в плетеной вазе, Мэри обернулась на голос и вздрогнула, встретившись взглядом со смотревшей на нее в упор М. Е. Фралик.
– Простите?
М. Е. драматически округлила глаза за большими стеклами очков, уперлась одной рукой в бок, а другую воздела к небесам, словно призывая богов себе в свидетели.
– До нее не доходит! – воскликнула дама с нетерпеливым отвращением и снова обратилась к Мэри, заговорив с ней тоном, каким разговаривают с непроходимым тупицей. – Камень, который я дала вам вчера. Обсидиан! Он прекрасно действует, блокируя беспокоящие колебания.
– Ах это… – Мэри виновато пожала плечами и, достав маленький камешек из кармана жакета, протянула его к свету. – Вероятно, мне нужно нечто большее, размером с баскетбольный мяч. И все же я вам очень благодарна. Спасибо.
В магазин нахлынула новая порция покупателей, отвлекших внимание М. Е., и Мэри удалось незаметно улизнуть.
Вернувшись в гостиницу, когда луна уже стала подниматься над вершинами Абсарокаса, Мэри отправилась в свой номер за гитарой. Что бы там ни говорил Рафферти, но ей доставила удовольствие вчерашняя ночь, проведенная на свежем воздухе. Только луна, горы и музыка. Это успокаивало в тысячу раз лучше, чем перекатывание какого-то там обсидиана.
Выйдя из лифта, Мэри увидела в холле Кевина Бронсона. Оторвавшись от пачки отчетов, он взглянул на Мэри и приветливо улыбнулся.
– Эй, Люси говорила нам, что вы играете. – Он взмахнул бумагами, указывая на старую гитару.
– Правда?
– Да, она сказала, что вы потрясающая певица. Она считала, что вы даром теряете время, околачиваясь в адвокатских конторах, вместо того чтобы отправиться в Лос-Анджелес, Нешвилл или куда-либо еще и распорядиться своим талантом по справедливости.
– Люси так сказала?
Мэри это показалось невероятным. Люси слышала ее игру всего несколько раз, случайно – во время вечеринок в местном баре. Иногда, правда, во время их девичьих посиделок в квартире Мэри, когда разговор иссякал, она брала гитару и просто забавлялась с ней, спев несколько тактов – так, первое попавшееся, что приходило в голову, рассеянно, случайно. А Люси слушала, потягивая пиво, и отпускала несколько ленивых комментариев: Мэр или, ты должна стать звездой. Пустая болтовня! Только для того, чтобы заполнить паузу после последней прозвучавшей ноты.
Кевин, казалось, был несколько сбит с толку удивлением Мэри, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы отпускать на этот счет какие-то замечания.
– Я как раз направлялся в бар – выпить чашечку кофе с Дрю. Не хотите к нам присоединиться? – Кевин снова улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. – Может быть, нам удастся уговорить вас сыграть нам что-нибудь.
Мэри рассмеялась и пошла рядом с Кевином.
– Можете смело взять меня за руку: я не стеснительная. Они сели за столик у камина и съели по ростбифу, запив его кофе со сливками. Мэри рассказала о своем путешествии в страну Миллера Даггерпонта, и ее сотрапезники покачали головами и усмехнулись выбору Люси относительно места своего конечного пребывания.
– Положительно черный юмор, – потягивая кофе, заметил Дрю. – Совершенно в стиле Люси.
– Никак не могу поверить, что она все оставила мне, – сболтнула, не подумав, Мэри. Она не могла не высказать своего недоумения, хотя чувствовала себя при этом так, словно признавалась в совершенном преступлении.
Дрю и Кевин переглянулись, однако не выказали ни потрясения, ни порицания. Дрю взялся за гриф прислоненной к столу гитары и чуть покачал инструмент.
– Вы останетесь?
– Не знаю, что и сказать, – ответила Мэри, но, уставившись на деку гитары, унеслась мыслями к бревенчатому дому, вспомнила ощущение покоя и умиротворения, которым напитывали ее горы. Вспомнила она и свою схватку с Рафферти – на земле, в пыли, его смущение, когда она плакала, и по всему телу разлилось тепло, имевшее очень отдаленное сходство со слабым огнем, тлевшим в центре камина.
Мэри заставила себя подумать о подруге, и по поверхности сознания, подобно масляным пятнам на воде, снова растеклись вопросы.
– Так что же случилось с тем батраком, который работал на Люси? – спросила она. – Я слышала, что после несчастного случая он просто смылся.
– Кендал Мортон? – поморщился Кевин. – Гнусный тип. Я всегда считал его поросенком, выросшим в отвратительного борова. Татуировки, гнилые зубы, вечно воняет потом.
Дрю хлебнул кофе и согласно кивнул:
– Странный парень. Неразговорчивый. Постоянно что-то скрывавший.
– Такой странный парень, и никому не пришло в голову допросить его после гибели Люси? – не веря своим ушам, удивилась Мэри.
– Не было необходимости, – объяснил Дрю. – Шеффилд объявился раньше, на том и поставили точку. Кроме того, у Мортона не было причины убивать Люси.
– С каких это пор людям требуется причина?
– Мотивация, – изящно пожал плечами Дрю. – Законы следствия. Вы должны быть знакомы с процедурой. У Мортона не было мотива…
– Но, судя по его явно подозрительному поведению, это, возможно, был тот самый случай, когда причина просто никому не известна. Вы не знаете, куда он мог деться?
Дрю нахмурился, взгляд его был скорее смущенным, нежели заинтересованным.
– Зачем вы пытаетесь найти в этом деле больше, чем в нем есть на самом деле? Произошел несчастный случай – такое случается. – Несколько мгновений Мэри ощущала устремленный на нее испытующий взгляд, но не поднимала глаз, уставившись в свою чашку кофе. Ей показалось, что в словах Дрю она уловила те же вопросы, что мучили и ее, но, снова заговорив, Дрю лишь повторил: – Дорогая, это был несчастный случай. Оставим все, как есть. Может быть, вы нам что-нибудь сыграете? – спросил он, протягивая гитару, так что Мэри оставалось либо принять ее, либо отклонить просьбу. – Люси говорила, что у вас потрясающий голос.
Отказавшись от продолжения темы, Мэри отодвинулась от стола, приняла гитару и прошлась по струнам, проверяя лады.
– Ожидалось, что я стану виолончелисткой, – призналась она. – Моя сестра Лизабет играет на скрипке, Аннализа – на флейте. Мама рассчитывала поразить своих друзей тем, что мы будем выступать трио на благотворительных мероприятиях.
– Что же помешало? – поинтересовался Кевин, Вспомнив причину, Мэри улыбнулась с легким оттенком неприязни.
– Мой преподаватель сказал, что смычок у меня ходит по струнам, точно ножовка по железной цепи ограды. После этого я стала пропускать занятия, скрываясь у одного престарелого хиппи, державшего магазин здоровой пищи в квартале от музыкальной школы. Он обычно тусовался с группой «Благодарные покойники». – Мэри выгнула бровь и положила пальцы на струны. – Мама была потрясена, когда узнала, но… оставим все, как есть…
Она взяла аккорд, радуясь, как всегда, изумительному резонансу старой гитары; потом принялась отбивать легкий, знакомый ритм и присоединилась к мелодии своим низким, богатым голосом.
Окончив петь, Мэри минуту растерянно сидела в полном безмолвии, растекшемся по всему притихшему залу. Грохот аплодисментов вернул ее в действительность. Чувствуя неловкость, она слегка округлила глаза и признательно подняла руку, пытаясь вернуть владельцев бара к прерванному разговору.
Кевин выглядел совершенно потрясенным и рассыпался в невероятных комплиментах, что Мэри отнесла к его естественному состоянию. Вокруг Кевина витала атмосфера детской восторженности, ощущения юношеской, не подверженной возрасту наивности. Испытующий взгляд Дрю был более тяжел. Мэри попыталась избавиться от него, потянувшись к чашке кофе и испытывая страстное желание закурить.
– Люси была права, – заявил Кевин. – Вы губили свой талант, вращаясь среди законников.
– Вам необходима аудитория, – сказал Дрю. – Нам бы очень хотелось, чтобы вы играли у нас все время, сколько здесь пробудете. У нас по выходным выступает трио. Скажите, что присоединитесь к ним.
– Я не очень-то люблю мешать другим музыкантам, – поморщилась Мэри. – Но возможно, поговорю с ними.
– Вы уже поговорили, – просиял взглядом зеленых глаз Дрю. – Лично я играю на пианино.
Они дружно рассмеялись, и Мэри удивилась тому, как славно она себя чувствует, проводя время со своими новыми друзьями. Сакраменто, Бред Инрайт и ее семья неожиданно показались ей далеким прошлым, оставшимся где-то за полсвета от нее.
– Мэрили, я надеюсь, это не последняя песня, которую мы услышали в вашем исполнении?
Эван Брайс улыбался Мэри точно давно потерянному другу. Она растянула рот в вежливой светской улыбке и пробормотала что-то банальное. Брайс ей сразу не понравился: отчасти потому, что имел отношение к смерти Люси, и по тому, что трудно было уловить. Она даже не задалась вопросом о причине своей неприязни. За годы работы в органах правосудия инстинкты, связанные с человеческой натурой, обострились у нее в душе до тонкости лезвия бритвы. Она редко тратила время на разбирательство, как работает ее чутье. Просто что-то в действии Брайса по схеме «я-твой-лучший-друг» звучало фальшиво.
Внешне Брайс выглядел почти таким же, каким увидела его Мэри во время первого знакомства: те же ковбойские сапоги, те же джинсы в обтяжку, недвусмысленно демонстрирующие пол Брайса, тот же дорогой ремень из кожи ручной выделки с костяными заклепками, выглядевшими так, будто они были «военными трофеями» с нагрудной цепи воина племени шайенн. Брайс только сменил ковбойку на поэтическую рубашку в тонкую полоску с пышными рукавами. Половина пуговиц на рубашке была расчетливо-небрежно расстегнута. У Мэри сложилось впечатление, что облегающие штаны и открытая грудь были сверхкомпенсацией чего-то… возможно, его роста, а вернее, недостатка оного.
– Я слышал, вы неожиданно стали владелицей недвижимости в нашем райском уголке, – засунув большие пальцы в карманы джинсов, сказал Брайс. В ответ на удивление Мэри он издал довольный смешок: – Боюсь, что это реалии маленького городка. Новости распространяются здесь со скоростью пожарной тревоги. Разумеется, я тут же, можно сказать, навострил уши: владения Люси граничат с моими.
– Да, я знаю.
Именно поэтому она и погибла. Мэри не позволила словам сорваться с языка, хорошо поднаторев в светских любезностях, чтобы проявить подобную бестактность. Кроме того, справедливости ради следует заметить, что не Брайс был тем идиотом с ружьем.
– Означает ли это, что вы присоединитесь к нашей общине? – Всем своим видом Брайс изображал такую искреннюю надежду, что она вряд ли заслуживала доверия. – Или же продадите?
– Сейчас еще рано говорить об этом.
– Разумеется, – слегка наклонив голову, уступая, пробормотал Брайс. – Что ж, если захотите объехать свои владения или окрестности – милости просим, обращайтесь без стеснений. Буду более чем счастлив сопровождать вас.
– Спасибо.
– Чудненькое место! Люси очень уютно там устроилась. Она когда-нибудь рассказывала вам, как стала владелицей фермы?
Во взгляде Брайса появилась странная колючесть. Мэри была не уверена, задает ли Брайс обычный невинный вопрос или же хочет посмотреть, пройдет ли Мэри какой-то тайный тест. Она ответила лишь то, что знала:
– Люси рассказывала, что увидела ранчо, когда проводила здесь отпуск. Потом ей достались какие-то деньги, и она решила его купить.
– Люси была очень удачлива… и очень умна.
В воздухе повисло странное напряжение. Но Брайс тут же улыбнулся.
– Надеюсь, мне доведется снова услышать вас, Мэри.
Вы очень талантливы.
– Спасибо.
Брайс попрощался и вернулся к своей компании. Кевин, стиснув челюсти, уставился в свою чашку. Дрю, опустив глаза, потер пальцем нижнюю губу. Потом взглянул на Мэри, и взгляд его показался почти зловещим в пляшущих тенях каминного огня.
– Брайсу до смерти хочется заполучить эту землю, – тихо произнес Дрю. – Так же, как и Джею Ди Рафферти, к слову сказать. Хотя лишняя сотня акров мало что изменит для и без того поразительных по размеру владений Брайса. Судя по слухам, ему принадлежит восемь тысяч акров.
– Господи!
– Да. – Дрю бросил взгляд через зал. Брайс смеялся над тостом, который произносил в его честь один из гостей. Справа от Брайса, на стуле, который обычно занимала его кузина Шерон Рассел, сейчас сидела Саманта Рафферти. Она тоже смеялась, но низко опустив голову, словно не хотела, чтобы кто-нибудь из компании увидел, что она не поняла сказанной шутки. Дрю помрачнел. Он собирает земли, как почтовые марки, – Ван Делен имел сильное подозрение, что предметом коллекционирования Эвана Брайса была не только земля, но Дрю держал свое мнение при себе и лишь подумал, что надо будет с глазу на глаз поговорить с Самантой, когда она выйдет на работу. – Забавный человек.
Не поднимая головы, Кевин отодвинулся от стола.
– Прошу прощения, – пробормотал он. – У меня дела. – Он неловко собрал принесенные с собой бумаги и удалился.
Дрю вздохнул и потер левый висок.
Мэри внезапно показалось, что она вторглась во что-то сугубо личное. Опустив гитару с колен, она встала.
– Благодарю за кофе. Думаю, мне пора закругляться. Хочу завтра встать пораньше. Жаль пропускать восход солнца.
Дрю выдавил из себя улыбку, которая тут же сошла, как только он взял протянутую руку Мэри.
– Будьте поосторожнее с Брайсом, дорогая, – пробормотал он. – Люси нравилось играть со змеями, но потом она сама испытала на себе их укусы. Я бы не хотел видеть вас раненой.
– В каком смысле «раненой»? В буквальном?
– Просто будьте осторожны.
Дрю поднялся и вышел в ту же боковую дверь, что и Кевин, оставив Мэри у камина. Она смотрела на Эвана Брайса, на то, как он без труда очаровывает сидящую рядом с ним молодую женщину, и мысли Мэри витали где-то в эдемском саду.
* * *
– Ты хорошо провела вечер, Саманта?Она лучисто улыбнулась человеку, шедшему рядом с ней по разбитому тротуару к ее пустому дому. Брайс настоял на том, чтобы проводить Саманту домой и убедиться, что с ней все будет в порядке. Его красивая кузина дожидалась Эвана в «мерседесе», припаркованном у бордюрного камня, багажником к старому, потрепанному автомобилю Саманты.
– Да. – Саманта передернула плечами, как бы пытаясь освободиться от полученного удовольствия. – Было много забавного.
– Всем очень понравилось твое общество. Ты – глоток свежего воздуха, такая… не испорченная светом.
– Хотите сказать, наивная.
– Не в том смысле, Который может тебя обидеть. Ты молода, красива, полна обещаний, у тебя впереди так много всего.
Например, еще одна ночь в пустой постели. Или будущее, наполненное днями беготни вокруг столиков в «Лосе». Мысли тяжелым грузом навалились на Саманту, будто камни ступеней, по которым она поднималась на веранду.
Как только Саманта взялась за дверную ручку, Брайс взял ее за руку и повернул к себе. Лицо его было серьезно и выражало отеческую заботу – или то, что Саманта всегда представляла себе выражением отцовской заботы. Разумеется, отец Саманты не проявлял к ней подобного интереса. Он никогда не проявлял интереса к своим детям, относился к ним так, словно они были не более чем полудюжиной вечно путающихся под ногами дворовых щенков.
– Не позволяй своему разбитому сердцу закрыться, милая, – посоветовал Брайс. – Твой муж – дурак. Если завтра он исчезнет с лица земли, мир не остановится, ты так же будешь жить, и, осмелюсь заметить, твоя жизнь станет только лучше. В тебе так много заложено!
На глазах Саманты выступили слезы. Ну почему Уилл никогда не говорил ей о том, какая она замечательная? Потому, очевидно, что не разглядел в ней то, что увидел Брайс.
– Эй, только не плакать! – смахнув слезинку со щеки Саманты, промурлыкал Брайс. – Ты уже достаточно наплакалась. Когда у тебя следующий выходной?
– Послезавтра.
– Отлично! – улыбнулся Брайс. – Ты приедешь ко мне на ранчо и проведешь там целый день. Поплаваешь, прокатишься верхом, пообщаешься с людьми, которые тебе будут рады.
Саманта принялась было протестовать, но Брайс и слушать не хотел. Он сжал ее руки и, наклонившись, запечатлел отеческий поцелуй на щеке Саманты.
– Я сам заеду за тобой. Будь готова к девяти. Мы отправимся на прогулку верхом. Устроим пикник. Все будет замечательно.
Брайс повернулся и, неспешно спустившись по ступенькам веранды, легкой походкой направился к лоснящемуся в полумраке ночи «мерседесу».
Саманта вошла в погруженный в темноту дом и не стала зажигать лампу. В окна проникал свет от стоявшего на углу уличного фонаря, и этого было, вполне достаточно, чтобы видеть. Как обычно, Саманта питала тайную надежду на то, что дома ее ждет Уилл.
К ее огромному разочарованию, Уилла не было. Наверное, он никогда не думает о Саманте, его не волнует, одна ли она, и он и не знает, что Саманта провела вечер в компании людей, которые ездят на спортивных машинах и пьют шампанское. А не все ли ему равно?
Вопрос острым ножом вонзился в сердце Саманты. Теперь, когда никто мог их видеть и не кому было сказать, чтобы они прекратились, слезы потекли по щекам. Она медленно опустилась на дощатый пол гостиной и свернулась калачиком. Длинная коса, скользнув по плечу, канатом легла на пол.
Из кухни выскочил Мошенник – весь в напряжении: уши торчком, хвост вытянут, – большой, нескладный, весь светящийся собачьей любовью. В первый момент Мошенник гавкнул на Саманту и зарычал, испытывая неуверенность в том, как поступить с непонятной пришелицей. Наконец Саманта выпрямилась и протянула псу руку. Мошенник тут же прыгнул ей на колени, весь – воплощенное счастье, одарил Саманту чем-то похожим на объятие и принялся неистово слизывать слезы с ее щек.
Саманта крепко обняла щенка и горько разрыдалась, терзаясь мыслью, что собака, подаренная мужем, заботится о ней больше, чем сам Уилл.
* * *
– О чем задумался? Не знает ли эта женщина… Дженнингс о том, в чем была замешана Люси?Брайс повернулся и с восхищением посмотрел на кузину. В лунном свете она казалась просто восхитительной.
– Я еще не знаю. Пока что она ничем не выдала своей осведомленности.
Шерон освободила гриву белокурых волос от стягивавшей голову цветной ленты.
– Не могу себе представить, чтобы Люси оставила ей все, не посвятив подругу во все свои грязные маленькие секреты в этой сделке.
– Не имеет значения, – сказал Брайс, размышляя о возникших сложностях другого плана. – Не о чем беспокоиться.
Он и в самом деле нисколько не волновался. Для него это была игра. Игра, в которой он не может проиграть. Разумеется, ставки в ней очень высоки, но у него на руках почти все козыри. В этом заключалась прелесть власти и замечательного ума.
Люси это понимала. Возможно, она могла бы стать достойным конкурентом или же достойным партнером. Брайс в достаточной степени насладился шармом Люси в постели и вне ее, чтобы оценить способности этой женщины.
Жаль, что она погибла…
Глава 9
На следующее утро первым деловым мероприятием Мэри (после созерцания восхода солнца) стал поход в хозяйственный магазин «Наш дом» для закупки моющих средств. Не надеясь на то, что подобные предметы могут оказаться в домашнем хозяйстве Люси, она приобрела губки, моющие порошки, ведро, швабру и веник.
Из магазина Мэри заскочила в «Радугу», где в компании Норы выпила чашечку кофе с куском лимонного пирога. Нора направила Мэри в библиотеку «Карнеги», где та занялась поиском книг о ламах, обнаружив лишь одну в крошечном детском отделе библиотеки, располагавшейся на весьма стесненных площадях старого здания. Не нашлось никакой литературы и о том, как ухаживать за мулами, но поскольку мулы были близкими родственниками лошадей, она выудила две книги по уходу за лошадьми в программах курса для начинающих.
Довольная, она направилась к своей «хонде», решив купить какую-нибудь еду на автозаправке «Заправься и езжай», после чего отправиться на ранчо и посвятить день уборке, чтению и размышлениям. Перейдя площадь, Мэри остановилась понаблюдать за работой скульптора перед зданием городского суда. Кассирша из хозяйственного магазина довольно скептически отозвалась по поводу данного проекта. Она не была уверена, «какой из всего этого выйдет прок», но Мэри, постояв за оградительной лентой и изучив макет скульптуры, нашла идею довольно интересной.
Выезжая из города, она задумалась о своих собственных целях. Было время, когда Мэри мечтала стать большой певицей и автором песен, но родители очень жестко настаивали на том, чтобы их дочь окончила колледж и сделала карьеру в юриспруденции. Мэри приходилось бороться и с родителями, и с самой собой – независимая молодая женщина, воюющая с неуверенным в себе ребенком. Фракции пришли к компромиссу. Мечта Мэри потерпела крушение. Но даже после этого никто не зажил счастливо. Дело было не в том, что Мэри хотела быть именно судебным секретарем. Она не желала становиться адвокатом. Секретариат суда представлялся ей справедливым компромиссом. Она как наяву видела своих понуривших голову родителей, задающихся вопросом: где они допустили ошибку, почему мошеннические гены клана Дженнингсов проявились в их потомстве? Мэри до сих пор чувствовала их разочарование, тяжелым камнем легшее ей на сердце. И временами тосковала по мечте, от которой отказалась в тщетной попытке угодить родителям.
Из магазина Мэри заскочила в «Радугу», где в компании Норы выпила чашечку кофе с куском лимонного пирога. Нора направила Мэри в библиотеку «Карнеги», где та занялась поиском книг о ламах, обнаружив лишь одну в крошечном детском отделе библиотеки, располагавшейся на весьма стесненных площадях старого здания. Не нашлось никакой литературы и о том, как ухаживать за мулами, но поскольку мулы были близкими родственниками лошадей, она выудила две книги по уходу за лошадьми в программах курса для начинающих.
Довольная, она направилась к своей «хонде», решив купить какую-нибудь еду на автозаправке «Заправься и езжай», после чего отправиться на ранчо и посвятить день уборке, чтению и размышлениям. Перейдя площадь, Мэри остановилась понаблюдать за работой скульптора перед зданием городского суда. Кассирша из хозяйственного магазина довольно скептически отозвалась по поводу данного проекта. Она не была уверена, «какой из всего этого выйдет прок», но Мэри, постояв за оградительной лентой и изучив макет скульптуры, нашла идею довольно интересной.
Выезжая из города, она задумалась о своих собственных целях. Было время, когда Мэри мечтала стать большой певицей и автором песен, но родители очень жестко настаивали на том, чтобы их дочь окончила колледж и сделала карьеру в юриспруденции. Мэри приходилось бороться и с родителями, и с самой собой – независимая молодая женщина, воюющая с неуверенным в себе ребенком. Фракции пришли к компромиссу. Мечта Мэри потерпела крушение. Но даже после этого никто не зажил счастливо. Дело было не в том, что Мэри хотела быть именно судебным секретарем. Она не желала становиться адвокатом. Секретариат суда представлялся ей справедливым компромиссом. Она как наяву видела своих понуривших голову родителей, задающихся вопросом: где они допустили ошибку, почему мошеннические гены клана Дженнингсов проявились в их потомстве? Мэри до сих пор чувствовала их разочарование, тяжелым камнем легшее ей на сердце. И временами тосковала по мечте, от которой отказалась в тщетной попытке угодить родителям.